Текст книги "Самородок (СИ)"

Автор книги: Александр Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Чего это тебя на ночь глядя принесло? – они пожали друг другу руки. Ну и хватка, в который раз уважительно констатировал Баев. Тори небрежным кивком головы отпустила своих напарников. Десантники словно в воздухе растворились. Были – и нет.

– Дела, – неопределённо ответил Ким, всматриваясь в лицо женщины и машинально сканируя её пси-составляющее. Несмотря на блок-контроль, на ту установку, что должна была действовать, он совершенно автоматически продолжал это делать... И увидел. Чёрт, лучше бы он этого не знал!.. Золотистое сияние с преобладанием багровых вкрапин и кое-где выпуклые чёрные овалы. Усталость, общее недомогание и что-то, камнем лежащее на сердце. И тут Баева словно ушатом ледяной воды обдало, когда он понял, что там лежало... Боль. Чудовищная боль утраты, которую ни вытравить, ни погасить, ни задавить. Тори с Романом знали друг друга. Да что там знали!.. Они встречались, и не только по работе. Любили друг друга. Замкнутая и вечно погружённая в себя Тори и весельчак и балагур Ромка Бессонов... Было во всём этом нечто мелодраматическое. Но увидев однажды, ненароком, как Ромка смотрит на Тори (нежно, трепетно и любяще), дал себе зарок – никаких шуточек и двусмысленностей. Не тот случай. Но, чёрт, откуда она узнала? Но выкинул вертящийся на языке вопрос. Не его дело лезть сейчас с расспросами к женщине в душу, а тем более бередить свою. Ведь группу силовой поддержки он задействовал до, а не после нелепой гибели Бессонова. А Тори профессионал. Внешне она оставалась спокойной, собранной и сосредоточенной. Потому что была при деле. Но вот что творилось у ней внутри, на сердце, Баев видел прекрасно и выключил своё новое зрение к чёртовой матери, как ГТВ из розетки. Сейчас оно было тут лишним и совсем не к месту.

– Дела-а? – подняла брови командир спецгруппы, хмыкнула и тут же поинтересовалась.– А от кого мы охраняем тот бокс, можно поподробней? От вас никакой толковой вводной, одни туманные намёки. Так, знаешь, дела не делаются, мне ведь людям надо конкретные задачи ставить, правильно? Или СКБ разучилось работать?

Как всегда не в бровь, а в глаз. Тори этим качеством отличалась. Дайте мне конкретную задачу, укажите цель, а остальное моё дело, частенько говорила она. И терпеть не могла всякого рода двусмысленностей и недосказанностей. Что ж, оно и понятно – боевой офицер, чистой воды практик, поэтому и в суждениях была резка и за словом в карман никогда не лезла. И, к слову, и по морде могла заехать, если человек того заслуживал, но и грудью защитить, если того требовала ситуация или обстановка. Не женщина – огонь! Десантники из её подразделения, здоровенные лбы, видавшие виды, души в ней не чаяли, готовы были за ней хоть в огонь, хоть в воду, ибо верили ей безоговорочно. И уважали соответственно. Баев не раз и не два работал с ней в связке и лучшего напарника и командира не представлял. Кроме, может быть, Бессонова. Эх, Роман, Роман...

Надо было как-то выкручиваться перед боевым товарищем. Но рассказывать всё смысла не было никакого, а врать Баев терпеть не мог. Поэтому выбрал, как ему казалось, золотую середину.

– Возможен теракт со стороны "Икаров", их цель – тот объект в боксе, который вас и направили охранять. Это, к сожалению, всё, что знаю сам.

– "Икары"? Теракт? – удивилась Тори. – Они что, совсем там сдурели, с ума посходили? Мало их Погранслужба гоняет, теперь и вы подключились?

Она, как всегда, зрила в корень. Чего-чего, а уж проницательности ей было не занимать.

– Подключились, – подтвердил Баев, но в подробности, разумеется, вдаваться не стал. Ибо всё же твёрдой уверенности в причастность тех же "Икаров" у него не было. А интуицию, как известно, к делу не подошьёшь. А если и сделаешь подобное, то лишь белыми нитками.

И тут мягко, ненавязчиво толкнули в самое сердце. Он ощутил внутри себя тёплую, захлестнувшую его волну. Энея...

"Я чувствую тебя, ты рядом, – неожиданно раздалось одновременно с этой пришедшей из ниоткуда волной. Но не слова то были, а образы, которые, однако, были куда красноречивей слов. – Большое Зло окончательно проснулось, и оно ищет меня. Я боюсь! Спаси..."

Последнее было настолько проникновенным и ёмким, что Ким буквально задохнулся от охватившей его целиком щемящей жалости. В глазах потемнело, в голове помутилось, и совсем не стало хватать воздуха, настолько сильным оказался этот призыв-мольба. Он покачнулся и едва не осел на пол, если б его вовремя не поддержала Тори.

– Что с тобой? – она мёртво вцепилась в руку.

– Мне... надо... – он хотел добавить "идти", но язык отчего-то не слушался. И тут для него с пронзительной ясностью вдруг открылось – если сейчас он уйдёт туда, к Энее, то это будет уже непоправимо, это будет навсегда...

– Что надо? – нетерпеливо повторила Тори, продолжая удерживать его.

– Надо... – прошептал Ким, не без труда освобождаясь от этой хватки, и на негнущихся ногах двинулся в сторону бокса, где его ждали и где на него очень надеялись. Как на последнее, что осталось в этой жизни...

Ва-гуал заполнил собой большую часть корабля, бахромой свисал с потолков, оплетал трепещущими нитями переборки, золотистыми коврами устилал пол и стены. Это, в принципе, было не так уж и нужно, но диктовалось оперативной необходимостью. И хотя он не имел понятия, что это такое – оперативная необходимость, но действовал соответственно. Он функционировал.

Датай был уже рядом. Экипаж слаженно, как то и было необходимо ва-гуалу, делал свою работу. Экипаж тоже функционировал. Не думая и не вдаваясь в подробности. Просто функционировал. Не более. Самая мизерная часть сознания ва-гуала отвечала за его стабильность и боеспособность. Но даже и эта мизерная часть делала лишь одно – отдавала приказы. Ва-гуал изготовился. Он был как сама неизбежность, как рок. Самым главным для него была миссия. Причём, с большой буквы. И начать он решил с земного флота, потому что этого требовала вложенная в него программа. Но алгойцы тоже далеко не уйдут. С ними он разберётся чуть позже, вот и вся разница. Открывший Бездну да будет поглощён оной.

ГЛАВА 9. СХВАТКА. У БАРЬЕРА.

День не заладился с утра. Пусть на «Валдае» утро и являлось понятием относительным, а сам день – понятием условным, но так уж устроен быт и распорядок в глубоком космосе, где всё по расписанию, от вахты и до вахты, от смены и до смены, и от приёма пищи до приёма пищи, если твой корабль принадлежит Министерству обороны и состоит в реестре Военно-космических сил Земли. «Валдай» принадлежал и состоял – земной линейный крейсер, один из многих, что находились сейчас в системе Датая. Кроме них тут были ещё линкоры и «матки». Более лёгкие и оттого менее вооружённые суда в системе использовали редко. Потому что противостояла землянам не менее грозная сила – алгойский боевой флот, состоящий в основном из мегатонников и тех же «маток». Почти месяц продолжалась эта тягомотина, именуемая штабистами позиционной войной, то бишь борьбой за позицию как в космосе, так и на самой планете. Среди же личного состава распространение получило куда более доходчивое и образное – «мясорубка». И сразу понятно, о чём речь, без всяких там округлых формулировочек.

Так вот, день у Андре не заладился с самого утра. Хотя "не заладился" – это ещё мягко сказано. На самом деле он начался с трагедии, для него во многом личной: он потерял напарника. Того сбили, когда Город уже чертил на мониторах руины своих пригородов, когда до безопасного "ствола" оставалось пара минут, и они вот-вот должны были уходить в стратосферу, а дальше к "матке", когда уже казалось, что очередной рейд по сопровождению медбота прошёл успешно ("штатно", как любили выражаться те же штабные). Не тут-то было... "Гарпун", ракета из алгойского ПЗРК, выпущенная откуда-то сбоку, влепила Вадиму, его ведущему, прямо под бронекожух, в самое уязвимое место. И тут же вспышка на месте идущего впереди "Конвея", и отсчёт пошёл уже даже не на секунды, а на их составляющие. Он делает резкий противоракетный маневр с одновременным экстренным выбросом металлизированного облака, чтобы прикрыть и себя, и неуклюжий бот, приказ его пилотам уходить в стратосферу, они свечой взмывают в небо и через три буквально минуты уже в открытом космосе, в "своём" коридоре, свободном от алгойских боевых спутников. С одной стороны повезло, с другой же...

На постоянные запросы Вадим не отвечал (в данный момент тот валялся без сознания среди руин, и рядом лежал его киб-шлем, расколотый пополам, как спелый орех). Алгойский "гарпун" штука препакостная, самонаводящаяся активно-проникающая ракета, и как правило, шансов она не оставляла, била наотмашь, наповал. Теперь о судьбе Вадима оставалось лишь гадать. Да и собственная ещё под вопросом. Но высланное навстречу звено "Алардов" благополучно сопроводило ослабленную боевую единицу до места назначения и тут, уже на подлёте к "матке", случилось и второе ЧП – вдруг, ни с того, ни с сего, у него полетел блок опознания "свой-чужой", и его тут же взяли на "мушку" никогда не дремавшие зенитные сторожевые комплексы самой "матки". Отчаянно заверещал датчик обнаружения, предупреждая о возможных последствиях. Но "Аларды" были рядом, с "маткой" разобрались, долетели. Истребители-перехватчики отвалили в стороны, в собственный сектор патрулирования, откуда и были только что сняты, а он вогнал свой многострадальный штурмовик в шлюз-камеру, погасил двигатели, отключил автоматику с электроникой, снял киб-шлем, вытер взмокший лоб и только после этого позволил себе от души выругаться.

"Матки" ему никогда особо не нравились. Слишком много всего на один квадратный метр. И людей, вечно при делах и вечно спешащих куда-то, и различных комплексов, и всевозможной техники. И то, что сейчас он тут застрял посреди всего этого ( и, видит бог, застрял надолго), оптимизма ему нисколько не прибавляло. Чёрт!.. Пока блок заменят, потом, как водится, полная диагностика всех систем – короче, сутки как минимум будешь ходить из угла в угол как неприкаянный. Можно, конечно, вместе с техниками заниматься своей машиной, но те не очень-то любили, когда путаются у них под ногами совершенно несведущие в их деле пилоты. Было дело – и взашей выгоняли!.. Андре вздохнул и полез из кабины. Будь оно всё трижды проклято!

Доложившись своему начальству в лице майора Лепски и обрисовав тому ситуацию, он, как и положено, тут же вызвал ремонтников и, когда те прибыли, в двух словах поведал им о своей проблеме, на что старший хмыкнул: "Не бзди! Видел бы ты, на чём иногда прилетают наши пилоты... А у тебя так, семечки. Погуляй где-нибудь и подходи ближе к вечеру, думаю, успеем к тому времени с твоим корытом разобраться". На "корыто" Андре нисколько не обиделся – профессиональный жаргон, где машину обзывают как угодно, но только не по реестру ВКС. Это чтоб не сглазить пилота. Летай ты хоть на "жестянках", да хоть трижды на "корытах" и прочих штуковинах, но лишь бы целым вернулся. А там твоему "коню" уже и надлежащий присмотр, и соответствующая конюшня с причитающимся кормом в виде активированного топлива и барабанной оружейной консоли, где роль сладких леденцов выполняли АПР, то бишь активно-проникающие ракеты. Война всё это выдумала, чёрт бы её!.. Покрутившись для приличия некоторое время рядом и поймав пару косых взглядов, он чертыхнулся про себя и решил двинуться на следующий уровень, подальше от суматохи и запаха крови (крови на сегодня ему уже, видит бог, достаточно). Тут, на первом уровне, была разгрузочная площадка – носилки-антигравы с ранеными, обожжёнными и искалеченными, тут же и приёмный бокс, шлюз-камеры, ремонтный ангар и прочее. Люди тут занимались делом, а вот он-то как раз был и не у дел, так что отправился с глаз долой, куда подальше. А куда, по-большому и всё равно. По барабану.

"Барабан" нашёлся вскоре. Что-то типа столовой и бара по совместительству. Как раз за поворотом, между первой и второй секциями. Бар – это хорошо, это вовремя, видит тот же бог, ему нужно время прийти в себя и просто посидеть, ни о чём не думая. Особенно о Вадиме.

Заказав у миловидной официантки какие-то салатики и что покрепче, удовлетворённо покосился на бутылочку "Ронтана", первосортного коньяка, что подала официантка вместе с салатиками. Надо же! "Ронтан" и в офицерской столовке-то не сразу отыщется, а тут быстро и без вопросов. Но это там, у них на "Валдае", здесь же другое, здесь "матка". 16 километров огневой мощи на любой вкус. Практически целый город, укрытый мономолекулярной бронёй, на которой невозможна никакая цепная реакция. Плюс зенитные сторожевые комплексы по всему периметру. И эскадрильи истребителей-перехватчиков, что постоянно патрулировали внешние сектора. И дальнобойные эм-дегейторы, и... Да мало ли! Одно слово – корабль-матка. И "потопить" такую штуку – дело заведомо тухлое.

В помещении народу было не густо. Несколько офицеров за дальним столиком и трое сержантов за соседним, торопливо заглатывающих поздний завтрак. Сержанты были сама деловитость и собранность, офицеры же выглядели подавленными и усталыми. Сразу понятно, кто с вахты, а кто на вахту. Ни там, ни тут спиртным и не пахло. Но Андре было на это плевать, он махнул рукой на местные порядки и под неодобрительный взгляд какого-то майора (судя по петлицам, местный "пушкарь", как называли у них на "Валдае" операторов зенитных комплексов) свернул у бутылки пробку и не спеша нацедил с полстакана янтарной жидкости и, чуть помедлив (чужая земля тебе пухом, Вадим), опрокинул содержимое в рот. Огненная жидкость прошла пищевод, соскользнула в желудок и там уже взорвалась зажигательной бомбой. Он закусил долькой лимончика, скривился, прожёвывая кисло-сладкое и положил кожуру на краешек блюдечка с ещё целыми дольками. На душе было муторно и погано. Делал он сейчас всё как-то автоматически, так, как вроде бы и надо. Он поминал друга. Машинально налил вторую и так же молча выпил, произнеся про себя "За тебя, Вадим, ты был отличным парнем". Жидкость вновь обожгла, и он вновь притушил очаг пожара лимоном. Жуя и кривясь, обвёл взглядом помещение.

"Пушкарь", мать его, продолжал сверлить его взглядом. Во взгляде без труда читалось и порицание, и неприкрытое отвращение. И что-то ещё, более негативное, от которого до ненависти лишь шаг. Внутри Андре закипело бешенство и злым составляющим переполнило всего, перехлестнуло за края того, что называлось рассудком и рассудительностью. Да что за блядсво? Какой-то майоришко осуждает его, Андре Лонтари, француза по происхождению и пилота по призванию? И за что осуждает? За то, что он тут друга поминает? Очень хорошего человека и надёжного боевого товарища? За это, что ли?! В глазах его тут же помутнело, словно шторка упала. И дальше покатилось всё по наклонной, словно колесо с горки.

Себя он сейчас фактически не контролировал. Хотелось думать, что виной тому было энное количество коньяка, некоторое количество алкоголя, принятого на грудь. Но, к сожалению, это было не так. Далеко не так. Но знал о том один лишь ва-гуал. Тот, наконец, окончательно собрался и запустил слабенькую пси-волну в сторону слабонервных, ни на что не годных людишек. Волна несла с собой и некие пси-импульсы, некие позывы: к разрушению, к самоустранению, к панике и братоубийству. И они тут же приняли облик действительности, вдвойне страшной оттого, что действительность эта была ужасающа. Но для ва-гуала это ничего не значило. Он просто настраивался. Перебирал пальцами струны, правил инструмент, чтобы через некоторое время зазвучать в полную силу, чтобы его потом услышали не только тут, но и за пределами. Для него это было естественно, для других, живущих и существующих – страшно и неизбежно в своём предназначении. И делал он всё спонтанно, особо и не раздумывая – так скрипач, настроив скрипку, подносит её к подбородку и начинает выводить мелодию, подсказанную композитором и дирижёром. Только ва-гуал выступал во всех этих ипостасях одновременно. Он ни о чём не думал. Он действовал.

Этого пси-импульса пока что хватит людишкам за глаза. Да и тем, другим, тоже. А вот потом он начнёт солировать. Можете не сомневаться. В полный голос, во всю мощь лёгких, надрывая связки и горло. И впитает в себя всё пси и био-составляющее окружающих. Впитает с превеликим удовольствием. Чтобы в итоге стать сильнее, проникновенней и безжалостней. Хотя как раз жалости-то у него никогда и не было, как, впрочем, и многих других эмоций и пси-сущностей во всех своих ипостасях и проявлениях. Он их просто поглощал, разинув свою ненасытную пасть. Совсем как синий кит поглощает планктон, совершенно при этом не задумываясь, что он делает. Он был словно гигантский электромагнит, втягивающий невесомые и ненужные уже металлические опилки и стружки. Это был чудовищный пылесос, высасывающий пыль из самых-самых закоулков и тёмных углов. Но пылесос избирательный, берущий только то, что ему необходимо – пси и био-составляющее окружающей среды, а проще, органический шлак. Таким образом он насыщался. Так он жрал. Всё остальное ва-гуала интересовало постольку-поскольку. Включая и собственную жизнь.

Ничего этого Андре, конечно же, знать не мог. Опрокинув с грохотом некстати подвернувшийся стол, но успев подхватить тупорылый столовский ножик, он ринулся туда, где, по его мнению, сосредоточились на данный момент все несчастья и беды этого мира. Майор, не мешкая, бросился навстречу, схватив такой же ножик. И самое парадоксальное и несусветное во всём этом – никто разнимать их не стал и, что печальнее всего, и не собирался. Более того, к драке вдруг подключились и сержанты, до этого мирно поглощающие гречневую кашу. А потом и официантки. И повара. С грохотом разлетались столы и утварь, люди с остервенением дубасили друг друга, и плевать им было на благоразумие и человеческое достоинство. В них сейчас говорили одни звериные инстинкты, и поэтому здесь били и лежачих, и женщин. Хотя и те не стушевались, пускали в ход и ногти, и зубы, и что под руку подвернётся. В мгновение ока столовая превратилась в ад кромешный, где за глаза хватало и смачных ударов, и женского визга, и крови... Здесь шла борьба не на жизнь, а на смерть. Именно в том значении, которое оно и подразумевает...

В это же время командир патрульного звена "Алардов" капитан Пит Роумэн только хотел доложить, что их сектор безопасен, как нечто закралось в мозг и заставило его действовать вопреки всем правилам, инструкциям и, главное, здравому смыслу. Совершенно не думая, что делает, он развернул машину и по широкой дуге начал атакующий манёвр на собственную "матку", приказав своим ведомым присоединяться. И в ответ получил по селектору воодушевлённое и энергичное – есть, кэп! В голове Роумэна натянутой струной звенело одно – ВПЕРЁД! Внутрь него забрался бесстрашный и неукротимый воин-викинг, умеющий делать лишь одно – безжалостно рубить ненавистных врагов. Всё остальное не имело абсолютно никакого значения. Перед глазами было стылое море, которое они, наконец, переплыли на своём драккаре, и чужая земля, где ждут почести и слава. Глаза его горели, руки дрожали от предвкушения битвы и крови, он готов был убивать, и не было милосердия в его сердце к поверженным и беззащитным. Он шёл в БОЙ! Руки на гашетках, ступни на педалях управления, а послушная его воле машина только и ждёт, чтобы ввинтиться в смертоносный манёвр и сеять смерть и разрушение всем без разбора. "Алард" заложил петлю и ринулся с верхней её точки в атаку на "Энгон", земную "матку" класса "Минотавр", к которой и был приписан и которую до этой секунды исправно охранял. Но Роумэну на "Минотавр" было плевать. Он шёл в бой и вёл в бой своих товарищей, с которыми выпита не одна пинта ядрёного эля. Товарищей опытных и верных, и он готов был в любую секунду прикрыть их щитом и рассечь любого врага, поимевшего наглость броситься на них. "Плечом к плечу, плечом к плечу! Погибнем вместе мы в бою!" орал он в пси-клипсу, даже не задумываясь, что сейчас несёт в эфир. Ведущие вторили ему срывающимися от упоения и напряжения голосами. От упоения предстоящей битвы. Да! Его товарищи были настоящими викингами, всё остальное было постольку-поскольку. Они вместе! Они навсегда! И они мчались на врага, этих ненавистных ублюдков-алгойцев, что посмели поднять руку на них, землян! И хорошо, что у тебя в одной руке не славный топор, а в другой бронзовый щит, а именно сверх и сверх мощный истребитель-перехватчик с соответствующим вооружением и напичканный соответствующей электроникой, до последнего не позволяющей тебя обнаружить на подлёте к цели... Беда только в том, что свои-то как раз тебя-то первыми и обнаружат, ты у них на радарах, как под микроскопом. Потому что свой. И именно это и предусматривалось.

Пит, или некто, сидящий в нём и прикидывающийся древним викингом (отсвечивающий на солнце острозаточенный топор, глотка, орущая воинственные кличи), повёл машину вниз, навстречу смерти. О своей метаморфозе он не задумывался. Не до того. Он привёл и без того не дремлющие системы "Аларда" к полной активации и вывел сенсоры наведения на перчатки. Теперь любое шевеление пальца – и ракеты пойдут туда, куда прикажет прицельная рамка наведения перед глазами, зелёным рамочным контуром пометившая плексиглас киб-шлема. И он дал своему "Аларду" максимальное ускорение, почти 2 жэ. В пилотское кресло вдавило так, что аж слёзы из глаз. Плевать! Он идёт в БОЙ! И рядом его товарищи, с которыми и хлеб пополам, и кровь одна на всех.

А на "матке" даже не удивились его более чем прозрачному манёвру. "Привет, Пит! Как делишки?" – чей-то ненормально-весёлый голос врезался в сознание осколком реальности, до которой ему сейчас было ох как далеко. "Отлично!" – прокричал он в ответ. Вместе с ним то же самое проорал и викинг, которым он себя в данный момент ощущал. И выдал перчатками полную активацию АПР. "Алард" даже подпрыгнул, бедный, в мгновение ока освобождённый от всего смертоносного, что нёс над и под собой. Активно-проникающие ракеты ушли в цель, в свою собственную «матку», что сейчас заполнила собой все внешние мониторы, и с такого предельно малого расстояния идти им совсем ничего. Но результата он не увидит. Как бы ни хотел.

Вдруг какой-то голос, даже не голос, а некий отголосок, трезвой мыслью прошелестел в голове и как-то достучался до того викинга, каким он стал: "Боже, Пит, что ты делаешь? Что ты делаешь?" Этот трезвый шёпот, правда, тут же стих, как шорох в лесу, где и так полно звуков, и Пит проорал вдогонку: «И хо-хо, и бутылку рому!» Ему было очень весело и азартно. Он шёл убивать ненавистных алгойцев. В руках у него верный топор, а рядом боевые товарищи. И они идут на смерть. Неужели это не стоит того, что называется жизнью?! Пит искренне считал, что стоит.

Но тут трезвый шепоток вернулся и стал твердить какую-то несуразицу. Что? Как?.. Пит против воли прислушался. "Что ты делаешь? Отставить!.. Капитан Роумэн, отставить!.. Отставить, твою мать!" Пит удивлённо прислушивался, продолжая гнать свой "Алард" к "Энгою". Чего? Кто это?.. И до самого последнего момента задавался этими вопросами, пока его истребитель не размазало по обшивке "Минотавра", как каплю влаги по раскалённой сковороде...

А трезвый голос принадлежал Муххамеду Ненди, индусу по происхождению, оператору дальнобойных плазменных дегейтеров 4-го оборонительного сектора. Он никак не мог понять, что происходит вокруг. На его глазах оба его помощника вдруг ни с того, ни с сего сцепились и покатились по полу, выкрикивая что-то нечленораздельное и при этом от души дубася друг друга. Дубася самозабвенно, до одури. Он хотел было вмешаться и разнять идиотов, сошедших с ума, но тут заверещал датчик обнаружения цели. Как всегда, по динамику общей тревоги. Оказывается, их атаковали. Но дерущимся и катающимся по полу на тревогу было плевать, они были заняты исключительно собой. Ругнувшись про себя, Ненди бросился обратно к пульту и оторопел вторично – их, оказывается, атаковали собственные "Аларды". Ё-ё-ё! Было отчего схватиться за голову. Да что тут творится?! Какого дьявола?

Он растерянно и непонимающе оглянулся на катавшихся по полу – один как раз отвечал за вооружение, другой за целеуказатели. Можно, конечно, обойтись и своими силами, его задача поважнее, но лучше всё же в тройке. Но, похоже, не судьба. Ещё его очень смущали доносившиеся сюда крики из коридора. На "Энгоне" происходило нечто странное, и Муххамед сделал простой и логически верный вывод – тут явно не обошлось без алгойцев и их пси-генераторов б-излучения. Каким-то образом они сумели пробить защиту, и люди начинают сходить с ума. Каждый по-своему. Его напарники вон драку затеяли... Да, а почему тогда он в норме? И ничего такого не ощущает? Но вопросы эти он оставил на потом, ибо сигнал тревоги звучал не переставая и требовал адекватных и быстрых действий. Муххамед вернулся к приборам и похолодел. Священный Будда! Тройка "Алардов" уже выпустила по ним все имеющиеся АПР. Триста активно-проникающих мчались к цели. А целью являлось не что иное, как "Энгон". Бред!

Чуток времени у него ещё было, и Ненди схватил трясущимися руками лангету связи и буквально проорал в микрофон: "Пит, что ты делаешь?! Прекрати немедленно!" Хотя уже поздно. Ракеты-то выпущены, и "Аларды" неслись следом, будто решили таранить "матку". "Отставить! Капитан Роумэн! Отставить!" Но его, похоже, не слышали. Или не хотели слышать, что гораздо хуже. Что же делать, священный Будда?

Он не знал, да и знать не мог, что на всём корабле он остался пусть и не единственной, но всё же боеспособной единицей (капитан "Энгона" тоже, кстати, с ума не сошёл и сейчас пытался хоть как-то воздействовать на ситуацию). АПР шли к цели и до детонации оставались мгновения. Не думая (думал-то о совершенно другом – что за хренотень тут творится?), Ненди дал импульс на деактивацию своих боеголовок. Они тут же исчезли с радаров. Деактивировались. Слава богу, конструкторы и разработчики в своё время предусмотрели именно такую ситуацию, чтобы возможно было уничтожить именно свои ракеты – мало ли ошибок, да тот же пресловутый человеческий фактор? Одним рабочим импульсом, чтобы не подключать всю мощь дальнобойной артиллерии. Но что делать дальше? «Аларды» всё ближе и ближе, и плевать командиру на все предупреждения (Роумэна он знал хорошо, это был тот ещё упрямец, причём, упрямец смелый, где-то даже бесшабашный, и такой не отвернёт до самого конца). Сжечь их? Он мог сделать это запросто, батарея давно и хищно отслеживала звено Роумэна и только ждала соответствующей команды. Удара на поражения. Но Муххамед даже и представить не мог, чтобы уничтожить своих. Он на что-то ещё надеялся. Ждал благополучной развязки, хотел верить, что Пит опомнится и всё же отвернёт, уйдёт в самый последний момент в сторону. Но он не отвернул.

Разогнанные до четырёх max, "Аларды" металлическими стрелами вонзились в броню "Энгона" и огненными вспышками подтвердили – это всё, конец. Пит Роумэн последний раз взмахнул острозаточенным топором и упал замертво в объятия Валькирий, упал с улыбкой на устах. Он отомстил алгойцам, он пошёл на таран, как делали это русские в ту, вторую мировую. И с последней отлетевшей в Вечность искрой сознания понял – как это нормально и правильно, умирать, чтобы жили другие поколения.

Потрясённый Ненди невидяще смотрел в экран, не замечая, как слёзы оставляют горячие следы на смуглых щеках. И пусть он нисколько не виновен в их смерти, но всё равно боль рвала сердце. Потому что погибли свои – глупо, бессмысленно и неотвратимо. И с этим предстояло как-то жить...

Капитан "Энгона" голову тоже не потерял, хотя в неё и лезло постоянно и навязчиво нечто чужеродное, липкой паутиной оплетающее мозг; чей-то потусторонний шёпот твердил и твердил, не переставая: "Возьми управление на себя и двинься навстречу ближайшему судну поддержки, размажь его по броне, смешай с дерьмом! Потому что это враг! Если не успеешь ты, то непременно успеет он!" И капитан видел на экранах, как "Руанда", ближайший линкор огневой поддержки, действительно начал разворот и манёвр сближения. Вопреки логике и всякому здравому смыслу.

Капитану казалось, что сейчас он находится между сном и явью. И чем дальше, тем больше ему хотелось, чтобы это всё именно сном и было. Пусть кошмарным, до мурашек по коже, но только не явью. Ибо та была чудовищна своей иррациональностью. То, что творилось вокруг, привычной реальностью быть никак не могло, с её-то каждодневными обязанностями и регламентированностью. Здесь было что-то другое. Беспредельное и жуткое в своей необъяснимости.

В голову лезло это идиотское "Возьми управление, возьми немедленно!", лезло нагло и с полным правом на жизнь. Но он и думать не мог, чтобы голосу этому поддаться, сопротивлялся, как мог. Знал ли ва-гуал, что некоторые люди обладают своеобразным иммунитетом против его чар? Где не последнюю роль играли сила воли, внутренний стержень, сама составляющая человеческой личности, так называемая сила духа? Нет, конечно. Ему вообще было на то плевать. Его интересовала всегда масса. Он питался общим, и такие нюансы его не интересовали. Поэтому в целом он всегда выигрывал. И это целое в полном объёме себя сейчас и проявляло – оно крушило всё, что под руку подвернётся.

Внизу, в операторской, творилось нечто невообразимое: люди сцепились друг с другом и в своём неистовстве на людей походили мало, за ниточки их дёргали сейчас одни инстинкты, где как раз инстинкт самосохранения пребывал едва ли не на последнем месте. Это было страшно и необъяснимо. Дико это было и неестественно. Вакханалия низменности и сон разума. Разума, что до этой минуты был вполне нормален и работоспособен и поэтому относительно предсказуем. Капитан ничего не понимал и некоторое время просто растерянно оглядывал помещение со своего мостика, умом понимая, что произошло нечто из ряда вон, какой-то сбой, что всё это – явная провокация, устроенная каким-то образом алгойцами, хотя сердцем и чувствовал, что тут возможно и другое. Более масштабное в своей агонии. А то, что началась агония, было ясно. Ибо все признаки налицо, да и как всё это воспринимать по-другому? Люди просто переставали быть людьми.

Как можно быстрее он связался с биолоцманами, нутром чуя, что те не должны были поддаться общему безумию. Всё-таки экстрасенсы. Они могли, как никто, подавлять негативные эмоции и управлять остальными, могли видеть подоплёку и скрытые сущности, могли если и не объяснить, то, по крайней мере, дать оценку. Опередил он их буквально на секунду. Те тоже хотели связи.