Текст книги "По ту сторону вселенной"
Автор книги: Александр Плонский
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Никогда прежде не чувствовал себя Кей таким слабым и беспомощным. Во многих переделках довелось ему побывать, но везде он отвечал только за себя. И самой большой ставкой в игре с любой степенью риска была его собственная жизнь! Насколько же весомее и дороже ставка теперь…
«Зачем я согласился? Почему не проявил твердость?» – укорял он себя.
Горн был единственным человеком, которому Кей не мог отказать, потому что благодаря ему он стал космокурьером. Да и не только поэтому. Личные качества Горна – его беззаветная смелость, самоотверженность и справедливость – являли собой пример того, каким должен быть настоящий мужчина. Пример для подражания.
И всегда, когда приходилось трудно, Кей думал о Горне и задавал себе вопрос: «А как бы поступил он?» Решение находил сам, но казалось – Горн.
Однажды отказали оба маневровых двигателя. Вероятность такого происшествия считалась пренебрежимо малой. Но авария все же случилась, и он начал отклоняться от цели, а скорректировать траекторию было нечем. Его несло по эллиптической орбите, где все предопределено, все повторяется оборот за оборотом.
Предстояло обращаться вокруг Гемы непредсказуемо долго – живым, а после того, как кончится кислород, – мертвым. И подумалось: «А нужно ли, чтобы агония затянулась? Не лучше ли разгерметизировать скафандр, смерть будет мгновенной!» Но Горн никогда бы так не поступил. Он бы боролся до конца и победил!
«Успокойся. Сосредоточься. Думай!» – приказал себе Кей.
Он мысленно воспроизвел карту окологемного пространства, орбиты и положения станций, определил свои координаты. Оказалось, что через полчаса его пронесет мимо тринадцатой.
В этом был шанс на спасение. Кей проколол шланг наддува и с риском задохнуться начал стравливать дыхательную смесь. С помощью такого импровизированного реактивного двигателя ему удалось-таки дотянуть до тринадцатой с частыми задержками дыхания.
В те мучительно долгие минуты он испытал не страх, досаду: погибнуть столь нелепо стало бы для него посмертным позором. А сейчас Кею было по-настоящему страшно. Не за свою жизнь – он оставался фаталистом – за судьбу товарищей, которых ни его разум, ни опыт, ни осторожность, высмеянная Корлисом, не смогли оградить от опасности. Мысль об Инте шевелила волосы. Вот когда он впервые испытал ужас! И еще стыд, с каким он вспоминал пренебрежительное: «Эта девчушка? Да ей же еще в куклы играть!» А она оказалась мужественным и терпеливым человеком. Что же произошло с ней?
И Кей продолжал винить себя: «Зачем я послушался Горна?» Пожалуй, впервые за время их знакомства Горн перестал быть для него авторитетом. Нет, Кей не развенчал учителя, не лишил его уважения. Просто понял, что всегда и везде нужно жить своим умом, не подстраиваться под кумира, не подражать ему и тем более не оправдывать собственных поступков его влиянием. Человек за все должен отвечать сам, уметь сказать «нет», как бы трудно это ни было.
В глазах Корлиса Кей ничем не проявил смятения, и от его кажущейся черствости неприязнь ученого к космокурьеру только усиливалась. Он мысленно обвинял Кея в бездушии. И лишь сознавая неуместность упреков, не высказал их ему.
Полуторачасовые поиски не дали результата. Инта словно растворилась в пряном воздухе гемских джунглей.
– Довольно, – сказал космокурьер. – Все равно без толку. Так нам ее не найти.
– Вы хотите идти в Сонч без Инты? – с вызовом спросил Корлис.
Он был уже готов выплеснуть в лицо Кею все, что накопилось в душе: возмущение, презрение, горечь. Но космокурьер опередил его, сухо проговорив:
– Я не приучен бросать товарищей в беде. Да и отправляться в Сонч на ночь глядя – безумие.
– Что же вы собираетесь делать?
– Утром на свежую голову что-нибудь придумаю.
– Лишь бы она была жива! – вырвалось у Корлиса. – Если погибнет, никогда себе этого не прощу. Ведь это я пробудил у Инты желание попасть на Гему.
Все мои лекции! Ах, если бы я тогда мог подумать…
– Не хороните Инту раньше времени. На рассвете продолжим поиски. Но даже если случилось самое скверное, никто в этом не виноват. Вы уж во всяком случае.
– Как можно так спокойно рассуждать! – утратив над собой контроль, закричал Корлис. – Инта – женщина! И за что она вас полюбила? Да, да, полюбила! Или не видели, не замечали? Впрочем, куда вам, вы не человек, а робот, лишенная чувств машина!
Кей окаменел.
– Молчите? Нечего сказать?
– Нет, почему же… Я скажу… Возможно, вы правы, и я на самом деле бесчувственная машина. Но вернемся к этому разговору на Базе. Что же касается Инты… Да, она женщина. Быть может, лучшая из женщин… Однако любая скидка на пол ее бы оскорбила. Кстати, я, человек, лишенный чувств, сделал все от меня зависящее, чтобы она не летела с нами. Категорически возражал против ее участия в экспедиции, как, впрочем, и вашего…
– Я знаю, – подтвердил Корлис.
– Так вот, я был не прав. Хорошо, что Горн не посчитался с моим мнением.
Это я понял только сейчас. И хватит душеспасительных разговоров, будем готовиться к ночлегу.
Он отсоединил контейнер жизнеобеспечения, снял энергоскафандр. Корлис сделал то же самое. Затем они выжгли лучевыми ножами круг, молча выждали, пока почва остынет, и собрали каркас надувной палатки. И хотя не проронили ни слова, работали споро и слаженно, словно давно приспособились друг к другу. Уже через несколько минут их временный дом подставил ярко-красные упругие стены посвежевшему ветру.
Быстро смеркалось. Небо было ясное, и на нем проступили неподвижные непривычно мерцавшие звезды. Обоим пришла в голову одна и та же мысль: насколько же хрупка и противоестественна жизнь на орбите, где даже звезды несутся нескончаемым косым дождем…
И вдруг среди застывших светил возникла яркая живая точка. Она плыла по небосводу – все вперед и вперед сквозь звезды, – и, казалось, ничто не может прервать ее горделивого безостановочного движения.
– База! – крикнул Корлис, тормоша задумавшегося Кея. – Вот она, родная, смотрите же!
Каким теплом повеяло на них от этой рукотворной звездочки! Там сейчас волнуются за них, ждут очередного радиосообщения, а они не в силах сообщить, какая приключилась беда, и оттого не выходят на связь. Трусость, малодушие? Нет, желание уберечь друзей от горя, весть о котором может оказаться преждевременной, – вот что движет ими. Надежда найти Инту еще не утрачена…
При виде Базы исчезло чувство обреченности. Они снова уверовали в успех, и сама их нелегкая миссия обрела смысл, постижимый только здесь, на Геме, где все напоминает о величайшей трагедии человечества. Словно им предстояло вынести приговор: светить или не светить огоньку жизни в кромешной тьме космической ночи.
Ощущение причастности к судьбе горстки людей, которая одна только может спустя многие поколения возродить человечество и дать ему новый шанс на будущее, неожиданным образом сблизило их. И казавшаяся такой стойкой неприязнь отступила на задний план, как нечто мелкое, поверхностное, несущественное…
– Ложитесь-ка спать, – с несвойственной ему мягкостью предложил Кей. – Будем дежурить по очереди, я первый. Через четыре часа разбужу. Согласны?
– Ну что ж, попробую заснуть. Только вряд ли из этого что-нибудь получится.
– Постарайтесь.
Ночь сконцентрировала звуки, которые днем почти не привлекали внимания.
Теперь же они казались зловещими. «Хеу-йа-а… хеу-йа-а…» – доносилось издали. И как будто в ответ, с другой стороны: «ули-ули-ули… ули-ули-ули…» Потом послышался продолжительный треск, точно разрывали длинную полосу пересохшей ткани.
Кей, с лучевым ножом в руках – их универсальным оружием – всматривался в темноту. Хотя они до сих пор не встретили сколько-нибудь крупного зверя, хищники на Геме, возможно, водились, и нужно было остерегаться внезапного нападения. Правда, чем больше и совершеннее организм, тем губительнее действует на него радиация. Но метаморфозы, которые могли произойти за эти сто пятьдесят лет в животном мире, нельзя было предугадать: в эволюционной кривой не исключены непредвиденные разрывы, и кто знает, появлением каких монстров они чреваты…
Во время наблюдений с Базы ни разу не удалось обнаружить признаки животной жизни. Но это вовсе не означало, что ее нет. Всю поверхность суши, за исключением горных хребтов и пустынь, занимавших сравнительно мало места и к тому же непригодных для обитания, покрывала растительность. Послойные фильтры позволяли фотографировать и сквозь ее толщу, однако экспозиция была длительной и фиксировались лишь неподвижные объекты, а все то, что движется, на снимках, да и при визуальном наблюдении с накоплением энергии световых лучей, оставалось невидимым.
В том, что животные все же сохранились, сомнений уже не было: несколько раз им попадались маленькие злобные существа – минизавры, как окрестил их Корлис. Карликовые чудовища не имели аналогов в зоологическом атласе, чудом оказавшемся на Базе: видимо, кто-то из сотрудников обсерватории, интересуясь животными, захватил его на орбиту. А Корлис оказался бы плохим планетологом, если бы не перенес в свою тренированную память содержание атласа.
Когда в зыбком свете звезд Кей увидел на краю расчищенной днем поляны бурую тушу с двумя парами свирепо сверкавших глазок, он не испугался, не испытал отвращения, а лишь мысленно оценил массу животного, оказавшуюся не такой уж большой, и разделявшее их расстояние. Лишь после этого космокурьер почувствовал нечто похожее на изумление.
Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, монстр возник бесшумно. Интуитивный импульс заставил Кея бросить взгляд в его сторону. Взгляд, который можно было бы счесть случайным, если бы «случайность» не повторялась множество раз. Кей от природы обладал чувством, предвосхищающим опасность, и полагался на его безошибочность, как полагаются на остроту зрения и слуха.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, глаза в глаза, затем чудовище исчезло так же бесшумно, как и появилось.
А Корлис все не мог заснуть. Он ворочался, не в силах снять напряжение и поневоле прислушивался к доносившимся снаружи многоголосым звукам.
Исчезновение Инты все более угнетало его, усиливая и без того невыносимое притяжение Гемы добавочной физически ощутимой тяжестью.
Пожалуй, впервые с момента высадки Корлис осознал, как слабо подготовлена экспедиция, от скольких неучтенных случайностей зависит успех дела. Ему было известно, что Кей с самого начала возражал против разведывательного спуска на Гему, считал его авантюрой. И согласился на него лишь под давлением Горна.
Корлиса возмутило неприятие его проекта. Он искренне считал, что причина в ограниченности космокурьера, который не в состоянии оценить значение экспедиции для будущего людей. Возникала даже мысль: а так ли уж смел Кей, не струсил ли он? И эта мнимая трусость прославленного космопроходца возвеличивала Корлиса в его собственных глазах, раздувала эйфорию, добавляла уверенности.
Так что же, Кей прав, и экспедиция на Гему – непоправимая ошибка, поспешный непродуманный шаг? Корлис и сейчас не мог согласиться с такой оценкой своих действий. Ведь вопрос стоял так: сейчас или никогда! На подготовку экспедиции не было времени, да и ограниченность средств дала о себе знать.
Он стоял на том, чтобы вопрос решили в пользу «сейчас». И тем самым взвалил на себя всю тяжесть ответственности, не собираясь, как получилось в действительности, разделить ее с Кеем.
Нет, иного выхода все равно не существовало. В развитии их микроцивилизации не могло быть устойчивого прогресса: слишком малым они располагали. И это малое продолжало таять с каждым годом. Насколько удавалось, восстанавливали, переделывали, приспосабливали, экономили на всем, проявляя чудеса предприимчивости. А положение ухудшалось и ухудшалось…
Замкнутая система – вот что представляла собой База вместе со станциями-сателлитами. В замкнутых же системах неизбежно угасание. Приговор был вынесен с самого начала, полтора века назад, но отсрочен. Пока шло развитие Базы за счет пристыковки станций, наблюдалась даже видимость прогресса. Однако затем начался неизбежный спад.
Корлис первым – по крайней мере, так ему казалось – уловил этот злосчастный перевал и понял, что если в ближайшие же годы не приобщиться к ресурсам Гемы, то будет поздно. Тогда он и стал добиваться посылки экспедиции.
Сигнал бедствия пришелся в самую пору, послужив решающим аргументом.
«Как видишь, выбора не было, – успокаивал себя Корлис. – Смертельный риск лучше медленного умирания, потому что он дает нам надежду».
Четыре часа прошли без сна. Ничего нового Корлис так и не придумал, но, проанализировав уроки прошедшего дня, пришел к неутешительному для себя выводу, что на Геме от космокурьера куда больше проку, чем от ученого…
– Отдохнули? – заглянул в палатку Кой. – Тогда поменяемся. Посплю часок-другой.
Поеживаясь от предутренней свежести, Корлис выбрался наружу. Начинало светать. Звезды пригасли, небо неравномерно бледнело. С одной стороны оно было еще плотным, густого черно-фиолетового цвета, в искрах звезд, а с другой становилось все более прозрачным. Казалось, кто-то могучий приподнял край небосвода, и темнота, смывая звезды, отхлынула к противоположному концу. Миг, и под пальцами великана вспыхнула заря. Она затопила горизонт, окрасив его пурпуром. И вот уже показался краешек пылающего диска – это всходил Яр…
Корлис стоял потрясенный. Губы шептали что-то нечленораздельное, из глаз струились слезы. Новое, острое чувство собственной причастности к происходящему охватило ученого. Это для него, единственного зрителя, развертывалась величественная феерия. Для него ночь сменялась днем. Он осознал себя частицей Гемы, ее блудным сыном и ощутил сыновнюю любовь ко всему, что было вокруг. Нет, не во враждебный мир ринулись они очертя голову – вернулись в свой отчий дом.
Очнувшись, Корлис бросился звать Кея. Но тот уже спал, крепко и безмятежно.
6. Волны БеслераПосле завтрака Кей долго и, казалось Корлису, бесцельно ходил вокруг палатки, затем положил рядом оба энергоскафандра и принялся расчленять их.
– Что вы делаете? – с недоумением спросил планетолог. – Теперь не восстановить!
– Все равно они больше не понадобятся.
– И поэтому вы их ломаете?
– Ломаю? О, нет! Они еще послужат.
– Не понадобятся, но послужат? Ничего не понимаю!
– Подождите немного, увидите сами.
Кей перелил в резервуар остатки энергола, затем соорудил нечто вроде легкого заплечного ранца и прикрепил к нему оба двигателя.
– Не слишком ли рискованно? – сказал Корлис, догадавшись наконец, что космокурьер мастерит простейший летательный аппарат.
– Вы непоследовательны, – скупо улыбнувшись, произнес Кей. – Когда я не хотел рисковать напрасно, обвинили меня в трусости, а когда без риска не обойтись, спрашиваете, не слишком ли это будет рискованно.
– Упрек справедлив, – смущенно признал Корлис. – Прошу извинить…
– Ничего, сочтемся. Ну-ка, помогите подогнать лямки. Так… Сойдет!
– Вы рассчитываете что-нибудь разглядеть в этих дебрях? Напрасно, я уже пробовал.
– Разумеется, с Базы?
– Откуда же еще!
– Дайте-ка инфравизор!
– Инфравизор? А зачем? Хотя… Какой же вы молодец! – пришел в восторг Корлис, а затем, заметно помрачнев, добавил: – А я-то хорош, не смог додуматься… Для ученого это в высшей степени непростительно!
– Пустяки, – неожиданно покраснел Кей. – Просто мне чаще приходилось попадать в безнадежные ситуации.
– Безнадежные?
– Ну, казавшиеся поначалу безнадежными… И знаете, к какому выводу я пришел? По-настоящему безнадежных ситуаций не бывает!
Кей вышел на середину поляны, запрокинул голову и минуту смотрел в прозрачное небо.
– Полюбуйтесь!
Над ними на перепончатых крыльях парила птица.
– Летающий ящер! – присмотревшись, изумился ученый. – Природа обратилась вспять!
– И притом измельчала, – добавил Кей.
– А ведь ничего похожего я не наблюдал с орбиты. Гема казалась вымершей.
– Вероятно, так оно и есть. Жизнь как будто зарождается заново.
– Вернее, перерождается, – поправил Корлис. – Остается надеяться, что перерождение не коснулось человека. Должен признаться, панически боюсь этого. Люди-мутанты, что может быть ужаснее?
– Вы все-таки верите в людей, сохранившихся на Геме?
– Я ученый. И руководствуюсь не верой, а знанием, – прежним напыщенным тоном заявил планетолог.
– Итак, вы знаете, что люди на Геме есть? – с насмешливым ударением на слове «знаете» перефразировал свой вопрос Кей.
– А иначе кто мог бы еще послать сигнал?
– Мало ли кто… Может, автоматы. Решили проявить инициативу, мол, чем мы хуже людей?
– Нельзя так шутить! – возмутился Корлис. – Есть вещи…
– Хорошо, не буду. Тем более, что разговорами Инту не спасти. Пора действовать!
Кей тронул клавишу запуска. Послышался характерный шум микрореактивных двигателей. Усилился, завибрировал… Аппарат с натугой оторвал космокурьера от поверхности Гемы, потянул вверх.
Поднявшись на небольшую высоту, Кей завис над поляной, опробуя управление, выполнил несколько разворотов и скольжении и, видимо, оставшись доволен, взмыл в небо. Ящер, неуклюже хлопая крыльями, заспешил прочь.
Кей летал минут двадцать, затем круто пошел вниз.
– Ну как? – кинулся к нему Корлис.
– Нормально.
– Нашли?
– Это не так скоро делается. Вот сейчас посмотрим повнимательнее видеозапись, да не один раз, тогда и выяснится, нашел или же нет.
У Корлиса от волнения дрожали руки.
– Быстрее, прошу вас! Давайте, я включу!
– Какой вы нетерпеливый… Ну, ладно, вот кассета. А я пока сниму ранец, думаете, он легкий?
На видеоэкране «инфракрасные» джунгли выглядели еще более экзотично, чем в видимом свете. Поле температур воспринималось как замысловатый витраж.
Казалось, сумасшедший художник выплеснул на экран палитру причудливых красок – чистейших и ярчайших. Цвета были условные, это позволяло усилить разрешающую способность глаза, помочь ему раздельно воспринимать даже микроскопические детали изображения, а следовательно, и ничтожно малые градации температуры.
Тонкие и нежные полутона соседствовали с резким, подчеркнуто грубым колоритом. Сочетания цветов выглядели столь непривычно в какой-то лишь им присущей особенности, что напрашивалось сравнение с произведением искусства высочайшей пробы. Но автором этого «произведения» была природа Гемы, а «кистью гениального художника» послужили процессы, происходящие в поверхностном слое и в толще планеты. На них наложились вторичные по силе воздействия явления – даже отдаленные космические катаклизмы внесли свой, пусть и незначительный, вклад в феерию цветов, запечатленных на экране инфравизора. И надо всем этим господствовало лучистое тепло Яра…
– Какая красота! – восхищенно воскликнул Корлис.
В первые мгновения ценитель прекрасного заслонил в нем ученого. На Базе ему много раз доводилось наблюдать Гему в инфракрасных лучах, но насколько же более бледной, тусклой, невыразительной смотрелась она с орбиты!
– Ну, обнаружили что-нибудь? – спросил Кей.
– Нет… Пожалуй, нет.
– Обратите внимание на это пятно, – указал космокурьер, укрупнив кадр.
Корлис с чувством неловкости подумал, что эстетическое восприятие видеозаписи заставило его забыть, с какой целью она сделана. Он вспомнил об Инте, испытал сызнова страх за ее судьбу, горечь от собственного бессилия, физически ощутимую боль и уже другими глазами, глазами исследователя, впился в экран.
– Тепловое окно!
– Причем с правильными очертаниями!
– Квадрат!
– Во всяком случае, прямоугольник… Не похоже на природное образование!
– Трудно сказать наверняка, – предостерег от поспешного вывода Корлис. – Взять, к примеру, кристаллы. Одна из распространеннейших форм вещества в природе. А ведь правильная, можно сказать, идеально правильная. Какая выверенность геометрии! Чтобы сымитировать кристалл, нужны тончайшие инструменты, таких на Базе и не найдется. Что же касается природы… Она не способна на разумную деятельность, но может создать ее видимость. Притом мастерски!
– А если сигнал, ради которого мы очутились здесь, как раз и спровоцирован природой?
– Ну нет! В том, что сигнал послали люди, уверенность абсолютная. Если, конечно, можно быть в чем-то уверенным абсолютно. К тому же и повод для экспедиции не только в принятом сигнале. Причина гораздо глубже. Ведь мы в бедственном положении!
– Что верно, то верно, – нахмурился Кей. – И все же… Нет во мне убежденности, что экспедиция принесет пользу. А я привык быть убежденным в правильности своих поступков. Может, не во всем сумел разобраться, не все воспринял умом и сердцем. Не знаю… Вот этот ваш сигнал, почему его не послали, как обычно, по радио? Почему на волнах… на волнах…
– Беслера.
– Вот именно. Почему?
Корлис пожал плечами.
– С уверенностью сказать не могу.
– Вот видите, даже вы, ученый…
– Думаете, ученые – всезнайки? Ничего подобного! Мы знаем, что не знаем многого. Только в отличие от других не хотим с этим смириться.
– И все же почему они послали сигнал на этих волнах Беслера? Есть же у вас какие-то предположения?
– Полагаю, дело в свойствах беслеровых волн.
– Каких свойствах?
– Вы слышали о кривизне пространства-времени? – спросил Корлис.
– Допустим, – неопределенно проговорил космокурьер.
– Так вот, радиоволны, как и свет, распространяются в соответствии с этой кривизной, идут, если так можно выразиться, кружным путем. Волны же Беслера, двигаясь со скоростью света, пронзают пространство напрямик.
Сокращение пути равносильно увеличению скорости. Таким образом, волны Беслера оказываются расторопнее радиоволн, в несколько раз опережают их.
– Что значит в несколько? В два, три?
– Поймали меня на слове, – улыбнулся ученый. – В том-то и дело, что чем больше расстояние, тем крупнее выигрыш. Если речь идет о вселенских масштабах, то выигрыш в скорости достигает миллионов раз.
– А на пути от Базы до Гемы?
– Здесь о выигрыше говорить не приходится, слишком мало расстояние.
– Но это значит, – сделал вывод Кей, – что сигнал был послан кому угодно, только не нам!
– Выходит, так, – неохотно признал Корлис.
– А что представляют собой эти сверхбыстрые волны и почему так названы?
– Их открыл астрофизик Беслер за столетие до катастрофы, отсюда и название.
А природа беслеровых волн… Видите ли, вакуум, как материальная среда, обладает внутренней энергией. Если элементар вакуума переходит с какого-то энергетического уровня на симметричный антиуровень, то испускается вакуум-квант, частица беслеровского излучения. Как видите, все относительно просто.
– Все просто… – махнул рукой космокурьер. – Только не для меня!
– Скверный я педагог, – огорчился Корлис. – Но обещаю…
– Ладно. Не будем больше тратить времени!
– Вы засекли координаты теплового пятна? – спохватился Корлис.
– А как же!
– Далеко оно?
– Меньше мили по ходу просеки.
– Да ведь где-то там исчезла Инта!
– Правильно, – подтвердил Кей.
Они собрали снаряжение, осмотрели место ночлега – не забыть бы чего – и с лучевыми ножами наготове двинулись обратно.
– Наблюдаю границу пятна, – сказал Корлис, поднеся к глазам визир инфрадетектора. – И на самом деле квадрат, словно по линейке вычерченный.
– Сделайте отметки по углам квадрата, но внутрь ни шагу! Так…
Кей провел лучом по сторонам фигуры, соединив дымящейся угольной линией ее углы.
– Что это? – изумленно воскликнул Корлис. – Похоже на тоннель, ведущий под крутым углом в глубь Гемы. Протяните руку. Чувствуете теплый ветер? И какая ровная тяга! Неужели это вентиляционный колодец?
– Возможно, – произнес Кей, с ноткой сомнения. – Хотя… Вентиляционное устройство с выходом на уровне почвы? Не верится что-то!
– Ничего другого не придумаешь!
– А не связано ли это… с волнами Беслера?
– Что вы сказали? Повторите!
– Ну… с этими… беслеровыми волнами!
Корлис стукнул себя по лбу.
– Я тупица, бездарь! Не мог догадаться!
– Бросьте чудить, – прервал его сетования космокурьер.
– Поражаюсь вашей интуиции, друг мой. Вы все время опережаете меня в догадках. У вас талант исследователя. Прошу простить, что недооценил, спорил по мелочам…
– Да будет вам, – всерьез рассердился Кей. – Скажите лучше, что это такое?
– Выходное отверстие волновода. По-видимому, один из многих излучателей беслеровских волн, полюсов фазированной решетки, образующих в совокупности гигантскую антенну. Нам повезло, что мы случайно натолкнулись на него…
Впрочем, слово «повезло» в данной ситуации звучит кощунственно. Бедняжка Инта!
– А почему возникло тепловое пятно? – перебил Кей.
– Почва и атмосфера поглощают часть энергии беслеровых волн. Она переходит в тепло.
– Скверно. Значит, и человеческое тело…
– Температурный градиент не столь уж велик, – успокоил скорее себя, чем Кея, Корлис. – Беда в другом…
– В чем же?
– Мне попадалось краткое упоминание о психотропном действии волн Беслера.
– Это как понимать?
– Подавление психики, нечто вроде гипноза, с той лишь разницей, что отсутствует направленное волевое воздействие, а избирательно парализуется…
– Этого еще не хватало! – вырвалось у космокурьера. – Ну да посмотрим, кто кого…
– Вы о чем?
– О направленном волевом воздействии… Так, разговариваю сам с собой.
Корлис заглянул в волновод и тотчас отпрянул.
– Голова кружится, – проговорил он растерянно.
– Дайте фонарь! Та-ак… Внизу, на площадке, Инта! – крикнул Кей.
