Текст книги "Алгоритм невозможного"
Автор книги: Александр Плонский
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Открытие Великого Физика, как полагалось, обсудили на пленуме Всемирной академии наук и одобрили – одни восторженно, другие с тайным завистливым раздражением.
– Торжествуй, Павел! – воскликнул Седов при очередной встрече. – Мои опасения не оправдались. Парламент одобрил экспедицию.
– Нисколько в этом не сомневался!
– С чего думаешь начать?
– С экипажа. Командира уже подыскал.
– И кто он?
– Известный тебе Виктор Соль. А общее руководство оставляю за собой, – решительно, словно предвидя возражения, заявил Великий Физик.
– Конечно, пробными пусками будешь руководить ты.
– Какими еще пробными? – насторожился ученый.
– Прежде, чем посылать людей, нужно убедиться, что риск не чрезмерен.
– Пока автомат достигнет центра Земли и вернется, пройдет несколько лет.
Столько времени ждать? Пойми, я не молод!
– Вот именно, не молод, – жестко сказал Преземш. – Больше того, мы оба стары, Павел. Человеку нашего возраста не выдержать перегрузок, сам же уверял: они будут как при космическом полете.
– Да что ты заладил: возраст… возраст! – замахал руками Великий Физик.
– Потренируюсь и… Пойми, без меня они пропадут!
– Вот-вот… А ты еще не хочешь посылать автомат! Лучше потерять годы, чем людей. Короче, на авантюру я не соглашусь, так и знай, – отрезал Седов.
– И это называется друг… – с горечью проговорил ученый. – А еще лицемерил: «моя должность чисто представительская, как у английской королевы». Ничего себе королева, что хочешь, то и делаешь! Деспот ты,
Абрагам!
– Можешь обжаловать мое решение в парламент Земли. Но тебя не поддержат.
И не рассчитывай отправиться в экспедицию, даже если пробные пуски окажутся удачными. Нужно считаться с реальностью. Медиков не проведешь.
– Чихал я на медиков! – окончательно выйдя из себя, закричал Великий
Физик.
Он вскочил, дернул полу пиджака так, что отскочила пуговица, сорвал галстук и принялся его топтать. Никогда еще Седов не видел его в такой ярости.
– Что ты делаешь, Павел?
– Вот так… ты… растоптал мою мечту!
– Ну хорошо, хорошо. Там будет видно! Ты переутомился. Отдохни недельку, а? Отчего бы тебе не слетать на Луну, там прекрасные селенарии – пониженная сила тяжести, искусственная атмосфера с дозируемой аэрацией… Или, еще лучше, на Фобос: ма рсианские ландшафты, масса впечатлений!
– Ты мне зубы не заговаривай! – отдуваясь, буркнул Великий Физик. – А как же перегрузки?
– В пассажирских космолетах перегрузки невелики, и даже дряхлый старец…
– Ну, спасибо! Удружил! Значит, я дряхлый старец? Так вот, не считай меня идиотом! И на Луне, и на Марсе можно побывать, не покидая кабинета. А кроме того, я хочу не на Луну, а в интракосмос!
– Заладил, словно капризный ребенок: хочу, и все! – терпеливо уговаривал
Седов. – Да мало ли что я хочу! Хотел вместо тебя побывать на Земле-2, ну и как? Посчитался ты тогда с моим желанием?
– То было совсем другое…
– Для тебя – да, для меня – нет. Так вот, освоение интракосмоса – вопрос техники. Ты сделал открытие, сформулировал задачу. А уж ее практическое решение…
– Ошибаешься, Абрагам! – с жаром возразил Великий Физик. – Если пространственно-временные парадоксы внешнего космоса многие столетия привлекали внимание ученых, то интракосмос всегда был их пасынком. Что изменилось в наших представлениях о нем с двадцатого века? Ни-че-го!!!
– А ты не преувеличиваешь?
– Нисколько. До сих пор исследован лишь поверхностный слой Земного шара, по толщине соизмеримый с атмосферой. Осталась неизменной структурная модель, не выходящая за рамки классической геофизики. Но, убежден, эти рамки тесны для интракосмос а, он преподнесет парадоксы, о которых мы не подозреваем. А ты говоришь: «вопрос техники»!
Преземш надолго задумался.
– Вот видишь, я был прав, говоря о чрезмерности риска. А сейчас склоняюсь к тому, что запускать корабль, даже в автоматическом режиме, нецелесообразно. Нужно найти более экономичный вариант. Что если воспользоваться накопленным опытом – вырыть ш ахту?
– Нет, Абрагам, шахтная техника не годится. И не только потому, что этот вариант самый неэкономичный, в чем тебя убедят элементарные расчеты. Ты не учитываешь жидкой фазы, не говоря уже о возможности тектонических сдвигов.
Предлагаешь следовать проторенным путем, а он-то обрывается в нескольких десятках километров от поверхности. А дальше – неведомое. И осилить его может только корабль. Иного варианта не придумаешь!
– Корабль, так корабль, – сдался Преземш. – Но ведь даже его прототипа, насколько мне известно, пока не существует. Что будем делать?
– Объявим открытый конкурс. Победивший проект запустим в производство, а ты употреби власть, чтобы уложились… ну, скажем, в полгода, – попросил
Великий Физик.
– Теперь уже я скажу: «экий ты быстрый, Павел!» Позабыл, что парламент
Земли осуществляет лишь законодательную власть, а исполнительная целиком принадлежит глобальной автоматической системе управления? Она не поддается нажиму. Мы можем лишь сформулировать критерий оптимальности, придав ему статус закона. А уж решать задачу оптимизации, в том числе и по срокам, не в нашей компетенции.
– И кто подготовит критерий оптимальности? – забеспокоился ученый. – Ведь все зависит от того, как расставлены приоритеты!
– Кто подготовит? – переспросил Преземш. – Конечно ты, Павел. Раз уж это, действительно, вопрос науки… Ты же и возглавишь жюри!
– Придется, – не скрывая удовлетворения, согласился Великий Физик. – Вот видишь, стоит тебе захотеть…
– Подними галстук, Павел, – насмешливо сказал Седов. – Он тебе еще пригодится… как аргумент в споре. Хотя, признаться, давно вышел из моды.
Ну-ну, не заводись! Кстати, название корабля уже придумал?
– Еще бы… Если не возражаешь, назовем его древним именем Земли -
«Гея»…
13. БумерангВ конкурсе, объявленном парламентом Земли, приняли участие сотни профессионалов и любителей. Самые дерзкие проекты принадлежали именно последним.
Норвежец Свен Ларсен, художник-космогонист, предложил использовать в стартовом комплексе жерло действующего стратовулкана. В присущей ему экспрессивной манере он изобразил момент старта: корабль, окутанный багровыми клубами, погружается в вершинный кратер…
Эта картина представляла собой центральную часть триптиха.
На левой были изображены две обнявшиеся женщины.
Одна – пожилая, одетая во все черное, со скорбным, но как-то по-особенному просветленным, лицом. Женщина-мать, знающая, что не перенесет разлуки, и все же благословляющая дитя на подвиг.
Вторая – совсем юная, жизнерадостная, гордая за возлюбленного, уверенная, что дождется его, и еще не представляющая, сколь тягостным будет ожидание.
Правая часть триптиха изображала интранавта, замершего на мгновение перед тем, как закрыть за собой люк корабля. Он смотрит вниз, на подножье вулкана, захлестнутое людским половодьем. Там, среди многих тысяч провожающих, его любимые – ма ть и невеста. Суждено ли ему снова увидеть их?
По мнению Ларсена, он предложил легчайший путь к центру Земли: вниз по вулканическому каналу вплоть до самой мантии, а может быть, и значительно глубже – траектория подсказана природой.
Сама по себе идея казалась привлекательной, но ее не подкрепляли ни расчеты, ни конструкторские чертежи. Видимо, Ларсен счел все это несущественными деталями.
Другие любительские проекты, свидетельствовавшие об остроумии, изобретательности и свободном полете фантазии, но отнюдь не об инженерном мастерстве их авторов, тоже не выдержали экспертизы.
Проекты профессионалов в большинстве были менее броскими, зато гораздо более основательными. По предложению Великого Физика жюри конкурса одобрило фундаментальную работу группы молодых инженеров и дизайнеров, руководимых
Эрнесто Бьянки – темпераме нтным и в то же время зрело мыслящим человеком лет тридцати с пышной смоляной шевелюрой и неожиданными на смуглом горбоносом лице голубыми глазами.
Доклад о победившем проекте вынесли на пленум Всемирной академии наук.
Голографический объем, по круговому периметру которого расселись академики – наиболее компетентные представители главных направлений мировой науки, заполнило объемное изображение массивного цилиндрического тела: интракосмический корабль напоминал по форме древний летательный аппарат – дирижабль.
– Длина около двухсот, диаметр пятьдесят метров, – давал пояс-нения на безукоризненно правильном интеръязе Эрнесто. – Корпус из монолитной тензовольфрамкерамики, придающей ему феноменальную способность противостоять нагреву и давлению.
Внешне Бьянки был бесстрастен, однако гортанный голос молодого конструктора временами подрагивал.
Следующее изображение представляло продольный разрез корабля.
– Вы видите, – продолжал Эрнесто, – что вдоль оси проходит канал, заканчивающийся соплом. Канал термостоек, в его конически сужающейся носовой части лазерная насадка, вот она крупным планом… Венец лазеров создает поток фотонов такой плотности, что самые твердые и тугоплавкие минералы под его воздействием превращаются в пар, отводимый через сопло и создающий реактивную тягу.
– Накачка лазеров ядерная? – спросил Великий Физик, глядя на докладчика в упор.
Вопрос был с подвохом. Ученый, внимательно изучивший проект, предвидел ответ, но ему хотелось знать, как выйдет из щекотливого положения Бьянки.
– Совершенно верно, – не отводя глаз, ответил Эрнесто.
– Разве вам не известно, что в пределах Полярного круга ядерная энергетика запрещена законом?
– Запрет не распространяется на космос!
Великий Физик сказал с притворной строгостью:
– Воспользовались формальным терминологическим сходством? Раз космос, пусть и с приставкой «интра», то запрет не действует?
– Вы же сами, учитель, обосновали общность интракосмоса и внешнего космоса, – с достоинством парировал, казалось бы, неотразимый удар Бьянки.
– И это на самом деле так. Без автономной энергетической установки не обойтись ни в первой, ни во второй средах.
– А нельзя ли воспользоваться тепловой энергией недр? – вмешался один из академиков.
– Увы, приходится – решать обратную задачу: исключить перегрев корабля.
– И какое же вы предлагаете решение? – поинтересовался Седов. – Ведь абсолютная температура внешнего ядра, в жидкую фазу которого предстоит погрузиться «Гее», превышает… – он взглянул на Великого Физика, ожидая подсказки.
– Четыре тысячи градусов Кельвина…
– Вот-вот, свыше четырех тысяч! – повторил Преземш. – Какова же должна быть тепловая защита?! Ведь даже вольфрам плавится при более низкой температуре, не так ли?
– Обшивка корабля выполнена из термопарного рениевого сплава и непрерывно охлаждается, благодаря эффекту Пельтье, током большой силы от бортового ядерного реактора, – пояснил Эрнесто.
Седов поймал на себе насмешливый взгляд Великого Физика, как бы говоривший: «надо было в свое время учить физику, друг мой Абрагам!»
– Ну а в твердых слоях? – продолжал допытываться Преземш.
– Лазерные излучатели выплавят туннель, стенки которого в результате быстрого охлаждения затвердеют и покроются стекловидной коркой.
– А куда денется выплавленная порода?
Теперь уже заулыбались и другие академики: вопрос был дилетантским, но из уважения к Преземшу никто не высказал этого вслух.
Эрнесто едва заметно пожал плечами.
– Она в виде струи паров пройдет по термостойкому каналу, за счет чего и возникнет реактивная тяга. Разве я не говорил об этом?
Не позволив скомпрометировать друга, Великий Физик произнес назидательно:
– Ну и что? Наши предки не зря утверждали, что повторение – мать учения!
Осознав допущенную им бестактность, Бьянки на минуту смешался.
Седов же спросил, как ни в чем не бывало:
– А если стенки туннеля разрушатся?
– Это не страшно, – облегченно вздохнув, сказал Эрнесто. – Автоматически включатся винтовые маршевые движители, сработает система стабилизации курса…
– Хватит, пожалуй, – подвел черту Великий Физик. – Как председатель жюри, могу заверить: предложенное вашему вниманию решение было рассмотрено нами со всей тщательностью, расчеты проверены, наши рекомендации авторским коллективом учтены. Словом, это лучшее из того, чем мы располагаем.
Доработки излишни.
После недолгих прений проект утвердили.
Через полгода (Преземш не подвел!) был построен первый в истории интракосмический корабль.
Испытания начались буднично. Внимания публики они не привлекли: мало ли что придумают ученые!
Пора «грандиозных свершений» прошла, люди натешились поворотами рек, созданием новых морей и обезвоживанием старых, превращением гор в равнины, а равнин в горы. Эти «детские болезни» человеческого могущества привели к таким тяжелым последствиям, что не одно поколение было вынуждено терпеливо, а иногда и с чувством отчаяния, восстанавливать баланс, некогда существовавший в природе и столь бездумно нарушенный ее «покорителями».
Великому Физику пришлось долго убеждать экологов, что экспедиция в интракосмос не нанесет вреда природе. Прогностическая модель, которую разработал УМ, помогла сломить их сопротивление.
Корреспонденты не удостоили присутствием старт «Геи»-автомата: сенсации не предвиделось. Помимо стартовой команды всего несколько человек, и среди них Седов, Великий Физик, а также ко-мандир будущего экипажа Виктор Соль, прибыли к назначенному часу на временный интрадром.
Наблюдая за приготовлениями к старту, Соль неодобрительно проронил:
– Не понимаю, к чему такая перестраховка? Послали бы сразу нас!
Покосившись на Седова, Великий Физик начал рассуждать о недопустимости неоправданного риска и даже вспомнил еще одну из старинных поговорок, к которым с недавних пор заимел пристрастие: «семь раз отмерь, один отрежь».
Соль хмуро слушал, всем своим видом выражая несогласие с этой, на его взгляд, излишне осторожной, если не трусливой позицией.
А Великий Физик, войдя во вкус, рассуждал о фантастичности предстоящего события, даже поименно перечислил писателей-фантастов прошлого, отправлявших своих героев в глубь Земного шара, – начиная с Жюля Верна и кончая Берроузом, автором романа «Тарзан в центре Земли».
– Читал? – спросил он под конец Соля.
– Не до чтения мне, – по-прежнему хмуро ответил тот.
Хмурый вид настолько не вязался с характером запредельного пилота, что по контрасту вызвал у Великого Физика непроизвольную улыбку. Впрочем, эта добрая улыбка, в свою очередь, могла бы показаться неестественной его коллегам…
– Ну и напрасно. Тогда бы знал, что куда более смелые писательские пророчества исполнились: и полет на Венеру…
– Подумаешь, – проворчал Соль.
– И даже твой запредел! Его ведь тоже впервые «придумали» фантасты. А путешествия к центру Земли – до сих пор их не-превзойденный «рекорд». Ведь интракосмос как был белым пятном на карте Знания, так им и остается! – полемизируя с Виктором, воскликнул ученый. – Для чтения всегда должно находиться время, – нравоучительным тоном добавил он, забыв, что сам не принадлежит к любителям «чтива» и делает исключение лишь для высокой поэзии, а фантастов «прорабатывал» в тщетной надежде обнаружить среди плевел жемчужное зерно.
Тем временем «Гея»-автомат погрузилась в земную твердь, и за разговором
Великий Физик упустил момент, когда она исчезла с лица Земли.
А рано утром его поднял с постели Седов:
– «Гея» возвратилась!
– Как это возвратилась? – не понял спросонок ученый.
– Подобно бумерангу! Вышла из-под земли в том самом месте, откуда стартовала.
– Такого не может быть! Чепуха какая-то!
В голосе Преземша прорезались властные нотки.
– Говоришь, чепуха? Так поезжай и разберись, что произошло!
– И поеду! И разберусь! – обиженно пробурчал Великий Физик.
Впервые в жизни он был обескуражен.
Дотошный осмотр «Геи», проведенный в его присутствии специалистами во главе с Эрнесто Бьянки, вскоре установил причину случившегося: в программе автопилота обнаружилась ошибка, которая и вызвала «эффект бумеранга».
Ошибку устранили, программу многократно проверили и перепроверили, однако через несколько часов после повторного старта (ни Преземш, ни Великий Физик на нем уже не присутствовали) «Гея» с непостижимым упрямством вернулась вновь, как будто что-то выталкивало ее из земных недр.
И опять в программе нашли ту же ошибку, но теперь уже обвинить в ней программистов было невозможно.
Когда «Гея» стартовала в третий раз, никто не сомневался в ее скором возвращении. Так и случилось…
Кибердиагносты объяснили «эффект бумеранга» необнаруженным компьютерным вирусом, который, якобы, начинает разрушать программу в процессе ее выполнения, вирусологи с ними не согласились. Возникла затяжная дискуссия.
И тогда под давлением Великого Физика Преземш был вынужден согласиться на экспедицию, но уломать медиков ученому не удалось…
14. Канувшие бесследноНаступил день старта. На интрадром, сооруженный в трехстах километрах от
Города Первых Космонавтов, вдали от молодых горных хребтов, в тектонически спокойной зоне, отовсюду начали стекаться люди.
«Эффект бумеранга» привлек внимание к экспедиции. Пресыщенные научными открытиями земляне поняли: на этот раз предстоит событие, по своей значимости сопоставимое с запуском первого пилотируемого космического корабля.
Церемонию проводов мог наблюдать каждый, где бы он ни находился, но многие захотели в ней участвовать.
Прибыли Преземш и Великий Физик. Их приветствовали, не проявляя любопытства, с достоинством, характерным для общества, в котором нет раболепия перед властью, да и сама власть не имеет ничего общего с элитарностью и вседозволенностью.
Великий Физик был грустен, хотя понимал, что решение медиков (врачи и автоматы-целители вынесли приговор не сговариваясь) справедливо и путь к центру Земли ему не осилить. Раньше он не замечал своей немощи, не придавал значения возрасту. Мозг работ ал продуктивней, чем в молодости, память могуче подкреплял УМ. А физические силы при его образе жизни затворника казались чем-то второстепенным.
Сейчас же Великий Физик словно прозрел, и картина, представившаяся его глазам, оказалась до ужаса неприглядной: он безнадежно состарился, и произошло это как-то вдруг, точно несчастный случай, который невозможно предвидеть!
С какой бы радостью поменял он все свои былые заслуги, алмазную ветвь Нобелевского лауреата, дипломы и титулы на членство в экипаже
«Геи»!
Соль начал было рапортовать Преземшу, но Седов остановил его.
– Вот кому вы должны отдать рапорт, – указал он на Великого Физика.
– Не надо рапортов, – прижал руки к груди ученый. – Дай, я тебя обниму, сынок! Счастья вам, родные мои. Я так мечтал быть с вами, но мне этого не дано. Я стар и слаб… Вы не можете взять меня с собой, так возьмите мою отеческую любовь!
Спустя час цилиндрическое тело «Геи» сползло со стапелей в чрево туннеля и медленно скрылось под землей. Некоторое время был слышен затухающий гул тормозных двигателей, затем над входным отверстием туннеля поднялось вулканическое облако: интракосмический корабль вошел в твердь.
На сверхдлинных радиоволнах донеслись слова Соля:
– Все в порядке, не волнуйтесь за нас!
И пошел поток телеметрической информации…
Еще несколько дней поддерживалась мириаметровая связь, затем сигналы потонули в шумах.
Минуло пять лет, десять, пятнадцать… «Гея» не вернулась. Безвестно канули Виктор Соль и его товарищи – интранавты.
Программу интракосмических исследований свернули, как связанную с неоправданным риском. Интрадром превратили в мемориальный комплекс. Над замурованным входом в стартовый туннель воздвигли каменную «Гею» – памятник трем отважным.
Великий Физик тяжело переживал гибель Соля и его товарищей:
«Один лишь я виноват во всем!»
Седов, как мог, утешал друга, но тот твердил:
– Я должен был разделить их судьбу!
Он забросил науку и часами просиживал в кресле, устремив взгляд в пустоту.
В день открытия мемориального комплекса Абрагам, обеспокоенный отсутствием Великого Физика на торжественной церемонии, поспешил навестить его.
Преземша встретил врач.
– Как он? – встревоженно спросил Седов.
– К сожалению, плох.
– Так что же вы? Соберите консилиум, подключите целителей! Я вам должен подсказывать?!
– Человека, который не хочет жить, не вылечишь, – устало сказал врач.
Высохший до костей, с лицом прозрачной восковой желтизны, съежился
Великий Физик в своем знаменитом кресле, которое сейчас не вибрировало: видимо, даже незначительная тряска причиняла старику боль. Его совсем еще недавно волнистые, тщательно причесанные фиолетово-седые волосы, как-то вмиг поредев, свисали тусклыми прядями. Все тот же темно-серый костюм казался непомерно большим, от его старомодной элегантности не осталось и следа…
– Привет, Павел! – выдавил Седов.
Великий Физик с трудом повернул голову.
– Я… ухожу… друг мой…
– Не говори чепухи! Ты еще совершишь не одно открытие!
– Нет, Абрагам… Это конец… Так обидно уходить побежденным… Я бросил вызов Всевышнему и наказан за гордыню…
– Ты же атеист!
– Да, я попрежнему не верю в Бога – библейского старца, стоящего над природой… – едва шевеля губами, прошептал Великий Физик. – Всевышний… это… материальная высшая сила за пределами человеческого разума…
Познать ее невозможно…
– Разве не тебе принадлежат слова: «невозможное невозможно»? – мягко сказал Преземш.
Не расслышав, старик продолжал шептать:
– Я… пытался… стать вровень с ней… И вот… чем… кончилось…
Его шепот становился все неразборчивей, он задыхался.
– Ты напрасно казнишь себя, – склонился к нему Седов.
Но ученый уже не услышал этих слов.
После похорон Абрагам пришел в опустевший кабинет друга с мыслью, что надо без промедления открыть здесь мемориал, пусть люди приобщатся к атмосфере высокого творчества, сохранят в памяти вещественное окружение
Великого Физика, так ярко отражающее его индивидуальность…
Но теперь Седова охватило сомнение. Павел всю жизнь был равнодушен к славе, чуждался популярности, ограждал свое «я» от бесцеремонного разглядывания. Как бы он отнесся к этой затее, не счел бы ее оскорбительной, не обозвал бы мемориал кунсткамерой? Ведь если рассудить,
Великий Физик не нуждается в увековечении, его уже увековечили сделанные им открытия.
«Вот меня наверняка забудут… – кольнула мозг горькая мысль. – И никакие мемориалы не спасли бы от забвения. Потому что не заслуживаю я того, чтобы обременять собой память поколений. Останусь строкой в энциклопедии, порядковым номером в длинном списке Преземшей…»
Седов долго еще ходил вдоль стеллажей, машинально трогал тисненные золотом фолианты. Утомившись, сел в кресло. Оно послушно завибрировало, слегка вытянулось, уютно облегло спину.
«Ему все равно, кто в нем сидит», – с неприязнью подумал Преземш.
Он попытался вообразить себя Великим Физиком, но так и не смог этого сделать. Машинально включил УМ. Ничто не изменилось. Не прояснился мозг, не снизошло вдохновение.
– Не желаешь меня признавать? – спросил Седов.
УМ не ответил…
