Текст книги "Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале"
Автор книги: Александр Воронцов-Дашков
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Для Екатерины это было время кризиса и нестабильности; чтобы стабилизировать ситуацию и замирить оппозицию, она наградила одних и наказала других. С одной стороны, Александр Воронцов, которого Екатерина не любила и считала смутьяном, как и его сестру, получил влиятельный пост, определивший его политическую карьеру. Назначенный президентом Коммерц-коллегии, главной организации, занимавшейся внешней торговлей, он возглавлял ее до 1794 года. С другой стороны, Панин и Дашкова, опять заподозренные в заговоре, были посланы в Москву. С осени 1773-го до 1775 года Дашкова жила в усадьбе Троицкое, часто появляясь в Москве, чтобы дети могли видеть свою бабушку. Ее высылка совпала с Пугачевским восстанием 1773–1774 годов. Она была в Москве, когда Петр Панин поймал лидера мятежников Пугачева и 4 ноября 1774 года привез его в Москву в железной клетке. Она встретилась со своим близким другом Паниным, который сильно постарел за время пугачевской кампании, но не присоединилась к толпам любопытных, надеявшихся увидеть побежденного бунтовщика. В ответ на письмо Александра она написала, что не видела Пугачева, поскольку, несмотря на его злые дела, ожидавший казни человек в цепях мог вызвать у нее только жалость[295]295
АКВ. Т. 5. С. 183.
[Закрыть]. В ужасе от кровавого восстания, она тем не менее была против насилия и лишения человека жизни.
Изгнание Дашковой за пределы двора и ее пребывание в Москве совпало с прибытием в Петербург Дидро в 1773 году, поэтому двое друзей не смогли встретиться. Дашкова устремилась бы в столицу, если бы это было возможно, тогда как шестидесятилетний философ, утомившийся от долгого путешествия из Франции, не хотел покидать свою «золотую клетку» в Петербурге. Он писал, что слишком стар и слишком измучен. Их переписка того времени отразила их общее разочарование в Екатерине, а в ряде случаев они упоминали ее уничижительно. Дидро чувствовал, что «идеи, перенесенные из Парижа в Петербург, принимают совершенно другой цвет», и вспоминал, как в Париже Дашкова описывала ему Екатерину: «В ней душа Брута с сердцем Клеопатры»[296]296
Дашкова Е. Р. Записки княгини Е. Р. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 365.
[Закрыть]. Его замечания придают больше правдоподобия ремарке Державина: «Дашкова одновременно любит и ненавидит ее [Екатерину] и говорит о темных пятнах на ее яркой короне»[297]297
Чайковская О. «Как любопытный скиф…». С. 63.
[Закрыть].
Опальная и сердитая Дашкова встретилась с Григорием Потемкиным, генерал-адъютантом и к тому времени одним из самых могущественных людей в России. Зимой 1774 года Потемкин посетил дома нескольких членов семьи Паниных и их приверженцев, где и повстречал Дашкову. Когда разговор перешел на великого князя Павла, Дашкова, хотя она совсем недавно познакомилась с Потемкиным, без тени смущения дала ему непрошеный совет. «Я дала ему один совет, и последуй он ему, не было бы сцен, которые позже великий князь Павел, к большому возмущению публики, не преминул устроить, чтобы повредить Потемкину и огорчить свою мать» (106/111). Потемкин поддерживал Екатерину в борьбе с Павлом и панинской придворной партией, он стал фаворитом императрицы и оставался ее главным советником до самой смерти в 1791 году. Несмотря на первоначальную поддержку, отношения Дашковой с Потемкиным станут напряженными и, в конце концов, открыто враждебными.
Годы, проведенные в Троицком после первого путешествия в Европу, не были потрачены зря. Дашкова никогда не бездельничала. Вернувшись к книгам и образованию, она читала литературу по педагогике и составила для своих детей курс обучения, основанный на идеях Просвещения. Она участвовала в организации ученого общества при Московском университете – Вольного российского собрания – и была его активным членом в течение всех двенадцати лет его существования (1771–1783). Основанное «для исправления и обогащения российского языка через издания переводов стихами и прозой», оно объединяло выдающихся профессоров университета, писателей и общественных деятелей. Куратор Московского университета И. И. Мелиссино возглавлял и развивал общество, ставшее прямым предшественником Российской академии. Общество выпустило шесть номеров журнала «Опыт трудов Вольного Российского собрания при Имп. Московском университете», который большей частью публиковал русские литературные и исторические тексты, а также переводы. Среди авторов были М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин, Я. Б. Княжнин и Г. Р. Державин.
Статьи Дашковой, часто появлявшиеся в эпистолярной форме, демонстрировали полную поддержку прогрессивных идей того времени. В первом выпуске она напечатала письмо и три перевода. «Письмо к другу»[298]298
Дашкова Е. Р. Письмо к другу. С. 78–80.
[Закрыть] провозглашало цели и служило введением в ее теорию перевода. Она доказывала, что для того, чтобы перевод мог принести обществу пользу, в нем следует предпочесть ясность красноречию. В качестве образца она предложила прозу и стихотворные композиции Ломоносова, который писал прекрасно и сильно как серьезные, так и легкие сочинения. Она также обсуждала переводы на русский язык, в котором часто не хватало подходящей терминологии, так что «даже женщине должны быть простительны» неточности. Дашковское «Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым английским провинциям»[299]299
Дашкова Е. Р. Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым англинским провинциям. С. 105–144.
[Закрыть] появилось во втором выпуске журнала вместе с вводным «Письмом к другу». Она писала, что увлечена Англией гораздо более, чем любой другой страной, которую посетила, поскольку Англия является воплощением политической свободы и моделью хорошо организованного и просвещенного государства. Ее процветание было прямым результатом деятельности ее правительства, и Дашкова считала, что английская конституционная монархия была наиболее полной и совершенной системой, с которой ей довелось познакомиться[300]300
Там же. С. 106.
[Закрыть].
Ее переводы и сочинения того времени были результатом заграничного путешествия и выявляли острый интерес к отношениям государства и гражданина. В письме Александру Куракину Дашкова написала, что читала и перечитывала «Le système social»[301]301
Социальная система (фр.).
[Закрыть] с большим воодушевлением. Учитывая ее сосредоточение на вопросах справедливой власти и народной воли, можно предположить, что она имела в виду трактат Руссо «Об общественном договоре» («Le contract social»). Позже она послала Куракину перевод текста французского материалиста Поля Анри Дитриха Гольбаха – тот же, который ранее она показывала Петру Панину[302]302
АКК. Т. 7. С. 276–281 (письма, датированные 3 и 17 марта 1774 г.).
[Закрыть]. Она выбрала две главы из сочинения «Естественная политика, или Беседы об истинных принципах управления» (1773): «Общество должно делать благополучие своих членов» и «О сообщественном условии». Она также перевела «Опыт о торге» Дэвида Юма[303]303
Общество должно делать благополучие своих членов / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 80–84; О сообшественном условии / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 85–86; Опыт о торге / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 87–112. См. об этом также: Микешин М. И. Социальная философия. С. 141–147.
[Закрыть]. Дашкова считала, что любое общество и его граждане несут обоюдную ответственность по отношению друг к другу, и в этих переводах представила российскому читателю главные темы Просвещения. Написанные под большим влиянием сочинений Гоббса и особенно Джона Стюарта Локка, они включали принципы «общественного договора» и «рационального эгоизма», а также идеи реформ общества и правительства.
Переводы заостряли внимание на ответственности всех перед обществом: те, кто у власти, отвечают прежде всего за экономическое благополучие общества и с этой целью организуют и управляют соответствующими экономическими структурами[304]304
Опыт о торге / Пер. Е. Р. Дашковой. С. 91–93.
[Закрыть]. Поскольку благосостояние индивидуумов составляет благосостояние целого, каждый член общества должен стремиться следить за эффективностью своей экономики[305]305
Там же. С. 102.
[Закрыть]. Юм сделал акцент на необходимости стимулировать трудолюбие и производительность населения, что невозможно при российской системе крепостного права. Дашкова поняла это и могла только надеяться, что однажды источники экономического процветания, богатства и динамизма, работающие в Англии, станут реальностью и в России. Пока же она мечтала лишь о возвращении в Британию, чтобы ее сын смог учиться у Юма.
ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Поскольку Дашкова была удалена от двора, она не могла лично поздравить императрицу с российской победой над Турцией. Вместо этого она послала ей работу Ангелики Кауфман, швейцарской художницы, нравившейся Дашковой, известной своими портретами и историческими сценами, единственной женщины – члена Королевской академии. Картина, названная «Вышивальщица» (1773), находится сейчас в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве и почти идентична «Греческой женщине за работой» из Королевской академии[306]306
Швейцарская художница Ангелика Кауфман (1741–1807) была одним из основателей Королевской академии искусств в Лондоне в 1768 году. Подаренная картина известна также под названием «Утреннее развлечение» (прим. переводчика).
[Закрыть]. Выбор Дашковой художника и предмета изображения был важен, поскольку представлял ее интерес к женщинам-художницам вообще. Более точно, это был дар одной женщины другой женщине картины, написанной женщиной и изображающей женщину. В подарке также скрывался намек на освобождение Греции от турецкого ига и, возможно, на Пенелопу (Екатерину), окруженную фальшивыми почитателями (придворными). Дашкова не знала, что ее странствия будут долгими, как у Одиссея, и что картина Ангелики Кауфман не приведет к сближению с императрицей.
В апреле 1774 года она послала письмо, в котором поздравляла Екатерину с 45-летием, и получила сердечный, хотя и формальный ответ. Дашкова не приняла участия в торжествах по случаю подписания Кючук-Кайнарджийского соглашения (1774), которое обозначило мирный период в России, продлившийся до 1787 года. Не присутствовала она и на торжественной встрече в Москве фельдмаршала Румянцева, которому Екатерина присвоила титул «Задунайский» за его победы «по ту сторону Дуная». Вместо этого она посвящала свое время умиравшей свекрови, а после похорон, чувствуя себя одинокой и покинутой, опять решила ехать за границу продолжать «классическое и университетское образование» (108/-) сына. Анастасия оставалась в тени своего брата из-за ее физических проблем. Она была маленького роста, худая и горбатая, и Дашкова думала, что в обществе, где физическая красота играла решающую роль, ее дочь имеет мало надежд на успех[307]307
Сохранившиеся изображения не позволяют прийти к однозначному заключению. На гравюре Скородумова 1770 года, изображающей Дашкову с детьми, Анастасия сидит за фортепиано и частично скрыта стоящим братом.
[Закрыть]. Очевидно, тогда ее уже мало интересовало образование дочери, так как рахит сильно повлиял на развитие Анастасии. Дашкова дала дочери образование, обычное для женщин того времени, но не более, подготавливая ее к замужеству и материнству. В одно время она обдумывала возможность брака двенадцатилетней Анастасии с Александром Куракиным, который был на десять лет старше. В письме к нему она выразила беспокойство по поводу предстоявшего выхода Анастасии в петербургский свет: «Наш народ так безжалостен, так скор судить на основании внешнего вида и манеры, что у меня кружится голова, когда я думаю о приезде в ваш город»[308]308
АКК. Т. 7. С. 294 (письмо, датированное 5 мая 1774 г.). См. также письма А. Куракина и Н. А. Репнина на с. 310–311.
[Закрыть]. Петр Бартенев считал, что у Дашковой было мало надежды выдать горбатенькую дочку за красавца Куракина[309]309
Там же. С. 460.
[Закрыть].
Поскольку дочь не могла быть украшением общества, Дашкова, чья увлеченность собственным образованием была определяющей чертой ее юности, пренебрегла ею и сконцентрировала все свои усилия на подготовке сына к блестящей карьере. К великому сожалению, сын был гораздо менее одарен, чем Анастасия, которая никогда не простит Дашковой пренебрежения и навсегда затаит горькую обиду и злобу по отношению к матери. Более того, после нарушения в юности всех установленных правил и самостоятельного устройства собственного замужества Дашкова теперь вела переговоры об обручении пятнадцатилетней дочери с бригадиром[310]310
Бригадир – воинское звание выше полковника и ниже генерал-майора (чин V класса), существовавшее в русской армии с 1722 по 1796 год; в гражданской службе чину бригадира соответствовал чин статского советника (прим. переводчика).
[Закрыть] Андреем Щербининым, который был значительно старше Анастасии. В «Записках» она так объясняла выбор будущего мужа дочери: «Физически она [дочь] была развита плохо, в ее сложении имелся недостаток, и я не льстила себя надеждой, что более молодой обходительный человек будет любить ее и заботиться о ней» (107/112)[311]311
Французский оригинал яснее: Анастасия Щербинина [дочь] страдала un défaut dans la construction de son corps – физическим дефектом, а не, как толкует Фитцлайон, «сексуальной неадекватностью» (Dashkova Е. R. The Memoirs of Princess Dashkova / Translated by K. Fitzlyon. P. 328).
[Закрыть]. Об Андрее Щербинине она смогла лишь написать, что «под влиянием плохого обращения с ним родителей у него сложился меланхолический характер, но человек он был добрый» (106/112) (143)[312]312
Его сестра Елена была матерью Дениса Давыдова, знаменитого гусара и поэта.
[Закрыть]. Брак не был счастливым союзом; он был дурно задуман и обречен на неудачу. Дочь получила в приданое 20 тысяч рублей, а потом и еще 60 тысяч, но супруги жили расточительно, делали огромные долги, часто ссорились и предпочитали в основном жить раздельно.
В 1775 году Дашкова получила разрешение Екатерины отправиться в путешествие «безотлагательно», оно было дано «невероятно холодно» (107/111–112) на общем, открытом для всех приеме. Дашкова ушла, надеясь, «что отношение ко мне изменится и в будущем мне будет воздано должное» (107/112). Со свитой, которая теперь включала Анастасию и ее мужа, Дашкова, отбросив инкогнито и путешествуя на этот раз под собственным именем, выехала на Псковскую дорогу, чтобы посетить земли, принадлежавшие семье Щербининых. Поездка началась плохо: один из слуг упал на дорогу и был ранен, когда его переехали два экипажа. К счастью, они были легкими и стояли на полозьях. Пока все остальные стояли и беспомощно таращили глаза, включая ее несчастного зятя, Дашкова взяла всю ответственность на себя. Согласно медицинской науке того времени необходимо было пустить кровь жертве несчастного случая как можно быстрее, но никто не имел опыта в подобных операциях. Вспомнив про ланцет в английском несессере сына, Дашкова сама взялась сделать требуемую процедуру. Затем Дашкова продолжила свой путь, уверенная в том, что спасла бедняге жизнь, хотя происшествие сильно на нее повлияло – она чувствовала себя плохо и испытывала сильные сердцебиения.
Она нашла родителей Щербининых чрезвычайно скучными и не сошлась со сватом[313]313
Иловайский Д. И. Екатерина Романовна Дашкова. С. 354.
[Закрыть]. Поэтому она сократила свой визит и направилась в Гродно, однако путь туда оказался трудным и опасным, поскольку дороги были очень плохими и даже кое-где заросли. Они медленно продвигались с группой казаков, которые расчищали и расширяли проезд через лес. Ко всему еще Павел заболел корью в месте, где невозможно было получить хорошую медицинскую помощь, и путешественники задержались в Гродно на пять недель. Затем и Анастасия заразилась корью от брата. После окончательного выздоровления детей Дашкова отправилась в Варшаву через Вильно. Там она часто встречалась со Станиславом Августом Понятовским, последним королем Польши и вторым из любовников Екатерины. Дашкова любила его за доброту, интеллект и интерес к искусствам, но считала неподходящим королем. Чрезвычайно непопулярный в Польше, он был прежде всего слишком слаб, чтобы править такой беспокойной нацией и вести независимую политику, выгодную его стране. В письме из Варшавы, датированном 9 октября 1776 года, Понятовский благодарит Дашкову за гравюры Ангелики Кауфман, которые он получил, и спрашивает, не изменит ли смерть Юма планы Дашковой дать сыну образование в Эдинбурге[314]314
Долгорукова Е. А. Черты из жизни кн. Екатерины Романовны Дашковой. С. 573.
[Закрыть].
В Берлине ей опять был оказан теплый прием, но она поспешила в Спа выполнить свое обещание снять новый дом на Променаде семи часов, которое она дала несколько лет назад. Пока она ожидала прибытия Кэтрин Гамильтон, напряженные отношения между ней и Андреем Щербининым стали невыносимыми. Ссора следовала за ссорой, и, наконец, он покинул Спа, тогда как его молодая жена, все еще эмоционально привязанная к деспотической матери, отказалась последовать за ним. В письме к Дашковой, написанном после его скандального отъезда из Европы, Андрей Щербинин жаловался на злобные чувства, которые она испытывала к нему, и особенно на ее раздражение по поводу его задумчивости и меланхолии, которые он объявил следствием ипохондрии. Он умолял Дашкову отпустить жену к нему[315]315
РГАДА. Ф. 1261. Оп. 3. Д. 2764. Л. 1–2 (письмо, датированное 26 января 1777 г.).
[Закрыть]. Анастасия, в конце концов, соединилась с мужем после того, как он получил отцовское наследство, но вскоре они опять расстались, теперь уже окончательно.
По окончании сезона в Спа Дашкова без происшествий пересекла Ла-Манш и провела несколько дней в Лондоне, который в октябре 1776 года гудел от обсуждений и споров по поводу войны за независимость в Америке. Эта тема была ей очень интересна, в ее библиотеке было много книг о природе и последствиях политических потрясений и перемен, среди них «История революций, приведших к республиканскому правлению в Риме» аббата де Верто, «История революций в Португалии» и «История революции в Швеции». Переведенная на английский в 1729 году последняя работа описывает героическую деятельность Густава Вазы и его борьбу за свободу против тирании. Она была тогда особенно популярна и читалась многими в Англии. После якобинского террора во Франции энтузиазм Дашковой по поводу революционных преобразований значительно уменьшился и в «Записках» она ничего не написала об американской революции. Большое количество томов в ее библиотеке, описывавших колониальные волнения в Новом Свете, однако, выдает ее былой интерес к предмету. Среди таких книг, например, «История беспорядков в английской Америке», «Краткое описание революций в английской Америке» и «Политические сочинения Франклина».
В Лондоне русский художник Гавриил Скородумов, который учился тогда в Королевской академии, сделал гравированное изображение княгини и ее детей, но работа осталась незаконченной. Вскоре, в ноябре, она поехала дальше в Шотландию и по дороге, в Истон-Модит в Нортхэмптоншире, посетила Генри, третьего графа Сассекского. Там же она встретила Эдварда Вильмота, отца Марты и Кэтрин – молодых женщин, которые позже будут жить с Дашковой в Троицком и уговорят ее написать автобиографию. Дашкова прибыла в Эдинбург 8 декабря, в необычно суровую зиму 1776 года и поселилась в модном квартале на Джордж-стрит в Новом городе[316]316
Cross A. G. By the Banks. P. 132.
[Закрыть]. Согласно «Запискам», она жила также некоторое время в одной из квартир во дворце Холируд-хауз, рядом с кабинетом несчастной королевы шотландцев Марии Стюарт. Тут она отдала должное романтике, сыграв выдуманную роль женщины-жертвы, участие которой в политике привело к ссылке и наказанию. Но ее вступление в эдинбургское общество едва ли было похоже на исторический роман и разочаровало многих свидетелей. Вдовствующая графиня Файфская писала сыну, что видела Дашкову в театре. «Она была на представлении вчера, дамы были разочарованы ее внешностью, поскольку ожидали увидеть нечто прекрасное, но она презирает наряды»[317]317
Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 229; Cross A. G. Contemporary British Responses. P. 50.
[Закрыть].
Образование сына оставалось главной заботой Дашковой и основной темой этого второго путешествия в Британию. Еще во время первого путешествия она обдумывала, куда записать сына, и остановила свой выбор на Эдинбургском университете как наиболее подходящем для классического обучения Павла. Университет в XVIII веке был знаменитым центром образования и науки. Томас Джефферсон писал, что для образования нет больше такого места на земле, как Эдинбургский университет, а Бенджамин Франклин, приехавший туда в 1776 году, нашел его центром науки, где собрались лучшие из лучших[318]318
International Dictionary of University Histories. P. 492.
[Закрыть]. Для Дашковой имелись дополнительные стимулы к помещению сына именно сюда. Университет этот был далек от соблазнов больших столиц Европы, от которых Дашкова хотела уберечь сына, кроме того, она считала, что английское (или шотландское) образование лучше всего подходило к его темпераменту и личности. Твердо веря в то, что дети должны получать образование вне привычной для них среды, узнавая новых людей и новые места, она тем не менее высоко ценила родительское руководство, которого была лишена в детстве. Поэтому она сопровождала сына – да и сама предпочитала жить в Шотландии.
По пути в Эдинбург Дашкова написала три письма шотландскому историку Уильяму Робертсону[319]319
Спа, 30 августа; Лондон, 9 октября и 10 ноября 1776 года. National Library of Scotland, Ms. 3942, ff. 269–270, 281–282, 287. См. также: Смагина Г. И. О смысле слова. С. 228–241; Dashkova Е. R. Memoirs of the Princess Daschkaw. V. 2. P. 117–122; Дашкова E. P. Записки княгини E. P. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 336–339.
[Закрыть]. Он был ректором Эдинбургского университета, первым биографом Марии Стюарт и автором многих исторических исследований, в том числе «Истории правления императора Карла V»[320]320
Robertson W. History of the Reign of the Emperor Charles V. London, 1769; на русском языке – перевод с французского издания под заглавием «История о государствовании императора Карла V и проч.». СПб., 1775 (прим. переводчика).
[Закрыть], которую Вольтер и многие другие высоко ценили. Успешность университета, этих «Афин Севера», была в большой степени следствием управления Робертсона. Она надеялась, что сын будет учиться у Юма, но смерть философа за несколько месяцев до ее прибытия в Британию заставила ее предпринять все возможные усилия, чтобы уговорить Робертсона стать университетским руководителем Павла. В письмах она объяснила причины, по которым выбрала Эдинбург и наметила программу интенсивного обучения своего тринадцатилетнего сына. Она написала Робертсону, что готовит сына к военной службе, и действительно, как полагалось тогда в России, в возрасте восьми лет Павел был записан в армию в чине корнета.
Ссылаясь на молодость Павла, Робертсон выразил свой скептицизм, но гордая и настойчивая мать уверила его, что ее сын достаточно зрел, хорошо подготовлен и прекрасно владеет английским языком. Согласно Дашковой, ее сын не был слишком молод, чтобы поступить в университет. Более того, он уже стал высоким и сильным молодым человеком. Он знал языки: бегло говорил по-французски, читал на немецком и латыни, а по-английски «совершенно понимал прозаических писателей и недурно – поэтов»[321]321
Дашкова Е. Р. Записки княгини Е. Р. Дашковой / Ред. А. И. Герцен. С. 338.
[Закрыть]. Русский язык она вообще не упомянула. Дашкова продолжала уверять, что познакомила сына с великими произведениями мировой литературы и что она скорее боится «за его слишком резкую критику, что составляет главную черту его умственного развития»[322]322
Там же.
[Закрыть]. Математика была важной отраслью знания при его подготовке, но ему требовалось дополнительное обучение алгебре. Более всего Дашкова надеялась, что он получит серьезное образование в гражданской и военной архитектуре, а также в истории и устройстве государственных учреждений, которые «он должен еще раз пройдти [sic] и дома особенно заниматься ими с своим гувернером»[323]323
Там же.
[Закрыть].
В следующем письме Дашкова снабдила Робертсона подробным описанием подготовки сына и наметила двухлетний – на пять семестров – курс обучения его в университете, за чем должны были последовать двухлетние путешествия. Это была программа, опиравшаяся на широко понимаемый курс свободных искусств с дополнительными курсами по военной науке и фортификации. Там были семь основных пунктов:
«Логика и философия умозаключений;
Опытная физика;
Элементарная химия;
Философия и натуральная история;
Естественное публичное, универсальное и частное право и общенародное право Европы;
Этика;
Политика»[324]324
Там же.
[Закрыть].
Предложенная программа была чересчур амбициозной. Учитывая последующее разочаровывающее поведение сына Дашковой, можно предположить, что он совершенно выдохся, стараясь угодить матери[325]325
Васильков Н. Воспитание Е. Р. Дашковой и ее взгляд на воспитание // Вестник воспитания. 1894. № 1. С. 60.
[Закрыть]. Д. И. Иловайский прямо заявил, что Дашкова замучила своих детей образованием до полного интеллектуального истощения[326]326
Иловайский Д. И. Екатерина Романовна Дашкова. С. 319.
[Закрыть].
В Эдинбурге Дашкова вошла в сообщество университетских профессоров. Ей «было приятно находиться в обществе этих глубоко образованных людей, во всем согласных между собой; разговоры с ними являлись неисчерпаемым источником знаний» (110/114). Часто она приглашала к себе в дом выдающихся ученых, ведущих интеллектуалов эпохи. Кроме Робертсона в числе ее гостей были Хью Блэр, профессор риторики и автор «Лекций по риторике» (1783), Адам Фергюсон, профессор пневматики, натуральной и моральной философии, математики и автор «Институтов моральной философии» (1772), и экономист Адам Смит. Она послала его влиятельное «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) брату Александру, президенту Коммерц-коллегии. Возможно, она встречалась также с Босуэллом[327]327
Джеймс Босуэлл (1740–1795) – шотландский литератор и юрист. Впервые повстречался с Сэмюэлем Джонсоном (см. далее) в 1763 году. В тот же самый год путешествовал по Европе, где завел знакомство с Руссо и Вольтером. В 1773 году стал членом клуба Джонсона, в котором состояли Берк, Рейнолдс, Голдсмит и другие деятели литературы XVIII века. В том же году Босуэлл и Джонсон совершили поездку по Шотландии, которую Босуэлл описал в «Дневнике путешествия на Гебриды с Сэмюэлем Джонсоном» (1785). Его «Жизнь Сэмюэля Джонсона» появилась в 1791 году, в ней Босуэлл опубликовал разговоры Джонсона и свои критические суждения (прим. переводчика).
[Закрыть], который записал в своем дневнике в четверг 21 августа 1777 года, что он «обедал у лорда Макдональда с княгиней»[328]328
Цит. по: Longmire R. A. Princess Dashkova and the Intellectual Life of Eighteenth Century Russia. P. 64.
[Закрыть]. Дашкова никогда не чувствовала себя столь интеллектуально и эмоционально благополучно, как в Эдинбургском университете, в мире учености, ученых и просвещения, который был так непохож на мелочные дрязги мира придворного. Она путешествовала, читала, писала и сочиняла музыку. Она утверждала, что «это было самым спокойным, самым счастливым временем, выпавшим мне на долю в этом мире» (111/115). Когда она была в Эдинбурге, два русских студента, И. Шешковский и Е. Зверев, жили в ее доме. Отец Шешковского был главой екатерининской Тайной экспедиции, внушающей страх политической полиции, но сын оказался бездельником и «безмозглым мальчишкой» и в конце концов попал в долговую тюрьму.
В течение лета, последовавшего за первым учебным годом сына, Дашкова предприняла двухнедельное путешествие в Хайленде – шотландские горы[329]329
Хотя это путешествие упомянуто в петербургской версии «Записок», его нет в копии Британского музея, его никогда не добавляли как приложение к изданиям автобиографии. Первоначально описание поездки было адресовано Элизабет Морган, Марта Вильмот сделала с него копию в 1804 году перед своим отъездом из России. Все копии были утеряны за исключением перепечатки М. Хайд, которую А. Г. Кросс опубликовал вместе с русским переводом. См.: Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 223–268; Hyde G. Н. The Empress Catherine and Princess Dashkova. P. 140–147.
[Закрыть]. Подобное путешествие Сэмюел Джонсон[330]330
Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский лексикограф, литературный критик и эссеист. В 1746 году приступил к созданию «Словаря английского языка», напечатанного в 1755 году. В 1750 году начал издавать знаменитый журнал «Рэмблер». Доктор дублинского Тринити-колледжа и Оксфордского университета. Автор «Жизнеописания английских поэтов». Часто работы Джонсона ценятся ниже, чем его беседы в передаче Босуэлла (прим. переводчика).
[Закрыть] совершил несколькими годами раньше. Ее «Небольшое путешествие в горную Шотландию» – уникальный травелог в форме дневника, описывающий путешествие, совершенное с 25 августа по 7 сентября 1777 года: «Это было во всех смыслах замечательное путешествие, необычное не только для русских того времени или иных иностранцев, но и для англичан»[331]331
Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 230.
[Закрыть]. Дашкова была из разряда редких путешественников, чей маршрут не совпадал с традиционным, который в Британии проходил лишь через Лондон и Бат. Рано утром 25 августа 1777 года компания выехала в двух экипажах. По пути Дашкова описывала ландшафт и руины древних замков как романтические и «возвышенные» и представляла себя женщиной чувствительной: «Я была тысячу раз права, полагая, что голова моя не стоит моего сердца»[332]332
Там же. С. 255.
[Закрыть]. Тем не менее многие ее наблюдения были лаконичными, сухими и касались повседневных подробностей путешествия. В местной гостинице в Линлитгоу, где они остановились, чтобы съесть на завтрак яйца и сливки, Дашкова заметила, что англичанин счел бы это место отвратительным, француз – посредственным, а шотландец clean and comfortable[333]333
Чистое и удобное (англ.).
[Закрыть]. Сначала они осмотрели промышленные объекты, такие как канал Клайд-Форт, где лошади заартачились у подъемного моста и не захотели идти дальше. Грубость жестоких кучеров, которые безжалостно хлестали лошадей, шокировала Дашкову, и только пример проезжающего экипажа, наконец, убедил кротких животных (la delicatesse de ces deux animaux) пересечь мост. В Кэрроне они осмотрели знаменитый чугунолитейный завод, печи, камины и приспособления для плавки и сварки. Они пообедали в Инче и совершили экскурсию в замок Стерлинг перед тем, как продолжить свою экспедицию.
В Перте они поселились в гостинице, выходившей окнами на реку Тэй, а утром отправились в деревню Инвер, откуда на лодке пересекли реку и высадились в Данкелде. Сады герцога Атолла не понравились Дашковой, поскольку она вспомнила стихи «бессмертного Попа»: «То swell the Terrace, or to sink the grot, in all let Nature never be forgot!»[334]334
«Решишь ли устроить террасу или вырыть грот – ни в чем не забывай Природу!» (англ.) – Поп А. Эпистола к Ричарду Бойлю. См.: Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 259.
[Закрыть] В замке Тэймут она встретила очаровательного лорда Бредолбина, сам замок нашла прекрасным, а пейзажи – великолепными. Она осмотрела коллекцию искусства, собранную хозяином, объехала парк и провела там четыре дня. Проезжая по старой военной дороге в Тиндрам, путешественники провели ночь в сырой и отвратительной гостинице. Оттуда они поехали в Инверери через Далмали и Лох-Ау. В Инверери Дашкова жаловалась, что должна была провести ночь в гостинице, где группа вульгарных и шумных мужланов из Файфшира не давала ей заснуть всю ночь. Усталые после бессонной ночи путешественники переехали через «страшный перевал Гленкроу» и насладились видом озера Ломонд. В Думбартоне, где Мария Стюарт была пленницей в замке[335]335
Так думала Дашкова. Как пишет в своем примечании к публикации А. Кросс, «Мария находилась в заключении в Лохлевенском замке, а не в Думбартонском». См.: Кросс Э. Г. Поездки княгини. С. 268 (прим. переводчика).
[Закрыть], Павел Дашков получил титул почетного гражданина города. В замке Бьюкенен они изучили письма Карла I и Карла II и после еще одной ночи в Инче вернулись в Эдинбург в воскресенье 7 марта.
В своем травелоге Дашкова обратила особое внимание на места, связанные с торговлей и производством товаров. Она посетила сахарную и ковровую фабрики, осмотрела военные укрепления и оценила архитектуру и функциональность общественных зданий. По дороге она видела поместья знати, где безвкусица огромных домов резко контрастировала с бедностью и тяжелыми условиями жизни крестьян. Несмотря на часто критическое отношение Дашковой к жизни в горной Шотландии, красота гор и озер, особенно озера Ломонд, наполнила ее сердце возвышенными чувствами. В ее рассказе есть много пассажей с элементами предромантических описаний. Все время ощущая себя, по выражению того времени, женщиной чувствительной, она изучала романтические ландшафты и сады, вспоминая Лоренса Стерна и «сентиментальную кисть Ангелики Кауфман». Прочитав Джона Локка, Ж. Ж. Руссо и других писателей и философов, установивших в Европе культ чувства, она часто использовала словарь модной тогда избыточной чувствительности, особенно при воскрешении в памяти эмоций, вызванных великолепными ландшафтами горной Шотландии. Тем не менее Дашкова не была сентиментальна, проложив в своих сочинениях «канал между классическим и сентиментальным течениями современной русской литературы»[336]336
Monler В. Н. The Public and Private Lives or Princess Dashkova. P. 12.
[Закрыть].
Вскоре после возвращения Дашкова серьезно заболела, и следующим летом, после сильного приступа ревматизма, доктор Уильям Куллен, шотландский врач и профессор медицины университета в Глазго, предписал ей попробовать воды на курортах в Бакстоне, Мэтлоке и Дербишире и морские купания в Скарборо. Во время выздоровления за ней неусыпно ухаживали подруги – Кэтрин Гамильтон и леди Малгрейв. Последняя считала Дашкову необычной личностью, которая «очень хорошо образована и обладает сильным мужским характером, о чем мне следовало догадаться по ее внешности»[337]337
Cross A. G. Contemporary British Responses. P. 50.
[Закрыть]. Всю жизнь Дашкова чрезвычайно любила собак, особенно маленького кинг-чарльз-спаниеля – эта порода была тогда в моде в королевских семьях Европы. Ее песик Фавори («Любимец») был источником радости, и она с удовольствием вспоминала, как Фавори тяжело переживал ее болезнь. Он спрятался под ее кроватью, отказывался вылезать и скалил зубы на всех, кто подходил. Только после того как его хозяйка резко пошла на поправку, Фавори вылез из своего убежища, вновь ласковый и любящий.
В Эдинбурге Дашкова продолжила внимательно следить за образованием сына, учившегося у Хью Блэра, Дюгалда Стюарта, Адама Фергюсона и Джозефа Блэка, а также за частными уроками верховой езды и фехтования, которые Павел брал для укрепления здоровья. Для развлечения сына она устраивала в доме танцевальные вечера. Вся эта деятельность и праздники оказались довольно дорогими, что заставило ее взять кредит в две тысячи фунтов у своих шотландских банкиров Уильяма Форбса и Джеймса Хантера-Блэра. Несмотря на траты и врожденную бережливость, Дашкова хотела сделать для сына всё, поскольку ее «полностью захватили материнская любовь и родительские обязанности» и «желание дать сыну самое лучшее образование» (112/115). Гордая и любящая мать смотрела на сына, сдававшего публичные экзамены: «…его ответы по всем отраслям изученных наук оказались столь успешны, что вызвали аплодисменты (хотя это было запрещено)» (113/116). К большой радости и удовлетворению Дашковой, после завершения диссертации и выполнения всех требований для получения степени 6 апреля 1779 года Павел стал первым русским магистром искусств Эдинбургского университета[338]338
Магистерская диссертация Павла Дашкова, написанная по-латыни, опубликована: Dashkov Р. М. Dissertatio philosophica inauguralis, de tragœdia. Edinburgh, 1779. Она находится сегодня в библиотеке Британского музея (прим. переводчика).
[Закрыть]. 7 мая лорд-мэр Эдинбурга провозгласил Павла почетным гражданином города, а в 1781 году в возрасте семнадцати лет он был принят в члены престижного Лондонского королевского общества. Павел был серьезным, воспитанным и трудолюбивым молодым человеком, но едва ли независимой и сильной личностью, поскольку всегда находился под бдительным присмотром авторитарной матери. Например, Дашкова должна была действовать от имени сына, чтобы прояснить сомнения в том, был он на самом деле или нет членом Королевского общества. Путаница была вызвана смертью доктора Дэниела Чарлза Соландера, который был секретарем сэра Джозефа Бэнкса – исследователя, натуралиста и президента общества.
