Текст книги "Третья тропа"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Еще кому? – спросила она и снова, как в обед, лучисто посмотрела на Богдана.

Тот демонстративно отодвинул от себя тарелку с недоеденным картофельным пюре. Внимание девчонки раздражало его.

Вовка Самоварик на ужин не явился. Клим заметил пустое место за столом и посмотрел на мастерскую. Шторы на окнах фотолаборатории были спущены. Комиссар еще раз предупредил Сергея, чтобы тот не считал Вовку в самовольной отлучке, а повариху попросил оставить одну порцию для опоздавшего.

После ужина Сергей довел свое отделение до палатки, повернул строй лицом к ней и скомандовал:

– Все, кто работал со мной, – забрать личные вещи и занять места! Остальные – принимайтесь за вторую палатку. Как ее ставить – видели! До отбоя – три часа. Успеете, если поднажмете.

– Видели, но еще не усвоили. Трудно очень! – Богдан придурковато поскреб в затылке. – Вы бы нам повторили, товарищ командир!

Сергей помолчал, чтобы не начинать перебранку.

– А нам, – обиженно начал Фимка, – нам указатель не зачтется? Даром мы его…

– Могу объявить благодарность! – не дослушав, сказал Сергей. – А палатку вам ставить все-таки придется. И тому фотолюбителю, – он посмотрел в сторону штабной поляны, – тоже!.. Все!.. Р-разойдись!

Шуруп и четверо других мальчишек, которых Богдан называл шурупчиками, весело бросились к своим рюкзакам и чемоданам, расхватали их и помчались к палатке. Каждый спешил занять место получше, поудобнее. Презрительно прищурясь, Богдан проводил их холодным взглядом, не обещавшим ничего доброго. Он надеялся, что кто-нибудь из них предложит ему свое место.

– Щенки!

Богдан плюнул под ноги, беспечно засунул руки в карманы и пошел на свою лужайку. Фимка с Димкой вытащили ножи и полезли зачем-то в самую гущу кустов. Гришка Распутя преспокойно улегся под елью. Забудкин затравленно порыскал глазами по просеке и, заметив, что сержант Кульбеда и Славка Мощагин собираются натягивать для себя маленькую палатку, успокоился. «Куру в обед дали, а уж койку – обязательно дадут!» – подумал он и поплелся к пеньку.

Нарезав толстых полых дудок и прямых палочек, Фимка и Димка вернулись на просеку. Богдан поманил их пальцем.

– Эй вы, мастера-самоучки! Есть задачка на сообразительность. Чего не хватает на Третьей Тропе?

– Нашей палатки, – ответил Фимка.

– Я думал – вы умнее! – Богдан похлопал по траве рядом с собой. – Садитесь. Я вам, как Микропора, байку одну расскажу. Кто такие зэки, знаете?.. Да где вам! – он презрительно махнул рукой. – Зэки – это заключенные… В одной колонии сначала два зэка заболели, через день – еще два. А через неделю – сорок валялось в больнице. Эпидемия какая-то. Так за это всех начальников, – Богдан сделал паузу и закончил по слогам: по-сни-ма-ли!.. Доходит?.. Да они, – он посмотрел вдоль просеки на штабную избу, – они за нас головой отвечают! К ночи прибегут как миленькие и сами палаточку для нас раскинут: «Заходите, деточки, ложитесь под одеяльце, не простыньте, пожалуйста!.» Так что – никакой паники! Палатка нам будет! А не хватает на Третьей Тропе хорошего костра!.. Ну – ка, родненькие, дровишек!

Его рассказ о заключенных прозвучал для мальчишек вполне достоверно, а словечко «зэки» показалось таинственно-страшным, известным лишь узкому кругу посвященных. Оно подтверждало слухи о Богдане. Болтали, что был он чуть ли не главарем какой-то неуловимой банды и что суд дал ему целых три года. Чего стоят, по сравнению с этим, их собственные мелкие проделки? Они чувствовали превосходство Богдана. Приказал он сходить за хворостом – и они пошли. Обещал, что палатка для них будет, – и они поверили. Была во всем этом еще и доля страха. Сергей Лагутин при всей своей запальчивости дальше подзатыльника не пойдет. В этом мальчишки не сомневались. А Богдан и финку мог припрятать. У него рука не дрогнет пустить ее в ход.

– Спичек, конечно, не имеете? – спросил Богдан, когда Фимка и Димка приволокли по большой охапке хвороста. – Идите к Микропоре. Он мужик добрый – даст.

– А есть ли у него? – засомневался Фимка.

– Глаза нужно иметь! – поучительно произнес Богдан. – Он каждый час в кусты уходит. Думал – живот у него. Потом смотрю – когда возвращается, дымок из ноздрей попыхивает… Усекли?

Кульбеда и Славка Мощагин натягивали для себя двухместную палатку. Так уж было установлено: сержанты-инструкторы и командиры взводов должны иметь отдельные палатки. И не для того, чтобы их поменьше беспокоили, скорее наоборот. Начальник лагеря по прошлому опыту знал, что в первую неделю спать командирам и сержантам придется мало. Клекотов не думал, что этот лагерь – приятное исключение. И здесь сержанты и командиры будут вскакивать среди ночи и бежать туда, где возникнет что-либо тревожное.

Свою палатку Кульбеда и Славка поставили так, чтобы, не выходя из нее, просматривать Третью Тропу до самой речки. Отсюда была видна и лужайка, на которой сидел Богдан. Он говорил что-то Фимке и Димке. Когда они отвернулись от него и пошли к двухместной палатке, Славка спросил у сержанта:

– Разрешать или нет?.. Они, наверно, костер хотят разжечь.

– Костер – это верно, – согласился Кульбеда. – А насчет разрешения… Богдан не тот, чтоб нас с тобой спрашивать.

Фимка с Димкой еще только подходили к палатке, а Кульбеда уже достал из кармана спички.

– За этим хозяин прислал?

– Какой еще хозяин? – обиделся Фимка.

Димка молчал. Все разговоры обычно вел Фимка, а Димка лишь поддерживал его. Он и сейчас изобразил на лице гримасу, которая означала, что сержант своим вопросом затронул их самолюбие.

– Ну, а кто же он? – продолжал Кульбеда. – Не командир – всех командиров вы знаете. Шефом, может, или боссом его кличете?

– Богданом зовем – больше никак! – сердито ответил Фимка.

– Имя неплохое, – одобрительно произнес Кульбеда. – Дак за чем послал он вас?

– За ними! – Фимка указал глазами на коробок, зажатый в кулаке сержанта.

– Получай! – Кульбеда протянул спички Фимке. – Костер – дело доброе, особо когда к ночи. Вы там потолкуйте меж собой. Если решите всю ночь у огонька просидеть, скажите командиру взвода. Он вас в ночной дозор назначит, чтоб не напрасно дрова палили. И вам удовольствие, и служба пойдет исправно.

Озадаченные вернулись к Богдану ребята.

– Пугает! – усмехнулся Богдан, расспросив их о разговоре с сержантом. – Хитер мужик!

Был озадачен разговором и Славка Мощагин.

– Вы это серьезно? – спросил он у Кульбеды. – И палатку разрешите не ставить?

– А что поделаешь? – Сержант с шутливой беспомощностью развел руками. – Позови-ка командира первого отделения, посоветуемся…

Совещание прошло бурно. Сергей выложил все, что накопилось у него за день. Досталось и комиссару Климу за Вовку Самоварика, и Славке Мощагину, которого он назвал рохлей и мямлей, и даже сержанту за его постоянное добродушие и терпеливость. А когда Сергей заговорил о Богдане, тут уж так и посыпались категорические: заставить, проучить, наказать!

– Вот-вот! – подхватил Кульбеда. – Так и Дробовой гремел на весь штаб! Говорит подполковнику: «Разрешите мне за них взяться! Я их разом работать заставлю! Они у меня вмиг палатку поставят!»

– И поставили бы! – воскликнул Сергей.

– У Дробового поставили бы, – подтвердил Кульбеда. – Взрослый все-таки. Офицер к тому же – капитан. Заставил бы!.. А толку! Одна злость! Ее и так у Богдана хоть отбавляй. И палатка такая хуже тюрьмы им покажется. Не разрешил Дробовому подполковник. Сказал: «Сам зайду».

– Отлично! – обрадовался Славка. – Подождем!

– Подождать – подождем, – согласился Кульбеда. – А только, я думаю, не будет сегодня палатки. Придется нам с тобой, командир взвода, подежурить ночку.

– Нянькой бы вам! – вырвалось у Сергея.

Кульбеда и не подумал обижаться.

– А ты спи себе спокойно, – сказал он Сергею. – Ответственность за них на эту ночь с тебя снимаю.

– Спасибо! – Сергей вскочил. – Вы-добренький, вы снимаете, а я не могу!

Он вышел из палатки и, наверно, хлопнул бы дверью, но ее не было.

– Сережа! – позвал его Кульбеда. – Вернись на минутку.

Сергей неохотно сунул голову в палатку. Он выговорился, перегорел и теперь уже спокойно смотрел на сержанта, понимая, что тот ни в чем не виноват.

– У тебя какой разряд? – спросил Кульбеда.

– Второй.

– Зимой получишь первый.

– Как так? – приятно изумился Сергей. – Это не просто!

– Тебе просто! – возразил Кульбеда. – Тебе только одно и мешает – горячишься очень и в горячке плохо противника видишь, слабых мест не замечаешь. В нашем лагере это у тебя пройдет.

Умиротворенный возвращался Сергей в свою палатку. Не сердито, а скорей с сожалением взглянул он на Гришку Распутю, лежавшего под елью, на Забудкина, сиротливо сидевшего на пеньке, и даже подумал: не взять ли его в свою палатку? Седьмую койку в нее не поставить, зато можно на одну ночь расстелить матрас на столе. Вероятно, Сергей так бы и сделал, но Забудкин вдруг встал и пошел к разгоравшемуся на лужайке костру. «Ну и сиди с ними хоть всю ночь!» – решил Сергей, возмущенный тем, что Забудкина потянуло не к нему, к командиру, а к Богдану.

– Отшельнику – привет! – встретил Забудкина Богдан. – Пришел священному огоньку поклониться?

Забудкин не огрызнулся, присел у костра. Сейчас он был вынужден терпеливо сносить насмешки Богдана. Вечерело, а никто не торопился позаботиться о Забудкине. В таком положении он очутился впервые. Не того ожидал он, согласившись в райкоме комсомола пожить недельку в лагере. Просчитался! Надо было не сдаваться и требовать своего: санатория или, в худшем случае, какого-нибудь пансионата.

Он злился на себя, грыз ногти и не заметил, как Фимка и Димка закончили свою новую поделку. Это был водяной пистолет. Полая дудка служила стволом. Внутри помещался поршень – гладко оструганная палочка. Димка втянул из банки воду в дудку, прицелился, и хлесткая струя разбилась о лоб Забудкина. Он взвизгнул от неожиданности, чуть не опрокинулся на спину и, протерев забрызганные водой глаза, на коленях пополз к Димке, выставив растопыренные пальцы с неровными обкусанными ногтями.

Богдан схватил его за ботинок, дернул и остановил.

– Будешь рыпаться – прогоню от костра!

Забудкин сдался. Не умел он обходиться с мальчишками. Драться не любил, а все его рассказы про жизнь в секте вызывали только смех. Это было проверено не раз, поэтому и в лагере Забудкин не нажимал на сектантские воспоминания. Выгоднее всего было прикидываться больным, бедным, разнесчастным. Он и сейчас сыграл эту роль – уткнулся подбородком в кулаки и заскулил, как побитый щенок.

Фимке и Димке даже смеяться над ним расхотелось. А Богдан, приметив катившегося по просеке Вовку Самоварика, утешительно сказал:

– Не хнычь, святой мученик! Не ты один! – Он взял у Димки дудку и набрал в нее воды. – Мы и второго окрестим! И всех, кто подойдет!

Вода из дудки летела далеко – метров на пять, и Вовка, еще не добежав до костра, наткнулся на тугую струю, метко выпущенную Богданом. Но в тот вечер ничто не могло испортить Вовкиного настроения.

– Бросьте вы с вашими шуточками! – Вовка смахнул рукавом брызги с лица. – Смотрите, что у меня вышло!

Ему не терпелось хоть кому-нибудь показать свою работу. С этими снимками он сначала забежал в штаб к комиссару, но Клим ушел во второй взвод. А перед девчонками, которые окликнули его и накормили ужином, он не стал хвастаться.

Одобрительно посмеиваясь, мальчишки разглядывали фотографии. Даже профессионалу не всегда удаются такие снимки. Безразличный к неудобствам, растянулся на полу автобуса Гришка Распутя. Отрешенный от всего окружающего, сидел на пеньке Забудкин. Богдан царственно возлежал на лужайке около магнитофона. Не хуже были и пейзажи, и рабочие сцены. Но особенно выразительными получились два крупноплановых портрета. На одном был Клим. Тогда, в столовой, он шутливо перекосил лицо и вцепился себе в бороду. На снимке шутка исчезла – осталась пугающая физиономия бородатого бродяги. Второй портрет был капитана Дробового. Бритоголовый, насупленный, с приподнятым кулаком, он смахивал на заключенного, сбежавшего из-под стражи и напялившего для маскировки военную гимнастерку с погонами.

Над этими двумя снимками мальчишки хохотали так громко, что Сергей Лагутин, Шуруп и его дружки вышли из палатки. Ребят распирало любопытство: что там рассматривают у костра, над чем хохочут? Но страх удерживал их.

Чувствовали они: Богдан злится, что у них уже есть жилье, а у него нет ни палатки, ни койки.

И Сергей не торопился подойти к костру – раздумывал: как должен поступить командир в этом случае? Он догадался, что Вовка принес снимки. Ждать ли, когда он покажет сам, или подойти и посмотреть?

Сергей не сделал ни того, ни другого, потому что увидел спускающегося по просеке подполковника Клекотова.

– Встать! – крикнул Сергей. – Смирно!

Никто не успел выполнить команду.

– Отставить! – Подполковник успокаивающе махнул рукой. – Занимайтесь своим делом.

Он остановился в нескольких шагах от костра, заинтересованно осмотрел лук-указатель, осторожно дотронулся пальцем до стрелы с надписью «Третья Тропа».

Воспользовавшись этой задержкой, Вовка быстро собрал карточки и засунул их за рубаху. Тоненько и ехидно прохихикал Забудкин, напомнил Богдану:

– Всех, кто подойдет?.. Хи-хи!.. Этого водой побоишься!

– Н-да? – высокомерно спросил Богдан и взял дудку.

Рука у него не дрогнула – он не промахнулся. Струя, раздробившись в воздухе, окропила подполковника. Клекотов не сделал ни одного резкого движения, потому что был готов не только к любой неприятной неожиданности, но и к тому, чтобы повернуть ее в свою пользу. Он спокойно снял фуражку, стряхнул капельки воды, посмотрел на небо.

– Никак все-таки дождь начинается… Место мне у огонька найдется?

– Что за вопрос! – с преувеличенным радушием воскликнул Богдан и крикнул стоявшему у палатки Сергею: – Стульчик товарищу подполковнику!

– Не надо, не надо! – Клекотов словно ничего и не подметил в тоне Богдана. – У костра хорошо и без стульев.

Пока он усаживался на траву, Фимка незаметно вытащил из дудки поршень, а Димка взял обрезок фанеры и вынул из костра самую жаркую головешку. Теперь водяной пистолет превратился в безобидную трубку для выжигания. Димка вертикально установил фанеру и поднес к ней пылающую головешку. Фимка приблизил дудку к пламени и подул в нее. Тонкий огненный язычок лизнул фанеру и оставил на ней черный след. Пристально вглядевшись в лицо подполковника, Фимка снова подул в дудку. На фанере появился овал.

– Молодцы! – неожиданно похвалил мальчишек Клекотов. – Я обошел всех – никто еще до указателя не додумался и костра ни у кого не видел. Ваш огонек детство напомнил.

Мы тоже, бывало, как в ночное отправимся, так в первую очередь костер разложим… Обычно ребят на это дело посылали. Хорошо быть мальчишкой – всему радуешься, все тебе интересно.

Подполковник задумался, забыв на минуту о цели своего прихода.

Мирно потрескивал костер. Шипела дудка – Фимка продолжал выжигать что-то на фанере. Димка менял головешки – подставлял под дудку самые жаркие. Богдан включил магнитофон.

В гитарный перебор вплелся приятный печальный голос. Он пел «Вечерний звон».

Клекотов не думал, что у Богдана может быть запись этого романса. Поражало и то, что мальчишка чутко уловил подходящий для такого романса момент. Конечно, здесь был тайный намек. Богдан как бы напоминал подполковнику, что он стар, что он в прошлом – в том самом ночном со своими дружками – и что сегодняшних мальчишек ему не понять.

А голос все пел. Колокольно вызванивали струны. Все молчали до самого конца – до последнего вздоха гитары.

– Спасибо за музыку! – Прежде чем встать, Клекотов взглянул на фанеру и, невольно улыбнувшись, сказал Фимке: – Да ты же талант!

В овале уже угадывалось лицо и широкие кустистые брови подполковника.

Польщенный Фимка вынул изо рта дудку.

– Как закончим – подарим вам на память.

– Спасибо! – еще раз поблагодарил Клекотов и встал. – Я так вас понял: палатку пока ставить не будете?.. Мы тоже в ночном палаток не ставили. Когда холодно или дождь – в сено зароемся, в копну. Тепло, весело, и мыши-полевки рядом шуршат, попискивают.

Заскулил, заныл Забудкин, услышав про мышей.

– Ты чего? – подполковник склонился над ним. – Тебя здесь не обижают?

– Мне постель нужна! – слезливо пропищал Забудкин. – У меня в коленях ревматизм от холодного пола в молельне и спина от поклонов треснула!

Клекотов очень смутно представлял, что такое секта, и совсем не знал, что там делают такие мальчишки, как Забудкин. Он и жалел его, и в то же время чувствовал какое-то недоверие. В слезливых причитаниях подполковнику слышались спекулятивные нотки.

– Насчет постели обратись к своему командиру, – посоветовал он. – И вообще надо было позаботиться о себе раньше.

Ты же видишь: кто хотел палатку и кровать, тот днем поработал. Кому вместо палатки костра хватает, тот огонь разжег. А кому ничего не нужно, тот лежит себе всем довольный и помалкивает. – Клекотов повернулся к Гришке. – Распутин! Ты спишь? Не болен?

– Здоров, – послышалось из-под ели.

– Вот и прекрасно!.. До отбоя еще часа два, но мы уже сегодня не увидимся, так что спокойной вам ночи, ребята!

Когда Клекотов отошел от костра, Фимка вопросительно взглянул на Богдана.

– А ты говорил!.. Шиш тебе, а не палатка! Не на того напали!

– Посмотрим! – отозвался Богдан. – Время есть.

Дождь

Клим заканчивал обход лагеря. В палатки он не заходил. Шел вдоль просек по лесу, чтобы проверить, нет ли поблизости чего-нибудь опасного для ребят: старой землянки, которая могла обвалиться и придавить любопытных мальчишек, крутого оврага, надломленного дерева.

Так он делал и в пионерских лагерях, в которых работал старшим вожатым три последних лета.

Завершая обход, Клим забрался на высокий, поросший лесом холм и здесь, на самой вершине, набрел на большую, давно не обновлявшуюся братскую могилу. С другой стороны к ней подходила чуть приметная тропка. Могилу все-таки изредка навещали, но не поправляли ни развалившейся ограды, ни покосившегося обелиска, на котором виднелась когда-то хромированная, а теперь поржавевшая металлическая планка. С трудом читалось: «…шестого гвардейского…» Остальное разобрать было невозможно.

Клим стоял у обелиска и думал, что сюда надо обязательно прийти с ребятами и привести могилу в порядок. Он уже собирался уходить, когда на тропке показалась старуха с букетом полевых цветов.

– Здравствуйте, бабушка! – Клим шагнул ей навстречу. – Вы, наверно, знаете, кто здесь.

Он не договорил, заметив недоверие и страх в глазах старухи. Она попятилась, потом повернулась и почти побежала вниз. Бородатый незнакомец напугал ее.

– Да не бойтесь! – крикнул Клим. – Я могу уйти, если мешаю!

Старуха поспешно спускалась вниз по тропке, и Клим понял, что с ней не поговоришь.

Возвращаясь к штабной поляне, Клим услышал ритмичное шарканье пилы и деловитый перестук топоров. От этих звуков растаял неприятный осадок от встречи с пугливой старухой. Работал наряд из первого взвода – мальчишки заготовляли дрова для кухни. Лагерная жизнь налаживалась.

С центра поляны были видны все четыре просеки. Там мирно белели палатки. Снаружи – никого. Мальчишки обживали брезентовые домики: раскладывали по тумбочкам личные вещи, в который раз переставляли кровати, менялись друг с другом местами, протирали слюдяные оконца. Лишь на Третьей Тропе горел костер.

Комиссар был в курсе всех событий. Костер не удивил его и не насторожил, хотя Клим понимал, что это не просто костер, а вызов лагерному руководству. И этот вызов был принят всеми, кроме капитана Дробового.

Клим подошел к дверям мастерской – ключи висели на месте, на щите у входа. По пути комиссар заглянул на кухню и узнал, что Вовка Самоварик накормлен. «Про ужин вспомнил, а показать снимки забыл!» – подумал он, но тотчас отогнал эту мысль. Он же был в обходе – Вовка не мог его найти. А сейчас, наверно, его карточки разложены у костра, и мальчишки любуются ими. Клима потянуло на Третью Тропу – посмотреть, что получилось у Вовки Самоварика. Но он пересилил себя – не пошел. Нельзя было нарушать план, предложенный подполковником. Пусть мальчишки жгут костер. Пусть сидят у него хоть всю ночь напролет. Это их дело. Никто к ним больше не подойдет, потому что никого это не тревожит. Так по крайней мере все должно выглядеть для ребят.

С крыльца штабной избы Клим снова посмотрел на костер и остановился. Ведь где-то там и Забудкин. Комиссар не вспомнил о нем ни разу с тех пор, как видел его сидящим на пеньке около просеки. Он тогда не участвовал в работе и едва ли включился в нее позже. Выделит ли ему койку вспыльчивый Сергей Лагутин? Должен! Парень он неглупый и понимает, что для Забудкина надо сделать исключение.

Комиссар не ошибся. Проверяя тумбочки с личными вещами, Сергей прикидывал, поместится ли в палатке еще одна койка – для Забудкина. Но это ничуть не мешало ему придирчиво производить досмотр и делать, когда нужно, едкие замечания.

– Ты ваксой зубы чистишь? – спросил он у Шурупа, в тумбочке у которого зубная щетка сцепилась с сапожной.

В другой тумбочке на чистом белье, сложенном на верхней полке, Сергей заметил что-то похожее на табачные крошки. Он бесцеремонно проверил у хозяина карманы, вывернул наизнанку пустой рюкзак и потребовал:

– Дыхни-ка!

Мальчишка послушно разинул рот. Табачным дымом от него не пахло.

Обойдя все пять тумбочек и заставив навести в них образцовый порядок, Сергей уже хотел приказать, чтобы мальчишки сдвинули три кровати вплотную и освободили место для койки Забудкина.

Отрывистый удар грома заставил всех присесть.

– О-о-о-о! – на высокой ноте закричал кто-то на просеке. – Ой! Ой!

Сергей выскочил наружу.

Схватившись обеими руками за голову, не переставая ойкать, мчался вверх к штабной поляне Забудкин.

– Иннокентий! – крикнул Кульбеда, тоже выскочив из палатки.

– Забудкин! – подхватил Славка Мощагин.

Их голоса смял повторный громовой раскат, за которым сразу же хлынул ливень.

Убежав от сердито зашипевшего костра, Богдан, Вовка, Фимка и Димка попрятались под деревья рядом с Гришкой Распутей.

– Я черную молнию все-таки увидел, – неожиданно сообщил он ребятам.

Богдан даже сплюнул.

– Чокнутый!..

Когда дождь забарабанил по стеклам штабной избы, подполковник Клекотов отодвинул от себя график будущих занятий по военной подготовке, встал из-за стола и распахнул окно, выходившее на Третью Тропу. За густой сеткой ливня ничего не было видно.

Капитан Дробовой поднял голову от карты, на которой он вычерчивал границы лагеря. И Клим перестал листать список с подробным указанием анкетных данных на всех мальчишек.

– Вот уж это совсем ни к чему! – Клекотов подставил ладонь под дождевые капли.

– Я предупреждал, что будет дождь. – Дробовой тоже подошел к окну. – У меня бы они давно в палатке были.

Сейчас капитан искренне сочувствовал мальчишкам, потому что винил не столько их, сколько начальника лагеря и комиссара. Хотели мальчишки или не хотели, но он заставил бы их натянуть палатку. Им не пришлось бы принимать вечерний душ. Бессмысленным казался Дробовому эксперимент, затеянный Клекотовым и Климом. Смысл, по мнению капитана, имело только то, что выполнялось по приказу. Есть приказ – тут уж не жалей себя! Хоть дождь, хоть вьюга, а выполняй его, о себе не думай! Если и заболеешь – почет тебе и уважение. А когда нет приказа, глупо схватить даже самый легкий насморк.

Клим подошел к окну, взглянул на термометр, прикрепленный к раме.

– Как в бане – двадцать один! Не простудятся… Дождь пройдет – опять костер разожгут!

Сюда, к этому открытому окну, и подбежал Забудкин. Мокрые волосы прилипли ко лбу, с острого носа стекала струйка, губы были перекошены.

– За что-о-о? – горестно завопил он, ударяя в грудь кулачком. – Лучше обратно – в секту!.. Я в газету напишу!

Клим подхватил его под мышки и втянул в комнату.

– В палатку, выходит, тебя не пустили?

– Как же! Пустит он! – прохныкал Забудкин. – Он хуже старосты в секте!.. И про него напишу – как он чуть не умертвил меня в палатке!.. И на райком пожалуюсь! Про всех напишу – в «Правду»!

Выложив эту главную угрозу, Забудкин рыскнул глазами по лицам мужчин – проверил, подействовало или нет.

– Это в секте тебя кляузничать научили? – неприязненно спросил Дробовой. – Где остальные, которые у костра сидели?

– Какое мне дело! – Забудкин вытащил из брюк подол рубашки и стал вытирать мокрое лицо. – Жив еле!.. Грудь сжало! – Он усиленно задышал и схватился за живот. – И тут все время ноет! Рак, наверно!.. Когда умру – в лесу не хороните… И креста не надо – хочу погибнуть атеистом!

– Клим Петрович! Отведите его туда, – Клекотов поднял глаза к потолку. – Пусть там пока живет.

– На чердаке? – взвизгнул Забудкин.

– Там хоть и чердак, а как в гостинице, – успокаивающе объяснил Клим. – Специально для гостей оборудовано.

Он повел Забудкина к двери, а Дробовой вынул платок и долго брезгливо оттирал пальцы, хотя и не дотронулся до мальчишки.

– Фу к-какой!..

Ливень начал утихать. Капли помельчали, но небо не прояснялось.

Дробовой вернулся к столу, а Клекотов остался у окна. Он ждал, когда снова загорится костер. Огонь на просеке не появлялся.

– Спички, может быть, намокли, – вслух подумал подполковник.

– Спички им вообще не положены, – напомнил Дробовой. – У кого нашли, отобрали еще в городе.

– Значит, не у всех нашли – костер-то горел!.. А теперь размокли – не зажигаются! – огорченно произнес Клекотов. – В золе бы хоть покопались, – посоветовал он, будто ребята могли услышать. – Глядишь – и нашли бы уголек! Горе-мученики!

– Могу сходить, – предложил Дробовой, – снабдить их спичками.

Клекотов круто повернулся к нему.

– Я не ослышался?

Капитан досадливо потер свой голый череп.

– Что вы так смотрите?.. Я если и спорю с вами, так только по поводу методов, а не по существу. Мне не меньше вашего добра им хочется. Мне их простуда – как собственная болячка.

– Вы меня обрадовали! – Клекотов улыбнулся широко, с каким-то внутренним облегчением. – А ходить к ним, я думаю, все-таки не надо. Во-первых, двадцать один тепла. Я бы своему внуку разрешил босиком по лужам побегать… Во-вторых, там сержант, командир взвода и командир отделения. Придумают что-нибудь.

Проба сил

Богдан, Фимка, Димка и Вовка Самоварик все еще сидели под деревьями. Мальчишки молчали. Настроение у них было самое скверное. Снова разжигать костер никому не хотелось, потому что и земля, и трава вокруг намокли. Под деревьями хоть сухо – можно сидеть, поджав ноги. Но сколько так просидишь? Не всю же ночь! А если опять дождь? Дерево не палатка.

– Влипли! – произнес Вовка и посмотрел на Богдана.

– Ты ничего не придумал? – спросил Фимка у Димки.

– Не-а! – отозвался тот.

Оба они тоже посмотрели на Богдана.

Он чувствовал эти взгляды и понимал, что они означают: ты – главный, тебе и находить выход! Но сейчас такие взгляды не льстили его самолюбию. Глухое озлобление разгоралось в нем. Особенно раздражали его палатки, казавшиеся удивительно удобными и надежными. В палатке Сергея Лагутина раздавались веселые голоса.

Из палатки Кульбеды и Славки Мощагина не долетало ни звука. Сержант в начале ливня выбежал на просеку, прикрыл брезентом нераспакованное оборудование последней, так и не поставленной палатки. Возвращаясь, он не взглянул на спрятавшихся под деревьями мальчишек и старательно, наглухо задернул полог. С тех пор в палатке – ни голоса, ни движения. Будто оба – и сержант, и командир взвода – заснули.

– Товарищ командир! – долетел до Богдана голос Шурупа. – А можно не ждать отбоя? Охота придавить подушку.

– Сегодня можно, – разрешил Сергей. – Кто хочет – ложитесь.

Послышался чей-то протяжный зевок. Это окончательно вывело Богдана из себя.

– Пора и нам! – выдавил он хрипловатым от злобы голосом и встал, бросил мальчишкам: – Пошли! – Подумав, что Гришкина сила может пригодиться, позвал и его: – Идем, Распутя, за местом под солнцем!

– Мне и здесь хорошо, – послышалось из-под ели.

– Падаль! – обругал его Богдан. – Валяйся, пока черви не сожрут!

Они вчетвером приблизились к палатке Сергея Лагутина. Фимка, Димка и Вовка держались сзади, Богдан – впереди. Сергей не прозевал – встретил Богдана у входа.

– Чего подкрадываетесь?

– Идем в палатку, – ответил Богдан.

– Силой не займешь! – Сергей предостерегающе покачал головой. – Не пробуй.

– Мне силы не надо. Слово хочу сказать др-ружкам!

Он так произнес это «др-ружкам», что мальчишки, подслушивавшие разговор, воробьями бросились к задней стенке палатки – подальше от входа.

– Твои дружки – за решеткой! – не вытерпел Сергей и все-таки разрешил: – Ладно, говори свое слово.

– Шуруп! – позвал Богдан и пригнул голову, чтобы войти в палатку, но Сергей рукой загородил вход.

– Нет уж! Ты отсюда, пожалуйста!

– Эй, шурупчики! – прохрипел Богдан в темное нутро палатки. – Вы меня знаете!.. Кто потеснится на своей койке, тому это зачтется!

Наступила тишина, и стало слышно, как мелкий моросящий дождь снова зашелестел, закапал на туго натянутый брезент.

– Все слышали? – громко и весело спросил у мальчишек Сергей. – Есть желающие?

– Не-е-ет! – разноголосо послышалось из палатки.

– Вопрос исчерпан! – Сергей в упор посмотрел на Богдана. – Ты крепко просчитался!

– Погоди! – Богдан тяжело задышал, точно бежал в крутую гору. – Ты мне дай глаза их увидеть!

Он ринулся напролом в палатку, но Сергей оттолкнул его. Богдан медленным устрашающим движением опустил руку в карман и выжидательно затих.

– Да брось ты! – негромко произнес Славка Мощагин, появляясь у палатки. – Ни кастета, ни ножа у тебя нету. А драться на кулаках не советую: у Сергея второй разряд по боксу. Хочешь со мной? Только без драки и без злости. На ловкость и на силу.

– Кого бить – мне все равно!

Богдан набросился на Славку и сшиб бы его размашистым ударом кулака, но Славка успел отклониться. Кулак проскочил мимо. По инерции Богдана повернуло спиной к Славке. Тот сделал подсечку, без усилий повалил его, мирно сказал:

– Я же просил без кулаков!

Богдан не слышал уже ничего. Он встал на корточки и из этого положения, как распрямляющаяся пружина, устремился вперед и вверх, нацелившись головой в Славкин подбородок. И снова встретил пустоту и, наткнувшись на выставленную Славкой ногу, упал на живот, проехался лицом по мокрой траве. Дождевая вода немного охладила его. Он не сразу поднялся на ноги. Сначала сел и оглянулся на Фимку, Димку и Вовку.

– Крысы!.. Я один должен, да? Один?

Но и после этого окрика мальчишки не поторопились вмешаться. Зато к палатке подошел Гришка Распутя.

– Интересно, – глухо промямлил он и навис над Славкой Мощагиным. – А меня сможешь?

– Попробую, – улыбнулся Славка. – Захватывай меня как хочешь!

Распутя по-медвежьи облапил его поперек туловища, легко оторвал от земли и предупредил: