Текст книги "Рыцари удачи. Хроники европейских морей"

Автор книги: Александр Снисаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Алексей все еще не терял надежды вернуть утраченную Малую Азию, но то были пустые мечты: такие повороты исключительно редки в истории человечества. К тому же разбой на дорогах и разбой на море не оставляли ему времени для других дел.

Шел 1097 год, второй год Первого крестового похода. Уже почти десятилетие Византия, не зная отдыха, отбивалась от пиратов, а их количество ничуть не уменьшилось. Наоборот, оно даже увеличилось, ибо добрая половина «пиратов-крестоносцев» так и не добралась до обетованных земель, соблазнившись прелестями островов Средиземного моря, куда более реальных и достаточно богатых. Часть из них пополнила потрепанные местные пиратские эскадры, часть стала действовать самостоятельно.

И столько же времени у всех на устах было имя Чакана. В захваченной 19 июня византийцами Никее, принадлежавшей султану, была пленена дочь Чакана вместе с двумя ее детьми, и теперь Алексей приказал возить их по прибрежным городам, устрашая тех, кто не желал сложить оружие. Однако этот спектакль не очень-то подействовал на пиратские гарнизоны, и Алексей подступился к Чакану с другого бока: он приказал доставить его дочь в Константинополь, принял ее там как царствующую особу и вскоре почтительнейше возвратил безутешному Килич-Арслану.

Трудно сказать, что больше подействовало на Чакана – падение Никеи, измена зятя, гибель сына или пленение дочери. Может быть, он просто устал и возмечтал окончить свои дни на покое. Факт тот, что он сдал Смирну без боя и ушел со всеми ее жителями в султанат. Там следы его затерялись навсегда.

Наконец-то Алексей смог обратить взоры на запад, где, воспользовавшись беспорядками в Византии, подняли головы итальянские города, в чьи ворота все громче и явственней стучалась долгожданная независимость. Многие из них успели уже обзавестись военным флотом, едва ли уступающим византийскому. Во всяком случае, предстоявшая неизбежная их схватка должна была стать схваткой равных. Анна Комнина упоминает, например, пизанский флот, насчитывавший около девятисот боевых единиц. Часть из них епископ Пизы употребил для переброски крестоносцев из Франции в Палестину, а затем, воспользовавшись благоприятным моментом и «заручившись поддержкой еще двоих епископов, живших у моря... отделил значительную часть своих кораблей и отправил их грабить Корфу, Левкаду, Кефалинию и Закинф». Момент и впрямь был выбран удачно: Византия ничего не могла противопоставить новоявленным епископским пиратам, и довольно долго они орудовали совершенно безнаказанно.

Тем не менее император повелел срочно строить корабли по всей империи, и в апреле 1099 года между Патрами и Родосом византийские плавающие крепости настигли разбойников. В этих сражениях со всей очевидностью проявилось не только равное соотношение их сил, но и сходная тактика боя. Не исключено, что посредниками в ее распространении были все те же вездесущие пираты.

Алексей тщательно готовился к встрече с ними: «Зная опытность пизанцев в морских боях и опасаясь сражения с ними, император поместил на носу каждого корабля бронзовую или железную голову льва или какого-нибудь другого животного,– позолоченные, с разинутой пастью, головы эти являли собой страшное зрелище. Огонь, бросаемый по трубам в неприятеля, проходил через их пасть, и казалось, будто его извергают львы или другие звери». Только «греческому огню» и были обязаны византийцы своей победой над пизанцами.

Но Алексей все же не зря страшился этой встречи: плоды победы были половинчаты. Уцелевшая часть итальянского флота немедленно приступила к грабежу эгейских островов и опустошила побережья Кипра. Прибрежные города на материке начали голодать. Византийцы были вынуждены прибыть на Кипр и вступить в переговоры, но они закончились ничем, а на обратном пути императорский флот почти весь погиб во время шторма у берегов Малой Азии.

1 августа 1100 года крестоносцы вновь отплыли из Франции в Сирию, на этот раз на кораблях генуэзцев. Прослышав об этом, Алексей срочно выслал в Грецию сухопутное войско и флот, чтобы перехватить их у мыса Малея. Но армада показалась ромеям столь неисчислимой, что они благоразумно убрались восвояси, не приняв боя, и 25 сентября крестоносцы благополучно высадились в Латакии.

Неудачи преследовали Восточный Рим одна за другой. Пиза, Генуя и Лонгивардия (занятая норманнами Южная Италия) объединили свои флоты для грабежа побережий, на востоке новые волны турок образовали второй фронт. (Этот союз, впрочем, ничуть не помешал Генуе в скором времени смешать Пизу с землей из сугубо коммерческих соображений.) Империя оказалась в кольце.

Алексей попытался было упорядочить охрану морских путей, но итальянцы наладили отличную разведку и постоянно были в курсе всех его замыслов. Снова участились мятежи в самой Византии. Император готов был опустить руки. «В один и тот же момент,– пишет Анна Комнина,– ополчились на него скиф с севера, кельт с запада, исмаилит с востока; не говорю уже об опасностях, подстерегавших его на море, о варварах, господствовавших на море, и о бесчисленных пиратских кораблях, построенных гневом сарацин или воздвигнутых корыстолюбием ветонов (славянских пиратов Далматии.– А. С.) и их недоброжелательством к Ромейской державе. Все они с вожделением смотрели на Ромейскую империю».

Анна не упомянула здесь еще норманнов, должно быть, включив их в понятие «кельтов с запада». А между тем помощь Алексею пришла именно от них. Пришла, когда ее уже никто не ждал.

В 1108 году семнадцатилетний норвежец Сигурд, получивший впоследствии прозвище Крестоносец, отплыл с шестьюдесятью кораблями на поиски приключений и славы и взял курс на Францию. Перезимовав там, викинги двинулись вдоль западного побережья Пиренейского полуострова, принадлежавшего в своей южной части маврам. Встретившись с флотом мавританских пиратов, рыскавшим в Атлантике в надежде на поживу, Сигурд вступил с ним в бой, отбил восемь галер и, высадившись на сушу, принялся нагонять страх на «язычников».

Для начала он захватил крепость Синтру недалеко от Лисабона, перебив все ее население, погрязшее, по его убеждению, в грехах.

Такая же участь постигла вскоре и сам Лисабон, расположенный как раз на границе христианских и мавританских владений.

Следующий разграбленный викингами город, к западу от Лисабона, сага называет Алькассе. Вряд ли стоит сомневаться, что это искаженное арабское «ал-касар» – укрепленный наподобие кремля дворец – и что речь здесь идет о многострадальной Севилье, расположенной в восьмидесяти семи километрах от устья реки ал-Кабир («Великой», будущего Гвадалквивира).

Севилья, эта бывшая жемчужина римской провинции Бетика, главный лагерь вандалов и столица вестготских королей, была уже знакома норманнам. Она была завоевана арабами в 712 году, а с 1026 года стала центром Севильского эмирата. Норманны называли ее Алькассе по имени самого знаменитого ал-касара на Пиренейском полуострове – великолепного мавританского дворца Ал-касар, резиденции эмира Севильи. Участившиеся набеги заставили арабов перестроить этот дворец и превратить его в крепость, поэтому его окончательное оформление было завершено лишь в конце XII века. Может быть, и набег Сигурда сыграл в этом не последнюю роль.

Но чисто географически это все-таки «темное» место саги: как известно, к западу от Лисабона лежит только море, Испания же расположена в прямо противоположном направлении – восточном. Это – во-первых. Во-вторых, нельзя все же с абсолютной уверенностью локализовать город Алькассе. Севилья представляется наиболее приемлемым вариантом лишь потому, что она расположена на воде, была в то время уже известна викингам и всегда привлекала их своими богатствами. На карте Пиренейского полуострова можно отыскать и другие пункты с названиями, близко звучащими к упомянутому сагой: Алкобаса недалеко от Лейрии (но викинги прошли ее до Лисабона), Алькантара на реке Тахо, отнятая у мавров в 1213 году и ставшая центром одноименного рыцарского ордена, созданного для борьбы с маврами, Алькасар де Сан-Хуан (чтобы попасть туда, викингам надо было подняться по Гвадиане до ее истока, образованного слиянием Хигуэлы и Санкары: город расположен у места их встречи) и Алкасер ду Сал на реке Садо, впадающей в залив Сетубал юго-восточнее Лисабона (после Севильи это наиболее вероятный претендент).

Как бы там ни было, Сигурд «взял город, перебил много народу, так что город опустел», с огромной добычей вернулся к океану и ввел свой флот в Гибралтар. В проливе ему вторично пришлось иметь дело с арабскими пиратами, но и здесь победа осталась за викингами.

Их флот поплыл «на юг вдоль Страны Сарацин» и прибыл к острову Форментера – самому южному в Балеарском архипелаге. Поскольку Страной Сарацин была в то время Испания, в отличие от Великой Страны Сарацин – Африки (ее считали родиной арабов), это может означать только одно: миновав Гибралтар, норманны отправились к северу вдоль испанских берегов. Никакой путаницы тут нет: до конца XVII века на европейских картах стрелка «розы ветров» была обращена книзу, как и у арабов, заимствовавших этот принцип у китайцев вместе с компасом – «указателем юга». Об этом всегда надо помнить, «путешествуя» по старинным картам и читая эпические сказания.

Европейские карты известны с середины XV века (нюрнбергская «Карта мира» Германа Шёделя и другие). До эпохи Колумба то были портоланы, без градусной сетки. Но это вопрос спорный, особенно применительно к викингам. Они могли с одинаковым успехом пользоваться как арабскими картами, захваченными в боях, так и вычерченными на их основе собственными. Несмотря на то, что север на них был внизу (предполагалось, что наблюдатель находится на Северном полюсе), изображение обычно ничем не отличалось от привычного нам. Только у арабов оно бывало перевернутым, так что Европу нужно было искать в нижней части карты, а Африку в верхней. Может быть, именно этим можно объяснить и расположение «языческой Испании» к западу от Лисабона, а не к востоку.

На холмистой Форментере викингов ожидало славное приключение, достойное занять место в учебниках по тактике. Оказалось, что этот остров был базой мавританских пиратов. Вероятно, само пиратское гнездовье находилось в восточной части острова, на холме Ла-Мола высотой сто девяносто два метра, служившем превосходным наблюдательным пунктом.

Викинги не знали, что Балеарские острова были оккупированы сарацинами еще в 798 году и сразу же благодаря своему географическому положению стали пристанищем всех окрестных шаек. В 1000 году пираты создали здесь собственную независимую конфедерацию, до середины XIII века угрожавшую каталонскому побережью и вконец разорившую Барселону. Флот Сигурда подгадал как раз в разгар военной кампании по очистке Балеарского архипелага от пиратов, ее вели каталонцы совместно со своими торговыми партнерами пизанцами по инициативе папы Пасхалия II. Поэтому население Форментеры встретило пришельцев во всеоружии.

«Зеркало мира» XV века (север – внизу).

Штаб-квартирой форментерских пиратов была огромная пещера в прибрежной скале, куда они стаскивали свою добычу. К пещере вел крутой подъем, а вход в нее мавры загородили каменной стеной, над которой скала нависала козырьком. Норманнов пираты приняли в хорошем расположении духа: они швыряли им на головы камни и копья, а на стене разложили груды сокровищ, предлагая «трусливым собакам» взять их, если смогут.

Поразмыслив, Сигурд приказал снять с кораблей два баркаса, втащить их с тылу на скалу и обвязать с обоих концов толстыми канатами. Затем в баркасы сели вооруженные люди, и их спустили на канатах прямо к пещере. Сигурду с другим отрядом оставалось лишь взобраться на скалу и взломать стену. Но в самой пещере оказалась вторая стена, из-за нее мавры прицельно истребляли викингов, хорошо просматриваемых на фоне светлого входа. Все попытки штурма этой преграды оканчивались ничем. «Тут конунг,– говорит сага,– велел принести бревен, сложить большой костер у входа в пещеру и поджечь бревна. Спасаясь от огня и дыма, некоторые язычники бросились наружу, где их встретили норвежцы, и так вся шайка была перебита или сгорела. Норвежцы взяли там самую большую добычу за весь этот поход».

Разорив еще два пиратских гнезда – на Ивисе и Менорке, викинги отплыли к Сицилии, с 1094 года принадлежавшей норманнам, а оттуда взяли курс на Палестину, где им радушно распахнул свои объятия Бал-дуин I Фландрский – первый король Иерусалимского королевства, основанного в 1100 году крестоносцами. Сигурд проявил пример благочестия, искупавшись в Иордане, чем снискал особое расположение Балдуина и его двора. Это расположение усилилось еще больше после того, как викинги 4 декабря 1110 года помогли крестоносцам овладеть богатейшим городом арабов Сайдой – древним Сидоном.

Вот тогда-то викинги через Кипр и Грецию прибыли в Константинополь, где были ошеломлены небывалым приемом. Завидев еще издали их парчовые паруса, император Алексей приказал выстелить для дорогих гостей коврами улицы столицы от Золотых Ворот до своего дворца, он предложил им золота, в котором они не нуждались, и устроил в их честь игры, в которых они с удовольствием приняли участие.

Причина этого сногсшибательного приема, чье описание может показаться неправдоподобным, прояснилась чуть позднее, когда Сигурд оставил императору самое дорогое, о чем тот мог мечтать,– чуть ли не всю свою дружину и все корабли. Сам же он с немногими оставшимися при нем викингами продолжил путь на подаренных Алексеем лошадях. Трудно сказать, чем было вызвано это решение. Скорее всего, Сигурд опасался, что он слишком «наследил» в Гибралтаре и на Балеарских островах и что его там с нетерпением поджидают чересчур превосходящие силы опомнившихся сарацин. Поэтому он благоразумно принял подаренных скакунов и на них проделал оставшийся путь – через Болгарию, Венгрию, Швабию, Баварию и Данию. Это был вариант пути «из варяг в греки». Варяги прошли его в обратном направлении. Датский король Нильс Свенсен дал им корабль с полной оснасткой, и на нем Сигурд прибыл в Норвегию после трехлетнего отсутствия.

Надо полагать, он в ярких красках расписал свои приключения, особенно чудеса Палестины, так как именно Палестина стала целью путешествия норманнов Эрлинга, Эйндриди, Рёгнвальда и епископа Вильяльма. Отплыв на пятнадцати кораблях с Оркнейских островов несколько лет спустя после возвращения Сигурда, они в точности повторили его одиссею.

До Гибралтара флотилия плыла единым строем «путем, по которому плавал Сигурд Крестоносец», но по выходе в Средиземное море Эйндриди со своей дружиной отделился от нее. Рёгнвальд и Эрлинг остались верны прежнему курсу – возможно, не без увещеваний епископа, торопившегося к «святым местам».

Когда на этом курсе оказался большой сарацинский корабль, они с ходу взяли его в «клещи». Однако арабы так густо забрасывали их камнями и копьями и так щедро поливали кипящей смолой и маслом, что добыча ускользнула бы от них, если бы Эрлинг не нашел выход.

Вернее – вход, потому что викинги вошли на сарацинский корабль через отверстия в борту, прорубленные их ныряльщиками. Профессия ныряльщика, известная еще с гомеровских времен (колумбеты и арнойтеры у греков, уринаторы у римлян) была норманнами заметно усовершенствована. Они могли не только продырявить днище или перерезать якорный канат, но и поджечь судно: для этого при них были огниво и трут, упрятанный в скорлупу ореха, обмазанную воском. Но в данном случае огонь не понадобился.

«Они овладели дромундом и перебили на нем уйму народу. Они захватили огромную добычу и одержали славную победу», – подобные восхваления столь часто встречаются в сагах, что в конце концов перестают восприниматься. Но в этой привлекает одна деталь: корабль назван дромундом, то есть дромоном, и если вспомнить, что такое дромон и что такое снеккья, победа и впрямь была выдающейся. Но каким образом на дромоне оказались мавры? Одно из двух: либо норманны захватили византийское судно, приняв его за сарацинское (что, пожалуй, маловероятно), либо это был арабский дармун. Но во втором случае выглядит несколько странным, что северян не встретили жидким огнем, как правило, имевшимся на таких кораблях. Дромон, как уже говорилось, мог быть огненосным и неогненосным. После 1139 года на них на всех демонтировали устройства для метания огня: второй Латеран-ский собор запретил это оружие как бесчеловечное. Но ведь на мусульман постановление папы не распространялось! Еще два столетия спустя отряды наффатинов, метавших вручную кувшины с горящей нефтью, были непременной составной частью арабских армий.

Однако даже если это было редчайшее исключение, минутный каприз бога войны, невозможно все же не признать, что Эрлинг вышел победителем из стычки с самой могучей плавающей крепостью Средиземноморья, независимо от ее национальной принадлежности. Хотя нельзя, правда, исключать и того, что эта «славная победа» была одержана над каким-нибудь мелким суденышком и что для норвежских скальдов любое средиземноморское судно было «дромундом», хорошо им известным со слов тех же викингов, никогда не упускавших случая прихвастнуть своей поистине эпической доблестью.

Дальше маршрут Эрлинга до мельчайших деталей повторил маршрут Сигурда, вплоть до сухопутного возвращения в Норвегию. Надо думать, варяжская дружина Константинополя получила новое пополнение. С ее помощью император Иоанн II, сын Алексея, в 1122 году наголову сокрушил войско печенегов у болгарского города Стара Загора. Печенеги, выстроившие повозки кольцом и окопавшие их глубоким рвом, дважды наносили поражение византийским войскам – сначала самим грекам, а потом их французско-фламандским наемникам. И всего лишь четыреста пятьдесят варягов, несмотря на шестидесятикратное превосходство противника, сумели сделать то, перед чем отступила вся армия! Возможно, они, по обыкновению, применили здесь одну из своих дьявольских хитростей.

Лет восемь спустя после этой битвы норманны, уже неплохо освоившиеся в Средиземном море, почувствовали себя в нем хозяевами. Конунг Родгейр Могучий, завоевав Апулию, Калабрию и множество островов, высадился с войском на Сицилии и закрепился там. В благодарность за помощь крестоносцам он коронуется папой и германским императором в 1130 году как первый король Сицилии и Апулии под именем Рожера II. Это третье и последнее государство, основанное норманнами в чужих землях. Оно просуществует до 1302 года.

Роль просвещенного государя, как оказалось, куда больше подошла Рожеру, нежели роль рыцаря удачи. При его дворе в Палермо с 1138 года полтора десятилетия подвизался знаменитый Абу Абдаллах Мухаммед ибн Мухаммед аш-Шериф ал-Идриси, знатный мавр из Сеуты и потомок эмиров, выпускник Кордовского университета, много поколесивший по Англии, Италии, Малой Азии, Португалии, Франции. Рожер создал ему все условия для работы, рассылая повсюду своих людей с поручением собирать все, что может заинтересовать его гостя. Идриси, прекрасный знаток Птолемея и (Эрозия, и сам не сидел сложа руки, он не пренебрегал ни доставляемыми ему рукописями, ни живыми рассказами арабских, норманнских, славянских, итальянских и любых других купцов, посещавших островное королевство норманнов.

Он располагал сведениями обо всех странах вплоть до Белого моря на севере и тропической Африки на юге.

Он дал первое подробное описание компаса, известного китайцам по крайней мере с VI века до н. э., но еще не начавшего свое триумфальное шествие по европейским морям.

Когда его географический труд «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» («Развлечение истомленного в странствии по областям») был закончен в 1154 году, последовал обмен любезностями: Идриси посвятил его своему меценату и дал второе название или подзаголовок «Китаб ар-Руджари» («Книга Рожера»). Рожер в ответ даровал гостю титул графа Сицилийского.

Идриси покинул Сицилию лишь при сыне Рожера – Вильгельме I. Экземпляр его рукописи был приобретен Россией в конце прошлого века в Тегеране и хранится ныне в Публичной библиотеке в Петербурге, поражая красотой магрибинского шрифта и мастерством исполнения заставок и карт. Рожер по справедливости может считаться соавтором этого труда.

Чертеж астролябии в арабской рукописи 1205 года Музей Стопкапы, Стамбул.

Морской змей – обитатель Моря Мрака. Рисунок рубежа XVI и XVII веков по описанию Олауса Магнуса.

В 1151 году Идриси изготовил для своего покровителя из серебра «земной диск» с изображением всего поднебесного мира, нарисованного «севером на юг». Значительную часть его занимает Море Мрака. Рожер был норманном, должно быть, он снисходительно улыбнулся наивности своего друга: его соотечественники не знали такого понятия, они отважно забирались в такие моря, какие и не снились ни арабам, ни европейцам.

Зато в собственных морях они потеряли былое значение и от наступления вынуждены были перейти к обороне против славянских племен, уравнявшись, таким образом, с прочими государствами европейского Севера. Никто уже не трепетал при слове «норманн» или «викинг», да их так уже и не называли. У всех на языке были славяне, скандинавы теперь на собственной шкуре познавали, чем они были когда-то, не столь уж давно, для своих соседей.

Новые народы выходили на морскую арену Севера. Но их время – впереди.

ХРОНИКА ПЯТАЯ.

повествующая о том,

к чему привели поиски

несуществовавшего пресвитера.

Между 1165 и 1170 годами многие государи Европы получили таинственные послания, сразу ставшие сенсацией номер один и всколыхнувшие весь континент. Автором посланий был пресвитер Иоанн – царь-священник неведомого христианского государства где-то далеко на Востоке. Оригинал письма не сохранился, неизвестен и язык, на котором оно написано. Разные источники называют латынь, греческий и арабский. Предполагают, что оригинал был направлен византийскому императору Мануилу I, правившему во второй половине XII века, а он переслал его копии римскому папе Александру III и германскому императору Фридриху Барбароссе, и уже через них с письмом ознакомились остальные европейские монархи.

Вот что говорилось в этом пространном письме.

"Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господа нашего Иисуса Христа Царь царей, Повелитель повелителей желает своему другу Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией.

Я, пресвитер Иоанн, властелин над всеми властелинами, превосхожу всех обитающих в этом мире добродетелями, богатством и могуществом. 72 царя платят Нам дань... Наше Великолепие властвует над тремя Индиями, и земли Наши простираются до потусторонней Индии, где покоится тело Святого апостола Фомы... В Нашем подчинении находятся 72 провинции, из которых лишь немногие населены христианами... В стране Нашей водятся слоны, дромадеры, верблюды... пантеры, лесные ослы, белые и красные львы, белые медведи, белые мерланы, цикады, орлы-грифоны, тигры, ламы, гиены, дикие лошади, дикие ослы, дикие быки и дикие люди, рогатые люди, одноглазые, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты вышиной в 40 локтей, циклопы – мужчины и женщины, птица, именуемая феникс, и почти все обитающие на Земле породы животных.

За Нашим столом ежедневно пирует 30 000 человек, не считая случайных гостей, и все они получают из Наших сокровищниц подарки – коней или другое добро. Стол этот из драгоценнейшего смарагда, а поддерживают его четыре аметистовые колонны... Каждый месяц Нам прислуживают поочередно 7 царей, 62 герцога, 265 графов и маркизов, не считая тех, кто состоит на какой-нибудь службе. По правой стороне Нашего стола ежедневно восседают 12 архиепископов, по левой – 20 епископов, а кроме того, патриарх Святого Фомы, Сармогенский протопапа и архипапа Суз, где находится Наш славный престол и стоит Наш царский дворец...

Фундамент и стены его сложены из драгоценных камней, а цемент заменяет наилучшее чистое золото. Свод его, то есть крыша, состоит из прозрачных сапфиров, среди которых сияют топазы... Есть в нем дверь из чистого хрусталя, украшенная золотом. Она ведет на восток, высота ее 130 локтей, и она сама открывается и закрывается, когда Наше царское Величество отправляется во дворец...

Наш стольник – примас и царь, Наш кравчий – архиепископ и царь, Наш постельничий – епископ и царь, Наш доезжачий – царь и аббат... В одну сторону государство Наше простирается на четыре месяца пути; на какое расстояние Наша власть распространяется в другую сторону, никому не известно..."

Заканчивалось письмо прозаической просьбой прислать алтарь из Иерусалима для новой строящейся церкви, где собирались бы все ученые мужи для выработки методов дальнейшего распространения христианства.

Не одна голова закружилась от этих строк!

27 сентября 1177 года папа откликнулся на послание Иоанна, выразил готовность переслать алтари и уведомил, что в царство пресвитера отправляется его личный врач, магистр Филипп. Путь предстоял неблизкий и нелегкий: Сузы, где была столица сказочного царства,– это нынешний Шуш в Иране, бывшая резиденция эламских и персидских царей. Филипп проделал его и благополучно возвратился, но о его путешествии ничего не известно. Можно лишь смело утверждать, что царство пресвитера Иоанна он не нашел, потому что оно никогда не существовало. Скорее всего, это письмо было сочинено на досуге каким-нибудь скучающим рыцарем, начитавшимся бесчисленных фантастических «житий» (вроде истории о том, как святой апостол Фома, чье упоминание в письме едва ли случайно, построил крепость для индийского царя Гондофара) и создавшим на их основе легенду, пережившую века.

Об этой легенде не стоило бы и упоминать, если бы в нее не уверовал папа – единственный из всех адресатов. Легенда о сказочно богатом царстве христианского пресвитера открыла собой новую эпоху в истории Европы и явилась началом новой главы в истории мореплавания. Интерес к этой легенде в значительной мере подогревался Крестовыми походами, второй из которых закончился неудачей в 1149 году, а третий начался в 1189-м. Письмо подоспело как раз в промежутке, и надежды на союз со столь могущественным монархом не могли не вызвать волнения в умах европейских властителей. Показательно, однако, что ни один из них даже не попытался установить контакта с потенциальным союзником, чье царство, судя по его посланию, очень кстати располагалось в самом сердце языческих земель.

Однако упоминание Индии сыграло огромную роль в проникновении европейцев на таинственный Восток. Итальянские моряки уже пользовались тогда компасом, заимствованным у арабов во время Крестовых походов. В первые годы XIII века французский поэт Гийом из Прованса сочинил восторженную оду «волшебной игле», и она решительно опровергает притязания некоего Флавио Джойи из Амальфи на первенство в изобретении этого прибора в 1320 году. То ли этот Гийом впоследствии переехал в южную Италию и стал там известен как Гильельм из Апулии (под этим именем его упоминают некоторые авторы), то ли, наоборот, апулиец Гильельм прославился в роли провансальского поэта,– неясно. Несомненно лишь одно – свое стихотворение он написал в Италии. В нем он прославляет апулийский город Амальфи как всеевропейский центр по производству «магнитных игл», не упоминая, однако, при этом никакого Флавио Джойю.

Спустя ровно еще одно столетие (как раз около 1320 года) в трактате, написанном все в том же Амальфи, было дано первое описание корабельной буссоли (давно уже известной арабам под именем «хукка»), но несомненно, что и она применялась европейцами много раньше, с конца XII века или около того: именно с этого времени начинается внезапный и бурный расцвет портовых городов – Венеции, Амальфи, Пизы, Флоренции и Генуи в Италии, Марселя во Франции, Барселоны в Испании. Это именно те порты, где были сосредоточены практически все торговые связи Европы с Китаем и Индией – через египетских и сирийских посредников в Средиземном море и через итальянские базы Тану и Феодосию на Черном. Ибн Баттута называл феодосийский порт несравненным и утверждал, что он мог принять одновременно до двух сотен самых разнообразных судов. Аналогичные базы-фактории с военными гарнизонами возникли также на побережьях Сирии и Палестины и на некоторых островах Средиземного моря.

Индийские пряности, наркотики и предметы роскоши занимали особое место в этой торговле. Монополистами в ней были итальянские купцы, долгие годы сотрудничавшие с купцами Александрии – всемирного рынка торговли того времени. После завоевания Египта арабами и упадка Александрии они вынуждены были искать иные пути. В немецкой народной книге второй половины XV века о приключениях Фортуната упоминается стародавний обычай: «...Когда судно приближается к Александрии, но еще пребывает в открытом море, навстречу ему высылают небольшое суденышко и спрашивают, откуда судно идет, что они везут и каков их промысел. Те ответствуют, означенную весть передают королю. А когда судно зайдет в гавань, никому не дозволяется ступить на сушу, прежде нежели пришлют охранную грамоту». Охранная грамота выдавалась сроком на шесть недель – дольше задерживаться иностранному судну в Александрии не дозволялось.

Разумеется, европейских купцов такие строгости не устраивали. Итальянцы создали собственную Александрию в городе Тана в устье Дона – на месте древнегреческой колонии Танаис. С конца XII по XV век через Тану шли караваны к устью Волги, а оттуда через Каспийское море товары Европы проникали в китайские, иранские и арабские города. Из описания флорентинца Франческо Бальдуччи Пеголотти, совершившего одно из таких путешествий в 1334-1335 годах и потратившего на него около года, известен маршрут итальянских купцов: Тана – Гинтеркан (Астрахань) – Сара (Сарай) – Органчи (Ургенч) -Отрар (Ташкент) – Армалек (близ Кульджи) -Карамуран (Гуанчжоу) – Кассай (Ханчжоу) – Камбала (Пекин).

Как это ни парадоксально, именно итальянская торговля обогатила Константинополь, сделавшийся главным складочным местом и перевалочной базой всех товаров между Востоком и Западом,– тот самый Константинополь, который после 1475 года разрушил Тану и выстроил на ее руинах свой главный пункт на Черном море – крепость Азов. Но морской державой он уже не станет никогда. Византийские императоры совершенно перестали уделять внимание флоту и целиком погрузились в бухгалтерские расчеты и религиозные размышления, молчаливо признав этим превосходство итальянских эскадр.

Константинополь еще блистал, и никто пока не догадывался, что это блеск погасшей звезды, что Восточный Рим уже переступил ту гибельную грань, где кончается величие и начинается упадок. Он умирал, но умирал красиво. «Сюда приходят купцы из земли Вавилонской, из Месопотамии, Персии, Мидии, всех царств земли Египетской, из земли Ханаанской (Палестины.– А. С), Руссии, Венгрии, земли печенегов, Хазарии, Ломбардии и Испании,– делится впечатлениями путешествующий раввин Вениамин из наваррского города Туделы в декабре 1171 года.– В него стекаются для торговли со всех стран, морем и сухим путем, это шумный город; нет подобного ему ни в одной стране, за исключением Багдада, этого величайшего города, который принадлежит измаильтянам... Говорят, что доходы одного этого города со сдачи в наем лавок и рынков и от пошлины с торговцев, прибывающих морем и сухим путем, доходят ежедневно до 20 тысяч золотых монет. Населяющие эту страну греки очень богаты золотом и жемчугом, ходят разодетыми в шелковые платья, вышитые золотом, ездят на конях, подобно княжеским детям».