Текст книги "По ком воют сирены"

Автор книги: Александр Чернобук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Правда, в самом начале, когда только приехал и снял квартиру, опасения у него были. Но они скоро развеялись. Да, с выбором укромного места он не ошибся. А выбрал его по одной простой причине – с этим областным центром его ничто не связывало. Абсолютно.

Как работают менты по розыску особо опасных преступников, он знал прекрасно. Впервые Секу подали во всесоюзный розыск еще тогда, когда он не достиг совершеннолетия. Сколько раз с тех пор менты рассылали фотостаты с его физиономией во все концы страны, вспомнить было просто нереально. Так что к своим годам опыта в этом вопросе он поднабрался и делил эти мероприятия на две категории: розыск пассивный и розыск активный.

В первом случае идет оповещение всех сотрудников милиции с рассылкой фотографий в каждый, даже самый захудалый, райотдел (а по головотяпству в половину оговоренных инструкцией инстанций оповещения могут и не разослать). С этого момента о разыскиваемом просто забывают, пока он сам где-нибудь по глупости не встрянет.

Скажем, в пьяной кабацкой драке менту челюсть сломает. И тогда у него проверят документы (если поймают и дотащат до отделения, конечно), сверят с ориентировкой и захлопают в ладоши. Незамедлительно доложат по инстанции: «в результате проведенных оперативно-розыскных мероприятий задержан особо опасный преступник имярек, находящийся в розыске».

Тому, у кого челюсть оказалась слабой, грамоту выпишут, а непосредственному начальнику пострадавшего дадут премию в сумме, эквивалентной блоку сигарет и трем бутылкам водки. Так или иначе, но палку они срубят. А если повезет, так и в должности или в звании повысят. Опять-таки —медальку могут к груди прикрутить. Зависит это от калибра преступника.

Во втором случае к выше описанным мероприятиям добавляется план-метод «Паутинка». В местах наиболее вероятного появления преступника выставляются наблюдатели, в местах просто вероятного появления (скажем, где живут дальние родственники) предупреждаются участковые, активисты, штатные сексоты и т. д. При таком раскладе шансов встрять, конечно же, гораздо больше. И совсем не обязательно для этого вести себя нагло и вызывающе. Можно просто лопухнуться и заявиться не в то место и не в то время.

Так вот, в этой тихой пристани, не было у Секи ни знакомых, ни родственников, ни, насколько он помнил, подельников, да и сам город за свои пятьдесят без малого лет он видел пару раз, и то проездом. Именно поэтому пересидеть первое время он решил здесь. Пересидеть по-тихому. Это была суровая необходимость. Потому что в связи с его последними подвигами искать Секу должны были не просто активно, а очень активно.

То, что ориентировки на него, безусловно, в этот город пришли, его не смущало. Никто ничего «за так» в этой жизни не делает – принцип старый и верный. Ни один мент специально его персоной заниматься не будет. Это верняк. Главное, самому не встрять по-глупому.

Поэтому свои ночные бдения Сека старался проводить тихо и спокойно. Общался, в основном, с молодежью. Сколько было лет его собеседникам-собутыльникам? Где-то между восемнадцатью и двадцатью восемью. Более точно определить возраст в нынешнее «продвинутое» время он даже не пытался. Раньше было проще. Человек открывал рот, произносил пару фраз, и сразу было понятно, сколько ему лет и что он видел в жизни. Это касалось, естественно, мужчин. С женским полом всегда было хуже…

После нескольких предложений произнесенных лицом человеческого рода женского пола (именно так определяет этих существ словарь Даля) в большинстве случаев продолжать общение с этим лицом охота пропадала.

Вздохи, охи, хриплые крики, междометия, мольбы о пощаде, экспансивные телодвижения и прочие сопутствующие действия – пожалуйста, вперед. Но выслушивать их досужие разглагольствования, поддерживать светскую беседу или терпеть эмансипированные выпады – увольте. Суть женщины – лежать на спине, ну или … стоять на коленях. С этой твердой жизненной позиции Секу ничто не могло сбить уже давно. И вдруг появилось это странное существо…

Она бежала по улице, хлопая яркими трехцветными шлепанцами. Длинные каштановые волосы развевались, встречный ветер причудливо путал завитые прядки. Короткая маечка туго обтягивала молодую спелую грудь. Шортики песочного цвета, шнурочек-поясок с двумя кокетливыми кисточками на узкой и гибкой талии. Во всем этом не было бы ничего удивительного, если бы не фактор времени. На дворе была ночь. Сека взглянул на циферблат – два часа десять минут.

– Эй, красавица, куда так спешишь? – без всякой надежды окликнул из темноты пробегающую девчонку.

Та остановилась и, улыбаясь, повернулась к нему лицом. В свете фонаря, висящего над подъездом, она выглядела крайне эффектно.

Боясь спугнуть удачу, подошел ближе, изо всех сил стараясь не дышать в ее сторону, зная по опыту, что на алкогольные пары, особенно в темное время, суток у женского пола страх на уровне подсознания. Взглянул в прекрасное юное лицо. В глазах девушки читались вежливое ожидание, готовность помочь и … ничего больше: ни страха, ни удивления, ни замешательства.

Сека под этим чистым доверчивым взглядом даже смешался, но лишь на секунду:

– Куда мы так торопимся? Такой чудный вечер, – и сразу же выдал первое, что пришло в голову:

Я сижу в своем саду, горит светильник.

Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.

Вместо слабых мира этого и сильных -

лишь согласное гуденье насекомых.

– Ой! Это же Бродский.

– Да, – гордо кивнул головой Сека, – это Иосиф Бродский.

– Надо же! Никогда б не подумала, что встречу в этом городе… да и, пожалуй, в жизни человека, так легко его цитирующего. Причем, вот так вот запросто, прямо на улице. – Она смотрела на него с нескрываемым восхищением.

– А чего здесь удивительного? – Он порылся в памяти и продолжил:

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду.

между выцветших линий

на асфальт упаду.

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

– до свиданья, дружок.

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

– словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

– Кстати, это мой любимый стих у Иосифа Александровича. Мне также, как и ему, особенно близко осмысление мира как единого метафизического и культурного целого.

– Ой-ой-ой! – Девчушка восторженно захлопала в ладошки.

– Профессиональный поэт обязан знать всех великих собратьев по перу, – Сека улыбнулся, открыто и приветливо, насколько мог. – А уж цитировать должен легко и с любого места.

– Вы поэт? – Глаза девчонки округлились – Не может быть!

– А что? Неужели не похож?

Он картинно развел в стороны руки, предлагая осмотреть себя целиком и повнимательней. Заметив, что девчонка поддалась на эту нехитрую уловку и стала его разглядывать от подошв сандалий до макушки, продолжил: – В каком именно месте я отличаюсь, на твой взгляд, прелестница, от классиков поэтического жанра?

Та, поняв, засмеялась.

– Так вы действительно любите поэзию? – Сека начал закреплять успех.

– Обожаю, – она сложила ладошки в неслышном хлопке.

– И Бродского, в частности? – Он лихорадочно размышлял, куда можно пригласить это дитя в такое время суток, чтоб не оттолкнуть и не испугать. Для круглосуточно работающих гадюшников она была слишком чиста и невинна.

– Ага, особенно то, что вы цитировали первым – «Письма римскому другу». – Она задорно подняла подбородок и нараспев проговорила:

Здесь лежит купец из Азии. Толковым

был купцом он – деловит, но незаметен.

Умер быстро: лихорадка. По торговым

он делам сюда приплыл, а не за этим.

Рядом с ним – легионер, под грубым кварцем.

Он в сражениях Империю прославил.

Столько раз могли убить! а умер старцем.

Даже здесь не существует, Постум, правил.

– Первый раз в жизни встречаю родственную душу. Давайте пойдем куда-нибудь, выпьем кофе, – наконец-то сообразил Сека. ― А для начала познакомимся. Меня зовут Игорь.

– Давайте. Вика, – легко согласилась девочка и, взяв его под руку, защебетала: – Какая дивная ночь. Надо же, настоящий поэт. Мне никто не поверит. Что-то нереальное. Фантастическое. А еще я очень люблю Есенина. Особенно раннего…

Она начала что-то цитировать, но Сека ее не слушал. Он придумал только насчет действия – пить кофе, а насчет места – где пить, мыслей пока не было. Вернее, их было много, и он лихорадочно перебирал возможные варианты. В конечном итоге, поводив ее по кварталу, остановился возле подъезда дома, в котором снимал квартиру, и пробормотал:

– А вот здесь я живу.

– И что?

Она с любопытством заглянула ему в глаза. Он, пятидесятилетний волчара, с руками по локоть в крови, весь сжался под ее доверчивым взором.

– У вас дома разве нет кофе, Игорь? – спросила она и потянула его к двери.

– Есть, – промямлил опешивший от такого развития событий Сека.

Такого чувства он не испытывал никогда в своей жизни. Трогательная трепетная чистота полностью доверилась ему. До самого утра он слушал ее мелодичный голосок. Вика то восхищалась его стихами, коих он прочел неимоверное количество, то цитировала сама. Причем границ не было. В этой безликой и неуютной квартире звучали четверостишия из Ахматовой, Визбора, Цветаевой, Высоцкого, Шекспира, Бодлера, Есенина и прочих, прочих, прочих…

Происходящее казалось ему сном. Фантастическим. Не может происходить такое в его жизни. Нереально. Не заслужил. Даже мысли определенной сексуальной направленности выглядели как-то не так, словно набекрень. Хотелось совершить какой-нибудь подвиг, чтоб добиться ее расположения. Сотворить что-нибудь героическое.

Например, завязать с криминалом и остаться с ней… Он представлял себе это очень смутно, но мысли такие возникали.

В конечном счете, Сека решил, что если эта девочка ляжет с ним в постель, то он очистится, и ему простятся все его прегрешения. А потом все будет очень хорошо. Что именно и почему это так будет, ответить себе он не мог.

Отдалась она ему, когда уже было совсем светло. Легко и просто. Без жеманства и кокетства. Словно именно его всю свою жизнь и ждала. Как будто так оно и должно было быть. Он не узнавал себя в этой сцене – был ласков, нежен и предупредителен. Свершилось. Твой дар принят, Господи. Спасибо…

********

Теперь же, по прошествии нескольких дней, эта женщина вызывала у Игоря совершенно другие чувства. Ее копошения на полу раздражало его, и единственное, что было приятным, это возможность безраздельно властвовать над этим существом.

Плохо только, что истощилась фантазия – придумать что-то новое по части сексуальных извращений Сека не мог уже вторые сутки. Поэтому сегодня он взорвался и сразу же после завершения полового акта отправил девчонку на пол ударом кулака в затылок.

Внимательно следил, как она в неудобной позе – полулежа, полусидя ― жадно ищет на внутренней стороне бедра, ближе к паху, вену. Ее ноги подрагивали в определенном ритме, будто пританцовывая, взгляд стеклянных глаз был сосредоточен на игле. Губы кривились, из горла вылетали нечленораздельные монотонные звуки: то ли какая-то мелодия, то ли молитва, то ли шизоидный бред законченной наркоманки.

А когда человек в таком состоянии, с ним можно делать все, что угодно. Можно приложить к телу нагретый утюг или уколоть острием ножа. Реакция будет практически нулевая – дернется рефлекторно, не поворачивая головы и все. Сека уже пробовал подобными действиями как-то расшевелить ее в такие моменты – бесполезно.

Ну вот, наконец-то игла, после многочисленных промахов, нашла вену – в блеклой мути внутри шприца расцвело алое облачко крови. Из уст наркоманки послышался утробный рык – получилось. Она выжала поршень до отказа, закатывая глаза от ожидаемого удовольствия, и замерла: сейчас, сейчас, сейчас.

Вытащила иглу. Шприц упал на пол. Левая рука вялым движением поднесла смоченную в водке ватку к ранке, но приложила ее рядом с крошечной точкой свежего укола. Струйка крови потекла по бедру. Рука рефлекторно промачивала кожу ватой на ноге в сантиметре от раны. Девушка этого не замечала. Делать с ней в данный момент можно было все, что угодно, и Игорь снова начал перебирать различные варианты сексуальной игры с податливым женским материалом.

Тут зазвонил телефон, и Сека, вздрогнув, снял трубку. Телефон беспокоил его крайне редко. Звонить по этому номеру особенно было некому. За все время отсидки на снятой квартире по делу было всего два звонка. В других случаях обычно ошибались номером. Иногда беспокоили тупыми вопросами о водоснабжении или отоплении коммунальщики. Но на этот раз Сека услышал знакомый голос и понял, что звонок не просто по теме. Скорей всего, он круто изменит его нынешнюю пресно-размеренную жизнь. «Бега», похоже, закончились.

– Это Фрол, – загудела трубка. – Ты там не опух от безделья?

– Близок к этому. – Усмехнулся Сека и пнул пяткой тело с закатившимися от блаженства глазами. – Есть предложения?

– Да. Тот вариант, что мы с тобой обсуждали.

– Который по столице? – Уточнил Игорь.

– Именно. Тема на мази. Собираю команду. Если готов, подгребай.

– Готов, готов. Совсем я здесь застоялся. Да и полгода почти уже прошло. Пора всплывать.

– Тогда жду. Как меня найти, знаешь.

– По первому варианту?

– Да.

– До встречи, – сказал по инерции Сека, но трубка уже отвечала короткими гудками.

Игорь немного ее подержал, легко покачивая, а потом с размаху опустил на рычаги. Телефон утробно лязгнул. «Пришел момент действовать. Наконец-то!» – Накинув халат, он сел в кресло и закурил. Перебрав все ему известное по теме, предлагаемой Фролом, ехать, решил незамедлительно. Тема была жирная и главное – интересная. Банальные грабежи приелись. Решительно затушил окурок, собрал Викины вещи и, взяв ее под локоть, потащил к входной двери, приговаривая на ходу:

– А есть еще такой стих у нашего любимого Иосифа Бродского. Ты должна его знать.

Этот ливень переждать с тобой, гетера,

я согласен, но давай-ка без торговли:

брать сестерций с покрывающего тела

все равно, что дранку требовать у кровли.

Оставив нагую, ничего не соображающую девицу на лестничной площадке, швырнул ей под ноги одежду, захлопнул дверь и потер руки:

– Вперед! Пора! Где наша дорожная сумка?

Свят

Колеса стремительно жрали асфальт. Свят зевал во все тридцать два зуба, стараясь не вывихнуть по неосторожности челюсть, и протирал слезящиеся от недосыпа глаза тыльной стороной руки. Трасса была пустынна. Раннее летнее утро, мокрое дорожное покрытие, плотный туман – все это не способствовало интенсивности движения.

У нормальных хозяев транспортные средства мирно дремали в уютных, отапливаемых капитальных гаражах, а сами они, только раскрыв к этому моменту глаза, переползали через жену (или не жену) в сторону ванной комнаты. Причем, лучшие из них, по уверениям слабого пола, преодолевали это препятствие два раза или даже больше…

В этом месте Свят разбавил свои мысли нарочито громким смехом. Сделал он это опять-таки для того, чтобы отогнать подкрадывающуюся дремоту. После того, как смех прекратился, вялые размышления потекли дальше.

… И только редкие идиоты, к коим, ни секунды не колеблясь, Свят отнес и себя, спозаранку мучают педаль газа своих железных коней, преследуя непонятные цели. Впрочем, не понятны они только другим водителям. Свои же, индивидуальные, задачи каждый всегда считает архинеобходимыми и сверхнеотложными.

Налицо живой пример. Пожалуйста. Почему, например, тебе, Вячеславу Фурсову, региональному менеджеру по южному региону мощной компании по продаже бытовой техники, нельзя было остаться в гостинице и поваляться в постели до обеда? И лишь потом, полностью придя в себя, двигаться дальше?

План. График. Именно он заставил встать ни свет ни заря и переться в очередной областной центр со стандартной процедурой внеплановой проверки сети магазинов компании. А теперь вопрос несколько иного порядка. Кто составлял этот долбаный график? И кто утверждал план проведения данных инспекторских мероприятий? Уж не ты ли сам? Точно так. Ты и никто другой. И волен объезжать свои семь областей в произвольном порядке. Как нравится. Никто из руководства слова не скажет.

К тому же, давно известно, что если хочешь увидеть реальное положение дел, лучше не афишировать время проведения ревизии. Можно было легко отмазаться, перед собой же, оперативной необходимостью выждать несколько часов. Придумать что-нибудь еще более важное.

Свят в очередной раз громко зевнул.

… К тому же, в следующей проверяемой области координатор довольно мутный и что-то у него там неладно. Сигналы эти уже не первый месяц посылал Святу спинной мозг, а этот орган в таких вопросах у Вячеслава никогда не ошибался. Вот-вот, именно из этих соображений ты все переиграл и мчишься спозаранку, минуя промежуточные пункты, именно в этот областной центр. И уже не только спинной мозг, но и сердце чувствует: не зря, ой не зря. Сердце-то чувствует, а вот голова с бодунища практически ничего не соображает.

И все-таки недаром тебя держат на этой работе – за два года четыре предложения крупных взяток, три нападения с целью повреждения тела ревизора, одна попытка убийства и целый ряд раскрытых финансовых махинаций, с которых все неприятности обычно и начинаются. Так просто голову проломить проверяющему не пытаются. Все происходит, как правило, по делу…

В результате финансовых инспекций: два уголовных дела, добровольно-принудительная смена четырех областных координаторов и трое из числа нанятых противной стороной нападающих побывали после стычек с ревизором в реанимации. Вот такая нужная работа. Так было, есть и будет. Из века в век проблемы у нас все те же: воры, дураки и дороги.

Свят посмотрел на летящий под колеса асфальт. Ничего интересного в изборожденном выбоинами покрытии не было. Зевнул в очередной раз и закурил сигарету. Дым наполнил салон. Набитая ватой голова получила никотиновый допинг. Стало немного легче.

На трассе неоспоримо лидирующее место по количественному признаку занимали путешественники вполне определенной направленности. Это было бесспорно их время.

Старенькие развалюхи с обреченностью ломовых осликов тащили прицепы с овощами-фруктами. Народ ехал на заработки. Вот навстречу с характерным кашлем мотора и шлейфом черного дыма проследовал «Москвичок» с полным прицепом даров земли под потертым брезентом. Свят сумел рассмотреть не только кислое лицо мужичонки, которого нужда гнала за тридевять земель, но и нелицеприятную ухмылку, адресованную, вероятно, его не первой свежести «Мазде». Для владельца «Москвича» она, видимо, была пределом представлений о роскоши, комфорте и благополучии. В прочем, это совсем не повод улыбаться именно так. Уж больно знакомая гримаса. Свят взглянул на панель управления и без особой злобы выругался – работала «аварийка». Положительно – нельзя с бодуна садиться за руль. Полчаса на трассе, и не обращать внимания на мигающую лампочку, это, конечно, перебор.

А как она вообще оказалась включенной? А, Вячеслав? Балда ты, Свят! Парковался в неположенном месте при выезде из города, когда покупал сигареты, вот и включил отмазку для доблестных стражей дорог. А отключить забыл. Ну и Бог с ними… С кем? Да, со всеми: с доблестными сторожами, тьфу ты, стражами, сигаретами, кислыми улыбками, работающей «аварийкой», мигающей лампочкой, овощефруктовозами… Кофе, надо выпить кофе… Вот что приведет в чувство. Свят твердо решил у первой же дорожной забегаловки выпить двойной кофе, подышать воздухом и размять ноги.

Из тумана внезапно показалось стадо коров, медленно переходящих дорогу. Нога рефлекторно вдавила педаль тормоза до пола. Машина пошла юзом. «Мазда» пронзительно завизжала покрышками. Ни Святу, ни автомобилю это экстренное торможение не понравилось. Громко выматерившись, Вячеслав начал искать глазами пастуха.

Взгляд скользил по спинам буренок, на которых белой краской были выведены полуметровые номера – 34, 61, 14, 47, 39, 11 – одиннадцать – Блохин. Свят засмеялся ходу своих мыслей, гнев прошел. Съехал на обочину, вышел из машины и окликнул неторопливо бредущего пастуха:

– Гей, дядьку, ты чего, смерти моей хочешь?

– Нет, хлопче, ты сам к ней стремишься, – отозвался мужик с кнутом. – С момента рождения приближаешь ты, и только ты, сей неотвратимый миг.

Свят с удивлением оглядел фигуру в высоких резиновых сапогах и наброшенной на плечи армейской плащ-палатке. Философствующий пастух – надо же. С утра такая встреча – забавно день начинается:

– Вот как. Интересно, интересно. Гениальные мозги философа, заблудившиеся в тоннах мычащей говядины. Как ваша фамилия, мыслитель? Кант, Спиноза, Кафка, Сократ, Софокл или Марк Аврелий? Как мне обращаться к тебе, укротитель парнокопытных рогатых тварей?

– Поставь вопрос ребром, и он выйдет тебе боком. – Мужик забросил кнут себе на плечо, остановился и начал неторопливо сворачивать самокрутку.

Судя по всему, он нисколько не был взволнован тем обстоятельством, что по его вине чуть не случилось ДТП. Действительно, что тут такого? Ну, разбился бы пацан… Разве из-за этого солнце перестанет восходить или заходить? Или не наступит завтрашний день? Или воды великих рек повернутся вспять?

– Это ты к чему? Дед, объясни все толком. И вообще, ты чего творишь, убивец? Теракт на дороге совершить пытаешься?

Заинтригованный Свят подошел к пастуху вплотную и клацнул зажигалкой. Тот оказался крепким мужчиной лет шестидесяти с открытым добродушным лицом и абсолютно седой головой. Его резиновые сапоги нестерпимо воняли чем-то далеким и знакомым… совдеповским… Запах этот был явно из пионерского детства Вячеслава.

Пастух с наслаждением выдохнул табачный дым и изрек:

– Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.

– Интересно. Эти две твои последние фразы между собой логически увязаны, спорить не буду. Причем, если автора первой я не помню, то вторая явно принадлежит умнику в погонах Эдварду Мэрфи. – Свят достал сигарету и тоже закурил. – Объясни мне теперь, как эти посылки связаны с твоей коровьей атакой на мой автомобиль.

– Все просто. Ты торопишься, парень, а зря. Потому как спешишь ты навстречу неприятностям. А мои коровы дали возможность тебе еще раз вернуться в исходную точку и все хорошо обдумать.

– Вот как? Поразмыслить о сути своих земных дел? Задуматься о ходе бытия? – Вячеслав рассмеялся, но не очень весело и уверенно.

– Так, хлопче. Ты опять на пороге великих дел, но они могут обернуться по-разному. И так и эдак. Готов ли ты к любому их развитию или же нет, подумай об этом хорошенько. Тебе дана возможность остановиться и поразмыслить. Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь в безопасности.

– Послушай, уважаемый… – Свят машинально поправил пистолет в наплечной кобуре под пиджаком и ослабил узел галстука. – Тебе не кажется, что твои предсказания притянуты за уши, а встреча наша носит несколько случайный характер? Последнее настолько очевидно, что всякая параллельность…

Он сконфуженно замолчал, поскольку понял, что старец его совсем не слушает. Сразу же захотелось отпустить какую-нибудь колкость, но что-то внутри подсказало, что этого делать не стоит. Мало того, где-то в подсознании мелькнула мысль, что глупостей он наговорил уже достаточно. И сегодня, и вообще за всю свою жизнь. Пора остановиться. Так Свят и стоял, молча созерцая своего странного собеседника, посасывая сигарету и отчего-то поджимая пальцы ног в дорогих туфлях.

А тот смотрел вдаль, докуривая свою «козью ножку», и его лицо не выражало никаких эмоций. Его белесые глаза неторопливо и бесстрастно осматривали окрестности, а весь вид показывал полнейшее безразличие к стоящему рядом Святу. Когда пауза затянулась до абсурда, он так же, не поворачивая головы и никак не интонируя, произнес:

– Ну, бывай, я пойду догонять своих коровок. Нужный знак ты получил вовремя. Теперь все в твоих руках. Не премени воспользоваться своей головой, – он растоптал подошвой огромного сапожища то, что осталось от самокрутки, и решительно последовал за уходящим стадом, громко щелкая кнутом.

Вячеслав постоял несколько секунд в нерешительности. Хотел окликнуть уходящего пастуха, но не нашел слов и передумал. Правая рука скользнула за полу пиджака и привычно обхватила ребристую рукоять пистолета. Простояв в такой позе несколько минут, он отшвырнул выкуренный до самого фильтра окурок, сел в машину, повернул ключ в замке зажигания и резко тронулся с места.

– Вот, блин, дела. Пообщался с сельским жителем. Вместо того, чтоб шугануть сразу «плуга» или даже напугать до усеру (тем же стволом, например) – выслушал лаконичную, но емкую по содержанию проповедь о смысле своей жизни. Ах, да! Это же не все. Еще и знак получил. Сначала чуть не разбился в лепешку. А ну-ка, в корову на скорости сто двадцать километров в час врезаться? Ни у водителя, ни у животного шансов выжить никаких. Потом философский ликбез. А в конечном итоге оказалось, что все это – знак. Вернее, знак был в самом начале – спровоцированное и чудом не произошедшее ДТП. Вот уж всем знакам знак. Ну, дед. Ну, старый мудрец. Старый дурак. Кто это ему дал, интересно, право так разговаривать? Безапелляционно и… и…

Свят распалил себя до предела и вошел в крутой поворот на скорости гораздо большей, чем следовало. Машину повело боком и начало выносить за пределы дороги. Свят судорожно впился в руль – сейчас колеса хапнут обочину, и автомобиль неминуемо перевернется на крышу. Вполне вероятно, что при такой скорости машина покатится кубарем и остановится только далеко в канаве.

Вячеслав в ужасе вертел руль и жал на тормоз. Он уже представлял себе последствия аварии – кусок покореженного металла с окровавленным водителем внутри. Безразличные руки, выпиливающие фрагменты автомобиля, чтобы извлечь бездыханное тело. Пелена страха застилала глаза. Гибель казалась неминуемой. Но через какие-то мгновения машина, по неимоверному везению не слетев с асфальта, стала поперек дороги.

Мелко дрожали руки. Перехватило дыхание. Все тело трусило в нервном ознобе. Лицо покрылось липкой испариной. Он увидел, как из-за того же злополучного поворота появились зеленые «Жигули» шестой модели. Тело налилось свинцом, и предпринять какие-либо действия было выше его сил. Он как завороженный смотрел на приближающуюся решетку радиатора и не мог пошевелиться. В мире не существовало ничего – только этот кусок нержавеющего металла, который становился с каждой долей секунды все ближе и ближе.

«Жигули» затормозить не успели и врезались в левое заднее крыло «Мазды». Машину тряхнуло, послышался металлический скрежет, хруст стекла. Мелкая крошка брызнула Святу на голову и за воротник. Он отклонился на пассажирское сиденье и вниз, прикрывая лицо ладонями. Утробно зарычал и разразился целой тирадой, в которой преобладали междометия и предлоги. Волна холодной ярости ударила в затылок: «Ну, сука! Сейчас я тебя порву!»

Дверцу от удара заклинило, и подалась она не сразу. Пока Свят ее открывал, ударив несколько раз локтем, «Жигуль» успел сдать назад и стать на обочине.

«Шестерка», входя в поворот успела сбросить скорость и притормозить, поэтому удар получился несильным. Свят мазнул взглядом по развороченному крылу, разбитому заднему фонарю и, уцепившись за фрамугу окна без стекла, потащил машину волоком в сторону, цедя сквозь зубы: «Сейчас, сейчас. Я только уберу с дороги этот металлолом, и тогда ты у меня попляшешь, урод. Я тебе «Жигу» твою в задницу затолкаю, кровью харкать будешь. И за деда этого тоже в зубы получишь, за предсказателя хренова. Не корова, так «Жигуль»! Ну-ну! Сейчас! Потерпи секунду».

«Мазда» стала не совсем ровно: двумя колесами на асфальте, двумя на обочине, но все же проезду больше не мешала. Свят нырнул в кабину, поставил рычаг коробки передач на первую скорость, дернул до упора ручник, сорвал пиджак и швырнул его в салон. Вытер с лица кровь и рванул к «Жигулю».

– О-па! – Не добежав трех шагов до вышедшего навстречу водителя, замер как вкопанный. И заметно смутившись, пробормотал: – Не достойные менеджера крупной компании слова были мной произнесены. Раскаиваюсь.

Гнев сняло как рукой. У открытой водительской дверцы «шестерки» стояло нежное, трепетное и прекрасное создание. Пола женского. Возраста юного. Красоты необычайной. Во всяком случае, так показалось Святу. Он начал пробуксовывать в двух метрах от второго участника ДТП.

Коротко стриженые волосы выкрашены в медный цвет. В левом розовом ушке десяток мелких колечек белого металла, такого же цвета миниатюрная серьга в правой ноздре. Длинные ресницы подрагивают над карими глазами. Черты лица правильные, как у греческой богини, кожа молочно-белая. Неестественно большую грудь обтягивает короткая маечка, не прикрывающая пупок. Узкие джинсики. На ногах ― сандалики из сплетающихся разноцветных тонких кожаных ремешков, а на голове такой же раскраски шапочка крупной вязки, напоминающая по форме мини тюрбанчик. Хрупкие изящные руки сплошь в кольцах браслетов, на пальцах перстеньки.

Когда Свят, задержав взгляд на фантастически тонкой талии, заметил фигурную сережку в пупке, его мысли обрели некоторую долю осмысленности: «Металла многовато, пожалуй. Это один, и то весьма сомнительный недостаток. Интересно, серебро или платина? Судя по машине – серебро. А если принять во внимание внешний вид хозяйки, то даже платина не достойна обнимать это произведение природы».

– Что вы там говорили насчет раскаяния? – Она положила руку на дверцу своей машины.

– М-м-м-м, – Святу этот незамысловатый жест показался до такой степени эротичным, что он даже не нашелся, что ответить.

– У вас лицо порезано. Не страшно, но обработать надо. Удара ведь как такового не было. Это просто стеклянная крошка поцарапала кожу, – она улыбнулась уголками губ, вглядываясь в его лицо.

Голос у нее оказался мелодичным, немного низким и глуховатым. За таким голосом мужчины готовы идти куда угодно, словно за волшебными звуками дудочки Гаммельнского крысолова. По русской версии – в омут с головой.

Свят поймал себя на мысли, что именно такая девушка способна положить раз и навсегда конец его холостяцкому существованию. Если рядом находится такое совершенство, то ничего иного больше никогда не захочется. Никогда. Он уже напрочь забыл о покореженном крыле и разбитой фаре своей «Мазды».

– Насколько мне известно, бьющий сзади водитель всегда виноват. Правильно я понимаю? – поскольку Свят был полностью поглощен своими мыслями и опять не издал ни звука, она продолжила: – Это моя вина. Взяла у брата машину съездить в райцентр за продуктами и уже на обратном пути, можно сказать, у самого дома, вот… Такая неприятность… Вам. И нам разумеется. Вы меня простите. Мы все компенсируем.