Текст книги "О смелых и отважных. Повести"

Автор книги: Александр Власов

Соавторы: Аркадий Млодик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

ЧАСТЬ 2
СНОВА В «АРМИИ»

Недалеко от озера Байкал есть небольшая станция. В одном из бревенчатых домиков, разбросанных вдоль железной дороги, расквартировалась вся армия Трясогузки. Как только разгромили Колчака, так и привёз Платайс трех мальчишек на эту станцию.

Жили в домике два старых учителя – муж и жена. Платайс знал их давно. У них он и оставил ребят. Старики строгие – не разбалуешься, но зато научиться у них можно было многому.

Платайс пробыл на станции недолго. Уезжая в свою часть, он сказал ребятам:

– Сейчас у меня три сына. Мне бы хотелось, чтобы мы всегда были вчетвером. Но это не от меня зависит. Кто будет плохо учиться, тому придётся распрощаться с нашей семьёй. Нам неучи не нужны!…

Мальчишки мечтали стать разведчиками, а пришлось взяться за тетрадки. Уроки начались сразу же после отъезда Платайса. Соскучившись по любимому делу, старики превратили свой дом в настоящую школу со звонком-будильником, с большими и маленькими переменами, с классным журналом, с пятибалльной системой оценок.

Первое время даже Мике было трудновато, а Цыгану и Трясогузке такая жизнь казалась нестерпимо тягостной. Они с тоской поглядывали на проходившие мимо поезда и, вздыхая, вспоминали вольную беспризорную «житуху». Убежали бы мальчишки от стариков, но Мика не соглашался…

Так прошла зима. Наступила весна. Однажды ночью с товарного поезда, притормозившего у станции, спрыгнул Платайс.

Мальчишки спали и не слышали, как он постучал в дверь и потом долго разговаривал со стариками. Платайсу нужно было забрать с собой Мику. На какое время и зачем, он не мог объяснить. Сказал только, что это совершенно необходимо.

Старая учительница покачала седой головой.

– Невозможно.

– Почему? – удивился Платайс.

– Двое других убегут.

Ребята думали, что их тайные помыслы не известны приютившим их старикам, но Мария Федоровна и Геннадий Петрович за свою жизнь много повидали разных мальчишек и научились разгадывать их секреты.

– Обязательно убегут! – подтвердил Геннадий Петрович. – Нам за ними не уследить.

Платайс долго не раздумывал. Этой же ночью было решено, что Цыгана и Трясогузку временно отправят в детдом. Оттуда убежать не так просто. А когда вернётся Мика, три друга опять поселятся в домике старых учителей…

Утром зазвонил будильник, и день начался, словно ничего и не произошло. Платайса уже не было, и мальчишки так никогда и не узнали о его ночном приезде. Он вернулся дня через два с какой-то молодой красивой женщиной в кожаной куртке, в высоких кожаных сапожках. Было в ней что-то необычное – удивительная лёгкость, плавность. А Платайс показался мальчишкам более суровым, чем обычно. Он увёл ребят в комнату и запер дверь.

– Садитесь! – произнёс он так, что мальчишкам стало не по себе. – Начнём наш семейный совет… Мне требуется помощник… Один! И вы сами выберете, кто поедет со мной.

Мика и Цыган вскочили, но Трясогузка схватил их сзади за рукава и заставил сесть.

– Нечего выбирать! – решительно заявил он.Я старше и сильнее всех – мне и ехать.

– Верно, – Платайс кивнул головой. – Ты старший и самый сильный. Но есть ещё одно условие: нужен тот, кто похож на девочку.

Мальчишки внимательно посмотрели друг на друга, будто встретились впервые.

– Только не я! – усмехнулся Трясогузка. Он был бы оскорблён, если бы его признали хоть чуточку похожим на девчонку. – Это не моё дело!

– И не моё! – воскликнул Цыган. – Мика похож!

Мика обиженно надул губы.

– Ну и что!… Ну и поеду, если нужно!

– Так как же решим? – спросил Платайс.

– Уже решили, – ответил Трясогузка. – На это дело Мика в самый раз.

– Мика так Мика, – согласился Платайс. – А теперь второй вопрос… Тут уж право выбора за мной. Скажу вам прямо: боюсь, что без Мики вы сбежите.

Трясогузка по старой привычке покачал правой ногой и улыбнулся.

– Хи-итрый!

Улыбнулся и Платайс.

– Хорошо, что мы поняли друг друга… Пока Мики не будет, я прошу вас пожить в детдоме. Всего несколько месяцев…

Цыган дёрнулся, но Трясогузка осадил его.

– Поедете на Волгу, – продолжал Платайс. – Купаться будете, рыбу ловить… И мальчишек там много – не заскучаете.

– Ладно, – сказал Трясогузка. – Поедем.

Платайс не ожидал, что удастся так легко уговорить ребят.

– Поедете не одни – с провожатым! – предупредил он и, вплотную подойдя к Трясогузке, испытующе посмотрел ему в глаза.

Мальчишка выдержал этот взгляд и спросил, кивнув на дверь в соседнюю комнату:

– С этой тёткой… которая приехала?

– Да. Зовут её тётя Майя.

Цыган вспомнил её лёгкую воздушную походку.

– Она что – артистка?

– Почему ты так думаешь? – удивился Платайс.

– У нас в цирке гимнасты так ходили. Как с крыльями.

– Это замечательная женщина! – уважительно произнёс Платайс, так и не ответив на вопрос Цыгана…

Сборы были короткие. К вечеру все приготовили в дорогу. Поезд на запад шёл ночью, в половине третьего. С ним отправлялись Трясогузка, Цыган и тётя Майя. Поезд на восток, которым уезжали Платайс и Мика, прибывал на станцию в десять утра. До двух часов ночи можно было поспать. В последний раз улеглись ребята рядышком на своих койках в задней комнате. Не спалось. Трясогузка проворчал:

– Хи-итрый!

Все поняли, о ком он думает.

– И про девчонку, наверно, схитрил!… Но ничего! – Трясогузка загадочно прохихикал в темноте. – Мы тоже не дураки!

– Сбежите? – спросил Мика. Он с самого начала догадался, что Трясогузка неспроста прикинулся таким покладистым парнем.

– Не-ет! Ершей из Волги таскать будем! – съехидничал Трясогузка и неожиданно заговорил приказным командирским тоном: – А ты вот что!… Тебе такое задание: рисуй трясогузку мелом!

– Тебя? – не понял Мика.

– Птицу, а не меня! – рассердился командир.

– А где?

– Где попало!… Везде!

– Так ведь не найдёте, если где попало!

– Не твоя забота!…

Со стариками распрощались дома, а Платайс с Микой проводили ребят до поезда.

Пассажиров на станции не было. В вагонах спали. Платайс вскочил на высокую подножку, распахнул дверь в тёмный тамбур, впустил туда мальчишек и вернулся к Майе, оставшейся у вагона.

– Постарайся подружиться с ними.

Женщина ласково взяла Платайса за руку,

– Не беспокойся. И будь там осторожен.

Они оба посмотрели на вагон. Из тамбура доносились негромкие голоса, но мальчишек не было видно.

– Будь осторожен! – повторила Майя.

Загудел паровоз.

– Мика! – крикнул Платайс.

Мика спустился по ступенькам вниз. Поезд тронулся. Майя стояла в дверях тамбура и долго махала рукой. Мальчишки больше не показывались. Платайс огорчённо вздохнул.

– Обиделись все-таки…

– Наверно, – сказал Мика.

Он тоже не знал, что Трясогузки и Цыгана уже не было в вагоне. Под шум тронувшегося поезда они открыли дверь на другую сторону, соскочили и спрятались в придорожных кустах. Мальчишки видели, как Платайс и Мика, проводив поезд, медленно пошли прочь от станции и скрылись в тёмном переулке, ведущем к домику стариков…

Утро застало Трясогузку и Цыгана в сарае с сеном недалеко от сторожки путевого обходчика. Проснувшись, Трясогузка потянулся с приятным хрустом. Давно он не спал так сладко. Рядом, зарывшись в сено с головой, посапывал Цыган. На гвоздике висела неразлучная гитара.

– Проснись, свободный человек! – торжественно сказал Трясогузка и потряс Цыгана за плечо.

– Чего ты? – недовольно отозвался тот. – Будильника ещё не было!

– И не будет! Нету больше будильника!… Вставай, боец! Ты снова в армии! Ура-а-а!…

Цыган раскрыл глаза, увидел вокруг себя сено, глубоко вдохнул слабый выветрившийся за зиму аромат и широко улыбнулся.

– Откололи мы номерок! Гвоздь программы! Факир был в ударе! Алле-е ап!

Он несколько раз перекувырнулся через голову, шлёпнулся на спину, раскинул руки и ноги и уставился в дырявую крышу сарая.

– Завтрак! – объявил Трясогузка и развязал довольно объёмистый узел с едой, приготовленный в дорогу заботливыми стариками. – Не опоздать бы! – Прищурившись, он посмотрел в щель на солнце и определил: – Девять скоро!

Поели быстро и молча – все обговорили ещё ночью. План Трясогузки был прост и гениален. Они уедут вместе с Платайсом и Микой – на том же самом десятичасовом поезде.

В половине десятого мальчишки уже пробирались к станции. Трясогузка вёл Цыгана обходным путём через густые кусты с клейкими, только что распустившимися листочками. Залегли метрах в десяти от железнодорожной насыпи. Трясогузка выглянул из-за куста и сразу же увидел Мику и Платайса. Они сидели на старых шпалах, разбросанных у канавы, и о чем-то разговаривали, ожидая поезда.

– Здорово! – насмешливо сказал в их сторону Трясогузка и повернулся к Цыгану. – Сидят – балакают… Хитёр, а и мы тёртые! На хвост сели – не сгонишь!

– Я ж говорю – факир в ударе! – похвалил его Цыган. – А докуда мы поедем?

– Докуда они, а там посмотрим…

Поезд пришёл без опоздания, и сразу же рухнул гениальный план Трясогузки. Мальчишки и Платайс одновременно увидели во втором вагоне Майю. Она что-то кричала, соскочила на ходу и побежала к Платайсу.

Трясогузка ругнулся и потащил Цыгана в глубь кустов.

– Искать будут! – пояснил он.

Но их не искали. За ночь в ту и другую сторону прошло несколько грузовых составов. Платайс был уверен, что мальчишки уехали на одном из них. Да и времени не было на поиски. Поезд, с которым вернулась Майя, стоял всего две минуты, а следующий прибывал на станцию лишь вечером. Платайс не мог ждать его.

Часа через два Трясогузка с Цыганом снова пробрались к станции, постояли около рельс.

– Факир! – раздражённо фыркнул Трясогузка. – Такому факиру руки и ноги обломать надо!

Цыган попробовал оправдать командира.

– Ты разве виноват?… Кто ж знал, что она такая блоха? Прыг – и обратно!

– Отстань! – прикрикнул на него Трясогузка. – Защитник нашёлся!

Вдоль колеи они дошли до того места, где недавно Платайс с Микой ожидали поезда, сели на те же шпалы и вдруг командир треснул Цыгана по спине:

– Ты смотри! Смотри!

На просмолённом чёрном боку шпалы белела, растопырив крылья, нарисованная мелом птичка, а рядом была написана какая-то галиматья: «Рита-чита, сядь в корыто».

Трясогузка ещё раз наградил Цыгана восторженным шлепком по спине.

– Объявляю Мике благодарность!… Запиши!

Цыган поводил пальцем по лбу и доложил:

– Записано!… Только что это он тут нацарапал?

– Чушь – для отвода глаз.

– Чушь? – переспросил Цыган, приглядываясь к надписи. – Не чушь! Это он про Читу! Это – Чита! Они в Читу поехали!

Мальчишки вскочили, схватились за руки и от радости запрыгали. Цыган поскользнулся и съехал в канаву, потащив за собой и командира. В канаве было сухо, зеленели щетинки весенней травы. Упёршись ногами в дно, ребята лежали на крутом склоне и смотрели в небо.

– А ведь Чита сейчас у белых! – вспомнил Цыган. – У семеновцев!

– Платайса к красным не пошлют, – ответил Трясогузка. – Он же разведчик!…

ПЕРВАЯ ПРОБА

В кабинете, кроме Платайса, сидели начальник дивизии, военный комиссар и начкомпешраздив. Это длинное словечко обозначало должность начальника команды пеших разведчиков дивизии. Все выжидательно смотрели на дверь.

Она приоткрылась, и в кабинет вошла девочка лет тринадцати в широкополой шляпе с бантом, в белом нарядном платьице. В правой руке она держала поводок. Девочка хотела сделать реверанс, но поводок вдруг резко натянулся и чуть не опрокинул её на спину. За дверью послышалось грозное рычание.

– Чако! Чако! – закричала девочка грубоватым голосом.

В коридоре перед кабинетом, вздыбив на загривке шерсть, стояла большая овчарка в наморднике. Тётя Майя осторожно подталкивала собаку сзади. Но овчарка угрожающе рычала и не двигалась.

– Отставить! – сказал начальник дивизии и широкой ладонью провёл по гладкому выбритому до синевы черепу. – Чтобы приручить эту собаку, нужен не один месяц, а у нас – считанныe дни. Уведите её!

Девочка огорчённо протянула поводок тёте Майе и не очень уверенно сделала, наконец, реверанс.

– Спокойно! Спокойно! – произнёс Платайс. – Пройдись по комнате.

– И сними, пожалуйста, шляпу, – попросил военный комиссар, молодой и, вероятно, очень весёлый человек с большими карими чуть навыкате глазами.

Девочка сдёрнула шляпку и порывисто прошагала от двери к окну и обратно. Новые большие туфли на низком каблуке деревянно постукивали по полу.

– Не велики они? – спросил начкомпешраздив.

– Малы! – ответила девочка тем же грубоватым голосом. – Я уже палец натёр… ла!

Начальник дивизии снова с явным неодобрением погладил рукой по бритой голове, а Платайс сказал:

– Больше нельзя – будет слишком заметно!… Ходи, ходи – дай присмотреться. И не вышагивай, как солдат в юбке! Семени ногами!

Девочка несколько раз прошлась по кабинету, поправляя рукой смолисто-чёрные волосы, гладко зачёсанные назад и стянутые на затылке в крохотный пучок. Лицо у неё было бледное, худенькое, плечи костлявые, ноги тонкие. Казалось, что девочка только вчера встала с кровати после тяжёлой болезни.

Начкомпешраздив подозвал её к себе, усадил рядом на стул и, переглянувшись с начальником дивизии, спросил:

– Как тебя зовут?

– Мэри! – ответила девочка и покраснела.

– А почему ты краснеешь?

– Стыдно… Голос у меня очень хриплый… После тифа. И волосы ещё не успели отрасти. Меня обстригли, когда я болел… ла.

– Одно такое ла – и… – начальник дивизии не закончил, но все поняли, что он хотел сказать.

– А его не будет! – крикнула девочка сердито. – Это ж первый день!… Вас бы в платье нарядить, волосы бы покрасить и в туфли бы засунуть – вы бы ещё хуже были!

– Мика! – строго произнёс Платайс.

Военный комиссар от души расхохотался. Улыбнулся и начальник дивизии.

– Это ты верно сказал. Женщина из меня получится плохая, но я и не собираюсь играть эту роль.

– А я сыграю! Сыграю!… И если… если вы меня не пустите, я папу туда тоже не пущу!

– Мика! – укоризненно повторил Платайс.

– Ты, папочка, путаешь! Я – Мэри!

От волнения и страха, что его не пошлют вместе с отцом, у Мики голос стал не такой грубый. Он вскочил со стула, поклонился всем с глубоким приседанием, как учила его тётя Майя, и тоном хорошо воспитанной вежливой девочки спросил:

– Можно мне уйти, папочка? У меня сейчас урок художественного вязанья.

Когда Мику отпустили, начальник дивизии сказал:

– Я бы предпочёл настоящую девочку… Приказывать боюсь – вам ехать, а не мне, – но хотел бы понять, почему вы так настаиваете на варианте с сыном?

– Потому что он – сын! – просто ответил Платайс и повторил: – Мой сын. Я знаю его, я его люблю и я могу, имею право идти с ним на риск.

– Но когда с вами будет настоящая девочка, риска меньше, – возразил начальник дивизии.

– Зато заботы больше. Чужой ребёнок.

– А о своём вы не будете заботиться?

– Ты не прав, Пётр Лаврентьевич! – поддержал Платайса военный комиссар. – Представь, что меня ранило, а жена моя заболела. Ну и по доброте душевной взял ты в свою семью мою дочурку. О ком ты больше будешь заботиться: о своих или о моей?

– Э! Нет! Не пойдёт! – начальник дивизии выставил вперёд ладонь – отгородился от комиссара. – Больно уж твоя Катька егоза большая!

Все рассмеялись.

– В общем, я за двух Платайсов! – сказал комиссар.

– Я тоже! – поддержал его начкомпешраздив.

– Ну что ж… Согласен! – сдался начальник дивизии. – А собаку, – вспомнил он, – собаку замените. Это уж приказ! Найдите бесхозную, изголодавшуюся. Приласкайте, накормите – она через день признает вас и полюбит… И ещё приказ: днюйте и ночуйте с господином Митряевым, а Мика должен присмотреться к Мэри…

КУПЦЫ МИТРЯЕВЫ

Говорят, ещё в петровские времена поселились купцы Митряевы в Чите. Скупали у охотников пушнину, везли её в Петербург и продавали с немалой для себя выгодой. Но большого богатства не сколотили – не вёзло Митряевым. И это невезение, как наследственная болезнь, переходило из рода в род.

В семье от отца к сыну передавались рассказы о шаровой молнии, когда-то до тла спалившей все имущество Митряевых, о разбойных людях, не раз грабивших обозы с пушниной, о моровой язве, выкосившей Митряевых чуть ли не под самый корень.

К началу двадцатого века в Чите в небольшой усадьбе на окраине города жили трое Митряевых: отец и два сына. Их знали как купцов средней руки, не брезговавших никакими торговыми махинациями. Старик был скуп. Взрослые сыновья не могли даже обзавестись собственными семьями, потому что он не хотел делить имущество.

Когда началась русско-японская война, младший сын уговорил отца отправить его в армию. Пристроился он на службе расчётливо: поближе к деньгам. Пошёл, как тогда говорили, по финансовой части. Выбрав удобный момент, он перебежал к японцам, захватив с собой всю казну полка – до единой копейки.

Отец проклял сына, уничтожил все, что напоминало о нем, и вскоре умер.

После его смерти дела Митряевых пошли в гору. Старший сын разбогател на поставках продовольствия русской армии. А младший сумел в Японии удачно пустить в оборот казённые деньги, заимел в Токио влиятельных друзей и не собирался возвращаться в Россию.

Братья не переписывались, потому что особых родственных чувств друг к другу не испытывали. Осталось у них, пожалуй, одно любопытство: хотелось узнать, кому повезло больше. И случай такой представился.

Однажды к старшему Митряеву заехал некто Бедряков – тайный торгаш опиумом. Он привёз поклон от младшего Митряева и рассказал, что тот руководит в Токио большой коммерческой фирмой, что он женился, имеет дочь и зовёт брата в гости. Все расходы на поездку берет на себя. Старший Митряев вспылил: он и сам не нищий! Жены, правда, у него нет и уже не будет – стар стал, а насчёт денег – это ещё посчитать надо, у кого больше!…

Прошло ещё несколько лет. И появилась у старшего Митряева старческая сентиментальность. Вспомнил он о приглашении брата. Захотелось увидеться с ним. Поездку в Японию он наметил на весну 1918 года. Но грянула революция – стало не до поездки. Заперся старший Митряев в своей усадьбе и, вооружив всех слуг, решил отсидеться, дождаться спокойного времени. А оно все не приходило.

Когда в Чите появились семеновцы и японцы, оккупировавшие Дальний Восток, Митряев снова вспомнил о брате, и полетела в Токио длинная слезливая телеграмма. Старший Митряев писал, что сам приехать не сможет – болен и долго не протянет, просил навестить его перед смертью, обещал все своё богатство передать брату.

Ответ пришёл в тот день, когда старшего Митряева отвезли на кладбище. Брата он не дождался, но успел написать завещание, оформил его по всем правилам и для надёжности зарегистрировал у японских военных властей. Знал Митряев, что нельзя доверять семеновцам, хозяйничавшим в городе, – разграбят они его имущество. Только страх перед японцами мог предотвратить это.

Алексей Петрович Ицко, управлявший делами старшего Митряева, прочитал телеграмму младшего Митряева и спрятал её в секретный сейф, с давних времён врезанный в стену кабинета за письменным столом. В телеграмме сообщалось, что брат выезжает из Токио и вскоре прибудет в Читу.

Младший Митряев плохо представлял, что происходит в России. Поездка казалась ему совершенно безопасной. Он даже взял с собой дочку и вместе с ней и овчаркой Чако очутился не в Чите, а сначала у партизан, а потом в штабе одной из дивизий Амурского фронта.

Эта сложная тайная операция готовилась долго и тщательно. Все было сделано с таким расчётом, чтобы вместо младшего Митряева в Читу – в логово семеновцев – мог приехать опытный советский разведчик.

ПРОВЕРКА

Поезд подтащился к читинскому вокзалу. Комендантский взвод высыпал на платформу. Разбившись на четвёрки, солдаты разбежались вдоль состава. Началась обычная проверка документов. Большинство приехавших были военные. Лишь кое-где среди офицеров и солдат попадались другие пассажиры. Их проверяли особенно тщательно и придирчиво.

В тамбуре второго вагона появился франтовато одетый человек с надменным властным лицом и спокойным, немного ленивым взглядом.

– Документы! – потребовал унтер-офицер.

Не обращая на него внимания, мужчина громко позвал носильщика и стал спускаться вниз, брезгливо придерживаясь за пыльные поручни.

Унтер разозлился и рявкнул на всю платформу:

– Предъявить документы!

В ответ послышалось рычанье, и над плечом остановившегося на нижней ступеньке мужчины высунулась оскаленная собачья морда. Овчарке не понравилось, что с её хозяином разговаривают так грубо.

– Чако! – прикрикнула появившаяся в тамбуре девочка и успокаивающе погладила собаку по голове. – Никто папу не тронет!

А мужчина холодно оглядел унтер-офицера и, вытаскивая из кармана документы, процедил сквозь зубы:

– Я, любезный, не глухой.

Подбежал носильщик.

– Четвёртое купе, – сказал ему мужчина и помог спуститься дочери на платформу.

Спрыгнула и овчарка. Уселась у ног девочки, не спуская настороженного взгляда с унтер-офицера, который внимательно проверял документы. Японские иероглифы заставили его пожалеть о грубом окрике. Он подтянулся, козырнул и извиняющимся тоном произнёс:

– Пожалуйста, господин Митряев!

Подошёл высокий, коренастый извозчик. На щеке его ярко выделялись три глубоких рубца.

– Беру дёшево, везу, однако, быстро. Куда прикажете?пробасил он привычную фразу.

– В усадьбу Митряева, – ответил мужчина. – Идём, Мэри!

И они пошли за извозчиком. Впереди бежала овчарка. Сзади носильщик тащил два больших чемодана. На площади у привязи стояла потрёпанная коляска на высоких рессорах. Некрупная, хорошо откормленная лошадь мирно хрустела овсом, засунув голову в торбу по самые уши.

Уселись. Коляска, разбрызгивая грязь, пересекла площадь и въехала в одну из улиц.

Мика, надвинув на лоб японскую шляпку, с любопытством озирался по сторонам. Платайс припоминал карту Читы и проверял, хорошо ли он ориентируется в незнакомом городе.

За этим поворотом должна показаться колокольня… Правильно! Вот она торчит над крышами домов. А слева от церкви стоит дом Митряевых. Старый, двухэтажный, рубленный из толстых стволов вековых лиственниц.

Прохожих было много, большинство военные. Солдаты шли и строем, и в одиночку. И все с любопытством оглядывали коляску с большой овчаркой, сидевшей между мужчиной и девочкой. Во многих дворах дымились походные кухни. Казалось, что коляска едет не по городу, а по военному лагерю.

Миновали ещё один поворот. Эта улица вела на городскую окраину. Дома здесь стояли пореже, грязь на дороге стала гуще.

– С приездом, однако, господин Митряев! – неожиданно произнёс извозчик, когда поблизости никого не было. – С благополучным приездом! – добавил он, не поворачиваясь. – Отчаянная голова! Надо ж – в такую берлогу сунуться! Да ещё с сынишкой!

Мика вздрогнул и сжался. Платайс спокойно похлопал сына по колену.

– Все, Мэри, в порядке!… Такой тройной шрам лучше всякого пароля… Откуда он у вас, Карпыч!

Извозчик шумно вздохнул, приподняв широкие плечи.

– Молодой был – дурной… Один на медведя хаживал… Осталась памятка от когтей.

– Скажите, Карпыч, – спросил Платайс, – вы заметили что-нибудь или знали, что я с сыном?

– Партизанский телеграф донёс, а так, вроде, не заметно.

Карпыч говорил тихо, глухо и ни разу не оглянулся на седоков.

– Вы уж того… не обижайтесь!… – попросил он. – Со спиной моей говорить приходится. А что поделаешь?… Глаз чужих много… Бедному извозчику вроде не о чем с японским богачом беседовать… Особо по первому разу… Опасно… Нас тут недавно крепко потрясли… Вдвоём, считай, остались… Слабая мы вам подмога.

– Ничего, Карпыч, ничего! – сказал Платайс. – Дайте мне только оглядеться… А кто второй?

– Тоже извозчик – ломовой.

– А звать как?

– Все Лапотником прозывают. И вам так же надо, – Карпыч причмокнул на лошадь и кнутом указал на почерневший от времени особняк. – А вон и усадьба Митряева… Держитесь: управляющий – жох! Что там проверка на вокзале! Этот похуже будет – печёнку выест!… Ну, а меня, когда надо, на площади у станции найдёте.

– Мы что-нибудь получше придумаем, – возразил Платайс.

– Все, однако! – прервал его Карпыч. – Помолчим… Опасно.

Забор вокруг усадьбы был добротный, высокий, без единой щёлочки. Ворота и небольшая дверь в них наглухо заперты. Массивные ставни на окнах второго этажа, видневшегося за забором, тоже были закрыты. Не дом, а крепость или острог, угрюмый, почерневший.

Карпыч остановил лошадь у ворот и долго стучал кнутовищем в запертую дверь. Платайс и Мика сидели в коляске. Овчарка скулила и с беспокойством поглядывала то на них, то на забор. Она просила разрешения отойти от хозяев. Платайс кивнул головой – разрешил. Чако сорвался с места. Он мчался не к воротам, а вдоль забора. И Платайс успел заметить, как метрах в десяти справа от ворот закрылся потайной глазок, прорезанный в доске.

Не добежав до «глазка», Чако остановился и пошёл назад. Он слышал шаги за забором. Человек, следивший за коляской, приближался к воротам. Дверь открылась.

– Кого привёз, Карпыч? – спросил высокий костлявый мужчина с черными крохотными усиками и гладко причёсанными на прямой пробор волосами.

– Известно кого, Ляксей Петрович, – ответил извозчик. – Братца хозяина вашего – царство ему небесное. Не дождался, горемычный…

Управляющий пригнулся, пролез сквозь низкую дверь с высоким порогом и, косясь на овчарку, скалившую зубы, дважды сдержанно поклонился: сначала Платайсу, потом – Мике.

– Милости просим!

Выпрямившись, он представился:

– Ицко, Алексей Петрович. При вашем брате состоял в управляющих, а теперь – ваша воля.

– Я думаю, – ответил Платайс, – мой брат плохих людей не держал, а хорошие и мне нужны.

– Милости просим! – повторил управляющий и, скрывшись за воротами, быстро распахнул обе створки.

Карпыч подвёл лошадь к широкому крыльцу с резными потрескавшимися балясинами, покрякивая, снял чемоданы и сказал Платайсу:

– Вот и прибыли… Дай вам бог удачи, однако, господин Митряев!

Платайс достал кошелёк, протянул Карпычу пару крупных бумажек, предупредил:

– У меня много будет поездок. Ты, дед, каждое утро заглядывай сюда. Управляющий скажет, нужен ты или нет.

Пряча поглубже деньги, Карпыч широко улыбнулся. Рубцы на щеке разошлись, как меха гармошки. За сивыми усами прорезались белые крепкие зубы.

– Да за такую деньжищу!… Да я день-деньской у ваших, ворот торчать буду!

– Не надо! – улыбнулся и Платайс. – По утрам заезжай.

– Куда прикажете? – спросил управляющий, подымая чемоданы.

– Оба в спальню. А затем приходите в кабинет, – сказал Платайс и первый уверенно вошёл в дом, знакомый по плану, начерченному настоящим Митряевым. – Ну, здравствуй, хоромина!… Сколько же лет я в тебе не был?… Лет пятнадцать?… Нет, больше! – В голосе Платайса звучало неподдельное волнение. – Мэри! Я здесь и родился!… Нравится тебе этот дом?

– Не очень, папочка! – хрипловато ответил Мика и прокашлялся, чтобы голос стал потоньше.

– Ваша дочка простыла в дороге? – спросил управляющий. – Можно ванну истопить горячую. Только служанки в доме нет. Я всех слуг уволил, чтобы не платить даром.

– Не надо! – отказался Платайс. – Ванну истопите вечером… А у Мэри это после тифа, да ещё и воспаление лёгких было.

– То-то я смотрю – волоски короткие! – посочувствовал управляющий.

«Глазастина длинноногая!» – про себя обругал его Мика.

– Жду вас в кабинете, – сказал Платайс, остановившись у одной из дверей.

– Слушаюсь!

Управляющий кивнул головой и понёс чемоданы дальше – в спальню.

Кабинет был обставлен вполне современной мебелью. Большой стол с богатым чернильным прибором и дорогими костяными счетами. Диван и три кожаных кресла. По стенам – шкафы с застеклёнными дверцами, на полках – конторские книги. У камина – новая полированная качалка с длинными выгнутыми полозьями. И только за столом стояло очень старое широкое дубовое кресло с высокой, как у трона, фигурной спинкой и толстыми подлокотниками.

Платайс заинтересовался этим креслом, а Мика забрался в качалку. Такой штуковины он никогда не видывал. Тяжёлая, с хорошо подогнанными полозьями, она закачалась плавно и бесшумно.

– Мэри! – одёрнул сына Платайс. – Не увлекайся!

Постучав, вошёл управляющий, снова сдержанно поклонился и прищурил без того маленькие острые глаза.

– К вашим услугам.

– Садитесь! – предложил Платайс. – И расскажите мне о брате. Я ведь ничего не знаю. Мне только во Владивостоке сообщили о его кончине, но что и почему – никаких подробностей.

– Кто сообщил? – глядя на свои острые колени, спросил управляющий.

– Я привык спрашивать, а не отвечать, – сухо произнёс Платайс. – Прошу учесть это на будущее. Но для первого раза отвечу: мой давний токийский друг – генерал Оой из тёплых ко мне чувств очень заинтересован, чтобы оставленное братом наследство целиком, без потерь перешло в мои руки.

– Пока не пропал ни один гвоздь! – хмуро сказал управляющий. – Вы сможете в этом убедиться, прочитав завещание. В нем перечислено все.

– Где же оно?

Управляющий достал из кармана длинный ключ со сложной бородкой.

– Пожалуйста… Секрет сейфа, надеюсь, вы знаете?

Платайс задумался.

– Я здесь не был больше пятнадцати лет…

Управляющий перебил его:

– А сейф установлен ещё вашим батюшкой – лет сорок назад!

Платайс зашёл за стол, сел в старинное дубовое кресло и на секунду прикрыл глаза, делая вид, что старается припомнить секрет сейфа.

Недаром Платайс провёл с Митряевым несколько дней и ночей, по капле выжимая из него необходимые сведения о брате, об отце, о Чите, о доме, о сейфе… Замочная скважина – в левом подлокотнике кресла. Повернуть два раза… А что, если Митряев и сам забыл секрет замка или умышленно сказал неправду?…

Но пока все сходилось. Платайс нащупал в подлокотнике отверстие, вставил ключ. Кресло с круглым куском пола под ним медленно повернулось, и Платайс оказался сидящим лицом к стене. Одновременно отъехала в сторону деревянная панель и открылась толстая стальная дверца сейфа.

«Здорово!» – восхищённо подумал Мика.

Платайс повернулся к управляющему.

– Ваше недоверие становится оскорбительным.

– Я обязан проверить!

– Похвально! Но не хватит ли проверок? Или нам придётся расстаться.

– Как вам будет угодно!

– Хорошо! Мы вернёмся к этому вопросу, когда вы введёте меня в курс всех дел. Достаньте завещание… А ты, Мэри, иди погуляй!

Мика выбежал во двор и вздохнул с облегчением. Ему было трудно вести эту опасную игру. Он боялся, что каким-нибудь движением или словом подведёт отца. Лучше быть подальше, чтобы не помешать, не сбить чем-нибудь.

Услышав шаги мальчика, овчарка подбежала к крыльцу. Она уже успела обследовать весь двор и взяла его под свою охрану.

– Ну что, Чако? – шепнул Мика. – Что тут интересного – показывай!

Они обошли вокруг дома, заглянули в пустовавший флигель для слуг, в амбар, в сарай. Под старым кедром стояла скамья. Мика решил отдохнуть. Вокруг было тихо-тихо. Гулко шлёпнулась кедровая шишка. Щёлкая свежие орешки, мальчик задумался.

До приезда в Читу ему представлялись захватывающие истории: перестрелка, бегство, опять пальба, погоня. И везде и всегда побеждают они с отцом. А здесь не было ни бегства, ни стрельбы. И победа теперь не казалась лёгкой и быстрой. До провала было гораздо ближе. И сам провал мог быть до обидного будничным – без погони, без боя. Стоит управляющему догадаться, что Мика – мальчишка, и всему конец.