Текст книги "Оберон - 24 Часть третья."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Лёжа там, попытался представить, что чувствует Катя, которой запретили сходить на свидание.

Я вставал на колени, чтобы сходить к Маше. Ну, сходил, и что? Сам факт запрета бесит?

– Вставай, что разлёгся? – сердито сказала Катя, подходя.

– Катя, скоро ужин? – спросил я, – Подними меня, у меня нет сил…

– Сейчас появятся, – Катя начала щекотать мои рёбра мечом.

– Ах, так! – воскликнул я, вскакивая, – Я только хотел подумать о твоей просьбе… – я напал на неё, собрав последние силы, и тут же был опрокинут на маты, в горло упёрся меч.

– Сдавайся, принц!

– Можешь зарезать меня, принцы не сдаются, – прохрипел я, когда Катя надавила мне на трахею.

Мне расхотелось с ней мириться, я посмотрел ей в глаза, Катя бросила меч, и ушла, сказав, чтобы мы прибрались за собой, в спортзале слуг нет.

Когда она вышла, ко мне подошёл Май, помог подняться, Алия фыркала, собирая разбросанное оружие.

– Что вы всё время дерётесь? – спросил Май, собирая наши с Катей мечи.

– Не влюбляйся, Май, – всё ещё хрипло сказал я, потирая саднящее горло. – Вот зараза, ещё немного, и сломала бы трахею… – пытался я прочистить горло.

За ужином Катя хмуро объявила о своём решении продолжать занятия до отбоя.

– Времени осталось мало, надо усвоить кое-какие навыки.

Я с трудом глотал бульон, болело горло.

– Что вы давитесь, принц? – с издевкой спросила меня Катя, – Вы же никогда не сдаётесь! Подумаешь, лёгкий ушиб! Учитесь защищаться! – я глянул на Катю и снова опустил глаза в тарелку.

После ужина снова пошли в спортзал. Катя предложила Маю и Алии идти отдыхать, потому что Тошке надо тренироваться для того, чтобы выжить, а не для баловства или ради издевательств.

Ребята решили разделить со мной все тяготы службы проводника, потому что недавно завидовали мне.

Тогда Катя дала им задание, отрабатывать приёмы самбо, стойки и отражения атак, и вплотную занялась моей маленькой персоной.

Я бы не сказал, что, Катя специально издевалась надо мной, я всё больше убеждался, что всё, что меня сейчас приводило в изнеможение, совсем недавно было для меня лёгкой разминкой.

Почему-то вспомнилась разминка перед отправкой сюда, когда сражался с виртуальным противником, не особо утомившись.

Сейчас, закусив губу, чтобы не расплакаться от боли в мышцах, отбивался от лёгких атак девушки, не знающей жалости.

Когда у меня не стало сил поднять меч, Катя толкнула меня на маты. Я упал и затих. Чтобы понять, что такое отдых, надо уработаться до полусмерти.

Посмотрев на меня сверху, Катя объявила окончание тренировки, взяла меня на руки, и понесла в мою комнату, мыть.

– Завтра не поднимешься, – ворчала она, оттирая меня в душе от пота, – в кого ты такой упрямый? Всё равно это тебе не поможет, тебе ещё тренироваться несколько лет, чтобы что-нибудь начало получаться.

Я молчал, потому что не было сил, всё тело ныло.

– Тебе бы вколоть витаминов, которыми нас кололи в интернате… почему-то всем, кроме тебя.

Ладно, сейчас тебя натру мазью, может, будет легче.

Катя перенесла меня на диван, открыла свою сумочку, нашла тюбик с мазью, и начала натирать чем-то жгучим.

– Не возись, сейчас кровь побежит быстрее, выгонит усталость. Всё равно скоро спать, вот и останешься здесь, я заверну тебя в одеяло, ладно?

– Катя, тебе нравится со мной возиться? – спросил я еле слышно, – Ты постоянно носишь меня на руках, купаешь.

– Ещё бы! – ответила Катя, – Не каждому выпадает такое счастье, нянчиться со своим мужем, ставшем ребёнком.

– Ты обиделась на меня, за то, что не отпустил?

– Я не имею права на тебя обижаться, – немного помолчав, сказала Катя, – С тобой произошло такое превращение, надо сказать, не самое страшное. Я немного подумала, и представила, что ты стал инвалидом, а я у тебя отпрашиваюсь к мужчине, потому что ты не в состоянии меня осчастливить. У меня даже сердце заболело, когда я поставила себя на твоё место. Мало того, что у меня задание такое, так ещё стараюсь получить удовольствие, наплевав на твои чувства. Тебе обидно, или уже всё равно? – спросила Катя, близко наклонившись к моему лицу.

– Катя, конечно, обидно, но я не хочу быть собакой на сене. Многие дети ревнуют своих мам к мужчинам, мамы, из-за слепой любви к детям, жертвуют своей личной жизнью, а потом дети вырастают и начинают осуждать своих родителей за то, что они не сумели создать семью, остались несчастными. С другой стороны, ты видела моих друзей, у которых мамы старались устроить себе личную жизнь. Однозначного ответа нет, мало кому везёт найти верного друга на всю жизнь.

– А кому повезёт, не догадывается об этом, пока не потеряют, – добавила Катя, поправляя мои волосы. – Там, куда мы идём, такие причёски в ходу? – я прикрыл глаза, кивнув.

Глава пятая,

в которой мы живём в посёлке викингов.

Меня поселили в хижине, принадлежащей Рагнару Красные Штаны.

Нет, это не вождь, не конунг, обычный рыбак с кучей ребятишек. Он сказал, что, одним больше, одним меньше, не имеет значения. Трески хватит. Эти трескоеды только и знали, есть эту рыбу. Было, иногда и мясо, кислое молоко и сыр. Хлеба было мало, и он был тёмным, грубого помола, с колючими вкраплениями, горьковатый. Мне в первый же день тут стало тоскливо. К тому же моей обязанностью было следить за малышами.

До меня этим занималась Ингрид, девочка моего возраста, только крупнее, меня посчитали вообще десятилетним. Теперь Ингрид гуляла с мальчишками, лазила с ними по скалам фиорда, собирая птичьи яйца, а я развлекал малышей. Надо сказать, малыши были послушными, любили меня, тёмными длинными вечерами, когда потрескивал очаг, освещая убогое помещение, где под потолком вялилась вонючая рыба, слушали мои сказки.

Тогда все затихали, и наша мама, старая измождённая Брунгильда, что-то готовившая в котле, и Рагнар, который постоянно чинил сети, тоже замолкали и слушали меня.

Кто-то рассказал об этом, и скоро в нашу хижину стали заглядывать гости. Делая вид, что они зашли к соседу по какому-то делу, они приносили какую-нибудь работу, садились, и слушали мои сказки.

У меня даже прозвище появилось: Тони – скальд.

Как выглядела наша хижина? Это я называю наше строение хижиной, на самом деле это дом. Стены были сделаны из вертикально поставленных брёвен, щели и дыры замазаны глиной, крыша устлана торфом, довольно толстым слоем, под крышей проделаны волоковые окошки. Внутри была центральная комната с очагом, крыша подпиралась столбами, врытыми в земляной пол. Между столбами были сделаны лавки, на которые вечерами стелились, а утром убирались, матрасы, набитые морской или обычной травой, спящие укрывались шерстяными одеялами и шкурами животных. Всё это выглядело, как в плацкартном вагоне, открыто, только папе и маме предоставлялся закрытый альков.

Со мной ложились спать маленькие девочки. Сначала хотела Ингрид, но мама Брунгильда не разрешила, потому что маленьким было холодно.

Обычно вместе с молодыми жили их родители, но в последнюю зиму оба умерли.

Скоро наша хижина показалась мужчинам маленькой, они выделили детям часть большой избы, где они шили паруса, негромко обсуждали свои дела. Теперь там вечерами собирались все дети посёлка, ну и мужчины. Брунгильда бранилась, говорила, что её дом опустел. Всё равно ночевать я ходил домой, заодно что-нибудь рассказывал только для семьи.

Старшие мои братья старались походить на мужчин, относились ко мне снисходительно. Ингрид вообще перестала замечать меня, или делала вид, что не замечает.

Изредка мне удавалось сбежать из дома, погулять по окрестностям. Меня просили далеко не уходить, потому что могу попасть волкам на обед, или нехорошим людям, причём людей надо было опасаться больше, чем волков.

Там однажды я встретил Рони. Рони – это девочка из соседнего села, сёла не враждовали, обменивались товарами, рыбой или китовым мясом и жиром. У девочки были родственники в нашем селе, к которым её нередко посылали с поручениями.

С Рони мы стали встречаться, играть на берегу озера, которое было расположено между нашим посёлком, и соседним. Всё было хорошо и весело, пока нас не увидела Ингрид.

Тогда она решила обратить мою жизнь в кошмар.

– Ингрид! – чуть не плакал я, – Ты же считаешься моей сестрой!

– Нечего тебе якшаться с этой девчонкой! – шипела она, повалив меня в траву и выкручивая руку.

– Рони хорошая, добрая девочка, не то, что ты! – кричал я, когда удавалось вырваться из рук мучительницы.

– Ну, погоди, дома ещё получишь! – грозила Ингрид грязным кулачком.

Несмотря на лето, было холодно, приходилось ходить в тёплой шерстяной одежде. Мальчики ходили в штанах и длинных рубашках, у девочек были длинные юбки, лиф, иногда сверху надевали кожаные, сшитые из шкур, куртки. К поясу девочки привязывали, если мамы разрешали, мешочки с иголками и нитками, которыми они зашивали себе и нам, мальчишкам, одежду. Обувь представляла собой сапожки из кожи, с толстой подошвой из шкуры морского зверя.

В ледниковом озере вода была, само собой, ледяная, в море, тоже. Мылись редко, в деревянных кадушках, в специальной избе.

Мальчишки, на спор, прыгали в озеро. Они всю жизнь здесь, считают, что лето у них жаркое.

Привыкнув к чистоте, я, первое время, проклинал всё на свете. Всё тело чесалось, насекомые заедали. Скоро там эта Катя сделает свои дела?! С любовью вспоминал скафандры, оставленные в далёком умном доме.

Теперь они вряд ли мне подойдут. Они большие, я маленький.

Каждое утро я бегал на высокий обрыв фиорда, осматривая дверь, которую я повесил прямо над обрывом, чтобы кто-нибудь не вошёл в неё. Разве что, птица залетит.

Чтобы войти в дверь, надо было прыгнуть с обрыва. У меня уже давно появлялось такое желание. Я брал камешки и бросал в ворота. Камешки исчезали. Потом ссыплю их в коробочку. Подумать только! Я мог сходить домой, отмыться, отстирать свои шкуры, и вернуться! Но не мог сделать это один, потому что здесь за это время могло что-то случиться, Катю я тогда не найду, а ещё, могу промахнуться на несколько минут, и мы уже никогда не встретимся. К тому же дверь я повесил так неудобно, что оттуда сложно было проникнуть сюда.

Вот и сейчас, побросав камешки, стоял и смотрел на фиорд. Да, красиво, голубое небо, гладь залива почти бирюзового цвета, чёрные базальтовые камни, малорослые деревья с плоскими кронами, стёсанными ветрами.

– Тони, ты опять здесь?! – воскликнула Ингрид, которую я не заметил, – Дети без присмотра, а он любуется красотами! – Ингрид поставила корзинку с птичьими яйцами на траву, приблизилась ко мне. Встав рядом, тоже стала смотреть вдаль.

– А ты знаешь, Тони, что за твоей Рони таскается Ильмар? Знаешь такого?

– Зачем ты мне это говоришь? – удивился я, – Ты же не хочешь, чтобы я дружил с Рони?

– Я не хочу, чтобы с ней дружил Ильмар, тоже.

Я подозрительно посмотрел на Ингрид:

– Ты сама хочешь дружить с Рони? – Ингрид уставилась на меня:

– Причём тут Рони?! Я хочу дружить с Ильмаром!

– А я причём?! – ещё больше удивился я.

– Вы такие глупые, мальчишки! Я с тобой тоже хочу дружить! – я согласился, мысленно, что да, девчонок нам не понять.

– Ну, понял? – почти ласково спросила Ингрид.

– Нет! – твёрдо ответил я.

– Вы мне оба нравитесь, а я ещё не выбрала, кто из вас лучше! Вам надо подраться.

– Вот ещё! – хмыкнул я.

– Ты не понимаешь! Если проиграешь, будешь дружить с Рони!

– Я и так проиграю! – буркнул я, – Не понятно, что ли? А если выиграю?

– Если выиграешь, будешь дружить, с кем захочешь, – я подивился ходу девичьей мысли, и не смог ничего ответить. Но Рони мне нравилась! Мы так славно играли с ней на берегу озера, пускали кораблики, просто радовались общению.

Вокруг озера рос древний лес, правда, частично вырубленный, эти места считались безопасными, тем более что папа Рагнар подарил мне детский меч, больше похожий на кинжал. Зато он был удобен, хоть и заточен только на треть, сверху. Этот меч давал мне иллюзию защищённости, и Рони ничего не боялась рядом со мной.

– Тони! – нетерпеливо топнула ножкой Ингрид, – Ты заснул? Пошли домой! Бери корзинку, только осторожно, там яйца.

Кто такой Ильмар, я знал. Был он ненамного выше меня, зато широк в кости. Я видел, как он дрался с мальчишками, мне неохота было попасть под его нелёгкую руку.

Что они привязались к нам с Рони? Мы с ней тихие, незаметные, меня обижать запретил папа Рагнар. Почему? Мне кажется, он пообщался с Катей, Катрин. Где она сейчас была, меня не интересовало, но я ждал её с нетерпением. Скорее бы вернуться, я так надеялся пересидеть в относительном уюте и спокойствии, и вот, Ингрид стало скучно.

Когда мы вернулись домой, меня сразу окружили ребятишки, им захотелось поиграть, побегать, мы тут же окунулись в весёлую игру, которую назвали пятнашки.

– Тони! – крикнула Ингрид, – Папа возвращается с рыбалки! Побежали встречать!

Отсюда уже было видно, что лодка наших рыбаков входил в фиорд.

Папа ловил рыбу с тремя старшими сыновьями, сегодня он почему-то возвращался раньше всех.

Выстроившись на берегу, мы, всё семейство Рагнара, кроме мамы, встречали рыбаков.

Вот большая лодка пристала к пристани, Рагнар осмотрел нас, нашёл быстроногого Олафа:

– Олаф, беги скорее к старосте, Халафу, скажи, что к нам пожаловал купец.

Олаф исчез.

– Ребята, помогайте выгрузить улов, – сказал папа, и мы начали принимать грубо сколоченные деревянными гвоздями ящики с селёдкой и бочки с треской. Треска была нам не под силу. Папа смеялся, видя наши озадаченные лица, когда он показывал рыбок, похожих на больших зеленоватых поросят.

Пока мы разгружали папин драккар, появился двухмачтовый кнорр со спущенными парусами, на вёслах. Кнорр, это по-нашему, вообще было судёнышко похоже на испанскую каравеллу.

Тем более, когда кнорр причалил, и я увидел тех, кто прибыл, особенно купца. Этот крючконосый дон Педро мне не понравился с первого взгляда. Сразу вспомнился чёрный инквизитор, которого зарезала Катя.

Звали его, конечно, не дон Педро, это я его так мысленно окрестил. С какого рожна он нам будет представляться?

Он ещё с борта заметил меня, а когда спустился на берег, сразу подошёл к нам, вцепился своими ястребиными глазами в мои глаза, спросил:

– Ты чей? – грубо так.

– Я сын Рагнара, – ответил я тихо.

– Это мой брат! – чувствуя недоброе, взяла меня за руку Ингрид. Малыши прижались к нам.

– Эй, викинг! – окликнул «дон Педро» нашего папу.

– Что надо? – спросил папа, нагружая рыбой повозку, которую пригнал один из наших братьев, Харальд.

Надо сказать, в это время слово «викинг» ещё не было овеяно ореолом славы, обозначало лишь «житель фиорда», или береговой житель.

– Продай мне вот этого твоего раба.

– Это не раб, это сын мой, Тони.

– Значит, твоя жена нагуляла его от раба! – ухмыльнулся купец, показав жёлтые зубы.

– Полегче, старый Мигель! Не посмотрю на твою охрану, прочищу тебе мозги! – папа схватил дубовое весло.

– Не горячись, Рагнар, я дам такую цену, что ты сможешь скупить весь посёлок, и соседний, в придачу.

– У тебя столько золота?

– Да, я хочу купить у вас китовый ус, ворвань, моржовый клык, рабов.

– В прошлом году мы не ходили в набег, нет у нас молодых рабов.

– Вот видишь, Рагнар, ты можешь стать самым богатым викингом в здешних краях. Подумай, приложенные с умом деньги, это власть, богатство, тебе не придётся самому ловить рыбу.

Рагнар задумчиво посмотрел на меня. У меня даже холодно стало в животе.

Ингрид закрыла меня собой.

– Я не торгую своими детьми, – ответил папа, и я выдохнул.

– Дело твоё, – усмехнулся дон Мигель, мельком взглянув на меня. В посёлок он не пошёл, дожидаясь старосты.

– Дети, идите домой! – сурово приказал нам Рагнар, и мы поспешно покинули берег.

Когда папа пришёл домой, он первым делом запретил мне уходить от дома дальше ста метров, до тех пор, пока не уберутся купцы.

На вопрос мамы папа хмуро сказал, что дон Мигель хочет купить Тони-скальда, поэтому могут найтись охотники, украсть мальчика, или наёмники дона его похитят.

У меня появилась мысль, что дон Мигель понял, кто я есть на самом деле. Если меня продать церкви, как живую святыню, ангела, его здешние затраты будут несопоставимы с теми приобретениями, которые он получит на родине.

Веселясь с детворой, я лихорадочно думал, что сделать, как отвести беду от посёлка, так радушно приютившего меня. Я, может быть, сам продался бы дону Мигелю, но Катя исчезла из посёлка, связи у нас не было никакой, и мне приходилось маяться от неизвестности.

Дон Мигель подходил ко мне, когда мы играли возле дома.

Чтобы мама Брунгильда ничего не поняла, он говорил со мной на испанском языке.

Я понимал все языки, на которых ко мне обращались, и меня понимали. Когда я спросил у Кати, почему так, она сказала, что все, у кого есть гены Первых людей, могут научиться разговаривать не словами, а смыслом, образами. Я ничего не понял, но не стал переспрашивать, и так выглядел в глазах Кати непроходимым тупицей.

– Антонио! – обратился ко мне дон Мигель, – Отправляйтесь со мной! Что Вы забыли в этом холодном и грязном месте? Вы будете ходить в шелках и золоте, Вам будут поклоняться короли! Соглашайтесь! Что Вам эти грязные человечки?! Вы созданы для великого! – дон Мигель ласково улыбался, а в глазах был лёд, несмотря на тёплый коричневый цвет радужки.

Я долго слушал, сделав глупое лицо. Думаю, любой мальчишка растаял бы от подобной лести и радужных перспектив. Немало детей было уведено из дома подобными посулами. Даже сказки такие есть, о крысах и крысоловах. Я долго ковырялся в носу, пока дон Мигель мне не надоел. Тогда я совершил непоправимую ошибку, сказав:

– У меня здесь дело.

Эти четыре слова решили всё. Дон Мигель удовлетворённо хмыкнул, улыбнулся настоящей своей хищной улыбкой, подмёл передо мной пыль шляпой, прощаясь, и ушёл, насвистывая незамысловатую песенку. А я остался, ругая себя последними словами. Пока я молчал, тупо таращась на дона Мигеля, могло сойти, что я не понимаю его, и он ошибся в моей оценке. Но я ответил на чистейшем испанском! Причём ответил, как взрослый, сказав, что у меня тут есть дело! Теперь дон Мигель может пойти на всё!

Я ещё не знал, на что он готов пойти, чтобы завладеть мною.

Между тем нагруженный кнорр отвалил от берега и ушёл в неизвестном направлении, а душа у меня заметалась в тревоге, не зная, что делать. Где Катя? Она могла быть в соседнем селении, а могла, находится у какого-нибудь ярла, или конунга, в гостях, очаровывая их своей неземной красотой.

Теперь Катя была блондинкой с огромными, ярко-синими, как небо, глазами. Когда я её увидел в таком виде, снова влюбился. Что уж говорить о местных конунгах, преклоняющихся перед валькириями?

Через несколько дней, поскольку опасность моего похищения снизилась, Ингрид снова занялась интригами. Началось с того, что мне разрешили снова бегать к озеру, где мы встретились с Рони. Я так обрадовался, что у меня громко застучало сердце, и я бегом кинулся к ней навстречу, Рони тоже смеялась от радости. Мы взялись за руки и немного попрыгали вместе, по кругу, весело смеясь и напевая пиратскую песню.

Тут нас и застукали Ингрид, Ильмар, и все остальные, мальчишки и девчонки, которым удалось сбежать от хозяйственных дел.

Я понял, что наша встреча подстроена, Ильмар и Ингрид вместе не случайно.

– Мальчики, не надо! – беспомощно попросила Рони.

– Не волнуйся, Рони, – искренне сказала Ингрид, – если Тони проиграет, можешь дружить с ним, сколько захочешь!

Ильмар косо взглянул на Ингрид, и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Рони мне нравится, я буду за неё драться! Я вызываю Тони – скальда на хольмганг, до первой крови, – добавил он. Не до смерти же нам биться!

Ильмар скинул свою рубаху, потуже затянул пояс на штанах. Хоть и был Ильмар ещё мальчишкой, он уже ходил в море, управлял парусом и веслом, был хорошо сложен, сухие мышцы рельефно выпирали сквозь белую кожу.

Я невольно залюбовался его торсом. Когда-то у меня был такой же, если не лучше, я прекрасно владел саблей, даже двумя, стрелял из лука, был неплохим рукопашником.

Теперь я мог сразить только девочек, хлопая своими огромными глазами с длинными ресницами.

– Отказываешься от драки, Тони – скальд? – спросил Ильмар, – Признаёшь своё поражение? Тогда не смей приближаться к Ронгеде! Увижу, или скажут, что видели с ней, отлуплю просто так, как раба!

Я подумал, что стоит получить несколько синяков, зато выйти из драки с честью, иначе любой может сказать, что видел меня с Рони, и никто не будет разбираться, так это или нет. Ильмар будет в своём праве побить меня, а я не смогу защищаться, потому что трус.

Вздохнув, я скинул куртку и стянул через голову воняющую козлом рубашку.

Ребята вокруг зашептались, разочарованно. Да, я не трус, но, по их мнению, меня могла победить даже Рони. Рони заплакала. Ингрид, поняв, что просчиталась с Ильмаром, уже с ненавистью смотрела на него, понимая, что может лишиться брата.

Но поделать уже никто ничего не мог: вызов был мною принят.

В это время подошли взрослые. Разобравшись, в чём дело, они рассказали нам правила, очертили круг, за который нам нельзя было выходить, даже стали делать ставки. Интересно, кто выиграет, на меня ведь никто не поставит!

– Начинайте! – крикнул один из парней, – А то нам некогда.

Мы вышли в круг. Ильмар смотрел на меня уже сочувственно. Ещё бы! С такой пищей я никак не мог набрать ни мяса на свои кости, ни силы. Кости торчали со всех сторон, пытаясь прорвать кожу.

Ильмар решил покончить с этим постыдным для него поединком одним ударом. Не ожидая от меня подвоха, он подошёл и врезал по лицу. Только меня там уже не было, я скользнул ему под руку и бросил его через себя, не удержал, и мальчишка со всего размаха рухнул спиной на землю.

Дыхание у него выбило, но никто не смел, прийти ему на помощь. Вокруг воцарилась тишина, никто не подбадривал нас, не кричал, все ждали, что будет дальше.

Ильмар отдышался, поднялся на ноги и кинулся на меня, как разъярённый бык. Всё же уроки беспощадной Кати не прошли даром, я не стал сопротивляться, ускорил ему движение, закрутив его, чтобы не выкинуть из круга. Ильмар слегка взлетел в воздух, и упал лицом на землю.

Когда он поднялся, в диком бешенстве, из его носа капала кровь.

– Стоп! – крикнули ему, – Была драка до первой крови! – еле угомонили разозлённого мальчишку.

Рони с Ингрид смеялись, Ингрид поспешила одеть меня, чтобы я не простыл. Я смущённо сопел, думая, что нажил себе врага. Но ошибался, суровые правила викингов не позволяли мстить за проигрыш в честном поединке.

Все деньги, которые поставили против меня, достались мне, потому что на меня никто не ставил. Эти, первые заработанные мною деньги, я с гордостью отдал папе.

Рагнар даже прослезился и назвал меня Рагнарсон.

Так потекли спокойные, где-то даже радостные, дни. Мы играли с Рони, причём постепенно к нам присоединился Ильмар, а ко мне весь маленький выводок моих братишек и сестричек.

Когда Ингрид могла отлучиться от дел, тоже играла с нами.

Ильмар стал относиться ко мне намного терпимее. А когда я ему по секрету сказал, что не задержусь здесь надолго, скоро за мной заедет сестра, и мы уедем далеко на юг, он стал моим лучшим другом. Наблюдая за мной, он понял, почему я нравлюсь Рони, и перестал изображать из себя сурового викинга. Почти все девочки восхищались суровыми воинами, а у Рони была мягкая душа.

Находясь здесь, я пересмотрел свои взгляды на нравы этих жителей Севера. Да, в походах и набегах они проявляли небывалую жестокость, но для своих соплеменников готовы были отдать последнюю рубаху.

Приняв меня в семью, они не пошли на подлый сговор с купцом, хотя могли запросто продать меня, я ведь пришлый, не свой. Однако закон гостеприимства не нарушили.

Они верили в своих богов, честь для них была дороже золота.

Напали на наш посёлок ночью. Нас разбудили вопли, звон металлического била, повешенного на наблюдательной вышке.

Выскочив, мы увидели свет факелов, звуки сражения. Все были вооружены, даже я, с детским мечом. Нас, самых маленьких, оттеснили к ограде посёлка, где находилась запасная калитка. Если враг прорвётся в посёлок, нас спрячут в потайной пещере.

– Даны! – кричали вокруг нас. Я мало что понимал в хитросплетениях здешних племён, кто с кем дружит, кто с кем воюет и почему даны, напали в это время года, когда мы ещё ничего не запасли, не сходили в набег.

Я держал наготове свой меч, готовясь защищать свою родню, когда в посёлок влетел всадник.

– Тоник! – закричал всадник, – Где ты?!

– Я здесь! – тонким голосом ответил я, и Катя подбежала к нам.

– Бежим! – сказала она, хватая меня за руку. Я вырвался.

– Ты что?! – воскликнула Катя, – Скоро даны будут здесь!

– Это моя семья, Катя, я не могу бросить их!

– Ты сошёл с ума! – вскипела Катя, хотела снова схватить меня, но тут в посёлок ворвался враг.

– Тошка, прикрывай мне спину! – воскликнула Катя, когда на нас целеустремлённо двинулись воины в рогатых шлемах.

Ингрид стояла рядом со мной, схватив боевой топорик.

– Этих взять живьём! – велел командир воинов, – Не стрелять!

На нас напали, Катя легко отбила первую атаку, выхватив два меча, никто не мог подойти к нам.

Тех, кто пытался обойти нашу группу, мы с Ингрид отгоняли своим оружием. Детки стояли тесной группой за нашими спинами. Звон оружия, вопли и крики умирающих раздавались по всему посёлку.

Наверно, нас бы задавили, если бы не пришла помощь. Напав на врага с тылу, неведомые воины быстро разбили разбойников, кого убив, кого взяв в плен.

– Ну, теперь доволен? – хмуро спросила меня Катя, вкладывая мечи в ножны, предварительно почистив их.

Я пересчитал по головам своих родственников, облегчённо вздохнул. Дети, хоть и перепугались, держались хорошо. Они даже во время битвы не путались под ногами.

– Какие у тебя хорошенькие братишки и сестрёнки! – с некоторым сарказмом в голосе сказала Катя.

– Сейчас я отведу их домой, и уходим, – ответил я. Кате ничего не оставалось делать, как последовать за мной.

Дома я узнал страшную весть: двое моих старших братьев погибли, папа получил серьёзное ранение руки. Хорошо, маму Брунгильду не смогли победить. Она кочергой выгнала ворвавшегося в дом врага. Кочерга, правда, была страшнее пики, которой был вооружён дан.

Выручил нас отряд конунга, который сопровождал Катю. Катя, услышав звуки битвы, помчалась вперёд, намного опередив отряд латников.

Убедившись, что в нашем доме всё относительно спокойно, я тихо попросил Катю немного полечить Рагнара, который пострадал из-за меня. Мы уже знали, что дон Мигель нанял отряд, чтобы пленить меня. Я скрипел зубами от досады и готов был рвать волосы на голове, обходя посёлок.

Здесь и там я слышал безутешный плач детей.

– Тони! – позвал меня кто-то. Я оглянулся, и увидел бледного до синевы Ильмара.

– Тони… – Ильмар стоял на коленях, придерживая руками голову Рони.

– Что с ней?! – я тоже упал на колени, всматриваясь девочке в лицо. Видимых наружных повреждений видно не было.

– Она не дышит! – в отчаянии прошептал Ильмар, с надеждой глядя на меня.

Я приник ухом к груди Рони. Сердечко не билось.

Да что же с ней?! Распахнув на ней куртку, осмотрел рубаху девочки: она была слегка окровавлена. Приглядевшись, увидел небольшую дырочку от дротика.

– Что здесь было? Дротик? – Ильмар кивнул, не сдерживая ручьём бегущих слёз.

– Помоги, Тони! – умолял он меня, глядя с такой дикой надеждой, что я замер. Чем я могу помочь?!

Вдруг поняв, что надо сделать, я наклонился, приник к губам девочки, и стал делать искусственное дыхание. На четвёртом вдохе девочка задышала, её сердечко забилось, а я стал терять сознание.

– Тошка, мерзавец! Ты что делаешь?! – услышал я сердитый голос Кати, и сознание померкло окончательно.

– Тошка, Тошечка, сыночек, очнись! – плакала Катя, обильно поливая моё лицо слезами.

Открыв глаза, увидел два родных испуганных лица: Кати и Брунгильды.

– Что со мной? – через силу спросил я.

– Я тебе покажу, дома, что с тобой! – пообещала Катя, осторожно взяв меня на руки, – Говори, где дверь!

– Под обрывом, – я показал глазами.

– Куда ты его, пусть ещё отдохнёт, – ворчала Брунгильда, но Катя не удостоила её ответом, вынося меня на свежий воздух. Здесь мне стало немного легче. Ещё легче стало, когда увидел Рони с Ильмаром, и остальных моих друзей.

– Ты с ума сошёл! – шипела Катя, скорым шагом двигаясь к обрыву.

– Ну, где? – дальше была только пропасть.

– Поставь меня на ноги, дай в руки камешек.

Ребята держали меня, чтобы я не упал, Катя дала мне в руки камешек. Я пытался размахнуться, сил не хватило.

– Ингрид! – позвал я сестру.

– Да, Тони! – отозвалась Ингрид.

– Ты помнишь, как я бросал камешки, и они пропадали?

– Помню.

– Помнишь место? – я хорошо видел ворота, но сил не было докинуть до них камешек.

– Помню! – пожала Ингрид плечами.

– Брось! А ты, Катя, смотри!

Ингрид попала в ворота с первого раза. Я велел её бросить ещё три раза, чтобы Катя хорошо запомнила. Катя взяла меня на руки, сделала шаг назад, и прыгнула в пропасть.

Мы услышали только крик ужаса, и оказались в нашей комнате, откуда вели двери в разные Миры.

Катя бегом побежала, не переодеваясь, и напугав Мая с Алией, в комнату с реанимационной капсулой. Там она стянула с меня ужасно грязную одежду, не стала тратить время на отмывание моего тельца от месячной грязи, сразу засунула в капсулу, где я быстро заснул.

Проснулся я от чувства, что на меня смотрят. Потихоньку приподняв веки, увидел три пары глаз, пристально на меня смотрящих. Я тут же закрыл глаза, притворился спящим.

– Открывай глаза, притвора! – ласково сказала Катя. Пришлось просыпаться окончательно.

Катя, Алия и Май стояли на коленях возле моей постели и смотрели на меня. Глаза у Алии были заплаканными. Я встревожился:

– Алия, кто тебя обидел?!

– Кто обидел! – передразнила Катя, – Сам не приходил в сознание два дня, теперь спрашивает! Это надо же такое придумать!

– Кто что придумал? – испугался я.

– Не помнишь? Кто оживил девочку? Хорошо, я вовремя увидела, так и остались бы там ещё на месяц, пока бы восстановился!

Я молчал, невольно краснея. Откуда я знал, что потребуется столько энергии, чтобы сделать искусственное дыхание?

– Я не знал… – пробормотал я.

– Когда чего-то не знаешь, надо спросить, – строго сказала Катя.

– Хорошо… – я запнулся, потому что мамочка у меня уже есть настоящая.

– Ладно, Тошка, не переживай, не из таких передряг выбирались. Я уже всё рассказала сказала твоим родителям, они гордятся таким сыном. А я вся дрожала, думала, попадёт, что не досмотрела за тобой. Кушать хочешь? Мама сказала, что ты должен хорошо кушать.

Катя приподняла меня за плечи, Май подложил под спину подушку, Алия быстро поставила передо мной столик. Вошедший андроид поставил на столик поднос с тарелкой овсянки и стаканом то ли отвара, то ли сока.