Текст книги "Танковые войны XX века"

Автор книги: Александр Больных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 46 страниц)

Глава 5. ЭТАЛОН БЛИЦКРИГА

Полагаю, всем, кто изучает военную историю, известно это сражение. Один из противников, соблазнившись внешне благоприятной возможностью, ослабил центр позиции, двинув крупные силы для атаки вражеского фланга. Другой воспользовался предоставленной ему возможностью, нанес удар прямо по ослабленному центру, прорвал его, прижал вражеские войска к водной преграде и уничтожил их, хотя отдельным группам и посчастливилось ускользнуть. Узнаете? Правильно, Аустерлиц, 1805 год. В смысле, Седан, 1940 год. Странная параллель? Но если вы вдумаетесь, то будете вынуждены признать, что во многом параллель справедливая. Самая блестящая, самая известная победа Наполеона. Самая известная победа Вермахта. Но на этом сходство не заканчивается. Как у Наполеона, так и у немцев дальнейшие победы Вермахта вели Германию прямо в пропасть.

Итак, после нескольких месяцев странной войны немцы, которые высвободили свои основные силы, разгромившие Польшу, решили перейти к активным действиям. Первоначальный план наступления представлял собой почти точную кальку незабвенного плана Шлиффена и предусматривал удар по левому флангу французской армии – через Бельгию и Люксембург. Одновременно войска на линии Мажино должны были ложными атаками создать у французов впечатление, что наступление готовится именно здесь. Но это коротенькое слово «почти» означало достаточно серьезные изменения. «Aufmarschanweisung № 1, Fall Gelb», составленный Гальдером, предусматривал тупой лобовой удар миллионной армии с целью отбросить французов за реку Сомма. Никаких маневров, никаких обходов. Гитлеру этот план не нравился, но, за неимением альтернатив, пришлось согласиться.

Началу наступления предшествовала целая настоящая детективная история, и даже не одна. Все началось 10 января 1940 года, когда легкий связной самолет Люфтваффе из-за сильного тумана разбился на территории Бельгии. Немедленно примчавшиеся пограничники увидели немецких офицеров, которые жгли какие-то бумаги. Пограничники сделали несколько выстрелов в воздух, и немцы сдались. Однако немного позднее майор Рейнбергер, который вез эти бумаги, устроил драку в помещении пограничного поста. Он пытался разорвать обгоревшие клочки бумаги, вырвать револьвер у бельгийского капитана, набить ему морду. В общем, вел себя очень достойно.

Причины для беспокойства у Рейнбергера были самые веские. В руки бельгийцев попал экземпляр оперативного приказа по 2-му Воздушному флоту, в котором раскрывался план немецкого наступления и были расписаны задачи частям и соединениям флота. Когда об этом стало известно Гитлеру, он пришел в бешенство. С присущим ему темпераментом он пообещал расстрелять весь свой Генеральный штаб, это «скопище дураков и изменников». Правда, гора родила мышь. Все завершилось снятием со своего поста командующего Воздушным флотом генерала Гельмута Фельми и заменой его Кессельрингом.

И тут, буквально накануне начала наступления, возник Манштейн, который тогда занимал пост начальника штаба Группы армий «А». 12 января он, с разрешения командующего группой армий Рундштедта, которому тоже не нравился план Гальдера, направил в ОКХ меморандум, в котором утверждал – достаточно резонно, – что теперь перспективы наступления становятся неясными. Манштейн пытался доказать, что его реализация приведет к повторению кровопролитных и бессмысленных окопных боев. Утверждение более чем спорное. Однако главным в меморандуме Манштейна было другое – он предлагал принципиально иной план. В разработке операции ему помогал Гудериан, случайно оказавшийся в это время в штабе группы армий.

Согласно этому плану главный удар предлагалось нанести южнее – в районе Седана, чтобы отсечь армии союзников, выдвигающиеся в Бельгию. Манштейн безапелляционно утверждал: «Только реализация этого плана даст в результате решительную победу над французской армией». ОКХ поступило именно так, как и положено поступать любой нормальной бюрократической конторе, и отфутболило меморандум наверх, в ОКВ, предоставив право решать начальству. Гальдер заявил, что предложение Манштейна выйти к Седану на пятый день операции абсурдно. Манштейн подверг ОКХ массированной бомбардировке планами, направив туда 7 меморандумов за два месяца.

Чтобы избавиться от назойливого подчиненного, Гальдер избрал самый верный способ: убрать его с повышением. Манштейна назначают командиром корпуса и переводят к новому месту службы – в Восточную Пруссию. 30 января, после инцидента с самолетом, утверждается новый вариант плана Гальдера. То есть ошибаются те историки, которые заявляют, будто именно этот инцидент привел к принятию плана Манштейна.

Однако положить под сукно план Манштейна не удалось. Результаты двух штабных игр подтвердили, что в целом он прав. Более того, с помощью закулисных маневров удалось добиться вызова Манштейна в Берлин, где он 17 февраля представил свой план Гитлеру. И фюрер его одобрил! После этого Гальдер уже не осмелился возражать. После этого события понеслись галопом. 24 февраля Браухич подписывает новый вариант оперативного плана «Гельб», но при этом Гальдер все-таки ухитряется внести в него свои коррективы, которые фактически выхолащивали идею Манштейна. Удар предусматривался, но за ним не следовало развития успеха.

Началась перегруппировка сил и подготовка, и требовалось только назначить командующего ударной группировкой. Было бы естественно увидеть на этом посту одного из панцер-генералов, в первую очередь Гудериана. Однако, увы, он имел один серьезный недостаток: временами, в самый неподходящий момент, проявлял пессимизм. Вот и сейчас он позволил себе в присутствии Гальдера брякнуть, что не уверен в успехе, потому что танковая операция спланирована неверно. (В скобках заметим – это была чистая правда.) В результате главный удар нанесла танковая группа «Клейст», а не танковая группа «Гудериан», хотя старый кавалерист Эвальд фон Клейст вряд ли был идеальным командиром для такой операции. Гудериан так и остался командиром XIX танкового корпуса. В состав танковой группы вошли XIX танковый корпус (Гудериан), XLI танковый корпус (Рейнхардт), XIV моторизованный корпус (фон Витерсгейм).

Чтобы яснее представить происходившее потом, необходимо привести численный состав немецких танковых сил. На 1 мая 1940 года в сухопутных войсках числилось: 1077 – Т-I, 1092 – Т-II, 143 – 35(t), 238 – 38(t), 381 – T-III, 290 – Т-IV и 244 командных танка, хотя действительная численность танковых полков, конечно, была меньше. Но обратите внимание, из 3465 танков 1077, или 31 %, – это совершенно ни на что не годные Т-I, а еще 1092 танка, или 31 %, – ограниченно годные T-II. То есть фактически две трети Панцерваффе годились только для парадов.

И вот после 9 месяцев затишья Западный фронт пришел в движение. Первая молния сверкнула вечером 9 мая 1940 года, когда германские войска начали вторжение в Люксембург. Ночь. Парашютисты генерала Штудента высадились в нескольких местах на территории Бельгии и Голландии. Самым замечательным их успехом стал захват мощного бельгийского форта Эбен-Эммаэль. Эта операция заслуживает отдельного подробного описания, но нас она интересует лишь в том плане, что теперь была открыта дорога войскам Группы армий «Б». В открывшуюся брешь рванулись дивизии XVI танкового корпуса Эриха Геппнера.

Это окончательно убедило французов, что немцы снова действуют согласно плану Шлиффена. Генерал Гамелен приказал начать выдвижение войск на север, в Бельгию. Реакция немецкого командования была предсказуемой: «Ради бога, только не мешайте им!» Ведь чем больше войск окажется внутри планируемого котла, тем лучше. Ошибку усугубил Черчилль, который настоятельно требовал ввести войска на бельгийскую территорию и настаивал на переброске новых подкреплений именно для этого. Можно сказать, что англичане и французы принялись радостно заталкивать друг друга в расставленный капкан.

Одновременно была реализована одна из идей блицкрига – использование господства в воздухе. Люфтваффе нанесли удар по «мирно спящим» англо-французским аэродромам. Правда, генерал д’Астье в своем рапорте утверждал, что в результате удара по 50 аэродромам было уничтожено всего 4 самолета, а еще 30 – повреждены. Верить этому или нет – дело ваше.

Командующий французской 2-й армией генерал Хюнтцигер приказал 2-й и 3-й легким механизированным дивизиям нанести удар во фланг Геппнеру. Немцы находились в сложном положении, поскольку уже начали испытывать проблемы с топливом. И* пехота и артиллерия начали отставать. Но снижать темп наступления никто не собирался. Командир 4-й танковой дивизии генерал-лейтенант Штевер потребовал организовать доставку топлива по воздуху.

В результате 12–13 мая в районе Ханнута состоялось крупнейшее на тот момент танковое сражение, в котором участвовало около 1200 танков. Началось все со стычки авангардов, но постепенно в бой втянулись главные силы 4-й танковой дивизии. Увы! Эта дивизия имела на вооружении танки Т-I и T-II, боевые качества которых мы уже рассматривали. Им противостояли «Сомуа» S– 35 и «Гочкисс» Н-35. Столкновения с французскими танками они не могли выдержать, а снаряды даже 25-мм пушек прошивали их тонкую броню, как иголка лист бумаги. Немецкие же пушки ничего не могли сделать с 40-мм броней. Помните отчеты по Гражданской войне в Испании? Вот где аукнулось решение «отложить и подождать».

Все это вылилось в форменный анекдот. Командир одного из немецких танков, придя в полное отчаяние от своей беспомощности, вскарабкался на «Гочкисс» и попытался молотком разбить призмы смотровых приборов, но сорвался и был раздавлен гусеницами.

На второй день Геппнер сосредоточил обе свои танковые дивизии и при поддержке авиации мощным ударом прорвал фронт. Французы, которые равномерно размазали свои танки вдоль линии фронта, не смогли оказать сопротивления и начали отступать. Заметьте: пока еще только отступать, а не бежать, потеряв голову. Примечательно то, что даже после начала боя командир французского корпуса генерал Приу так и не решился свести свои силы в один кулак.

Позднее французы утверждали, что подбили около 160 немецких танков, потеряв 120 своих. Однако поле боя осталось за немцами, которые впоследствии смогли отремонтировать многие из поврежденных машин. Их безвозвратные потери составили всего 50 танков.

Нужно отметить, что это было не просто первое танковое сражение Второй мировой войны. Это было знаковое событие, наглядно показавшее разницу в военных доктринах. Немцы отмечали, что даже броня и мощное вооружение не помогают французам, так как их танки имели органические пороки, снижающие боевую эффективность. Заметьте, здесь ясно проступает разница между бумажными характеристиками и реальной боевой ценностью даже не танка, а танкового соединения. Кроме того, выяснилось, что французы неспособны организовать взаимодействие разных родов войск, что позволило таким тихоходным самолетам, как Ju-87 и Hs-123, безнаказанно действовать над полем боя.

В это время уже начинает становиться заметной разница в настояниях немецких генералов в высших штабах и на поле боя. Геппнером овладела «победная лихорадка», и 14 мая он бросил свои дивизии на окопавшуюся французскую пехоту. Результат оказался вполне предсказуемым: 42 танка были сожжены за один день. В итоге в составе 4-й танковой дивизии осталось всего 137 танков из 314, имевшихся 6 дней назад. Конечно, не все танки были потеряны безвозвратно, часть их можно было отремонтировать, и их отремонтировали. Однако потери в личном составе восполнить было гораздо сложнее.

В центре продвижение Группы армий «А» сначала было медленным, но сражались немцы не столько с противником, сколько со скверными дорогами. При этом танковые колонны были надежно прикрыты с воздуха истребителями, поэтому союзники оставались в блаженном неведении относительно готовящегося удара. Кстати, считаю необходимым особо подчеркнуть: через Арденны танковые корпуса просто двигались, а не прорывались с боем. Это важно для понимания того, что произошло здесь же в 1944 году. 12 мая немцы вышли на берега реки Маас, где дальнейший путь был блокирован крепостью Седан. Французы были убеждены, что для штурма Седана немцам придется собрать крупные силы пехоты, подтянуть тяжелую артиллерию, а все это дело долгое, и подготовить штурм удастся не ранее 20 мая. Это примерно совпадало с расчетами Гальдера. В первый, но далеко не в последний раз генералы старой школы не понимают характера современной войны и просто не успевают за событиями. Командующий 2-й армией генерал Хюнтцигер приказал 71-й пехотной дивизии выдвинуться в район Седана и отвел на переход в 50 километров целых два дня. В результате XIX танковому корпусу противостояла одна 55-я пехотная дивизия, но и ее командир, генерал Лафонтен, не слишком беспокоился. Он полагал, что у него есть время получше оборудовать позиции и подготовиться к удару немцев. Однако у Гудериана имелся собственный план. Он не собирался давать французам «от четырех до шести дней», на которые они рассчитывали. Гроза собиралась очень долго, и вот ударила первая молния блицкрига.

13 мая полки мотопехоты 1, 2 и 10-й танковых дивизий начали форсирование реки, вот только вместо артиллерийской подготовки немцы использовали авиацию. Геринг пообещал Гудериану бомбовый удар неслыханной мощи и, как это ни странно, свое обещание выполнил. 9 бомбардировочных эскадр совершили в течение дня 3940 вылетов, засыпав позиции французской пехоты градом бомб. Непосредственную поддержку немецкой пехоте оказывали пикировочные эскадры, которые совершили около 300 вылетов. Можно только удивляться, почему французская оборона не рассыпалась сразу, поскольку часть укреплений сумела продержаться до вечера. Вот как это описывает очевидец:

«Примерно в полдень появились «Штуки». Сотни самолетов в плотном строю. «Штуки» действовали тремя группами примерно по 40 самолетов каждая. Первая заходила в пике с высоты 5000 футов по два или три самолета за раз, пока вторая кружила на высоте 12 000 футов, следя, какие цели не будут уничтожены первой группой. После этого она сама атаковала их. Третья группа действовала отдельно, выбирая движущиеся цели. После «Штук» за работу снова принялись «Дорнье». Вокруг них жужжали Me-109 и более тяжелые Me-110, расстреливая более тихоходные французские истребители, которые пытались атаковать уязвимые «Штуки».

Взрывы тяжелые бомб буквально переворачивали батареи, уничтожали орудия. Грязь и пыль заклинивали зенитные автоматы. Наблюдатели в бетонных бункерах ничего не видели из-за дыма и пыли. Все телефонные линии были разорваны. Шум стоял просто ужасающий».

У страха глаза велики, и моральный дух французов был сломлен. Первой бежала артиллерия, бросив пехоту на произвол судьбы. В 14.30 открыла огонь немецкая артиллерия. При этом Гудериан нашел своим зениткам, временно оставшимся без дела, необычное применение. Они открыли огонь прямой наводкой по французским бункерам и дотам. В результате части 1-й танковой дивизии вклинились в глубь обороны, после чего не выдержала и французская пехота. Охваченная паникой 55-я дивизия бежала, бросив даже неатакованные участки фронта. «Толпа беженцев безостановочно текла через деревню. Все подразделения дивизии, находившиеся в этом районе, – боевые части, штабы полков, колонны снабжения, автопарки – все бежали на юг. Все офицеры словно получили неизвестно откуда приказ отступать», – с горечью вспоминал генерал Лафонтен. В результате к утру 14 мая фронт был прорван, причем ни один немецкий танк еще даже не успел переправиться через реку.

Немецкие саперы сразу начали наводить понтонный мост на участке 1-й танковой дивизии, которая добилась наибольших успехов. Французское командование осознало, чем грозит переправа немцев через Маас, хотя истинных масштабов опасности оно не представляло. Было решено попытаться уничтожить переправы ударом с воздуха. Но, как говорится, если двое делают одно и то же, совсем не обязательно, что у них получится одно и то же. Немецкая авиация свою задачу выполнила. Союзная – нет. Гудериан собрал в районе переправ огромное количество зениток. Основу ПВО составил 102-й зенитный полк, к которому добавились зенитные подразделения дивизий корпуса. Всего удалось собрать 302 зенитных орудия. Также было организовано патрулирование истребителей.

Союзники бросили на уничтожение переправы 152 бомбардировщика и 250 истребителей. Небо над Седаном превратилось в пылающую топку. В результате союзники потеряли 114 бомбардировщиков (в основном английских) за один день.

Чтобы подбодрить солдат, Гудериан демонстративно расположился именно на мосту. Более того, когда командующий Группой армий «А» Рундштедт прибыл к Гудериану, тот решил рапортовать ему на том же мосту в разгар очередного налета. Вот что пишет об этом он сам: «Между тем 2-я танковая дивизия форсировала Маас у Доншери и готовилась к наступлению на высоты вдоль южного берега реки. Я поехал туда, чтобы ознакомиться с ходом боя. Встретив ответственных командиров полковников фон Верста и фон Притвица в боевых порядках частей и поговорив с ними, я снова вернулся к Маасу. Там самолеты противника начали интенсивную бомбардировку. Но чрезвычайно храбро атаковавшим французским и английским войскам все же не удалось достичь моста. Потери их были велики. Зенитная артиллерия праздновала свой день, она стреляла отлично. К вечеру она имела на своем счету около 150 сбитых самолетов. Впоследствии командир полка полковник фон Гиппель был награжден орденом «Рыцарский крест».

Между тем 2-я танковая бригада непрерывным потоком переправлялась через реку. В середине дня, к нашей общей радости, нас посетил командующий армейской группой генерал-полковник фон Рундштедт, чтобы ознакомиться с обстановкой. Я встретил его с докладом на середине моста как раз во время нового воздушного налета. Он сухо спросил: «Здесь всегда так?» Я мог чистосердечно подтвердить это. Затем он очень тепло поблагодарил храбрые войска».

Впрочем, помимо зенитчиков отличились и летчики. В истребительных эскадрах II авиакорпуса 14 мая позднее стали называть «Днем истребителей». Но самым главным было то, что к вечеру 600 танков переправились через реку – Гудериан приказал подтянуть и танковые полки 2-й дивизии, которая не сумела расширить свой плацдарм.

Немецкое командование (Рундштедт и фон Клейст) предпочитало действовать испытанными старыми методами, не понимая стремительного характера блицкрига. Поэтому Гудериан получил приказ закрепиться на плацдарме, подтянуть тылы и лишь потом думать о продолжении наступления. Однако Гудериан думал иначе. 14 мая он двинул свои танковые дивизии дальше. 1-я и 2-я наступали на запад, расширяя прорыв, а 10-я дивизия, при поддержке моторизованного полка «Гроссдойчланд», нанесла удар на юг в тыл линии Мажино. Это предусматривалось первоначальным планом Манштейна, но лишь в качестве обманного маневра, чтобы как можно дольше держать французов в неведении относительно направления главного удара. Однако командующий французской 2-й армией генерал Хюнтцигер сам решил немедленно нанести удар по немецкому плацдарму с этого направления.

Командир X корпуса генерал Грансар сумел наскрести для атаки 4-й и 7-й танковые батальоны, вооруженные танками ГСМ-36, которые классифицировались как танки поддержки пехоты. Их главным недостатком была скорость – не более 24 км/ч, ведь такому танку нет нужды обгонять пехотинца. Танки должны были поддержать 205-й и 213-й пехотные полки. Однако немедленная атака не получилась. Паника уже начала разъедать французскую армию, словно кислота. Командир 213-го полка убедил генерала Лафонтена не двигать его полк навстречу толпе беженцев во избежание полного хаоса. Командир 7-го танкового батальона заявил, что не получал никакого приказа. 205-й полк тоже задержался, чтобы пропустить беженцев. Командир 4-го танкового батальона просто решил остановиться на ночь. В результате лишь утром 14 мая французы собрались с духом, причем атаковали только 4-й танковый батальон и 213-й полк. Завязались встречные бои, которые во многом повторили опыт описанных выше столкновений возле Ханнута.

Первые стычки завершились не в пользу немцев, которые потеряли несколько танков. Однако командир 1-й танковой дивизии генерал Кирхнер, который переправился через реку вместе с авангардом, сумел организовать оборону. Немцы сумели использовать скорость и маневренность своих танков, а также козырь, которым они били карты всех противников еще несколько лет, – отлично поставленную систему связи.

Немецкие танки, как выяснилось, могут обойти французские и расстрелять их с фланга и тыла. Но здесь речь может идти только о T-III и T-IV. Кстати, как нетрудно заметить, немцы использовали ту же самую тактику, которую позднее применяли наши танкисты в борьбе с мощными, но неповоротливыми немецкими танками. Как меланхолически замечают германские историки, легкие танки в очередной раз доказали свою полную непригодность к боевому использованию. Поскольку утром 13 мая в бой вступили только 4 роты танков Т-I, результату удивляться не приходится. Впрочем, разогнать французскую они все-таки сумели.

Не лучше показали себя и 37-мм противотанковые пушки. Единственным способом борьбы с французскими танками оказался беглый огонь в расчете на то, что засыпанный градом снарядов танк таки получит хоть одно попадание в уязвимое место. Однако в этом же бою состоялся боевой дебют самого успешного и самого страшного противника танков – 88-мм зенитки. Это были слегка переделанные орудия, установленные на 12-тонном полугусеничном транспортере Sd.Kfz.8. Они входили в состав 8-го тяжелого батальона истребителей танков, приданного 1-й танковой дивизии. Вот уж этим снарядам не мог противостоять ни один танк того времени. Здесь же, в составе полка «Гроссдойчланд», впервые участвовали в бою самоходные орудия StuG-III.

14 мая стало критическим днем операции, но кризис миновал, и французы начали постепенно терять надежду. Зато немцы, как и на севере, от уверенности перешли к самоуверенности, а потом и к нахальству. Их отношение к противнику лучше всего характеризует описанная Гудерианом сцена:

«Снова вперед, к 1-й танковой дивизии! Я встретил командира дивизии в сопровождении его начальника штаба майора Венка и спросил, можно ли повернуть всю дивизию на запад или же часть сил следует оставить для прикрытия фланга, развернув их фронтом на юг восточнее канала Дез-Арден. Венк сказал, размышляя вслух: «Стоит ли пачкаться!» Я сам часто употреблял это выражение. Вопрос был решен, 1-я и 2-я танковые дивизии немедленно получили приказ повернуть всеми силами направо, форсировать канал Дез-Арден и продвигаться на запад с задачей завершить прорыв фронта французов».

Действительно, стоит ли пачкаться? Но, с другой стороны, это было то самое слабое место тактики блицкрига, о котором мы уже говорили – образуется разрыв между танковым авангардом и пехотой. Однако этот недостаток еще нужно было суметь использовать, а французам это не удалось, хотя они и совершили несколько попыток.

Вяло начавшееся немецкое наступление все больше и больше напоминало хрестоматийный пример блицкрига. Гудериан и Роммель, открыто нарушив полученные приказы действовать осторожно, продолжали наступление, развивая успех. Кстати, эта деталь тоже ставит под вопрос реальность блицкрига в советском исполнении. Для дисциплинированного немецкого генерала было психологически очень сложно нарушить приказ – вспомним пресловутые традиции прусской армии! Но все-таки командование учитывало старый военный принцип: командиру на месте виднее. Особенно если такое неповиновение приносило удачу, в противоположном случае командир мог разделить судьбу генерала Шпонека. Зато советский генерал постоянно находился под дамокловым мечом. Повторять басни о «зверствах кровавой гэбни» не хочется, мы просто порекомендуем вам перечитать мемуары В.К. Попеля «В тяжкую пору», в которых очень красочно описываются советские методы управления войсками. Маленькая справка. Не следует смотреть на выходные данные свежей книги издательства ACT. Первое издание увидело свет в 1959 году еще в «Оборонгизе», предшественнике «Воениздата», то есть в дремучие «совковые» времена! Судите сами, как именно вел себя комиссар Вашугин, если тогда об этом решились написать! Подозреваю, что он общался с командиром танкового корпуса на чистом русском с редкими вкраплениями литературного.

Однако вернемся во Францию. День 15 мая стал решающим моментом всей кампании. В ходе не слишком продолжительных и не слишком упорных боев танковый корпус Гудериана взломал оборону французов под Седаном, и теперь настало время пожинать плоды тактической победы, превратить ее в победу оперативную и даже стратегическую. Словом, перед Гудерианом открывались блестящие перспективы, если бы не одно маленькое «но» – запрет наступать дальше до того, как подойдет пехота и закрепится на плацдарме. Клейст и Рундштедт пытались превратить молниеносный танковый удар в тягучее пехотное наступление. И Гудериан решился нарушить приказ. Приказ командующего танковой группой, приказ командующего группой армий, приказ Верховного Главнокомандующего Адольфа Гитлера, который запретил танкам после форсирования Мааса двигаться на запад. После короткого совещания со своим штабом он поворачивает 1-ю и 2-ю танковые дивизии на запад. Начальник оперативного отдела штаба 1-й танковой дивизии майор Вальтер Венк напомнил Гудериану его же собственный афоризм: «KLotzen, nicht Klekern!» Начался «Бег к морю», который завершился для немцев гораздо более удачно, чем в 1914 году. Кажется, никто из историков не заметил, что с этого момента план «Гельб» превратился в пачку макулатуры. Центр тяжести операции сам собой сместился из Бельгии на юг, в полосу действий корпуса Гудериана, который и принес немцам победу.

5 мая через Маас переправилась 10-я танковая дивизия, и Гудериан приказал ей вместе с полком «Гроссдойчланд» нанести отвлекающий удар на юг. Этот маневр был предусмотрен планом Манштейна, в разработке которого принимал участие и Гудериан, хотя Гальдер вычеркнул его из плана «Гельб». Вычеркнул? Ну и что?! Гудериан уже пошел на одно крупное нарушение приказов командования, поэтому такая мелочь его уже не волновала.

Французы попытались нанести контрудар как раз с этого направления, и завязались бои, которые тянулись несколько дней, но не принесли особого успеха ни одной из сторон. В конце концов 17 мая подтянулись немецкие пехотные дивизии, которые сменили 10-ю танковую. Гудериан и ее немедленно направляет поддерживать наступление на запад. Впрочем, наступлением это назвать нельзя. Скорее это было продвижением или даже просто форсированным маршем, так как сопротивление французов практически прекратилось. Вот он, блицкриг в чистом виде – беспрепятственный рейд по тылам с целью окружения вражеских войск на других участках фронта.

Формально перед Гудерианом еще находилась так называемая «Армейская группа Тушона», которая позднее была переименована в 6-ю армию. Но при поддержке авиации 1-я танковая дивизия просто разогнала встреченные французские части. 2-я танковая дивизия прошла сквозь брошенную ей навстречу 53-ю пехотную дивизию, даже не заметив этого.

Ситуация все больше и больше напоминала разгром. 2-я армия понесла тяжелые потери, 9-я армия просто развалилась, 6-я армия даже не успела толком сосредоточиться. И все это было достигнуто всего за три дня боев! Впрочем, на других участках фронта деда у союзников шли немногим лучше. Выдвигающиеся в Бельгию войска столкнулись с частями XV танкового корпуса Германа Гота и тоже потерпели поражение. Здесь впервые отличился командир 7-й танковой дивизии Эрвин Роммель, до того считавшийся всего лишь одним из любимчиков Гитлера.

Паника начала распространяться по французским тылам подобно лесному пожару. Вскоре пылало буквально все – снизу доверху. 15 мая, когда еще далеко не все было потеряно и исход сражения представлялся не до конца ясным, премьер-министр Франции Поль Рейно позвонил премьер-министру Англии Уинстону Черчиллю и в истерике прокричал: «Мы разбиты. Мы разгромлены. Мы проиграли битву!» После этого, разумеется, у Франции не было совершенно никаких шансов.

Растерянность и хаос царили повсюду. Одна из самых мощных дивизий союзников – французская 1-я легкая механизированная – 10 мая находилась в районе Дюнкерка. Ее спешно двинули на север, на помощь Голландии. Но, когда дивизия совершила марш в 220 километров, она встретила лишь бегущих на юг голландцев. Дивизия направилась обратно на юг. В результате, когда она встретилась с немцами, из первоначально имевшихся 80 танков «Сомуа» S-35 в строю остались только 3. С подобными маршами, контрмаршами, маневрами и передислокациями мы еще встретимся на других фронтах… Но везде и всегда (по крайней мере, в начальный период войны) командование союзников оказывалось принципиально неспособно оперативно реагировать на стремительные изменения обстановки.

Утром 16 мая 7-я танковая дивизия генерала Роммеля готовилась прорывать линию Мажино, хотя наступала гораздо дальше на запад. Просто немцы полагали, что на всем протяжении французской границы построены мощные укрепления. Однако Роммель встретил лишь жиденькие противотанковые препятствия и редкую цепочку дотов. Далеко не во всех дотах находился гарнизон, а часть из них стояли просто закрытыми на замок!

Но вернемся к прорыву под Седаном. Теперь наступлению Гудериана мог помешать только один противник – собственное командование. И оно постаралось это сделать. Первый приказ остановиться он получил на следующий день после начала наступления. Оперативно, что и говорить! Вечером 15 мая штаб танковой группы «Клейст» прислал грозную директиву: закрепиться на плацдарме и дождаться прибытия пехоты. Хотя именно в это время немецкие танки без особых усилий прорвали последнюю линию обороны французов. Теперь между ними и берегами Ла-Манша не было ничего. Последовала весьма оживленная перепалка по телефону, в ходе которой Гудериану удалось вырвать у Клейста разрешение «расширить плацдарм, чтобы пехотные корпуса могли последовать за нами». Гудериан специально нашел предельно расплывчатую формулировку, прикрываясь которой он мог позволить себе делать все, что угодно.

К ночи 16 мая танки Гудериана вышли к реке Уаза, но в этот же день зарвавшегося панцер-генерала попытался остановить уже командующий Группой армий «А» фон Рундштедт. Его беспокоили растянутые и совершенно беззащитные фланги танкового корпуса, которые прямо-таки напрашивались на атаку. Рундштедт не понимал, что французы уже просто не в состоянии атаковать, поэтому он установил предельный рубеж продвижения Бомон – Ирсон – Монкорне – Гриньикур, переходить который могли «только авангарды», но и тем запрещалось удаляться от этого рубежа более чем на 48 километров. Танкам же двигаться дальше было категорически запрещено.