Текст книги "Коридор до Рождества"

Автор книги: Александр Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Поехали домой, господин Боксон. – старший инспектор убрал бинокль в футляр. – Если вы кому-то здесь интересны, то он вас уже увидел. Простите, что пришлось отнять у вас столько времени...

– Если мной интересуются, то меня увидели... Недурственно! Вы лично будете охранять меня? – невозмутимо осведомился Боксон.

– Нет, но пара моих парней всегда будет неподалеку. Сегодня вам предстоит встреча с сестрой господина Трэйтола, не ругайте, пожалуйста, местных полицейских слишком громко...

Глава третья. Брюссельский поворот.

1

Аделина Линс Трэйтол к своему двадцать второму дню рождения имела два исключения из двух университетов, два замужества и два последующих развода. Все остальное тоже было по двое: два брата, два аборта, две автомобильных аварии, два ареста за употребление наркотиков. Два раза она решительно меняла жизнь: первый раз уехала в Калифорнию в общину хиппи, второй раз – уехала в Нью-Йорк делать карьеру актрисы на Бродвее. В первом случае старший брат Эдвард нашел её за несколько дней и дал почитать строго конфиденциальный, но предельно реалистичный ведомственный доклад о движении хиппи вообще и о калифорнийских общинах в частности. Чтения полусотни страниц машинописного текста оказалось достаточно – Аделина без оглядки убежала обратно домой, в фамильное имение в штате Вирджиния, и затихла на пару месяцев. Во втором случае её повезло меньше – пожилой ассистент режиссера одного из бродвейских театров пообещал её значительную роль в предполагаемом спектакле. В благодарность ошалевшая от такого счастья Аделина прыгнула к нему в постель. Через непродолжительное время будущая актриса убедилась в своей беременности и бисексуализме супруга. Побывав в неподходящий час за кулисами, она с удивлением узнала, что этот служитель Мельпомены очень близко дружит с театральным электриком арабского происхождения, а об Аделине отзывается как о провинциальной дешевке с неиссякаемым родительским кредитом: "Представляете, впервые за двенадцать лет наконец-то исчезла задолженность за газ, электричество и воду!" Через пару месяцев после развода, аборта и вдохновляющего прощального скандала, к финалу которого сбежался весь квартал и приехали пожарные, пожалевший Аделину преподаватель актерского ремесла порекомендовал ей поискать какую-нибудь другую профессию: "Ведь вы так молоды, весь мир лежит перед вами!.."

Мир лежал перед Аделиной Линс Трэйтол в такой вызывающей позе, что не воспользоваться этим было бы попросту грешно. И она воспользовалась – вышла замуж во второй раз. Второй избранник был молод, гетеросексуален, отчаянно нагл и зарабатывал на жизнь игрой на электрогитаре в прокуренном и грязном ночном клубе на Пятой авеню. Брак зарегистрировали в Лас-Вегасе, куда на несколько часов слетали из Нью-Йорка. Через две недели новый муж заразил Аделину гонореей и, вернувшись от врача, Аделина увидела супруга в жарких объятиях пожилой афро-американки. Это зрелище настолько повлияло на рассудок несчастной новобрачной, что она в тот же день приобрела первую порцию кокаина – от героина её спас страх перед внутривенными инъекциями. День вообще оказался неудачным – вечером она угодила в облаву, имела неосторожность бурно протестовать и беззастенчиво требовать соблюдения каких-то там гражданских прав, так что отпечатки её пальцев навечно попали в каталог нью-йоркской полиции. Второй развод стоил гораздо дороже первого – отвергнутый супруг пытался шантажировать семью вирджинских плантаторов оглаской всех подробностей в газетах штата, и тогда в дело опять вступил старший брат Эдвард. Он переговорил с некоторыми своими приятелями из Йельского университета, и неразумный шантажист, получивший некоторую сумму на лечение многочисленных переломов (его били бейсбольными битами), исчез в бездонно-бесконечном лабиринте острова Манхэттэн.

Чтобы смягчить переживания, Аделина предприняла двухгодичное путешествие по Европе. Лондон ей показался дорогим и скучным, особенно её ошарашило несовершенство английских водопроводных устройств – отсутствовал смеситель, холодная и горячая вода текли из отдельных кранов. В Париже было весело, там она познакомилась с революционными интеллектуалами, но их бесконечно-бредовые рассуждения о развитии общественного сознания наскучили ей ещё раньше, чем завывания спившихся молодых живописцев о новых формах в изобразительном искусстве. В парижской богеме рекомендовалось быть личностью – или быть никем. Личность из Аделины не получилась – её не воспринимали иначе, чем очередную тупую, но богатую американку, которой непременно следовало продать какую-нибудь срочно намалеванную мазню под видом внезапно обнаруженного шедевра. А на Лазурном берегу Аделину буквально осаждали десятки профессиональных любовников. Одна пожилая соотечественница (её покойный супруг владел лесоразработками в штате Монтана) посоветовала Аделине поскорее сделать выбор, а то отвергнутые французские мужчины уступят свое место французским женщинам – лесбийская любовь в том сезоне была необычайно развита, в моду как раз вошли испанки – они умели любить страстно, беззаветно и недорого, и почти неподдельно страдали от ревности. Аделина послушала мудрый совет и на пляже выбрала себе юношу по имени Франсуа. Мальчик оказался весьма старательным, но не выдержал и трех дней – Аделина поймала его в момент исследования её кошелька. Франсуа объяснил свое любопытство поисками аспирина – "стрелка на барометре скачет вверх-вниз, чертовски болит голова..." Столь нелепое объяснение было признано неправдоподобным, и Франсуа ушел чуть ли не в слезах – его долг сутенеру рос с каждым днем. Потом случилось Монте-Карло – там профессиональные мужчины выходили на работу в смокингах, но, разглядев скромные ставки Аделины, особой активности не проявили. После Монте-Карло путешествующая американка посетила Германию. В Мюнхене она попала на "октоберфест" – грандиозный пивной праздник, выпила несколько кубометров пенного напитка и обнаружила новую беременность. Аборт в голландской клинике (обнаружилось, что в тишайшей Швейцарии аборты запрещены аж с 1942-го года), круиз по северной Италии и несколько месяцев в Риме прошли без приключений.

Вернувшись в Штаты, Аделина опять какое-то время бездельничала в имении родителей, а потом вновь поступила в университет, начала изучать историю искусств в университете Ричмонда. Впоследствии она предполагала стать хозяйкой картинной галереи.

Поступившее из Франции известие о тяжелом ранении брата Эдварда пробудили в ней невероятные запасы энергии. Одномоментно был решен вопрос о необходимости поездки, и уже через сорок восемь часов после получения телеграммы Аделина Трэйтол вошла в вестибюль больницы. Ещё через полторы минуты она устроила скандал у закрытых дверей палаты. Вышедший из своего кабинета доктор Гальпен приказал ей молчать и попросил медсестру позвонить в отель господину Боксону. Боксон прибыл через двадцать минут.

Аделина Трэйтол с демонстративной оскорбленностью на лице сидела на диванчике для посетителей и хрустела пальцами.

– Вы уверены, что эти звуки производят на вас успокаивающее воздействие? спросил приблизившийся Боксон.

– Кто вы такой? – Аделина посмотрела на него недоуменно-презрительным взглядом.

– Чарльз Спенсер Боксон. Я привез вашего брата в больницу.

– Видимо, я должна вас поблагодарить? Я вам благодарна!

– Не стоит благодарности, мисс Трэйтол! Ваш брат спас мне жизнь, удачно развернув машину, и вы мне ничем не обязаны...

– Отлично, не терплю быть обязанной кому-либо! И что же дальше? выражение её лица не изменилось.

– Полагаю, вам следует решить вопрос об ужине и ночлеге. Здесь есть неплохой отель – маленький, но с приличным рестораном. Для иностранцев в баре держат пару бутылок настоящего ирландского виски. В некоторых номерах имеется ванна, паровое отопление, и для особо привередливых постояльцев в комплект постельного белья входит второе одеяло. За дополнительную плату в номере будет стоять ваза со свежими цветами – хозяин отеля, господин Макари, увлекается оранжерейным цветоводством...

– Вы получили от него подряд на рекламные работы? – перебила Боксона американка.

– Нет, но кроме меня, вы не найдете здесь человека, говорящего по-английски без акцента. Хотя ваш французский, признаться, недурен, – когда вы требовали открыть дверь в палату интенсивной терапии, весь городок наслаждался мелодичностью вашего вирджинского диалекта...

Аделина недовольно фыркнула, но на Боксона уже смотрела с интересом. Он продолжал:

– Францию называют старшей дочерью католической церкви, и здесь весьма жизненным является принцип: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Здесь свои порядки и не нам их менять. Поэтому рекомендую подчиниться действующим правилам, которые, кстати, не так уж и плохи... Позвольте мне донести вашу сумку до отеля...

Через час они ужинали в ресторане; Боксон рассказывал мисс Трэйтол подробности дорожного происшествия; врал безбожно; она слушала с выражение снисходительной скуки на лице; понимала, что правду она все равно не узнает, и потому превосходный жареный цыпленок под ягодным соусом был ей более интересен, чем вся общенациональная сводка французской криминальной полиции за прошедшую неделю.

– Скажите, Боксон, – спросила Аделина, отодвигая от себя опустошенную тарелку и доставая сигарету, – каким образом я могу перевезти Эдварда в Париж?

– Это несложно организовать, – ответил Боксон, учтиво щелкнув невероятно исцарапанной зажигалкой "Зиппо", – существуют специальные фирмы по транспортировке лежачих больных, но есть ли смысл тревожить тяжелораненого? Пуля сорок пятого калибра после проникновения в полость человеческого тела начинает вибрировать и наносит страшные повреждения внутренним органам, и если рана недостаточно зажила, имеется реальная опасность осложнения. Тем более, что у Эдварда серьезно травмировано легкое, врачи опасаются пневмонии... Я бы на стал его вывозить из этой больницы, как минимум, ещё недели две...

– Почему у вас такая обшарпанная зажигалка? – отвлеклась от темы Аделина. – Вы отобрали её у клошара?

– Нет, – очень серьезно ответил Боксон, – я купил её в Брэдфорде, штат Пенсильвания, в магазине при фабрике зажигалок. А героические царапины на ней из-за того, что три года назад она упала на песок и по ней проскрежетали гусеницы бронетранспортера. Она была со мной все пять лет службы в Легионе и я считаю её почти родным существом.

– Вы служили в Иностранном Легионе? – презрительно уточнила американка. Боже, с кем только не приходится работать моему несчастному брату!..

– Что поделать, ведь для выполнения задания правительства он вынужден подбирать соответствующих этому заданию специалистов...

– И в чем вы специалист?

– Я могу с пятидесятикилограммовым грузом пройти пятьдесят километров без остановки, имею навыки выживания в пустыне и джунглях, умею прыгать с парашютом в темное время суток и танцевать вальс...

– Танцевать вальс, видимо, ваше призвание!..

– Вряд ли, у профессиональных танцоров другое телосложение! Скорее, я не буду слишком часто наступать на ноги моей партнерше... Я люблю посещать дансинги, там всегда можно встретить столько интересных людей!..

– С Эдвардом вы познакомились в дансинге?

– Нет, на пляже...

С лица Аделины уже исчезла презрительность, видимо, ужин действительно оказался недурен и улучшил её настроение. Она с интересом смотрела на бывшего легионера – этот парень с насмешливым глазами и со шрамом на лбу был так непохож на всех её знакомых мужчин... Она спросила:

– А за что вас загнали в Иностранный Легион?

– Вообще-то в Легион идут добровольно, – улыбнулся Боксон. – Я сбежал в Легион от разочарования в мирной жизни...

– Вам не хватало приключений?

– Нет, пожалуй, меня не устраивало их качество...

– И в Легионе вы нашли ту жизнь, которая вам по душе?..

– В Легионе я нашел много интересных людей, отсутствие скуки и офицерские погоны...

– Вы всегда говорите заранее заготовленными фразами? – Аделина приступила к десерту – клубничное желе в сахарной пудре. Официант принес кофе.

– У меня было много времени на размышления, – доверительно произнес Боксон, – и ответы на некоторые традиционные вопросы складывались в моем подсознании годами...

– А на импровизацию вы не способны?.. – Аделина кокетливо прищурилась.

– Самая лучшая импровизация – это та, которая отрепетирована заранее!..

– О, ваши затертые афоризмы становятся невыносимыми! Хоть какую-нибудь тему вы сохранили нетронутой?

– Да, безусловно! Например, я никогда не мог понять, в чем глубинный смысл теории относительности Эйнштейна...

– Вот это-то как раз несложно: профессор Эйнштейн утверждал, что в разных точках пространствах время течет по разному, и если на Земле проходит год, то на орбите Плутона – всего лишь месяц. Что-то в этом роде, я и сама толком не понимаю!..

Они оба засмеялись, и Аделина снова задала вопрос:

– Чем вы с Эдвардом занимались в этой глуши?

– Обыкновенная рутина: проверка местности на предмет установления запасных квартир для курьеров.

– Лжете! Такой работой занимаются стажеры из торгово-промышленной палаты. Вы сами перечислили ваши легионерские навыки – для квартирмейстерской работы таких специалистов не привлекают.

Боксон внимательно посмотрел Аделине в глаза:

– А какой ответ вы бы хотели услышать от специалиста моего профиля?

Аделина молчала. Боксон улыбнулся и продолжил:

– В Иностранном Легионе существует закон: если не хочешь услышать ложь, не задавай легионеру вопроса о его прошлом. Полагаю, что подобное правило действует и в некоторых правительственных ведомствах Соединенных Штатов. Во избежание нежелательных ответов рекомендую: впредь не задавать заведомо безответные вопросы кому бы то не было. Надеюсь, вы по достоинству оценили мою камердинерскую вежливость в этот зимний вечер?

– А разве вежливость бывает камердинерской? – неожиданно усталым, и оттого доверчивым тоном спросила американка.

– Бывает! – подтвердил Боксон. – Когда-нибудь я расскажу вам о той Англии, которую не успевают увидеть туристы. А сегодня лучше пойти спать. Доктор Гальпен обещал мне на завтра непродолжительный разговор с Эдвардом, я зайду за вами в восемь...

2

Трэйтол улыбался уголками губ, говорить ему было тяжело, каждый глубокий вдох отдавался в легких тупой болью, но глаза американца смеялись – Боксон рассказывал всякую чепуху об ужине с Аделиной:

... – И когда несчастный гарсон, шаркая плоскостопными ногами, наконец-то принес десерт, твоя сестра потребовала таблицу калорийности этого блюда! Что, среди американских женщин начался новый массовый психоз?..

– Чарли, – еле слышно прошептал Трэйтол, когда Аделина на минутку вышла из палаты, – найди Пеллареса!..

– Я постараюсь, Эдди! – так же тихо прошептал Боксон. – Ни о чем не беспокойся, лечись, встретимся в Париже, адрес для контакта я оставлю твоей сестре...

– Она дура, не доверяй ей... – успел прошептать Трэйтол, и в палату вошел старший инспектор Дамерон.

– Великолепно! – произнес полицейский. – Значит, вы обо всем уже договорились? Впрочем, я все равно должен записать показания господина Трэйтола. Доктор Гальпен дал мне полчаса. Господин Боксон, оставьте нас одних...

На этот день операций не планировалось, и хирург Гальпен в своем кабинете просматривал сложенную на столе стопку научно-медицинских журналов. Попросившему разрешения войти Боксону он молча указал на кресло перед столом.

– Если вас интересует состояние вашего друга, то оно стабильное и господин Трэйтол будет жить. При соблюдении должного образа жизни и правильного питания через год он сможет бежать марафон...

– Мою благодарность не выразить словами, доктор, поэтому давайте поговорим о вас... – предложил Боксон.

– Обо мне? – удивился Гальпен. – Странно, обычно обо мне друзья и родственники моих пациентов говорят или до операции, или после похорон...

– Операция, доктор, была, вне всякого сомнения, превосходна!.. Но меня больше интересует то, что было до операции... Кстати, если вы захотите послать меня к черту, то я удалюсь немедленно. Заодно обещаю вам сохранить секретность нашей беседы.

– Ого! – Гальпен отложил журнал, заложив руки за голову, откинулся в кресле, улыбнулся и с любопытством посмотрел на Боксона. – И что же вас интересует?

– Вы ведь попали в Гватемалу в сентябре 69-го, помогали пострадавшим от урагана "Франселия"?

– Да, именно так!..

– Багаж Общества Красного Креста, с которым вы возвратились из Гватемалы, просматривался на французской таможне достаточно тщательно?

– Нет, такой багаж традиционно проверяется исключительно формально, но из Гватемалы я возвратился только со своим чемоданом – Обществу Красного Креста нечего вывозить из этой бедной страны...

– Когда вы работали в Гватемале, вам приходилось лечить раненных партизан?

– В Гватемале мне приходилось делать сотни операций, а в госпиталях Красного Креста не подразделяют пациентов по их политическим убеждениям.

– Вы встречали в Гватемале человека по имени Эухенио Пелларес?

– Не помню! – хирург продолжал улыбаться.

– Вы не привозили из Гватемалы какое-либо оружие?

– Нет, даже набор скальпелей из своей операционной я оставил в госпитале своему преемнику.

– Вас не удивляют мои вопросы?

– Нисколько, господин Боксон! Каждый вечер вы бродите по нашему городку, подолгу разговариваете с продавцами в магазинчиках, со служащими на бензоколонках, переговорили со всеми работниками нашей больницы... Вы даже заходили в котельную муниципального комплекса, беседовали с кочегарами... Почему бы вам, наконец, не поговорить со мной?.. У кочегаров вы тоже спрашивали про Гватемалу?

– Нет, если бы я задал им настолько точный вопрос, старший инспектор Дамерон не отпустил бы меня в Бельгию, и мне пришлось бы обращаться за помощью к адвокату, а также – к британскому консулу. Не нужно искушать судьбу...

– А вы не боитесь, что я передам наш разговор инспектору Дамерону?

– Нет, доктор, я этого не боюсь! Потому что тогда мне, конечно, придется давать нежелательные объяснения, но и вы рискуете попасть на заметку в блокнот Дамерона, а он – человек терпеливый, и эта заметка вполне может дождаться своего часа...

– И как много вы обнаружили горожан, имеющих контакты с Гватемалой?

– Только вы, доктор Гальпен... – Боксон грустно улыбнулся, и, так как хирург молчал, добавил: – Я не смею уличить вас в чем-либо недостойном... Но я очень не хочу, чтобы воскресное дорожное происшествие когда-нибудь повторилось...

Что ж, – произнес Гальпен, – надеюсь, вы пройдете свой жизненный путь без дорожных происшествий!..

– Я тоже на это надеюсь, но, как говаривал тот древний римлянин: "Хочешь мира – готовься к войне!"...

– Излишней подозрительностью вы рискуете довести себя до шизофрении, господин Боксон!..

– Если бы я был менее подозрителен, то в вашем морге сейчас лежал бы мой труп...

– Вам ещё представится шанс попасть туда!.. – хирург поднялся, давая понять, что разговор окончен.

– Ваши слова звучат очень вдохновляюще! – Боксон шагнул к двери, но вдруг обернулся: – Скажите, доктор, в нескольких словах: как вы охарактеризуете гватемальское партизанское движение?

– Коммунистические романтики пополам с отчаявшимися крестьянами, казалось, у Гальпена был заранее заготовленный ответ. – Как и любое восстание – борьба за справедливость, а во дворцах справедливость понимают иначе, чем в хижинах... Гватемала – не исключение. Из национальных особенностей следует отметить прежде всего наличие большой доли индейцев – в этой стране индейцы составляют больше половины населения. Неоправданная, а, следовательно, бессмысленная жестокость правительственных войск, частные бандитские армии под видом охраны латифундий и, как апофеоз, – "эскадроны смерти", точнее, их местная разновидность – "мона бланко". Они тоже воюют за справедливость, но за свою. Помножьте все это на нищету, коррупцию и католическую церковь – формула гватемальской гражданской войны перед вами. Я – хирург, а не геополитик, но, на мой взгляд, такое положение характерно для всех банановых республик. Зачем вам это?

– Я всегда интересовался историей Центральной Америки, доктор, и для меня ценно мнение очевидца...

...Боксон с задумчивым видом сидел в вестибюле больницы, когда к нему подошел старший инспектор Дамерон.

– Прогуляемся, господин Боксон, у меня к вам опять возникли вопросы...

На улице Дамерон указал направление – к полицейскому участку, и задал вопрос:

– Почему вы не рассказали мне, что Трэйтол работает в госдепартаменте Соединенных Штатов?

– Потому что я не уверен, что он работает именно там... – ответил Боксон.

– Не уверен? Как следует понимать эти слова?

– А так и следует: не уверен. Я не знаю, работает ли господин Трэйтол на правительство Соединенных Штатов или нет. Он не показывал мне своего служебного удостоверения – мне достаточно его лицензии частного детектива и регистрационных документов агентства "Трэйтол и компания"...

– К черту это агентство! Насколько я знаю, сотрудник государственного учреждения Соединенных Штатов не имеет права занимать какой-либо пост в частной фирме. Так что передо мной опять проблема: какие из документов господина Трэйтола являются фальшивыми?

Боксон остановился, огляделся по сторонам и тихо спросил:

– А если все его документы являются настоящими? – и посмотрел Дамерону в глаза.

Дамерон, не отводя взгляда, выдержал паузу, чуть улыбнулся уголками губ и так же тихо ответил:

– В таком случае, парни, вы исполняли на территории Французской республики несанкционированную её правительством миссию. И если об этом узнают журналисты, то готовы ли вы отвечать на их нескромные вопросы?..

– Точно в такой же мере, как и вы, господин старший инспектор...

– То есть – совершенно не готовы... – подвел итог Дамерон.

На этот раз они прошли в кабинет старшего инспектора. Как и в любом личном кабинете, там находилось несколько вещей, свидетельствующих о пристрастиях хозяина: традиционные дипломы за призовые места в стрелковых соревнованиях, картина – озеро с утками, большая топографическая карта района.

– Хотите кофе? – спросил старший инспектор, снимая пальто.

– Нет, благодарю вас!..

– В таком случае приступим к очередному осмыслению ситуации...

Дамерон уселся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, достал карандаш.

– Полагаю, – начал полицейский, – вы снова собираетесь рассказывать о деятельности вашего сыскного агентства и о мифическом американском клиенте. Так вот, если раньше я был готов принять это сомнительное объяснение, то сейчас рекомендую рассказать что-нибудь более правдоподобное. Пока наш разговор не протоколируется, так что можете пофантазировать, но не слишком долго – бездарные фантазии чересчур утомительны...

– А если мне нечего добавить к своим предыдущим показаниям?

– Тогда я начну официально вести протокол, и первый вопрос будет такой: вы знали, что господин Трэйтол работает в Центральном Разведывательном Управлении?

Боксон ответил сразу же, не раздумывая:

– Нет, я этого не знал.

– Хороший ответ, иного я и не ждал! Тогда поделитесь со мной результатами ваших розыскных действий, а то мои парни, наблюдающие за вами, в список ваших контактов занесли чуть не половину горожан. У вас такая манера – разговаривать со всеми, кто встретится на прогулке?

– Я всего лишь пытаюсь понять связь между прошлогодними гильзами от "кольта" и деятельностью агентства "Трэйтол и компания".

– И каковы успехи?

– Нулевые. Но больше всего меня волнует отсутствие результатов в ваших розыскных мероприятиях, хотя отрицательный результат – тоже результат...

– Полностью с вами согласен! – Дамерон отодвинул от себя оставшийся чистым лист бумаги, сверху положил карандаш. Потом достал из стола брюссельскую франкоязычную газету.

– Интересные дела, Боксон, свершились полторы недели назад в Брюсселе! Бельгийские коллеги арестовали сразу двух вооруженных латиноамериканских террористов. При аресте произошла небольшая перестрелка. Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?

– Нет, господин старший инспектор! Почему вы сделали столь странный вывод о моей причастности?

– Вы же сами рассказали о тематике вашей работы – связь европейских оружейных торговцев с латиноамериканскими революционерами. А так как вы приехали к нам из Бельгии, то причина нападения на вас имеет свои корни именно там. Предвидя ваше опровержение, сразу соглашусь – при имеющихся на сегодня фактах никаким судом такая связь доказана быть не может. Но послушайте, Боксон! – старший инспектор заговорил громким шепотом. – Я не хочу оставлять в нашем городе эту бомбу замедленного действия!.. Я не хочу, чтобы снова началась стрельба на дороге!.. Я не хочу, чтобы ради какой-то там революции убивали французских граждан, ибо я – представитель органов порядка, и республика поручила мне охранять порядок, и я буду делать это так, как умею!.. Даже если я умею это делать не очень хорошо!..

Боксон молчал. Дамерон заговорил обычным голосом:

– Я не хочу, чтобы здесь повторились события мюнхенской олимпиады. Предъявить вам мне нечего, но я могу очень испортить вам несколько ближайших месяцев. Достаточно организовать утечку информации, как в фокусе внимания окажется господин Трэйтол с интересными датами прохождения чилийской таможни, а странное несоответствие статуса государственного служащего со статусом частного детектива заставит вмешаться в это заурядное уголовное дело государственные структуры как Штатов, так и Республики. О вас я не беспокоюсь – вы способны прямо из этого кабинета пешком добежать до бельгийской границы, но потом вам никогда не выехать с Острова. Вы что-то ищете, что-то вам известно такое, что должно навести на след, но я этого не знаю. Я даже не знаю, связано ли как-нибудь событие в Брюсселе с событием на дороге. Но я могу подсказать журналистам нужное направление, а уж они раздуют сенсацию самостоятельно. Ещё немного неопределенности и я уже спокойно приглашу британского консула. Но если это произойдет, дороги назад уже не будет!

Боксон продолжал молчать, Дамерон закурил, потом продолжил:

– Я предлагаю сделку. Вы даете мне известное вам направление поисков, а я не препятствую вашему выезду за границу.

– А информация журналистам? – спросил Боксон.

– Они ничего не узнают. Подробности дела не выйдут за стены этого кабинета, а имея нужное направление розыска, я смогу заниматься им достаточно долго – эти чертовы "кольты" находятся здесь как минимум больше года, следовательно, они или их хозяин будут оставаться здесь и в будущем. Рано или поздно, имея реальную зацепку, я до них доберусь. Итак, ваш ответ?..

Боксон молча посмотрел на часы, потом на закрытое жалюзи окно, взял со стола карандаш, пододвинул поближе газету и сделал два росчерка на тексте статьи. Дамерон взглянул на отметки. Карандашными кружками были обведены слова: "Гватемала" и "женщина сумела скрыться". Боксон сказал:

– С вашего позволения, я должен идти, через два часа в сторону Брюсселя отходит рейсовый автобус. Проследите, пожалуйста, чтобы господину Трэйтолу не препятствовали в выезде в Соединенные Штаты – он и без того достаточно пострадал...

Боксон поднялся со стула, но старший инспектор остановил его движением руки:

– Мне сорок семь лет, Боксон, и я уже никогда не стану комиссаром полиции, и меня уже не сошлют в провинцию, как это случилось двадцать лет назад, но, даже выйдя на пенсию, я буду искать этого человека. Поверьте, это не очень сложно – проверить всех местных жителей, нас в этой глуши не так уж много... Я найду его!..

3

Оружейный торговец Мартин Ренье никогда не был трусливым человеком, поэтому приветствовал вошедшего в его кабинет Боксона почти радостным возгласом:

– А я вас ждал!..

– Конечно, – согласился Боксон, – и я не мог заставить вас томиться ожиданием...

– Если вы хотите спросить меня о гватемальце по фамилии Пелларес, то он мне так и не позвонил, – доложил Ренье.

– Признаться, я несколько удивлен столь радушным приемом, – сказал Боксон. – Помниться, мы расстались далеко не друзьями...

– Да, ваш прошлый визит не доставил мне удовольствия! Но времена меняются, и вчерашние враги становятся союзниками...

– Не рано ли вы сочли меня своим союзником, господин Ренье?..

– Если вы так настаиваете, то я готов изменить формулировку. Ведь сам факт отсутствия между нами вражды говорит о многом, и прежде всего – о реальной вероятности взаимовыгодного сотрудничества...

– Весьма занятная мысль...

– Не следует смеяться даже над самыми фантастическими предположениями, господин Боксон! Во время нашей прошлой встречи своей осведомленностью вы доказали серьезность вашего дела. Серьезность моего дела доказана более чем столетним существованием нашей семейной корпорации. А два серьезных дела всегда найдут сферы деятельности для взаимовыгодного партнерства. Если у вас есть возражения, давайте покончим с ними прямо сейчас и начнем, как пишут политологи, качественно новый раунд наших переговоров...

– Допустим, я не отрицаю возможность неких договоренностей... – произнес Боксон. – Мой интерес к вам известен – это ваши контакты с Эухенио Пелларесом, как прямые, так и через посредников. Какой у вас интерес ко мне?

Секретарша принесла кофе и печенье. Ещё во время прошлого визита Боксон обратил внимание, что секретарем у Мартина Ренье работает скромно одетая женщина возраста далеко за тридцать, в туфлях на низком каблуке и с минимумом косметики. Тогда же Боксон отметил, а сейчас подтвердил свое наблюдение, что в приемной перед кабинетом торговца царит абсолютный порядок – каждая вещь на своем месте, на столе не валяются всякие несущественные бумажки, литеры на пишущей машинке чистые, провода у телефонов не спутаны. Оружие – серьезный бизнес, в нем людей оценивают только по деловым качествам...

– С помощью моих американских друзей я навел справки о детективном агентстве "Трэйтол и компания", – заговорил Ренье, когда секретарша вышла из кабинета. – Об этой фирме ничего не известно. Только её регистрационный номер в налоговом ведомстве. Но фирма существует уже четыре года. Американцы очень ценят время и деньги, следовательно, вряд ли агентство "Трэйтол и компания" все четыре года ничем не занималась. Таким образом, я делаю предположение: ваше агентство – всего лишь авангард, небольшое передовое прикрытие более мощной, но нежелающей по каким-то причинам себя афишировать, организации. И работает агентство "Трэйтол и компания" исключительно по её заданиям. Я не требую подтверждения или опровержения моих умозаключений – они абстрактны. Я просто довожу до вашего сведения – фирма Мартина Ренье нуждается в информации, которой располагает фирма "Трэйтол и компания". И более всего меня интересуют мои конкуренты. Оплата услуг возможна в любой валюте, наличными и недокументированно. Цена услуг – прямо пропорциональна ценности информации. Ваш ответ?