Текст книги "Метаморфозы: тень (СИ)"

Автор книги: Александр Турбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Смелее.

Это мастер заклинаний решил слегка поторопить события. Ему надоело ждать. Надоело? Так открыл бы сам, раз такой смелый и всемогущий. Я хмыкнул, но все-таки протянул руку к полотну створки. Где тут ручка? Защелка? Шпингалет какой? Что-нибудь, что можно было бы закрыть, если что-то пойдет не так.

– Толкай.

В голосе Бравина ощутимо прорезались нотки раздражения. Нетерпеливый какой. Как сам, так в кусты, а мне – толкай?

Я знал, что я несправедлив, что кому-кому, а этому магу не страшен тот мелкий призрак, что сидит за стеной. Что единственная причина, почему открывать дверь придется мне, не его страх, а его желание понять, на что я способен. Потому что дальше будет сложнее, враги опаснее, а страх сильнее. Он испытывал меня, зная, что я поневоле вспомню тот огонь, что рвал мое тело при первой встрече с призрачным принцем. Вспомню боль, предостережение, и… Все равно сделаю шаг навстречу угрозе. Ему было нужно именно это – моя решимость, а не сомнения. Где ее теперь взять?

Негде, но и отступать поздно. Отступать надо было намного раньше. В Куаране. В Лоррах. В Валенхарре. Сейчас-то какой в этом смысл?

Я толкнул тяжелую створку вперед и не стал отпрыгивать назад – хватит уже позориться. Чему быть, тому не миновать. Только приготовился черпать силу в единственном горящем источнике, что оказался мне доступен – во мне самом. Самое поганое, что мое тело – единственный источник силы, доступный и моему врагу, что скрывался по ту сторону…

…

Дверь медленно подалась вперед, открывая узкий проход в небольшую комнатку. Даже не комнатку – клетушку пару метров на пару метров, пустую, заваленную мусором и обломками мебели. Что там было раньше? Не знаю. Кладовая? Хотя какая может быть кладовая с выходом прямо из центрального зала? Каморка для слуг? Сейчас уже было не важно. Главное, узкое окно пропускало достаточно рассеянного света с улицы, чтобы видеть детали – обломки деревянного шкафа под ногами, перекошенный подоконник, опрокинутое ложе и драный, перекрученный матрац. Какие-то старые, непонятно кому принадлежавшие вещи: одежда, одинокий ботинок, разбитое зеркало. И рядом – зыбкую, плывущую, сливающуюся со стеной фигуру призрака-Алифи.

– Где твои помощники, принц?

Собственный голос развеял зловещую тишину, и я вдруг сообразил, что, разглядывая комнату, пытался не дышать, словно это могло бы помочь.

– Слышишь меня, Высший?

Нет ответа. Только глухая угроза, давящее чувство чужого голода и гнетущая, заставляющая горбиться и вжимать голову в плечи, тоска. Голод и тоска, разлитые в граненый стакан старой кладовой, – не самый привычный коктейль на моей памяти. Выворачивающий нутро коктейль, если честно.

– Ты еще живой, или все, коньки успел отбросить?

Нет ответа. Слышит ли он меня вообще? Или я разговариваю не с призрачной тенью, а с простой каменной стеной?

– Эй? Уважаемый, я тебе вот магика привел, как договаривались. Сейчас хоронить тебя начнет. А там смотри, может, и я чем помогу…

Глухая ненависть вскипела бурунами на острых рифах, захлестнула разделявшее нас пространство и ударила наотмашь обрывками синих нитей. Я ушел из-под удара, сбросив редкий поток чужой силы в сторону застывшего за моей спиной заклинателя из Куарана. В конце концов, он сам меня учил, так что не возникло ни малейшего чувства стыда. Он сильнее меня, что ему потуги безнадежно уставшего призрака?

– Виллар, не дури. Мы помочь тебе пришли, ты же сам про… – закончить фразу я не успел, ощущение чужого, даже чуждого прикосновения заставило заткнуться и отскочить в сторону, заполошно стягивая к себе остатки энергии в комнате. Последние крошки дармовой силы. Если их не хватит, остальное придется брать у себя.

Неожиданно показалось, что придется бороться за каждую каплю Тахо, удерживать чужое давление без особых шансов на то, что призрак принца остановится. Он не хотел помощи. Он хотел только смерти. И он не помнил меня. Казалось бы, интуитивный вывод, ничем не подкрепленная убежденность, но хорошо объяснявшая происходящее.

Второй удар талли – удар пустотой, удар ненавистью и собственным отчаянием я даже не стал отводить. И смеяться не стал – только выдохнул облегченно. Я был готов его встретить, сейчас я был сильнее и умел больше, чем при нашей предыдущей встрече. И раны мои худо-бедно затянулись. И кровь, источник дармовой силы для жадных призраков, не капала тонкой струйкой на грязный пол. Я был готов не только защищаться, но и ударить в ответ.

Капля силы в слежалом пухе развороченного, выпотрошенного матраца. Несколько капель в холодных, чуть проступающих на фоне комнаты углах стен. В деревянном каркасе кроватного ложа. В обрывках старой, рассохшейся книги на полу. А остальное – в призрачной фигуре, прижавшейся к стене напротив. Я выжал стража досуха, до основания, до дна, до протяжного, замогильного стона. Мне незачем оказалось бить. И не в кого.

– В прошлый раз, в этом же доме я столкнулся с принцем, яростным и не желающим уступать, с Алифи, танцующим свой последний танец. Сегодня я вижу только тень. Слышишь, тень, куда ты подевала своего принца?

И только тишина в ответ…

…

– Почему я не слышу его песни смерти?

– Это невозможно, – Бравин медленно пошел по кругу, обходя тень воина-стража, в последний раз умирающего на холодном полу. В ней еще смутно угадывалась фигура Алифи, но тень уже распадалась клочьями, растворялась под натиском небытия. – Талли – это и есть песня смерти, только облеченная в подобие формы и наделенная подобием жизни. Талли могут стать только те Алифи, кто недовоевал, недожил, недоубивал, песня смерти которых не спешит развеяться в пространстве. Нужен только сильный заклинатель, способный превратить ее в нечто, почти живое. Хотя… Тебе ли не знать…

Он отвернулся ко мне спиной, что-то доставая из глубоких карманов своего тяжелого плаща.

– Почему я должен знать? – мне эта оговорка не показалась важной, но тишина тяготила и заставляла ежиться.

– Ты? – Бравин повернулся ко мне. В темноте его лицо почти не было заметно. Тусклый, слабо различимый взгляд. Внимательный? Или насмешливый? – Ты ведь тоже, в некотором смысле, песня смерти.

– Не понял, – честно признался я.

– Ладно, Мор, потом, если будет еще интересно, объясню, а сейчас надо работать. Виллару Огненной Вспышке давно пора присоединиться к своей семье и своему сгинувшему в веках городу, – и добавил. – Ничто не должно быть вечным, даже ненависть. Особенно – ненависть.

…

Город погружался во Тьму, словно усталый ишак, заблудившийся в зыбучих песках – медленно, но неумолимо. Гасли огни, спадали красным платком зарева близких пожаров, утихали шум битвы и вопли раненых. Битва не закончилась – не было ей ни конца, ни края, она просто замерла до утра, до первых лучей солнечного света. Воинам надо было набраться сил для боя и потратить время Ночи для мести и запретных развлечений. И впервые за много лет Мер То дал согласие на первое и присоединился ко второму. Этот город забрал у него слишком многих стоящих воинов, чтобы вождь клана Заката согласился просто и хладнокровно убивать защитников.

Три десятка шагов городской стены за спиной заканчивались глубоким провалом, результатом взрыва пороховых бочек в подземелье – всего запаса, что он смог накопить и, вопреки логике и здравому смыслу, сохранить в тяжелом походе. Вождь оставлял порох до последнего, но потратил легко, не утруждая себя сомнениями. Порох – ничто, не будет его – найдутся другие пути к победе.

Два десятка шагов вперед приводили к завалу, одному из многих на этой узкой и кое-где совершенно неприступной стене. Завалы вместо низких башен, баррикады на месте развилок, где крепостные стены разветвлялись и уходили внутрь городских кварталов, нарезая единое пространство белого города на узкие ломти пережаренной лепешки. И каждый такой кусок – отдельная преграда, ловушка или место для бойни, отдельная возможность обломать зубы о неприступные камни. Проклятый город, в котором даже победа в любой момент все еще может обернуться поражением – сам демон удачи сторонился этого места.

Орео Хо, державший всю свою жизнь удачу за ее тощий хвост, понял это лучше прочих – он вторые сутки метался в бреду, воя от боли днем и рыча по ночам, не узнавая никого и пытаясь голыми руками душить знахарей и прислугу. Голыми, стесанными до костей ладонями. И это были самые малые из его ранений. Перекрученное, исковерканное тело его лучшего воина выловили из реки разведчики хува и срочно доставили в лагерь, вот только не в их и не в его власти обращать время вспять. Нельзя вернуть мощь исковерканной плоти и задор стремящемуся за край духу. Выживет ли он или ненасытный Демон Ту уведет молодого тысячника по следам его старого соперника и насмешника Шео Ма?

При мысли о погибшем товарище Мер То только плотнее сжал губы, прищурил веки. Плохо уходил Шео Ма. Еще до окончания первого боя вождь шаргов отправил небольшой отряд на поиски тела, но вернувшиеся лишь к утру воины положили к ногам Мер То рваные лохмотья доспехов, растерзанные до неузнаваемости клочья плоти и обглоданные кости. Нет, плохо уходил Шео Ма, и слишком суров оказался к нему проклятый демон смерти. Но не судьба старого друга сейчас тяготила вождя, а судьба собственного сына.

Шин То Карраш-го, средний и лучший из сыновей, единственный достойный продолжить род, лежал сейчас в большом походном шатре и вел свой самый тяжелый бой – за право жить. Жить, чтобы мстить. Потому что еще не все сделано, не все враги повержены и не все крепости пали. Сражался за жизнь так яростно, как умеют это делать только воины из рода Карраш, с кровавой пеной на закушенных от боли губах. Мер То приходил в шатер после каждого боя только для того, чтобы молча постоять, потом кивнуть сыну и выйти прочь, и уже там, за плотным пологом, будучи уверенным, что наследник не слышит отца, процедить лекарям зловещее «живите пока». Это «пока» заставляло видавших виды знахарей и шаманов Рорка белеть и вжимать головы в плечи, вспоминая самые первые слова вождя, увидевшего раны сына.

– Если он умрет – убью каждого, жен каждого и старших детей каждого. Средних детей закую в рабы, младших отдам своим тафурам для утех. Молитесь демонам, приносите жертвы, сжигайте травы, делайте настойки – мне все равно, но род Карраш не должен прерваться в этом проклятом месте. Вы всё поняли?

И последние слова пугали знахарей клана Заката больше всех предыдущих угроз, потому что Мер То никогда раньше не задавал риторических вопросов. Грань между жизнью и жуткой, мучительной смертью скрывалась в этих простых словах.

– Да, вождь, – чуть слышно шелестело в ответ. Пока еще можно было ответить утвердительно, еще не все было потеряно, израненный при штурме крепостной стены Шин То все еще танцевал свой танец со смертью, вот только сердца лекарей все чаще сжимались в недобром предчувствии. – Мы поняли, вождь…

Глава 12

День сто тридцать седьмой. Неделя незагаданных желаний.

«Я памятник себе…»

Мор. Избранные цитаты. Глава «Осколки памяти»

– Ради чего я вел ему помощь? Прошло бы еще пару недель, и он бы попросту развеялся в пространстве.

– Ты не совсем прав, Мор. Той капли силы, что он смог вытянуть и бросить в тебя, хватило бы на простого смертного.

– Любого? – спросил я.

– Простого, – с грустной улыбкой поправил Бравин. – И пока гость умирал бы под взглядом талли, тот пил бы его Тахо, пополняя собственные силы. Нет, призрачные стражи не развеиваются в пространстве так легко. Их можно убить, или они могут убить себя сами – другого не дано.

– Подожди. А как же ритуал? Как же третье имя, которое нужно знать, чтобы подарить призраку вечность?

Малый фыркнул, поднялся на ноги и ушел в ночь, а Бравин еще раз улыбнулся.

– Третье имя? Ритуал? Ты странный, Мор. Очень странный. Не ты ли обвинял старика Толариэля во лжи, слушая его истории про ритуалы? Или ты думаешь, что призраки не умеют лгать?

Я обескуражено смотрел на Мастера заклинаний, не зная, что ответить на эти простые вопросы.

– Понимаешь, талли, воины-стражи, действительно живут своим последним днем, убивая и умирая, раз за разом, год за годом. Ты бы хотел так жить? Нет? И я бы не хотел. И Виллар, а точнее то, что от него осталось, так жить не хотел. Вот только каков выбор? Как умереть бессмертному? Как умереть тому, кто не живет? Ты прежний не смог бы его убить, только мужественно умереть, подарив ему еще толику силы, продлив его агонию. Поэтому тебе предложили привести того, кто сможет победить стража, и доверили тебе единственное подтверждение, что всё не сказка, – настоящее имя беллорского принца. Что же в этом удивительного?

– А ритуал? – все также непонимающе спросил я

– Какой ритуал? Мор, убийство тоже может быть ритуалом. Точнее, не убийство, а развоплощение.

Я сидел, словно оплеванный, с силой сжимая отдающую острой болью правую ладонь.

– Получается, я вел тебя сюда, чтобы ты его попросту убил?

Бравин внимательно посмотрел на меня, потом поднялся на ноги, шагнул прочь от затухающего костра и уже оттуда, из темноты, сухо бросил:

– Нет, Мор. Ты вел меня сюда, чтобы показать, как убивать стража будешь сам…

Я кивнул невидимому в темноте собеседнику.

– То есть я герой?

Бравин вернулся, подбросил еще пару сосновых веток. Сырые, они больше чадили, чем давали тепла, но когда других нет… Он вновь повернулся ко мне, присел напротив и уже так, с отблесками язычков пламени в вертикальных, уже почти привычных зрачках, ответил:

– Героем ты был, пока не пошел со мной. Сейчас ты имеешь возможность стать не героем, а легендой. Первой легендой своего рода за долгое, нет, очень долгое время. И победа над непобедимым стражем Высших – не худшее начало.

Я хмыкнул, пытаясь понять, о чем на самом деле думает этот странный Высший, совершенно не похожий на других Алифи. Язычки огня плясали в его глазах, делая взгляд собеседника то веселым, то насмешливым, то безумным, то смертельно опасным. Смертельно?

– Подожди, Высший. Помнишь, ты сказал, что я тоже «песня смерти»? Это ты о чем, – вдруг вспомнилась странная фраза Бравина после боя с талли.

– Ты точно хочешь знать? Не каждое знание – благо, Мор.

– И все же, ты обещал объяснить, – смутные предчувствия сжали сердце. Я не хотел этого слышать. Не хотел, но и отступать не привык.

– Хорошо, Мор. Может быть, тебе пора получить ответ хотя бы на один вопрос. Может, это знание заставит тебя вести себя иначе? Посмотрим. Скажи, что стало с твоим прежним телом? С твоим прежним «я»?

Я пожал плечами, продолжая пристально вглядываться в Алифи так, словно пронизывающий взгляд сам по себе способен был дать мне ответы.

– Нельзя просто взять и украсть душу, Мор. Это невозможно. Но вот поймать в ловушку чужую песню смерти, квинтэссенцию души тех, кто недожил, недолюбил, недовоевал, – можно. Например, твою душу, или таких же, как ты…

Сердце ухнуло куда-то вниз, стало трудно дышать, и я поневоле потянулся рукой к воротнику, как будто была пуговица, которую можно расстегнуть и снова почувствовать себя нормально.

– То есть…, – голос охрип, слова пришлось выталкивать через силу.

– Да, Мор, да. Никто тебя не похищал, тебе просто в последний момент дали еще один шанс, шанс сделать нечто большее, чем в своем прежнем мире. Заслужил ли ты его? Не знаю, но из сотен и тысяч уходящих душ Судьба выбрала твою…

– А хозяина этого тела тоже никто не убивал? – я уцепился за соломинку, иначе все, чем я жил последние месяцы превращалось в пыль. Каков смысл тогда в ненависти? В желании отомстить? Кому тогда мстить и за что?

– Хозяина тела? Нет, его душу, конечно, пришлось уничтожить. И что? Какое тебе дело до того бедолаги? Ты готов умереть в память о нем? Нет? Тогда живи дальше и помогай жить нам.

Помочь? Чем?

– Поганая у вас тут жизнь, – мысли вслух, констатация факта, не более того.

– Поганая? – неожиданно Бравин завелся и повысил голос. – Пусть так, я даже не буду с тобой спорить. Наш мир – пустая оболочка с трухой внутри. Но это мой мир, человек. Мой. А теперь и твой. И другого – не будет. Так что у нас остается всего два пути: или смириться, или сделать этот мир лучше. Ты готов к смирению? Лично ты?

Я медленно покачал головой в ответ.

– Тогда у нас с тобой одна дорога, Мор, один путь. И некуда свернуть.

Он поднялся на ноги и, сделав шаг ко мне, неожиданно протянул руку…

…

Малый зал комендантской башни медленно заполнялся церковниками. Они входили молча, лишь изредка перебрасываясь короткими малозначимыми фразами. Жив? И то хорошо. Сейчас это была главная новость и единственное, что пока имело значение. Сам город был уже обречен, жить защитникам тоже оставалось недолго.

Штеван Младший смотрел на входящих с затаенной ненавистью, впрочем, не решаясь ни взглядом, ни жестом выразить свое отношение, – эти не будут церемониться. Помощник командира городской милиции не та должность, что может помешать рыцарям Ордена вздернуть его на флагшгтоке. Рассказывают, есть у них такая забава – вешать слишком дерзких завернутыми в знамя. Проверять, так ли это на собственной шкуре, Штеван не имел ни малейшего желания. Значит, глаза в пол, рот на замок, а там судьба вынесет. В конце концов, не раз уже выносила, почему бы и сейчас не помочь?

Штеван словил себя на том, что мысли о судьбе тоже не лучшее времяпровождение. Не баловала его судьба, чего уж врать. Папаша, будучи далеко не самым зажиточным и именитым Алифи в далеком Иллариэне, много лет назад умудрился повздорить с кем-то намного более влиятельным, что заставило все семейство спешно перебираться в другой город. Почему Штеван Старший выбрал именно Куаран, осталось для сына загадкой, но вот то, что жизнь на новой родине не задалась – это семейство Штеванов почувствовало сразу. Дом, на покупку которого была потрачена большая часть сбережений, сгорел спустя полгода после покупки, причем вместе со всеми ценностями и деловыми бумагами. Не доверял отец ростовщикам и банкирам, жаловался, что обдирают они честных Алифи, обгладывают состояние, как собака кости. Ну, после пожара некому больше стало жаловаться – сгорел Штеван старший вместе со своими жалобами, оставив малолетнего сына в чужом городе без средств к существованию. А потом…

Резкий голос разорвал паутину грустных мыслей и вернул к действительности.

– Быстрее рассаживайтесь, время не ждет.

Это барр Ламур, правая рука командора, решил поторопить подчиненных. Штеван тоже пристроился на неудобном деревянном стуле в самом углу помещения, рядом с узким окном, больше похожим на бойницу. Хотя почему похожим? Комендантская башня, может, и не так грозна, как внешние обводы крепостной стены и прибрежные форты, но взять ее с наскока тоже оказалось не так просто. Рорка уже дважды пробовали, обламывали себе зубы и уходили искать более легкую добычу. К сожалению, на смену одним всегда приходят другие…

На обреченный город уже давно опустился вечер, опутав спасительной темнотой. Уже которые сутки битва замирала на время ночи, чтобы вспыхнуть с новой силой с первыми лучами утреннего света. Защитники крепости, где роль бастионов и укреплений выполняли толстые стены казарм и оборудованные бойницами малая и главная комендантские башни, использовали короткую паузу с единственной целью – перевязав раны, упасть на жесткую солдатскую кровать и уснуть, может быть, в последний раз перед смертью.

Зачем рыцарям понадобилось нарушать сложившийся ход вещей именно сегодня, Штеван точно не знал, но чувствовал, что еще день, максимум два, и все закончится. Скоро Рорка прорвутся внутрь казарменного комплекса, и тогда последний бой придется давать прямо на центральном плацу. А что? Не худшее, в общем-то, место.

– Братья, – голос командора скрипел, словно давно и безнадежно проржавевшие петли старой кладбищенской калитки. – Сегодня великий день.

– Ночь, – мысленно поправил Штеван, что, впрочем, не добавило ему настроения. Улыбаться не было сил.

– Братья, сегодня мы в последний раз будем вкушать пищу в этой юдоли скорби. Склоним же голову в память о понесенных жертва. Давайте вспомним о причинах катастрофы, назовем виновных. И даже если завтра перед нами откроется будущее – нельзя смотреть в будущее, не простившись с прошлым.

Он сделал патетическую паузу, обвел горящим фанатичным огнем взглядом зал и продолжил:

– Как неприступные прежде стены этого города пали? Как колыбель нашей славы оказалась бессильной противостоять ордам наших врагов? Не потому ли, что те, кто должен стремиться к Свету, уподобились врагам, обращенным во Тьму? Алифи Римола, этого тирана и самозванца, не только не подставили нам плечо в роковую минуту, но ударили в спину, лишив нас запасов продовольствия и оружия. Все эти бесконечные дни и ночи мы стояли нерушимой стеной, мечами и собственной отвагой защищая стены чужого нам города. Но зачем? Разве для того, чтобы его жители и гарнизон смотрели с противоположного берега и смеялись над тем, как мы умираем?

Штеван Младший невольно поморщился, словив себя на мысли, что сам командор и раньше-то не сильно стремился умирать. Вон, на кирасе ни пятнышка, ни царапины. Сверкает, как и рожа этого долговязого хмыря. К тому же, милиция – это тоже в какой-то степени гарнизон и уж точно почти полностью – жители Куарана. Впрочем, сколько их осталось, ополченцев да солдат гарнизона на западном берегу? Сам Штеван, еще двое Алифи, десятка три людей, да небольшой отряд, еще вечером ушедший к городским докам. Всё? Пока рыцари готовили оборону казарм, ополченцы встречали напор основной массы отрядов Рорка. Своими жизнями дарили церковникам время. Вот она, благодарность Ордена. То, что и сам Штеван старался не лезть в гущу схватки, он благоразумно опустил, не став заострять на этом внимание. В конце концов, у него-то была действительно серьезная причина. Его ждали. Его невеста. Его Ариэлла. Его персональный луч света на том, безопасном берегу.

– Достаточно. Судьба Куарана должна остаться на совести его жителей, нас же ждут другие битвы. Завтра, – и вновь пауза, и вновь пронзительный взгляд, брошенный на несколько десятков собравшихся офицеров. – Завтра на рассвете добровольцы откроют ворота, и сокрушительный вал нашей конницы сомнет еще спящих врагов, втопчет в грязь отродья Тьмы, пробив себе дорогу к выходу из города. Я лично поведу войска. Во имя Света и навстречу славе.

Невысокий, коренастый Алифи встал, демонстративно проведя рукой по капитанскому эполету на правом плече – красному полю, окаймленному золотистым шнуром, по букве «К», вышитой серебристой вязью. «Пижон», – невольно подумалось Штевану, впрочем, от капитанского эполета рыцарей Света и он бы не отказался – Ариэлла была бы в восторге.

– Кто будет добровольцем, командор?

Тишина повисла в зале, словно все звуки растворились в вечернем сумраке и тенях, бросаемых на пол сотнями свечей.

– Кто этот счастливчик?

«Смертник» – поправил про себя Штеван, потому что открыть ворота просто, закрыть вот только потом не получится. Волна единорогов и боевых скакунов рыцарей, может, и взломает баррикады Рорка – все может быть, вот только озлобленные демоны потом отыграются на всех, кто не успел унести ноги.

– На этот вопрос не легко ответить, капитан, – с улыбкой ответил командор. – Защитники Куарана, конечно, как на подбор ничтожества и мусор, но оказывается, даже в мусоре можно найти изумруды. Вот и среди куаранцев встречаются достойные Алифи. Например, в городской милиции. Присутствующий здесь барр Штеван Младший выразил готовность совершить этот воистину геройский поступок. Не так ли, барр Штеван?

«Какой я тебе барр», – захотелось крикнуть Штевану. «Нет, не так», – захотелось рявкнуть на весь этот проклятый зал. «Идите вы все к демонам, уроды», – захотелось бросить прямо в костлявую рожу командора. Бросить, развернуться и уйти с гордо поднятой головой. Вот только взгляд командора не оставлял сомнений в том, что будет с этой головой сразу после опрометчивых фраз. Нет. Рот на замок. Глаза в пол. И судьба вывезет, как вывозила уже не раз.

Штеван молча поднялся и просто кивнул, чувствуя кожей облегченный выдох десятков рыцарей и насмешливые взгляды коренастого капитана. Легко смеяться, разминувшись со смертью. Ничего, время покажет.

– Я ему не верю, – коренастый капитан все так же, с насмешкой, смотрел на ссутулившуюся фигуру помощника командира городской милиции. – Странный он какой-то. Если Вы разрешите, командор, то я пойду вместе с ним. Так будет надежнее.

Командор удивленно вскинул брови:

– Капитан, Вы истинный рыцарь Света. Я распоряжусь, и Вашим именем назовут один из новых приходов в землях Ордена – страна должна помнить своих героев. А завтра… Конечно, капитан, Вы можете пойти вместе с барром Штеваном, так действительно будет надежнее – куаранцы не слишком смелы и кто знает… А сейчас… Сейчас, братья, время набираться сил перед боем. Выспитесь. Ешьте и отдыхайте – завтра понадобится быть сильными. И ждите утра.

Коренастый капитан кивнул и опустился на свое место.

…

Тени медленно поднимали засовы казарменных ворот, стараясь ни лишним словом, ни громким скрипом или стуком не разбудить защитников. Тех ждало славное утро, полное подвигов, а значит, большинству из них действительно нужно было выспаться. Зачем же тревожить воинов по пустякам? Другое дело – часовые, дежурившие во дворе и на площадке комендантской башни. Этих будить и не придется – мертвецы не встают по утрам от легкого скрипа хорошо смазанных воротных петель. Зачем мертвецам вообще вставать? Правильно, пусть лежат, радуют лунный свет перерезанными глотками и вываленными языками.

Тени отворили ворота, предварительно спрятав главный засов. Ювелирная, в общем-то, работа, засов – не спичка, а четверо Алифи – не дюжина солдат, чтобы играючи ворочать тяжелым, обитым железом бревном. Но если действовать не торопясь, слаженно и с точным пониманием цели…

Приоткрывшийся черный провал в стене остался незамеченным ни теми, кто спал в казармах, ни теми, кто караулил снаружи, опасаясь подходить слишком близко.

Четыре тени, молча вернулись обратно и скользнули в ничем не примечательную дверь. Подсобное помещение, заваленное сухими досками, кирпичом, строительным инструментом, – не лучшее место для ночного отдыха, если не знать, что за грудой ненужных вещей скрывается спуск в небольшой подземный тоннель. Не лабиринт, не катакомбы – так, ничего особенного, просто малый арсенал, оборудованный на всякий случай. Не рыцарям Света, случайным гостям в этой древней крепости, о нем знать. Другое дело, Алифи из городской милиции…

Три тени уже спустились, но последняя не торопилась. Коренастый Алифи подошел к лестнице вниз, посмотрел на спутников, пижонским жестом стряхнул пыль с капитанского эполета и усмехнулся. Потом снял с пояса короткий Роркский рог, подобранный во время одной из схваток, и длинный, протяжный, призывный сигнал разведчиков Хува разорвал тишину ночи. Капитан аккуратно повесил рог на пояс и закрыл пыльный люк уже над своей головой. Долго в этом склепе не высидишь, день-два, не больше. Но больше и не нужно. Не останется в казармах защитников, не будет особой причины рыться в них и Рорка – есть более выгодные для искателей добычи места, чем старое, недостроенное, заваленное мусором помещение в ничем не примечательной казарме.

– Судьба, – неожиданно даже для себя сказал капитану Штеван Младший, кивая на помощников, уже пытавшихся поудобнее устроиться на каменном полу подземного убежища.

– Судьба, – согласился капитан и добавил, присаживаясь на корточки рядом. – Ну что, родственничек, твоя очередь. Обещал на тот берег нас переправить? Тогда не подведи.

– Не подведу, – уверенно ответил Штеван.

И мысленно поблагодарил судьбу, Ариэллу, а еще ее сестру, влюбленную в капитана…

…

Сегодня впервые за долгое время Мер То призвал на совет своих союзников, дав им возможность услышать волю, узнать планы и высказать опасения. Не только сидящего возле правого плеча Табархана, от которого у него и так практически не было секретов, – всех. Союзников старых и новых, надежных и так, перекати-поле. За городской стеной все еще шли бои, но уже пора смотреть дальше, думать о большем. Потому что у каждого шага должен быть свой час.

– Город наш, – Хува говорил, весело оглядывая окружающих.

– Не весь, – мрачно возразил невысокий Рорка, сидевший к Мер То не ближе всех, но ближе многих. Гхоро. Пусть не сам вождь, а его средний сын, но все равно. Степные воины, даже растерявшие былую славу равных среди лучших и лучших среди равных, представляли грозную силу.

– Наш, – отмахнулся Табархан, ненавидевший всех союзников Косорукого, пусть даже бывших. – Осталось несколько углов, где прячутся Алифи, так пусть они с крысами воюют за отбросы, город для них закрыт. Отличное начало.

– Этого мало, – возразил Мер То.

– Разве Закат готов и у Косорукого забрать его законную добычу? – спрашивающий Гхоро посмотрел на шарга с вызовом, не скрывая своего разочарования. И злобы.

Кто ж виноват, что ближайший союзник Теней разобрался в ситуации и выбрал правильную сторону слишком поздно? Долго думал, мало взял – непреложный, впитанный с молоком матери закон, теперь только и остается, что злиться. А добыча Косорукого…

– Ты сомневаешься в моих силах, Мушита? – вождь не угрожал, но только совсем глупый или наивный стал бы отвечать утвердительно на этот вопрос. В конце концов, Белый город – вот он, лежит, словно овца, разделанная на жертвенном камне.

Сын вождя Гхоро не был ни глупым, ни наивным, вот только вместо желаемых богатств и крови Алифи на своих руках, он получил только пепел на подошвах и сажу на своей уродливой роже. А когда хочешь одно, а получаешь совсем другое… Раздосадованные Гхоро, не успевшие к Закату и потерявшие надежду вернуться к Теням, а потому обделенные добычей, пытались выторговать хотя бы что-то, хотя бы на потом.

– Гхоро сделали свой выбор, Мер То, поэтому мы здесь. Косорукий уже сточил свои зубы о Белые стены.

– Сточил? Тогда пусть грызет стены деснами, – презрение Инаро Туна, стоявшего за левым плечом Мер То, было невозможно скрыть да и незачем было скрывать.

– Прекратить, – вождь не повысил голос, не изменил интонации, но никто не попробовал оспорить приказ. Свободные племена и племена зависимые, союзники новые и проверенные временем – не имело значения, кто ты и кто идет за тобой, главное, что все шли в глубокой тени клана Заката.

– Я собрал вас здесь не для того, чтобы слушать эту чепуху, – насладившись тишиной вдоволь, продолжил Мер То. – Я собрал вас всех для того, чтобы дать вам новую цель. Хватит смотреть на то, что уже покорилось и упало под ноги. Добычу не получится собрать дважды. Но и ты прав, Мушита, негоже забирать у калеки последнюю надежду. Поэтому пусть клан Теней любуется высокими башнями своей части Белого города, пусть строит планы, пусть лазит по сто раз на дню на неприступные стены, он все равно их не возьмет. Никогда. Я хорошо знаю Косорукого, пройдет не так много времени, и он использует малейший повод, чтобы отступить. Не отойти на время, нет. Отступить. Уйти, уведя своих Рорка и своих союзников прочь от места своего позора. Мне с ним не по пути. А вам?