Текст книги "Владивосток - Порт-Артур"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

   Многим в Артуре казалось тогда, что в попытках японцев "заткнуть" бутылочное горлышко прохода в гавань, поставлена жирная точка.

   Вновь начались размеренные и регулярные выходы в море – командующий упорно продолжал учить эскадру не только стрельбе, но и элементарному совместному маневрированию.

   Однако ученья ученьями, а война – войной. В двадцатых числах марта наши истребители пару раз ходили ночью к Чемульпо, где накидали мин на входном фарватере, правда все они были вытралены – место постановки демаскировали несколько всплывших "рогатых" и два потерянных плотика. В дальнем охранении миноносников оба раза ходил "Баян". Подобная операция у Пусана, в которой приняли участие четыре "шихауских" истребителя с "Аскольдом" и "Новиком" в охранении, дала уже фактический результат. На выставленных минах через трое суток подорвался и затонул японский флотский угольщик.

   Складывалось впечатление, что адмирал Того начинает утрачивать инициативу. Появились, особенно среди молодежи, разговоры о том, что "желтомазые сдают", но вскоре все толки эти были бесцеремонно и жестко прерваны. Точка оказалась запятой...

Глава 2. Ответный ход

   Владивосток, Квантун. Апрель-май 1904 года

   С середины апреля японцы перестали появляться под Порт-Артуром по ночам. Первые четыре дня это радовало, потом стало настораживать, все моряки с мозгами понимали – враг что-то задумал. Что-то готовит. Вопрос, где и когда? Адмирал Алексеев, в очередной раз отменивший перевод своего штаба в Мукден, ходил чернее тучи, но кроме постоянного действования на нервы Макарову, себе и окружающим, тоже ничего поделать не мог.

   На собранном накануне решительных событий у Алексеева совете, контр-адмирал Лощинский и начальник над портом каперанг Григорович предположили, что японцы, опасаясь скорого вступления в строй "Ретвизана" и "Цесаревича", планируют свою высадку в одной из бухт между Бидзыво и Чемульпо, и сейчас готовят эту операцию, минируя подходы, дабы в случае чего встретить русскую эскадру на своих условиях и подальше от Артура.

   Начальник Штаба эскадры контр-адмирал Молас, несмотря на предупреждения из Петербурга, откровенно сомневался в самой возможности японского десанта на Квантуне. Как и крепостное начальство, во главе со Стесселем, Фоком и Рейсом. В отличие от подавляющего большинства собравшихся, Роман Иссидорович Кондратенко на этом военном совете оказался единственным, кто оставался убежденным сторонником того, что если японцы соберутся высаживаться, то сделают это под самой крепостью, возможно прямо в Дальнем.

   Сам же Макаров предполагал, что высадка вполне возможна, но скорее всего опять в Чемульпо или даже в Пусане, поскольку был уверен в том, что с наличными силами ничего подобного у крепости он просто не допустит. Проведенные миноносцами поиски новой информации пока не приносили. Молчали агентурная разведка и штаб Маньчжурской армии.

   И только Руднев из Владивостока упорно продолжал настаивать на Бидзыво, как самом вероятном месте десанта. В итоге решили, что кроме отправления в дозор вдоль побережья армейских команд, составленных в основном из охотников, нужно подготовить на завтра еще один поиск, задействовав в нем дополнительно "Новик" и "Аскольд", но время уже было упущено.

   Действительность показала, что мысли Макарова и Того были созвучны. Только русский командующий прикидывал, где японцы смогут спокойно высадиться без большой угрозы со стороны его флота, а японский продолжал решать задачу пусть временной, но полной нейтрализации этой угрозы. И в своей последовательности переиграл противника. Когда явно назревший нарыв, наконец, прорвало, третья атака брандеров на Порт-Артур имела очень мало общего с первыми двумя...

* * *

   Того Хейхатиро не любил работать по ночам. Ценные мысли чаще посещали его при свете дня. Но в последний месяц планы войны на море шли к западным демонам, и невольно приходилось засиживаться за своим столом допоздна в попытках решить нерешаемое. Плохие новости приходили почти каждый день – сегодня, например, сначала доложили об очередном потерянном транспорте, причем даже не потопленном, а захваченном русскими вспомогательными крейсерами.

   К сожалению, кроме просто плохих, были еще и очень плохие. По части же попыток закупорить брандерами русскую эскадру на внутреннем рейде Артура, таковыми были практически все.

   Первая атака брандеров, которые должны были "заткнуть" вход в гавань, провалилась еще до прибытия нового командующего русским флотом вице-адмирала Макарова. Транспорты были отогнаны или утоплены огнем сидящего на мели под Тигровой горой "Ретвизана" и дежурных миноносцев. Значит, из Порт-Артура в любой день может выйти эскадра, достаточно сильная, чтобы о высадке 2-й армии у Хоуциши, или, в крайнем случае, у Бидзыво, не могло быть и речи.

   С не меньшим треском провалилась и вторая. И хотя она производилась значительно большими силами, а "Ретвизана" русские уже втащили в гавань, итог оказался тем же: утопленные пароходы, погибшие храбрые воины, и... русская эскадра, вновь почти без помех способная выходить в море. Как стало известно, в этом ночном побоище адмирал Макаров лично участвовал, командуя своими кораблями с борта... канонерки! Со столь решительным и отважным противником японский императорский флот и он сам столкнулись впервые.

   Однако на решительный бой с главными силами адмирала Того он не шел. А ведь именно этого было бы вполне логично ожидать от безрассудно храброго алармиста, каковым его многие считали. Вопреки этому расхожему мнению, Того уважительно и настороженно относился к своему противнику, видя в нем не прежнего лихого командира, коим Степан Осипович и был в молодости, а умудренного опытом, дерзкого, но расчетливого противника-флотоводца. Противника, который готов использовать любой предоставившийся шанс, способен использовать любую, самую незначительную его, Того, ошибку.

   Несмотря на положение блокированного, Макаров регулярно выводил из Артура свои броненосцы и крейсера для обучения маневрированию и стрельбе в зоне, прикрытой огнем мощных береговых орудий с Электрического утеса. И каждый раз его корабли двигались только по тщательно протраленным фарватерам, а иногда, когда скорость не требовалась, и непосредственно за тральным караваном.

   Возле его флагманов – "Победы", и "Пересвета", на котором держал флаг князь Ухтомский, неотлучно находилась пара миноносцев, как недавно доложила разведка, – в целях перевоза адмиралов и штабных на другой корабль на случай минного подрыва. Один этот факт напрочь разрушал кривотолки о бесшабашной горячности и напускном бравировании Макарова. Когда же стало известно, что на "Победу" он перевел штаб и перешел сам по той простой причине, что ее водотрубные котлы не грозят немедленной катастрофой в случае подводной пробоины, в отличие от огнетрубных "Петропавловска" и его систершипов, иллюзий относительно возможности взять русского адмирала на "слабо" больше не осталось.

   Того тяжело вздохнул, вновь вспомнив о неудаче первой, внезапной атаки его истребителей на эскадру Старка, стоявшую без противоминных сетей на внешнем рейде крепости. Если бы только удалось утопить тогда "Цесаревича" и "Ретвизана"! Если бы попали в "Аскольда" и "Победу" прошедшие под ними мины, а вторая, из попавших в "Палладу", взорвалась! Все могло бы сложиться иначе. Но, по-видимому, боги хотят избавить японский флот от легких путей...

   Конечно, русские пока не заинтересованы в форсировании событий на море – они имеющимся составом сил достигают полной боеготовности в конце мая – июне, когда будут отремонтированы подбитые корабли. Они организовали тральные силы и регулярно чистят внешний рейд от всех японских ночных "подарков", они довооружили свои минные суда и теперь в артиллерийском отношении их истребители не уступают нашим, постановка в дежурство в проходе на ночь крейсера так же серьезно осложнила нам жизнь, особенно когда очередь выпадает "Аскольду" или "Новику".

   Вдобавок, они затопили несколько пароходов так, что фарватер к входу в проход теперь напоминает букву Z, и ночью вписаться в него можно только четко привязавшись к береговым ориентирам (еще вопрос – к каким), или отправлять кого-то из миноносцев на верную смерть служить маячными кораблями.

   Поэтому, теоретически, ликвидировать артурскую эскадру можно пока только одним способом – ускоренным штурмом крепости силами армии. Соответственно, всё распределение сухопутных сил Японии подчинено этой единственной задаче – ускоренному штурму.

   Только взятие крепости, или ее плотная осада, приводящая к уничтожению русских кораблей перекидным огнем осакских гаубиц, смогут гарантировать Японии удержание моря в своих руках. А контроль морских коммуникаций непременное условие победы Японии в этой войне. В случае же сохранения дееспособности русской эскадры в Порт-Артуре, как только с Балтики на Дальний Восток будут отправлены броненосцы типа "Бородино", время до полного морского разгрома Японии начинает исчисляться неделями...

   Но пока боеспособна русская эскадра во главе с Макаровым, готовая к высадке на Квантун 2-я армия генерала Оку с 18 апреля вынуждена болтаться на 83 транспортах в устье корейской реки Тайдонг, ибо обеспечить ее безопасной высадки вблизи Порт-Артура флот до сих пор не может. Замкнутый круг...

   И на закуску к таким невеселым раздумьям, из Чемульпо только что пришло очередное "радостное" известие: транспорт пропорол себе бок, неудачно навалившись на затонувший на фарватере в первый день войны крейсер "Чиода". А с тоннажем и так дефицит... Ну, и где мне теперь брать пароходы для очередной попытки завалить порт-артурский проход утопленниками? И вдобавок только что откорректированный график перевозок надо заново ломать и уточнять. Этот "Варяг" словно кара богов, продолжет вредить императорскому флоту, даже стоя в доке. Действительно – кость в горле. И ведь просто так не поднимешь старый броненосный крейсер с фарватера.

   СТОП. Старый броненосный корабль на фарватере... Просто так не поднять... Просто так и не утопить, ни миноносцам, особенно если тот будет отстреливаться, ни артиллерией – все-таки даже старый броненосец или крейсер с броневым поясом – это не транспорт. Нормы прочности и живучести совсем другие.

   Чем из старья японский императорский флот готов пожертвовать для обеспечения высадки армии? Старый казематный броненосец "Фусо" и еще более старые корветы типа "Конго", пожалуй, подойдут. И пяток пароходов во второй волне, больше найти уже вряд ли получится. Если хоть кого-то из них удастся взорвать на фарватере Порт-Артурской гавани, то русская эскадра, хоть и с "Цесаревичем" и "Ретвизаном", никак не сможет помешать высадке десанта.

   Только в этот раз никакой суматохи, операцию нужно подготовить особо тщательно, потому как четвертой попытки, скорее всего, у нас не будет. У меня не будет...

   Неизвестно, сколько времени у русских уйдет на то, чтобы очистить потом фарватер, они уже пару раз удивили в эту войну, как приятно – своей неторопливостью по началу, так и неприятно, в основном Руднев, а теперь и Макаров, но на высадку второй армии его должно хватить с избытком.

* * *

   В ту теплую и тихую ночь в начале мая дежурство у прохода на внешнем рейде несли четыре миноносца во главе со «Сторожевым» и «Манчжур». Примерно за двадцать минут до полуночи за озером, примыкавшем к новому городу, среди садовых домов начался пожар. Горели сразу три строения. Моряки с дежурных кораблей еще обсуждали, как это хозяева умудрились допустить такое, и кому из начальства так не повезло, как вдруг вспыхнул сразу с двух концов старый китайский склад под Золотой горой.

   Первыми почувствовали недоброе офицеры "Решительного". Всем на корабле было приказано тщательно наблюдать за морем. Именно с этого миноносца и был обнаружен первый, выползающий из темноты крупный транспорт. Оправдывая свое название, "Решительный" понесся в атаку. Над рейдом разнесся вой сирены, оповещающий все корабли эскадры и береговые батареи о том, что пауза в ночных развлечениях закончилась.

   На дежурных "Новике" и "Диане" начали спешно выбирать якоря, а на остальных кораблях эскадры играли боевую тревогу. Увы, "Севастополя" у артиллерийской пристани как на грех не оказалось. Броненосцу накануне позволили пополнить уголь после очередного выхода, а вовремя закончить это грязное дело его экипаж еще не удосужился, что потом и стало последней каплей при решении Макарова о снятии его командира Чернышева.

   Его, "по обоюдному согласию высоких договаривающихся сторон", заменили на мостике "Севастополя" на каперанга Андреева, прибывшего, чтобы принять "Россию" у выплававшего свой ценз Арнаутова, чему, в свою очередь, решительно воспротивился Руднев. Макаров даже сгоряча хотел поставить на "Севастополь" фон Эссена, однако после долгой беседы с наместником с глазу на глаз уступил. И правильно сделал, ибо по темпераменту и бойцовским качествам вручать Николаю Оттовичу самый тихоходный линкор эскадры, было, конечно же, не совсем верно. Чернышев по ходатайству Алексеева был назначен командиром ремонтирующегося на Балтике броненосца "Император Александр II" и вскоре отбыл в столицу.

   Таким образом, наместник не только спас карьеру своего хорошего товарища, но и убрал из Артура по добру по здорову обиженного на Макарова человека. Вместе с Чернышевым покинул Артур и списанный Макаровым с "Дианы" каперанг Залесский, но о причинах его отбытия в Гельсинкфорс, чуть ниже...

   Не успел еще "Решительный" сблизиться с обнаруженным транспортом на расстояние минного выстрела, как с идущего в кильватере за головным японцем корабля по прожектору миноносца ударил залп шестидюймовых орудий... Кроме этого, из-за корпуса незнакомца "на огонек" выскочили восемь японских контрминоносцев.

   На "Решительном" лейтенант Рощаковский, переведенный с "Полтавы" на замену занедужевшему кавторангу Корнильеву, определившись с количеством противников, немедленно приказал ворочать обратно к входу в гавань, под прикрытие береговых батарей. Однако к моменту окончания разворота его миноносец успел получить четыре 75-мм снаряда от истребителей противника и один снаряд среднего калибра с "Фусо", канониры которого вели огонь по прожектору, пока тот не догадались погасить.

   Взрывом шестидюймового снаряда на "Решительном" повредило парвую магистраль в котельном отделении, и теперь единственным шансом на спасение для теряющего пар корабля, было как можно скорее приткнуться к берегу. Над морем снова завыла сирена, на этот раз от того, что осколком "фусовского" снаряда срезало предохранительный клапан. Душераздирающий вой продолжался минут десять, пока один из кочегаров не расплющил кувалдой ведущий к ней паропровод.

   Свою главную задачу отважный кораблик выполнил сполна: в Порт-Артуре готовились к встрече гостей. Но, к сожалению, там собирались отбиваться от очередного наскока миноносцев, пытающихся завалить рейд минами...

   Напрасно Рощаковский, подбежав к сигнальному прожектору (радио на эсминцах в Порт-Артуре не было, дефицит-с), орал на сигнальщика, чтобы тот отстучал донесение о транспортах и, как ему показалось, крейсерах, направляющихся в их сторону. Дуговая лампа сигнального прожектора и провода были посечены осколками, да и работа динамо-машины уже прекратилась из-за падения давления пара. Все же для кораблика водоизмещением менее трехсот тонн попадание шестидюймового снаряда – это если и не чистый нокаут, то уж нокдаун – наверняка.

   В отчаянной попытке предупредить эскадру об атаке брандеров Рощаковский приказал выпустить все имеющиеся под рукой ракеты, и в небо взвились три огня красного цвета...

   Реакция "Новика" и оставшихся боеспособными трех русских миноносцев на появление семерки эсминцев противника (восьмой, "Асагири", погнавшийся было за "Решительным" в попытке добить подранка, получил в скулу 75-миллиметровый подарок и, временно потеряв способность идти полным ходом из-за пробоины, уползал в темноту) была предсказуема – при "бегстве" японцев от его крейсера в открытое море, Эссен, естественно, за ними погнался.

   Когда через двадцать минут гонки крейсер попытался прекратить преследование более шустрых дестроеров, "беглецы" неожиданно все вместе повернули на него и попытались провести скоординированную торпедную атаку. "Новик" и увязавшиеся за ним "Сторожевой", "Скорый" и "Страшный" встретили противника частым огнем. В ходе этой схватки наш крейсер 2-го ранга не только удачно уклонился от выпущенных мин, но и всадил в шедший головным "Хаядори" сразу три 120-мм снаряда.

   Теперь настала очередь флагмана четвертого отряда миноносцев, травя пары, попытаться затеряться в темноте. Но, в отличие от "Решительного", под боком у японцев не было берега, на котором стоят свои береговые орудия и который гарантировал бы относительную безопасность от преследования. На "Скором" его командир лейтенант Хоменко разглядел бедственное положение японца, и теперь в минную атаку бросился уже русский контрминоносец. Но "Харусаме" и "Мурасаме" не бросили флагмана, и первая атака "Скорого" была сорвана сосредоточенным обстрелом с трех дестроеров противника.

   Однако противопоставить орудиям "Новика" японцам было нечего. Отбившись от Пятого отряда истребителей, русский крейсер, изменив курс, направился в сторону потерявшего ход "Хаядори". Командир Четвертого отряда истребителей капитан второго ранга Нагай приказал "Харусаме" и "Мурасаме" снять с обреченного корабля команду, а сам остался на борту. Вместе с ним сходить с истребителя отказались его командир, капитан-лейтенант Такеноучи, и семь матросов. Все они до последнего отстреливались от русского крейсера из носовой 75-миллиметровой пушки и разделили судьбу корабля, пойдя с ним на дно, когда "Скорый" во второй заход всадил неподвижному эсминцу торпеду в борт.

   Эссен со своими офицерами еще радовался победе, досматривая в бинокли последние конвульсии складывающегося пополам, как перочинный нож, японского истребителя, когда с левого крыла мостика донеся крик сигнальщика: "Миноносцы с зюйда, пять штук, идут на нас"! "Новик" мгновенно, сказалась отличная выучка команды и прекрасные маневренные характеристики этого небольшого кораблика, развернулся к противнику левым бортом на сходящихся курсах. Не успели на головном, оторвавшемся от остальных миноносцев показать свои позывные, как на него обрушился град 120 и 75-миллиметровых снарядов. К сожалению для "Сторожевого", который пытался уйти от преследующих его четырех миноносцев противника, огонь крейсера опять был точен.

   Пока на "Новике" разобрались в чем дело, пока чертыхнувшийся с досады Николай Оттович приказывал перенести огонь на преследующих истребитель японцев, и пока комендоры выполняли этот приказ (наводчик бакового 120-мм орудия Степанов, уже наведя орудие на ускользающую в темноте цель, сначала выстрелил, попал с девяти кабельтовых, а уже потом переспросил командира плутонга: "что-что, ваше благородие?"), русский миноносец успел проглотить два русских же 120-мм снаряда и пяток 75-мм болванок...

   В кутерьме преследования, отворотов, циркуляций, опять преследований, атак и уклонений основные силы охраны рейда Порт-Артура ушли от входа на фарватер как минимум на пять миль. План Того по отвлечению охранения рейда приманкой из миноносцев удался на все сто...

   К этому моменту наконец-то проснулись и артиллеристы береговой обороны. С Золотой Горы засветили прожектор, луч которого уперся в окутанный паром "Решительный", на остатках давления в котлах плетущийся к берегу. Артиллеристы батареи N15 с Электрического Утеса сразу же открыли огонь по несчастному кораблику, которому до бурунов прибоя оставалось еще с полмили. До момента прекращения огня, они успели выпустить по нему восемь снарядов, один из которых, прошив палубу, распоторошил угольную яму и вышел через днище. Без взрыва...

   Спасло кораблик только то, что снаряды Утеса в начале войны были... скажем так – несколько специфическими. Ибо в случае взрыва десятидюймовой бомбы, его могло просто разорвать пополам. Миноносец стал быстро садиться носом и крениться на правый борт, но через минуту под днищем заскрежетали камни, и он выполз на прибрежную отмель.

   Но на этом проблемы его экипажа не закончились. Моряки еще крестились и помнали Николая Чудотворца, спасшего их самих и их корабль от утопления, как с берега по эсминцу открыли пальбу винтовки пехотной полуроты, охраняющей побережье... На ломаном немецком поручик Северский потребовал от "японского капитана" немедленно спустить флаг и не пытаться взорвать корабль. Ему вторили простые пехотинцы на русском, в основном крывшие "узкоглазых макак" и стреляющие в застрявший в сотне метров от берега истребитель из винтовок.

   В ответ донесся усталый мат, объясняющий истинное положение дел. К счастью для моряков, перепуганные "высадкой японского десанта" солдаты стреляли из рук вон плохо. От пуль пострадал только боцман миноносца, получивший ранение в руку, которой он пытался махать, объясняя, что он русский. Первое, что он сделал, добравшись до берега, это сломал кулаком здоровой руки скулу первому из подвернувшихся под нее солдатиков...

   Тем временем, пока суматоха перестрелки "Новика" и "соколов" с японскими дестроерами отдалялась от Тигровки все дальше и дальше, подходящему к фарватеру в компании пары старых корветов и трех транспортов "Фусо" пришлось иметь дело только с "Манчжуром" и неторопливо шествующей с внутреннего рейда "Дианой". На которой при снятии с якоря еще и заело шпиль...

   "Манчжур", обнаружив неспешно, на десяти узлах (максимальный ход, при котором из труб пароходов не вырывались факелы, и предел того, что мог дать "Фусо"), крадущийся к проходу транспорт противника, осветил того прожектором и немедленно покатился на пересечку. Но не успели еще его канониры навести на цель носовые восьмидюймовые орудия, как вокруг самого "Манчжура" начали рваться неприятельские снаряды явно не протвоминного калибра...

***

   Когда недели три назад вице-адмирал Того лично прибыл на борт "Фусо", стоящего в Кобе, удивлению командира корабля и всей команды не было предела. Действительно, бывший четверть века назад гордостью нового японского флота, его первый корабль сейчас, не смотря на уже две проведенные модернизации, безнадежно устарел. И у командующего флотом во время войны должны быть более важные дела, чем инспекционная поездка по старым посудинам.

   Но речь Того все поставила на свои места. Он объяснил построенному экипажу "Фусо", что император просит у них жертвы во имя Японии. Они должны своими телами и телом своего корабля заблокировать русским выход из по праву пролитой крови принадлежащего Японии Порт-Артура. Это позволит, наконец, высадить в Бедзыво армию генерала Ноги, которая с суши опять возьмет крепость, что ликвидирует угрозу со стороны русской эскадры, которая трусливо отказывается выходить на бой.

   Всем не желающим идти на почти что верную гибель – Того не скрывал, что спастись с броненосца, затапливаемого на фарватере вражеской гавани, практически не реально, хотя тот и будет вести на буксире три паровых катера для эвакуации экипажа – было предложено сейчас же сойти на берег. Таковых на борту "Фусо" не нашлось. Тогда Того сам зачитал список членов экипажа, которые должны были вести броненосец в его последний боевой поход. Действительно, в самоубийственной атаке не было смыла иметь на борту полную смену кочегаров и механиков, штурмана и палубных матросов. Япония не могла позволить себе бесполезную гибель сотни обученных моряков.

   По плану Того, Окуномия тоже должен был оставить "Фусо" на своего старшего офицера и отбыть в Англию для принятия нового броненосца, переговоры о покупке которого только что завершились. Но тут случилось нечто беспрецедентное для помешанного на субординации и самурайских традициях подчинения приказам Императорского флота.

   Капитан второго ранга Окуномия не просто отказался выполнять приказ командующего Соединенным Флотом вице-адмирала Того. Он вытащил из ножен меч, протянул тот в поклоне опешившему командующему и попросил или позволить ему командовать броненосцем в его последнем походе, или отрубить ему голову, избавив тем и самого капитана, и весь его род от позора бегства с поля битвы.

   Когда Того разрешил ему остаться на борту и посвятил во все детали операции, Окуномия предложил несколько изменить порядок следования кораблей. По его предложению, головным желательно поставить транспорт "Ариаке-Мару", набитый мешками с рисовой шелухой для обеспечения плавучести. Его задачей было обнаружение русских дозорных судов, по прожекторам которых и должен был вести огонь из своих шестидюймовых и 120-мм орудий "Фусо", и точное выведение идущих в кильватере броненосных судов на фарватер, ведущий к проходу на внутренний рейд.

   В качестве ориентиров для привязки предполагалось использовать пожары нескольких строений на берегу, разведка обязалась это обеспечить. Предполагалось, что занятые обстрелом "Ариаке-Мару" русские в темноте, скорее всего, примут "Фусо" за еще один транспорт и подпустят тот на близкое расстояние. При стрельбе в упор две шестидюймовки и четыре 120-мм старого броненосца были способны не только утопить миноносец, но и вывести из строя бронепалубный крейсер дозора. Того не только согласился с разумным предложением, но и приказал установить на "Фусо" два дополнительных шестидюймовых орудия.

***

   В принципе, если бы Порт-Артур имел единую систему обороны от угрозы с моря под единым командованием – после первого выстрела "Фусо" по "Решительному" русские бы поняли, что к фарватеру идет что-то, вооруженное шестидюймовками. Звук выстрела орудия среднего калибра перепутать с та-таканием миноносных пукалок практически невозможно.

   Но береговое и морское командование жили пока каждое в своем информационном вакууме, абсолютно независимо друг от друга, и своми планами не делились. Поэтому артиллеристы береговой обороны были уверены, что если в море стреляет что-то шестидюймовое – это "Диана" или "Баян". В порту же залпы "Фусо" приняли за огонь береговой артиллерии по миноносцам противника. Традиционное русское разгильдяйство и ведомственная не согласованность усугублялись ночной темнотой и четкими действиями японцев по заранее отрепетированному сценарию.

   Когда луч прожектора "Манчжура" уперся в решительно направляющийся к фарватеру "Ариаке-Мару", на "Фусо" и следующих за ним корветах поняли, что дальше стесняться в средствах смысла нет. На канонерку обрушился град снарядов всех калибров, от тридцати семи миллиметров до шести дюймов. В ответ "Манчжур" успел выстрелить из носовых восьмидюймовок всего пять раз.

   Первый залп по пароходу лег с перелетом. Второй был направлен уже по частым вспышкам выстрелов в темноте. Последний снаряд выпустили из левой погонной пушки уже с горящей канонерки (шестидюймовый снаряд с "Фусо" поджег подшкиперскую со складированными в ней парусами) на циркуляции во время отворота к берегу.

   Невероятно, но факт: один из выпущенных практически наугад восьмидюймовых снарядов попал в борт "Фусо". Однако при подготовке старого броненосца к последнему походу японцы творчески использовали опыт Руднева по бетонированию "Сунгари". Небольшой запас угля, необходимый для перехода к Порт-Артуру, был размещен в единственной угольной яме и непосредственно у котлов. Все остальные угольные ямы были залиты бетоном для того, чтобы усложнить жизнь русским водолазам при подъеме корабля.

   Бетон и спас "Фусо" от пробоин во время этого и пары других попаданий. Старая броня не выдержала попадание восьмидюймового фугасного снаряда, но когда треснувшая болванка протиснулась внутрь корабля, она с разгону впечаталась в стенку угольной ямы, подпертую изнутри десятками тонн застывшего бетона... Взрыватель сработал уже после того, как снаряд окончательно раскололся. И хотя с внутренней стороны бетонировки взрывом откололо большое количество осколков, а снаружи почти оторвало броневую плиту, комбинированная конструкция не допустила обширных затоплений, которые в противном случае были бы неизбежны. Небольшие же течи не смогли остановить корабль, экипаж которого твердо решил умереть, но выполнить свой долг.

   "Манчжур" "словил" от "Фусо" и корветов в общей сложности шесть снарядов среднего калибра, что в который раз доказало преимущества скорострельной артиллерии. Последнее, что успела сделать канонерка перед поворотом к берегу, это выпустить по "Ариаке-Мару" мину из носового аппарата (по примеру однотипного с "Манчжуром" "Корейца"), которую никто на транспорте даже не заметил.

   Получив от трюмных доклады о повреждениях, перебитом паропроводе и многочисленных затоплениях, в том числе и в погребе восьмидюймовых снарядов, Кроун решил на всякий случай приткнуться к берегу, что "Манчжур" вскоре и сделал. И слава богу, поскольку через десять минут после перестрелки с "Фусо" один за другим вышли из строя два трюмных насоса. Рассвет канонерка встретила на мели с затопленным котельным и носовыми погребами.

   Но и "Ариаке-Мару" от своей судьбы не ушел – на Электрическом Утесе включили прожектор, который сразу же навели на обнаруженный и подсвеченный "Манчжуром" транспорт. Батарейцы к этому моменту уже осознали, что чуть было геройски не добили свой миноносец, и с удвоенным рвением стали засыпать транспорт снарядами, дабы загладить свою ошибку. Получив подряд пару попаданий, японский брандер сначала потерял ход, а потом вспыхнул ярким пламенем от носа до кормы, освещая крадущиеся за ними в ночи корабли. Идея полить керосином бревна старых бонов и рисовую шелуху, которыми набили транспорт для обеспечения плавучести (больше ничего труднопотопляемого в порту просто не нашлось), была не совсем удачна...

   По первоначальному плану "Ариаке-Мару" отвлекал внимание дозорных кораблей, которые потом в упор расстреливались "Фусо", и огонь береговых батарей. Но его командиру, решившему умереть во славу Японии красиво, захотелось тоже иметь возможность утопить корабль на фарватере, если ему посчастливится самому до него дойти. Однако все трюмы транспорта уже были набиты нетонущим мусором и старыми, отслужившими свой век гнилыми боновыми заграждениями, он не только не утонул бы, даже с открытыми кингстонами и крышками грузовых люков, он мог заблокировать дорогу главной звезде выступления – "Фусо".

   Тогда командир корабля, лейтенант Мидано, решил – раз не судьба утопиться на фарватере, то при случае, если удастся незаметно проскользнуть в гавань, стоит попробовать протаранить первый же подвернувшийся русский корабль. А для пущего эффекта зажечь корабль перед тараном. Закупив на свои средства несколько бочек керосина, командир посвятил в свой план только ближайших друзей, поэтому командование не имело шансов разъяснить ему неуместность этой идеи.