Текст книги "Безумное такси"

Автор книги: Александр Граков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Сам ведь предложил, – ухмыльнулся Толик. – О, кто к нам идет? Почтальонша Гюльнара, парни. Не иначе, сообщение из фирмы.

Это был факс.

"Завтра к обеду приеду с проверкой качества оговоренного в контракте объекта" Подпись: Геннадий Барков.

– Та-ак, парни, кажется, нам предстоит аврал не на жизнь, а на смерть, – напряженно проговорил Толян, поворачиваясь к бригаде. – Только бы успеть, не облажаться перед этим быком.

После обеда началась подготовка. Перетащили к даче все имеющиеся в наличие и оставшиеся по заначкам прожектора, даже настольные лампы. А когда к вечеру пришли три обещанные Асланом машины, все дружно ахнули: в кузовах их ровными рядами лежали аккуратно нарезанные квадраты дерна – ровно пятьдесят на пятьдесят сантиметров каждый. В каждом кузове по сорок пластов. Мало того – на каждом куске дерна росло по розовому кусту.

После минутного шока Серега Швец повернулся к Борщу и постучал по его лбу согнутым указательным пальцем – словно в дверь.

– Понял теперь, каким местом нужно слушать, говоря по телефону?

– Всего сто двадцать кустов, – подсчитал Виктор Иванович и повернул к Толику сияющее лицо. – Это же целая оранжерея, и ровно половина того, что нам нужно. Теперь-то уж точно управимся.

– Слушай, где Аслану удалось найти столько роз? – бросился тот к водителю одной из машин.

– Э-э-э, дорогой, если старики решили – надо, молодежь ответит – есть! – дружелюбно ухмыльнулся ему абрек с заросшим по самые глаза лицом. – Это аулсоветовские розы, слушай, они на клумбах перед советом росли. Казбек Махмудович решил в этом году их обновить. А тут как раз ты с просьбой подвернулся. Решили сделать сразу два добрых дела. Тебе нравится?

– Еще как! – серьезно ответил Толик. – Если бы завтра ещё один человек ответил точно так же...

Гена Барков, плотного телосложения пятидесятилетний братан с чуть отвисшим брюшком, прикатил на "Фольксвагене" с прицепленным к нему тонаром. Рядом с ним в салоне восседала молодая брюнетка – судя по ранним описаниям Хопра жена этого самого братка. Едва выйдя из машины, она ахнула и бросилась обнюхивать все розовые кусты по очереди. А Гена не спеша обошел вокруг дачи и в раздумьях постоял перед одним из кустов, как бы определяя на вид – настоящие ли? Затем подошел к бригаде, молча стоявшей неподалеку, отозвал в сторону Толика и сунул ему свою пятерню.

– Извини, братан, плохо подумал с самого начала о твоих. Но все-таки, как вам удалось за такое короткое время...

– Не нужно, – прервал его Толян. – Тебе нравится?

– О"кей! – восхищенно подтвердил Гена.

– Тогда подписывай акт приемки.

– Стоп! Нужно ещё раз глянуть внутренности.

Прошлись по нижнему этажу с холлом, кухней, сауной, гостиной, охотничьей комнатой и бильярдной.

Затем поднялись наверх: спальня, домашний кинотеатр, снова спальня, огромная переносная джакузи и вновь огромная спальня с балдахином над широченной кроватью.

– Люблю пожрать, особенно поспать, – высказался Гена. – Давай сюда свой акт, начальник.

Он неразборчиво, но лихо расписался, где надо, затем достал личную печать и проштамповал ею все пять экземпляров акта приемки-сдачи. А потом Толик бережно переложил четыре экземпляра в пластиковую папку, которую тут же передал Васе, а пятый отдал Гене, который небрежно бросил его на тумбочку у кровати.

– Свободны, братки. Да, отцепите там от "Фолькса" эту хату на колесах. Думал, придется здесь пожить дня три на голых скалах, чтобы подогнать вас, а оно вон как вышло...

– И куда его деть, этот домик? – спросил Толян, хотя сейчас мог запросто послать этого Гену с его куриной дачей на...далеко-далеко.

– Да хоть в пропасть столкни, мне он и нахрен теперь не сдался. А хочешь, забери себе, я на него даже документы не оформлял – так и лежат где-то внутри, в загашнике. Все менты мои кенты, паря! Галюня, иди сюда, позвал Гена, – будем кровать испытывать.

Вот так, будто и не существовало уже этих парней, сотворивших для него поистине чудо на голой скале.

Галя зашла в спальню и остановилась на пороге, увидав Эдика.

– Че боишься, они не кусаются, – заржал Гена, посмотрев в её сторону. И вдруг его взгляд споткнулся о что-то неладное.

– Э-э, постой, а ведь эти растопырки раньше вроде бы висели в охотничьей комнате.

Над входом в спальню, прямо над дверным проемом, висели огромные ветвистые оленьи рога.Так, что с кровати их трудно было не заметить, в любое время суток.

– Мы так не договаривались, – запротестовал Гена.

– Сейчас модно в спальне вешать это украшение, – вперед выступил Эдик. – Соответствует дизайну и... вообще, по этому поводу один известный московский поэт даже сочинил стихотворение.

– И пал олень. Так погибают

Те, кто не разгадал врага...

А спальню Креза украшают

Его ветвистые рога, – напыщенно прочел Хопер. Галя покраснела.

– Ну, если московский...Постой, ты это о ком? – с подозрением поинтересовался у него Гена, мучительно морща лоб – соображал.

– Об олене, о ком же еще, – ответил Эдик, вслед за остальными покидая пределы спальни. – А ты о ком подумал?

– Сам сочинил, рифмоплет хренов? – ткнул его в спину Толик уже на выходе. – Хорошо хоть дал акт спрятать. А если он сейчас все-таки дойдет своей извилиной до истины и вызовет по трубе секьюрити с автоматами?

– А мы на них твоего Аслана с БТРом науськаем! – заржал довольный Эдик. – Но все-таки в нашем деле главное – вовремя смыться.

И отряд уехал почти сразу же – на ярко-желтом микроавтобусе с прицепленным к нему новеньким тонаром. Навстречу своей неполученной ещё зарплате и новым объектам, а значит – новым трудовым свершениям на благо нашей... ч-черт! – да просто работать ребята поехали. Классно работать!

Глава 15. П А Р И О Л И Г А Р Х О В.

С тех пор и последующие четыре года летучий отряд Понякова мотался по раскалывающейся на глазах стране, подчиняясь приказам свыше. Неспокойное время развивающихся рыночных отношений диктовало свои законы, а руководство вновь создаваемого государства подстраивало их под свои запросы и выгоду. Всюду требовалась дешевая рабочая сила и шеф фирмы, скрепя сердце, вынужден был выделять для нужд произрастающих, словно грибы после дождя, олигархов лучшие свои строительные кадры. Ведь перестраивалась не только руководящая и партийная системы – новые русские хотели сосуществовать в новых благоустроенных жилищах с гидромассажными ваннами, испанской и итальянской мебелью, писсуарами из кельнского фаянса и биде со встроенными смесителями – красиво жить не запретишь. И парни Толика строили: по индивидуальным и типовым проектам, в соответствии с чертежами из новейших глянцевых журналов, применяя к ним свои дополнительные разработки – переучиваясь на ходу, сообразно стремительно рвущемуся вперед прогрессу. Стараясь не замечать при этом разрушенных землетрясениями и подорванных террористами зданий, шахтерских касок на рельсах и разбомбленных до основания городов Чечни. Они были вне политики – они работали на политиков и иже с ними.

За это время в бригаде не произошло почти никаких изменений. Кроме двух: женился Костя Виюлин по прозвищу Вий, и собрался было уезжать на родину, в Украину, Тарзан.

Опутав себя семейными узами, Вий, естественно, автоматически выбывал из бригады – по все тому же её негласному уставу. Однако свадьбу ему отгуляли нешуточную – как-никак своего отдавали, пусть в женские, но ведь чужие, по сути, руки. Витек Борода не преминул на прощанье добавить по этому поводу в наступающий для молодых медовый месяц свою дегтярную минутку.

– Мы тебя уважаем, Костик, поэтому всегда рады видеть вновь в своих рядах. Так что, разведешься – приходи.

Молоденькую непорочную невесту Аню после этих слов пришлось отпаивать водой. А сам Борода чуть было не схлопотал в пятак от жениха – на долгую память о своем незатейливом тосте. Но в целом все обошлось и огромное общее свадебное фото с этого дня обрело постоянную прописку на стенке очередной бытовки очередного же строительного объекта – как символ незыблемости отрядных традиций и предостережение всем остальным членам. Естественно, обновляясь время от времени – благо негатив был под рукой.

А вот уход Тарзана из бригады оказался ударом покруче – в боксе такой называют нокдауном. И дело было вовсе не в каком-то там его благородно-хохляцком происхождении – Тарас был профессиональным крановщиком-башенником высшего пилотажа. Конечно, подергать за рычаги управления стальной махины, вертящейся вроде огромного флюгера на высоте птичьего полета, мог бы тот же Валера Шнек или Коробочка. И шмякнуть на стены очередную плиту без риска завалить весь дом они тоже, наверное, сумели бы. Но как управлял краном Тарзан – это кино стоило посмотреть. Те же плиты перекрытия у него ложились на стену мягко, с особой точностью прилегая одна к другой – словно патроны в обойму. Стропалям после него недоставало обычной работы – кантовать эти железобетонные громадины ломом. Но ни Вася Шкаф, ни Котелок, ни тем более Серега Швец на Тарзана за это почему-то не обижались, скорее наоборот.

Однажды произошел случай, запомнившийся всем надолго. Как раз в один из подобных монтажных периодов помощник руководителя фирмы в лице главного управляющего Кирилла Алексеевича Софонова прислал в бригаду Понякова крановщика Федю из конкурирующего отряда: вроде бы поднабраться у Тарзана опыта. Федю, естественно, сопровождали свои стропальщики – какой же уважающий себя крановщик допустит к сборке и монтажу дополнительных секций закрепленного за ним крана посторонних? Но вот к чему вместе с ними приперся на стройку и сам управляющий – это для Понякова явилось загадкой номер раз. Все начало проясняться после политинформации, которую довел до их сведения Кирилл Алексеевич сразу же по прибытии на объект, собрав весь коллектив на пятиминутку. А Федя в это время со своими помощниками бесцеремонно ходил по объекту, заглядывая во все щели. Они даже на кран слазили по очереди. Толик пока терпел, ожидая развязки. И она наступила.

В своей речи Софонов сперва поприветствовал будущий союз Белоруссии и России, а затем без перехода обрушился на Украину, обвиняя её правительство чуть ли не во всех смертных грехах. А в заключение попросил всех выссказать личное мнение по данному вопросу. В общем, пятиминутное собрание растянулось почти на полтора часа и теперь грозило перейти в дебаты. Работа стояла. Но главное общее мнение, которое вынесли из этого нудного до тошнотиков доклада исключительно все рабочие – карьерист и перестраховщик главный управляющий, не более того. Это читалось в их глазах. А как высскажешь, без риска ещё сегодня же оказаться за воротами фирмы с дефицитом выходного пособия? Поэтому все промолчали.

– Все ясно, – коротко подитожил Софонов. – Вы тут в своем болоте заработались до того, что не осмысливаете даже простейших аспектов международных отношений. Это плохо. Вот ты, Поняков, и высскажись за весь свой трудовой коллектив. Как самый передовой бригадир.

Толян встал с распила, на котором уже пригрелся, и тоскливо огляделся вокруг. Ему сейчас, как никогда, приспичило заорать "А почему я?" – как Серега Кот.

Но в глазах, вновь устремленных на него со всех сторон парнями из его бригады, ясно читался ответ на этот так и не заданный вопрос: "больше некому". Эти ребята надеялись на него, и он не мог их подвести.

– Знаешь, Алексеевич, – начал Толик, – разминая в пальцах так и не прикуренную сигарету, – я вот тут сидел, слушал твою лекцию, а попутно думал над одним из вопросов...

– Вот видишь, – обрадовался Софонов, – уже думать начал! Что бы ты ещё хотел узнать в дополнение к сказанному?

– Когда ты свалишь с объекта к чертовой матери? Вместе со своими прихлебателями, – Поняков указал в сторону Феди с помощниками, шастающих по стройке, затем спокойно прикурил сигарету. Кто бы знал, с каким трудом далось ему это спокойствие!

До главного управляющего не сразу, видать, дошел смысл сказанного. Затем его глаза стали расширяться, а лицо приобретать цвет алебастра, пятнами которого была заляпана спецовка Виктора Ивановича Шумейко. Тишина вокруг стояла такая – муха не пролетит незамеченной. Кирилл Алексеевич в ярости раскрыл пошире рот, чтобы объявить окончательный приговор этому щенку, посмевшему оскорбить при всем честном народе главного судью и палача на этой стройке... да что там, на всех стройках, подвластных фирме "Линия плюс". И тут тишина взорвалась шквалом аплодисментов. Аплодировали стоя вся бригада, напряженно глядя прямо в его покрасневшие от прилившей крови глаза. Привлеченные этой овацией, к собранию подошла и четверка приезжих механизированных специалистов по поднятию тяжестей. Вот эти-то уж точно ничего не поняли: красный, словно помидор, главный управляющий что-то пытается добавить, а рабочие приветствуют его стоя.

– Это бунт! – прорезался, наконец, голос у Софонова. – Самая настоящая провокация, направленная на дискредитацию руководящих органов фирмы. Я сейчас главному прорабу... Николаю Афанасьевичу... – он трясущейся рукой полез в карман за мобильником.

Афанасьич прибыл ровно через десять минут после его звонка на своем темно-синем "Фольксвагене" – видать, обретался неподалеку. И вновь появился из салона автомобиля чистенький и отутюженный, словно только что со светского приема. А может быть, так оно и было – у прорабов своя жизнь.

– Снова накуролесил, – бросил он, более утвердительно, чем вопросительно, здороваясь с Толиком. И пригласил обе конфликтующие стороны, Понякова и главного управляющего, в вагончик-бытовку, подальше с глаз дюбопытствующих строителей.

– Всем остальным работать. Если не управитесь к сроку – шкуры высушу на барабаны.

Афанасьича уважали, поэтому через пять минут работы на объекте продолжались, как ни в чем не бывало.

– Рассказывай, – потребовал главный прораб у Софонова, когда они закрылись втроем в бытовке.

И того прорвало. Что, мол, аполитично настроенный Поняков своим безнравственным и вздорно-анархистским поведением разлагающе влияет на состав бригады...

– Подожди, Кирилл Алексеевич, – перебил его в этом месте Афанасьич, ты зачем, собственно, приехал на этот объект?

– Ну как же. Повсюду сейчас идет чистка рядов, а в бригаде Понякова работают два украинца, – начал тот, пряча глаза от Толика. – Один крановщик, другой стропальщик. Эта бригада самая лучшая в фирме, поэтому всегда на языках и на виду.

– Ну и... – поощрил его главный прораб, усмехаясь – видать, понял уже, куда клонит Софонов.

– Нужно заменить крановщика и стропаля, – родил, наконец, тот. – Я не жадный, пусть бригада сама выберет из трех кандидатур вновь прибывших помощников того, который будет работать с Федей.

Толян, уразумев, что предложил сейчас этот бюрократ, стал медленно подниматься с лавки, чуть не подавившись сигаретой.

– Ты собираешься убрать из бригады Тарзана и Борща?

– А ну, остынь! – гаркнул на него Афанасьич. – Таким способом не решить проблемы.

– Да это же геноцид чистейшей воды! – выпалил Толян, сверля Софонова ненавидящим взглядом. – Эх, почему ж ты сразу после собрания не сказал это моим парням? Знаешь, что было бы тогда вместо аплодисментов?

– Ничего бы не было, – сказал Афанасьевич спокойно. – Ни-че-го, повторил он раздельно. И Толян сразу сник, покорно шлепнувшись вновь на лавку. Ну, конечно, ничего бы не было. Поорали бы, погорлопанили, да на той бы заднице и сели – как вот сейчас он перед двумя управляющими. Ведь все они, вся бригада, напрямую зависели от этих двух людей. Покажет управляющий делами точку на Российском атласе – и рванет послушно бригада на данный объект. Предъявит главный прораб утвержденный фирмой контракт-заказ и он, Поняков, собственноручно и беспрекословно распишется в его правом нижнем углу. Это называется трудовой дисциплимной. За соблюдение которой он, бригадир, почти каждый день распинается перед своими членами. Тогда кто же дал право ему, мелкой сошке, обсуждать и отвергать решения вышестоящего начальства. Поняв все это, Толян проглотил вставший поперек горла ком и поднял на начальство взгляд, полный невыссказанной обиды. Софонов, насупившись, тут же вильнул своим в сторону. А Афанасьич улыбнулся, совершенно открыто, и вдруг...подмигнул Толяну. И сразу куда-то улетучился противный комок из горла, дышать стало легко и свободно. Черт побери, неужели он, Поняков, сомневался в главном прорабе!

– А ты знаешь, уважаемый Кирилл Алексеевич, – мягко и задушевно начал Афанасьич, – что Тарзан...извини, Тарас Неделько считается незаменимым крановщиком башенного крана не только в нашей фирме, но далеко за её пределами?

– Незаменимых специалистов не существует, – прокаркал Софонов упрямо.

– А чья это все же инициатива была – заменить его? – спросил главный прораб вроде бы мельком.

– Моя, конечно, – гордо ответил управляющий. – Я о кадрах знаю все. Не зря в прошлом тридцать лет отдал работе с ними. В качестве партийного лидера.

– Ага, понятно, – согласился Афанасьич. Спрашивать, лидером какой партии был в прошлом этот человек было по меньшей мере бестактно – все знают, кто их почти восемьдесят лет тащил на аркане к мифической цели. Слушай, помиритесь с Поняковым, а? – предложил вдруг он. – Прямо здесь, не отходя от кассы, как говорится.

– Что-о? – подскочил на лавке Софонов, слоно на гвоздь напоролся. – И это мне предлагаешь ты, руководящее лицо? Гнать таких анархистов надо из фирмы! Взашей гнать!

– Хорошо, – Афанасьич спокойно достал из аккуратного кейса мобильник и открыл его.

– Ты что делаешь? – не мог не поинтересоваться Софонов.

– Сейчас наберу номер шефа фирмы, или его заместительши, и ты им сам высскажешь свои соображения по поводу соответствия бригадиром Поняковым занимаемой должности, – буднично сообщил прораб. – А заодно и объяснишь, почему проводишь замену личного состава бригады без согласования со мной их непосредственным руководителем, – он прицелился кончиком указательного пальца в первую цифирку на панели.

Что-что, а о правой руке шефа Лилиане Викторовне главный управляющий знал досконально – к бригаде Понякова она питала негласное расположение. И готова была глаза выцарапать своими наманикюренными коготками тому, кто ставил палки в колеса этому летучему отряду. Да и сам Поняков – ему-то лично об этом знать не полагалось – находился как бы "под крышей" фирмы. Все это пронеслось в седой голове бывшего партруководителя в одно мгновение.

– Погоди, Николай Афанасьевич, – он откашлялся, – зачем так сразу беспокоить главное руководство – у них и без того сейчас головы забиты поступающими отовсюду заказами.

– Вот и я о том же, – Афанасьич убрал палец с кнопки.

– Я думаю, первую часть вопроса мы уладим без проблем? – переборов себя, обратился Софонов к Толику. – Ты остаешься руководить бригадой...

– Душевно тронут за заботу, – насмешливо поклонился тот в его сторону, спиной почувствовав некую могучую поддержку.

– ...при условии, что крановщики-украинцы все же будут заменены, упрямо гнул свою линию Софонов.

– Да никогда в жизни! – вновь вскочил с лавки Толян. – Если только со мной вместе.

– Постой, я же говорил и продолжаю утверждать, что воплями не убрать проблемы, – вновь тормознул его прораб. – Я предлагаю компромиссное решение.

И Толик, и управляющий тут же заткнулись и с интересом уставились на него. Ну не могло быть в этой проблеме двух одинаковых решений – это был Гордиев узел.

– Ты, Кирилл Алексеевич, только что утверждал, что незаменимых специалистов не бывает? – хитро спросил его Афанасьич.

– И сейчас утверждаю, с полной на то ответственностью, – вновь подскочил управляющий.

– Это хорошо, когда с ответственностью, – удовлетворенно хмыкнул прораб. – Вот сейчас ты нам и докажешь свое утверждение. При свидетелях.

– Это каким же образом?

– Ты привез для замены крановщика – классного специалиста, в этом я не сомневаюсь. Иначе не взял бы на себя ответственность за самостоятельно принятое решение. Я угадал?

– Да Федя вашего хохла на первом же подъеме за пояс заткнет! пренебрежительно и с видимым облегчением выдохнул Софонов. – Его заказчики буквально на части раздирают, на объекты повышенной сложности. Я этому Понякову такой подарок хотел сделать, а он... – управляющий вновь отвернулся, чтобы утереть пот, выступивший на лице, носовым платком. Он уже чуял победу, поняв, куда гнет главный прораб.

– Извините-с, подачками не питаемся, – Толян был начеку.

– Заткнет, говоришь, за пояс? – повторил Афанасьич, вопросительно глядя на Понякова. Тот подмигнул ему и показал большим пальцем руки вниз. Жест, обозначающий на стройке команду крановщику "майна" – когда нужно груз опустить. А у древнеримских гладиаторов этим жестом зрители обрекали на смерть поверженного противника. Что ж, в любом случае Афанасьич понял Толика правильно, потому что вновь повеселел.

– Ну тогда пошли в народ, – скомандовал он, легко поднимаясь с лавки. – Будем проводить соревнование специалистов. Но не за счет же самих специалистов, я думаю?

– С этого все и началось, – запальчиво подвердил Толик. – Считай, полдня угробили на какую-то ху...

– Опомнись, бригадир, – предостерег его прораб. – С огнем играешь.

– Да я хотел сказать – на какую-то художественную самодеятельность вместо работы, – тут же выкрутился Толян. – Наряд поэтому нужен, аккордно-премиальный.

Этот наряд был одноразовым. То есть, действовал только на вид работы, срочность и степень важности которой на данный момент не вызывали сомнений. Деньги по этому наряду выплачивались лишь при соблюдения времени, указанного в нем. Иначе – прости-прощай. Но если выплачивались, то крупными суммами тут же, на месте исполнения работы. Поэтому аккордно-премиальные наряды ценились на стройке на вес золота как начальством средней руки, так и рабочими. Выгода обоюдная – рабочим деньги на бочку, начальству есть чем замазать глаза членам очередной инспекционно-проверочной комиссии. Вся беда была в том, что применять их разрешалось лишь в исключительных случаях слишком разорительно для кассы предприятия. Сейчас, по мнению главного прораба, наступил этот самый исключительный случай.

– А кто возьмет на себя ответственность по его срокам исполнения? спросил трусоватый, в общем-то, управляющий. – Чья подпись будет стоять под нарядом?

– Моя, – просто ответил Афанасьевич, выходя из вагончика. – В том случае, если проиграет Тарзан. А если твой Федя наложит в штаны – подпишешь ты, – расхохотался он, заметив, как нервный тик продернул щеку не ожидавшего подобного оборота Софонова. Престиж бригады в подобном случае уходил на второй план. Проблема перерастала в подобие спора между двумя руководителями.

Это и было, по сути, пари двух олигархов, по-разному относившихся к проблемам простых работяг, которые собрались сейчас вокруг них, предчувствуя нешуточную борьбу. Сюда же подтянулись и Федя со стропалями.

– Ну, я выписываю наряд? – Афанасьич достал бланк из своего кейса и приготовился писать. – Сколько твоя бригада имеет в день? – спросил у Толика.

– По минимуму или максималкой?

– Не наглей, гегемон, – в отчаянии процедил Софонов, – нутром почуял его загоняют в какую-то мышеловку. Неизвестно еще, кто потонет.

– Я выписываю наряд на тысячу долларов, – Афанасьич зачеркал ручкой в бланке.

– А деньги? – выкрикнул Кирилл Алексеевич. – Откуда деньги брать?

– Это мы сейчас узнаем, – прораб вновь выковырнул трубу из кейса и отошел с ней в сторонку. Почти тут же вернулся, довольный.

– Все в порядке, шеф дал добро. Деньги пойдут из премиального фонда. Вы все стены подогнали под монтаж? – спросил у Толика.

Поняков лишь кивнул подтверждающе.

– Заднюю часть даже перекрыли, полностью.

– Считай, вы уже заработали эту премию, – засмеялся Афанасьич. – Но если облажаетесь – не видать вам её, как своих ушей. Вот тебе передняя часть этажа, – указал на новостройку прораб. – Половину перекрывает Тарзан, а вторую половину твой протеже, Софонов. Нам останется лишь засечь время, а затем скопом проверить работу обоих специалистов.

– Это справедливо, – кивнул головой управляющий. Он вновь воспрял духом – был уверен на все сто в своем крановщике.

– Нет, несправедливо, – вырвался в круг Федя. – Я незнаком с его краном, – указал на Тарзана, – значит, у него преимущество.

– Хорошо, – Тарас стал рядом с ним. – На весь этаж кладется сто двадцать плит, в два ряда. – Значит, половина это будет шестьдесят – по тридать на брата. Начинай ты и клади две первые плиты без времени.

– Я не нуждаюсь в подачках, – презрительно процедил Федя.

– Это не подачка. У каждого крана свои особенности. Ты притрешься быстро, я уверен, – Тарзан, в отличие от Феди, был настроен благожелательно.

– Ладно, кореш, только не пожалей после, – Федя сплюнул ему под ноги, пошептался со своими и, подойдя к крану, с кошачьей ловкостью вскарабкался по лестнице в кабину.

– Слушай, паря, а не слишком ли ты спокоен? – процедил Толик так, чтобы его слышал только крановщик. – Учти, на карту поставлена не только тысяча баксов, но и наши с тобой карьеры в том числе.

– Спокоен? – возмутился также шепотом Тарас. – Да меня трясет всего, словно с бодуна! Только я вида не кажу.

Загудел мотор и сорокатонная махина стала вертеться из стороны в сторону, расчерчивая стрелой безоблачное небо. Двое стропальщиков стали внизу, один полез на стены. Самая трудная часть монтажа уже была завершена бригадой Толика – теперь по уложенным плитам задней части дома можно было ходить свободно, не опасаясь сорваться в проем.

Первую плиту Федя положил не совсем уверенно – притирался к рукояткам. Вторая легла на стены спустя семь минут. И пошло-поехало. Собравшимся внизу оставалось лишь рты открывать, следя за плавно-челночными полетами стрелы вверх-вниз. Спустя примерно два часа напряженной гонки Федя пошабашил.

– Все тридцать на стене, – доложил он лично Софонову. Тот победоносно глянул на прораба и протянул требовательно руку.

– Гони наряд, мы с этими ребятами выпьем сегодня за твое здоровье. Час пятьдесят – около четырех минут на плиту. Тебе это о чем-нибудь говорит? его гладко выбритое лицо сияло.

– Пока лишь о том, что пришел черед Тарзана, – пожал плечами Афанасьич, глядя на свои часы. – Время считаем с начала первого подъема. Поехали!

У Тараса стропальщики распределились по-другому: двое наверх, а Вася Шкаф остался внизу.

– Ничего, мы как-нибудь, – он повертел за рукоять шестиколограммовую кувалду для разгибания монтажных петель.

Тарас работал в том же почти темпе, что и Федя. Разве что немного быстрее Вася Шкаф совал крюки в петли. Да на секунду-другую быстрее устанавливали плиту Котелок и Швец. Однако это дало заметные результаты уже через полтора часа напряженной работы: выигрыш во времени составлял около шести минут. Афанасьич торжествующе глянул на управляющего и незаметно для всех скрутил ему здоровенный шиш. То поник. И тут же вновь воспрял духом: кран вдруг заглох, и стрела с повисшей на тросе плитой безжизненно замерла в паре метров от стены. Наступила тягостная тишина – все перемалывали в голове основные причины, по которым мог остановиться кран.

– Шкаф! – вдруг заорал сверху Тарзан, перегнувшись из кабины так, что чуть не сорвался вниз. – Предохранитель! Плавкая вставка, твою мать!

Вася недоуменно завертел головой.

– А где она, эта вставка?

– В электрическом шкафу, я же тебе сразу крикнул! – вновь заорал Тарзан. А секунды шли, переходя в минуты...

И тут Вася вспомнил. Эта самая вставка – черный патрон с бронзовыми оголовками с двух концов, уже не раз подводил Тарзана. Разболтанное гнездо под основным рубильником еле обжимало один из его концов, и при резком повышении нагрузки он просто вываливался из гнезда, выбивая напругу на кране. Вставлялся наконечник просто – обломком доски или деревянного бруска его внаглую загоняли в гнездо. Вася сам это делал не раз – просто сейчас от волнения вышибло так же, как этот предохранитель. Он тут же бросился к шкафу, подхватив попутно обломок... А время, неумолимый судья и свидетель одновременно, отсчитывало и отсчитывало секунды, минуты...

Короче, Тарзан опоздал. На целых полторы минуты с хвостиком.

– Отдай наряд! – теперь голос Софонова был тверже алмаза, в нем слышалась неприкрытая радость торжествующего имиджа над серостью толпы. – Я сам подпишу его у шефа. А твой Тарзан пусть отправляется обратно, в заросли Украины.

– Он не виноват, – попробовал спорить Афанасьич. – Задержка в работе произошла по вине предохранителя.

– А кто виноват в том, что его выбило? – поинтересовался Софонов и прораб понял, что он проиграл пари. Вместе с бригадой Понякова...

Витек Борода меж тем разглядывал что-то наверху, приложив ладонь козырьком ко лбу для защиты глаз от солнца.

– Это что ещё за хренотень?

На внутренний край наружной стены наезжал бетонный уголок. Чуть-чуть, самую малость, нарушая общую параллель. Заметить это нарушение монтажа мог только тот, кому он был нужен в этот момент, как воздух.

– Значит, ничья? – растерянно глянул на прораба управляющий. – Что ж, рви наряд, Николай Афанасьевич.

– Постойте! – закричал Толик, заметив, что тот колеблется. – Тарзан, залазь обратно в кабину. Залазь, гад, или я тебя самолично заброшу туда.

– Зачем?

– Коробок, вот зачем. Сделай им фокус!

Тарас подумал, просиял и мухой взлетел в кабину. Толик подбежал к очередной плите, зацепил четыре крюка...

– Вира помалу!

Плита поднялась на метр и застыла, чуть покачиваясь. И все застыли, глядя на нее. Толян подождал, пока она уравновесится, затем достал из кармана обыкновенный спичечный коробок, выдвинул ящичек со спичками и поставил открытый коробок на нижнюю плиту пустой частью вниз. Затем, волнуясь, показал Тарзану кулак с отогнутым вниз большим пальцем.

– Майна помалу, – и отошел в сторону, скрестив на груди руки.

Чуть слышно скрипнул тросовый блок и плита плавно начала опускаться, закрывая

собой коробок...

– Все, хана! – не выдержал Федя. – Он его раздавил.

И в этот самый миг бетонная громадина рванулась вверх, открывая то, что под ней находилось – спичечный коробок, стоявший на нижней плите так, как поставил его Поняков. Однако уже ЗАКРЫТЫЙ коробок. Это объясняло все.

– А вам – слабо? – торжествуя, съехидничал Толик, обращаясь к Феде. Тот молча развернулся и пошел к автобусу. За ним потянулись приезжие стропали, тоже не сказав ни слова на прощанье.

– Кто-то не так давно прошелся насчет профессионализма? – спросил невинно Афанасьич, пока управляющий подписывал наряд. – А что же тогда продемонстрировал сейчас этот парень?

Сафонов поднял на него взгляд, исполненый невысказанной скорби.

– Такого не бывает, – твердо сказал он и поплелся к тому же автобусу...

– Клянусь, после сегодняшнего концерта я выбью твоей бригаде контракт, от которого вы обалдеете! – садясь за руль своего "Фолькса", поклялся торжественно главный прораб. – А пока мостись рядом, поедем получать премиальные. Я надеюсь, мне перепадет из них хотя бы сто грамм?