Текст книги "Рыжий (СИ)"

Автор книги: Александр Иванушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Эти соображения

Эти соображения заставили мою руку непроизвольно сжатья. В Анагекковой шее хрустнуло и ее голова безвольно клюнула воздух перед собой. Она сдохла, эльфочка в смартфоне пронзительно закричала. Эльф и Годзилла на обзорном экране пронзительно закричали, все ящерицы на этом мостике, и операторы, и охранники, пронзительно закричали.

Этот слитный крик что-то переключил в голове и я открыл глаза. Я лежал на полу в круглом зальчике, руки и ноги закреплены металлическими скобами. Что это было? Гипноз? Старуха поговорила со мной и врубила красную мигающую лампу (типо атака крейсеров империи Варп) – и я отключился? Или меня загипнили раньше? Самым слабым моим местом оказалась психика.

Тогда не стоит торопиться. Может и это мое лежание на полу тоже наведенная иллюзия? Как определить? По любому, размышлять с раскинутыми конечностями не очень удобно. Сила-то – 34 единицы. Скобы крякнули и разогнулись. Я сел в позу удобную для размышлений.

Но тут открылся большой люк в стене и в зальчик проникла голубая ящерица. Это была, кажется, Улонга. Она поспешно затворила люк и шагнула ко мне. Ящерица сильно нервничала, а глаза ее были обведены золотой краской. Накрасилась. И зачем?

Улонга натурально мялась, переступая с ноги на ногу, а затем тряхнула головой и высказалась.

– Меня делегировали наши девочки.

Ага. Было комсомольское собрание? У старой Анагекки для меня еще одно кино?

– Ты не мог бы… Ну, нам интересно… Мы все хотели бы узнать… Как нести яйца ртом!

Этическая мохнорвань! Республике Синь-Синь недолго осталось жить, при таких раскладах. Могла ли старая Анагекка наиллюзить и такой сценарий для меня? Если да – то стерва совершенно рыжая. Улонга выгнула шею лебедем, а белое пузо ее стало розовым.

– Не надо так смущаться.

Кажется я сказал это вслух.

– Ты, млекопитающее, оказался настоящей свободомыслящей рептилией! А эта старая скорлупа Анагекка изолировала Энолочку, чтобы задавить нашу свободу самовыражения!

Бунт на корабле.

– Я хорошо понимаю ваши чувства. А где сама Анагекка? И было ли нападение крейсеров империи Варп?

– Анагекка улетела на яхте. Она политик, ей надо быть одновременно везде. Но она вернется. Никакого нападения не было, ты под гипногоном тут лежал. Вон он.

И ящерица показала на плоский белый блин приклеенный к потолку.

– Мы с девочками все обсудили и большинством голосов меня делегировали отключить гипногон и задать тебе этот вопрос… Ну, я его уже задала!

И снова шея лебедем, и пузо порозовело. Да легко.

– Я отвечу на ваш вопрос, когда буду стоять у портала, в доке.

Но как теперь отличить реальность от иллюзии? Я подпрыгнул и разбил этот омерзительный плафон. Из него посыпались искры и мелкие детальки. Крашенная Улонга решилась:

– Идем!

Все девочки собрались в доке перед порталом. Все-таки сцена с нападением крейсеров была слишком театральна. А тут вот даже Сарочка тянет шейку в задних рядах. Вылечил ее медик. Вот он (она), в первых рядах и без чемодана. И толстуха командирша здесь. Где все рептильные мужики?

– Я счастлив видеть перед собой ваши светлые лица!

Ну, не лица, конечно, а морды, да не суть.

– Нести яйца ртом очень просто. Надо крепко накрепко под хвост чопик заткнуть, лучше всего посадить этот чопик на хороший клей. И ждать. Организм сам примет оптимальное решение. Потоки праны перестроятся. Только не сдаваться! Ни за что не сдаваться!

И я шагнул в портал. Бедная Сарочка. Почему-то ее было жалко, остальных – нет.

На сгоревшей базе меня ждал сюрприз. В красный круг телепорта была вписана пентаграмма. При моем появлении пятиугольная звезда вспыхнула и рядом с телепортом возникла композиция из трех фигур.

Посеревший от старости, черный уркла сидел в роскошном кресле, сложив обе пары рук на пузе. Рядом стояла высокая, лысая дева с клыками и небольшими черными рожками, в стрингах и коротком кожаном корсете (коротком в обе стороны). И была она ярко алого цвета. Этническая мохнорвань, у нее хвост с кисточкой! Демон, что-ли?

Рогатая дама держала на коротком поводке голого Каракурта, что смирно стоял на шести конечностях у ее ног, в другой ее руке была плеть. Все трое молча смотрели на меня. Старик с любопытством, демон надменно, а Каракурт печально.

Я честно попытался сдвинуться с места. Ну да, эта пентаграмма была капканом. Телепорт не работал, антиграв не работал, просто ноги двигаться тоже не могли. Если выживу, изучу эту начертательную гадость. Как работает, есть ли дыры в схеме. Аргумент, давай срисовывай и думай.

Четырехрукий старик рассматривал меня молча. Чего он ждет? Криков, слез, гневных обвинений, просьб? Может это переодетая Анагекка?

Демоница зарычала и перетянула Каракурта плетью поперек спины. Каракурт заскулил. Старик, наконец, открыл рот и представил даму:

– Яйцерезка – один из лучших терапевтов в этой части вселенной.

Затем ткнул в меня пальцем:

– Яйцерезка, это Рыжий.

Чудище улыбнулось мне, зарычало и вмочалило плетью по Каракурту. Бедняжка плакал. Слезки текли из его глаз и исчезали в зубастой пасти.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Зачем я задаю такие глупые вопросы? Старик грустно рассмеялся:

– Я знаю все. Ну, почти все. Я здесь с тех пор, когда разумные еще могли выходить из игры.

Блин. Старики правят и этим миром. Каракурт, насколько я помню – адепт тьмы. Значит этот древний дедушка – главный здешний тьмун? Старики болтливы. Они поучают и хвастаются. Они не умеют держать в себе распирающий их опыт. Кстати, получите, дедуля вопросик:

– Разве в игре можно постареть?

– Думал, что нельзя, пока не постарел. Дух устает от привязи. Это какой-то внесистемный фактор, мой мальчик.

Я не твой мальчик, это точно. Буду задавать простые вопросы:

– Кто захочет входить в игру, из которой невозможно выйти?

– Но ты ведь вошел? Какое у тебя отягощение?

– Любовь.

Старик закашлялся. Демоница захохотала. Каракурт же, неожиданно писклявым голоском, взмолился:

– Божечка! Божечка, спаси меня! Я великомученик!

Яйцерезка дернула его за поводок и принялась остервенело лупить плетью. Да что с ними не так?

– А какие у вас отягощения?

Старик Тьмун выглядел сильно огорченным:

– Яйцерезка – моб, а отягощение этого придурка – жадность. Его закинула сюда идиотическая животная жадность.

Старик тяжело вздохнул:

– Новобранцев все меньше, а качество их все хуже.

А свое отягощение он мне откроет?

– А ты здесь ради красивых кресел?

Кажется я его разозлил. Старикан засверкал глазками:

– Мое отягощение – ненависть! Я пришел сюда мстить.

– Отомстил?

– Множество раз.

Дед Тьмун стукнул сухим кулачком по подлокотнику своего роскошного кресла и оно сообщило детским голосом:

– Испытано 883 способа уничтожить все живое в отдельно взятом мире и 324054 способа уничтожить отдельно взятое живое существо.

– Ого, говорящее кресло!

– Чему ты удивляешься? У тебя у самого на ноге вычислитель.

И он ткнул пальцем в Аргумента. Да, кресло не было морфиком. Но оно не было и каменюкой. А может было? Разноцветный каменюка считающий способы уничтожения живого. Отягощение дедугана – ненависть. Он мой естественный враг. Неожиданно старик улыбнулся:

– Я вытащил из головы этого кретина вашу схватку, и ты мне понравился. Был маленький шанс, что ты уйдешь от Анагекки, и капкан сработает. И ты ушел от старой ящерицы, и капкан сработал. Мало того, мало того…

Дед Тьмун задумался. Яйцерезка оттащила Каракурта в сторону и начала мерно пинать копытом по ребрам. От каждого удара тот подлетал и падал. Черная кровь шла у него ртом. Но он не кричал, только стонал. Видимо за крики терапевт лечил чем-то пострашнее побоев. Я устал на это смотреть. Пожалуй демона надо убить.

– Понимаешь, Рыжий, когда уничтожаешь то, что ненавидишь, ненависть не проходит, а предмет уже исчез, уничтожен. Я научился ненавидеть не уничтожая. И даже ненавидеть бездействуя. Можешь такое вообразить?

– Могу.

– А я, в твоем возрасте, не мог. Но вот я поймал бабазяка с крайне редким отягощением и что я вижу?

– Что?

– Я вижу как любовь лжет, заманивая врага в яму. Я вижу как любовь отрывает живому существу руки и ногу. Я вижу как любовь безжалостно делает больно разумному и ни капельки не сожалеет о том!

Офигеть. «Ненавидеть бездействуя», это «бережно относиться к объектам ненависти». Какая хрень, прости Господи. А я, значит, по его мнению "люблю уничтожая". Систему ищет. Но у меня еще есть вопросы:

– Какой у тебя класс?

– Уничтожитель. Мой класс «уничтожитель». А у Анагекки класс – «лжец». Она богиня лжи, а я бог смерти. А теперь скажи, зачем в нашей вселенной нужен такой маленький и резкий, так легко лгущий и убивающий божок любви?

Все-таки он дебил, не смотря на возраст. Я паладин хаоса, а не какой-то там божок. А что нужно вселенной, она решит сама без сопливых. Правда же, мягонькая моя? «Правда правда, нахал». И это мне точно не послышалось. Ну, что же. Получи, старик, гранату.

– Я, Рыжий Великая Русь, беру под свою руку мир «Химзащита» со всем его околохимзащитным пространством и со всеми его внутренними полостями. Любой разумный или не очень, сеющий ложь или смерть в зоне моей ответственности, будет показательно казнен.

Дед Тьмун открыл рот. Яйцерезка перестала пинать Каракурта. Каракурт лег в лужу собственной крови и закрыл глаза. И что дальше? Я по прежнему не мог сдвинуться с места. Но вот раскинуть руки в стороны мог. Зачем?

Меня подбросило вверх и я еле успел ухватиться за густую длинную шерсть под собой. Тушкан Мечты дозрел до своей настоящей формы и отправился «к драконам дружить». Естественно, через портал в доке Анагеккиной фармакологической лаборатории.

Не задержавшись ни на секунду в пентаграмме, Тушкан перепрыгнул через старика в кресле и приземлился далеко на дороге, уже вне базы. Длинна прыжков была впечатляющая, но я держался.

Тушкану мое присутствие не мешало. Он несся по лесу в никуда наискосок, то ломая лапами кусты и мелкие деревья, то возносясь над верхушками самых высоких лиловых гигантов. Мы удалялись от места, над которым сияла чистым белым светом, выпавшая из общего строя корней цветов, борода памяти.

В этом мире сейчас находится Дед Тьмун, который может уничтожить все живое на планете 883-мя способами. И где-то там, в космосе, есть старая змея лжи, с которой никогда не знаешь, она это, или твой очередной гипногон.

– Аргумент, морф – это форма жизни, или нет?

– Не знаю. Этически – да. А дедушка – козел.

– Натуральный.

– И девушка, которая пришла с ним – козлиха.

– Ты по прежнему думаешь, что рожки могут быть и у невинных разумных?

– Пап, это вопрос статистики. Сейчас у меня ее нет. Хочешь знать, что я думаю про линейку наград в системе?

– Да говори уже.

– Не должно быть никаких навязанных эффектов. В идеале, наградой должно быть улучшение того умения, которое разумный желает улучшить. И улучшаться умение будет при регулярном его применении. И больше ничего.

– Тогда зачем ты нужен? Бабазяк хочет бегать быстрее – он начинает бегать каждый день и, через некоторое время, без всяких систем начинает бегать быстрее.

– Ты не понимаешь физику мира. Без меня, ну, без системы, сколько бы он ни бегал, ничего не изменится. Именно я гармонизирую организм в нужную сторону, когда определяю вектор его усилий.

– Не понял. Там, дома у меня тоже есть система, только молчаливая?

– Разумеется. Без системы вообще ничего не происходит.

– Стой. Ты что, божок порядка?

– Я не божок, пап. Я система. А «молчаливая» система – самая совершенная. Ее молчание означает, что в мире уже есть все необходимые подсказки. Понимаешь? Она уже довела свой мир до совершенства!

– Ты божок порядка на ноге паладина хаоса!

– Папа! Успокойся. Все нормально.

– Что нормально? Что мы скачем на гигантском тушканчике? Или что ящерицы желают нести яйца ртом?

– С ящерицами ты перегнул. Они слишком внушаемые.

Да и Бог с ними. Оказывается система есть везде и ее цель – гармонизировать мир, довести его до состояния «молчания системы». Если система еще мельтешит перед глазами белыми буковками – значит ты находишься в несовершенном мире. Мире, который еще «не создан до конца».

– Аргумент, здешняя система тоже пытается довести свой мир до совершенства?

– Не похоже. Здешняя система какая-то недоношенная.

Лес закончился. Теперь мы прыгали по холмам заросшим моим любимым фикусоидом. Надо надрать его для Чапы.

– Аргумент, последний вопрос. Меня забросили сюда гномики. Зачем?

– Вот не знаю. Но если ты из образцового мира, то ты семечка, пап. Понимаешь? Ты несешь в себе «мир образец». Посмотри, как все мгновенно меняется вокруг тебя.

В конце концов у меня скорость 44. Тушкан Мечты приземлился очередной раз и я, вытянув руку, выдрал из холма куст фикусоида целиком. Чапе понравится. Вот и красные скалки. Тушкан прыгал по верхушкам. Мы поднимались все выше, над оставшимися позади холмами.

– Папа, ты обещал мне собаку.

– Как только вернемся на Великий Язык, так сразу ее найдем. С пентаграммой что думаешь?

– Это какая-то очень темная вещь не из этого мира. Она вроде портала, но не портал.

– Подумай, что ее может развеять.

– Да ничего. Разве что какой-нибудь внесистемный фактор.

Ага. Только хаос любви не знающей преград. Надо было полюбить Деда Тьмуна вопреки всему его козлунству, поперек всех его пентаграмм. А я так могу?

Ну, пожалеть еще могу. Старый, жалкий, заблудившийся в своем отягощении. А вот Яйцерезку – не могу даже пожалеть. Не могу. У меня есть непреодолимости в сердце. Я плохой паладин хаоса. Как Тушкан смог выпрыгнуть из пентаграммы? Горы становились все отвеснее. Мы неслись по ущелью, которое довольно круто поднималось на большое неровное плато. Там вспугнули стадо козлов с крутыми рогами. Ими питаются драконы? Дальше, над плато нависала совершенно вертикальная стена. Как Тушкан на нее запрыгнет?

Тушкан Мечты не стал прыгать ножками, а просто телепортнулся на самый верх. Я, с Агументом и кустом фикусоида, летел прямо в стену.

– Папа, за ним!

Ну да. Телепорт. Я снова сидел на Тушкане и крепко держался за густую шерсть. Мы прыгали по верхушкам скал, перелетали провалы, на дне которых змеилась тонкая вода и вдруг остановились. Перед нами находилась арка огромной пещеры.

Оказывается Тушкан умел не только прыгать. Он умел и ходить. Мы вошли во мрак. Хоть и прибыли дружить, однако было страшно. Мрак не был кромешным. Узкие столбы света проникали внутрь пещеры. Тушкан вошел в большой зал и огляделся.

Драконов не было. Зато под неровной каменной стеной лежало на боку огромное светящееся яйцо. Тушкан просто подошел и уселся на него. Морф собрался насиживать драконье яйцо? В принципе – это оптимальный путь к дружбе. А если мама появится? Или папа? Я слез с Тушкана на пол.

– Ты большой умничка.

Сказал я ему.

– Очень люблю свободу.

Ответил гигантский тушканчик, сидящий на яйце дракона.

– Я буду навещать тебя, друг. Защищай драконов.

– Очень люблю драконов.

Никто не сомневается. А я, как носитель «образцового мира», должен исправить один свой промах. Мы с Аргументом прыгнули на болото под клановый флаг. Здесь уже был движ. Голые, лысые мужики (почему они все лысые?) слонялись, висели и летали в воздухе и их было очень, очень много.

Макарий сидел под флагом и размышлял (люблю умных). Однако я предоставил им свободу, не предоставив выбора. И это неправильно. Я подошел и положил руку Макарию на лысину. Мы одной крови, мой золотой чистый лист. Я – это ты, ты – это я.

Макарий встрепенулся и глаза его обрели выражение. Он получил в себя все, что я помнил и знал. Это его будет обуславливать. Ограничивать его свободу. Но границы этой несвободы далеко далеко за границами той, что у него была до того. Доберется до них, и дальше – сам сам сам. Я убрал руку с его теплой лысины. Макарий улыбнулся и сказал:

– Спасибо, что разбудил.

– Не за что. Разбудишь остальных?

– Конечно.

И вдруг засмеялся абсолютно счастливым смехом. Ну да, его мир, только что, увеличился в миллиарды раз.

– Это ваша планета, ребята. Берегите ее.

– Не дрейфь, разберемся!

Макарий взлетел, сделал сальто и помчался сквозь толпу морфов. Он не возлагал пафосно руку на лысины, как я, а просто толкал морфов, куда мог дотянуться руками и ногами. Получившие толчок замирали на три секунды и летели будить других спящих. Скоро на Химзащите станет совсем весело.

Мягкая сиреневая кочка

Мягкая сиреневая кочка толкнула в зад. Где-то на Великом Языке меня ждут настоящие штаны. Но сейчас нужен план, а лучше три. Первое – Дед Тьмун. Козел продает концессии на разработку протометаморфа в мире, который мне не безразличен. И при том, он считает себя божком смерти.

Главный прокол дедушки в том, что смерть не торгуется. Значит он не смерть, а «чудко спекулирующее смертью». Вывод? В ближайшее время Химзащите не грозит тотальное уничтожение. А грозит ей изоляция и уничтожение Рыжего, который бесконтрольно «все меняет вокруг себя».

Является ли морф живым существом? Проще – может ли Тьмун убить меня (или вот любого из этих веселых лысых ребят) одним из своих способов? Идиот. Живых существ здесь полно и они, кроме добывающих морфик черных эльфов и хамухов на мясо республике – никакой ценности для козлов не представляют.

То есть ближайшие действия божков – это сокращение популяций до «рабочего количества» и превращение эльфов в рабов, а хамухов в скот. Уркл Каракурт практически уничтожил (но где-то бродит Адольфо с Белкой Мечты), с некротварями голубые ящерицы разбираются без проблем. Неизвестной величиной остаются драконы и разумные растения на поверхности.

Да, чудесные «корни цветов», наш свет – это части органов питания разумных с поверхности. И я их уже потревожил. Горячим паром. И они мне ответили. Ростом и увеличением свечения. Хорошо это или плохо? Вообще, как могут разумные терпеть, практически у себя во рту, весь этот бесконтрольный движ? В том, что разумные растения вполне способны дезинфицировать личное пространство, я не сомневался.

Итого. Единственным верным действием совершенным мною в этом мире было создание разумных морфов. Они ломают всю козлиную схему одним фактом своего существования. Да, а еще я создал Ангела Черного Эля. В сложившейся ситуации – это очень хорошо.

Но потом я убил своей беспечностью ее отца. Мама Мать никогда не простит. Да и Лита Латоповна тоже. Кто теперь будет править Черным Элем? А есть еще Империя Варп!

– Пап, ты мне собаку обещал.

– Было дело.

– Пошли ее отыщем?

Обещания нужно выполнять. Тем более, что в степи меня ждут штаны и ловушка на Ангела Хамуха. Пора бы ее проверить. Плана, а тем более трех, по прежнему не было и я прыгнул на край пожарища. Туда, где мы с Латопом последний раз обсуждали устройство вселенной.

Оказывается серая трава плохо горит. Край степи выгорел метров на двести по краю леса и все. Сияющая борода из корней цветов стала ниже и больше. Или это только отсюда так кажется? Я поднялся повыше и легко нашел синюю собаку. Мы с Аргументом подлетели к ней.

Каменючка сидела столбиком и сведя глаза в кучу наслаждалась крупной желтой бабочкой, которая шевелила крылышками передвигаясь по собакину носу. Прости, Синька, не уберег твоего хозяина.

– Пап, сядь на нее, а дальше я сам.

Легко. Я хлопнул Синьку ладонью по синему боку. Бабочка взлетела. Собака огорчилась, но как-то легко, на миг, и тут же сорвалась вслед за насекомым. А я догнал и уселся на ее спину. Аргумент прикоснулся к синей собаке и та сразу остановилась.

О чем они там чирикали, я не слышал. Я смотрел на провисший столб корней цветов. Похоже, что он все же подрос. Что произойдет, когда он достигнет пожарища? И сколько у меня времени до следующего хода, Дед Тьмун?

Пространство над степью раздвинулось с хлопком, образовав черную дырку, и из нее вывалилась на траву дымящаяся машина, а черная дырка схлопнулась. У меня заболело сердце. Кто это насилует мою драгоценную вселенную?

Очень похоже на сбитую силами ПВО летающую тарелку. Судя по мятым, обгоревшим бокам, гатили по аппарату нещадно. Верхняя крышка этой покореженной тарелки откинулась и на траву спрыгнул Годзилла в рваном камуфляже. Башка его была разбита и морду заливала кровь, а на руках он держал безвольно запрокинувшую голову, мою маленькую, бесценную Мышь.

Я сиганул с собаки к нему, причем телепортом и антигравом одновременно. Годзя навалился на меня, передавая Мышку с рук на руки, выдохнул: «всё», и завалился на бок в траву. Мышь дышала. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. Мышь дышала. На ней был серый комбинезончик с какой-то нашивкой и ладошки ее были ледяные.

Ты развел тут войны за справедливость, дебил, а она просто искала тебя. Искала и нашла. Дыхание было ровным, явных повреждений не было, но это еще ничего не значило. Я бережно прижимал Мышку к себе. Все. Теперь она так и будет жить у меня на руках. Всегда.

Рядом застонал Годзя. Его бы подлечить чем, да вот нечем.

– Жив там?

– Пока жив. Ты Рыжий?

– Ага. А ты кто?

– Сержант Веер, космопехота, Империя Варп.

Надо же, Веер. На веер он был похож, как я на ландыш. Точно такой же годзилла, как абордажник за спиной белого эльфика на экране Анагеккова мостика. Только, пожалуй, крупнее и темнее кожей. Или это не кожа, а бугристая чешуя? В любом случае, он принес мне Мышь.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Сержант понял меня правильно. Но счел нужным уточнить:

– Я только угнал эту кастрюлю. Дырокол Трена добыла сама. И сама выложилась заряжая его твоими координатами. Еле успела.

Скромный и справедливый. Настоящий герой. Я посмотрел на остывающие мятые бока «этой кастрюли». За ними гнались. Их пытались уничтожить.

– Что за дырокол?

– Самой последней модели. Такие только у особистов есть и то, наверное, каждый на счету. Трена – ураган.

– Давно с ней?

– Нет. На гауптвахте познакомились. Ей нужен был пилот, а мне нужна была свобода.

– Дезертир?

– Я смертник, Рыжий. Трибунал. Казнь. А девочка говорит: «Зачем тебе умирать от электрического разряда и становиться компостом? Пошли умрем за мечту». Представляешь?

Представляю.

– А под трибунал за что?

– Убил командира.

– В бою?

– В сортире.

И молодец. Отпускаю тебе грехи твои, Годзя. И благословляю на жизнь новую, непорочную. Или, как у нас давным давно говорили – с Дону выдачи нет.

– На собаку залезть сможешь?

– Надо вытащить, там дырокол, аптечка и пайки…

Годзя Веер сел. Наверное, все это надо было из летающей тарелки вытащить, однако раздался дробный топоток и мимо нас промелькнули мелкие ящерки-морфики, а аппарат вплющило в землю резкой серией гравихуков. На месте летающей тарелки теперь была яма, а в яме ровный металлический блин. Ничего теперь оттуда не вытащишь. Хорошо, что не взорвалась.

Степь снова была тиха до горизонта. Веер перекатился из положения сидя в положение «на карачках» и завращал шеей выискивая врага. Руки его, привыкшие к оружию, беспомощно сжались в кулаки. Я бы сказал, в кулачары.

– Это свои, все норм.

– Какой еще «норм»? Какие свои? Это гравипушка! Мы тут как в детском тире мишеньки.

– Это не гравипушка, это автономный пеший патруль. Перемещается со скоростью 160 кмч. Долбят всмятку машины и голубых ящериц. Остальное не замечают.

– Весело тут у вас.

– Ага. Лезь на собаку, я тебя не дотащу.

– Первый раз такую вижу.

– А таких и нет больше.

Я поднял ногу и прижал к Синьке Аргумента. Договоритесь там уже. Идем туда, где меня штаны ждут. «Понял, пап». И молодец. Синька легла на пузо. Вееру даже запрыгивать на нее не пришлось.

Синей собаке не было нужды равнять свою скорость с носорожьей и она неслась почти как здешний «автономный пеший патруль». Я летел рядом с нею, с Мышкой на руках. Она так и не очнулась. А если и не очнется? Медик. Нужен простой человеческий медик. Господи, помилуй.

Но даже если это просто глубокий обморок, она все равно в опасности, потому, что в опасности я. Оставить ее в безопасном месте не могу. Нет тут безопасных мест, кроме одного большого болота с голыми мужиками. Боюсь, что они все ее любят так же как я. Я же сам им свой полный опыт скинул, как фундамент для развития.

Вот же гадство какое. Каждый морф Мышку станет защищать не жалея себя, и каждый морф честно попытается сделать ее матерью нового мира. Да что там «попытается», сделает, я же себя знаю. Значит нужна Мышь для каждого. Дебил, создал расу без баб. Но на такое необходимо ее согласие. Или нет? Я представил себе 95 килограммовую Мышь. Да, проблемка.

И этот сержант Веер, что еле держится на Синьке, вот вот упадет и кости переломает, особист ведь имперский. Отследили звонок сюда по жабке, нашли девочку, подсунули дырокол и агента. По крайней мере я бы так сделал, если бы хотел узнать, что случилось со старичком Тенью.

Паранойя? У меня любимая на руках, так что не паранойя, а совершенно адекватное размышление. Я тут с республикой Синь-Синь веду боевые действия. Это Веер должен узнать в первую очередь. В любом случае, спасибо, Вселенная. Ты случайно не протосистема-мама?

«Пожалуйста, Рыжик. Не твое дело, Рыжик». Ну, не мое, так не мое.

– Приручил собачку, Аргумент?

– Да, пап. Она не собака, она уже давно бабочка и страдает от неправильной формы. Так что будет мне помогать, подключаться.

Нет в мире совершенства. Показалось стойбище Награла. «Рыжий мой стол всегда», а Рыжий хамуха бросил под поезд. И не одного. Мышка на руках была бледненькая. Ее надо напоить чем-нибудь ужасно питательным.

Синюю собаку и меня тут знали. Мой долг доложить Тестю, что у него уже нет зятя. Это – первое.

Стойбище выросло вдвое. Вокруг кузницы расчистили большую площадь. Хамухов вокруг было как-то слишком много. Праздник? Но особого веселья на лицах заметно не было. Меня приветствовали кивками и взмахами рук. Это те, с кем я ходил в пивной налет.

Мы остановились у пустой кузни. Веер упал с собаки и остался лежать. Может его раненая голова и была притворством, скачка на гладкой каменной спине была вполне настоящей. Гадский шпион что-то вколол Мышке? Он упоминал аптечку! Как это узнать? Я оставил Веера валяться на земле. Паранойя делала меня жестоким.

Наковальня была на месте, но вот Ножа Хамуха в ней не было. У хамухов появился Ангел? Где он? Вот памятный верстак. Табуреты убрали, как и палатки с вдовами. Ничего, постоим с немытыми руками. Тем более, что на руках у меня Мышка, и отпускать ее я не намерен.

Вокруг начала собираться толпа, но как-то не особо приближаясь. Хамухи кучковались по краям площади, но ко мне никто не подходил. Синька легла рядом и уткнулась носом в Аргументика. У них свои дела. Я стоял со своим драгоценным беззащитным отягощением на руках и ждал. Веер застонал и сел.

– Верховая езда не для меня. Где мы?

– У друзей.

– Непохоже.

– Ящерицы республики Синь-Синь пытались добывать этих разумных на мясо. Они любят есть живых млекопитающих.

– Суки. Моя раса млекопитающая яйцекладущая, кстати. А вы с девчонкой живородящие?

Ага. Сержант Веер – утконос. Боевой прямоходящий утконос покрытый вместо меха бронированными шишками. Только рожей не вышел. Утконосы, все же, милашки.

– Живородящие, сержант. Живородящие. Большая просьба к тебе. Будь тих как тапок. И это, пиджак сними. Голый торс здесь – знак мирных намерений.

Я не знаю, как называется эта рваная камуфла, но Веер меня понял и стянул тряпку через голову. Раскачан был утконос капитальным образом. Такую грудину и «тараном судьбы» не пробить. Или пробить?

– Понял, Рыжий. Вон делегат к нам выдвинулся.

– Ты немой.

– Да понял.

Через площадь к нам шел большой пожилой хамух. От Тестя он отличался только подтянутостью, и, пожалуй, был выше. А еще, у него были очень умные глазки. Не вождь ли часом заехал в дальнее стойбище на зов Ножа Хамуха? Так это ты, ангел?

Хамух остановился в десяти метрах. Понятно. Мы пока чужие друг другу. Хамух внимательно рассматривал нас пятерых и молчал. Ну да, первым говорит или старший, или тот, у кого дело. Потому я буду молчать до упора.

Вождь, на удивление тихим голосом произнес:

– Хамух?

Ну да. Я уходил с хамухами.

– Костер.

Ответил я и мотнул головой в сторону видной и отсюда белой висюльки, что уже преодолела половину пути к земле. Хамух задумчиво ее рассматривал некоторое время, затем задал второй вопрос:

– Колдун?

– Визжать. Умирать.

В принципе, война в степи, в том виде в котором она началась, уже закончена. Морфики-ящерки ее закончили раз и навсегда. Интересно, сколько каракуртова протометаморфа они уже превратили в икру на болотах?

Страшно хотелось спросить о судьбе Ножа Хамуха, но пусть все идет своим чередом. Аргумент, замеряй мне эти мегатонны невозмутимости духа. Веер внимательно слушал и молчал в тряпочку. Молодец. Вождь неожиданно улыбнулся:

– Баба колдун взять?

Это он про Мышку на моих руках?

– Баба лететь. Я ловить. Мой баба.

Возрази ка, попробуй. Но, похоже, мои бабы вождя не волновали. Он махнул рукой и от толпы отделились два хамуха. Они поднесли и поставили рядом с вождем плетеную клетку. В клетке сидела маленькая девочка и сжимала обоими ручками Нож Хамуха.

Ангелом оказался ребенок, девочка? Вождь очень внимательно следил за выражением моего лица, но и Бог с ним. Я был искренне удивлен. Ангелу Хамуха не было и десяти лет. Большие серые испуганные глаза. Крепко-крепко сжатые на рукояти оружия, тоненькие ручки. Вселенная умеет озадачить. Мне нужно время на осмысление:

– Штаны!

Теперь искренне удивился вождь.

– Старуха бисер шапка штаны. Мой!

Вождь нахмурился. Кажется ему надоело в моих речах слово «мой». Но ничего тут не поделать. Мышь – моя. Штаны – мои. Все остальное забирайте, не интересует. Но можно и пошутить. Я перегнулся через Мышку и показал вождю глазами на «это дело»:

– Баба кричать падать.

Ну, в том смысле, что прикрыть бы надо. Поржать хамухи любят, чем все присутствующие на площади немедленно и занялась. А вот и Тесть Награла. Похоже он притащил старуху с моими штанами сюда сразу, как я появился.

Эта парочка выдвинулась к нам, причем подошли они не на расстояние «беседы с чужим», а близко, совершенно игнорируя вождя. То есть Тесть ждал «очереди темы», а не «своей очереди». Старик, как я перед тобой виноват. Тесть надвинулся и сжал лапой мое плечо:

– Награл костер?

– Большой.

Седой хамух кивнул и отвернулся. Хамухи не плачут, хамухи огорчаются.

– Шаман штаны.

Сказал он и толкнул ко мне старушку. Ну да, та сразу же начала кашлять и хихикать, помогая мне одеться. Руки-то мои были заняты. Вождь терпеливо ждал (его мегатонны невозмутимости были врожденные, ему было легче). Ангел в клетке по прежнему смотрел мне в лицо огромными испуганными глазами.

Старушка построила шикарные штаны из толстой замши, на заклепках. Причем одна штанина одевалась как положено, а вторая, на ноге с Аргументом, просто застегивалась на крючки по бедру. Шикардос, бабуля! Мой первый настоящий шмот в этом мире, если не считать юбку «смех и грех», конечно.