Текст книги "Золя"

Автор книги: Александр Пузиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава третья

14 июня 1858 года Золя вышел из дома № 63 по улице Монсеньера Принца, намереваясь отправить письмо Полю Сезанну. Письмо получилось длинное, увесистое, и Эмилю пришлось наклеить на него целых три марки, чтобы оно беспрепятственно добралось до Экса. Прошло уже пять месяцев, как он в Париже, а кажется, только вчера его встречала мать, сумевшая шепнуть в переполненном омнибусе: «Ты будешь продолжать учиться». Старый друг Франсуа Золя, адвокат Лабо, написал рекомендательное письмо Дезире Низару, директору «Эколь Нормаль», и Эмиля сразу зачислили в лицей Сен-Луи. Это произошло в начале марта 1858 года.

В первые дни пребывания в лицее Эмилем Золя владело, по его собственному признанию, одно чувство – чувство изумления. Ничто здесь не напоминало коллеж в Эксе. С удивлением рассматривал он своих новых товарищей. Как не похожи были они на экских соучеников! Напыщенные, не в меру серьезные, они иронически поглядывали на своего нового коллегу, сразу же окрестив его Марсельцем. И Эмиль вспомнил, как еще недавно его дразнили Парижанином. Теперь он Марселец. Однако в коллеже Золя быстро обрел друзей, а в лицее вот уже скоро полгода, как он испытывает чувство одиночества и отчужденности. Трудно жить без близких товарищей, без Байля, без Сезанна. Остается одна лишь возможность общения с ними – переписка. И, отправляя письмо Сезанну, Золя чувствует себя уже не таким одиноким. В шутливом тоне сообщает он другу о первых парижских впечатлениях:

«Дорогой друг, должен тебе сообщить одну новость, весьма приятную. Я уже купаюсь в Сене. Сена – река широчайшей ширины и глубочайшей глубины. Однако здесь нет вековых сосен, нет прохладных источников, в которых можно остудить божественную бутылку, нет Сезанна…

Париж огромен, переполнен всевозможными развлечениями, памятниками, прекрасными женщинами. Экс – городок совсем маленький, однообразный, пошлый, в нем живут женщины… (боже меня сохрани от злословия по отношению к дамам Экса). И, несмотря на это, я предпочитаю Экс Парижу.

Может быть, это сосны, овеянные ветрами, сухие ущелья, скалы, нагроможденные друг на друга, нетронутая природа Прованса притягивают меня к себе. Я не знаю. Однако моя поэтическая мечта говорит мне, что крутая скала лучше новенького свежевыкрашенного дома. Шепот волн приятнее шума большого города, девственная природа прекрасней природы искусственной. И могут ли быть друзья лучше тех, которых я оставил там, в стране ухи и чеснока?..»

Тоска по Эксу была столь огромна, что Золя почти ничего не делал. Из первых учеников коллежа он вдруг стал, по словам П. Алексиса, пятнадцатым, двадцатым. Единственное, в чем он преуспел, так это в сочинении на родном языке. Курс вел профессор Лавассар, ставший позднее академиком. Однажды он предложил своим ученикам тему «Слепой Мильтон диктует своей старшей дочери, в то время как его другая дочь играет на арфе».

Сейчас трудно представить, как справлялись в то время ученики со столь необычной темой, но факт остается фактом, сочинение Золя произвело фурор. Профессор Лавассар прочитал его перед всем классом и признал у скромного, застенчивого лицеиста талант. Успех этот, однако, ничего не изменил. Золя по-прежнему скучал на лекциях (за исключением тех, которые были посвящены литературе и особенно Гюго, Мюссе, Рабле), отлынивал от домашних занятий и все свое свободное время посвящал чтению и переписке с друзьями.

В августе учебный год закончился. Успехи Эмиля оказались чрезвычайно скромными, и надо было хорошенько подготовиться к началу будущего года. Мать решила не мучить сына и дать ему возможность отдохнуть. Но что еще нужно Эмилю, кроме Экса, яркого провансальского солнца и славных друзей? И Золя отправляется на каникулы в Прованс. В течение двух месяцев вместе с Сезанном и Байлем Золя вновь бродит по окрестностям Экса, купается в водах Арка, взбирается на холмы Сен-Виктуар, исследуя таинственные ущелья, в которых по ночам столько летучих мышей, прислушивается к шуму вековых сосен, вдыхает запах лаванды и чабреца, завтракает на лоне природы, рыбачит, охотится. Но самое дорогое в Эксе – друзья, с которыми можно обсудить любые вопросы, возникшие за полгода разлуки. Юноши повзрослели, они на пороге самостоятельной жизни. Завтра им придется встретиться лицом к лицу с суровой действительностью, и они торопятся составить мнение о различных вещах, наметить цели, к которым нужно стремиться. Прочитанные книги, первые творческие замыслы, личные переживания – все становится предметом оживленного обсуждения.

Самое неопределенное будущее – у Эмиля. Скоро ему стукнет девятнадцать, и потому надо как можно скорее закончить лицей, сдать экзамен на бакалавра. С каким презрением относится он к этому званию, которое даст ему возможность работать, не разгибая спины, в какой-нибудь конторе, получая гроши за тяжелый, бессмысленный и неблагодарный труд! Ничего не поделаешь. Приходит время, когда нужно позаботиться не только о себе, но и о матери. Эх, если бы свершились его тайные мечты, о которых знают Сезанн и Байль! Он уже приступил к работе над поэтической трилогией «Любовная комедия», и, кто знает, может быть, она откроет ему дорогу в литературу. Друзья обсуждают замысел Эмиля, одобряют его. Они снисходительны. Но Эмиль знает, что рядом с прекраснодушной романтикой соседствует суровая правда жизни. В сущности, он всегда ее ощущал, может быть, уже с той поры, когда умер отец, с тех пор, как близких ему людей ни на минуту не покидали заботы.

Последняя прогулка. Конец сентября, но солнце еще нещадно печет. Молча возвращаются друзья из прощального похода. Под ногами взлетает облако пыли. Каникулы окончены, и Эмилю пора возвращаться домой.

В начале октября Эмиль снова в Париже. Занятия в лицее уже начались, но он лежит больной. Диагноз – тиф. Два месяца длится болезнь, два месяца Эмиль не посещает Сен-Луи.

В конце января Золя начинает подумывать об экзаменах. Остается всего шесть месяцев до окончания лицея. Может быть, следует избрать другой путь и уже сейчас поступить на службу? Что в конце концов даст ему лицей, диплом? Станет ли он умнее оттого, что кто-то выдаст ему свидетельство о бакалаврском звании? Не губит ли он в себе истинные склонности, а они у него есть, он это чувствует. Не сворачивает ли он на проторенную дорожку, дорожку посредственностей и неудачников? Эмиль умеет посмотреть на себя со стороны, умеет независимо и очень логично думать. Он абсолютно трезво смотрит на свое будущее и знает, что осуществление мечты о литературном поприще зависит не от лицея, не от диплома бакалавра, а от таланта, от преданности искусству. За такими размышлениями застаем мы его 23 декабря. И как всегда, Эмилю хочется запечатлеть ход своих мыслей на бумаге, поделиться своими размышлениями с другими. Эмиль берет перо и одним духом, без помарок пишет Байлю письмо, может быть, самое интересное, самое характерное и самое важное из всех юношеских писем. Через несколько дней Батистен Байль читал признания друга:

«…В последнем письме я сообщал тебе о моем намерении поступить в скором времени на административную службу; это решение явилось результатом отчаяния, глупости. Мое будущее было бы разбито, я был бы обречен гнить на соломенном стуле, тупеть, оставаясь на колее проторенной дороги. Я видел, как в тумане, эти печальные последствия и инстинктивно дрожал, как если бы кто-то погрузил меня в холодную воду. К счастью, я удержался на краю бездны. Мои глаза открылись, и я в ужасе отпрянул, измерив глубину пропасти и увидев на ее дне грязь и скалы, которые меня ожидали бы при падении. Прочь эту жизнь в конторе! Прочь этот сточный желоб! Я пишу это, оглядываясь по сторонам, ожидая совета по поводу захватившего меня кризиса. Одно только эхо отвечает мне. Оно смеется, повторяя мои слова и вопросы, и оставляет их без ответа.

Я сжимаю руками голову и размышляю, очень серьезно размышляю. «Жизнь – это борьба, – говорю я себе, – принимай же борьбу и не отступай перед усталостью и врагами»…

Без дипломов никого не поощряют. Дипломы – это двери во все профессии. Только дипломы помогают продвигаться в жизни. Если вы, по глупости, владеете этим грозным оружием, вы умница. Если вы талантливы, но факультет не дал вам свидетельства о вашем образовании, вы считаетесь глупцом…

Я буду работать (не смейся, я хочу работать), и я возьму только одного репетитора, который будет править мои письменные работы. Ты видишь, в каком я положении, и должен написать мне несколько слов о том, что нужно делать».

Проходит еще полгода. Золя несколько активизировал свои занятия в лицее, но год безделья, весело проведенные каникулы, двухмесячная болезнь делают почти невозможным наверстать упущенное. И вот уже август, и вот уже наступил день сдачи экзаменов на степень бакалавра. Одним погожим августовским утром Золя пришел в Сорбонну, эту республику студентов, храм французской науки. Многие месяцы приучал он себя к мысли о том, что на экзаменах можно провалиться. С безразличием, заменившим спокойствие, он направляется в аудиторию, где собрались кандидаты в бакалавры. Эмиль очень старался, но, вернувшись домой и тщательно проанализировав свою работу, пришел к выводу, что ничего хорошего ему ждать не приходится. Наутро… Но предоставим здесь слово Полю Алексису, который весьма ярко и не без участия самого Золя описал последующие события:

«На другой день утром, проснувшись, он оказался во власти малодушия. Почему бы не остаться сейчас в теплой постели и не отказаться от бесполезного риска? Он решается, однако, подняться и отправиться на всякий случай в Сорбонну, чтобы посмотреть список кандидатов, допущенных к следующим экзаменам. К своему удивлению, Эмиль видит себя вторым в списке. Ему остается теперь выдержать только устный экзамен, сущий пустяк. Приходит его очередь. Сначала раздел наук: превосходно! Физика, химия, естественная история: отлично! Чистая математика, алгебра и тригонометрия: хорошо! Белые шары на белых шарах. Успех на экзаменах уже не вызывает сомнения…

Золя подмигивает товарищу, тот поднимается, покидает экзаменационный зал и бежит объявить о триумфе Эмиля его матери. Наконец он оказывается перед последним профессором, на обязанности которого лежит опрос по живым языкам и литературе.

– Посмотрим! Сначала немного истории, – говорит экзаменатор. – Не назовете ли вы мне, сударь, дату смерти Карла Великого?

Золя заметно смущается, колеблется и, наконец, лепечет дату. Он ошибся только на семь веков. Он умерщвляет Карла Великого при правлении Франциска I.

– Перейдем к литературе, – говорит сухо профессор, и он просит Золя дать пояснения к сказкам Лафонтена.

Профессор и Золя в этот момент, без сомнения, думают о чем-то разном, потому что у первого все более раздраженно расширяются глаза, в то время как другой объясняет Лафонтена очень романтически, так, как он его чувствует.

– Перейдем к немецкому, – говорит профессор еще более сухо.

Здесь кандидат проявляет свое полное невежество в живых языках. Он не может даже читать по-немецки. Профессор пожимает плечами:

– Этого достаточно, сударь».

Эмиль видит в каком-то тумане, как за столом тихо совещаются профессора. До него долетают отрывки фраз… Большинство экзаменаторов просят неумолимого профессора быть снисходительным, но тот наотрез отказывается и ставит «ноль».

Глава четвертая

После неудачной попытки стать бакалавром Золя отправился в Экс. На этот раз каникулы были не столь уже веселыми. Мучила и пугала неизвестность. Золя бродил по холмам и равнинам Прованса, обсуждал с друзьями свои творческие планы, упорно работал над поэмой «Родольфо», но мысль о будущем неотступно преследовала его. Не попытать ли еще раз счастья? И в ноябре месяце 1859 года Золя вновь появляется за экзаменационным столом, на этот раз в Марселе. Марсельские экзаменаторы оказались еще более строгими и придирчивыми, чем профессора Парижа. Полный провал! Приходится окончательно распрощаться с мыслью о бакалаврском дипломе.

Через восемь дней после возвращения в Париж (3 декабря) Золя жалуется в письме к Байлю на меланхолию, в которой он пребывает: «Мне двадцать лет, а я не имею никакой профессии… Я хожу по зыбкому песку, и, кто знает, не погружусь ли я в него совсем?..»

Без диплома, без какой-либо профессии, без чьей-либо поддержки живет Золя в Париже, в этом великом городе, очень красивом, но холодном и равнодушном к таким юношам, как он. Над всем господствует самодовольный буржуа. Повсюду действуют звериные законы «человек человеку – волк», «каждый за себя». Еще Бальзак рассказал о судьбе молодого человека, который пытается из безвестности и нужды выбиться в люди. Такой юноша или погибает в беспощадной борьбе за существование, или добивается власти, богатства, но какой ценой! Устоит ли в этой борьбе Золя, останется ли он верен своим идеалам?

Конец 1860 года, весь 1861 год и начало 1862 года Золя находится в тисках самой суровой нужды. «Без места, без денег, ничего не делая, Золя оказался перед самым неопределенным будущим. Жизнь в нищете, поиски денег взаймы, которые всегда вызывали краску стыда, долги… Он живет где попало, снимает чердачные помещения, обставленные старой, заброшенной мебелью, которую надо оплачивать отдельно» (Поль Алексис).

В апреле 1860 года Золя переезжает на улицу Сен-Виктор, в дешевенькую комнатку на шестом, а позднее седьмом этаже. Немного ранее уже известный нам Лабо, адвокат Лабо, друг отца, помогает Золя найти работу. В парижских доках есть место служащего. «Ты знаешь, как люблю я свободу, и потому поймешь, какие нужны усилия, чтобы на это решиться» ( Золя – Сезанну).Но он решается, он вынужден решиться. Механический, отупляющий труд, бесконечная переписка каких-то канцелярских бумаг, самая мизерная оплата – шестьдесят франков в месяц, никакой надежды на прибавку – вот что такое работа в доках.

Еще две недели назад до поступления на службу Золя все казалось гораздо проще. Он думал, что у него будет оставаться довольно много времени для любимых занятий. Он писал Сезанну, что «жизнь – это шар, который не всегда катится туда, куда направила его рука», и надеялся остаться поэтом, даже сидя на канцелярском стуле. Но все оказалось сложнее, и через некоторое время Эмиль назовет службу в доках «постыдным местом». Терпения хватило на шесть месяцев, после чего доки были оставлены.

В октябре 1860 года Золя покидает улицу Сен-Виктора и поселяется на Нев-Сент-Этьен-дю-Мон, 24. Первый раз в жизни он остается совершенно один, так как его мать снимает комнату в городском пансионе. Новое жилище Эмиля находится попросту на чердаке. В октябре в Париже еще тепло, и Золя вполне доволен своей романтической мансардой.

«…По какой-то роковой причине я перевез вещи с великолепного седьмого этажа… в новую мансарду, ту самую, в которой Бернарден де Сен-Пьер написал некоторые из своих произведений. Истинное сокровище эта маленькая комнатка, очень маленькая, но солнечная и в высшей степени оригинальная. Подниматься надо по винтовой лестнице. В комнатке два окна – одно на юг, другое на север. Одним словом, бельведер, откуда открывается вид почти на весь огромный город… Итак, не святой Виктор, а святой Этьен: правильно говорят, что в нашей жизни мы вольны выбирать себе лишь имя святого» ( Золя – Сезанну,5/II 1861 г.).

Однако комната на улице Сент-Этьен не столь уж уютна, как описывает ее Золя. В ней не было не только печки, но и камина. В холодные дни здесь стояла настоящая стужа, а два окна (одно на юг, другое на север) вызывали сильнейший сквозняк. Иногда Золя лежал часами в постели, дрожа от холода и укрываясь всем запасом теплых вещей. Но он не унывал. Значительную часть времени Золя проводил в районе набережных, где расположились букинистические лавки. На этих книжных толкучках книги – не упрятаны по полкам, все они на виду, и наметанный глаз сразу же отыскивает что-нибудь интересное. Здесь попадаются старые издания, от которых исходит аромат далеких лет. Они вдвойне привлекательны и в несколько раз дешевле. Потрепанные, зачитанные до дыр, они доступны даже Эмилю. Отсюда он унес недавно Эжезипа Моро и Пьера Ронсара – прекрасных поэтов, открывших ему много нового, чего нет у его любимцев Гюго и Мюссе.

У букинистов, однако, не очень-то почитаешь. Здесь можно лишь просмотреть оглавление, пробежать страницу-другую и только разжечь аппетит к чтению. Поэтому настоящее знакомство с книгами происходит в одной из бесплатных читален. Золя умеет читать внимательно и вдумчиво. Все новые и новые открытия делает он для себя. В сущности, он никогда еще, ни в коллеже, ни в лицее, не приобретал так много знаний. Обо всем прочитанном надо поразмыслить – и вот еще несколько часов полезных занятий. Золя бродит по улицам и бульварам Парижа, а иногда совершает длительные прогулки за город. Вернувшись домой, он принимается за письма к друзьям или за стихи.

Еще на улице Сен-Жак Золя закончил поэму «Родольфо» и начал работу над «Паоло» и «Эфирной». На улице Сен-Виктор Золя пишет новеллу «Порыв ветра» и собирается создать сборник «Майских сказок». Однако одной духовной пищей жить не будешь, а с другой пищей дела обстоят очень плохо. Вот как описывает этот период жизни Золя еще один его ученик и друг – Ги де Мопассан:

«…Будущий автор «Ругон-Маккаров» с трудом пробивался, обедал когда придется, бегал в поисках недосягаемой монеты в сто су, чаще посещал ссудные кассы, чем рестораны… Он сам рассказывает, что однажды зимой он некоторое время питался только хлебом, макая его в прованское масло… «Тот, у кого есть масло, не умрет с голоду», – говорил он в те времена с философским спокойствием.

Иногда он ставил на крыше силки для воробьев и жарил свою добычу, нанизывая ее на стальной прут от занавески. Иногда, заложив последнее платье, он целые недели просиживал дома, завернувшись в одеяло, что он стоически называл превращением в араба».

В меблированные комнаты дома № 11 по улице Суффло Золя переехал в апреле 1861 года. Это было заведение самого низкого пошиба. Здесь ютились разорившиеся буржуа, бедные студенты, девицы легкого поведения. Между комнатами перегородки были необычайно тонкими. Золя мог слышать все, что происходило у его соседей. А слышал он многое: и звон разбитых бутылок, и драки, и вздохи, и поцелуи. «Подслушанное» и пережитое натолкнуло Золя на мысль написать роман. Так появилось в 1865 году его полуавтобиографическое произведение «Исповедь Клода», замысел которого относится к 1859 году и работа над которым на одну треть была закончена на улице Суффло. В романе многое писано с натуры. Без прикрас изображена здесь комната Клода, комната, в которой ровно год довелось жить самому Золя. «Мой большой чердак, суживающийся к окну, расположен на самом верху сырой лестницы; углы его теряются в темноте, голые наклонные стены делают комнату похожей на длинный коридор наподобие гроба. Убогая мебель кое-как сколочена из тонких дощечек, выкрашенных в отвратительный красный цвет и зловеще потрескивающих при малейшем прикосновении. Над кроватью свисают обрывки выцветшего штофа; убогое окно выходит на неумолимо встающую перед ним мрачную, темную стену».

Золя ведет читателя по всем закоулкам этого безрадостного дома, где живут люди, обиженные судьбой, навсегда отринутые жизнью, или молодые эгоисты, на время притаившиеся здесь, чтобы совершить скачок к богатству и комфорту.

Золя рассказывает о вынужденном безделье Клода: «Я обошел множество учреждений в поисках места, все равно какого. Меня принимали очень нелюбезно; я понял, что нельзя быть бедно одетым. Мне говорили, будто я плохо пишу, ни к чему не пригоден. Я верил им на слово и уходил, стыдясь, как мне могло прийти в голову обокрасть этих честных людей, предоставив в их распоряжение свой ум и свою волю».

К концу 1861 года положение стало совсем невыносимым, и Золя не представлял себе, как он протянет наступающую зиму. Самая настоящая беда нависла над головой будущего автора «Ругон-Маккаров», и еще неизвестно, чем бы кончилась его беспорядочная жизнь, если бы не помощь со стороны господина Буде, члена Медицинской академии, который дал Золя рекомендательное письмо в книжную фирму Ашетта. Места и на этот раз не оказалось, но оно было обещано в начале будущего года. Доброта Буде не имела границ. Огорчившись вместе с Эмилем по поводу оттяжки с поступлением на работу, он ссудил его деньгами. Теперь можно было ждать и можно было работать.

В начале 1862 года Золя был зачислен служащим материально-технического бюро фирмы Ашетта. Первые недели он занимался упаковкой и отправкой книг. За это ему платили сто франков. После года нищенского существования эта сумма казалась ему целым состоянием. Через некоторое время жизнь еще раз улыбнулась ему. Ашетт перевел его в бюро рекламы, весьма важный отдел книжного предприятия, в котором наряду с добросовестностью требовались также и некоторые знания. Оклад – 200 франков, почти в четыре раза больше, чем в доках. О хлебе насущном можно было больше не думать. Однако творческая натура Золя страдала от отсутствия свободы, и он порой не без сожаления вспоминал беззаботные дни своего богемного существования. Сожаления эти были, однако, временными. Скоро Золя научился использовать свободные вечера для систематической литературной работы. В порядок приведены три поэмы, объединенные общим замыслом и общим названием «Любовная комедия». Времени они отняли много, а практических результатов никаких. Под поэзией, пожалуй, можно подвести черту. Его уже давно манит проза. И первые шаги в этом отношении сделаны. Написано несколько рассказов, и некоторые из них напечатаны.

С апреля 1862 года до начала 1863 года Золя дважды меняет квартиры. Из меблированных комнат он переезжает сначала в тупик Сен-Доминик, а затем на улицу Пепиньер в Монруже. От раза к разу жилье все лучше. На улице Фейантин у него большая, вполне приличная комната с видом, простирающимся до садов Нормальной школы.

Теперь и друзья в Париже. Сезанн снял ателье для своих занятий живописью, Байль учится в Политехнической школе. Трое «неразлучных» совершают, как когда-то в Эксе, длительные прогулки по пригородам Парижа. Но бывает это редко.

Счастливые дни привольной жизни в коллеже безвозвратно ушли в прошлое. Теперь у каждого свои заботы, свои замыслы.

Зато служба у Ашетта идет успешно. Ашетт все больше и больше проникается симпатией к молодому служащему и предоставляет ему дополнительный заработок. Осмелевший Золя однажды пытается предложить своему хозяину сочиненные им поэмы, но до напечатания их дело не доходит. Ашетт любезно согласился прочитать «Любовную комедию», затем так же любезно побеседовал с Эмилем, но сделал вид, что не понял тайной надежды молодого автора. Ничего не вышло у Золя и тогда, когда он по предложению Ашетта написал для детского журнала рассказ «Сестра бедняков». По словам Алексиса, Ашетт сказал Золя всего два слова: «Вы бунтовщик», – но симпатию свою к начинающему писателю сохранил.

Успех ждал Золя у другого издателя. Собрав написанные в разное время рассказы и объединив их под общим названием «Сказки Нинон», Золя отнес их к Этцелю, и тот вместе со своим компаньоном Лакруа заключил с ним первый в жизни писателя договор. Это случилось в 1864 году.

Дорога в литературу проложена. Золя продолжает еще служить у Ашетта, но все больше и больше уделяет времени своим литературным делам. Через год еще один успех: издание «Исповеди Клода». В январе 1866 года молодой, приобретший уже некоторую известность автор покидает книжную фирму Ашетта и целиком отдается творчеству.

Трудные годы остались позади, но Золя не раз их будет вспоминать. Да, его преследовала нужда, но сколько было свободного времени, независимости и сколько приобретено знаний… Вот что однажды сказал Эмиль Полю Алексису:

«…Я не имел ни одного су, я знал только долги, но это неважно! То было хорошее время!.. О! Юность! Первые литературные восторги! Беззаботность… Когда я хорошенько начитывался на набережных или возвращался из отдаленных прогулок по берегам Бьевра или по долине Иври, я шел к себе домой, съедал на три су картошки и принимался за работу… Я сочинял стихи, писал первые рассказы, был счастлив… У пылающего очага? Об этом нельзя было и думать, дрова были слишком дороги; в праздничные дни только несколько трубочек табака и… конечно, свечи на три су… Ох! Свечи на три су, подумать только всю ночь с литературой! Теперь я не работаю по ночам. И не пишу больше стихов и всегда имею у себя превосходные сигары – для других: я должен воздерживаться от курения».