Текст книги "Пробный камень"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Александр Ефимович Власов
Пробный камень

Мозговая атака

Никто из ребят не называл Кольку по фамилии. Она у него была не только длинной, но и какой-то нескладной: Касторомыслов. Ну что это за фамилия? Смех один! А смеяться над Колькой не хотелось. Уважали его ребята и уже давно прозвали коротко и одобрительно: Колька Мысля. Прозвали так не по одному лишь созвучию с концовкой его нелепой фамилии. Колька умел думать. И то, что он придумывал, часто нравилось одноклассникам.

Было это года три назад. Колька учился тогда в четвертом классе. В то время с общего согласия колхозников мелкие, разбросанные по округе деревни свозили в одно большое село. Подымали домкратами избы, подводили под них бревенчатые волокуши, похожие на огромные сани, прицепляли их к тракторам. И дома со всем имуществом начинали двигаться к новому месту жительства. Оно располагалось на возвышенном берегу реки. Планировка укрупненного села была продумана заранее, проведены все подготовительные работы. Избы накрепко садились на новый фундамент. И уже к вечеру в день переезда казалось, что они всегда стояли тут.

Никаких споров по переселению не возникало. Споткнулись на названии укрупненного села. Как его именовать? Сюда съехалось восемь деревень. Столько же стало в колхозе спорящих между собой групп. Каждая из них настаивала на том, чтобы дать селу старое привычное название родной деревни. Решить вопрос не удалось ни на расширенном заседании правления колхоза, ни на общем собрании. Высыпав на улицу, колхозники, разгоряченные спором, долго не расходились, кричали до хрипоты, а мальчишки сумели даже подраться.

Вот тут-то Колька Касторомыслов и выдал совсем новое название: Светлячки. Все как-то разом поутихли.

– А что? – раздумчиво произнес кто-то из взрослых. – Это, пожалуй, мысля!

Так Колька приобрел свое прозвище, а село – название. Теплое ласковое словечко всем пришлось по душе. К тому же их район славился обилием этих светящихся жучков. Так что придуманное Колькой название было обосновано еще и этим обстоятельством.

Инспектор из райисполкома название Светлячки категорически отверг: несолидное, не для современного села. Даже кольнул: аполитичное, мол, названьице. Люди к новому тянутся, а вас куда качнуло? Что за ретроград у вас завелся, который такие названия подсовывает?

Но Кирилл Кириллович, председатель колхоза, в разговорах и в деловых бумагах продолжал упрямо называть село – Светлячки. Дело дошло до райкома партии. Услышав про аполитичное название, секретарь Дементий Ильич улыбнулся так, что докладывавший инспектор райисполкома быстро перестроился. Теперь основной упор он делал на абсолютную бесполезность светлячков для сельского хозяйства и потому полную непригодность их для названия села.

Разговор происходил поздним вечером.

– Выключите, пожалуйста, свет, – неожиданно попросил Дементий Ильич.

Удивленный инспектор несколько раз переспрашивал, прежде чем погасить люстру. Когда в кабинете стало темно, Дементий Ильич вышел из-за стола, обнял инспектора за плечи и подвел к окну.

Заметив, что секретарь смотрит куда-то вверх, инспектор тоже уставился в небо, густо усеянное похожими на светлячков звездами.

– Красота-то какая! – тихо сказал Дементий Ильич. – И не надо от всего этого требовать никакой другой пользы…

И появилось в сводках райисполкома, потом на почтовых конвертах, а затем и на районной карте село с Колькиным названием Светлячки. А сам Колька стал заметной фигурой не только в классе, но и в школе. И быть бы ему пионерским вожаком, но знали ребята его недостаток: придумывать он мастер, а вот осуществить то, что придумал, – к этому Колька не стремился. Кинет идейку, зажжет ребят, а сам в кусты – хотите делайте, хотите нет. Прощали ему такую пассивность, потому что новые идеи в наше время ценятся очень высоко.

Его не выбирали ни в совет отряда, ни старостой, ни звеньевым, а просто всегда помнили, что есть у них такой Колька Мысля, и в трудных случаях обращались к нему в шутливо-уважительной форме:

– Эй, Мысля! Одолжи мыслишку!

Так было и в тот день, когда седьмой класс, в котором учился Колька, остался после уроков на внеплановый сбор отряда. Срочность объяснялась тем, что наступил март и в правлении колхоза накануне обсуждали вопрос об участии школьников в весенне-летних работах. Обсуждение было предварительным, поэтому никого из школы не пригласили на правление, но ребята узнали о нем и заволновались. Еще в прошлом году в конце лета решили они придумать и предложить колхозу что-то свое, новое. Не нравилось им быть на побегушках и выполнять второстепенные работы.

Самым ярым сторонником полной ребячьей самостоятельности и независимости от взрослых оказался сам председатель совета Борис Кравцов. Он был в классе бессменным руководителем. Месяц назад его в числе первых семиклассников приняли в комсомол, но он по-прежнему возглавлял совет пионерского отряда, в котором пока числились и остальные комсомольцы.

– Ну что? – грозно спросил Борис, выходя к учительскому столу. – Дождались?.. Опять нас в пожарники записали!

Густые черные брови, почти сросшиеся на переносице, придавали лицу Бориса постоянное суровое выражение. А когда он сказал про пожарников, то посуровел еще больше. Ребята называли себя пожарниками потому, что в колхозе в прошлые годы их чаще всего посылали в спешном порядке туда, где сами взрослые что-нибудь не доделали, упустили из виду. Обычно это были необходимые, но мелкие работы. Школьники недовольно ворчали. Председатель колхоза Кирилл Кириллович отшучивался, а однажды, выслушав ворчунов, привел второпях не очень удачный пример.

– Кто-то сигарету бросил. – Он повертел в пальцах окурок и метко выстрелил его в канаву с водой. – А там сено рядом… Вы заметили и потушили сигарету… Мелочь? Вроде так!.. А ну как полыхнуло бы!.. Так и ваша работа: не залатай маленькую дырочку – из нее прореха на весь колхоз образоваться может!

Ребят этот пример не убедил, и стали они с горькой иронией называть себя пожарниками.

– Дождались! – повторил Борис укоризненно. – А ведь собирались придумать что-нибудь новенькое!.. Я с себя, конечно, тоже вину не снимаю – забыл. Зимой про лето как-то не думается. В общем, все хороши! Опять будем дырки затыкать.

– А может, они нам сами новое предложат? – с места подала голос Зоя Бекетова.

– Кто предложит? Кир? – возмутился Борис. – Ты что, Кира не знаешь?

По классу прокатился шумок. Кирилла Кирилловича знали хорошо. Знали его прижимистый характер и хозяйскую хватку. Из-под его руки не очень-то вывернешься. Он и в летние лагеря труда и отдыха неохотно отпускал школьников, потому что выгоднее было держать под рукой мобильный резерв молодой рабочей силы.

– От Кира ждать нечего! – за всех ответил Ромка Изотов. – Загоняет!.. Лучше уж в лагерь податься – там хоть заработать можно на это… самое.

Он неопределенно повертел в воздухе растопыренными пальцами – была у него такая привычка. Борису эта привычка не нравилась. Да и сам Ромка – вихрастый рыжеватый паренек с острыми рысьими глазами – не очень был ему по душе. Потому и одернул его Борис:

– От тебя хорошего тоже не скоро дождешься!

– Это как смотреть! – нашелся Ромка.

– Ребятушки, не надо! – вмешалась Зоя. – Не за тем собрались.

Она не любила ссор и умела гасить их в самом начале. Ее спокойный рассудительный тон действовал безотказно. Ласковое обращение «ребятушки» тушило любые страсти. Это слово Зоя перенесла в школу из дома. У нее было три младших брата. Отец умер пять лет назад. Мама работала дояркой, с утра до вечера пропадала на ферме. Времени для домашних дел у нее оставалось мало. Основная забота о трех малышах лежала на Зое. Сначала только братьев называла она ребятушками, а потом по привычке – и своих одноклассников.

– Верно, не за тем! – согласился Борис. – Раз уж зимой не подумали, так давайте сейчас… Объявляю мозговую атаку! Думать всем! Чепуху не молоть!.. Даю пять минут!

Борис сел, подпер голову рукой и сосредоточенно уставился в учительский стол.

Дисциплина в отряде была хорошей. Бориса слушались. Мальчишки и девчонки тоже склонились над партами, как на контрольной по математике. Задача на этот раз попалась очень сложная, хотя ответ знали все: это работа, от которой и колхозу польза, и ребятам удовлетворение. Но попробуй-ка найти такую работу, чтобы ты сам был полным хозяином своего дела и мог без всяких натяжек сказать: «Это вот я сделал от начала до конца».

Прошли две долгих минуты. Никого не осчастливила блестящая идея. Все чаще и чаще ребята начали тайком поглядывать на Кольку Мыслю. Он сидел в левой колонке у окна и, по меткому определению одноклассников, был, как всегда, «в себя опущенный». Чуть скособочив рот, он смотрел с отсутствующим видом на улицу. Эту позу он принял не тогда, когда Борис приказал думать. Колька и на уроках сидел так же, но даже учителей это не вводило в заблуждение и не раздражало. Они в любой момент могли задать проверочный вопрос и услышать ответ, который доказывал, что Колька не дремал и не витал в облаках.

– Запоглядывали! – недовольно произнес Борис, раздосадованный тем, что и сам ничего толкового не придумал. – Колька свое слово скажет! А вы-то на что?.. Иждивенцы!.. Думайте! Думайте!

Наверно, все можно приказать – и будет какая-то польза. Только думать или не думать – не прикажешь. Ничей приказ на мысли не действует. И как ни тянул время Борис Кравцов, а пришлось ему обратиться за помощью к Кольке:

– Ну, Мысля! Выручай!

Свои идеи Колька любил высказывать намеком. Буркнет одно-два слова и замолчит – сами разбирайтесь, что к чему. Он и сейчас посмотрел на Бориса и изрек:

– Остров. – Потом добавил: – Столовая.

Поблизости был только один остров. Летом ребята изредка ездили туда на лодках, чтобы порыбачить и покупаться. И столовая была только одна – здесь, в Светлячках, рядом с клубом. И то, и другое знакомо всем, только между островом и столовой ребята никак не могли уловить никакой связи.

Другого бы высмеяли, а Борис наверняка напомнил бы, что запретил молоть чепуху. Но Колька Мысля даром не сболтнет – есть, значит, связь.

– Выдай еще что-нибудь! – попросил Борис. И Колька выдал:

– Ранний овощ.

Ромка Изотов раньше всех понял, в чем смысл предложения. Не задумываясь, он выбил из парты победную дробь и шумно, на весь класс втянул носом воздух.

– Чем-то запахло!.. Ранний овощ – это вещь!.. Столовая нам в ножки поклонится и кое-что преподнесет на тарелочке с голубой каемочкой! Поняли? Нет?

– Да подожди ты со своей тарелочкой! – прервал его Борис. Он пока не испытывал восторга от Колькиного предложения и спросил у него с явным разочарованием: – Ты что же, – собрался на острове овощи разводить?

– На острове, – спокойно подтвердил Колька.

И опять над любым другим ребята посмеялись бы вдоволь. Над Колькой не смеялись. Всем стало как-то неловко за него: их мозговой центр, их безошибочный Мысля – и вдруг допустил такую промашку! Ромка тоже понял, что поторопился с одобрением.

– Даю отбой! Осечка вышла!.. Ничем не пахнет.

Всем показалось, Колька не учел, что этот остров в годы особо бурных паводков почти целиком надолго уходит под воду. Потому и был он бросовым куском земли, и даже в райисполкоме не знали, да и не старались определить, кому он принадлежит: то ли колхозу с центральной усадьбой в Светлячках, то ли его соседу, чьи поля начинались на том берегу реки.

Больше других переживала за Кольку Катя Шитикова. Она и попыталась прийти к нему на помощь.

– Остров или не остров – не это главное. – Катя потерла зардевшиеся от волнения щеки. – Самое ценное в Колином предложении – это овощи и столовая, а посадить их можно и не на острове.

– На твоем чердаке! – съязвил Ромка. – Ты для Кольки ничего не пожалеешь, а у царя Кира и на коленях клочка земли не вымолить!

– Плотина, – неожиданно расщедрился Колька еще на одно слово.

После короткого молчания, когда все старались разгадать новую Колькину загадку, Борис громко шлепнул себя по лбу. Ну как же он сам не догадался? Он даже ездил осенью с отцом на торжественный пуск сельской ГЭС! Плотину возвели на Стрелянке около райцентра – довольно крупного городка, к которому примыкали земли их колхоза.

– Качать Мыслю! – закричал Борис. – Ведь верно!.. Гений!.. Ведь плотина – половодья не будет!

– Я же говорила! – обрадовалась Катя.

– Снова попахивает кой-чем! – заявил Ромка и подхватил: – Качать Мыслю!

Рядом с Колькой сидел за партой толстый и флегматичный Сеня Сивцев. Он весил килограммов шестьдесят. Чтобы не надорваться, мальчишки бесцеремонно стащили его с парты, ухватились за нее со всех сторон и под одобрительный смех девчонок три раза подняли кверху вместе с невозмутимым и бесстрастным, как и подобает оракулу, Колькой Мыслей.

В ту минуту никто серьезно не задумывался над трудностями, связанными с Колькиным проектом. Ребята видели в нем пока только то, что хотели видеть, что отвечало их давним желаниям. Остров! Уже одно это соблазнительное слово значило для них многое. Ничейная земля! Они – ее первооткрыватели и потому полноправные хозяева! Конечно, ранние овощи и столовая не заключали в себе ничего романтического. Но все школьники знали нужды своего колхоза. Он славился животноводством, имел неплохое зерновое хозяйство, а овощами не занимался совсем. И колхозники часто поругивали столовую за скудный ассортимент, особенно весной и ранним летом, когда свои овощи еще не выросли на приусадебных участках, а привозные были очень дороги.

По расчетам ребят, все складывалось как нельзя лучше. Они получали свободу действий и в то же время приносили колхозу ощутимую пользу. Когда в столовой появятся ранние овощи, кто из колхозников не заметит этого, кто не спросит, кого надо благодарить за свежие огурчики, нежный салат и пахучий зеленый лук?

– Предлагаю два «эс»! – крикнул Борис и, дождавшись тишины, пояснил: – Два закона предлагаю, по которым жить будем летом: самоуправление и самообслуживание! Переберемся на остров на правах самостоятельной овощеводческой бригады.

И это предложение встретили с восторгом. Одна лишь Зоя Бекетова не хлопала в ладоши и не разделяла общей радости.

Недаром Борис так долго руководил отрядом. Проводя сборы, он никогда не терял контакта с одноклассниками и чутко улавливал настроение каждого из них, тем более Зои, с мнением которой привык считаться.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил он.

Она встала и, помолчав, заговорила хотя и спокойно, но с оттенком какой-то вины перед отрядом:

– Не хочется говорить против… Все так довольны!.. И потом я сама еще не совсем уверена… Просто боюсь, чтобы после не пожалели. – Зоя посмотрела на притихших одноклассников и почему-то вздохнула. – У нас семья большая – вы это знаете. Ну, я, конечно, помогаю… Как приду из школы, тут у меня самообслуживания и самоуправления больше чем надо: и постирать, и обед сварить, и ребятушек с детсада привести – накормить, поиграть с ними… Так что трудно это, когда самообслуживание и самоуправление… Я-то привыкла, а другие?

– Знаешь, в чем твоя ошибка? – Борис улыбнулся, уверенный в том, что сумеет переубедить Зою. – У тебя дома все так, как ты сказала, только без этой прибавки – «само». Ты обслуживаешь маленьких братьев, а они тебе ничем не помогают – не могут. У нас каждый будет помогать всем и все – каждому!.. Разницу улавливаешь?

– Разница есть, – согласилась Зоя. – Я только боюсь, чтоб не пожалели потом.

– Я боюсь другого! – произнес Борис. – Не так просто сладить…

– С Киром, – подсказал Колька Мысля.

– Вот! – подтвердил Борис. – Нас двадцать семь – это пятьдесят четыре руки! Да он затрясется, когда услышит, что мы удрать на лето собрались!

– На Кира есть Зевс! – снизошел Колька до целой фразы. И снова Мысля подсказал ребятам правильный ход.

Хозяин-барин

У председателя колхоза Кирилла Кирилловича не было лучшего друга, чем директор местной школы Земелькин Вадим Степанович. Они бок о бок выросли в одной из здешних деревень, вместе призывались в армию и весь положенный срок отслужили в одной танковой части. Вернувшись, оба работали трактористами и учились заочно – один на агронома, второй на преподавателя. Почти одновременно произошло и их выдвижение: Кирилла Кирилловича выбрали председателем колхоза, а Вадима Степановича назначили директором школы. Дружили они, как и в детстве, – надежно, по-братски.

Когда за Кириллом Кирилловичем утвердилось прозвище – царь Кир, ребята невольно начали подбирать и для Вадима Степановича какое-нибудь имя позанятнее. В друзья к царю Киру простого смертного не запишешь, и придумали они: Зевс. Во-первых, бог с Олимпа, во-вторых, инициалы директора сами подсказывали это имя: ЗЕ – Земелькин, ВС – Вадим Степанович.

Мифы говорят, что Зевс был всемогущим и грозным богом. Ему подчинялись даже молнии. А Вадима Степановича совсем не боялись в школе. Не было случая, чтобы кто-нибудь из мальчишек или девчонок посчитал себя обиженным директором. К нему приходили запросто с любыми ребячьими делами и никогда не уходили огорченными. С помощью Вадима Степановича и рассчитывали ребята одолеть царя Кира.

– Сейчас пойдем к Зевсу? – спросил Борис и задумался. – Или сначала обговорим все, чтобы прийти с готовым планом?

– Сейчас! Он еще в кабинете! – крикнул Ромка Изотов. – Время – деньги!

– Спорим, что он уже домой подался? – предложил Васька Буркин.

– Проверим! – Ромка повернулся к Сене Сивцеву. – Фефёла! Сгоняй-ка!

Может, это и нехорошо, только так уж вышло, что многие мальчишки и девчонки к седьмому классу обзавелись кличками. Это как болезнь: началось с Кира, потом придумали Зевса, окрестили Кольку Касторомыслова – и пошло, и поехало. Толстого, неповоротливого Сеню Сивцева прозвали Фефёлой. Он обладал удивительно покладистым характером. Вывести Сеню из равновесия было невозможно. Он не обижался на ребят за это неблагозвучное прозвище. И сейчас после слов Ромки Сеня моргнул пару раз глазами, будто осмысливал, что от него требуется, посопел носом, тяжело встал, опираясь на парту руками, и потопал к двери.

Кабинет директора школы был в конце того же коридора, в который выходила дверь седьмого класса. Сеня вернулся быстро и отрицательно мотнул головой.

Эта маленькая задержка лишь разожгла нетерпение ребят. Даже Борис Кравцов поддался общему настроению. Он больше не предлагал подумать и прийти к Вадиму Степановичу с готовым планом. Ему тоже захотелось поскорее заручиться поддержкой директора.

– К нему домой, что ли, двинем?..

Вадим Степанович жил в новом доме на самом берегу реки. Половину занимал он с женой и двухлетней дочкой, а в другой половине жил Ромка с родителями. Таких домов, рассчитанных на две семьи, становилось в Светлячках все больше и больше. К каждому дому был прирезан приусадебный участок, тоже поделенный пополам.

Говорят, по тому, что растет на приусадебном участке, можно судить о его хозяине. На Ромкиной половине, обнесенной добротным забором, с весны до поздней осени благоухали цветы. Земля, не занятая цветником, была отведена под садовую землянику. Ее прошлогодние листья торчали из снега, осевшего за последние теплые дни.

В углу участка на цементной платформе стоял гараж с бежевым «Москвичом». Водить машину умели все трое. Ромка мог справиться не только с «Москвичом», но и с любым из тракторов, на которых работали его отец и мать. Законных водительских прав у него еще не было, но это не мешало ему лихо крутить баранку на пустынных проселочных дорогах под наблюдением отца или матери, которая не скупилась на подзатыльники за любое неловкое, непрофессиональное движение.

Участок Вадима Степановича отличался от соседнего уже тем, что вместо забора здесь стояли строгим рядком густые низкорослые кусты. Во всем остальном это был самый обыкновенный деревенский огород: картофельный клин и грядки под огурцы, лук, морковь, редиску и прочую зелень. Машины у директора школы не было, а вместо гаража высилась поленница дров.

Подходя к дому, Ромка обогнал одноклассников, чтобы заглянуть на окна своей половины. Форточки были открыты – это значило, что никого дома нет. Ромка побаивался своей матери: заметит и прикажет не ходить к директору – с ней не поспоришь. Обрадованный, он решительно взбежал на крыльцо и надавил пальцем на пуговку звонка.

Открыл сам Вадим Степанович. Посмотрел на ребят спокойно, без всякого удивления, точно заранее знал, что нагрянут семиклассники, хотя никогда раньше они не приходили к нему домой всем классом.

– Мы к вам… Можно? – спросил Ромка, взяв на себя инициативу на правах соседа.

– По важному делу! – добавил Борис, которому очень не понравилось, что Ромка вылез вперед.

Вадим Степанович не торопился приглашать ребят в дом. Он молча оглядел всех, будто пересчитал, и громко позвал:

– Клава!

К двери подошла его жена – молодая стройная женщина с открытым приветливым лицом. Вадим Степанович спросил у нее:

– Пачка чаю в твоем хозяйстве найдется?

– Конечно!

– А стаканы и чашки?

– Ну что ты спрашиваешь!

– Так ведь двадцать семь нужно!

– Найдем что-нибудь!

– Тогда заходите, – сказал ребятам Вадим Степанович, и отступил от двери.

Его жена прямо из прихожей увела девчонок на кухню за посудой. И пока мальчишки сносили в гостиную все, на чем можно было сидеть, на столе появились скатерть, стаканы, разнокалиберные чашки и кружки. А когда все расселись в два ряда вокруг не рассчитанного на целый класс стола, Вадим Степанович водрузил в центре большой электрический самовар.

– Начнем! – нетерпеливо воскликнул Ромка.

– Начнем, только не с тебя, – возразил Борис.

– Это еще почему? – возмутился Ромка.

Он чувствовал себя здесь главным: как-никак, самый близкий сосед Вадима Степановича.

Зоя Бекетова потянула Ромку за рукав.

– Ты забыл: у нас сбор… И потом ты обязательно начнешь с тарелочки!

– У которой голубая каемочка? – спросил Вадим Степанович. Все расхохотались.

– А чем плохо? – без тени смущения проворчал Ромка. – Вот что сбор – точно, забыл!.. Давай, Борис, веди.

И Борис Кравцов, привыкший ко всяким выступлениям, связно и логично принялся объяснять Вадиму Степановичу причину, которая заставила их явиться к нему домой.

Обиды прошлых лет он изложил так убедительно и страстно, что всем оставалось только поддакивать. Но стоило ему перейти к основному – к предложению освоить остров и взять на себя снабжение овощами колхозной столовой, как речь его потеряла убедительность. Страстность, правда, оставалась прежней, но в ней отсутствовала конкретность. Борис много раз повторял свои два «эс» – самоуправление и самообслуживание, восхвалял чувство хозяина, которое даст возможность развернуться ребятам и показать, на что они способны. Но все это никак не выстраивалось в четкий план действий.

Вадим Степанович слушал, изредка задавал вопросы, которые ставили ребят в тупик.

– Какая там земля?

– Земля? – старался припомнить Борис. – Песок, кажется…

– Чистый песок! – подтвердили и другие. – Водой нанесло…

– Чистый песок! – с особым ударением произнес Вадим Степанович. – Понятно.

И только сейчас дошло до ребят, что чистый песок хорош на пляже, но не на огороде. Они, конечно, знали это и раньше, но не успели подумать.

– А мы его удобрим! – заверил директора Борис.

– Чем?

Ответ представлялся таким общеизвестным, что ребята хором ответили:

– Удобрением!

– Разумно! – улыбнулся Вадим Степанович. – Молодцы!

От этой незаслуженной похвалы стало смешно. Захихикали девчонки, ломкими басками захохотали мальчишки. Смеялись над собой, над своим наивным детским ответом. Легко сказать – удобрим! Еще легче догадаться, что удобряют удобрением! А каким? Где его взять? Сколько? Как переправить на остров?

Посмеявшись, ребята загрустили. Брови у Бориса совсем сошлись на переносице. Вадим Степанович воспользовался паузой и начал разливать чай по чашкам и стаканам. В молчании отхлебнули школьники по первому глотку, захрустели конфетами.

– Хорошо, – сказал Вадим Степанович. – Удобрили… удобрением! А семена?

И снова – только хруст конфет и позвякивание чашек и стаканов. Борис сердито дул на горячий чай и мысленно упрекал себя за то, что, ничего не продумав, пришел с ребятами к директору. Из-за своей торопливости они оказались в положении первоклашек городской школы – тех несмышленышей, которые думают, что земля – это асфальт, а из всех семян знают одни арбузные семечки.

– Значит, вы нас не поддержите? – В голосе Бориса почти отсутствовала вопросительная интонация. О чем спрашивать? Ясно, что их затея провалилась с треском. – А нам так хотелось! Мы так на вас…

Борис замолчал.

– Договаривай, договаривай! – потребовал Вадим Степанович.

– Нечего договаривать! – Борис безнадежно махнул рукой. – Уже видно, что не поддержите… На уроках нам твердят: хозяева, хозяева! Даже надоело!.. Мы и без уроков знаем, что хозяева! А толку?

– Точно! – усмехнулся Ромка Изотов. – Одни разговорчики!

– Недавно сочинение писали, – вспомнила Катя Шитикова и взглянула на директора. – Извините! Такая уж тема: «Ученик – хозяин своей школы».

– Что-о-о? – с шутливым возмущением воскликнул Вадим Степанович. – А как же я?

Ребята заулыбались из вежливости, и Вадим Степанович понял, что его шутка не принята.

– Хорошо, отбросим шутки… Кому еще чаю?.. Нет желающих?.. Ну тогда сами будете наливать, потому что наш разговор еще не окончен… Своими постными лицами вы заставили меня перестроиться. Хотел сказать в конце, но придется сделать это сейчас, а то вы ничего слушать не будете… Так вот: я вас поддержу.

Забыв, что они в гостях у директора школы, ребята загомонили так громко, как бывало только в классе, когда объявляли какую-нибудь неожиданную и очень приятную новость.

– Уж не знаю! – Вадим Степанович с сомнением качнул головой. – Я бы не торопился радоваться… Давайте пока припрячем восторги и устроим маленький экзамен… Вот вы говорите: самостоятельность, чувство хозяина. Все это прекрасно! А что такое «хозяин»?.. Я не жду от вас сразу полного ответа на такой вопрос. Мне бы тоже не удалось это сделать. Пусть каждый назовет хотя бы одну характерную черточку хозяина в нашем понимании этого слова. Мы их потом соединим и посмотрим, какой у нас получится портрет… Только одно условие: полная откровенность!

– Хозяин – это когда делаю, что мне нравится и что принесет пользу! – первым высказался Ромка.

– Не тебе, а всем! – добавил Борис. – Это обязательно!

– Хозяин – кого слушаются и любят, – сказала Катя Шитикова.

– Если он хороший, – опять добавил Борис. – Это тоже обязательно!

– С ним не спорят! – вставил Васька Буркин. – Его слово – закон!

– Он – прожектор, маяк! – высокопарно изрек Шурка Гай. – Веха на пути к коммунизму!

На этот раз Борис воздержался от поправок и дополнений, а Колька Мысля приземленно и не очень внятно – так, что многие пропустили мимо ушей его реплику, – буркнул:

– Мешок с заботой.

После него штрихи к портрету хозяина посыпались со всех сторон:

– Как решил, так и будет!

– Смелый и твердый!

– Волевой!

– Все видит и знает.

– А я бы не хотела быть хозяином, – невпопад произнесла Зоя Бекетова, взглянув на часы и вспомнив, что у нее приготовлено белье для стирки.

Сочувственно посмотрел на нее Вадим Степанович, а Борис Кравцов недовольно заметил:

– Это совсем другой вопрос… Кто еще про хозяина сказать хочет?

Ребята исчерпали запас своих представлений о хозяине и теперь выжидательно поглядывали на директора.

– Если не учитывать мнение Коли Касторомыслова и не принять во внимание искреннее заявление Зои Бекетовой, – сказал Вадим Степанович, – то перед нами – вполне законченный портрет… Даже с меткими поправками Бориса Кравцова вижу я этакого хозяина-барина, самодура – как хочу, так и ворочу. И думает он, что видит все и все знает, считает свое слово законом, а себя исторической вехой на пути к коммунизму, требует беспрекословного подчинения и вдобавок – любви.

– Вы же просили откровенно! – обиженно надулся Ромка. – Сказали бы, чтоб как в сочинении, – мы бы вам насочиняли на круглую пятерку!

– Не сомневаюсь! – засмеялся Вадим Степанович. – Читал я ваши сочинения про школьного хозяина – ученика. Там ваш литературный герой очень правильный товарищ, безупречный, но бледный какой-то и холодный, совсем на вас не похожий. А сегодня вы описали колоритную фигуру! Видишь как живого и слышишь вашего хозяина: принеси мне то, достань мне это!.. Увидели остров – даешь! Потребуются удобрения – вынь да положь! Нужны семена – найди и выдай!.. А кто должен найти и выдать? Да все тот же Кирилл Кириллович, на которого вы меня нацеливаете.

Вадим Степанович сознательно сгущал краски и, заметив, что ребята пристыженно потупились, повторил свое обещание:

– Но я вас поддержу все-таки. Надо же когда-то учиться быть настоящими хозяевами. Одними школьными сочинениями такую науку не осилить.

На этом и закончился первый серьезный разговор с директором. Ребята были довольны – они добились своего: Вадим Степанович обещал поговорить с председателем колхоза. А все остальное, как и раньше, мало тревожило их. Да придумают они, как найти выход с семенами и удобрением! Наверно, уже придумали бы, если б не поторопились.

Борис Кравцов так и сказал Вадиму Степановичу:

– Мы, конечно, виноваты, и вы правильно подсказали. Но нам хотелось побыстрей узнать: вдруг вы бы не поддержали! Тогда незачем и голову ломать про семена и землю… Зато сейчас мы такую мозговую атаку организуем!.. Пошли, ребята!

– Еще не пошли! – остановила его Зоя. – Посуду надо вымыть и убрать. И пол – посмотрите, как натоптали!

Девчонки дружно взялись за посуду. На долю мальчишек достался пол.

– Ромка, Сеня! – распорядился Борис. – Чтоб ни одного пятнышка! Я тоже помогу… Остальные – одевайтесь, не мешайте!

– Фефёла! Тащи швабру! – как по инстанции, передал приказание Ромка и подтолкнул Сеню Сивцева.

Через пять минут порядок в доме был восстановлен, и ребята высыпали во двор.

– Зевс – мужик свойский! – подытожил результаты визита Ромка.

– Но мозги он нам здорово прополоскал! – Борис оглянулся на крыльцо. – Ох и хитер!.. И с хозяином с этим подловил крепко, и насчет земли и семян втык сделал правильный!