Текст книги "Войны мертвых (СИ)"

Автор книги: Александр Черниговский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

А пока босые ноги несут ее по острым камням на поверхность, где ждет долгая дорога в пустоту.

***

‑ ВИДИТЕ, ВИДИТЕ?!! ОН ПРИШЕЛ!!! ВОССЛАВЬТЕ КАМЕШУ И БОГОВ ВАШЕГО ПРАХА, БРАТЬЯ И СЕСТРЫ!!! ТОЛЬКО ОНИ СПАСУТ НАШИ ДУШИ ОТ ВЕЧНОГО ПЛАМЕНИ!!!

Он стоял перед раскрытыми воротами храма, обессиленный, высохший от голода, точно скелет, его власть над пленными духами пропала, но прихожане, собравшиеся на проповедь, смотрели только на него. Архиепископ Веве, потерявший все свое внешнее величие, обрел новую власть над душами во плоти.

Позади него вдали пробивался столп света, наполняя мертвые сердца неподдельным страхом, столь сильным и безотчетным, что даже священники Хаборима отвратили свой взор от рогатой звезды своего Бога. Лишь на миг.

Висящий над алтарем идол разорвал вязкое молчание невыносимым ревом. Десятки храмов по всему Иршаелю разразились истошным криком, не жалея слуха ни прихожан, ни даже прохожих, судорожно хватающихся за головы в надежде хоть как‑то заглушить эти отвратительные звуки.

Единственный, кто не склонился перед гневом Бога Мертвого Пламени, стоял и смеялся в лицо ревущему идолу, воссиявшему зеленым огнем. Чужой Бог ‑ недостойный противник, даже он дрожит от страха перед Тем, кто придет за всеми. Веве повернулся к развернувшимся небесам и закричал:

‑ У ТЕБЯ НЕТ ВЛАСТИ НАД НАМИ! ‑ На рваном лице Архиепископа разрасталась безумная улыбка. ‑ ТЫ ОДНАЖДЫ ПОКИНУЛ ЭТОТ МИР, И БОГИ СВЕРГЛИ ТЕБЯ! ТЫ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ В ЭТОТ МИР! ИМЕНЕМ ВСЕХ БОГОВ И ДУХОВ, СТЕРЕГУЩИХ НАШИ ДУШИ ‑ БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!!!

***

Мы идем по бесплодным землям. Все вокруг смердит отчаянием и смертью. Каждый наш шаг разбивает в пыль камни и развеивает по ветру прах нечистых созданий. Мы идем туда, откуда все началось, где все закончится. И продолжится впредь.

На миг Мы становимся разными. Аннукар говорит, что наш путь неверен. Я отвечаю ему, что все дороги ведут именно туда. Но он против. Он желает пройти тот путь, что начертал ему старый Архимаг. Где‑то в глубине души Аннукар верит, что Некромант видит гораздо дальше меня. Что он желал ему добра. Аннукар, вампир, зверь в человеческом обличье... как же ты все‑таки наивен.

Он не желает спорить, и Мы вновь едины. Белендар бьется в агонии. Этот мир, пропитанный Тьмой до самого сердца, давно забыл, что Мы были здесь всегда. Мы согревали его, когда звери владели этими бескрайними землями. Разгоняли Тьму, когда люди поднялись с колен и задумались о сути мироздания. Вели сердца и души к Небесам, когда жизнь становилась пыткой.

И сколько раз Белендар находился на грани своей смерти. Первые люди были прекрасны. Сильны телом и духом, разум их простирал свои длани до самой границы Бытия. Первые люди. Но не единственные.

Дикие племена, лишь посмевшие задуматься о Творении, объявили Первых людей своими врагами. Не потому, что они были статны, их города велики, а мудростью своей Первые сплетали ветры и разжигали пламя. Они были другими, чуждыми жителям пустынь, гор и смрадных болот.

Их ярость, безумие, звериная жажда добычи сгубили Первых людей. Как бы не было велико их могущество, они не смогли отбить напор вездесущей орды. Первые люди ушли из Белендара, поклявшись сотворить новый, лучший мир, где Тьма и злоба не смогут затмить для них Света, и где их знания будут множиться столько, сколько позволит жизнь.

Мы любили Первых людей. Но их время прошло, и новые люди выстроили свои города на прахе Первых. Они сотворили Богов, и Боги спускались к ним, вещая о будущем и принося с Небес то, что люди могли взять сами, не волей, так трудами рук своих. Новые люди были не столь сильны и мудры, как их предшественники, но им хватило дальновидности сохранить древние знания, и в чем‑то даже преумножить их. Белендар не заметил особых перемен, пока гроза не подступила слишком близко.

Что может устрашить могучих вождей, когда их власть держится на любви народа, сильных воинах и бесконечном богатстве? Что они не смогут получить ни в дар от Богов, ни купить за золото, ни отобрать у соседей? Бессмертие. Страх смерти сковывал сердца новых людей легко, заставлял бояться конца своей жизни с самого появления на свет.

Первые люди не боялись смерти. Их жизнь во плоти была долгой, а за пределами ее ‑ бесконечной, и не существовало для них порога между живыми и мертвыми. И этот секрет они унесли с собой, сохранив его ни в письме, ни камне. Вожди новых людей призвали мудрецов и волшебников со всех подвластных земель, дабы втайне от простых людей обрести вечную власть в своих королевствах.

Долгие луны чародеи перебирали мудрость Первых, пытаясь продлить жизнь своим властителям или вернуть их из‑за завесы смерти. Все попытки оказались тщетны, и когда ушли все цари и правители, участвовавшие в поисках бессмертия, волшебники забыли о тайном уговоре, пользуясь теми плодами долгих поисков, что могли хоть как‑то помочь им в постижении вселенной и воли Богов.

Не изменила память лишь чародеям земли, называемой тогда Шанур. Они возвели поиск вечной жизни в культ, сотворив множество прекрасных и отвратительных вещей. И фальшивую жизнь.

Кто это бежит там внизу? Мы видим одно и тоже, но с разных сторон.

Он видит девушку, бесстрашно бегущую навстречу смерти. Видит улыбку, огненные локоны, развивающиеся по ветру, рубище на обнаженном теле. Он злится. И в Нем колотится страх. Не за себя.

Я вижу Ее. Мою Сестру, Мою Любовь, Моего Врага. Вновь Ты плетешь свои сети среди плоти, но сейчас и Ты стала рабыней этих маленьких существ. Ты ведь не хочешь ни любить меня, ни растворится в небытии. Хочешь все вернуть на свои места? Как же Ты мудра, Моя Любовь, что вечно поглощает и хранит Мое тепло. Ты выбрала для себя эту девушку, наделила ее своими глазами, своей силой. Из твоего лона вышел этот мир, и ты же вернешь его в первые дни.

Хочешь, чтобы Я ушел? Оставил своего слугу одного, на растерзание бесплодным землям? Конечно же, нет. Я уйду, потому что Ты видишь дальше. Потому что Ты этого хочешь. Слейся со Мной, как раньше, прогони Меня прочь, или поглоти целиком. Если для того, чтобы мы были вместе, нужно перестать существовать, Я приму это. Здесь, среди пепла и праха, Я приму тебя, Моя Любовь.

Девочка взмывает вверх, объятая пеленой Моей Сестры, все быстрее приближаясь к Нему. Ее руки обхватывают обгоревшую шею, слезы счастья впитываются в мертвую плоть. Каждый получает то, чего хочет. Она жаждет служить Аннукару, а Я ухожу за небеса, обожженный страстью Моего Врага. Той, что вечно ждет.

До встречи, вампир. Исполни наш договор. Я буду рядом с тобой.

Живи.

***

Небесные врата захлопнулись, вздымая столп серой земли и пыли. Кто‑то рядом вздохнул с облегчением, Кларисса не обернулась. Стоя по колено в камнях и мусоре, она смотрела, как с высоты медленно спускается туча, настолько черная, что ее ни с чем не спутать. Это Тьма. Сама Тьма пришла на помощь вещунье, оградив своим покрывалом от испепеляющего Света.

Воительница кинулась навстречу. Земля под ногами горела, еще храня жар разбушевавшегося светила. Трещало мутное стекло спекшегося песка, Тьма опускалась все ниже. Кларисса бежала так быстро, как могла, и в конце концов увидела Эльзу. Полчища шепчущих теней вели вокруг нее хороводы, впиваясь своими нитями в мертвые жилы. Из глаз ее сочилась мощь, такая, что не снилась и Старейшинам. Грязные лоскуты ткани сползали с ее плеч.

На руках у нее покоилось черное, ссохшееся тело. От силы и могущества Бральди не осталось и следа. Он был мертв, окончательно. В нем не осталось ни капли крови.

Кларисса подошла ближе, боясь задеть хоть одну из склизких ползучих теней. Они нашли ее сами. Коснулись холодными руками серебряной кольчуги, и с громовым смехом растворились в воздухе.

‑ Эльза, ты в порядке? ‑ прошептала воительница, приблизившись к провидице.

Эльза молчала, вновь прижимая к груди бесчувственное тело незнакомого ей кровососа. Кларисса не понимала, не могла осознать, что связывает несчастную девочку с этим монстром из неоткуда? Безумцем, осмелившимся выпустить Зверя и натравить его на самого Лантела! Она была благодарна ему. Ненавидела его. Но все равно благодарила, где‑то глубоко в душе.

И тут Кларисса поняла, что ошиблась. Кто‑то тихо и назойливо шипел, дрожа в такт покачиваниям Эльзы. Гость все еще был жив.

Ах ты сукин сын! ‑ подумала воительница, невольно улыбнувшись. Боги хранят тебя, каким бы ублюдком ты ни был.

Глава 15

Семья

Ах‑х, черт! Это уже входит в привычку! Как же все болит... словно меня стая оборотней отмордовала. Жутко не хочется открывать глаза. Чувствую чье‑то дыхание справа, тихое, будто кто‑то выжидает.

Как можно тише выпускаю когти, принюхиваюсь. Знакомый запашок... Только этого не хватало!

Отбрасываю всякий порыв к битве и открываю ноющие очи. Кругом мрамор, фонарики, ковры... Проклятье, я что, вернулся к старику?!

Нет, этой комнаты я не узнаю. Здесь все иное. Здесь сгущается Тьма. Здесь обитают сородичи. Я лежу на огромной кровати, укутанный белыми, как снег, одеялами, словно мумия. И вещунья вновь не отходит от меня ни на шаг.

‑ Ты проснулся, ‑ сказала она, облегченно вздохнув.

Было странно. Мысли путались в моей голове, предметы то отскакивали от меня, то надвигались, пытаясь сдавить в своих пустых объятьях. То сверкали, то темнели, то пропадали, возвращаясь столь внезапно, что бросало в дрожь. Сильно... тошнило?

‑ Не шевелись, ‑ сказало нечто из сумерек, куда не доходили лучи смердящих светильников. ‑ Тебя накачали Эссенцией. Было бы не вежливо излить все это богатство на пол.

Кларисса... Белые волосы, черное платье, никакого золота. И серебряный кинжал в ножнах на ноге. Плохо же ты обращаешься с оружием, любой ублюдок воткнет его в твою нежную шейку в два счета.

Эссенция... Так об этой дряни говорил колдун? Из тонкой колбы, по прозрачной трубке в мою вену по капле стекает сияющая дрянь, туманя разум и... что там было... не помню...

‑ Тихо‑тихо. ‑ Кларисса подошла ко мне и прижала к подушке, стоило лишь попробовать подняться. ‑ Ты же не глухой, лежи спокойно. Эй, Бральди, ты меня слышишь?

Ее слова доходили до меня далеким эхом, но я согласно кивнул.

Оставалось только лежать. Лежать и слушать, как шепчутся тени, перетрескиваются друг с другом язычки пламени и уныло поскрипывают резные шкафы. Че‑е‑ерт, отвратное зелье... Такое чувство, будто какая‑то дрянь ползает по моему телу, словно тысяча червей... Как же чешется!

Пытаюсь дотронуться до груди, унять зуд. И все время нарываюсь на... костюм.

‑ Да, у Хелмадры странные вкусы, ‑ усмехнулась Кларисса, переводя взгляд то на меня, то на сосуд Эссенции. ‑ Когда я нашла тебя, от тебя остались одни кости. И одежка превратилась в лоскуты. Я уже думала, что ты мертв... ‑ На секунду она замешкалась, но тут же продолжила. ‑ Но стоило напоить тебя этой дрянью, и ‑ о чудо! ‑ ты как новенький. И костюмчик сидит как влитой, сплетается сам по себе. Кажется, он высасывает из тебя кровь. Зато на швее сэкономишь, эта профессия в наше время не в почете.

‑ Что случилось? ‑ спросил я, но язык не слушался меня, выдав какое‑то неразборчивое бульканье.

‑ Что случилось? ‑ удивилась она. ‑ Парень, надо уменьшить тебе дозу. Такое учудить, и не вспомнить! Помнишь, как дрался с Лантелом? Как чуть не сжег ко всем чертям целый склеп? А потом...

‑ Что?

Она не ответила, лишь махнула рукой и подошла к провидице.

‑ Эльза, дорогая, пойдем. Тебе надо поесть.

Девочка смотрит на меня так, что становится жутко. И неожиданно меня пробивает смех. Черт побери, смех! Столь заливистый и чистый! Что же в этом смешного? Понятия не имею!

Все смешно. Кларисса, не остающаяся без ножа даже в платье, эта рыжая ведунья с плещущимся внутри ее вечно молодой головки бесконечным хаосом, бутыль, переливающая дурман через иглу по моим венам, картины, портреты, натюрморты, вонючие светильники ‑ ВСЕ!

‑ Ты поправишься, ‑ сказала Эльза. ‑ Твой путь еще не окончен. Ты права, матушка. Я проголодалась.

Они поворачиваются ко мне спиной, воительница и блаженная, и от того мою грудь вновь разрывает смех. Комната плывет, словно в водовороте, и мой хохот утопает в ее бесконечном вращении. Хлопнула дверь.

Не в силах больше смеяться, я позволил себе утонуть в пучине Эссенции. Бессвязные сны, столь яркие, что невозможно в них верить. Что я здесь делаю? Разве это так важно. Я мертв. Но не сейчас. Я по‑настоящему жив! Славься, славься, чудо‑зелье! Мои клыки вонзаются в чью‑то тонкую, загорелую шею, я чувствую ее, но кровь не течет в мое тело. К черту!

Шелка и перины скользят подо мной, мнутся, от них пахнет любовью. Белые, как снег, пряди падают мне на лицо. Она любит меня, и мне кажется, что я тоже влюблен. Отсветы свечей пляшут на ее влажной коже, ее аромат наполняет меня. Пьянит не любовью, но жаждой. С алых губ слетает имя, точно воззвание к Богу. Аннукар, кричит она, и этот крик удерживает меня от необратимого.

Но я не помню ее имени.

Мы пробрались в пещеру, кишащую тварями, полными жизни и злобы. Колдун ведет нас сквозь тьму, не оглядываясь на крики чудовищ и звук плещущейся крови. Я лечу в темноте, каждый осколок мрака сливается со мной, становится частью меня. Везде мои когти и зубы, я никогда еще не ел столь обильно. Еще никогда меня не выворачивало от подобной мерзости.

Она стирает кровь со своего клинка, на ее лице улыбка. Не такая, как у Колдуна, в ней нет столько жадной злости. Как же ее зовут?

Она знает, что я повсюду. Наполняю собой затхлый воздух подземелий, проскальзываю под подолами плащей. Мани ухмыляется, поглаживая на запястье самострел, ему не терпится пустить его в ход. Глупец Мани, с одного выстрела этой штуки, да еще и в пещере, можно оглохнуть! Но его это не волнует. Никого не волнует.

Перед ним идет Корвус. Ему не по душе стоять рядом с «громовой палкой», как он ее называл. Поигрывает копьем, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Кровь бежит под темной кожей так, что кажется, будто татау на его руках шевелятся, подобно змеям. Он терпеть не может подземелий, но за золотом он сунется куда угодно. Даже в пещеру, до краев забитой монстрами. И вампиром за спиной.

А Крепыш Барри не унывает, ему все не почем. И ясно почему. Я видел, как этот здоровенный увалень своей верной кувалдой убил медведя. Не потому, что он был так опасен или это была медведица, защищавшая детенышей. Просто Крепыш очень любит выпить, и когда его хмельное зелье не вовремя заканчивается, Барри начинает скучать. Он смело шагает за Колдуном, задорно постукивая молотом по древним камням, желая отвесить тумаков снующим под ногами монстрам. Как он любил говаривать: «Малышка Бри хочет танцевать!»

И мы танцуем. Пляска смерти на пути к древнему городу, где прячется наше спасение. Мое спасение. По крайней мере, так говорит Фабиан.

Хассер, ученик Колдуна, погибает первым. У него не было таланта выживать, даже чары не помогли ему спастись от лап зверя. И все тут же про него забывают. Он был лишь тенью, не достойной внимания. Всю дорогу казалось, будто его и не было. Серая мантия осталась глубоко под землей, мертвую плоть растащили крысы. Его жезл, горячий от тысячи молний, раздиравших бесконечную мглу, впился в камень под ногами своего хозяина.

Воистину, бой ‑ не его стихия. Предсказатель, чародей, плетущий грезы, не смог предсказать и отвести глаза собственной гибели. Ну и пусть. Я никогда не любил волшебников. Туда им и дорога, в пустоту.

Как же так случилось? Впервые за свою долгую жизнь я обрел Смысл. То, ради чего стоит волочиться по этой земле, перерезая глотки врагам и выпивая их никчемные жизни. Меня приманили куском мяса, словно волка, и вот ‑ капкан захлопнулся. Смысл моего бытия, лежит на моих руках. Холодная, как я сам.

И я не могу вспомнить ее имя!

Голову пронзает боль, в груди разрастается холод, такой, что я не чувствовал сотни лет. Я вижу ее белые волосы, испачканные алым, разорванную кольчугу, помню, что дороже ее нет ничего на свете... Но не могу вспомнить чертово имя!

И все тонет в тисках ярости, сжимающих мое мертвое тело. Не вампир, зверь бежит навстречу охотнику, забыв о боли и ранах. Ему безразлично, выживет ли он, или сгорит на месте под взглядом стальных демонов, окружающих его со всех сторон. Холодные судьи, все до одного предвзятые, купленные властью Фабиана.

Я умер. Нет никого. Ничего. Пустота вокруг. Тишина, вязкая, как смола, наполняет все вокруг. Я думаю, что еще есть Я. И ошибаюсь. Нет ничего. И ничего не было. Это Вечность, подлинная, бесконечная Неподвижность. Сон. Вечный покой.

И это ложь.

Копье Света пронзает меня насквозь, вытаскивает из небывалой тьмы, как рыбак тянет из реки трепыхающуюся рыбу. Он шепчет и кричит одновременно, он предлагает мне сделку. Предлагает все исправить. Как будто ему можно отказать! Чертов Свет разгорается так ярко, словно хочет сжечь мою душу дотла. Боль, опять эта проклятая боль!

Я не слышу криков, но чувствую, как разрывается гортань в бессвязных воплях. Руки крушат кровать и разрывают перины, туман не дает понять, что происходит. Чувствую запах. Сородичи. Мужчина и женщина. Словно одинаковые. Они стоят в проходе, молча наблюдая, как я крушу их собственность. И это меня злит!

Разбив в щепки шкаф, стоящий у кровати, я несусь к ним. И проскальзываю мимо. Они парят вокруг меня, беспристрастные тени, туманные силуэты ускользают от моих атак...

Ноги подкашиваются сами собой. Когти вонзаются в толстый алый ковер, рвут его от бессилия, царапая спрятанный под ним камень. Мужчина и женщина, одинаковые на запах, и на расплывчатые лица, стоят возле меня, о чем‑то переговариваясь. Наконец, силы покидают меня, и я лежу на жестком ковре, уже не пытаясь подняться. Мужчина, сородич, тонкий, но удивительно широкоплечий, наклоняется ко мне. Секундная боль, и перед моими глазами болтается прозрачная трубка с игрой, из которой капают вперемешку сияющий дурман и моя кровь.

‑ Мы все это пережили, добрый друг, ‑ словно издалека произносит он, глядя на меня черным, бездонным взглядом. ‑ Пожалуй, с тебя на сегодня достаточно этой гадости. Адизель, позови Матильду и Хрофта. Надо подыскать нашему гостю новую постель.

‑ Да, любовь моя, ‑ тихо отвечает женщина, и уходит, задев мое лицо белым подолом платья.

Через какое‑то время в комнату заходят двое. Огромный детина в цветастом костюме лакея. От него несет гнилью, но выглядит так же, как мы, вампиры. Он молча берет в свои крепкие объятья мое размякшее тело. Что‑то говорит женщине в сверкающе белом переднике. Зовет ее Матильдой. Голос у нее противный, писклявый, но притом хриплый. Белый же чепчик на ее сгнившем, потрескавшемся лице сидит, что шляпа на пугале.

Я лечу на крепких руках неразговорчивого лакея прочь из сумеречной комнаты, подальше от смердящих светильников и разбитой мебели. Сквозь вылизанные до блеска окна пробивается тусклый свет заоблачного светила. Кажется, что Хрофт специально повернул мою болтающуюся голову, дабы добрый гость насладился местными красотами.

Серая земля, кое‑где пробиваются высохшие, окаменевшие от времени гиганты, когда‑то звавшиеся деревьями. Куча каменных домиков, кое‑где из печных труб идет дым. По узким улочкам носятся муравьи‑горожане. По небу лениво проплывает огромный кит, зовущийся... дирижаблем. Он не спеша приземляется на широкую каменную плиту, рядом с высокими башнями... аэ... аэро... нет, к черту, от воспоминаний Ангуса начинает тошнить.

И гавань. Огромное, почти бескрайнее серое пространство, отражение мертвой небесной пустоты. По ней снуют огромные, гудящие корабли из стали, изрыгающие из своего чрева столпы черной гари. Между ними снуют блохи‑лодочки. Что им там понадобилось?

И все это великолепие окружено каменным ореолом‑стеной, пробивавшейся ввысь сторожевыми иглами башен.

‑ Не стоит спешить, Бральди, ‑ говорит сородич, шествуя рядом со мной. ‑ Сейчас тебе как никогда нужен отдых.

‑ Кто ты? ‑ спрашиваю я.

‑ Сарес, мой друг. Мы встречались в подземельях достопочтимого Лантела. Конечно, лишь вскользь, ты не мог запомнить меня. Зато тебя запомнили все без исключения. Такую храбрость, хотя моя супруга считает, глупость, сложно забыть.

Вереница окон пропадает, и я вновь возвращаюсь в вязкую тьму, освещаемую вонючими настенными фонарями. Меня укладывают на такую же кровать, рядом стоит такой же огромный шкаф. Словно мы никуда и не уходили.

‑ Драться со Старейшиной ‑ веский поступок, ‑ сказал Сарес, когда слуги ушли прочь. Из темноты к нему подлетело широкое кресло, Сарес опустился в него, не сводя с меня насмешливого взгляда. ‑ Однако, тот шум, что ты произвел в этом сонном царстве, никого не оставил равнодушным. Многие сородичи жаждут лично разорвать тебя на части. Но мне кажется, они просто не поняли твоей шутки.

‑ Шутки? ‑ усмехаюсь я. Взгляд все никак не может перестать блуждать. Хочется рассмотреть все, все трещинки в каменном полу, но зачем? ‑ Этот ублюдок...

‑ Все прекрасно знают, кем и чем является Лантел, ‑ мягко перебивает он. ‑ Однако ни один из Старейшин не встанет на сторону того, кто порушил их праздное бытие. К тому же, если верить тому, что показала нам Эльза, долг каждого Барона ‑ уничтожить тебя на месте. Но все‑таки, если отбросить эту мишуру, ты поступил правильно. Девочка слишком много страдала от лап этого мерзавца.

‑ Благодарю... Я толком ничего не помню после... этого.

‑ Плохая память ‑ бич всякого разума, ‑ усмехается Сарес. ‑ А стоило бы запомнить. Ты хотя бы помнишь, кто ты?

Я ничего не могу ему ответить.

‑ Со временем она вернется, от этого никуда не денешься. Но если твои воспоминания будут прорываться так буйно, в моем поместье не останется ни одного целого табурета. Хотя, некоторые вещи действительно стоило бы забыть. Но нельзя.

Он на мгновение отворачивается, словно прислушивается к чему‑то, и продолжает.

‑ Ты выстоял против Старейшины, хотя проснулся совсем недавно. Это бывает. Поджег половину собравшихся, сочтем это неудачной выходкой. Но разрушить убежище, вызвать прорыв Света, да еще выжить в самом центре этого пекла ‑ тут явно что‑то нечисто.

Замолкает, вновь ловит тишину, вглядываясь смоляным взором куда‑то в пустоту.

Вскидывает длинные пальцы вверх. Дверь с грохотом распахнулась и в комнату, сдавленно взвизгнув, на дымчатых щупальцах влетел маленький мальчик.

‑ Гаро, я просил тебя не подслушиваться, ‑ сказал Сарес, вращая на темных канатах свою ошарашенную жертву. ‑ Зачем ты пришел?

‑ О‑о‑отец, у‑ма‑ма‑ляю, отпус‑ти меня‑а‑а‑а... ‑ промямлил мальчишка, скача вверх тормашками по жесткому ковру.

‑ Повторяй за мной: Я. Больше. Никогда. Не буду. Подслушивать.

‑ Я‑а‑а‑а боль‑ше‑е‑е ник‑ник... ‑ парень едва удерживался от того, чтобы невольно прикусить язык. Его золотистая голова с тихим стуком опускалась на пол, но боли он, похоже, не чувствовал. ‑ Все‑все, я больше не буду!

‑ Молодец, ‑ усмехнулся сородич, поставив сына прямо, словно куклу.

Мальчик и правда походил на куклу, неестественно мягкий, похожий на девчонку. Почти копия своего отца, только нет в нем той безумной решительности и мужества в чертах лица. Когда Сарес успокоился, темные щупальца, тянувшиеся с его рук, растворились в пустоте, а Гаро, в помятом платье и взлохмаченной шевелюрой, облегченно посмотрел на своего родителя.

‑ Если я тебе понадоблюсь, просто постучи в дверь, неужели это так трудно? ‑ с улыбкой сказал отец.

‑ Я не хотел беспокоить тебя, отец, ‑ тихо ответил юный вампир.

‑ Благодарю за заботу, сынок. Но нашему гостю нужен покой. О чем это говорит?

‑ Не провоцировать тебя.

‑ Верно. Ну что же, ты ведь пришел ко мне не с пустыми руками?

‑ Да‑да! ‑ Мальчик заметно подтянулся, готовый к исполнению своих обязанностей. ‑ Вести из соседних владений пришли.

‑ Какие?

‑ Слухи, по большей части.

‑ Рассказывай, не стесняйся.

‑ А как же... ‑ замялся Гаро, смущенно посмотрев на меня.

‑ О, не беспокойся, господину Бральди будет полезно послушать последние новости. Верно, мой друг?

Я ничего ему не ответил. Смотреть на его снисходительную улыбку не хотелось, да и юнец не вызывал во мне ничего, кроме презрения. Жалкая пародия на отца, на весь род вампиров. И что толку от новостей? У меня есть выбор, так говорил старик. И я выбираю послать их к черту. Мне слишком дурно, чтобы кого‑то слушать.

‑ По всем владениям бунты прошли, ‑ начал мальчик, ‑ кое‑где даже Баронов убили.

‑ Кто бы мог подумать, ‑ усмехнулся Сарес.

‑ Говорят, Епископы начали власть захватывать, убивать колдунов, сородичей жечь. Все о конце времен говорят.

‑ Конце времен? ‑ Вампир смеялся уже в открытую. ‑ И в честь чего господа душеприказчики так решили?

‑ Ну... Ты же сам видел...

‑ Я видел то, что видел, сынок. Мне интересно, что видели другие.

‑ Свет будто бы видели. Несколько Баронов изжарились до смерти, а господин Лантел ищет какого‑то сородича. Награду за него, тридцать тысяч серебром или сто золотом назначил.

Мягкий смех зашелестел от каменных стен, казалось, даже пламя светильников замурлыкало в ответ вампиру. Тридцать тысяч серебром... Много или мало? Или сто тысяч солнечным металлом? Чего‑то я недопонимаю. Но что мне точно ясно ‑ бежать теперь некуда. Зеин, старый черт ‑ все просчитал, мир твоему праху, гад! Что тебе наплела Эльза? Что ж, ты ей верил, должен верить и я. Должен. Я не знал тебя, и все‑таки уже в долгу настолько, что всей вечной жизни не хватит искупить.

Задолжать свою жизнь в один момент. Рабство. Что получил я от тебя взамен, старик? Ты слышишь меня, я знаю. Даже в смерти бойся волшебников и чародеев, ибо сила их ‑ ложь. Ложь пред людьми и Богами. Кто же это сказал? Какой‑то святоша, объятый пламенем веры. Вера сожгла его дотла. Духи Божьи не терпят людской плоти, и потому я все еще... Че‑е‑ерт, проклятый дурман!

‑ ... а потом они взвыли! Архиепископ Сэти чуть всех прихожан на алтарь не сложил, чтобы Бог заткнулся!

‑ Тише, Гаро, мы тебя прекрасно слышим, ‑ осадил тараторящего мальчишку отец, ‑ и не говори так о Богах, жрецы слышат хулу даже сквозь камень.

‑ Ой! Прости, отец, ‑ прошептал парень, осмотревшись словно мышь, спрятавшаяся на кухне. ‑ Даже Механисты как‑то всполошились. Дирижабли туда‑сюда летают, какие‑то ящики здоровенные возят, а людей не пускают. Говорят "все пассажирские рейсы временно приостановлены". И охраны у них, что у нас во дворе. Все с этими, как их... огнем еще стреляют...

‑ Ружьями?

‑ Да, ружьями! Чуть не туда пойдешь, стекляшками своими как сверкнут, так сердце в пятки уползает! Всюду фонарями светят, высматривают кого‑то. На лодках тоже уж проплыть негде, паролодки снуют, что кабаны в могильнике.

‑ Где ты этого понабрался, Гаро? ‑ спросил Сарес. ‑ Куда смотрит Ренет? Совсем распустилась, старуха.

‑ Во дворе всякое говорят. И не ругай Ренет, пожалуйста. Она не виновата. Я сам сбежал.

‑ Чем на этот раз она тебе не угодила, сынок? Это почтенная дама. Ученостью не всякий волшебник с ней сравнится, а ты так безответственно прогуливаешь ее уроки.

‑ Она страшная, отец! Гниет с ног до головы, будто ты ей углем жалование платишь! И кричит постоянно, уши вянут! Ты сам‑то с ней разговаривал?!

‑ Не кричи, Гаро, ты не почтенная дама, ‑ усмехнулся вампир, встав с кресла. ‑ Так и быть, я поговорю с госпожой Ренет. Но больше ты не прогуляешь ни одного урока, ясно?

‑ Ясно, ‑ вздохнул парень, опустив глаза в пол. Один черный, другой желтый, словно волчий. ‑ Я, тогда, пойду.

‑ Не спеши. Помнишь, что следует за непослушание?

Мальчик сжался в комок, пытаясь не смотреть на спокойного и строгого отца, непреклонного, словно скала.

‑ За непослушанием следует наказание, сынок, ‑ прошептал Сарес, положив свои длинные пальцы на голову Гаро. ‑ Завтра ты поедешь со мной на охоту. За стену.

‑ Только не в лес... ‑ еле слышно взмолился маленький вампир.

‑ В лес, мой мальчик, именно в лес. Не бойся, с нами будет наш новый гость, он не даст нас в обиду. Да и несколько шрамов научат тебя слушаться старших.

‑ Там же Фералы... ‑ всхлипнул Гаро.

‑ Да, Фералы.

‑ И пауки...

‑ И пауки.

‑ Привидения...

‑ А насчет этого я поговорю с нашим Епископом. Ты хорошо послужил мне, сынок. Но никогда не жертвуй моей заботой. Твоя мать еще не в курсе?

Мальчик молчал.

‑ Не беспокойся. Если будешь делать так, как я скажу, она ни о чем не узнает. Договорились? Молодец. Теперь вернись в классную комнату и извинись перед госпожой Ренет.

Гаро растаял темной дымкой меж пальцев Сареса и с тихим шорохом упорхнул из комнаты, заперев за собой дверь.

Вампир смотрел в след своему сыну. Во взгляде его читалась такая тоска, что на мгновение я понял его. И тут же меня скрутила судорога. Пальцы с треском впились в перины, нутро сжалось, словно пружина, и извергло на белую ткань огромное алое пятно. Я почувствовал, как кожа моя ссохлась, обтянула тугой чешуей тесные кости. Несколько капель крови упали на мой кафтан и тут же впитались в черный атлас, столь же стремительно побледневший и высохший, как старая тряпка.

‑ Быстро же тебя заломало, мой друг, ‑ усмехнулся вампир, встав рядом со мной. Он протянул мне уже знакомую склянку с багровым питьем. ‑ Тебе нужно поесть, иначе Эссенция высушит тебя до состояния пыли.

Тошнота не отступала, но голод словно не смущался подобным соседством. Откуда он достал эту кровь? Мне все равно.

Руки сами выхватили заветный бутылек, чуть не сломав стеклянное горлышко в приступе тряски. Вкус сородича, становится немного легче, голод отступает, и телесные одежды уже не кажутся невыносимо тесными, но этого все еще мало.

‑ Через полчаса у нас будет обед, ‑ продолжил Сарес, вынимая из моих дрожащих пальцев острое стекло, ‑ там ты сможешь утолить свой голод. Я пришлю за тобой прислугу, они приведут тебя в порядок и проводят в обеденный зал. И прошу тебя, не смей их есть. Ты все же не дитя, и сможешь держать себя в руках.

С этими словами он так же, как его сын, распался в клубах вязкой тени и улетел прочь. Показушник. Похоже, я опять обрел кров на птичьих правах, и все вокруг хотят что‑то мне дать, не требуя ничего взамен. Так не бывает. Ну что же, если я останусь у кого в долгу, я отплачу сполна. Клянусь Кровью.

Глава 16

Чумной пир

Как ни пытались слуги превратить меня в нечто похожее на человека, у них ничего не вышло. От пудры щипало в носу, а наряд Хелмадры не желал отпускать мою плоть, словно вцепившись в нее крючьями. Никогда не доверять магам и слепым вестиариям. Новое правило в этом чертовом мире.

Тихо проворчав что‑то себе под нос, служанки все же смыли с меня все мерзкие дамские раскрасы, пытаясь не касаться руками моих губ. Нянчились со мной, словно с младенцем, разве что для них я был не капризным дитем, скорее любимым зверьком их хозяина, которого стоит холить и лелеять, если не хочешь остаться без пальцев и получить плетей.