Текст книги "Безумное такси"

Автор книги: Александр Граков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Кто жив, напрасно ждет похвал толпы надменной...

...Но, чтобы обрести признанье в наше время,

Потребно честь и стыд отбросить, словно бремя.

Бесстыдство – вот кумир, кому подчинены

Все сверху донизу: сословься и чины.

Николай Афанасьевич всегда появлялся там, где нужно было уладить назревающий конфликт. Сегодня этим местом было строительство элитной шестиэтажки.

Увидев его, вся бригада разразилась нелестными эпитетами в адрес руководства, подсоленными крепчайшими выражениями, благо Любашка ещё находилась на высоте. Парни знали – если кричать всем вместе – ничего никому не будет. Ибо без приказа снять бригаду с объекта в период его сдачи под внутреннюю отделку значило автоматически повесить себе петлю на шею. А уж стульчик администрация не преминет вышибить из-под ног зарвавшегося прораба, возомнившего себя и впрямь наместником Всевышнего. Шеф фирмы однажды предупредил Бессменного.

– Запомни, Николай Афанасьевич, хоть ты профессионал, каких поискать, и фамилия у тебя подходящая под стать твоему умению, но вылетишь из фирмы при малейшем намеке на превышение своих полномочий. Так что никогда и ни при каких обстоятельствах не переступай черту, понял?

Николай Афанасьевич понял. И принял. Поэтому-то сейчас он спокойно закурил трубку, с которой никогда не расставался – даже в постели, и принялся насвистывать веселенький мотивчик очередного дурацкого поп-шлягера, взлетевшего в мгновение ока на недосягаемую высоту, чтобы тут же рухнуть с неё через самое большее полмесяца с заметным ускорением. Вскоре возмущенные вопли пошли на убыль, а к тому времени, когда Любашка скатилась на землю из кабины крана, почти утихли – все выдохлись, а повторяться было бессмысленно.

– Ну как, наорались? – участливо осведомился главный прораб, выколачивая трубку о каблук дорогого полуботинка. – Или кто ещё записался на выступления? Только по одному, пожалуйста, а то мне трудно уследить за нитью обсуждения назревшей проблемы.

Ага, каке же, нашел дураков! Все знали – выступивший сейчас первым тут же автоматически переходит в разряд "стрелочников" и место за воротами фирмы ему обеспечено на все сто процентов, даже с излишком. Так же, как и для последующих ораторов – всех ждет увольнение без выплаты выходного пособия – "за подстрекательство рабочих к бунту", как записано в одном из пунктов заключенного бригадой контракта.Со сменными комплексгными бригадами на любой престижной стройке существует определенная напряженка. Но уж сменные профессионалы в небольшом количестве наверняка отыщутся.

– Что, нет желающих? – изумился Бессменный. – Ну, тогда все заткнулись и в темпе начинают разбирать этот хаос, – ткнул он пальцем в бесформенное нагромождение, бывшее некогда строительными лесами. – До темноты, я думаю, управитесь. А мне нужно пошептаться с вашим бригадиром. Анатолий, пошли, прораб развернулся и зашагал в сторону подсобного вагончика, в котором не так давно рыдала Любашка, нимало не заботясь о том, будет ли выполнено его распоряжение. Будет, конечно. Вентилировать легкие ором советуют, даже рекомендуют врачи – педиатры, но это касемо лишь младенцев. А парней, столпившихся за его спиной, к таковым можно отнести лишь с большой натяжкой. Должны же понять, в конце-концов, что будущее благополучие зависит сейчас напрямую от их дальнейшего поведения.

Поняли. И, переглянувшись с бригадиром, принялись за дело. "Фольксваген", презрительно чихнув движком, вынесся со стройки вместе со своей лакировкой куда-то за пределы видимости. Почти тотчас же взревел бульдозер, за штурвалом которого устроился Валера Шнек, и огромная лопата пошла сметать со стройплощадки обломки досок вперемешку с покореженными трубами прочь – за её пределы, на расположенный рядом пустырь. Остальным лишь досталось подтаскивать строительный мусор под нож бульдозера из недосягаемых закоулков. Главный прораб остановился, подумал, и обернулся к Толику.

– Ты пониамешь, надеюсь, намерения своих парней?

– А как же, – бодро доложил тот. – Готовят поминальный костер дерьмовым подмостям. Сейчас выгорнут весь этот хлам подальше за ограждение, польют соляром и...

– А металл? – брови Николая Афанасьевича взметнулись вверх.

– А металл отвезем в пункт приема, – заверил его Поняков. – Не волнуйтесь, отчитаюсь до копеечки за каждый килограмм по сдаточной квитанции.

– Н-да? – посветлел лицом Бессменный. – Слушай, а они у тебя, оказывается, с головой. За час, скорее всего, управятся.

– Я думаю, вдвое быстрее, – ответил Толян, прикинув что-то в уме. Потому что сейчас...

Он не договорил – из-за угла дома выползал колесный "Беларусь" с передним отвалом, в кабине которого восседала Любашка. Тракторок тут же шустро забегал по стройке, подчищая за бульдозером-соткой вынужденные огрехи.

– До чего слаженно работают! – невольно вырвалось у главного прораба, скуповатого обычно на похвалу. – Слушай, Анатолий, как у вас это получается? Почему в других бригадах нет такого, а?

– Ну, для этого нужно не один пуд соли слопать за компанию, отшутился тот, вслед за Бессменым перешагивая порог подсобного вагончика. Ты лучше скажи мне, Николай Афанасьевич, куда увезли Бороду эти мордовороты?

– Сперва расскажи, как все случилось, – потребовал прораб, вновь набивая трубку табаком из кожаного кисета. Пальцы его при этом слегка подрагивали. И Толян понял – переживает Бессменный случившееся здесь, ещё как переживает! И жалеет по-человечески погибшего Витю Бороду, и скорбит вместе с бригадой о его безвременной кончине. Но не показывает эмоций на людях. Ибо не положено всесильному копить в своем сердце все человеческие слабости – оно просто не выдержит перегруза. А запасного даже всесильный не имеет. И завел Николай Афанасьевич его в эту будку лишь для того, чтобы помолчать немного в память о погибшем, затягиваясь привычной горечью.

– Ты знаешь, как, – просто ответил Толян. – Мы с тобой, Афанасьич, не раз обсуждали эту проблему.

Да, прораб знал, что рано или поздно давно уже списанные, с разболтанными перемычками леса в один прекрасный день не выдержат и сложатся. Поэтому ещё три месяца назад заказал где-то передвижные гидравлические, с уплотненными сальниками. А пока их не было...

– Помнишь, я предлагал твоей бригаде на выбор: либо дожидаемся новых подмостей, перебиваясь этот период случайными шабашками, либо...

– Помню, – признался Толян, отчаянно теребя угол спецовки. – Бригада выбрала второй вариант. И первым за него проголосовал Витек Борода. Он вообще всегда был пионером в подобных начинаниях.

– Да, такие всегда уходят из жизни молодыми, – подтвердил Бессменный, скрываясь в облаках табачного дыма. – А теперь ответь – ты очень хотел бы узнать о дальнейшей судьбе тела?

– Не очень, – откровенно признался Толян. – Но я очень хотел бы положить к его небезымянной могиле букетик весенних цветов. Это желание всей бригады. Больше у Бороды никого из родственников нет.

– Я покажу вам его могилу на одном из местных кладбищ. Ты мне веришь?

Толик знал – прораб не очень любит обещать. Но если уж пообещал выполнит безоговорочно.

– Я тебе верю, – сказал он просто. – Но я не верю этим трем пустоголовым, которые приехали за Витьком.

– Они выполняли распоряжение. Ты хочешь эмоций от роботов?

– Я просто хочу работать, – устало ответил Толик. – И зарабатывать положенные мне деньги. Причем не опасаясь за жизни людей, доверивших мне не только свои моозолистые руки, но ещё и души. Ты, Афанасьич, только что удивлялся слаженности их работы и правильной оценке сложившейся ситуации. Как думаешь, где такое ещё может быть?

– В семье, – ответил, подумав, прораб. – В семье, любящей и понимающей.

– Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос, – Толик встал из-за стола, загасив сигарету в консервной банке с окурками. – Однако слышишь, трактора затихли? Пошли к парням, я уверен – твое распоряжение выполнено.

Так оно и оказалось: Вся площадь вокруг малоэтажке уже была очищена от строительного мусора, а на пустыре, треща поджаренным бетоном, пылал гигантский костер. Однако в общежитие, расположенное на противоположной окраине города, так никто и не уехал.

– Послушайте, – Бессменный обвел взглядом их лица, подсвеченные в подступающей темноте багровыми отблесками пламени, – я не буду обещать вам сегодня никаких премий и доплат, потому что это кощунственно и нереально, так как надо мной есть кое-кто покруче. Но я твердо могу обещать вам две вещи: Виктор будет похоронен по всем полагающимся для этого обрядам. И ещё – я добьюсь того, чтобы все условия контракта, заключенного с вашей бригадой, были выполнены до последней точки в его конце. Это вас устраивает?

– Более чем, – Виктор Иванович Шумейко подошел к нему и пожал протянутую руку. – Это минимум. на который мы очень рассчитывали, но в который до этого вечера слабо верили. Теперь хоть спать спокойно буду, пошутил он. – Ну что, пошли в автобус?

– Подождите, это ещё не все, – Бессменный вновь вгляделся в лица рабочих. – Остался последний вопрос, самый насущный на завтрашний день. Кто-нибудь мне подскажет, какой?

– А мы его уже обсудили, Афанасьич, – вперед вышел Серега Кот. – Не удивляйся, живем ведь одними мыслями сейчас. Ты хотел спросить, как мы завершим кладку последнего этажа?

Бессменному осталось лишь изумленно развести руками.

– Так вот, хочу сообщить решение бригады. Кладка будет закончена в срок. А выполним мы её изнутри. Не беспокойся, не впервой. Чуть медленнее, конечно, но на качество отделки фасада, уверяю, это не повлияет.

– Ну вот, теперь можно и по машинам, – легко выдохнул Николай Афанасьевич, шагнув к подъехавшему "Фольксвагену".

– Постой, – придержал его Толян, когда вся бригада дружно потопала к автобусу. – Ты ничего не оставил за пазухой, Афанасьич? Только за этим вот и приезжал сегодня?

– Не только, Анатолий, – признался тот, убирая ногу с подножки. Завтра, боюсь, у вас будет непростой день. И если мои подозрения подтвердятся... в случае чего я надеюсь только на тебя и Виктора Ивановича, остальные могут просто не сообразить, что к чему.Что ж, будем уповать на лучшее, – он, кряхтя, полез в машину.

– Постой, ты куда? – Толян вцепился в дверную ручку. – Что может произойти завтра?

Боковое стекло плавно опустилось и из него показалась рука прораба с мобильником.

– Не гони лошадей, Поняков. Утро вечера мудренее. Но если уж случится то, что случится – нажми просто две кнопочки на этой игрушке: сначала "NO", а затем "YES". Она меня сама отыщет...

Глава 8. Э Т И С Т Р А Н Н Ы Е Г О Р Ы.

Конец апреля 1995 года, где-то в Ставрополье.

– Вай, Толик, у тебя день рождения? – Аслан тут же ухватился за это событие, как за спасительную соломинку. Очень уж не хотелось упускать этих крепких, сохранивших прошлогодний загар парней. – Ты где его собираешься отмечать, а?

– Да на перроне вроде неудобно, – Толян оглянулся на бригаду, ища поддержки. – Почти круглая дата как-никак, ровно двадцать три. А что вы, кстати, мне в подарок привезли? – с напускной суровостью обратился он к Виктору Ивановичу, который негласно признавался за старшего в отсутствие бригадира. Тот сразу скис, виновато позыркивая на Толяна исподлобья.

– Извини, вторая новость похуже первой. Забыли, понимаешь, сообщить от радости.

– Что, такая гадость, что с ней нельзя подождать хотя бы до завтра? продолжал допытываться Поняков. – Так же можно весь день рождения на нет свести.

– А зачем тогда спрашивал? – подкатился сбоку Коробочка. – Завтра бы с похмелья и вспомнили – как раз гадость к гадости.

– Цыц, стропалюга несчастный! – вызверился на него Толян. – Сперва растреплют душу на обтирочную ветошь, а потом...Эх, давай, плюй в душу, Иваныч! Ибо чувствую – эта заноза мне не даст сегодня и рюмки пропустить колом в горле встанет. Чего там у вас стряслось в этом заповеднике?

– Вовка, объясни ты, – Виктор Иванович тут же умыл руки.

– Понимаешь, тот хмырь, что заказал нам дачу – ну, эту самую избушку на курьих ножках, теперь отказывается подписывать акт приемки в эксплуатацию, – с виноватым видом сообщил Коробочка, будто сам был этим заказчиком-хмырем.

– Постой, как это не подписывает? – схватил его за плечи Толян. – Ведь мы же все там вылизали перед моим отъездом, каждую детальку бронзовую аситолом надраили. Вам оставалось только сдать готовую продукцию и получить причитающиеся нам по договору тридцать процентов. Где этот Хопер хренов, я ему счас душу вытрясать буду!

– Вот он я, шеф! – Эдик вынырнул из-за спин друзей, словно из-за древнеримской "черепахи". – На меня можешь не отвязываться – супруга этого олигарха чуть не оторвала своему благоверному эти самые...ну, которые между ног парой висят, – зыркнул он в сторону трущегося возле них Аслана. – Так что подпишет он в конце-концов эти бумаги, никуда не денется – с дачей-то все в полном ажуре. Но с одним условием.

– Ф-фух, с этого бы и начинали, – перевел дух Толик. – Если там какую мелочь переделать или новое сотворить – это мы могем, безвыходных ситуаций не бывает. А то стоишь тут с похоронным видом... – напустился он на Шумейко.

– Я посмотрю сейчас, с каким видом ты будешь стоять, – злорадно сообщил ему старейшина бригады. – Этому олигарху по условиям договора мы обязаны сдать базу отдыха в виде двухэтажной дачи с прилегающим к нему благоустроенным участком размером сто квадратных метров.

– Ну, а мы, по-твоему , что сдаем? Банно-прачечный комбинат? – вновь психанул Толик. – Да такой дачи, может, у Президента нет.

– Не спорю, – согласился с ним Шумейко. – Но где благоустроенный участок? Дача-то на голой скале стоит, на самом краю пропасти.

– Так мы же эту пропасть канатами отгородили, каждый в руку толщиной! – совсем одурел Толик. – Да ещё якорей нацепляли по углам самых что ни на есть натуральных – сколько яхт наказали наши поставщики. Чего ещё ему надобно?

– Чтобы вокруг дачи цвели настоящие цветы, – с торжествующим видом добил его Виктор Иванович. – Лютики-цветочки, одуванчики...ну и прочая мура.

– Он в своем уме? – вопросил с горечью Толян. – Где это видано, чтобы на голой скале росли одуванчики? Ну, эдельвейсы там ещё куда ни шло. И то им в расщелину землю ветер задувает. Газманов ведь предупреждает в своей песне, что в пустыне цветы не цветут.

– Так то в пустыне, – вновь вывернулся Коробочка.

– А не один хрен? – гаркнул на него Толян, почти исходя пеной. – Песок та же скала, только распыленная. Повторяю ещё раз для тупых – на голом камне цветы не растут. Особенно лютики.

– Да знаем мы об этом, чего ты орешь? – обиделся Хопер. – Еще в четвертом классе по биологии проходили. Ты пойди докажи это сам тому хмырю рогатому. Долдонит, как дятел – хочу цветы!

– Как рогатому? – опешил Толян. – Ты уже и к его старухе успел подкатиться?

– Этой старухе, между прочим, в июне только двадцать исполнится, злорадно сообщил Хопер. – Я ж тебе и говорю – с этой стороны все на мази. Дело осталось за цветочками.

– Я уже прикинул предварительно, – перебил его Виктор Иванович. – На месте чернозема мало, да и брать его никто не разрешит – заповедник все же, притом мирового значения. Значит, придется возить грунт из долины, почти за полста километров. Понадобится два средних экскаватора, можно драглаи, и пяток "ЗИЛ-130". Это по минимуму. Затем пару колесных тракторят с передними отвалами – распланировать грунт на месте...

– Притормози, – Толик положил ему руку на плечо. – То, что ты сейчас наговорил, под силу разве что строительному комбинату. И все-равно это нереально, цветов не будет – их ещё надо посадить и вырастить.

– Тогда, значит, безвыходное положение? – растерянно глянул на него Шумейко.

– Сколько вас учить, что безвыходных положений не бывает! – вновь освирепел Толик. И тут же затих, переваривая в голове какую-то мысль. Потом лукаво подмигнул Виктору Ивановичу.

– Одуванчики, говоришь? Будут этому рогоносцу одуванчики. Вместе с лютиками впридачу.

– Но техника... – вновь начал было Шумейко.

– Для осуществления моего плана понадобятся два "ЗИЛ"-а: бортовой и самосвал.

– И все? – поразился Шумейко.

– Нет, не все. Еще горбатиться будем. Как черти, на износ. Потому что проволочки это дело не потерпит, иначе все коту под хвост. Дед мой рассказывал – выполняли они однажды подобное, для большой шишки из крайкома партии. Значит, должно получиться и у нас, – Толян повеселел и решительно стукнул кулаком по прилавку – товар Аслана запрыгал на тонких досках. А чайник с вином угрожающе наклонился и скользнул вниз, к асфальту перрона.

– Хоп! – Васина мощная длань подхватила его почти на излете. – Что ж ты таким добром разбрасываешься, Толян. Я думаю, это ещё пригодится? – он весело оскалился деду Аслану, который стоял в ожидании окончания диалога. Слушай, аксакал, у тебя ещё много такого добра?

– На всех хватит, даже с остатком, – Аслан засуетился, понимая, что сейчас может решиться то, что он задумал с самого начала. – И мангал есть, и барашка есть, и...

– Это мы уже слышали, – притормозил его Хопер, поняв, куда клонит Василий. – Толик, есть прекрасное место, где можно отметить это событие. Насколько я понял, нас приглашают в гости.

– Правильно понял, сынок! – тут же воссиял Аслан.

– Ну, если приглашают, – согласился Толян.

– Постой, а как же с дачей? – попытался охладить их пыл Виктор Иванович. – Там Соколок остался, Мама, Калория, Тарзан...Да они изведутся ведь – две недели сроку всего-то.

– То, что я задумал, мы сделаем дня за четыре, от силы, – успокоил его Толик. – А ребятам позвоним от дедушки. Аслан, у тебя телефон имеется?

– А как же, – тот с готовностью выхватил из кармана сотовый телефон.

Толян обалдел.

– Это что у вас тут, так принято – кому ни попадя шляться по перрону с трубой?

– Почему это кому ни попадя, – обиделся старик. – Просто кабель к нам в аул не протянули. А вот рерто... реторан...

– Ретранслятор, – посказал сбоку Виктор Иванович.

– Вот, правильно, он самый и есть! – обрадовался Аслан. – Да ещё какой – на самую макушку ближайшей горы установили. Неподалеку от САО специализированной астрофизической обсерватории – мировая известность... Так мы едем или будем стоять? Только нужно сперва хлеба мешок купить. И потом, вот... – он погрустневшим взглядом охватил толпу рабочих, обступивших его прилавок.

– Без проблем, – успокоил его Шкаф. – Сколько, говоришь, километров до твоего аула?

– Больше ста. В районе Архыза.

Вася не стал уточнять, на сколько больше, а просто подошел к автобусу, стоявшему за зданием вокзала. Удобно раположившись на месте водителя, парень лет двадцати пяти читал "Комсомолку". Шкаф пригляделся – вроде бы русский.

– Привет, землячок. Ждешь кого?

– Жду, но не тебя, – водила, мельком глянув на Васю, вновь уткнулся в газету. Тот не стал обижаться. Просто вынул из кармана пятьдесят долларов и опустил их в приоткрытое окошко, прямо на разворот.

– Дело есть.

– Так бы и говорил, – сразу оживился парень. Газета вмиг сложилась как бы сама собой, а зеленая полсотня испарилась в неизвестном направлении. Куда ехать?

– Архыз.

– М-мда, – враз погрустнел водитель. – Наших там сейчас не очень жалуют. Еще бы – из автономной области да сразу в республику переквалифицироваться – это тебе не халам-балам.

Видно было – не очень хочется ему ехать в эту Тьму-Таракань. Но и баксы жалко назад отдавать – пригрелись, видимо, в кармане.

– Сколько с тобой людей?

– Всего полтора десятка, – прикинул в уме Шкаф.

– Мало даешь, – решительно вынес приговор парень. – Мне в прошлую поездку там стекло боковое высадили. Из пневматического ружья. А могли из натурального шандарахнуть, очень даже запросто. Риск, по-твоему, или не риск?

– Риск, – не стал спорить Шкаф. И вторая полсотня упала в окошко водителя. – А как же те, кого ты ожидаешь?

– Их поезд на четыре часа опаздывает.

Жил старик на самой окраине аула, на ровной, как стол, скалистой площадке. От неё уходил круто вниз склон, поросший смешанным лесом. А в самом низу расщелины весело журчала по камешкам и валунам небольшая горная речка.

– Большой Зеленчук, – пояснил старик. – Это она только недавно успокоилась. А ранней весной, после таяния снегов, деревья с корнями корчевала. Ну, вот и мои хоромы, – он подвел бригаду к маленькой скособоченной хижине в тени большой раскидистой чинары, с оградой из сосновых слег вместо забора. За хижиной – досчатый сарай, примерно вдвое больше самого жилища, а по периметру ограды были свалены пакеты красного полуторного кирпича в полиэтиленовой упаковке, штабеля разнокалиберной доски и прочие стройматериалы типа мешков с цементом, огромной кучи песка, гравия... Все это лежало где попало и как попало, наводя на невольную мысль о постройке временного редута, или нашествии татаро-монгольской Орды. И никакого намека на домашнюю живность.

– Заходите в дом, – радушно пригласил Аслан.

– Куда? – изумился Толик, а все остальные расхохотались. Действительно, в этой сакле можно было разместить от силы человек восемь, и то вповалку на полу.

– Такой хате мобильник подходит, как ишаку подаесной мотор, – прыснул Хопер в кулак. – Вот уж точно – в нищете, да не в обиде.

– Нет уж, мы как-нибудь на улице, – Виктор Иванович уселся на лавку за длинный досчатый стол под все той же чинарой у стеня хижины. Остальные последовали его примеру. – А в сарае у тебя что?

– Сейчас сено, две овцы и пять собак-помощников, – ответил старик, – а раньше кур держал, индюков. Собаки, кстати, не кусаются.

А кого сеном кормишь? – указал Виктор Иванович на пустой двор.

– Ягнят, которых на зиму забираю домой с пастбища.

– Так остальные овцы у тебя на пастбише, – догадался Вася. – И много?

– Не считал, – признался Аслан. – Ими наемные пастухи заведуют. Но тысячи полторы, пожалуй, наберется. А может, две.

– Сколько-сколько? – Хопер, не удержавшись на ногах, шлепнулся на лавку рядом с Шумейко.

– В нищете, говоришь, дедушка живет? – скосил на него тот насмешливые глаза.

– Ага, – согласился тот, хлопая глазами. – Наш мясокомбинат столько голов в год не перерабатывает. – Пожалуй, индюками и прочей живностью тоже не стоит интересоваться. Еще на инфаркт нарвешься, от зависти. Теперь я понимаю, откуда у него мобильник. И откуда взялся насос высокого давления, поднимающий воду из речки на такую высоту. А ещё японская дизельная электростанция-автономка. Знаешь, я ничуть не удивлюсь, если где-нибудь под скалой мы на "Мерс" наткнемся. Но почему такая хибара?

– А зачем им дворец со старухой? – пожал плечами Шумейко. – Это сейчас мода пошла на них. И все-равно, здесь что-то нечисто.

Тем временем Аслан с помощью Васи уже разделывал посреди двора обеих овец из сарая. Собаки – лохматые кавказцы, крутились рядом, умильно заглядывая им в глаза – выпрашивали подачку.

– Не многовато ли, аксакал? – подошел к ним Толик.

– Давай, помогай приятелю резать и замачивать мясо, – скомандовал тот вместо ответа. – А мы с вон тем красавцем и ещё кем-нибудь, – он указал на Хопра, – пойдем вниз, в долину – поймаем пару индюшек.

Захватив с собой ещё пару добровольцев и мешки, Аслан довольно шустро засеменил вниз по склону. Остальные еле поспевали за ним. Вскоре они вернулись, по двое волоча каждый мешок. Хопер выглядел плачевно.

– Нет, я таки помру, наверное, от зависти, – жаловался он Шумейко. – У этого старика индюки величиной со страуса. Они там в долине под чинарами пасутся, прошлогодние шишки выковыривают. Я пытался сосчитать... – он безнадежно махнул рукой и пошел собирать дрова для мангала.

Кроме мангала, в хозяйстве Аслана нашелся огромный трехведерный казан и, когда все, уже вечером, расселись за длинным столом под чинарой, на нем, кроме кувшинов с вином и плова, паровал ароматный плов. Вино разливали в такие же глиняные кружки.

– Ну, за именинника? – старик поднялся над столом, легко удерживая в руке поллитровую посудину.

– Послушай, Аслан, – в знак уважения Толик тоже встал. – Не знаю, как у вас, а по нашим обычаям первый тост подымают за хозяйку дома. Почему твоей жены до сих пор нет дома?

И Аслан вмиг преобразился: осунулся и скис. Даже постарел, кажется, лет на десять. Пожевав немного сухими губами, он молча сел на место и так просидел с минуту.

– Нет моей Нади здесь, сынки. И не будет больше. Наврал я вам, что мы с ней живем.

– Умерла? – тихо спросил Хопер, отставив свою кружку.

– Нет, хвала Аллаху. – Но после образования нашей республики в ауле однажды собрался совет старейшин. Обиды на русских копились долго, ещё с того времени, когда Сталин в одну неделю выселил наш народ с этих гор в Сальские степи. И потом...я хорошо говорю по-русски? – спросил он у Толика.

– Лучше некоторых русских, – чистосердечно признался тот.

– Вот в этом-то все дело. Горные татары, черкесы, абазины и сваны хотят говорить на своем родном наречии, поддерживать свою религию, традиции, чтить веками создаваемые уставы. А вы, русские, хотите все здесь переделать по-своему. Разве это справедливо? – с горечью обернулся старик к Виктору Ивановичу. Тот виновато опустил глаза.

– Я не компетентен решать такие вопросы за свое правительство.

– А кто компетентен? Те, кто научил наших детей колоться наркотиком и выходить на трассу в тринадцать лет? Кто принес в наши аулы телевидение, а вместе с ним разврат и разбой? Нам не нужны ваши обычаи и нравы, мы хотим жить по своим. Так решили все аксакалы. Русским Россия, карачаевцам и черкесам – их горы. Так было и так будет. Моя Надя русская. Поэтому ей пришлось уехать отсюда к сестре в Россию. Я сам проводил её на вокзал. Надеюсь, вы меня поймете, – старик вновь поднял кружку с вином, – ну что, все-таки за тебя, Анатолий?

– Но как же... мы ведь тоже русские, Аслан, – тот внимательно посмотрел на него.

– Вы гости. А гость любой нации – для хозяина святой человек, – просто сказал старик, простирая над столом руку с крепко зажатой посудиной.

– Значит, за дружбу? – Толик первым сдвинул свою.

– Без границ, – просто добавил Виктор Иванович.

– И за любовь без расовых дискриминаций, – более витиевато, но в точку выразился Хопер. Остальные молча поддержали этот растянутый тост...

– А хотите, я вам покажу план будущего дома? – спросил вдруг Аслан, протягивая Толику несколько листков бумаги, пробитых степлером. – Это черновик. Смотри, мне бы вот здесь, наверху, мансарду, с верандочкой на восток. Чтоб первым возносил хвалу аллаху.

– Извини, аксакал, мы обсуждаем нюансы только на трезвую голову, Толян сложил листки вчетверо и засунул их в нагрудный карман рубахи. Утром вместе и посмотрим.

– Между первой и второй перерывчик небольшой, – зажевав шашлыком терпковатый вкус вина, Вася Шкаф потянулся к кувшину по новой.

– Стоп, – придержал его руку Толян. – Сперва нужно позвонить ребятам.

Отозвался Женя Белов по прозвищу Калория.

– Ты жив, Толян? – задал от избытка чувств идиотский вопрос. – Мы тебя все поздравляем. И присоединяемся. Только сними сперва груз с наших душ.

Толик понял, о чем он. И вкратце обрисовал будущее положение с дачей. Поняв, что премиальные им все-таки светят, Женька совсем офонарел.

– Слушай, Толян, тогда мы отвязываемся на сегодня,а?

– Ясный хрен, – разрешил тот. – И куда, если не секрет?

– Ну не на местную дискотеку же. Здесь неподалеку база с альпинистами имеется. Вернее, с альпинистками – мужиков раз-два и обчелся. У них тоже дискотека. Так мы туда.

– С богом, – напутствовал Калорию Толик. – Только глядите там в оба призрак бродит по Европе, призрак спидолизма.

На том и закончили разговор. Слышимость была отличная.

– А теперь – танцуют все! – объявил Толян, поднимая вновь наполненную кружку. Что он имел в виду, поняли...

Очнулся Поняков от неприятного чувства – солома лезла в нос, уши, за воротник рубахи. Но больше всего в нос. Что за черт – опять солома! Ему что, так и суждено всю жизнь в скирдятниках проходить?

Толян оглушительно чихнул и, подняв голову, огляделся. Огромное помещение, наполовину забитое сеном. А вокруг, как после сражения под Ватерлоо – трупы, трупы...Он мотнул головой, отгоняя дурацкое сравнение почти по всему сеновалу храпели его друзья-товарищи из бригады. Собаки свернулись калачиками в самом дальнем углу сарая.

Судя по лучам, пробивающимся сквозь дыры в шифере, солнце успело подняться раньше бригадира. Он продрал заспанные очи кулаками, зевнул и помотал головой из стороны в сторону ещё раз. Ничего, не ломит. Только гудит внутри, словно рой пчел расстревожил. И во рту ощущение не из приятных – словно мыши нагадили за ночь. А бригада продолжала дрыхнуть как ни в чем не бывало. Притомились, бедняги, шашлык с пловом перемалывая! Ничего, он знал, как их поднять. Толик приставил ладони рупором ко рту и заорал во всю мощь легких, продирая глотку.

– Раствор давай!

Этот магический клич подействовал эффектом разорвавшейся мины. Собаки, жалобно взвыв, рванули к выходу, будто наскипидаренные. А люди, как очумелые, посхватывались на ноги, тычась в разные стороны, словно слепые кутята. Толик, понаблюдав за ними, вновь покатился на подстилку из сена от хохота. Проснувшись окончательно, Хопер с неодобрением посмотрел на него.

– Знаешь, что сказал как-то по этому поводу Дюма-отец? "Никогда не следует быть исключением. Если живешь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным". Иными словами – а не пойти бы ли вам, уважаемый бугор...

– А вот этого не надо, – перестав ржать, запротестовал Толян. Обижаясь сам, не обижай других – это уже чисто мое выражение.

Хопер, ничего не ответив, с надутым видом продефилировал мимо него к выходу, а через минуту снаружи раздался его истошный вопль.

– Да что ж вы делаете, извращенцы?!

Тут уж все кубарем покатились с сеновала, поспешая ему на помощь. Взорам открылась потрясная картина – лохматые зверюги с упоением подметали со стола остатки вчерашнего пиршества. Обглоданные до блеска шампуры сиротливо валялись под столом, избавленные от присутствия на них подкопченных кусков мяса, а овчарки в пять пастей наворачивали остатки плова из казана, став на его край передними лапами. Спасать уже было нечего. Даже остатки индюка исчезли из большой кастрюли, крышка которой валялась рядом с ней. Завидев высыпавших из сарая людей, собаки и не подумали убегать – лишь ещё с большим остервенением заработали челюстями.

– Во дают! – восхищенно облизнулся Серега Швец. – Пропадать, так с музыкой. Видать, не впервой.

Вася Шкаф, выскочив из деревянного туалета на задах, первым делом метнулся к кувшинам. Проверив все четыре, даже присвистнул от разочарования.

– Пусто, как у меня в брюхе на данный момент. Слушай, бугор, а где же хозяин?

– В халупе этой, наверное, где ж ему ещё быть, – пожал плечами Толян.

Он подошел к расхлябанной двери и, крякнув от неожиданности, снял с её полотна квадратик бумаги, пришпиленный к доске кухонным ножом.