Текст книги "По ту сторону вселенной"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

7. «Призраки »

– Что вы чувствовали, Инта? – допытывался Корлис.

Девушка покачала головой.

– Это были сон и явь в таком поразительном переплетении, что невозможно отделить одно от другого. Сон, если можно считать сном, по достоверности происходящего в нем превосходил явь. Я как бы заново переживала отдельные эпизоды своей жизни. В мельчайших деталях, какие не помнила! И в это время не просто действовала, но и наблюдала за собой со стороны. А в промежутках между эпизодами из прошлого впадала в какой-то странный транс, пыталась шевельнуться и не могла. И мысли было невозможно удержать, они расплывались, вязли… Как врач, я пробую оценить свое состояние и не могу.

– Вы сильно ушиблись, было больно?

– Нет… Пожалуй, нет. И здесь загадка: рухнула с такой высоты, и ни единого синяка, не то что перелома. Более того, ощущаю прилив сил.

– Эйфория, радость от того, что все закончилось благополучно?

– Не похоже на эйфорию. Вы же видите, я нисколько не возбуждена. Сейчас просто чувствую себя в хорошей форме. А радость… Конечно, я рада, но все думаю, что это было со мной? Меня будто загипнотизировали, даже заворожили.

– Заворожили? Вы это серьезно?

– Я вовсе не суеверна. Но так и хочется сказать: не просто загипнотизировали, а заворожили, околдовали. Спала я или бредила? То меня забрасывало в прошлое, и там я повторяла прожитое, то возвращало в настоящее, но какое? Вы испытывали когда-нибудь полное безразличие ко всему?

– Нет…

– Тогда вам не понять. Ни тревог, ни волнении, ни ожидания.

– Да, беслеровы волны коварны, – задумчиво проговорил Корлис. – Вы чуть было не стали их жертвой.

– Беслеровы волны… Так вот кто меня околдовал! – воскликнула Инта. – Но они не сделали мне ничего плохого, напротив. Я врач и, хотя не разбираюсь в их природе, могу сказать: по-видимому, это мощное целебное средство, возможно, панацея от многих болезней. Хорошо бы поэкспериментировать…

– Только не на мне!

– Там видно будет.

– Расскажите лучше, как выбирались оттуда!

– Вижу Кея. Но еще не воспринимаю его как реальность, потому что в моих видениях он уже возникал. И я ждала, когда же Кей исчезнет снова. Но на этот раз он не исчез. Приказал ползти за ним, вверх, вверх, вверх… То ли я сама двигалась, то ли Кей меня тащил… Тянул точно из трясины, а та упорно сопротивлялась, не отдавала.

– И все-таки отдала, – сказал Корлис.

– В этом моей заслуги нет. Я тогда не владела собой. Вела себя подобно сомнамбуле, подчинялась воле Кея.

– Фантастически сильной воле! Поражаюсь ему. Он – уникум. Вы оба находились в поле Беслера, а что это такое, вам теперь известно. Его воздействие на организм сродни гипнозу. Я лишь заглянул в жерло волновода и чуть было…

– Когда мы ползли, – вспомнила Инта, – будто по вязкой глине, мне все время слышалось: «Кто кого! Кто кого…» Кей словно сражался насмерть!

– Так и было.

– Все время думаю о нем… Один в этом аду! Без малейшей надежды на помощь.

Ужасно! Как он, что с ним?

– Не хочу утешать ни вас, ни себя, – проговорил ученый, – и все же сейчас ему легче. Когда Кей спасал вас, он не просто сопротивлялся полю Беслера, а помогал вам преодолевать его воздействие. Это даже не вдвое труднее, а во много раз. Попробуйте решать в уме две сложные математические задачи одновременно!

– Я и одной не решу, – слабо улыбнулась девушка.

– При его таланте, воле, упорстве он мог бы стать большим ученым. Хотя… почему «мог бы»? И станет. Убежден, что станет!

– Вы действительно так думаете?

– Я не привык кривить душой, – с оттенком обиды сказал Корлис.

– Не обижайтесь… У меня к Кею особое отношение…

– Знаю.

– Что вы можете знать? Я люблю его! Но поняла, что люблю, только там.

– Для меня это давно не секрет.

Инта прикрыла вспыхнувшее лицо ладонями.

– Неужели? А он… догадывается?

– Конечно, – кивнул Корлис. – И сам тоже… Да-да, тоже любит вас.

– Но он же никогда…

– Просто скрывает свои чувства. При всех своих волевых качествах он очень застенчив. А может, считает, что сейчас не до любви.

– Кей прав.

– Ничего подобного, – с невольным вздохом проговорил планетолог. – Любовь поддерживает вас, добавляет сил.

– А вы когда-нибудь любили? – осмелившись, спросила девушка.

Корлис посмотрел на нее с грустью.

– Любил ли я? Пожалуй, нет… Впрочем, что я… Любил, люблю и буду любить ее, Гему. А еще вас с Кеем. Хочу, чтобы вы с ним были счастливы, чтобы у вас росли дети, а у них – свои. И чтобы эта уходящая в будущее цепочка никогда не прерывалась! Но пока не будем загадывать…

Тем временем Кей сползал, лежа на животе, по тоннелю, уходящему в глубь Гемы. Он уже давно миновал площадку, где была найдена Инта, продолжал спускаться все ниже и ниже, теряя счет метрам и минутам. Влажный, теплый, пахнущий нефтью воздух царапал бронхи, вызывая мучительный кашель. Стены тоннеля слабо люминесцировали, но в этом зыбком свечении ничего нельзя было рассмотреть, лишь до боли уставали глаза.

Кей двигался на ощупь, впиваясь кончиками пальцев в шероховатую поверхность бесконечной трубы. Спуск казался подъемом, столько усилий требовало передвижение. Но не физические усилия были для Кея самыми трудными. С гораздо большим трудом он концентрировал мысли, сохраняя власть над сознанием.

Сладкозвучные голоса нашептывали:

«Остановись, отдохни, расслабься… Стоит тебе захотеть, и ты получишь все, что угодно… Увидишь Инту, твою любимую… Только закрой глаза… Все, о чем мечтаешь, исполнится… Это ведь так просто – закрыть глаза и расслабиться… Совсем просто… И приятно… приятно… приятно…» – Кто кого! – хрипел Кей в ответ.

Сколько прошло – минут, дней, лет? Целая вечность… А он все полз, не думая ни о чем, кроме главного: не поддаться, дойти во что бы то ни стало.

Раскрыть тайну Гемы. Может быть, Корлис не ошибается и в ее глубинах живут люди. Хорошо бы! Тогда они объединят усилия и цивилизация будет спасена!

«Остановись, отдохни, расслабься…»

Вперед, только вперед!

Наконец тоннель расширился, вышел на горизонталь. Кей с трудом поднялся на ноги и, касаясь рукой стены, зашагал вперед, пошатываясь, тяжелой походкой смертельно уставшего человека.

Вскоре он уперся в массивную дверь. Изнутри, сквозь щели дул теплый ветер, ощущался запах озона – дышать стало легче.

Кей попробовал нащупать дверную ручку – ее не оказалось. Попытался открыть дверь – тщетно. Навалился всем телом, забарабанил кулаками. Тишина…

А умолкнувшие было голоса с новой, силой начали напевать в уши: «Ты достиг цели… Отдохни, расслабься, и дверь откроется, распахнется сама… сама… сама…» Тогда Кей вынул лучевой нож.

С грохотом упал вырезанный кусок двери. Пригнувшись, космокурьер пролез через образовавшийся лаз, сделал несколько шагов и, когда рассеялось облако пыли, замер в изумлении…

То, что он увидел, трудно было назвать помещением. Казалось, перед ним город – с домами, улицами, толпами людей. Но ни единого звука не раздавалось в этом странном городе.

– Эй, люди! Я пришел к вам! Пришел! – прохрипел Кей, но никто не обратил на него внимания, не откликнулся. – Есть здесь кто-нибудь живой? Да остановитесь же!

Он двинулся напролом, врезался в толпу, однако встречные не сторонились, не уступали дорогу. Кей не сразу сообразил, что идет сквозь людей и что не люди это, а бесплотные призраки. И он впервые в жизни испытал панический ужас.

«Вот видишь, ты напрасно сюда стремился… Напрасно… Все напрасно…» Люди, дома, улицы поплыли перед глазами, безразличие овладело Кеем. Он провалился в вязкое, липкое, всепоглощающее беспамятство…

8. Информационное человечество

– Мы заэкранировали вас от поля Беслера. Как чувствуете себя?

– Нормально, – с натугой проговорил Кей.

Они сидели друг против друга, и космокурьер не мог отделаться от мысли о нереальности происходящего. В каком иллюзорном мире он оказался, какие силы управляют его психикой? Ясно одно: человека, разговаривающего с ним, в действительности не существует, это бестелесный призрак, привидение, мираж.

– Нет, я не призрак, – произнес (или проиндуцировал) собеседник, словно угадав мысль Кея. – Бесплотен, это правда. Но и шаровая молния бесплотна, тем не менее в ее материальности вы не усомнитесь. Плазма, сгусток полей, одна из форм движения электрической энергии. Замените электромагнитное поле полем Беслера и вы получите представление о нашей природе.

– Разве к вам применимо слово «природа»?

– Вот здесь вы, пожалуй, правы. Для точности, я умер около века назад и до сих пор с содроганием вспоминаю свою агонию. Но физическая смерть не оборвала мое существование. То же могу сказать о каждом из нас.

– Мистика, бред! – воскликнул Кей. – Смерть есть смерть, и никто не убедит меня в обратном. Все, что я слышу, результат сбоя в моей психике. Я сошел с ума, это совершенно очевидно. Но все равно – слышите, все равно! – не поддамся своему сумасшествию!

– Вы мужественный человек, – с уважением сказал «призрак», – иначе не оказались бы здесь. Соберитесь с духом, проанализируйте то, о чем я вам говорю, и сделайте трезвые выводы.

– Я их уже сделал! Если передо мной человек как человек, а я могу пройти сквозь него, значит; он не существует в действительности, а всего лишь плод галлюцинации!

– Между тем это голографическое изображение, пространственно отделенное от сгустка энергии. Мы могли бы обойтись без видимого облика. Наша видимость – дань ностальгии по прошлому. По тому невозвратимому времени, когда мы были просто людьми, а не мыслящими сгустками полей.

– Так я не сошел с ума? – недоверчиво спросил Кей.

– Нормального человека еще можно убедить в том, что он сумасшедший, но сумасшедшего – никогда. Слушайте дальше и ничему не поражайтесь. Когда произошла катастрофа, нам удалось укрыться в глубинных убежищах, которые были сооружены по настоянию ученых.

– Здесь одно из них?

– Да. Так вот, ученые заблаговременно сосредоточили в убежищах запасы продовольствия, всевозможные автоматические системы, вычислительные комплексы, банки информации, дубликаты всего, что только представляло ценность в науке, искусстве, литературе…

– Это цело поныне?

– Цело. Единственное, в чем просчитались ученые, – жизнеобеспечение. Уже через год мы убедились, что лишены полноценного потомства: рождались сплошь уроды и слабоумные.

– И что стало с ними?

На лице у «призрака» отразилось волнение.

– Их пришлось…

– Этого нельзя было делать! – с жестокой прямотой заметил Кей.

– Мы поняли слишком поздно, когда дети вообще перестали рождаться. Остатки нашей цивилизации оказались обречены на гибель. Мы во второй раз расплачивались за свои ошибки.

– Не ошибки, а преступления!

«Призрак» нахмурился.

– Легче всего судить своих предков…

– Как сказать… Ну ладно, а что было потом?

– Ученые научились воплощать личности умиравших людей в информационных двойниках. Так возникло то, что мы называем информационным человечеством. И пусть каждый из нас лишь беслеровский эквивалент человека, но от этого он не менее материален, чем человек во плоти.

– Теперь я вижу, что и впрямь не сошел с ума, – кивнул Кей. – Хотя то, о чем вы толкуете, все же отдает сумасшествием.

– Напрасно иронизируете, – обиделся «призрак». – Непривычное, рождаясь из недр привычного, всегда кажется чем-то безумным. Потом к нему привыкают и оно становится привычным. В том, о чем я рассказал, нет ни малейшей мистики. Не нарушены законы природы, все сугубо материально.

– Пожалуй… Но остается открытым вопрос: можно ли считать вас людьми? Не роботы ли вы, имитирующие людей, но по сути своей являющиеся машинами?

– Резонный вопрос, – с горечью проговорил «призрак». – Ведь то, что противоречит привычным формам жизни, называют не существом, а машиной. Мы и сами первое время казались друг другу машинами. И до сих пор предпочитаем говорить о себе не «человек», а «личность». Но то, что каждый из нас сохранил свою личность, – главное. И если вы не признаете меня человеком, то отказать в том, что я двойник человека, не можете.

– Допустим.

– Повторяю: мы не роботы и тем более не призраки. Мы существуем – строим новые машины, добываем знания, пишем книги, создаем картины и симфонии. И вот что еще. Мы бессмертны!

– Бессмертны? Ну, это уж слишком! Я был бы плохим материалистом…

– Не принимайте слово «бессмертие» буквально. Речь идет не о философской категории. Как и обычные люди, мы потребляем энергию, только пищу и воздух заменяет нам поле Беслера. Мы привязаны к нему, не можем существовать вне его. Вместе с тем наше существование не ограничено определенным возрастом.

Более того, мы не старимся, а значит, не нуждаемся в смене поколений. Так что в практическом плане можно говорить о бессмертии.

– Не нуждаетесь в смене поколений? – скептически повторил Кей. – И думаете, это хорошо? Сколько вам лет?

– Какая разница! Я эквивалент пятидесятилетнего человека, им и останусь, сколько бы ни прошло времени.

– А вам не надоест жить?

– Да, мы постепенно утрачиваем вкус к жизни, это для нас самое страшное, – устало проговорил «призрак». – Мы лишены плотских радостей. В нас не кипят страсти. Не знаю, лучше или хуже мы от этого стали. Примите нас такими, какие мы есть…

– И что от моего восприятия изменится? – усмехнулся Кей. – Разве оно для вас что-нибудь значит? Не станете же вы утверждать, что сигнал бедствия был адресован нам? Ведь он был послан на беслеровых волнах, в далекие галактики. Осчастливить нас бессмертием вы могли и по радио! А вы даже не попытались связаться с нами…

– Да, это больной вопрос… Поначалу мы не оценили всерьез горстку людей, улетевших в космос. Да было и не до них, мы изо всех сил боролись за выживание. Не вышло… Потом, уже в новом воплощении, мы обнаружили, что произошло невозможное: вы сумели выжить. Не скрою, это вызвало у нас недоброе чувство.

– Вы завидовали нам?

– Да, потому что выжили вы, а не мы. Наблюдая за вами, думали: скоро они вымрут. И мстительное удовлетворение охватывало нас. Но, несмотря ни на что, вы не вымерли. Тогда мы почувствовали нечто вроде гордости за людей…

Даже собирались установить с вами связь!

– Долго же собирались, да так и не собрались!

– А что мы могли предложить вам? Пригласить на Гему? Но где гарантия, что она пригодна для жизни, что вас не постигнет наша судьба?

– И поэтому предпочли быть пассивными наблюдателями?

– Нет! – воскликнул «призрак». – Посылая сигнал на беслеровых волнах, мы думали прежде всего о вас.

– Странная логика!

– Ничего странного. Мы уже не нуждаемся в помощи. Но за долгие годы усвоили важную истину. Все, живущие во Вселенной – и вы, и далекие инопланетяне, – братья. И мы не хотим, чтобы случившееся у нас повторилось где-то. И еще не хотим, чтобы угас огонек живого разума, который сохранили вы. Говоря по правде, ваше появление – для нас неожиданность. Ни мы, ни вы еще не готовы объединиться. Но знайте: мы рады поделиться с вами нашими знаниями и бессмертием.

– За знания спасибо, – поблагодарил Кей. – А в бессмертии не нуждаемся… … Они стояли, чувствуя плечо друг друга, все трое, и смотрели в звездное небо. Туда, где среди неподвижных светил неутомимо обращаются вокруг Гемы ее рукотворные спутники – крошечные светлячки, единственные носители по-настоящему живого разума в этом погубившем себя мире. Пусть и не видно их сейчас, все равно они есть. И если терпеливо ждать, то обязательно появятся – один, другой, третий…

А Гема мертва. Пока мертва. И не люди, а их информативные эквиваленты, именующие себя «личностями», выплескивают в необозримые просторы Вселенной мольбу о помощи. Услышат ли ее? Откликнутся ли на зов?

Орбитянам же предстоит жить. И недолго им оставаться орбитянами! Наступит день, и они вернутся на Гему, оплодотворят ее биением своих сердец, начнут творить будущее – сами ли, вместе ли с «призраками»?

Цель экспедиции достигнута. До свидания, Гема, уже не чужая, не враждебная!

– Корабль снижается, – сказал Кей, прислушавшись.

– Приводной маяк действует, – откликнулся Корлис.

– Все идет, как надо.

– Жизнь прекрасна, не правда ли, родные? – улыбнулась им Инта.

9. Челночный рейс

– Вот уж и подумать не мог, что снова когда-нибудь выйду в космос, – пряча за шутливым тоном волнение, пророкотал Горн. – И не пассажиром, а пилотом!

Что скажешь, дружище?

– А вы его и не покидали, командир, – возразил Кей, сидевший в штурманском кресле. – Как говорит Корлис, космос это наша среда обитания.

– Нахватался мудреных словечек! Небось, тоже в ученые мстишь?

– Там видно будет.

Они совершали очередной челночный рейс на Гему.

– Как в родной дом возвращаюсь, – признался бывший главный диспетчер. – Аж горло перехватывает. И ничего не могу с собой поделать!

– Еще бы! Для вас Гема оказалась спасительницей.

– Это правда. На ноги стал, точно и не отнимались они. Спасибо вам с Интой сердечное!

– А при чем тут я? – искренне удивился Кей.

– Не притворяйся, дружище! Гордыни в тебе с избытком!

– Ничего подобного! Но благодарить меня не за что. Чистая случайность, что, побывав в поле Беслера, мы почувствовали необычайную бодрость, прилив сил…

– Перестань! – загрохотал Горн возмущенно. – Прилив сил… А не ты ли связал его с беслеровыми волнами?

– Ну, до этого додумался бы и ребенок!

– Не всякий взрослый додумался бы!

– Но ведь лечение вам назначила Инта!

– Разве что так… Инта молодчина. Помнишь, как я ее тебе расхваливал? А ты: «Ей же еще в куклы играть!» Небось, стыдно теперь?

– Стыдно, – признался Кей.

– Если бы не я, остался бы холостяком. Такая жена! Ну, что она в тебе нашла? Просто повезло тебе. Был бы я чуточку помоложе, сам бы…

– Вот уж вы от скромности не умрете!

– Ну и не умру, – хмыкнул Горн. – Ишь, чего захотел! Возьму и проживу еще три века. Инта говорит, что облучение волнами Беслера на фоне остаточной радиации – настоящий эликсир жизни. Понял? Может, мы вообще бессмертными станем!

– Насмотрелся я на бессмертных, – поежился Кей. – С тоски умрешь от такого бессмертия!

– А что, «призраки» хорошие ребята. Но я не о них. Я о том, чтобы жить, пока не надоест, наслаждаться жизнью. Чувствовать ток крови, напряжение мускулов, голод и жажду. А наголодавшись, есть с наслаждением, утолять голод. Слово-то какое: у-то-лять! Здорово, дружище?

– Вы словно заново родились.

– Так и есть. Силища во мне колоссальная. Бродит, выхода ищет. Вот пристыкуем последние станции, переберусь на Гему окончательно. Теперь радиация не страшна.

– Любопытно все-таки: радиация и беслеровы волны… Два минуса, а вместе дают плюс.

– Нейтрализуют друг друга.

– И не просто нейтрализуют. Корлис говорит…

– Ишь ты, Корлис! Авторитет?

– Бесспорный.

– А помнишь, как ты о нем…

– Помню. Глупый был. Но с тех пор поумнел.

– Это точно.

– А что вы на Геме собираетесь делать, – перевел разговор Кей, – «призраков» теснить?

– На что мне их преисподняя? – пророкотал Горн. – На поверхности места ой-ой-ой сколько! Осваивать да осваивать. Буду готовить новую Базу.

– В одиночку?

– Я бы уже сейчас начал переселение на Гему. Сначала добровольцев, потом…

Только наш Совет не соглашается, там ведь Лоор заправляет. Говорят, нужно убедиться в том, что радиация, действительно, не опасна.

– Может, и в самом деле нужно убедиться?

– А что убеждаться? Сколько времени мы провели на Геме, и ничего, а?

Спасибо беслеровым волнам!

– Месяцы еще не годы…

– Малыш у тебя растет? – перебил Торн.

– Ну, растет.

– Притом нормальный, здоровенький. Никаких генетических сдвигов. Карапуз что надо…

Взгляд Кея потеплел.

– Это верно. Мальчишка славный, Инта в нем души не чает.

– А ты?

– Плохой из меня отец. Дома почти не бываю. А появлюсь и сам себе не верю: неужели ото мой сын? На руки его взять боюсь: вдруг раздавлю…

– Ты и чего-то боишься? – хохотал Горн.

– Угу. Инта надо мной смеется. Мол, какой же ты космокурьер? Разве космокурьеры бывают трусливыми? Я нахмурюсь, сделаю вид, что рассердился, а она мне: «Не гневайся, муженек, пошутила я. Ты у меня самый смелый, самый мужественный…» Вот я и растаю, схвачу ее в охапку и…

– Перестань, дружище! Не то от зависти помру.

– А как же бессмертие?

– Нет, серьезно, – вздохнув, сказал Горн. – У меня к тебе страшно завистливое чувство. И радуюсь за тебя, и завидую. Внутри червячок шевелится: дескать, и ты бы мог, старый бродяга!

– Конечно, могли бы, – сочувственно подтвердил Кей.

– Не до того было. Сколько себя помню, мотаюсь в космосе, и хорошо бы в дальнем, а то от Базы к станциям, от станций к Базе. Как маятник: туда-сюда, туда-сюда. А часишки-то и впрямь тик-тик…

– Одной мы природы! Я о женщинах и не думал, а если и думал, то…

– С неприязнью?

– Скорее, с раздражением: путаются, мол, под ногами… Ну и зол я был на вас за Инту! Поначалу она, знаете, где у меня сидела? Смешно вспомнить! А потом смотрю: вот это парень! Так и поймал себя на слове «парень»! Все не мог представить, что женщина окажется хорошим товарищем. Словом, вы правду сказали: повезло мне!

– Да уж, дружище! Ты всегда был везунчиком, – проворчал Горн. – А помнишь, как при подлете к двадцать девятой у тебя…

Он не успел договорить. Корабль вздрогнул, и тотчас на сигнальной матрице вспыхнуло созвездие тревожных огней. Погас свет, и багряный отблеск лег на лица космолетчиков.

– Этого еще не хватало! – крикнул Кей. – Отказ сразу шести систем!

Его руки замелькали над рычажками и сенсорами пульта, но все было напрасно: корабль падал на Гему. 10. Космополис Корлису пришлось надолго проститься с научной деятельностью. Его место за телескопом занял молодой ученый Тис. Абрис – Рон – Корлис – Тис – эстафета тех, кто на протяжении столетия обновлял мозаику панорам Гемы.

«Насколько же Тису легче, чем было мне, – думал Корлис. – Его не охватывает чувство обреченности от вида истерзанной планеты. Ведь теперь известно, что за внешними признаками запустения скрываются и разум, и столь необходимые орбитянам ресурсы, не говоря уже о самом ценном – знаниях…» Корлис, сколько мог, отказывался от поста главного диспетчера Базы, но Горн и Кей убедили его, да и всех остальных, что опыт, приобретенный им на Геме, даст ему обоснованное право занять этот, в высшей степени ответственный пост. Главный диспетчер был, в сущности, координатором всех взаимосвязей Базы со станциями. Сейчас, когда запасы энергола пополнились благодаря регулярным челночным рейсам на Гему, стало не только возможным, но и жизненно необходимым продолжить процесс состыковки: на орбитах оставалось немало станций. Роль диспетчера в этих условиях еще более возросла.

В душе Корлис считал себя никудышным администратором и вовсе не гордился своим поведением на Геме. Более того, готов был признать собственный провал: ведь как научный руководитель он не сумел проявить себя, успех экспедиции и все сделанные ими открытия – заслуга Кея.

Но все же Корлис не мог не признать, что в вопросе о кандидатуре главного диспетчера альтернативы не было. Космокурьеров заменить некем. А вот ученый сейчас не так уж и нужен… Да и объективность подсказывала, что в экспедиции он приобрел новые, не присущие ему ранее, качества.

– Сейчас я бы пошел с вами в любое пекло, – сказал ему Кей сразу же по возвращении на Базу. – Только боюсь, что летать вместе нам уже не придется.

– Почему? – изумился Корлис.

– Вы не космолетчик и не сможете подменить меня в управлении кораблем. А в остальном… Пока еще нас слишком мало, чтобы браться вдвоем за то, что может сделать один. Не расстраивайтесь, вам предстоят большие дела.

Поистине большие!

В словах Кея не было подвоха. Они прозвучали как признание равенства, и пусть сам планетолог сознавал, что это далеко не так, он на миг преисполнился гордости, но потом ему стало грустно. Подумалось, что дни, проведенные с Интой и Кеем на негостеприимной Геме, при всем их драматизме, возможно, останутся лучшими в жизни.

Посылая за ними единственный и оттого бесценный корабль, Горн не подозревал, что это будет первый челночный рейс. Они загрузили трюм и отсеки резервуарами с энерголом, образцами роботехники, манипуляторами, всевозможной аппаратурой. Глаза разбегались – не могли решить, что же взять в первую очередь. Не обошлось без споров, в которых, как всегда, последнее слово оставалось за Кеем. Правда, выбор научных приборов тот предоставил Корлису, но количество установил сам.

Корлис и не подумал обидеться, хотя это был редкий случай, когда его компетенция представлялась более предпочтительной. Но разве мог он подчеркивать свою ученость после всего совершенного Кеем?

Им помогали «призраки». Они охотно отдавали все, что могло пригодиться орбитянам, и даже подсказывали, на чем остановить выбор. Как выяснилось, их «призрачность» была весьма относительной: сгустки полей, управляемые электроникой, в свою очередь, управляли ею, а через нее манипуляторами и другими исполнительными органами, осуществляя тем самым вещественный контакт с окружающим.

У Корлиса ни разу не возникало той, граничащей с отвращением, неприязни к «призракам»; которую не мог или не желал преодолеть Кей. Видимо, цельная натура космокурьера не признавала ничего противоестественного. Ученый же, чья деятельность направлялась на преобразование природной среды, не видел принципиальной разницы между созданиями природы и человека.

Более того, возможность передать свое «я» информационному двойнику выглядела для него заманчивой. И если Кею такого рода «бессмертие» открывалось кощунственно-пародийной стороной, поскольку жизнь казалась ему немыслимой без обладания собственным телом – изумительным по своему совершенству творением природы, то Корлис больше думал об интеллекте – субстанции мозга, чье богатство исчезает вместе с бренной материей, хотя заслуживает вечности.

«Призраки», с их утонченной, хотя и несколько абстрактной, проницательностью, безусловно, заметили разницу в отношении к ним со стороны Кея и Корлиса, но ничем не проявили этого. С обоими они держались несколько отчужденно и в то же время доброжелательно. Холодность сочеталась с предупредительностью.

Уже потом, на Базе, Корлис пришел к выводу, что «призраки», утратив непосредственность восприятия, живость ощущении и возможность испытывать удовольствия, без которых не мыслит себя человек, приобрели взамен феноменальную способность анализировать. Так, слепой частично компенсирует потерю зрения обострившимся слухом. «Призраки» были превосходными психологами и не хотели показаться навязчивыми!

Сейчас Корлис испытывал к ним симпатию и уважение. Желает того Кей или нет, но они существуют, и абстрагироваться от факта их существования, а тем более отбросить в небытие, как только отпадет надобность, было бы недостойно человека! Две формы человеческого разума должны сосуществовать, дополняя друг друга. И если человечество возродится (а Корлис был уверен, что так и будет), то общество объединит в себе людей и «призраков».

Кто-то из древних сказал: «Человек только тогда человек, когда одухотворен идеей». «Призраки» одухотворены стремлением сохранить знания для живущих. И пусть у них нет стимула развития, они вопреки этому пришли к пониманию вселенского единства людей.

«А мы до сих пор не преодолели замкнутости, для нас Гема – единственный из миров, наш сегодняшний горизонт. Но когда мы его достигнем, перед нами откроются новые горизонты, и мы пойдем дальше, вооруженные горьким опытом предков и ретроспективной мудростью «призраков», – подвел итог своим пространным рассуждениям Корлис.

После их возвращения из экспедиции на Базу минуло почти три года. Так много и, с другой стороны, как ничтожно мало сделано за это время! Около тридцати челночных рейсов. Доставка энергола на станции. Пристыковка еще шести из них к Базе.

Первоочередной задачей стало строительство Космополиса – города на орбите.

А в перспективе – создание исследовательской станции на Геме. «Станция, – думал Корлис, – со временем перерастет в колонию, которая начнет пополняться переселенцами с орбиты. Только когда это еще будет… Нужно убедить орбитян в необходимости вернуться на Гему. Заручиться поддержкой большинства. Но удастся ли?» И вообще, сколько проблем еще предстоит решить! Надо избежать ошибок, допущенных предками, их разобщенности, метаний, стихийных поисков. Будущее общество с самого начала должно строиться на справедливых принципах.

Зародыш такого общества уже существует на Базе, однако это лишь уменьшенная до карликовых масштабов модель. Но кому, как не Корлису, известно: даже идеально функционирующая модель не может гарантировать успеха, если от нее перейти к реальной, зачастую жестоко разочаровывающей действительности…

Подобно древним городам Гемы, которые разрастались как бы сами собой, не согласуясь с какими-либо проектами и всячески сопротивляясь любой попытке упорядочения, База укрупнялась за счет хаотической пристыковки все новых и новых станций. Иными словами, она представляла собой почти случайное нагромождение орбитальных модулей.

Крупнейшая станция Ассоциации государств, когда-то служившая орбитальной астрофизической обсерваторией, явилась чем-то вроде центра кристаллизации.

К этому зародышу постепенно присоединялись дополнительные ячейки.

«Кристалл» рос, но до чего же он был уродлив!

Давней, казавшейся неосуществимой мечтой орбитян было создание Космополиса.

И вот теперь, благодаря поставкам с Гемы, мечта начала осуществляться. Но как поступить с нелепым сооружением, воздвигнутым на орбите трудами нескольких поколений космических беженцев?

Даже сейчас, когда орбитяне располагали возросшими ресурсами, демонтаж Базы был им не по силам. Оставалось упорядочить дальнейшее строительство.

Впервые введенный пост главного архитектора Космополиса занял Лоор – болезненно бледный человек среднего возраста, самолюбивый и упрямый, но зарекомендовавший себя не только как талантливый строитель, но и как непревзойденный оратор. Он пользовался поддержкой большинства орбитян и, в особенности, молодежи.

Корлис несколько раз встречался с ним на диспутах. Лоор спорил напористо, не считаясь ни с чьим самолюбием. «Особа не слишком приятная», – думал о нем Корлис. Его шокировала надменность архитектора, который на всех смотрел свысока. Тщедушный облик Лоора сочетался с яростной, наступательной эмоциональностью. Она подкупала многих. В Лооре видели сильную личность, связывали с ним надежды на будущее.

Лоор принялся за дело со свойственной ему энергией, и первые результаты не заставили себя ждать. Уже через месяц главный архитектор представил на всеобщее обсуждение проект внутренней перестройки прежней Базы. Конечно, ничего кардинального предложить он не мог, но многое усовершенствовал: предусмотрел эффективные развязки транспортных и пешеходных коммуникаций, изменил структуру шлюзов и промежуточных отсеков, сведя к минимуму необходимость облачаться в скафандры при переходе из секции в секцию.