Текст книги "Небо войны"

Автор книги: Александр Покрышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

Дошедший до меня через третьи руки этот возглас летчика ничуть не потерял своей трагической сущности. Я пригласил Трофимова, Сухова, и мы в воскресный день поехали на машине искать Бабака.

В Чехословакии объехали несколько лагерей, расспрашивали о летчике. Кое-где нам вообще не отвечали на наши расспросы, другие начальники конвоев, взглянув на мои погоны и на Золотые Звезды, искренне признавались, что такого – капитана, Героя Советского Союза – среди своих не замечали. К вечеру мы подскочили еще в один пересыльный пункт. Часовой, стоявший у ворот, не пропустил нас. Мы вызвали начальника.

– Летчики есть, – коротко сообщил он, – Один из них осточертел мне своими домогательствами. Выдает себя за Героя. Видали мы их!..

– Пригласите его к нам, – попросил я.

Начальник провел нас в свою резиденцию, сам отправился куда-то.

Бабак появился на пороге – оборванный, с черными струпьями от ожогов на лице, худой, изможденный. Увидев нас, он бросился к нам, но начальник конвоя преградил ему путь.

– Гражданин, назад! – заорал он.

Бабак остановился. В его глазах сверкнули слезы.

Мы подошли к Бабаку, обступили его.

Начальник притих.

– Я забираю капитана Ивана Бабака в свою часть, – сказал я ему. – Мне неизвестно, где вы были во время войны, по вас не видно, чтобы вы воевали с винтовкой в руках или на танке, а он сбил в воздухе свыше тридцати самолетов. Он заслужил любовь всего народа!

Мы все же увезли Бабака. В пути он рассказал нам, что с ним произошло тогда, в воздухе. Он пытался перетянуть через линию фронта на горящем самолете. Пламя слепило, обжигало лицо и руки.

Летчик уже понимал, что сесть не сможет, и выпрыгнул в полной уверенности, что он на нашей стороне. Но на земле его сразу схватили немецкие солдаты. Больной, с обожженным лицом, он был брошен в лагерь. Лечили его сами военнопленные, чем было.

Мы слушали Ивана и радовались, что он с нами, вместе мчимся на быстром комфортабельном «хорхе», что вокруг нас зеленеют поля, цветут деревья, все дышит весной, жизнью. Мы помнили, что на Бабака было послано представление к званию дважды Героя Советского Союза, и считали, что его судьба теперь сложится счастливо: ему присвоят это высокое заслуженное звание, а беды и огорчения – их надо понемногу забывать… Перед нами только открывался необозримый простор жизни и труда. Мы ведь совсем молоды!

В Москве началась полоса приемов, праздников, подготовки к Параду Победы. Со всех фронтов в столицу были вызваны люди. Я оставил своих друзей в городе на Эльбе, чтобы не скоро встретиться с ними. К возвращению теперь не торопила война, не подгоняли наступления. Жизнь, такая дорогая, такая непостижимо прекрасная, вырванная нами из кровавых рук завоевателей, звала нас к деяниям, радостям, горению.

25. Во имя мира

И на сей раз в чудесное майское время мне снова довелось любоваться просторами нашей земли с подоблачной высоты. Давно моя душа тосковала по родной природе, по всему своему. Хотелось посмотреть на все вблизи, подышать воздухом нашей весны. Но самолет стремился к Москве.

Москва майская встречала нас оставленными со Дня Победы флагами, транспарантами, шумной, полнокровной жизнью, радостью ее тружеников. Она испытала на себе грозное дыхание войны, слыхала вой вражеских самолетов и взрывы бомб, она отдавала фронту своих сыновей и дочерей, все свои силы и разум и теперь принимала признание и горячую любовь всех советских народов, всех народов мира, искреннее уважение всех государств. Мы, фронтовики, возвращались в Москву, как возвращаются воины с поля битвы к своей ласковой и мужественной матери. Партия и правительство, столица нашей Родины чествовали победителей.

На встречах и приемах в Москве все говорило о величии свершившихся событий, о могуществе нашей армии и страны, о том, что наша победа над фашистской Германией добыта всеми советскими народами, сплоченными ленинскими идеями дружбы и братства. Принимая благодарность Родины, партии здесь, в Москве, мы в мыслях делили ее со всеми, кто в этот час стоял с оружием на рубежах Победы, кто отдал за нее свою жизнь.

В штабе ВВС мне сказали, что я и еще несколько летчиков из 2-й воздушной включены в состав сводного полка Первого Украинского фронта для участия в Параде Победы. Дата парада еще не была объявлена, его участники только начали съезжаться в столицу, и я снова решил повидать свою семью. У меня было дней пять, которыми я мог распорядиться как хотел.

Мне разрешили на это время выехать из Москвы. Накупив каких можно было подарков, я отправился в Новосибирск самолетом.

День был теплый, солнечный. Деревья, газоны, скверы в городе зеленели. Еще издали я увидел, что в нашем доме настежь раскрыты все окна, и весна, солнце залили все комнаты.

Как делали все фронтовики, я приехал домой без телеграмм и предупреждений. Да, нас каждый день ожидали родители, жены, дети. Впрочем, что касается меня, то дочь… Свете шел седьмой месяц. Когда я взял ее на руки, она начала отпихиваться, изо всех сил вырываться к матери. Но вскоре дочурка смирилась, привыкла ко мне.

Вечером сошлись друзья, близкие. За ужином секретарь парткома Алексей Иванович Шибаев предложил завтра же выехать «на природу». Идея была одобрена – лучшего отдыха для себя я не мыслил и, когда утром услыхал под окнами грохот колес по мостовой и зычный кучерский оклик: «Тпррр, стоять!», сразу догадался, что Алексей Иванович решил полностью оторвать меня на несколько дней от цивилизации и от современной жизни.

Пролетка, запряженная серой в яблоках лошадью с дугой и колокольчиком на ней, сиденья, застланные простым ковриком, ездовой во всей своей обычности – как все это не было похоже на то, чем я жил в последние годы, каким милым все казалось! Оно возвращало меня в Новосибирск моей юности.

Мария со Светой и я заняли заднее сиденье, Алексей Иванович приспособился вместе с кучером, и наша коляска затарахтела по улице, вызывая со дворов собачонок и обращая на себя взгляды всех прохожих.

Выехали за город, сразу же начался лес. Деревья смыкались над нами своими ветвями, иногда было почти темно и совсем прохладно, потом лучи солнца золотыми кинжалами разрезали зеленый полусумрак. Дочка испуганно глазела то на могучие стволы, проплывавшие рядом, то на нас.

– И куда ты вздумал трясти нас, Алексей Иванович? – спросил я Шибаева.

– Не далеко и не близко, верст за десять от города.

– Ничего себе!

– Почувствуешь родную природу, дружище, – говорил Алексей Иванович. – Окунешься в эту благодать, она всю накипь войны снимет, все, что на душе наслоилось. Только мать-природа, наша родная, это и может сделать.

– Верно сказываешь! – воскликнул кучер.

Пришлось терпеть и ждать, чтобы узнать, какой сюрприз приготовили нам земляки за городом.

Сосны разбежались в стороны, и перед нами открылась большая поляна. По ее краям, по всему кругу белели молоденькие, ясные-ясные, как сам солнечный свет, как облака в небе, березы. Их листья, недавно распустившиеся, светло-зеленые, какие-то прозрачные, нежные, еще не совсем закрывали верхние ветви, и белизна стволов сразу вся бросалась в глаза, вся – от основания до вершины. За ними темной стеной сдвинулись сосны. Зелень поляны была усеяна красными, синими, оранжевыми цветами.

– Ну, как местечко? – посмотрел на меня Алексей Иванович.

– Восхитительно! – восторженно ответила за меня Мария.

Мы ехали к какому-то домику. Возле него, чуть в сторонке, стояли ряды ульев. Окна дома были распахнуты, он весь был просвечен, налит этим солнечным зелено-голубым днем.

– Тпрр! Приехали.

Нас встретил крепкий еще, с большой белой бородой старик пасечник. Константин Константинович Бессонов. Он провел всех в свой дом, который и внутри производил такое же впечатление чистоты, простора, слитности с первозданной природой. Все здесь было вымыто, выскоблено до желтизны, все пахло сухим деревом, долголетием.

Старик показывал нам пасеку, принадлежавшую заводу, подводил к самым ульям. Пчелы жужжали вокруг, пролетали над головами. Затем пасечник завел нас в дом, указал, где кто может располагаться на жительство, показал свою библиотеку. Потом, угостив нас медовухой, пошел распоряжаться насчет обеда.

Мы с Алексеем Ивановичем отправились в баньку. Там были давно заготовленные дрова, мы затопили печь, принесли воды. Устроив себе настоящую парную, мы долго наслаждались ею. И действительно, прогретый резкой духотой, исполосованный веником, я здесь почувствовал то самое свое житье-бытье, которое знавал раньше, еще до выезда из города, настоящее, сибирское, простое, чистое, здоровое.

Мы пришли в дом, когда обед уже стоял на столе. После обеда мы все до позднего вечера бродили по лесу, иногда, выходили да другие поляны с такими же березами вокруг, с огоньками среди высокой буйяой травы. Здесь была совершенно своя, ни на какую другую не похожая девственная и могучая природа.

Переночевав, мы утром снова много ходили, смотрели, слушали. Но пора было уезжать.

Провожая нас, старик вынес из своей библиотеки книжку, подал ее мне и сказал:

– Я давно прочел эту книгу и уже все взял от нее для своей жизни. Пусть она послужит вам. В ней рассказывается о великих людях, которые никогда не отрывались от природы, любили простой труд.

Я поблагодарил старика, и мы тронулись в обратный путь.

Снова поплыли пленительно белые березы, запестрели в глазах цветы. Потом надвинулся сосновый бор.

За два дня, проведенных на пасеке, я словно необычайно обновился.

Через день я улетел в Москву. Улетел, чтобы снова надолго расстаться со своим родным городом и идти дорогой жизни, которую мне указывают долг, Родина.

24 июня… Хмурое утро. Но свет красных знамен, блеск орденов на мундирах, блеск сабель и меди оркестров, звон и музыка курантов Кремля раздвинули небосвод, расцветили облака. Шагая в колоннах фронтов, в рядах победителей, ощущая локти и плечи соседей, мы чувствовали близость друзей, стоявших в эти минуты на далеких от Москвы рубежах.

Парад Победы – парад победителей. Наша страна принимала рапорт от своей армии и чествовала ее. В сводных полках фронтов шли генералы и солдаты, пехотинцы, артиллеристы, летчики, отмеченные Золотыми Звездами, орденами «Победа», Ленина, Красного Знамени, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Нахимова, Славы… Они несли знамена, овеянные славой многочисленных битв, сияющие лучами величайшей победы.

Мне поручено нести знамя Первого Украинского фронта. Сжимая его древко в своих руках, я думал и о знамени нашей дивизии, увенчанном четырьмя орденами Родины.

Когда колонны проходили мимо Мавзолея Владимира Ильича Ленина, все взоры и мысли были обращены к создателю великой партии. Под ее руководством мы победили. Слышались только четкие удары шагов, музыка, шелест знамени над головой. Когда мы прошли мимо Мавзолея, у меня взяли из рук знамя, пригласив встать вблизи, на трибунах для гостей, – посмотреть самому парад. В эти минуты я по-настоящему смог увидеть, почувствовать, воспринять это замечательное историческое торжество.

Двести солдат вплотную подошли к Мавзолею и бросили к его подножию двести знамен немецких армий, дивизий, полков. Позорных знамен агрессии, разбоя, насилия. Я видел прогрохотавшие мимо меня мощные самоходные орудия, танки, тягачл, машины – нашу силу, созданную руками народа. Я видел вблизи себя представителей армий стран, наших дружественных соседей.

Я смотрел на клокочущую Красную площадь, на плотную стену москвичей и думал: не забудет ли мир, человечество, чего стоила ему эта победа над гитлеризмом? Сделает ли человечество нашей планеты свой железный вывод из этой страшной – и для нас и для тех, кто ее затеял, – войны?

Не забудут ли люди, сколько за эти годы было пролито крови, сколько могил рассеяно по земле от Волги до Шпрее и на полях боев во многих странах Европы?

Не забудут!.. Не должны забыть!

Не забудут!.. Не должны забыть!