Текст книги "Рыжий (СИ)"

Автор книги: Александр Иванушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Это не протометаморф

Спасибо, дорогуша. А кто это? И тишина. Надеюсь Аргумент, когда станет системой, сможет отвечать на все вопросы. Пусть не всем, но на все. И да, у меня в графе «раса», ныне стоит прочерк. Разумеется «это не протометаморф».

Однако я морф. Вот же когти есть, когтей нет. Да. Почему я боюсь менять в себе больше, чем просто отращивать разные когти? Потому, что я еще не выносил Аргумента. Странный ответ, но примем пока его, за неимением лучшего.

Я взмыл по широкой дуге и пошел мордой вперед к своей экспедиции. Цепочка носорогов во главе с синей собакой переходили вброд крошечную речку. За речкой был взгорок, тут Великий Язык уже начинал повышаться. Если направление не изменится, то мы войдем в лес много выше того места, где я познакомился с Литой.

Газенваген, малыш, как ты там? Выбросил ли уже мою рыбу? Почему мне кажется, что ты никуда не ушел из под розовой скалки? За взгорком стояло небольшое стойбище. Буквально несколько семей. И там не было ни души.

– Латоп, Награл, привал.

Река рядом – носороги напьются, ну и травы пожуют вволю. Что там дальше – никто не знает.

Я пошел заглядывать в палатки, чтобы понять есть ли живые, но меня остановили. Талох поймал единственной рукой за плечо:

– Свободный.

Кто свободный? Точно. В степи все свободны. Прятаться или выходить к гостям, тоже свободны. Тогда и я свободен, заглядывать в палатки или не заглядывать в них. Или нет?

Нет. Может там сидят женщины, которые не желают иметь с нами дело в отсутствие своих отцов, братьев и мужей. А может там нет никого. Вот и поживи, Рыжий, «с простой неизвестностью в двух шагах». Какое прекрасное упражнение для прокачки невозмутимости духа. Как Аргумент собирается ее измерять, если попросит кто?

– Носорог пить есть.

– Уже.

Вот и поговорили. Синяя собака скакала вокруг стойбища, ловила бабочек. Латоп сидел напротив Награла. Кузнец внимательно рассматривал фламберг. Чуть не нюхал и пробовал на зуб. Какой смысл, если это морфик? К сожалению, это просто морфик.

– Награл ковать.

Вот это ответ мастера. Латоп теперь будет все время рядом, чтобы хамух обязательно выжил. На роже эльфа это было написано крупными буквами. Я сел в траву. Как хорошо сидеть на земле, а не на воздухе. Латоп повернулся ко мне

– Рыжий Великая Русь, расскажи куда летал.

Ответить ему по хамухски одним словом: «Свободный»? Но это, пожалуй, для эльфа будет культурным шоком уровня «милый ушастик». И заметь, Рыжий, он не спрашивает «что разведал», а спрашивает «куда летал». Не ограничивает разговор последним полетом на разведку. Конечно ему интересно, что я делал на небке, когда сорвался туда с Чапы.

– Долетел ли ты до корней цветов?

– Вот эта бахрома там, высоко, это корни цветов?

– А ты не знал? Как кувшинки плавают в болоте по воде, погрузив в нее свои корни, так и небесные цветы плавают по воздуху сверху, погрузив в него свои корни.

– Там камень, эльф. Я трогал его руками. Это не какие не кувшинки, а потолок. Твердый, каменный потолок.

– Да! Ты все-таки долетел до корней цветов.

Латоп был счастлив.

– Версия про каменный потолок тоже есть в книгах. Но мне больше нравится вариант с корнями цветов.

Интересно. Вот перед ним живой свидетель истинности версии «каменный потолок», а ему по прежнему больше нравится вариант с корнями цветов. То есть он его не отбрасывает?

– А какие еще есть версии в ваших книгах?

– «Отражение далекого леса» и «нёбо спящего дракона», но они слишком фантастичны. Твой каменный потолок тоже малообъясним. А вот корни цветов – самая логичная версия.

– «Каменный потолок» и «корни цветов» совершенно друг другу не противоречат. Не уверен, что это свисают корни именно цветов, но вполне может быть, что это свисают корни чего-то растущего там, над каменным потолком.

– Рыжий Великая Русь, моя мечта – увидеть это своими глазами.

Хорошая мечта, не поспоришь. Мне припомнились горящие глаза Литы Латоп, да и прожигающие во мне дыры от любопытства, синие буркалы мастера Кота, тоже.

Итого, у меня на руках две расы – беспардонно любознательная(Черный Эль) и беспощадно свободолюбивая (Хамух). Плюс новорожденные болотные морфы, о которых я ничего пока не знаю. И да, эти самые корни цветов над головой.

Цепь носорогов

Цепь носорогов скучно тянулась за синей собакой по абсолютно ровной во все стороны степи. У меня было время поразмышлять и я поразмышлял. В результате, оторвал кусок штанины от литровых штанов, и сделал пару «свисток – пищалка». Пищалку сделал липкой и прилепил ее к животу, а свисток вручил Латопу.

– Свистнешь, если что.

Он сразу и свистнул. Пищалка голосом Латопа Лигуровича заорала «Рыжий!». Годится. Связь налажена. И не дожидаясь вопросов, я съехал по скользкой вселенной в свои «покои», прямо в Черный Эль.

Здесь я хотел помыться и кое-что показать Лите. Заодно захватить листиков фикусоида для Чапы. Может он уже отразмножался и заскучал?

В моей комнате находился молодой эльф в ливрее. Он раскладывал маленьких зеленых крокодильчиков на полке и меня совершенно не замечал. Почему-то расстояние между морфиками было важно выровнять по какому-то, одному ему ведомому феншую.

– Уважаемый, а можно в купальню теплую воду?

Молодой дернулся и все крокодильчики полетели с полки на пол. Я нагнулся и подобрал одного.

– Возьму этого.

Морфик, без предупреждения, стал большой прозрачной сферой вокруг меня. Одновременно что-то звякнуло в ливрее эльфа. Сигнал о том, что мина сработала и Рыжий упакован! Ну а что еще я мог подумать? Засада, измена, профи империи Варп.

«Таран судьбы», последнее время, вылетал у меня с правой совершенно рефлекторно. Сфера от удара лопнула и снова стала маленьким зеленым крокодильчиком. У эльфа в ливрее опять звякнуло. Ужас на его лице от этого звяка удвоился. Он боялся до колик не рыжего бабазяка, которого видел первый раз, а вот этот свой ливрейный звяк.

– Простите, высокородный, меня зовет госпожа. О воде я распоряжусь.

Задавленным голосом сообщил он и вылетел из комнаты. Ну да. Задерживаться, когда зовет Мама Мать, это реальный ужас. Но что это вот сейчас было? И кто из них теперь мочалка?

Второй крокодильчик, тоже не предупредив, превратился в Литу, только в крошечную, без шрама, тоньше и с зелеными глазами. Эльфийка-морфик встала на цыпочки, затрепетала ушками и раскинув руки начала декламировать рифмы.

Да. Этот вполне симпатичный морфик читал стихи. Что-то о любви поднимающейся к корням цветов и о разлуке отнимающей способность передвигаться. Мило, конечно, но как этим мыться? И как это остановить? Лупить в крошку «тараном судьбы» я не решился.

Я уже понял, что это была выставка Литиных изобретений. А то, что они в неактивном состоянии продолжали изображать зеленых крокодильчиков – интрига-сюрприз. Но делать нечего. Мне. Нужна. Мочалка.

Третий крокодил вытянулся в торшер на тонкой ножке, с большим многоугольным абажуром. В каждом секторе абажура был кусок леса с тропинкой или с берегом озера, а в одном – утоптанная дорога у первых ворот. Ха. Камеры слежения. Я так и не спросил сколько у девочки мозгов, а мозги у нее были.

Как жалко, что любой разумный морф может заставить эти камеры показывать все, что ему захочется в них показать. Остался еще один крокодильчик и я осторожно взял его в руки. Ничего не произошло. Ну наконец-то. У меня есть мочалочка. Аргумент, отполирую тебя умника в зеркало.

– Пап, Лита ругается, что ты не предупредил ее о своем появлении.

– Скажи ей, что Рыжий все же сумел найти мочалку.

Купальня набиралась водой. Фикусоид был на месте. Я кинул в воду своего крокодильчика и поверхность покрылась лепестками каких-то белых цветов. Ну и запахло не слабо. Мрак. От огорчения я сделал мочалку из собственных штанов и наконец залез в эту воду.

Но помыться мне не дали. В купальне возникла Лита Латоп Лигур Лиранс Черный Эль. Да. Телепорт.

– Рыжий!

Пискнула она.

– Полезешь в воду – убью.

– А где твой доспех?

– Мой доспех – это я.

– Как это?

– Сядь ко там. Говорить буду. А ты слушать.

Лепестки оказались к месту. Было видно, что эльфийку распирает от новостей и что говорить все подряд и долго ей хочется больше, чем слушать. Я воздел палец вверх.

– Все твои морфики имеют один кошмарный недостаток.

– Какой!?

– Они не нужны.

– Совершенно не смешная шутка!

– Ты умеешь любить?

– Рыжий… Ты пришел меня помучать?

– Я пришел рассказать тебе, как стать Ангелом Черного Эля.

– Так рассказывай что хотел и уматывай!

Страсти мордасти лорнет под сапогом. Если она любит хоть что-то без причин, просто так, она сможет прикоснуться к хаосу. А она, кажется, любит меня. Вон ушки бедные мечутся, честно пытаясь три эмоции одновременно отобразить. Доктор, вы сволочь, режьте быстрее.

– Модифицировала свой доспех?

– Да.

– Как?

– Не твое дело!

– Телепорт есть. А антиграв?

– Леталка? Есть.

– Невидимость?

– Есть.

– Неуязвимость?

– Так это все было сразу, как я твой доспех скопировала. Зачем спрашиваешь?

– Приложи руку к орлу на груди.

– Приложила. Дальше что?

– Дальше я скажу тебе, что любовь за что-то – есть корысть, а не любовь. Любовь – это когда без причин. А часто и вопреки всем причинам, законам, порядкам, привычкам и правилам.

– Знаю!

Уши вздыбились и глаза на мокром месте.

– Прижала руку сильнее! Любовь – это хаос. Чистый. Первый. Слепящий. Единый. Наш!

Доспех у Литы Латоповны был гораздо меньше, чем морф из небесной пещерки, но грохнуло все равно порядочно. Стену купальни вынесло и положило в комнате, окно и дверь там вышибло, фикусоид превратился в месиво, а мне в воду навалило мусора. Помылся. Прости, Аргумент.

Я выбрался из грязной воды и восстановил штаны из ненужной теперь мочалки. Абсолютно голая Лита лежала посреди разрухи в обмороке. У нее получилось. У нас получилось. А вот кроватка моя была почти цела. Я поднял Ангела Черного Эля на кровать и укутал в покрывало.

Шрам совершенно не портил ее прекрасное лицо. В коридоре уже был слышен недобрый топот. Я поцеловал Литу в лоб, в то место, где начинался шрам и прыгнул в кузницу Награла.

Мне нужен был Ангел Хамуха, и я совершенно не представлял себе, как его призвать. Нужен был какой-то квест-фильтр, как с мечом короля Артура. Точно.

Пока я размышлял сидя на табурете за верстаком, явился старый огромный хамух, весь в шрамах и с очень недоброй мордой. Я спросил его:

– Награл?

– Зять.

Хрипло ответил он. И тогда, ну как же, явился свой мужчина и теперь она не будет с чужим один на один, из палатки Награла выскочила женщина с кувшином. Я сделал в ее сторону жест отрицания и она скрылась.

– Пиво?

Удивился Награлов тесть.

– Штаны!

Потребовал я. Тесть внимательно осмотрел мои штаны. Покачал головой «да, фиговенькие», и рявкнул в сторону палатки.

– Штаны чистый!

Выскочила молодуха с обширными штанами Награла, но вслед за ней выскочила та, что постарше, отобрала у нее штаны мужа и вручила штаны поменьше (штаны Талоха). Я представил как возвращаюсь в степь в Талоховых штанах и как в его голове формируются логические цепи.

– Нет! Другой. Новый.

Тесть крякнул. Но рукой махнул «исполняйте». Молодуха убежала куда-то в стойбище. К портнихе, наверное. Все равно здесь бабы упорно смотрят мимо чужих мужиков, так что я снял штаны, оторвал малый кусочек, а из остального создал средней длинны кинжал с широким белоснежным лезвием-лепестком и зеленой, чуть светящейся рукоятью. А протоличность у этого оружия будет такая.

Ф1 – вонзиться в наковальню на половину длинны клинка намертво.

Ф2 – манить к себе любящих, способных видеть единство хаоса хамухов, где бы они не были.

Ф3 – дать выдернуть себя из наковальни, когда такой сожмет рукоять.

Ф4 – мгновенно развоплотить в избранном четыре камня рукояти, которые я добавлю в нее после создания этой протоличности.

О1 – не ломаться.

О2 – не позволять сломать наковальню.

Имя – Нож Хамуха.

Нож Хамуха выпрыгнул из рук и вошел в наковальню как в масло. Хорошо. Теперь из остатка морфика делаем четыре камушка. Телепорт, антиграв, неуязвимость и невидимость. Я утопил их по очереди в рукоять. Готово.

Хамуху будет легче всех. Камушки крохотные. Только вот он не будет игроком. Ну, может все же встретимся как-нибудь, потрещим с падежами. Всякое случается.

Тесть, до того внимательно наблюдавший за моими колдунствами, вдруг сказал:

– Хороший!

Схватился за рукоять Ножа Хамуха и дернул вверх. Наковальня оторвалась от пола, но оружие не вышло из нее. Удачное испытание. Прибежала молодуха и с ней старуха в шапочке обшитой бисером. Надо же, бисер.

Молодуха растворилась в палатке, а старуха принялась ржать. Это было очень похоже на приступ кашля, потому я не сразу понял, что она радуется отсутствию моих штанов. Она не смотрела «в сторону» и не пыталась «быть незаметной», похоже она собиралась меня за это дело схватить и подергать.

Очевидно у нее был статус «не женщины», что не удивительно. Я успел отскочить и сунуть ей под нос Аргумента. Портниха должна понять, что штаны мне нужны не простые. Короче. Хихикая, кашляя и тряся головой, старушка замерила меня веревочками, завязывая на них узелки. Тесть Награла увлеченно пытался выдернуть из наковальни Нож Хамуха, потому мне пришлось самому развернуть за плечи зависшую старушку и легонько наподдать ей, чтобы ушла наконец шить мои штаны.

– Сучка железный!

Тесть пнул наковальню. Он устал и сильно расстроился.

– Ангел.

Уточнил я. И поскольку хамуху это слово ничего не говорило, добавил:

– Великий хамух взять. Большой сердце. Вождь быть потом.

– Старый.

Оправдал свою неудачу Тесть Награла. И тут же предложил:

– Шаман пиво мясо?

Неплохо бы, да вот может успею еще одно важное место посетить, пока мне штаны шьют.

– Шаман уйти. Прийти штаны брать.

Сказал я и прыгнул на болото под клановый флаг. Зеленой зубастой головы под флагом не было. Укатилась. Зато на кочке сидел в позе роденовского мыслителя голый лысый мужик с моим гербом на плече. Йода пахал над соседней трясиной.

Вокруг, по краям нашего «глаза болота», лежали такие же лысики в разной степени погруженности. В смысле, в разной степени погруженности в трясину. Кто вылез наполовину, кто на треть, у кого торчало из жижи только запрокинутое лицо.

Пленяли сверкающие кое-где, как камушки, лысины. Хозяин стоял на дне и только мокрая лысина торчала из жижи в свете корней цветов. Сколько их еще не показалось и лежит, сидит, стоит на глубине? И какая может существовать причина для них выбраться на свет?

Как развиваться расе, которая не нуждается ни в чем, для собственной жизнедеятельности? Какой голод поведет их вперед?

– Макарий, а Макарий, отзовись ко!

Боже, что я несу? Но роденовский мыслитель, все же сконцентрировался на мне и поменял позу. Да. Звуки. Концепция общения звуковыми волнами. Да и вообще, концепция общения в принципе. Заинтересовался? Или ты еще не обрел способности к саморазвитию?

Макарий открыл рот и повторил «Макарий, а Макарий, отзовись ко» и сделал это моим голосом. Хорошее начало. Некоторые из жижи начали подгребать поближе, а некоторые так и остались на местах. Ну что же, лекция первая. Я взлетел на три метра вверх и начал запускать сложные звуковые волны:

– Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживёт и тлeнья убежит…

Короче, я им некоторое время читал Пушкина. И про кота на цепи тоже. И быстро иссяк. Но матерных частушек не будет. Для первого раза достаточно.

Некоторые морфы взлетели. Некоторые начали цитировать моим голосом Александра Сергеевича. Но основная масса продолжила возлежать в трясине тупо пялясь прямо перед собой.

– Пап, я смогу им помочь, когда системой стану. Система как раз для таких случаев и предназначена – предоставлять варианты развития и дарить плюшки за усердие.

– Ну и какие ты видишь варианты развития для морфа?

– Приобретение навыков. Всех возможных в этой вселенной.

– А когда морф приобретет все навыки всех разумных, что населяют все миры?

– Пусть находит новые, небывалые, и обогащает этим систему.

– А система предложит новое всем.

– Да, пап. Но мне кажется, что нельзя выпускать в мир расу без самоограничителя.

– Это просто. Нельзя увеличивать свой объем за счет других. Нельзя не любить.

– Вот с этой твоей любовью мне не справиться. Все же фактор внесистемный.

– Да набери статистику и выдели признаки. «Системные следы несистемных событий». И сможешь, как минимум, опознавать по этим признакам явление. А с накоплением опыта и имитировать.

– Имитировать не хочу. Мне кажется, что ты имитаторов не любишь.

– Правильно кажется. Имитация приемлема только как инструмент самообучения. И только там, где это может дать результат.

– Лита очнулась и пишет, что она тебя любит.

Успела старушка-хамушка собрать мне настоящие штаны? Но тут пищалка на животе заорала «Рыжий!», и я сквозь ахнувшую вселенную просочился к Латопу. Латопа не было. Но были следы Тушкана, по которым я и понесся с ускорением.

Степь раскручивалась навстречу, воздух свистел в ушах. На горизонте показалась полосочка леса. Вот они. Экспедиция кашеварила, носороги бродили по краю леса. Я упал в траву рядом с Латопом.

– Что? Где? Когда?

– Да вот, хамухи подкрепиться решили, носорогов прогулять по травке, перед рейдом на врежеские территории.

– Здесь земли Черного Эля?

– Нет. Наши земли ниже по языку начинаются. А здесь я еще не бывал. А позвал, чтобы ты посмотрел вот на это.

Кусты и подрост между двумя большими деревьями были иссечены взрывом. Да и кора на двух лиловых великанах была побита, как крупной дробью. Растяжку здесь Тушкан подорвал, что ли? Точно. У комля одного из деревьев лежала кольцом тонкая леска. Кто диверсант? Уж не подход ли к своей базе голубенькие ящерицы заминировали?

– Латоп Лигур. Враги близко. Твоя синяя собака умеет кусаться? – Нет, Рыжий. К несчастью, ей нравится только возить меня и гоняться за крупными насекомыми. Но делает она это прекрасно.

– Хорошая какая. Как хамухи напасут носорогов – выдвигайтесь. Иди впереди пеший. Смотри под ноги. Лучше след в след с Тушканом. Мины могут быть разные. В случае шума, стрельбы, непонятно чего – ложи собаку на землю и сам ложись за нее. Причем мгновенно.

– Какой интересный способ воевать…

– Против стрелков твой меч не поможет. Утыкают тебя ящерки иголками и помрешь, так до голубой дырки и не добравшись.

– Посмотрим.

– Да. А я полечу низко низко, как крокодильчик, вперед. И больше не свисти в мой свисток. Выдашь меня врагам.

Латоп кивнул «понял» и я тихим ходом тронулся в лес за Тушканом. Лес тут был почти такой, как вокруг той розовой скалки, возле которой осталась моя печеная рыба. Чувствовалось, что впереди горы. Крупные камни и скальные выходы в земле попадались довольно часто.

Безопаснее подняться к верхушкам деревьев, но тогда я могу многое не заметить. Вот, например, старый, но еще не ставший скелетом, трупик полосатой свинки. Почему ее не съели? Как она умерла? Ответ на этот вопрос я получил тут же. Меня подстрелили.

Точнее, мене в лоб из ствола приличной толщины, что торчал из неприметного холмика, влупило металлическим шариком. С этим механизмом пришлось повозиться. На пределе силы, а ее у меня сейчас 18 единиц, этот ствол я все же от остальной механики оторвал.

Техника. Значит могут быть и камеры, и дроны, и еще Бог знает что. У ящерок были иглометы. Ящерка управляла некротварью. Ящерки заявились сюда из технически развитого мира. Им служит, или с ними сотрудничает черный колдун.

Нужен язык (пленник) и мы узнаем, Варп, не Варп, и вообще, что за бардак в курятнике. И тут я увидел забор. Ровный, красивый, из волнистых металлических щитов, а по верху колючая проволока. Мы пришли.

Какая роскошь

Какая роскошь в этом мире – железный забор. Сколько же некротварей они для него добыли? Стоп, Рыжий. Это рассуждения хамуха. Голубые ящерицы могли доставить сюда материалы телепортом. Откуда?

Следы Тушкана оканчивались в двух метрах от забора. Значит Тушкан или испарился на месте, или прыгнул внутрь. Почему его не слышно? Я взлетел к верхней кромке и посмотрел через колючку за стену.

За железной стеной располагался серый ангар кубической формы с перилами на крыше. На краю этой крыши, возле самых перил, на высокой станине, скучала двуствольная машинка смерти. Стволы были опущены почти вертикально вниз, а противоположная им часть (с гашетками) смотрела в корни цветов.

Я поднялся чуть выше и перегнулся через колючую проволоку. Во дворе между стеной и ангаром лежал труп голубой ящерицы с оторванной головой. Тварь сжимала свой игломет обеими руками. Значит померла в бою. С кем?

Следы Тушкана Мечты здесь были. Он перепрыгнул двухметровый железный забор и попер вокруг ангара. Его функция – ходить вокруг базы и петь двумя голосами. Это – база. На круг он пошел. Но с другой стороны этого отвратительного здания не вышел. Делать нечего. Невидимость. Поехали.

Я облетел ангар по кругу и нашел еще три дохлых ящерицы на земле и одну на крыше. Следы Тушкана Мечты заканчивались у широких ворот ведущих внутрь ангара. Ворота были закрыты. Значит Тушкан туда вошел, когда они были открыты. А потом их кто-то закрыл.

Ну что же. Я налег на большую скобу и одна половинка ворот с отвратительным скрежетом поехала в сторону. Внутри была абсолютная тьма. Войти и превратить руку в фонарь? Но я не успел. Из ангарной тьмы жутким инфраголосом завыло.

– Тыи. Саам. Отикрыил. И тиепиерь сдуохххниешш!

Ого. Интонации Адольфо. Братиш его, наверное. Ну, и что дальше? Тьма молчала, я стоял и ждал, когда же сдуохну. И как-то не сдуохалося мне. Оно не любит свет? Или это только голос без реальной возможности навредить? Ну еще пол минутки постоим в проеме невидимкой. Тишина. Очень хорошо.

Я прыгнул к Латопу и хамухам за забор. Хотел предложить ему нарубить железа и нагрузить носорогов, пока я разберусь с ангаром. Для хамухов этот забор – целое состояние. Но меня ждал самый большой ужас этого мира – все мои друзья были мертвы.

Под железным забором с той стороны сидел Латоп Лигур Лиранс Черный Эль без головы. Голова валялась рядом в траве. Хамухи с оторванными головами лежали чуть подальше. Награл, Талох, все. Носороги с оторванными головами – тоже.

Эта гекатомба не помещалась в меня. Я, как бы тоже лежал меж них с оторванной головой некоторое время. Зачем? Кто? Отчаянье просто отключило мне мозги. Остался один хаос. Чистый безумный последний.

Я взвился выше деревьев. Где!? Никого. Забор, ангар, трупы своих и чужих. От ворот ангара к воротам в заборе и дальше – натоптанная грунтовка. Уходит в лес по пологой дуге. Пустая. Ангар!

Я свернулся в пушечное ядро и пробил крышу ангара, какие-то перегородки и выбил собой яму в земляном полу. Господи, как мне жить в одном мире с таким злом? Я телепортнулся на исходную под корни цветов и повторил. Я трамбовал собой это омерзительное строение пока от него не осталась бесформенная гора мусора.

Кто!? Никого. Даже Тушкана Мечты внутри нет. Я упал на развалины и вышел из невидимости. 21 единичка мозгов пробилась наконец и легко разжевала, кто виноват. Я, как беспечный идиот, потащил своих туда, где они беспомощны. Я, как резвящийся дебил, оставил их одних перед тем, с чем они не могли справиться. Я повел этих разумных за собой и убил их своей никчемностью. Как холодно.

На меня обрушился гравихук такой силы, что я впечатался в строительный мусор на два метра, опять пробив собой землю. Лежал как раздавленный муравей в лунке от трости. Только не раздавленный.

Мышь, как я теперь тебе в глаза посмотрю? Как я посмотрю в глаза Лите Латоп? А ее матери? Вот воют в своей палатке жены Награла и Талоха, и жены других убитых мною хамухов.

– «Рыжий пиво дать».

– Папа, очнись! Папа! Рыжий! Ты не должен сдаваться. Вот он! Он подходит!

Кто подходит? Я – не нужен. И больше того, даже опасен для тех, кто мне дорог. Я их убиваю. Я их убиваю.

– Ого! Жив еще. А ты крепкий, бабазяк.

Сказавший это стоял на краю пробитой его гравихуком лунки. Это был большой черный четырехрукий уркла. И, похоже, насекомый. Или это его латы создавали впечатление внешнего хитинового скелета? И латы эти не были морфиком.

– Твой доспех сдетонировал, наверное. Хорошая тема, расскажешь как такое скрафтить?

Что он несет? Подъял ладонь чтобы добить вторым гравихуком? Эта тварь оторвала головы моим друзьям и голубым ящерицам?

– Могу прибить и полетишь на возрождение потеряв треть своих очков. А могу не прибить, но ты мне расскажешь, как доспех детонирует отражая гравитон. Ну?

А вот такая ярость мне нравится. Ледяная. Расчетливая. Моя вина никуда никогда не денется. Но этот урод будет умирать медленно и в максимально полезном моему миру режиме.

– Не надо, опусти руку. Я все расскажу!

– Молодец. Белые бабазяки такие же слизни, как и красные.

Я слизень. Слизни всегда ищут справедливости, потому что любить не умеют. Значит:

– Зачем ты убил моих спутников? За что?

– Вот дурень. За что – не вопрос. Ты приперся сюда со своими мобами, когда я наказывал одних моих строптивых союзничков. Это мой данж. А ну быстренько повтори «Каракурт, это твой данж».

Каракурт, гадость какая. Наказывал союзничков, а я приперся со своими мобами?

– У них душа есть.

– Я не это хотел услышать. Быстро!

– Каракурт, это твой данж.

– Уже два раза молодец. А души у мобов нет. Души и у нас с тобой нет, религиозничек. Но мне эта сторона твоей головы мало интересна. Как. Скрафтить. Детонирующий. Доспех. Или скажи где ты его взял.

Я религиозничек. Религиозничек слизень обязан:

– Бог накажет тебя невозможностью возродиться!

Вот тут черный придурок заржал запрокидывая свою зубастую бошку. Задача-то простая – схватить его пока он не ушел в невидимость. Телепорт у него и так уже заблокирован, только он еще этого не знает. Ну я и схватил, вытянув и втянув ручки.

Мы лежали обнявшись в яме. Каракурт бился, мигал телепортом, но еще не понял что его ждет на самом деле. Перво я пробил когтями его хитиновый доспех и спину до позвоночника. И там разморфил концы когтей так, чтобы они вошли в спинной мозг нервными волокнами. Есть же у него спинной мозг? Есть. Вот он.

Вот это «возрождение» означало, что он вернется сюда после смерти. И значит мне нужно было не дать ему самоубиться, пока я не пойму, что он такое.

Черного колдуна разбил паралич, но не всего, а только правую половину. Почему, некогда разбираться. Отрезаем аккуратно все левые конечности и прижигаем, чтобы черная жижа из них не хлестала. Быстро и просто, черные колдуны здесь не умирают.

Мы взлетели и приземлились рядом с моими мертвыми. Козел непрерывно визжал. Вот как полосатая свинка в хваталке Газенвагена. Подождем. От болевого шока не умирают. Или умирают? Как прекратить этот визг?

Я шевельнул в его позвоночнике своими ниточками. Каракурт заткнулся, но начал конвульсивно колотить меня по плечу верхней правой. А потом засипел:

– Тебе конес… тебе конес, бабасяк…

– Кто тебе сказал, что я бабазяк?

Очень натурально удивился я, оторвал его нагрудник и в три укукуса сожрал. Для этого мне пришлось сморфить свой лик в хлеборезку из кошмарных снов. Но ею было неудобно разговаривать и потому стрескав хитиновый нагрудник, я снова стал бабазяком.

– Я вернус… И не один… Мы высгем сдес все… Больсой биснес… Тыи попал…

Да? Мой мир станет кладбищем козлов со всей вселенной? Высокая ответственность. Уродец возродится в гробу, как и я когда-то, наверное. Где? Где-нибудь недалеко, или в другом мире? Что за бизнес? Морфики? Тогда «выжигать здесь все», ради самолюбия одного четырехрукого неудачника, никто не станет.

Я содрал с него наплечник и так же с аппетитом сожрал.

– У тебя нет ни души, ни мозгов, моб. И мой бизнес тебе больше никто не доверит. Сегодня ты стал нищим изгоем среди приличных разумных.

Сказал я ему, содрал и сожрал второй хитиновый наплечник. У черного колдуна выпучило очи и пошла черная жижа ртом. Отходит?

– Босс… Простите… Я не снал, сто это васа дось… Простите, босс…

Бредит? Или я попал точно в точку? Он там напакостил с дочерью своего босса? Козел везде козел. Я шевельнул нитками в его позвоночнике и Каракурт опять завизжал полосатой свиньей. Я зашвырнул его через забор на территорию базы. Никакого удовлетворения. Не умею мстить. Как только враг стал беззащитен, ярость исчезла.

Голова Латопа смотрела на меня с большим любопытством. Ты уже не поднимешься в голубую дырку, чтобы увидеть цветы, чьи корни светили тебе всю жизнь. А я теперь всегда и везде хожу только один.

Как хоронят в Черном Эле? Отдают реке. Как хоронит своих Хамух? Сжигает на больших кострах. Прости, Латоп. Здесь будет большой костер. Визг Каракурта за стеной – ваша погребальная песнь.

Костер получился не просто большой. Получился целый лесной пожар. Но не сразу. Пришлось стянуть в один блин носорогов. Боже, как хорошо, что я не взял с собой Чапу. Сверху нарубить множество мелких стволиков когтями. И наломать дров потолще. Все это переложить серьезным бревнами, на которые я перевел несколько крупных лиловых деревьев.

Восемнадцать хамухов и один черный эльф. Господи, упокой души невинных и виноватых там, где Сам знаешь, и так, как Сам можешь. Религиозничек из меня тухленький. Пламя поднялось быстро и большого дыма не было. Наруч-фламберг и броньку Латопа я забрал себе. Морфики не горят.

Мобы, значит. Да я знаю некоторых вполне людей, которые, если с Латопом Лигуровичем сравнивать, просто бревна с тремя рефлексами и одним сценарием в голове. Каракурт за забором затих. Помер или самоубился уже. Он возродится в гробу, а тело его искалеченное так и будет тут лежать?

Я перепрыгнул забор. Труп черного колдуна оттащил к воротам базы и приколол его фламбергом к одной из створок. Смотрелся Каракурт очень назидательно. Отсутствие половины конечностей, взломанный, изуродованный доспех, выкаченные от ужаса глаза, рукоять необычного меча, торчащая из черной голой груди. Фу, быть козлом под корнями цветов.

А еще мне нужна была сигнализация. Теперь, если кто попытается выдернуть фламберг из этой инсталляции, красная пищалка, до сих пор приклеенная к моему животу, скажет голосом Каракурта: «мародер на базе».

А еще необходимо разрешить загадку исчезновения Тушкана Мечты. Но силы уходили из меня. Я, с закрытыми глазами, добрел до горы хлама, которая еще некоторое время назад была аккуратным ангаром, зарылся в кучу деревянного и металлического мусора, и отрубился.

Я сидел перед открытой печной дверцей. Жар о углей грел лицо и колени. За моей спиной, я знал, была Мышь. Но обернуться я не мог, было невыносимо стыдно. Но ей, конечно, было плевать. Она подошла сзади и положила одну руку мне на плечо, а другую на голову.

– Рыжий, мне так жаль…

Да. Было что жалеть. В пламени печи сгорали хамухи, эльфы, морфы, бабазяки. Вон горят крокодилы. Даже драконы и некротвари горят. Это была не печь. Это горел мир, а я сидел и смотрел, как он горит.