Текст книги "Народный быт Великого Севера. Том I"

Автор книги: Александр Бурцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Уехав с поля брани, Иван направился опять туда, где и ранее гулял его добрый конь на вольной волюшке, и, приехав в чистое поле, отпустил своего слугу верного – коня богатырского гулять себе на поле в широком просторе и пользоваться полной свободой. Отпустив коня, богатырь Иван пошел обратно в царский дом, в свои покои, и придя домой залег себе, по своему обыкновению, преспокойнейшим образом спать и уснул скоро крепким сном богатырским.

Тем временем китайский повелитель, на радостях, приказал устроить для всех своих подданных такой пир, какого никогда не бывало еще в том государстве, и повелел на пир тот звать всех, кто был на поле брани. И так долго веселились и пировали царские воины и другие из подданных и приближенных государи, и с ними тут же были и все члены царского семейства, и недоставало только одного зятя, мужа младшей царевны Лотаои – дурака Незнайки.

Тогда царевна, видя, что отсутствие ее мужа не совсем удобно в то время, когда другие зятья царские присутствуют здесь же, на пире, она пошла в комнату мужа своего, звать его быть на пире вместе с другими. Но, придя к нему, она увидела его спящим, и как ни старалась она, но никак добудиться не могла его. Во время бужения царевна вдруг заметила на голове мужа золотые волосы, что привело ее в немалое изумление. Потом., когда она снова принялась было будить Ивана, то вдруг увидела на руке его свой платок, тот самый, которым она пред этим завязала неизвестному ей рыцарю, после брани, раненную руку и который, несмотря на все их упрашивания, отказался ехать на пир во дворец. Тут только царевна поняла, что это он, муж ее Незнайка, был избавителем ее отечества и три раза подряд побивал вражеское войско, и, наконец, в третий раз убил и самого вождя неприятельского Полкана-богатыря.

Сделав такое неожиданное открытие, и узнав теперь – кто истинный избавитель ее отечества, и кому она обязана своим личным, спасением, царевна тотчас же побежала к отцу своему и сказала, чтобы он шел с нею в комнату ее мужа.

Китайский повелитель сию же минуту отравился вместе с младшею дочерью в. покои ее мужа, где в это время крестьянский сын Иван по-прежнему продолжал почивать своим крепким сном богатырским и ничего не подозревал о том, что над ним производилось наблюдение: сперва его женою, и потом и самим царем, разглядывавшим его, Ивана, с самым тщательным вниманием. При этом младшая царевна Лотаоя, обратясь к. своему царственному отцу, с гордостью и сознанием собственного достоинства, сказала ему:

– «Ну, вот, государь-батюшка, вы говорили мне, когда я просила вашего согласия на брак с моим теперешним мужем, что он дурак, и не умеет даже говорить как следует, и то же продолжали говорить и после свадьбы нашей, что я вышла за дурака, но посмотрите, попристальнее и повнимательнее на моего спящего здесь пред вами мужа, осмотрите его волосы и ту рану, полученную им в славной схватке богатырской от врага отечества нашего – Полкана, и собственноручно перевязанную мною моим же платком, – и вы тогда поймете и узнаете подлинно – кто лежит здесь перед вами!»

Тут только китайский повелитель узнал в спящем зяте того могучего и сильного богатыря, который так великодушно жертвовал собою ради спасения ею трона и всего отечества, и три раза выезжал на жаркий бой с превосходящим численностью войском неприятельским, и все разы, благодаря своей непостижимой ловкости, силе и храбрости, оставался победителем рати вражеской, закончив напоследок славным поединком с самим предводителем той рати, грозным Полканом-богатырем, которого убив, навсегда устранил опасность нового нашествия на китайское государство того войска. Только теперь понял царь, какого редкостного и дивного приобрел он зятя в лице спящего перед ним человека, которого выбрала в мужья себе его мудрая дочь Лотаоя, и который для него стал теперь мил, так же, как для царевны мил был ее муж и во все предыдущее время. И после такого неожиданного открытия радости и веселию царя не было пределов.

Когда проснулся от долгого и крепкого сна крестьянский сын Иван, то царь тотчас же подхватил своего богатыря-зятя под белые руки и повел его торжественно в свои роскошные и полные великолепия и блеска парадные чертоги, где публично перед всеми собравшимися там членами своего семейства и знатными приближенными искренно благодарил Ивана за его храброе заступничество за честь войска и государства китайского и за полное поражение вражеской рати, и тем оказанное навсегда избавление от нового нашествия этого погибшего ныне, грозного богатыря-Полкана, – на царство китайское.

После описанного выше события китайский повелитель так сильно полюбил и привязался к своему младшему зятю Ивану, что стал подумывать о том, чтобы по смерти своей сделать Ивана наследником всего государства. А так как царь был уже в довольно преклонных летах, то и решил, во избежание всяких недоразумений, передать управление царством еще при жизни своей, и вскоре после этого решения возложил венец царский на главу своего зятя, мужа дочери Лотаои, коего почитал он за своего сына, и передал ему все управление государством, как бы после смерти своей, и таким образом сделал он Ивана крестьянского сына полным властелином всего государства и законным повелителем Китая.

Приняв от тестя своего китайский престол, Иван начал разумно и мудро управлять вверенным ему государством, и был одним из лучших повелителей Китая.

С супругою своею, царевною Лотаою, которой он обязан был троном, он жил весьма любовно и в полном во всем согласии, и прожили они так долгую жизнь. Процарствовав многие годы и счастливо прожив с женою, они с честию кончили век свой, оставив по себе, в среде своих подданных и приближенных, добрую память.

СКАЗКА

о хозяине и работнике

В одной деревне, отстоящей в верстах четырех от города, жил-был один человек, имевший очень вспыльчивый нрав, благодаря которому он часто оскорблял крестьян, приводя тем последних в сильное негодование.

В один прекрасный день, человек этот, дал своему работнику несколько денег, приказав купить на данные деньги десяток яиц для него, и купив, сварить их так, чтобы они были не очень густы и не очень жидки. Получив этот приказ, работник живо собрался и съездил в город, где купил назначенное ему количество яиц и поехал с ними обратно, варить яйца эти всмятку.

Приступив к варке и стараясь точно выполнить желание хозяина, он стал внимательно следить за их готовностию, зная, что в случае неудачи, его хозяин, будучи крайне вспыльчивого характера, может очень прогневаться на него. А потому работник ежеминутно наблюдал с особенным вниманием за варившимися в кастрюле яйцами. Но как ни старался он о том, чтобы яйца не переварились или не доварились, – все-таки никак не мог узнать определенно о внутреннем состоянии их, и поэтому решился на единственное, по его мнению, средство, приготовить яйца, как желал его хозяин: он взял одно яйцо и, разбив его, – вылил себе в рот. Потом, желая справиться о другом яйце, – он поступил по примеру первого, а затем стал удостоверяться о готовности варившихся яиц, продолжая над ними одинаковый с первым способ.

В скором времени от десятка осталось всего три штуки яиц, которые работник не решился уже пробовать, а, вынув из кастрюли, и положив на тарелку, – подал их своему хозяину.

Увидев вместо десяти только три яйца, хозяин, вспыхнув, громогласно закричал на своего работника: «Как, разве я приказывал тебе купить столько, сколько лежит здесь, предо мною?!» Испугавшись хозяйского гнева, работник со страхом отвечал своему сердитому хозяину: – «Милостивый государь! я в тонности исполнил ваше приказание и купил ровно столько, сколько вы приказать изволили; но, желая угодить вашей милости и приготовить яйца такими, как вы того хотели, я, боясь, как бы они не переварились, и вместо всмятку, чтобы не сделались бы вкрутую, я их пробовал и семь штук из них употребил на пробу».

– «Ах ты, плут этакой! – вскричал хозяин, – как, ты их съел?!» – последний вопрос рассерженный хозяин повторил три раза. При таком обороте дела бедный работник растерялся окончательно и не знал, что сказать и что ему делать и, предположив, что хозяин повторением вопроса желает узнать, как именно ел он варившиеся яйца, купленные для хозяйского стола, работник решился показать хозяину над последними оставшимися тремя наглядный пример того, как пробовал он первые семь штук, и, взяв эти три яйца с тарелки, последовательно разбил и выпил одно за другим все три штуки, проговорив при этом: – «Вот, сударь, как я их ел».

Как ни был раздражен и разгневан в этот момент хозяин, но, видя такую своеобразную находчивость и сообразительность в своем виноватом работнике, не мог удержаться от смеха и на сей раз простил его за сделанный им проступок.

По прошествии некоторого времени после описанного выше случая, хозяин, собираясь ехать в гости к своей сестре, сказал своему работнику, чтобы он приготовился сам, а также подготовил бы и все необходимое для дороги к утру другого дня. Выслушав приказание хозяина, работник спросил его: – «Не прикажете ли захватить с собою заодно и хорошего завтрака или ужина?»

Но хозяин восстал против намерения своего работника, строго запретив ему обременять какими бы то ни было лишними припасами ехавшую лошадь, добавив при этом, что надеется приехать к месту назначения еще задолго до захождения солнца.

Но работник, зная быстроту бега хозяйской лошади, рассудил иначе, и запасся на дорогу изрядным количеством разных съестных припасов на ужин, припрятав весь запас как можно подалее от глаз хозяина.

На другой день, едва только утренняя заря успела прогнать ночную тьму, как хозяин приказал своему работнику подавать лошадь и, сев в экипаж, они тронулись в назначенный путь. Ехали они долго, а проехали только половину пути, и хозяин, видя, что ошибся в своем предположении, стал говорить своему работнику, что, как ни торопись, а до ночи им, пожалуй, все равно не успеть добраться до конечной цели их пути; да к тому же начинало уже и смеркаться, и, понимая теперь ясно, что далее, в ночной темноте, ехать будет не особенно-то хорошо да и не совсем безопасно, – хозяин тотчас же приказал своему работнику остановиться и не ехать дальше, пока не станет рассветать, решив при этом остаться ночевать здесь, на поле, в своей повозке.

Подъехав к стоящему в стороне сенному стогу, работник распряг лошадь и, вынув из повозки мешок и захваченный им в дорогу запас провизии, забрал с собою все эти предметы и полез себе преспокойно на сенной стог. Забравшись туда, запасливый работник влез в взятый с собою мешок и, расположившись таким образом, как только можно было поудобнее, принялся за свой ужин.

Тем временем хозяин, расположившийся было на ночлег, почувствовал сильнейший голод, и, услыхав, что работник его на стоге что-то ел, спросил его: – «работник, чем ты утоляешь свой голод?» А работник, смекнув, в чем дело, отвечал ему: – «Сеном, сударь». – «Так поделись и со мною», – сказал хозяин. Работник тотчас же выскочил из своего мешка, и выдернув из стога клочок сена, подал последнее своему недогадливому хозяину. Взяв поданное сено, и отделив из него несколько травинок, хозяин положил их в рот и стал нехотя жевать это необычайное для человеческого вкуса блюдо. Но едва от только начал пережевывать сухое сено, как в ту же минуту почувствовал к этому странному блюду полное отвращение и с величайшим омерзением выплюнул его вон, дивясь в то же время, как это мог есть его работник такую отвратительную гадость, да к тому же еще твердую настолько, что все зубы переломаешь.

Итак, не став продолжать предложенного его работником ужина, наш хозяин остался на всю ночь голодным, и потому, желая как-нибудь поскорее скоротать предстоявшую впереди только что начавшуюся ночь, хозяин решил лучше опять лечь спать и таким образом незаметно дождаться следующего утра.

Но видно судьба преследовала нашего хозяина в эту злополучную для него ночь. Едва только улегся он спать на дно своей повозки, как вдруг неожиданно задул сильнейший северный ветер, и наш хозяин так здорово продрог от стужи, что не зная, чем и как спастись от нее, так как сам он был одет по-летнему, а с собою на случай холода ничего не захватил. И вот опять обратился хозяин к своему работнику, мысленно надеясь, узнав, как тот спасается от холода, перенять от него пример и самому поступить так же. На вопрос хозяина: «на чем ты лежишь?» работник отвечал ему: «на мешке». – «А что у тебя в головах?» – продолжал допытываться хозяин. – «Мешок же». – «А в ногах?» – «Тоже мешок, сударь» – «А чем ты одеваешься?» – «Мешком же и одеваюсь я, сударь». – «Тьфу ты! что за черт! да сколько же у тебя мешков? Дай мне хотя один». – «Да у меня, сударь, у самого всего только один мешок имеется, который все нужды мои исправляет».

Так и пришлось хозяину, оставшись ни с чем, мучаться всю ночь до самой зари от голода и холода. А хозяйский работник спал во всю эту ночь самым преспокойным образом, так как плотно поужинав запасенной им на дорогу провизией, тепло и уютно устроился себе на сенном стогу, весь с головой залезши в большой и толстый мешок, который ни малейшей не пропускал сквозь себя стужи и ветра.

На следующее – после описанной ночи – утро, едва только стало рассветать, хозяин, промучившийся всю эту ночь, приказал своему работнику немедленно же готовиться в дальнейший путь и как можно скорее запрягать лошадь. Когда все было уже готово и можно было отправляться в дорогу, то хозяин вздумал почему-то разыграть из себя что-то такое, что было одному ему только понятно. Он вдруг обратился к своему работнику и начал отдавать ему следующее приказание: – «Как только мы придем к дому сестры моей, то я, войдя в комнату и сев на стул, закричу тебе неизвестные слова, а ты, услыхав это, тотчас же объясни сестре моей, что это по-немецки я приказываю тебе накрывать немедленно же на стол, что в точности сию же минуту и исполни». Выслушав сказанное хозяином, работник отвечал ему, что все это будет исполнено так, как он, хозяин, того желает.

Наконец, после неближнего пути, хозяин с работником приехали в место жительства сестры хозяина. Когда последний взошел в дом, то, как и говорил ранее, уселся в комнате на стул и закричал неизвестные и ни для кого не понятные слова, полагая, что сестра его, не знавшая по-немецки, будет крайне изумлена, услышав от брата незнакомую речь.

Но работник, хотя и обещал хозяину исполнить его желание, тем не менее, все-таки вздумал поступить иначе и проучить своего хозяина, чтобы впредь он был умнее и не разыгрывал бы из себя образованного господина, когда на самом деле этого нет, а потому работник, вместо накрывания стола, подошел к сестре хозяина и тихонько шепнул ей на ухо, чтобы она поскорее приказала затопить свою баню, и, сказав это, сам тотчас же вышел вон из комнаты. Оставшись один, хозяин полагал, что его работник пошел приготовлять посуду для накрывания стола, а потому все время терпеливо сидел и ожидал: когда же будет, наконец, накрыт стол и подано кушанье. Но сколько он ни сидел, а все никто не являлся в комнату, и прошло уже несколько часов, когда наконец в комнату вошла его сестра и согласно его приказанию на немецком языке, предложила ему идти в баню.

Видя, что дело неладно, хозяин закричал своего слугу уже по-русски, и когда тот явился, то хозяин накинулся на него и сказал с озлоблением: – «Ведь я же тебя предупредил об том, что скажу немецкие слова, которые означают, чтобы накрывали на стол, почему же ты не исполнил моего приказания?!» – «Ах, сударь, – отвечал работник, – так вот вы и сказали бы прямо по-русски, и я в точности исполнил бы ваше приказание, а то говорите по-немецки, когда сами изволите знать что я на немецком языке ни говорить, ни понять – ничего не могу».

И так, этим последним событием, работник дал урок хозяину, чтобы этот последний был вперед умнее и не говорил бы по-немецки с теми, кто этого языка не знает.

СКАЗКА

о петухе и курах

I

Господину нашему, всякой милости творителю,

И при своем благодарном доме хранителю;

И с любезною нашею сожительницею,

Всякий день нашею кормилицею:

Слезное прошение приносим.

И милостивое решение учинить просим:

Бьют челом и плачутся по вашей охоте

Обретающиеся куры при домашней роте:

На мужа своего куропатку

За непостоянную его ухватку.

А о чем наше прошение слезное:

Просим учинить милосердие полезное.

Жительство мы имеем, ваши курицы —

В артиллерийской Пушкарской улице;

А при нас вышеписанный муж наш петух белый;

К топтанью нас был смелый.

И к тому же третий год находится,

Как он снами при вашем доме водится;

К тому ж тут от курицы рождение имел.

Где ни захватил нас – топтать был смел:

Чем мы зело были от него довольны,

Всегда послушны ему и склонны.

И от него были одолжены, так как послушные его жены;

И после топтания хвостом трясли.

А вам от того часто яйца несли,

И при доме вашем во всякой верности служили,

И многих на племя деток выводили.

Известны о том ближние наши соседки,

Что нынешним летом были у нас три наседки;

И одна так на яйцах сидеть трудилась,

Что от великой прилежности умертвилась.

Из нас же одна, бедная, попечение имела:

Не оставивши яйца, – благополучно досидела.

О верности нашей самим вам известно,

Как служить вам нелестно.

А сего месяца, только не упомню, которого числа,

Внезапно к нам старая курица пришла;

Объявила нам непристойные вести,

Которые мы сошлися слушать вместе:

Что, вышеписанный муж наш, петух,

Без ведома нашего пропал вдруг.

Прежде обретался всегда с нами вместе,

А сего числа оставил нас одних на насесте;

И видимое дело, из дому нашего бежал,

А из нас, кур, никто его не видал.

И так, нас, бедных, в печали оставил,

Вечно по себе тужить заставил.

И без него некому нас стало топтать,

А к другому мужу не скоро можем пристать.

Иной так нам не может услужить,

А с ним мы обыкли совестно жить.

Без нас он мало и корму клевал:

Всех нас во едину компанию скликал.

А приметами – платьем – был белый;

И своим видом очень веселый.

Хохол не большой, однако ж в особливой примете,

Как женщина в преизрядном корнете;

Хвост, как павлин распускает;

Голос пением ясно распространяет:

Слыша то пение, всякому человеку,

Днем и ночью – любимый дон Кекереку.

Ноги имел короткие и бегал скоро

В нем же иногда находилась ссора;

Часто получал и великие прибытки:

С прочими петухами выходил на поединки,

Которых доставлял до немалой беды:

Разбивал головы их и гребни до руды.

Пресильно к баталии был смел,

И паче в ногтях острых крепость имел.

Мы в его ведомстве были регулярны:

Сам идет по улице пред нами впереди,

А мы искусно следуем все сзади.

Водил нас строем к корыту корм кушать,

А мы его повеления готовы были слушать.

А теперь некому нас, бедных, строем водити,

И довольно пищею кормити.

Того ради вам, нашему хозяину объявляем:

Что мы своего мужа сутки не видаем.

Соблаговолите об этом написать билеты,

И изъяснить вышеписанные его приметы.

А паче обыскать во всех улицах:

Не сыщется ли где при чужих курицах?

Может быть, кроме нас полюбил,

То так смеленько и поступил.

И прежде находился в таковых доводах:

С чужими курами гулять не в своих огородах.

Из нас некоторые в доме старые куры —

Присмотрели за ним не малые амуры.

И о вышеписанном пишем вам во известие.

А нам муж наш учинил бесчестие.

Рапорт прислан из Туля

Того месяца июля.

Мы куриного роду —

Пьем всегда воду,

К рапорту руку не приложили,

Но так предложили.

Понеже ходим не руками,

Но по нашей природе ногами.

На том рапорте подписано получение

И того петуха отлучение.

Получен вышеписанного числа и лета,

А о побеге петуха бумажка эта.

Взяв в курятник написать билеты,

И того петуха прописать приметы,

Которые немедленно объявить,

Дабы оного беглеца ловить.

Из куриного роду того регулярства

Послать в погоню кур целое капральство,

И с ними индейского петуха с билетом ясным,

Купно и носом его красным.

Поймав того петуха, ни в чем не помогать:

Взяв, в тяжкие железа заковать,

И вести к курам скованного всю дорогу,

А есть давать очень понемногу.

Приведши в курятник,

В железах посадить,

А о том приводе

Мне объявить.

Посылается билет с индейским петухом

Билет объявляется в Пушкарской слободе, жителям

Той слободы и посторонним служителям,

Что сего месяца нечаянно вдруг

Из дому моего бежал петух;

А приметами оный: перьями белый

Со всего виду, а корпусом веселый.

Еще ж был в особливой примете:

Хохол подобен – якобы женщина в корнете.

Ногами от прочих – гораздо коротенек,

Ростом не велик, но не маленек.

А от роду ему будет не более трех лет,

У которого еще и бороды нет;

А имя ему – Куропаткою назывался,

Когда он при доме моем обретался.

И ежели у кого сыщется на насесте,

С домашними курами вместе,

Те б люди в доме у себя не держали,

Немедленно мне об нем объявляли;

А за такое их скорое объявление

Дано будет немалое награждение,

А именно: яйцо выеденное, пустое,

А другое, лишь скорлупа толстая.

Сверх того – кто сего определения не послушает,

За обыскание петуха вместе с курами – покушает

Квасной гущи, смешанной с отрубями,

И почтен будет пред прочими людями.

II

Об объявлении петуха

Сего месяца, как стало быть известно

Пришел обыскатель, объявил словесно:

Что белого петуха в слободе нашел,

Чего ради и объявить об нем пришел.

А сыскал-де ни у кого более иного,

Кроме человека мастерового.

Против оный петух найден,

И в дом хозяина приведен,

Который спрашиван и в допросе показал,

Зачем от двора своего отстал.

III

Вопросные пункты

Вопрос 1.

Сколько тебе, петух, от роду лет и годов;

Из каких ты бывал прежде родов;

Давно ль при доме хозяйском обретаешься

И с курами его в компании знаешься?

Ответ.

От роду мне более трех лет не признаваю,

И с того времени с курами пребываю.

Родился я в Пушкарской улице,

В доме хозяина от белой курицы.

Высижен из яйца, из него лупился,

И с того времени неотлучно при доме находился.

Вопрос 2.

А сего месяца и числа с какого виду отлучился,

И хозяина в доме не спросился;

Также и женам про то не объявил,

Так самовольно поступил,

И ночевал с чужими курами вместе

Не в своем доме, – на чужом насесте?

Ответ.

Того числа я из дому отлучился,

И в вышеописанном доме на насесте явился;

Затем, хотя того чинить было не надлежало,

Только одна ко мне курица прибежала,

Позвала к себе на время посидеть:

Хотела со мною компанию возыметь.

Того ради и с тем резоном и отлучился,

Вместе с нею кушал и повеселился.

Вопрос 3.

Против твоей отлучки не имел ли амур:

Не топтал ли чужих кур?

И ежели топтал, каких приметом,

И много ль оных было счетом?

Ответ.

Чужих кур топтал, что мне повинны,

А домашние стали быть противны.

Когда захочу топтать – то не приседают,

Но, видя меня, далеко прочь отбегают;

А я на коротких ногах не могу догнать:

Того ради принужден чужих топтать;

И оных я не считал:

Где которую поймал, тут и топтал.

Чужие верно любить меня обязались;

Старые и молодые куры часто попадались.

Вопрос 4.

О оном без позволения, признаешь ли себя вина,

Что так учинил противна?

Ответ.

Я в той винности мало признался;

Разве о своем отлучении вам не сказался;

А впредь того дела и чинить не буду:

Чужих кур топтать позабуду.

Вопрос 5.

А о том твоем побеге, без всяких фигур —

Не видал ли кто из домашних кур?

Ответ.

Никто не видал: я сам тайно ушел,

И к чужим курам в гости пришел.

Вопрос 6.

В том сущую правду сказал?

Ответ.

Истинно. Ни единого слова не солгал.

Ах, мои лапушки верные,

Супруги нелицемерные!

Почто оставили петушка,

Любезного своего дружка.

Перестаньте на меня нападать:

Киньте крупок поклевать.

Истинно устали мои ножки;

И в зобу нет ни крошки.

Как бы я чужих кур не топтал,

То б и колодок не видал.

Хотя им и мужем нарекался,

А теперь для них в беду попался.

IV

Определение по суду

Настоящим делом

Учинить штраф над петухом белым:

За отлучку его из дому от своих кур

И о возымении с чужими амур: —

Посадить в курятнике в две колодки,

А на карауле поставить из кур две молодки.

И в том курятнике три дня пребывать,

И есть ему ничего не давать.

После трех дней веником бить,

Чтобы перестал к чужим курам ходить.

И наказанье учинить при собрании кур в строй;

А каждая курица при экзекуции стой.

И объявить: ежели впредь будет так поступать,

То не такой штраф учинять;

И никаких определениев не послушают, —

Приятно в пироге скушают.

СНЕЖНЫЙ РЕБЕНОК

Поехал в Астрахань из Вологды купец,

И там жену оставил.

На Волге в три года он все дела исправил.

И наконец

К жене в свой город возвратился.

Но как же удивился,

Увидя мальчика при ней почти двух лет.

– «Скажи-ка мне, мой свет»,

Спросил он у нее, – «да чей ребенок это?»

– «Наш, батюшка. Вот третье лето

В Петров пост будет, как я Петю родила»

– «Помилуй: три года без меня была!»

– «Что делать – виновата:

Снежинка как-то в рот попала мне зимой

И от того, родной мой,

Я сделалась брюхата.

Не веришь? – скажет вот Ивановна, кума,

Что девочку она так родила сама.

Смотри, как Петя мил: какой он белый, нежный,

И видно, что уж снежный.

Да поцелуй его». Купец поцеловал,

И более жены расспрашивать не стал.

Она лисой к нему ласкалась,

Всем угождать ему старалась, —

И только что с одной Ивановной, кумой,

Тайком над ним смеялась.

Лет через шесть купчина мой

Собрался в Астрахань опять, и взял с собой

Петрушку пасынка. Тогда была весна;

А воротиться с ним он обещал зимою.

Не смела тут ему противиться жена:

Скрепясь, сынка благословила,

И правду молвить – не без слез, —

В путь дальний мужа отпустила.

А тот – в Москву приемыша завез,

Да против женина желанья,

В сиротский дом отдал для воспитанья.

Пришла зима. Приехал муж один.

Мать бедная своей беды еще не знает,

И за воротами хозяина встречает.

– «А, здравствуй, батюшка! где ж Петенька, наш сын?

Ох, не озяб ли он?» – «Нет, не озяб – растаял

Он в Астрахани от жаров.

Признаться: – этого, жена, я сам не чаял.

Да сделался уж грех таков!

Немудрено: ребенок слабый, нежный, —

А там жары не то, что здесь, —

В минуту бедненький растаял весь.

И, видно, что был снежный!»