Текст книги "Самородок (СИ)"

Автор книги: Александр Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Сергей, что у вас?

– Что-то несусветное творится, кэп, – тут же отозвался ведущий биолоцман, экстрасенс в третьем поколении. Общая вакханалия их, биолоцманов, не коснулась, тут капитан оказался прав. Только отчего-то дико трещала голова, но симптомы, слава богу, известны. – Врубай пси-защиту на полную, иначе пропадём! К нам уже ломятся!..

– Держитесь! – только и ответил.

Блэк-излучение. Как он и думал. И без колебаний потянулся к соответствующему тумблеру на вспомогательном пульте. А тут и старпом подоспел. Только не за помощью или советом. Безумный взгляд, весь в крови, своей или чужой, не разберёшь, потянулся к нему, вытянул руки, как зомби из фильма ужасов, в глазах застыло лишь одно – убивать! Напиться чужой крови. До краёв! Не раздумывая ни секунды, капитан выхватил штатный парализатор и коротким импульсом уложил сошедшего с ума человека на палубу и отрешенно смотрел некоторое время на неподвижное тело. Бред, мать твою! Потом перевёл взгляд ниже, на операторскую, ставшую к тому времени местом настоящего побоища. Крови там – до ужаса. Но сейчас ему было не до посыпания головы пеплом. Экипаж сошёл с ума, это уже ясно. Но он, как капитан, отвечал за безопасность вверенного ему сектора и боеспособность самой «матки». Почему он не поддался всеобщему безумию, не кинулся в общую свалку и никого не рвал зубами, волновало его в эту минуту мало. Нет, значит, нет. Разбор полётов будет потом, если он вообще состоится. А сейчас надо действовать, чтобы безопасность эту обеспечить. И он начал действовать. Как подсказывали Устав и честь командира, боеспособного офицера, оставшегося, фактически, один на один с коварным и безжалостным врагом...

А тем временем "Руанда", линкор сопровождения и огневой поддержки, завершил манёвр сближения и тут же задействовал всё смертоносное, что у него имелось. На "Руанде" всеобщее безумие приняло иную форму – экипаж, наоборот, действовал чётко, слаженно и оперативно. Никакого побоища и мордобития, полное подчинение и осознание того, что перед ними стояло. Сейчас они были воинами, единым строем, плечом к плечу, вставшими на пути врага. Перед ними была цель – алгойская "матка" во всей своей красе и неповторимости (то, что это земной "Энгон", у экипажа линкора даже и в мыслях не было, несмотря на многие противоречия. Сейчас это был прежде всего враг!). Коротко отдавались соответствующие команды, по экранам ползли данные телеметрии, туша линкора окуталась защитным полем. Он готовился к бою, готовился уничтожить цель. И судно подобного класса обладало для этого всем необходимым. "Руанда" хищно нацелилась на "Энгон". Однако и тот ответил взаимностью, ибо автоматика и компьютеры всё же ва-гуалу были неподвластны, хотя в данном конкретном случае и зря. Оба земных подпространственника неумолимо сближались, как два могучих хищника перед неминуемой схваткой, и кто из них одержит верх, а кто испустит дух – дело лишь в возможностях каждого. И отчасти во времени.

Кульминация всего, а с ней и финал, приближались. Так же неумолимо и неизбежно. И отсрочить его никому не было под силу. Разве что Энее, найденной Баевым где-то на задворках Вселенной. Но она смертельно боялась того, что ей и самой было непонятно и до ужаса отвратительно. Всей её загадочной сущности. Она с детской непосредственностью пока что ещё пряталась где-то там, натянув спасительное одеяло отчуждённости до самых глаз, не забыв, правда, при этом и их крепко-накрепко зажмурить.

Что и сказать, вино было превосходным. Давно Нун Гаан не испытывал столько положительных эмоций сразу: тут и расслабленность, и умиротворение, и леность, и что-то ещё, совсем уж позабытое. Редко ему, как главкому, выпадали такие вот минуты – посидеть за одним столом с самыми надёжными и преданными командирами, что не на словах, как многие, а на деле, доказали, что они по праву носят уважительное звание эрконов (дословно, с алгойского – реальный командир). И он, как Верхний адмирал, был горд за них – это были его ученики, а в будущем, возможно, и преемники. Если, конечно, война с этими треклятыми землянами пойдёт не так, как планировалось Вседержателями. А предпосылки, видит Священный Ал-Гоой, к тому имелись. Это был, пожалуй, единственный чёрный мазок на общем светлом фоне его в целом благодушного настроения.

Они, сочетая полезное с приятным, сейчас отдыхали. Иногда говорили о политике, о войне, но больше касались тем, которые считались нейтральными, – всё же в данный момент они не на совещании в штабе группировки, не на командном мостике своих воителей, а в гостях у командующего, который позвал их отобедать и просто составить ему компанию. Да и дел важных не было. Так, делишки, которые могут пока что и обождать. Позиционная война сама по себе вещь затяжная, это надолго, но особого беспокойства она пока что не вызывала. Два враждебных флота застыли друг перед другом, отдувались, в основном, истребители и штурм-крейсы, а основные операции велись там, на планете, и вот там действительно было жарко. По-большому, там был ад. Мясорубка.

Принесли десерт, а с ним и курительные трубки. Расслабленность достигла апогея, заторможенность и какая-то апатия постепенно брали своё. Хотелось пребывать в таком вот благодушном состоянии вечно, и плевать на эту войну и всё, что с ней связано. Но, как это обычно бывает, идиллию прервали в самый неподходящий момент. На пороге, словно из воздуха, материализовался адъютант, возникнув среди их славного застолья, как незваный хруум на обыкновенной пирушке, слюнявясь на выпивку и соответствующую закуску. Он истуканом застыл рядом со столом, вылупив глаза, явно при этом не понимая, что сейчас делает. А нарушал он покой, расслабленность и хорошее настроение всех присутствующих. Но в первую очередь самого адмирала, конечно.

– Ну? – раздражённо поинтересовался последний, только-только поднявший бокал во здравие боевых товарищей и попутно за успешный исход всей кампании. Как все алгойцы, землян он ненавидел, но сейчас не смог сказать бы точно, кого в эту секунду он ненавидел больше – этих теплокровных выскочек или собственного адъютанта. Ну, болван, если что-то несущественное, вышвырну в открытый космос, решил адмирал и отпил из фужера, потому что уже было наполнено и тост произнесён.

Командир Центральной группировки Когтя, Со Саал, расположившийся по правую руку от главкома, позволил себе воспользоваться моментом и откинулся на мягкую спинку кресла, вложив спинной гребень в специальные пазы. Сидеть в постоянно напряжённой позе доставало. Но то требовали приличия и негласный этикет, уж от этого никуда не денешься, и пусть у них с адмиралом доверительные и почти дружеские отношения, но всё же... У алгойцев очень развита субординация, в этом отношении их раса была консервативней некуда. Мало кто это понимал, ещё меньше догадывался.

Хал Раал, сидевший слева от хозяина, как раз понимал. Цивилизация, основанная на консерватизме и закостеневших со временем устоях, малоподвижна, порочна и в конечном итоге обречена на деградацию. Он только-только начал поднимать эту щекотливую тему (ненавязчиво и, Всесущий упаси, без эмоций и нервов), как появился этот придурок в лице адъютанта. И он снова ушёл в тень. Отвечающий за общую безопасность флота, он и был как тень. Незаметным, безликим, но вездесущим и всезнающим. И многое бы отдал, чтобы в такой вот ипостаси пребывать и дальше. Да только неисповедимы пути Вещего Ал-Гооя...

– Ну? – более внушительно повторил адмирал и стрельнул взглядом в подчинённого, который отчего-то переминался, словно не знал, с чего начать.

– Мой адмирал! – начал он наконец, но тут же поперхнулся следующей фразой. – Э-э... Люди...Земляне...

– Да что там стряслось?! – зазвенел металлом голос главкома. – Что люди? Что Земляне? Перешли в наступление? Захватили артефакт?

– Никак нет! – щёлкнул каблуками адъютант. Окрик начальства привёл беднягу в чувство, вернул трезвость мысли и соответствующую реакцию. – На данный момент они истребляют друг друга!

Более нелепого и несуразного ответа с точки зрения логичности и закономерности всего происходящего ранее отыскать было сложно. Даже невозможно.

– Что? – не понял Нун Гаан и в свою очередь вытаращился на адъютанта.

– Как? – встрепенулся и Раал, возвращаясь в реальность.

Командир же Центральной группировки просто застыл с открытым ртом, куда так и не донёс бокал с вином. Ему показалось, что он просто ослышался.

Все трое неверяще, изумлённо смотрели на вновь застывшего адъютанта, в чьи непосредственные обязанности как раз и входило сообщать все новости. К счастью, не всегда плохие. Иногда даже очень и очень хорошие...

Нар Ваал, эркон Второго отдельного ударного звена, как раз заканчивал патрулирование вверенного ему сектора, как вдруг почувствовал нечто странное. Самодисциплина и выяснение причин малейшего сбоя в своём организме являлось для эрконов даже не руководством, а законом. Но на анализ и осмысление своего состояния времени уже не осталось. Как только он ощутил это странное (будто окатили ледяной струёй из шланга, до мурашек по гребню), тут же, одномоментно, перестал он быть самим собой. Что-то холодное, далёкое и совершенно чуждое его сознанию, которое он сумел прочувствовать едва ли не последней искрой того же сознания, стылыми пальцами переключила его мозг, словно тумблером щёлкнули. Так, например, мы утром отходим ото сна: нехотя, вяло и тупо приходя в себя, кое-как ориентируясь в уже наступившем сегодня. Только с Ваалом случилась обратная метаморфоза – он возвратился, наоборот, из сознательного в бесчувственное. И дороги назад не было. Дверь обратно захлопнулась так же стремительно и неотвратимо, как и открылась секундами ранее.

Это ва-гуал отвёл, наконец, тяжёлый свинцовый взгляд от землян и искоса глянул в сторону флота алгойцев. Его теперешнего десерта. И не было от этого пронизывающего взгляда спасения, он охватывал всё и всех, стремительным, безжалостным цунами поглощал и всасывал в себя.

Эркон Второго отдельного выжал из своего истребителя всё, на что тот был способен, и повёл звено в сторону местной звезды. Подумаешь, около двух астрономических единиц! Топлива хватит за глаза. А дальше... Дальше бой. Со звездой, что космато-огненным чудовищем поднималась из глубин космоса им навстречу, раззявив свою пасть в щупальцах протуберанцев. Уничтожить! – резало в мозгу, и кромсало этот мозг холодными, остро-заточенными лезвиями. Естественно, он и знать не знал, что это не его, что это чужое распоряжалось им сейчас по полной. Но значение подобное уже не имело. Перед ним поставлена цель – и это было превыше всего. По-другому эрконы не воевали, в этом отношении они были подобны машинам. Машинам смерти.

Некоторое время им вдогонку неслись вызовы по трэк-связи, но и те затерялись, затухли потом где-то на безжизненных просторах. Больше никто их не видел. Стало просто не до того, не до отдельно взятого ударного звена, канувшего в неизвестность. Ва-гуал с основательностью и методичностью мясника при разделке туш взялся теперь и за алгойцев. Он пил пси и био-сущность, эту "кровь", и чем дальше, тем больше этим упивался. Он вошёл во вкус. Ему это очень нравилось.

Земляне были первыми, но алгойцы дали ва-гуалу то, что до этого ему определённо не хватало – ощущение безнаказанности. Когда можно впиться зубами в живую плоть и быть при этом уверенным – не уйдёт, никуда не денется. И не девались, не уходили. В массе. Отдельно взятое его не волновало и уж тем более не тревожило. Да, что-то там, на периферии, оставляло некий осадок неудовлетворённости, но то было далеко и пока что практически нереально. Что-то, где-то... Несущественно. Здесь и сейчас было главнее, было основной задачей. И он развернулся, объял пространство невидимыми сгустками энергии и приготовился солировать. Во весь голос, используя весь объём лёгких и памяти. Как делали до него то же самое те, кто и породили его...

"Соаан", алгойская "матка" класса "Цехаад", как раз выпускала очередную смену истребителей-перехватчиков, когда те вдруг, не завершив манёвр расхождения, неожиданно очень чётко перестроились и атаковали по немыслимой траектории собственную "матку", её открытые на данный момент шлюз-камеры и огневые точки верхнего периметра. Боеголовки вошли туда, как раскаленная спица в масло, и в доли секунды превратили там всё в ад кромешный. При этом первая тройка не вписалась в вираж и огненными болидами размазалась по броне, но остальные восемнадцать с манёвром справились и из пике вышли, чтобы тут же начать новый заход – неотвратимо и бессмысленно. Их уничтожили волновым импульсом, и сделала это в основном автоматика, недремлющая и неподвластная тем катаклизмам, от которых биомасса подчас совершенно не застрахована. Рождённый импульс, вернее, его остаточная энергия, задела идущий к Датаю "Ал-гоой", где в данный момент и пребывал ва-гуал. Тот вздрогнул от неожиданно пришедшей энергии, впитал всё, как губка, и принялся по-новой, более размашисто и целенаправленно. И буквально вслед за этим два алгойских крейсера и их же линкор огневой поддержки ввязались между собой в бой, довольно скоротечный. Вело их в атаку элементарное чувство долга, они видели перед собой врага – землян, и вопросов не возникало. Капитан линкора, например, был в полной уверенности, что его атакуют эти хомо. И хотя никакой оперативной информации и соответствующей вводной не поступало и вообще ничто не указывало, что земляне решатся на нечто подобное, он дал приказ "Огонь на поражение! Да прибудет с нами Ал-гоой!" Экипаж действовал предельно собранно и грамотно, действовал, сообразуясь с приказом, то есть бить на поражение. И они били: прицельно, выборочно и упиваясь собственной мощью. Били по своим.

Ва-гуал насыщался.

Его "воитель" шёл к Датаю по касательной, и уже никто не мог ему помешать стать тут полновластным хозяином. В него вложили программу, в которой доминирующим было одно – убивать! Он и раньше-то не был идеален, но эта программа не оставляла ему вообще никакого выбора. Да и был ли он у него изначально? Пришедшего неведомо откуда и с какой целью? У Большого Зла, как назвала его маленькая девочка тоже откуда-то с периферии? Но только сейчас он был не просто Большим Злом. Он стал абсолютным его воплощением.

Со всеми отсюда вытекающими.

ГЛАВА 10. СХВАТКА. ЛОВЦЫ ДУШ.

Елена вышла из кабинета Баева, растерянно оглядываясь по сторонам. Она не понимала – что, как, откуда? Полная дезориентация. В поступках, движениях, взгляде. Маленькая девочка, заблудившаяся бог знает где. «Да что со мной?» – удивлённо подумала женщина. Полное ощущение движения под водой, только вместо воды – воздух, ноги ватные, да и само тело казалось чужим, словно из пластилина вылепленным. Ничего не хотелось, особенно двигаться, но она нашла в себе силы сделать шаг в сторону лифта, потом другой, затем следующий. Будто против течения гребёшь, или, скорее, ощущение того, что её словно кто-то невидимый за ниточки дёргал. Кто-то... Далёкий... Чужой...

Какая-то чертовщина с ней творилась, себе она сейчас отчего-то уже не принадлежала, не контролировала свои поступки. Шла куда-то, полностью выключенная из процесса. Даже из жизни. А разве так бывает?.. Она затуманенно огляделась, не вполне понимая, где сейчас находится? Вроде недавно была с Кимом и вот, пожалуйста... А кстати, где Ким? Мысль о любимом вернула на время трезвость рассудка и хоть какую-то собранность. Оглянулась.

Дверь в его кабинет была настежь, и пространство за ней манило чёрным прямоугольным проёмом. Она смутно помнила, как совсем недавно там, в кабинете, что-то накрыло её сознание ватным одеялом, наброшенным на неё неизвестно как и откуда, сквозь которое ни звуки, ни свет не могли прорваться. Пелена отчуждения, заторможенности, апатии накрыла с головой и бороться с этим туманом отчего-то не хватало сил да и желания тоже. Лена медленно помассировала виски, машинально убирая мешающие пряди. Ей было очень неуютно, казалось, будто кто-то вторгся ей прямо в мозг, да так и остался в нём занозой, неким чужеродным вкраплением, холодным и почти равнодушным. Как плесень, что своими ненасытными липкими спорами лезет куда ни попадя, заражая окружающее, готовя плацдармы.

Она вновь посмотрела в сторону тёмного сгустка-проёма. Сейчас, уже практически ночью, в коридоре было лишь дежурное освещение, и темнота из кабинета манила, звала и ... пугала. Что-то ей там надо сделать, и причём немедленно. Что-то важное. Только вот что?!

Она неуверенно двинулась обратно и была сейчас похожа на куклу-марионетку, чью силу и поступь, особо и не напрягаясь, чтобы за ниточки эти дёргать, всецело контролировал заштатный кукловод где-то там, в стороне. Какая-то сила влекла её назад, туда, в зовущий и ждущий тёмный проём. И она двинулась навстречу этому тёмному, хотя идти туда ей совсем не хотелось. Но внутренний голос твердил "Надо!". Был он каким-то тягучим, вязким, и совсем не похож на тот, рассудительный и доверчивый, каким он был ещё утром. "Зачем?" – недоумённо вопрошало то, что ещё было целостным в её сознании. "Ты мне поможешь. И себе... И Киму..." "И Киму?" – зачарованно, эхом повторила Елена, уже входя в кабинет, входя против своей воли, но родное имя подстегнуло, добавило в кровь адреналина и столь необходимой сейчас жизненной энергии. Невидимое и всесильное влекло её к рабочему модулю Баева, к его компьютеру, туда, где находилось нечто, очень нужное этому невидимому и неведомому. Елена ощущала себя марионеткой, но ощущала так, между прочим, и ничего с этим поделать не могла. Беспомощная, почти невесомая, шла, куда велели. Правда, всё же не до конца потеряв своё "я". Пусть и где-то на задворках сознания, но оно осталось и напоминало о себе лёгким растерянным шёпотом, недоумённым вздохом – что я делаю? Зачем я здесь? Что происходит?

Но несмотря на трезвый отголосок где-то у неё внутри, она всё же подошла к модулю и, чуть помедлив, села в кресло Баева. Ощутимо повеяло родным, близким. Настолько ощутимо, что её пробрала дрожь. Но сейчас это было не главным. К сожалению.

Она осторожно и отстранённо включила терминал, словно к мине прикасалась (Что ты задумала? Зачем?!). Делала всё заторможенно, безвольно, будто под присмотром (хотя так оно и было). Свет здесь, в кабинете, не горел. Освещена была лишь та комната, где они с Кимом... Некоторое время Елена смотрела туда, видела краешек дивана, часть стула, даже разглядела рельефный узор линолеума, отпечатавшийся на сетчатке не хуже негатива, а потом на мгновение прикрыла глаза, тряхнула головой, словно отгоняя неуходящее, навязчивое видение, и потянулась к замерцавшему эф-трэксу, оставленному Баевым до лучших времён.

Вопрос теперь был лишь в том, наступят ли они?..

Ирма считала, что в голову ей пришла неплохая идея. Даже отличная идея. Да что там – просто гениальная! Всё проделать чужими руками, да ещё руками любимой женщины. Пусть идея эта и возникла спонтанно, как и многое до этого, но зато после совсем уж непродолжительного «мозгового штурма». С некоторых пор подобное состояние заменяло ей обычное человеческое мышление, но ей было плевать, ибо решать проблемы быстро, эффективно и оперативно, минимум времени затрачивая на всяческие «размышлизмы», а с ними попутно и на неизбежное сомнение как в поступках, так и в мыслях, – это того стоило, и было ей даже очень по душе. «По нутру», – как любил выражаться её ближайший соратник, а по совместительству и любовник, Ник Велес, больше известный в их кругу как Лоцман. Кстати, а вот и он, лёгок на помине. Она машинально кивнула на безрадостное и неразборчивое «Привет!», подняла голову и с лёгким прищуром, вяло посмотрела на свою пассию:

– Чего хмурый и скучный? Опять с Чаком поцапались?

– И это тоже, – Ник на ходу прикурил и уселся в кресло у распахнутого окна, снаружи забранного решёткой. Курил он только какую-то гадость без фильтра, и Ирма в который раз брезгливо поморщилась, и тут же что-то тёмное, клокочущее стало подниматься из глубин её сознания. Она знала что – это зарождался гнев, могущий потом запросто перейти в бешенство. А причина банальна и проста – нежелание Ника прислушиваться к её мнению, ибо спорить с ним относительно того, что он курит в её присутствии, бесполезно, привычка в данном случае была именно что вторая натура.

– А что ещё? – сухо поинтересовалась Ирма.

Велес на вопрос не обратил внимания, он задумчиво смотрел в окно, безвольно уронив руку с дымящейся сигаретой. Вонючий дым кучерявился кверху, наполняя помещение тошнотворными запахами насквозь прокуренной мужской курилки. И Ирма не выдержала, чёрное и клокочущее плескалось уже у самого горла:

– Сколько раз можно говорить, чтобы ты не курил при мне эту дрянь! – прошипела она сквозь зубы, зло сверкнула глазами и стала похожа на взъерошенную кошку, которой невзначай наступили на хвост. Сравнение было тем более справедливым, что волосы у неё на голове представляли собой дреды-сосульки, чёрные, блестящие, в полном беспорядке падающие на худые костлявые плечи. И вообще вся она была какая-то насквозь костлявая, с узкими бёдрами, маленькой невзрачной грудью и тощими икрами. Этакий гаврош в женском воплощении, или, как говорили раньше, кожа да кости. Единственное, что отмечал и на чём зачарованно задерживался взгляд – это её глаза. Огромные, в пол-лица, с тёмно-карими, почти антрацитовыми зрачками, очень контрастирующими с бледной, совсем прозрачной кожей. Глазищи эти, казалось, смотрели тебе прямо в душу и готовы были вывернуть её наизнанку, они зачаровывали и ослепляли, пронзали насквозь, и мало кто мог выдержать удар этой рапиры. Люди непроизвольно опускали веки, нервничали, дёргались, смотрели куда угодно, только не на эту ведьму. Ибо интуитивно чувствовали – если не отвести взгляда, то всё, считай, ты пропал, утонул безвозвратно в этом бездонном чёрном омуте, беззастенчиво и безжалостно высасывающем из тебя остатки воли и здравомыслия, и, кто знает, возможно, и жизни. А если и раньше-то эти глаза пугали своей ненасытностью, то буквально за последние дни они стали ещё выразительней, пронзительней и проникновенней. Да она вся за очень короткое время разительно переменилась, будто нечто чуждое поселилось у неё там, внутри, на равных правах разделяя это тощее, костлявое тело с недавней хозяйкой. Даже Велес, иногда обладающий этим самым телом как мужчина, почувствовал, что внутренне она ему уже не принадлежала, отдалилась, была где-то далеко-далеко, на самой грани реальности. И если раньше их связывали хоть какие-то чувства, то в ближайшем будущем, как он подозревал, ничего, кроме элементарной похоти, уже не останется. Да и хрен с ней, флегматично подумал Ник, кому она, как женщина, нужна с такой фигурой. Тоже мне, королева... Он и связался-то с ней так просто, скоротать пару-тройку вечеров, потому что частенько задерживались они тут, в офисе, допоздна, а семьи ни у него, ни у неё не было, их организация, "Икары", времени на подобное не отпускала. Но в душе всё равно оставался какой-то осадок, печалью и недоумением цепляясь за сердце, – творилось с Ирмой что-то непонятное, что-то необычное, даже загадочное. Одни её последние распоряжения и поступки чего стоили!

Ник поднял руку, глубоко затянулся и посмотрел на недовольное и взъерошенное существо, что ещё неделю назад звалось какой-никакой, а женщиной. Сейчас же перед ним было нечто отчуждённое и непредсказуемое, по инерции относящееся к нему, Лоцману, как к напарнику и некогда дорогому человеку, возможно, даже любимому мужчине. И отчуждение это уже отчётливо проглядывалось, виделось невооружённым глазом. Ну и хрен с ней, вновь решил Велес, всё когда-то кончается и проходит, чего-чего, а уж горевать-то он точно не будет.

– Сейчас докурю и выброшу, успокойся, – ответил он и вновь отвернулся к окну, за которым хозяйничала ночь. Нечто подобное с некоторых пор творилось и у него внутри, поселив там, в душе, неуютные и холодные сгустки темноты, но в чём причина такого его состояния, не знал. Просто в какой-то момент он вдруг почувствовал, что в душе у него это присутствует, и чем дальше, тем больше. Но, что особенно тревожило, отторжения почему-то не происходило, и что это было конкретно, разумению не поддавалось тоже. Просто он потихоньку становился другим, более безэмоциональным, что ли. То, что в процесс каким-то образом замешана Ирма, в голову ему не приходило.

– Сделай одолжение! – фыркнула та и вдруг пружинисто, одним рывком сорвалась с кресла и резко дёрнулась к терминалу, но на полпути неожиданно остановилась и замерла посреди комнаты, втянув голову в угловатые плечи. Ник тоже дёрнулся – показалось ему на миг, что Ирма запросто сейчас вырвет сигарету у него из пальцев да ещё и пощёчину отвесит. Но лишь показалось. Та неподвижно и напряжённо стояла с закрытыми глазами, словно к чему-то прислушиваясь, к чему-то, что другие бы никогда и не услышали. Так продолжалось с минуту, и Велес не знал, что и думать. Странности плодились и множились, и было тягостное предчувствие, что добром всё это не кончится. Потом её отпустило, она вся будто обмякла, сдулась, как воздушный шарик и, сутулясь, шаткой походкой добрела до кресла, из которого только что выскочила, как ужаленная.

– Чёрт, ну никак не привыкну к этому состоянию, вот ведь блядство... – проговорила Ирма чуть слышно.

Она словно вернулась из заоблачных далей, настолько у неё был затуманенный взгляд – усевшись, отрешённо уставилась в пространство, в точку, что видела лишь она одна.

Велес сделал вид, что не расслышал, что вообще не придал значения только что виденному, очередной её метаморфозе, а за неделю их было уже предостаточно. Он неторопливо затушил сигарету ("Кэмел" без фильтра) в стоящей на подоконнике пепельнице. Окурков, что до этого там уже надавил, сейчас не было. Узнаю руку, подумал Ник, растирая между пальцев случайно попавший туда пепел. Ирма всегда отличалась чуть ли не маниакальным стремлением к чистоте и порядку, что в доме своём, что тут, в офисе: всё-то у неё стерильно, образцово, аккуратно и буквально по полочкам. Не комната, а операционная, а Ирма тут за ведущего хирурга. Раньше он как-то не обращал на это внимания, но сейчас даже тошно стало.

– Ну так что стряслось-то? – овладев собой, как ни в чём не бывало вновь спросила Ирма, скрестив по-наполеоновски руки на груди. Любимая поза. И посмотрела в упор своими чёрными ружейными дулами. Перекрестье прицела упёрлось точно в лоб, и Нику показалось на миг, на одну невероятно длинную секунду, что его только что просветили со всеми его потрохами не хуже рентгена. Просветили насквозь, до самого донышка. Ощущение было очень неприятным. Он знал, конечно, что Ирма была сильным экстрасенсом и биоэнергетиком, но сейчас он вдруг понял, что она стала куда сильнее, чем прежде. Будто старую батарейку выкинули и заменили новой, полной энергии до краёв.

– А?.. Ну да.., – проговорил Велес, возвращаясь к обыденному и рутинному, но мысли отчего-то путались, и показалось ему, что в помещении вроде бы заметно похолодало, хотя из открытого окна и веяло теплом летней ночи. В природе было то равновесие, то пограничное состояние, когда до утра с его проникающей свежестью ещё далеко, а жаркий день уже постепенно остывал.

– Что "ну да"? – раздражённо переспросила Ирма, поедая его глазами. Дула убрались куда-то, теперь это были чёрные прожекторы, беззастенчиво шарящие по его лицу. Ощущение неуютности вернулось с удвоенной, а то и утроенной силой. И он не выдержал, много чего накопилось.

– Да хватит уже меня рассматривать, как под микроскопом! Можешь пугать своими бельмами кого угодно, только не меня! Мне – по фигу, и ты это знаешь! – но, глянув в ответ, да с вызовом, тут же остыл. Ирма смотрела на него пренебрежительно и снисходительно одновременно, и с лёгонькой улыбочкой вдобавок – мол, как же, "не действует!" Если надо будет, ещё как подействует, дорогой! И вот тут он испугался, аж до мурашек. Не её конкретно (ещё чего!), а то, что она с некоторых пор может. Сейчас, например, он даже не представлял, на что это создание способно. А Ирма подтверждала: да, могу, и способна! Особенно в свете того, что она провернула с Пашей Датковским, больше известным среди "Икаров" как Мельник, не в последнюю очередь прозванного так благодаря цвету своих волос какого-то неопределённого, именно что мучнистого оттенка. Ник, помнится, всё понять не мог – то ли это седина такая, то ли краска неудачная. Выяснить же причину так и не удосужился, Мельника он не любил и особо не жаловал – вечно хмурый, угрюмый какой-то, будто все ему должны и обязаны. И фанатик к тому же. А к ним Велес относился всегда однозначно – с опаской и недоверием. Да и много чего не доверил бы. И хоть в "Икарах", собственно, всё и зиждилось и держалось на Идее, но не до такой же степени. Короче, Паша был тот ещё фрукт, пусть и исполнительный, и с потрохами преданный той же Идее и лично Ирме, вдохновителю и руководителю, так сказать. И на фоне всего творившегося с этим руководителем и вдохновителем особенно впечатлила перемена с Мельником: совсем недавно вышел тот от Ирмы вообще никакой, шёл, выпучив глаза и натыкаясь на мебель, как лунатик. Ника особенно поразил его взгляд: ничего более бессмысленного он в жизни не видел. Но ещё более Велеса сразило дальнейшее – Паша вдруг встряхнулся, подобрался, как перед прыжком, и из тупой, ничего не соображающей минуту назад скотины, вдруг сразу заделался очень деятельным и бодрым человеком, небрежно отодвинул стол, в который только что упёрся, и мимо обалдевшего Велеса чёткой походкой да на негнущихся ногах вышел вон, словно обрёл цель на всю оставшуюся жизнь. И Велес нисколько не сомневался в том, кто ему её только что указал... Ох, Ирма, Ирма... Что же с тобой происходит, дрянь ты такая? И что за игры ты затеяла за их спинами?

– Я и говорю, – после короткой паузы продолжил Велес, не поднимая головы и рассматривая дорогую зажигалку, кстати, подарок сидящей напротив ведьмы. Или стервы? Один хрен, сейчас, по-большому, для него это без ощутимой разницы. Да и была ли она, эта разница? – Чак, придурок, достал уже просто своей подозрительностью, всё ему второй фронт мерещится... Ты вообще-то ничего не хочешь мне сказать? По этому поводу? Да и не только?

А ничего вещичка, оценил вдруг Ник зажигалку, вкус у Ирмы всё же есть. Раньше вот как-то не присматривался, не сподобился, прикурил, и ладно, а сейчас вдруг оценил... Однако, чего уж себе-то врать? Он крутил и разглядывал дорогую безделушку, чтобы только невзначай не поймать антрацитовый блеск этих глазищ, разящих без разговоров и наповал. По фигу, говоришь, её буравчики? Оно и видно!