Текст книги "Гуси к чужому обеду"

Автор книги: Александр Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Несколько минут она сосредоточенно смотрела на чистый нагрунтованный холст, потом выбрала кисть, на палитре смешала две краски, добившись нужного цвета, и провела первую линию. Этим утром работалось легко, образ картины создавался сам собой, нужно было лишь правильно подобрать оттенки и нанести их на полотно – то есть сделать то единственно правильное, что определяет живопись.

Вчера вечером она опять встретилась с Боксоном в "Катанге", оттуда пошли в маленький китайский ресторанчик, где на их глазах повар выловил из огромного аквариума живого карпа и зажарил на углях, с добавлением каких-то особенных китайских специй; на десерт подали совершено невесомые воздушные рисовые пирожные, а на тончайших фарфоровых чашках были нарисованы сценки из старинных китайских сказок.

В полночь Джулия и Боксон зашли в укромный бар на Пелл-Мелл, в полутьме зала звучала медленная музыка, молоденькие манекенщицы, скинув с усталых ног высоко-каблучные туфли, лениво отбивались от неумелых ухаживаний таких же молоденьких беловоротничковых клерков; парнишкам из Сити хотелось выглядеть значительно, но значительность получалась неубедительной, какой-то даже жалкой, и Джулии вдруг стало приятно от мысли, что рядом с ней мужчина, которому не нужно изображать из себя что-то – ибо он и был той самой личностью, которых так мало в этом мельчающем мире... И когда он пригласил её на танец, она обвила его шею руками, и прошептала: "Я измазала тебя помадой...". "Оставь, таксист умрет от зависти..." – шепотом ответил он.

...Боксон неслышно зашел в студию, сел в углу на пол (стульев не предполагалось); долго молча наблюдал, как на первоначально белом холсте появляются линии, как их переплетения все более усложняются, запутываются, и как вдруг вся кажущаяся хаотичность красок складывается в зримый образ, отражающий настроение художника, его видение жизни в данный конкретный момент.

– Перерыв! – сказала Джулия, поставив кисть в деревянный стакан. Она подошла к Боксону, села рядом, положила голову на его плечо.

– Тебе сегодня когда в галерею?.. – спросил он.

– Ты проклятый меркантильный француз, даже рядом с женщиной не можешь забыть о коммерции!.. Сегодня у меня выходной!

– В этом трагедия моей жизни – в Англии я лишь наполовину англичанин, а во Франции я очень недостаточный француз!..

– О, бедное дитя!.. – сокрушенно вздохнула Джулия. – Где наши сигареты?

– Остались в спальне, я сейчас!..

Он принес сигареты, пепельницу и зажигалку, Джулия закурила свои ментоловые "Сэлем", он – "Лаки Страйк".

– Я давно хотела тебя спросить, Чарли... – она смотрела на тающее облачко дыма. – Ты ведь убивал людей, да?

– Да. Тебя интересует – сколько?..

– Нет, не это... Что испытываешь, когда убиваешь человека в первый раз? Если не хочешь отвечать...

– Отчего же! Я однажды попытался дать для себя точные формулировки своих ощущений... Это звучит примерно так: потеря невинности, шаг за грань, какое-то чувство удивления – неужели все так просто?.. Чувство причастности к другой человеческой общности – общности убийц... Взгляд на мир другими глазами... Как после первой женщины... Звучит не слишком наивно?..

– Нет. Наверное, так оно и есть... Ты помнишь своих убитых?

– Не знаю... Точнее, стараюсь не вспоминать... По крайней мере, пока получается – не вспоминать...

– Почему ты пошел в Легион? Или об этом нельзя спрашивать?..

– У меня – можно! Хотя, в Легионе я научился утаивать правду при ответе, не лгать, но говорить не все... Ответ звучит так – у меня были разногласия с обществом. Устраивает?

– За неимением лучшего... А сейчас? Зачем ты хочешь стать наемником?

– Ещё в Легионе парни называли меня сумасшедшим...

– Чем ты их так поразил?

– В Сенегале, чемпионом нашего гарнизона по боксу был здоровенный парень из Кайенны, почти мулат, он любил говорить, что он – сын каторжника, видимо, в его краях такая родословная очень ценится. И я рискнул выйти против него на ринг...

– Победил?

– Да – к всеобщему удивлению! Тогда мне дико повезло, два раунда он гонял меня по рингу, я искал, где бы поэффектнее упасть, а пока искал, то защищался как мог, а в третьем раунде наугад махнул рукой и въехал чемпиону в голову. И как-то так удачно попал, что парень не смог встать...

– И что дальше?

– Ребята предлагали мне продолжить занятия боксом – на ставках можно зарабатывать неплохие деньги, у меня был реальный шанс, но я отказался... Поверь, на ринге ничего хорошего нет, в те десять минут, что я провел в этом квадрате, я осознал свое несовершенство – чемпион превосходил меня в мастерстве, меня спасла случайность!.. В рукопашной схватке я могу убить человека одним точным ударом, но сознательно рисковать в шоу – не для меня!.. Я стараюсь не врать самому себе, поэтому формулировка отказа звучит так – если не уверен в победе, а в победе на ринге я не уверен, то лучше уйти от боя до его начала. Не очень сложно?

– Нет, не очень... Тебя не называли после этого трусом?

– Пытались, но особо нахальным я предлагал бой без правил, а все знали, что дерусь я хорошо... Тема была закрыта, а для самоуспокоения парни утвердились в моем слабоумии.

– А в Гватемале ты был уверен в своей победе?

– Скажем так – в Гватемале у меня было гораздо больше шансов.

– Ты действительно сумасшедший – боишься драться на ринге, но не боишься воевать! Когда последний раз ты был на приеме у психопатолога?

– А кто тебе сказал, что я не боюсь воевать? Боюсь, и ещё как! Меня иногда аж трясет от страха! Но на ринге мы с соперником в лучшем случае на равных ведь у меня нет боксерского дарования, красиво махать кулаками перед зеркалом – далеко не бойцовский талант, а на войне я стараюсь иметь преимущество – если же преимущества обеспечить мне не удается, то я не принимаю бой, сохраняя жизнь не только себе, но и своим солдатам. А с психопатологом я разговаривал в Никарагуа – это был отличный парень, в его лечебнице прятались раненные партизаны... Когда за ним пришли люди из "эскадрона смерти", он отстреливался и последний патрон оставил для себя. Его звали Хосе Рейнальди...

(Боксону хотелось также рассказать, как в Гватемале он с напарником угодил в засаду, и как их повязали на деревенской улице; как напарника изрубили мачете, а Боксона от жуткой смерти спасла европейская внешность; как той же ночью надломилось под его пальцами горло часового, и только утром, уже в партизанском лагере, наконец-то пришел какой-то звериный страх и ослабли колени...)

Джулия обняла его:

– Ты какой-то неприлично мужественный – легионер, партизан...

– И что же мне делать? Разводить орхидеи?

– У тебя же Сорбонна...

– Пойти младшим клерком в адвокатскую контору? В Штатах в пятидесятые вышла книга – "Человек в сером костюме", автора не помню... Там рассказывалось, каково это – героем вернуться с войны и начать с нуля гражданскую карьеру... Нет, моя кельтская колдунья, я уже отравлен оружейным ядом и изменения в мозгу необратимы!..

– О, послушайте, какой пафос! Он отравлен оружейным ядом! Ты самовлюбленный мелкий авантюрист...

– Не решусь спорить, но твое мнение малообоснованно... И вообще, сейчас мы великолепно смотримся со стороны – сидящие на полу мужчина в трусах и женщина без оных, но в комбинезоне на семь размеров больше нужного...

– Всего на три размера – зато легко и свободно!..

– Да, и лишние три размера позволяют мне созерцать сексапильные линии твоего тела...

Он затушил в пепельнице свою сигарету, встал с пола, наклонился, обнял Джулию и быстро выпрямившись, поднял на руки:

– Будем считать это утренней разминкой! – он начал энергично расхаживать по студии со своим ценным грузом. Джулия какое-то время позволяла ему носить себя вокруг мольберта, потом сделала попытку освободиться:

– У тебя мускулы напряглись, они меня вдохновляют. Надо добавить в картину штрих!..

– А ты говоришь, что сумасшедший – это я! Да любая женщина на твоем месте млела бы сейчас от счастья, а тебе понадобился какой-то штрих! Между прочим, я однажды видел потрясающий последний штрих – одному парню из нашей роты татуировали на плече силуэт Африки с голой женщиной, насаженной на африканский рог...

– Это не смешно. Отнеси меня к мольберту...

Он подчинился, аккуратно поставив её на ноги, она продолжила:

– Это символично – Африка убьет любого, кто влезет в её дела... Какого черта ты забыл там, Чарли? Только не повторяй "я – сумасшедший"!..

– Жить надо интересно, Джу... Мне нравится моя работа...

– Убивать людей – это, по-твоему, работа?!

– Мне нравится оружие, я умею им пользоваться, мне нравится планировать боевые операции и осуществлять их, я делаю это превосходно, у меня есть то, что называется "чувство боя"! Я смотрю на топографическую карту и вижу не просто волнистые линии и какие-то значки, а естественные рубежи обороны и ориентиры для корректировки огня, я читаю в газетах военные репортажи и немедленно определяю ошибки и удачные действия воюющих сторон... А самое главное – я умею просчитывать военный риск...

– Ты бы мог остаться в Легионе... Или работать в полиции...

– Хорошая идея! Да, я действительно могу пойти в полицию, и из меня получился бы отличнейший полицейский! Но когда насильнику и убийце дают пожизненное заключение и отпускают через десять лет – мне противны такие законы! И как я могу защищать закон, если я не верю в его справедливость? Что же до армии... Я не хочу подчиняться тупым вышестоящим чиновникам. Ты думаешь, что военные решения принимают генералы? Ерунда, всё решают штатские чиновники, этакие тихие канцелярские мышки в тех самых сереньких костюмах, бледнеющие от вида крови, военные лишь оформляют их решения в строки и абзацы приказов. Потом генералы ставят свои подписи и несут ответственность за чужие преступные мысли. Очень часто амбиции кабинетных стратегов не соответствуют их разуму, и не менее часто высокие воинские чины только и умеют, что рисовать на карте стрелки и гордо маршировать на парадах, и тогда сочиненные ими приказы ошеломляют своей нелепостью и непониманием ситуации. Ты можешь себе представить, как муторно слушать глупый приказ и как омерзительно его исполнять? А наемник сам выбирает себе войну, сам решает, оставаться ему на этой войне или пора уносить ноги, и если сочтет приказ неприемлемым, то может послать приказ к черту! Звучит наивно, конечно, но иногда командир буквально вынужден принимать единственно верное победоносное решение лишь потому, что его солдаты – наемники, и на полководческие амбиции начальника им наплевать!..

– Ты вдохновенно спел гимн солдатам удачи, честь тебе и хвала! Допустим, что ты веришь своим словам. В газетах наемников называют "дикими гусями", так?

– Иногда...

– Чарли, наемники, наверное, действительно "дикие гуси", но ведь диких гусей в жареном виде подают к обеду, нет?

Боксон грустно усмехнулся:

– Иногда жареные гуси могут встать поперек горла, но ты права, Джу, диких гусей всегда подают к чужому обеду...

3

– Раньше стрелял из армейского "кольта"? – владелец тира Харви Эптон, он же – инструктор по стрелковой подготовке, наблюдал, как Боксон всаживает в мишень пули из пистолета "браунинг". – Вижу, что ты привык к семизарядной обойме, после восьмого выстрела рука заметно слабеет, пули начинают рассыпаться. Ничего, сила в руках есть, прибавить твердость – не проблема, тренируйся!..

В тире Эптона Боксон перепробовал все имеющиеся образцы – даже антикварный "маузер-712", любимое оружие солдат Гоминьдана (для малорослых китайцев в уличных боях двадцатизарядный пистолет с прикладом был идеален).

Современное стрелковое оружие Боксон знал неплохо – в Гватемале и Никарагуа встречались изделия со всего мира, от китайских АК-47 до американских М-16; временами контрабандисты из нарко-синдиката предлагали на продажу новейшие израильские "Узи" и итальянские "Беретта"; на одной из разгромленных латифундий партизаны нашли даже автомат "Томпсон" выпуска 1923 года, прежний его хозяин когда-то был знаком с самим Альфонсом Капоне, о чем свидетельствовала серебряная табличка с дарственной надписью. "Это раритет, сказал тогда Боксон своему командиру, – переправьте его в Штаты и продайте итальянским мафиози, они обожают свои легенды...".

Чистить оружие – для большинства нормальных людей – процедура малопривлекательная, но Боксону нравилось разбирать смертоносный механизм на составные части (при этом он часто восхищался талантом конструктора, сумевшего добиться столь редкого сочетания рациональности, простоты и надежности), щеточкой удалять пороховой нагар, полировать металл бархатной тряпицей, потом наносить на вычищенные детали особое оружейное масло и, наконец, собирать все в единое целое. А если работа с оружием происходила на привале, то процедура завершалась укладыванием в обойму поблескивающих краснотой медного сплава патронов, каждый из которых, по существу, есть открыто концентрированное выражение смерти.

– Странное дело, – рассуждал инструктор Эптон, разбирая очередной пистолет, – люди научились уничтожать за одну секунду целые города, накопили тысячи тонн химической дряни, но все равно тянутся к простому набору штампованных железок...

– Тяга к прекрасному неистребима... – заметил сидящий напротив Боксон, финальным щелчком складывая револьвер "Веблей-Скотт" образца первой мировой войны. – Наверное, можно начать производство копий старого оружия, будет спрос...

– Этим уже занимаются, но спрос не так уж велик, – истинных любителей мало, так они давно приобрели подлинники, остальным в принципе все равно, лишь бы калибр побольше... А спортсменов я и не считаю – у них не пистолеты, а инструменты для выбивания дырок в мишенях... Когда они ко мне тренироваться приходят, в свои корсеты упаковываются, руку в ортопедическую рукоять вставляют – смотреть жалко!.. Настоящий стрелок – это тот, кто из серийного образца из двухсот выбивает сто семьдесят! У тебя, кстати, есть шанс достигнуть...

– Я не снайпер...

– Но ты солдат! Я же вижу, стрелять умеешь, оружие любишь – тренируйся! Левая рука у тебя здорово отстает, надо развить!.. По часу в день – не оглохнешь, но за две недели перестанешь пули, как семена по газону, рассыпать, начнешь в одну лунку укладывать, как розовый куст садить...

– Увлекаетесь цветоводством?

– У меня домик в Норфолке, выйду на пенсию, уеду туда жить...

– Тир в подвале уже начали строить?

– Места нет – дом маленький, для боевого пистолета расстояние не вытянуть, а пневматическое оружие не люблю – ребячество!.. Там до моря недалеко, буду по выходным на берег ездить, по пивным банкам стрелять... Хотя я больше к мишеням привык, на них результат можно сосчитать...

– За всю жизнь не настрелялись?

– Вспомни, ты когда "маузер" в руку взял, ничего не почувствовал? Хорошее оружие – это не развлечение, это образ жизни!

Из тира Эптона Боксон ехал за город, на открытое стрельбище – тренировался стрелять из винтовки. Конечно, до уровня профессиональных спортсменов, разбивающих дробью летающие керамические тарелочки, Боксону было далеко, но в стрельбе по бегущим мишеням он показывал очень хороший результат, армейский инструктор был бы доволен. Хватило трех занятий, чтобы убедиться в собственной сноровке, и Боксон закрыл этот пункт своей тренировочной программы.

...Знакомый синий "опель" ждал его у пансиона "Кроссроудз", Джейми Мак-Рэй приветственно махнул рукой и приглашающим жестом открыл дверь машины.

– Как поживаешь, старина? – спросил Боксон. – Или ты по делу?

– Тебя приглашает Клаус, он что-то задумал...

...Клаус расхаживал по кабинету, Боло, по обыкновению, сидел с сигарой в кресле и демонстрировал глубокомыслие.

– Мистер Боксон, – серьезным тоном произнес Клаус, – у нас к вам предложение, вы готовы принять его?

– Я готов вас внимательно выслушать – так будет точнее!

– Вам, конечно же, знакомо такое название – Намибия?

– Да, в школе по географии у меня были отличные оценки!..

– Статус этой бывшей германской колонии весьма своеобразен – территория, оккупированная Южно-Африканской республикой. Как водится, местные племена ведут средней активности партизанскую войну, а в промежутках между боевыми операциями помогают оккупантам осваивать природные ресурсы и грабят невоюющих соплеменников. К сожалению, некоторые неуемные борцы за свободу мешают нормальному функционированию многих предприятий горнодобывающей промышленности. В частности, корпорация "Де Бирс" очень встревожена появлением в районах алмазных приисков посторонних вооруженных людей. Охрана на приисках – не армейское подразделение, может только обороняться, но для решения проблемы требуется ликвидировать противника, иначе он вернется!.. Вы согласны со мной?

– Вне всякого сомнения, – кивнул Боксон, – самое главное в антипартизанской войне – не давать партизанам инициативу...

– В таком случае – главный вопрос: вы сможете создать команду для активных охранных операций?

– Да, смогу! Вас интересуют бывшие легионеры или можно набирать других солдат?

– На ваше усмотрение, вы – командир, вам и решать!

– Создание боеспособной команды – дело дорогостоящее, как с финансированием?

– Десять тысяч долларов на первоначальные расходы, дальнейшее будет оговорено с представителями заказчика.

– Кто гарантирует возвратность данного кредита?

– Ты сам, парень! – молчавший до того Боло вмешался в беседу. – Куда ты денешься, у тебя здесь семья, сестренки-то совсем молоденькие, разве ты ими рискнешь?..

Услышав эти слова, Клаус вздрогнул. Боксон на замечание Боло отреагировал таким ледяным безразличием, что старый разведчик понял мгновенно: Боло – труп! Семья – самое ценное, что есть у человека, и выживший из ума гангстер Боло напомнил об этом слишком неосторожно. В мире вооруженных людей, не обремененных предрассудком законопослушания, таких неосторожностей не прощают...

– Мой компаньон вовсе не угрожает вам, мистер Боксон... – начал было спасать своего приятеля Клаус, но Боло продолжал говорить несусветную глупость:

– Десять тысяч баксов на дороге не валяются, пусть знает, что семья будет отвечать за каждый цент!..

"Черт с тобой! – подумал разозлившийся Клаус. – Жаль, я привык к Боло, но дурака уже не спасти..."

– Мистер Клаус, – произнес Боксон, – вы дадите мне какие-либо сведения для первых шагов, или мне начинать с нуля?

– Что конкретно вам требуется?

– Традиционно: контактные данные на заказчиков, необходимо обсудить их специфические пожелания...

– Вы получите адрес, телефон и имя для контакта в Йоханнесбурге, вся конкретика – там. Пока же – предварительное условие: ваша группа должна быть англоязычной, Претория очень неприязненно относятся к французской активности на континенте, в правительстве ЮАР затевается какая-то очень крупная антифранцузская акция...

"Бери, парень, работай! – мысленно воскликнул Клаус. – Пусть мосье лягушатники слегка взволнуются!.."

– Я передам в Йоханнесбург о вашем принципиальном согласии, – продолжил он вслух, – приходите послезавтра в это же время, получите от корпорации окончательный ответ!..

Клаус проводил Боксона до крыльца, прощаясь, все-таки попытался спасти Боло:

– Не обращайте внимание на слова моего компаньона – к старости у него развилась ипохондрия, он разучился работать с людьми, бывало, погорячится, а потом жалеет...

– Несомненно, мистер Клаус, – согласился Боксон, – мы же все живые люди, я понимаю...

"Боло проживет суток двое, не более..." – осознал Клаус.

...Своего настоящего имени Тибби не помнила – она родилась в маленькой деревне в джунглях, у одного из притоков великой реки Нигер, но это было невероятно давно – даже невозможно себе представить, однако, в памяти сохранилось, что когда ей было десять лет, родители уже договаривались о её замужестве с сыном вождя, осталось подождать совсем немного, в семьях уже приготовили первые свадебные подарки, как в деревню вдруг пришли солдаты, говорящие на незнакомом языке и убили всех взрослых мужчин. Сыну вождя было четырнадцать лет, он был отважным воином, схватился за отцовское ружье, но выстрелить не успел – длинная пулеметная очередь разрубила его пополам. Для Тибби случившееся было непостижимо – откуда она могла знать, что её страна называется Нигерия, что деревня находилась в провинции Биафра и что в стране идет война – люди из благородного племени хауса истребляют своих врагов из проклятого племени ибо (на территории склонных к христианству ибо обнаружились богатейшие месторождения нефти, а для правоверных мусульман хауса нет ничего страшнее, чем благополучие соседа). Впрочем, жители опустошенной деревни принадлежали племени ибибио, но кого это интересовало?

Командир солдат забрал Тибби с собой, объяснил, что она теперь его жена, скоро они поедут в большой город, и будут жить в огромном доме в целых три этажа. Сначала Тибби часто плакала, среди незнакомых людей было страшно, но солдаты её не трогали, а муж дарил ей красивые вещи, которые брал в других попадающихся на пути селениях, и каждый день угощал сладким сгущенным молоком из железных банок – много позже Тибби узнала, что еда в железных банках называется "консервы".

Когда муж привез Тибби в большой город, она была потрясена таким несметным количеством людей, а встреча с первым белым человеком повергла её просто в ужас, но вскоре она привыкла. Через неделю муж подарил Тибби английскому летчику; тот летал бомбить мятежников и был истинным джентльменом проигравшись в хитроумную разновидность покера своему египетскому коллеге (офицеры Насера составляли основу нигерийской карательной авиации), он (как и положено потомственному баронету) не позволил себе оставаться бесчестным должником, и в тот же вечер продал Тибби за сорок восемь долларов в припортовое заведение господина Ахмара. В заведении она и получила свое новое имя – Тибби, и начала, как выражался господин Ахмар, обслуживать гостей. Обычно гостей было пять-шесть за ночь, иногда – больше, а иногда Тибби покупали для обслуживания вечеринок, тогда гость был один. За три года в заведении господина Ахмара Тибби научилась объясняться на многих языках; привыкла к дешевому самогону, который подавали гостям в бутылках из-под виски (пустые бутылки с красивыми этикетками приносили из коктейль-бара отеля "Икойи", десятки иностранных журналистов каждый день накачивались там алкоголем и сочиняли пропахшие порохом фронтовые репортажи); курила не меньше пачки сигарет в день и мечтала, что когда-нибудь богатый капитан, или старший помощник, или даже пусть старший механик с танкера или круизного парохода возьмет её с собой навсегда. Об этом мечтали все девочки господина Ахмара – их привозили из разных районов страны; если вдруг девочка заболевала, то её продавали в другое заведение, попроще, а на её место покупали у солдат новую. Тибби повезло – за все три года она не заболела, и даже приобрела себе постоянных клиентов, особенно она нравилась филиппинцу Рамону – помощнику механика с панамского контейнеровоза, только вот у Рамона была семья и увезти с собой Тибби он не мог, зато всегда приносил конфеты и никогда не бил. Однажды в заведение пришел нигериец из племени йоруба, господин Виктор, поговорил с господином Ахмаром и сказал Тибби, что теперь она – его жена, и завтра самолетом они полетят в Лондон. (Семья господина Виктора неплохо заработала на распродаже гуманитарной помощи, как раз во время войны в Биафре от голода умерли почти миллион человек, – выгоднейший бизнес, можно оплатить обучение старшего сына в Оксфорде!) В Лондоне у Тибби бывал всего один клиент за ночь, но ей запретили ругаться и пить много виски. Последнее оказалось особенно мучительно; случалось, Тибби с тоской вспоминала припортовую жизнь в Нигерии – там хоть можно было допить оставленное гостями; в Лондоне же гости пили только шампанское, и его никогда не оставалось, а купить себе выпивку Тибби не могла – на улицу её не отпускали; да и откуда у неё могли быть деньги? К тому же в Лондоне было очень холодно, зимой Тибби целыми днями не вылезала из-под одеяла.

К господину Боло новый муж привозил Тибби уже не раз, толстяк весь аж заводился от вида её черного тела, включал магнитофон и смотрел, как она танцует, всегда угощал хорошими сигаретами, но не позволял курить в постели. Той ночью господин Боло столкнул её с кровати и довольно улыбался, глядя, как она с сигаретой во рту изгибается под медленную музыку; и тут кто-то позвонил в дверь. Господин Боло выругался, накинул халат и вышел из спальни. Тибби слышала, как он спросил у двери: "Кто там?", ему что-то ответили, господин Боло опять выругался, открыл дверь. Потом Тибби услышала звук удара, как бы шлепок, сразу после него – какой-то шорох, потом легкий щелчок закрывающегося замка. Тибби докурила сигарету, дождалась последнего музыкального аккорда, выглянула из спальни. Господин Боло лежал на спине около двери с широко раскрытыми глазами и удивленным выражение лица; с левой стороны шеи, из-под подбородка, торчала пластмассовая рукоять ножа. Тибби быстро оделась и вышла из квартиры – господин Виктор однажды строго предупредил её: "Белые люди наши давние враги, никогда не вмешивайся в их дела! Иначе отправлю обратно к Ахмару!". Остаток ночи она просидела в подъезде на лестнице; Виктор приехал рано утром; она все ему рассказала, он очень разволновался; несколько раз ударил её по лицу и приказал никому ничего не говорить.

... – Ты посмотри, какая красота! – восхитился пожилой детектив, склонившись над трупом Боло. – Высший пилотаж, хоть сейчас в учебник криминалистики!

Его молодой коллега посмотрел на рукоять обыкновенного кухонного ножа, перевел взгляд на торчавшее из шейных позвонков острие лезвия – нож пробил шею насквозь, тело упало парализованным:

– Да, сильный удар...

– Это не просто сильный удар! Так лихо вбить нож может только профессионал, сразу видно армейскую школу, похоже, специальная подготовка, коммандос... Надо искать высокого правшу с развитой плечевой мускулатурой и армейским прошлым – десантник, морской пехотинец или вроде того...

– В спальне, на подушке нашли черный волнистый волос, на первый взгляд типично африканский... А также – использованный презерватив...

– Тоже на подушке?

– Нет, в пепельнице. Окурки сигарет со следами помады, а сам мистер Джонатан Болонски курил сигары. У него американский паспорт, надо сообщить в консульство...

4

Клаус сидел в кресле Боло; выдвигал ящики стола; рассматривал разные мелочи, принадлежащие покойному; полистал блокнот (заметки по работе бара, ничего секретного); повертел в пальцах запечатанную в целлофан сигару, щелкнул несколько раз сигарной гильотинкой, зачем-то открыл коробок длинных сигарных же спичек, зажег одну, подождал, пока догорит до конца, бросил в пепельницу; в нижнем ящике стола обнаружил свежий номер журнала "Плэйбой"; открыл наугад;, оценил достоинства новой девушки месяца; некоторое время рассматривал прочие иллюстрации; кинул журнал обратно в стол. В другом ящике нашел небесно-лазоревый кружевной бюстгальтер (размер Би) и карманную серебряную фляжку, пустую, но с сохранившимся торфяным запахом хорошего ирландского виски, потом всякую канцелярскую мелочь...

Сидевшие в креслах напротив Бикслер, Диаш и Мак-Рэй сохраняли приличествующее скорбному моменту молчание, хотя слезами по безвременно почившему не уливались. Утром все беседовали с детективами из Скотланд-Ярда; отвечали привычно: ничего не знаю, работал в охране бара, а враги у мистера Боло, простите, Болонски, конечно же, были – он не позволял в баре наркотиками торговать, кто ж из местных боссов такое бесчинство стерпит?!

– Что скажете об убийце, джентльмены? – наконец спросил их Клаус. – Мистер Бикслер, пожалуйста!

– Убил не американец! Наш парень стрелял бы из пистолета с глушителем, калибром помощнее, чтоб мозги к потолку прилипли... Ножом только какой-нибудь мексиканец способен.

– Мистер Диаш, ваше мнение?

– В Португалии запросто могут ножом заколоть, но чаще всего или в печень, или в сердце. Или горло перережут. А тут в шею спереди – у нас в роте не каждый сержант мог так точно ударить, а рядовые – так вообще никто! А в Лондоне?.. Человек без специальной тренировки может случайно попасть в шею, но пробить её насквозь – вряд ли!.. – Диаш продемонстрировал, как должна двигаться рука при таком ударе. – Сильный парень нож держал, очень сильный!..

– Мистер Мак-Рэй?

– Бывший десантник, без сомнения... – Мак-Рэй замолчал.

"Он догадывается! – понял Клаус. – Но почему-то молчит..."

– У вас есть кто-либо на подозрении, мистер Мак-Рэй?

– Я сам бывший десантник, но такие упражнения видел только на боевых тренировках и то – со стороны... Надо найти ту девку, которую Боло трахал, может она что видела?..

– Вот и займитесь этим, только постарайтесь не сталкиваться с полицией насколько я понимаю, Скотланд-Ярд тоже её ищет. Теперь следующий вопрос: у меня не всегда есть время и желание заниматься делами бара – что будем делать с "Черным лотосом"?

– Вы спрашиваете нас, мистер Клаус? – безмерно удивился Бикслер, а Диаш и Мак-Рэй озадаченно переглянулись.

– Именно вас, джентльмены! Я даже уточню вопрос: продавать мне заведение или есть какие-либо другие варианты?

Присутствующие джентльмены отреагировали нечленораздельным хмыканьем и машинальной жестикуляцией, свидетельствующей о чрезвычайной внезапности вопроса.

– Без мистера Боло мне одному "Черный лотос" не удержать. Продавать тоже не хочется – заведение прибыльно, в него вложено много усилий. Кто из вас может взять бар в аренду?

– Я – пас! – сказал Бикслер. – Это только называется красиво – менеджер бара, а в жизни это каторга! Мой старик торчал за прилавком день и ночь, не нажил ничего, кроме плоскостопия, а когда ему из обреза череп разнесли, то взяли в кассе семь долларов – выручка за день! Лучше вернусь в Штаты, у меня приятель во Флориде, приглашает на рыбалку...

– "Черный лотос" приносит прибыль больше, чем семь долларов, но я вполне тебя понимаю... Что скажут другие джентльмены?

– В Португалии я бы ещё рискнул, – отозвался Диаш, – но Лондон для меня чужой, мне здесь не удержаться – загублю дело, потом не восстановить...

– Я уже был бизнесменом, – сказал Мак-Рэй, – хватило на всю жизнь! Лучше голых девок фотографировать, чем с муниципалитетом кухонные проблемы решать!

– Я ожидал таких ответов, джентльмены! – подвел итог Клаус. – Завтра я даю объявление о сдаче бара в аренду. Жаль расставаться, мы были хорошей командой!.. Мистер Мак-Рэй, задержитесь на пару слов, пожалуйста!

Когда Бикслер и Диаш вышли из кабинета, Клаус спросил:

– Джейми, ты знаешь убийцу?

– Я не могу его знать, меня там не было...

– Но догадываешься?

– Предполагаю наибольшую вероятность – так будет точнее.