Текст книги "Разоритель Планет (СИ)"

Автор книги: Александр Амплеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

– Хех… Надеюсь, что не обидел его. Все-таки он не девочка, а взрослый мужик. Ладно… Теперь ждать Жабодава… – у Романо как-то поднялось настроение после разговора с Фирсом, а мысли сменили вектор. Теперь он был немного иным…

Романо снова сидел, думая о будущем деле. Все это было слишком уж сложно… У МилитариКорп была целая ЧВК… А у него? Буквально несколько десятков бойцов. Да, был вопрос того, насколько эти бойцы подготовлены и прочее, но все-таки число решало. И было понятно, что это самое число может сыграть злую шутку с Романо. Была, конечно, идея по поводу того, чтобы завалить парковку и тем самым отрезать выход для техники и части солдат ЧВК, но это тоже не являлось стопроцентной гарантией успеха. Да. На крышах заменяли снайперов. Да. По сути, начинались определенные боестолкновения с противником при поддержке снайперов, что автоматически выводило из строя часть пулеметных гнезд и тяжелобронированных пехотинцев, однако это не отменяло боя внутри офиса. Внутри оставалось нечто, что было практически полностью неизведанным и, вероятно, самым опасным внутри операции. В самом офисе можно было разместить дополнительные пулеметные точки или турели, если последнее – Паук бы с легкостью отключил систему, но противник вполне мог предусмотреть подобное и поставить станковые пулеметы со смешанным управлением, то есть с возможностью переключения режима турели в режим прямого управления. Все это отягчало положение дел, связанных с подготовкой…

Размышления прекратил стук в дверь, после чего сразу же вошел Милет.

– Добрый день, Романо, – проговорил командир отряда наемников, подходя к столу. Лицо этого крепкого мужчины было спокойным, но на нем читалась какая-то легкая печаль.

– Ну… Добрый-то он не очень, но все-таки здравствуй. Как прошло? – спросил Романо, глядя на садящегося на сидение перед ним человека.

– Как-как? Обычно. Ничего нового. Это же не первый случай. Да, Глаз – был одним из тех, кто был в моем отряде первоначально, но все-таки мы не должны слишком долго переваривать его гибель. Он был солдатом, а умер героем, поэтому никаких стенаний быть не может, – Милет говорил это достаточно спокойно, после чего пристально посмотрел на Романо. – У меня для тебя кое-какие сведения по поводу пополнения твоих резервов.

– Это какие? – спросил директор, глядя на наемника.

– Циркуль, – Жабодав назвал этот позывной как-то сухо и холодно.

– Он не хочет более работать вместе с вами?

– Да. Более того… Он устроил мне чуть ли не выговор на тему того, что я всех их приведу к гибели. Парня можно понять, ибо Глаз был его ближайшим товарищем. Глаз обычно работал из снайперской винтовки, а Циркуль его прикрывал. Они в этой паре работали еще с кампании в Конфедерации, поэтому мне понятна его ярость, кроме этого они были хорошими штурмовиками. Ну и… Он еще до этого говорил, что хочет окончить карьеру наемника, осесть и спокойно жить. Его только Глаз у меня держал. На время он хочет перейти под твое командование, Герой Федерации, – на последних словах наемник улыбнулся.

– Угу… Ну, я с радостью приму в свои телохранители такого бойца. Ты будешь набирать новых бойцов в отряд? – спросил Романо с легким налетом интереса.

– Буду. У меня и так была определенная нехватка достойных солдат, теперь она усилилась еще двумя потерями. Как понимаю… Ты хочешь, чтобы я слетал на Айскрим и там поднабрал бойцов? В чем подвох? – спросил Милет, кажется, глядя куда-то в будущее.

– Мне нужно, чтобы ты летел вместе с Фирсом, – проговорил Романо, пронзительно смотря на наемника, а тот с каким-то недоверием посмотрел на директора. – В общем… Почему мне нужна именно такая связка? Дело в том, что Фирс имеет определенные связи на станции, кроме того умеет под правильным «соусом» оформить предложение. Ты же можешь надавить своим авторитетом и как бы заверить его слова своим присутствием. Именно Фирс, как мой прямой представитель, будет говорить. Твоя задача – охранять его, а также, если что, помочь в вербовке.

– Угу… – человек в этот момент переваривал информацию, он уставился в пол и лишь через какое-то время снова поднял взгляд на Романо. – Ты же понимаешь, что он – «жаба»? Я как бы простил его, но все-таки находиться с ним в одной упряжке особенного желания не имею.

– Жабодав, сейчас вопрос не в том, какое желание ты имеешь или какого желания не имеешь. Сейчас стоит вопрос выживания тебя и меня внутри боевых действий против МилитариКорп. Понимаешь?

– Допустим, – Жабодав снова опустил взгляд, а сам начал слегка краснеть. – А у тебя нет другого представителя? Ну, там… Джек? Билли? Паук? Никто из них не может проводить твою политику вместо «жабы»?

– Джек – это человек, который может поговорить с людьми, однако опыт вербовки у него довольно мал. Слышать об имени Билли вообще довольно забавно, ибо он не особо способен к какой-либо дипломатической деятельности. А Иоганн мне нужен здесь, – четко и спокойно проговорил Романо, смотря на Жабодава все тем же пристальным, сверлящим взглядом.

– Хорошо… – Милет выдохнул, а после поднял взгляд. – Ты хочешь, чтобы я преодолел себя, Романо… Это эксперимент такой?

– Конечно. Я же так люблю ставить эксперименты, – саркастичным тоном произнес Романо.

– Ну да… Вон, на Шпаке поставил, да так, что он самоубился, а теперь хочешь, чтобы я полюбил «жабу». Причем такую «жабу», которая похлеще остальных в силу того, что эта «жаба» изначально человек. Жабочеловек. Честно? Я лучше пожму руку Хратеру, чем этому «человечищу», – проговорил довольно спокойно Жабодав. – Я могу идти?

– Сначала послушай о том, кем является этот, как ты говоришь, «жабочеловек». Вот смотри… Ты у нас, насколько помню, с центральных миров, верно? – спросил Романо, глядя на Жабодава, а тот как-то непонимающе посмотрел на своего нанимателя.

– А что это меняет?

– Да то, что ты не совсем понимаешь его психологию. Не совсем понимаешь то, каким образом формируется человек на самом дне. Вот ты хоть раз за свою жизнь нуждался в каких-то простейших съестных припасах?

– Ну… Нет, – человек все также непонимающе смотрел на директора.

– А вот представь, что тебе придется убивать за гребаную «питательную» пасту.

– Ну… Не хотелось бы такое испытать. Но… К чему это, Романо? – спросил наемник.

– А к тому, что наш с тобой друг – это плод влияния системы. Он начал вливаться в бандитизм с самого детства. Те три кворона, которые были убиты первыми из Йори, являлись друзьями того бандитского отребья, с которым работал Фирс. Сам Фирс не хотел быть тем, кто убивает ради наживы, но не хотел жить в том состоянии, которое у него имелось на тот момент. Состояние нищего. Состояние того человека, который не может есть ежедневно. И да… Он опустился. Сначала стал работать с Леманом, а затем, когда стал шишкой крупнее, завел контакты и с кворонами. Понимаешь, что он являлся, в какой-то мере, жертвой обстоятельств? – Романо говорил это довольно спокойно, а в глазах его играл какой-то легкий азарт.

– Но это не оправдывает его связи с жабами. Он мог бандитствовать на планете, но к жабам не лезть. Не становиться жабочеловеком.

– Мог, однако, стал. История не терпит сослагательного наклонения и всех этих «мог» или «не мог», мы рассматриваем то, что уже случилось фактически. Фирс помог мне в ликвидации местной мафии, а затем не сбежал с Айскрима, хотя мог сбежать, что ты сам отмечал. Ты сам отказался от того, чтобы забрать Фирса, а затем его казнить. А это значит, что ты фактически аннулировал его действия в прошлом. Ты сам от них отказался, Милет. Или ты будешь это отрицать? – интерес в глазах директора все сильнее разгорался, а Милет отвел взгляд.

– Я не буду отрицать, что я освободил его от ответственности перед человечеством, однако это не отменяет того, что он – преступник, – спокойно проговорил Милет, а глаза его начали бегать по комнате.

– Да. Это не отрицает того, что он преступник, однако все мы – преступники. А я даже больший преступник перед человечеством, чем он. Я лишаю промышленности почти целую планету. Как по-твоему? Что страшнее? Пара девочек, которые были проданы в секс-рабство, или же человек, который лишает возможности к жизни миллионы и даже миллиарды людей? – Жабодав в момент этих слов замялся, глаза его стали бегать еще быстрее, он закусил губу, затем посмотрел на Романо.

– Ты меня в тупик завел. Для меня обе вещи отвратительны.

– Однако… Ты работаешь на меня.

– Я работаю на тебя… – человек снова потерялся, кажется, что он даже не задумывался о том, что делал и в чьих делах замарал руки.

– Наверное, я страшнее одного маленького Фирса?

– Страшнее… – судя по лицу Жабодава, ему стало противно от себя самого, после этого разговора, кажется, он начал вспоминать обо всех тех действиях в пользу таких, как Романо и от этого начал бледнеть.

– Что такое, Милет? Тошно стало? Ты вот – герой, убийца взрослых и детей другой расы, но все же тот, кто уничтожал детей. Я же первый из тех, кто не позволил тебе зачистить детей. Верно? Ты подумай не над тем, на кого ты работаешь, а о том, что ты, зверь, делал. Чем ты сам от «жаб» отличаешься? – Милет в этот момент будто бы ослаб, руки его вдруг задрожали, а грудь заколыхалась от какого-то неровного дыхания. Он тут же вспомнил слова Грейха об эсэсовцах-убийцах детей и равенстве между шок-пехом и ними, сразу начали возникать ассоциации и с собой. – Правильно. Ты еще хуже. «Жабы» никого не уничтожали, Милет. Это ты уничтожал всех, даже младенцев. Нет вопросов по поводу убийства взрослых кворонов, но дети-то причем?

– Не причем… – Жабодав проговорил это как-то глухо, затем шмыгнул. – Романо… Кажется, что ты первый, кто сказал мне о безумности моих действий. Моя ярость не различала того, кто виноват… Я сделал виновными их всех. Но… Действительно… Почему дети должны отвечать за дела отцов? – Милет замолчал, его губы слегка тряслись, а сам он думал о том, что еще сказать.

– Ты должен признать свои ошибки, Милет. Я разговаривал с Хратером, и он не держит обиды. Гибель клана произвела страшнейший переворот в его уме, и сейчас он задумывается о том, чтобы стать чем-то совершенно иным. Он назвал тебя примером для себя. Понимаешь, Милет? Он правда думает о том, чтобы драться не только с кворонами, но и с остальной преступностью. Он ведь знает только о том, что ты – страх кворонов, а выходит, что ты и каперством промышлял, да и, в целом, выродок еще тот. И ты, Милет, хочешь упрекать в чем-то «жабочеловека»? – Романо улыбнулся, кажется, он добился своей цели – Милет был сломлен.

– Угу… Ну… Ты прав, наверное. Но… Не думал, что я стану примером для кворона… Это ж скольких я убил из тех, кто мог стать на схожий путь? Романо-Романо… Где ж ты был раньше? – человек сгорбился и будто бы сжался, лицо его изменилось и стало будто бы старше от этой глубокой грусти, которая на нем вдруг возникла.

– Я, вероятно, в этот момент делал то же самое, что делаю и сейчас, только вот людей тогда уму-разуму не учил. Делал лишь то, что говорила мне корпорация, но теперь время иное…

– Какое же? – спросил человек, глядя на Романо задумчиво и болезненно.

– Мои действия сейчас специально носят наиболее грубый и грабительский характер. Ранее мы на протяжении двух лет постепенно ликвидировали экономику, теперь я ее ликвидирую ударными темпами. Растет только добыча ресурсов, а вот промышленный сектор сокращается в секунды, а значит, растет масса нетрудоустроенных, что влечет за собой лопание экономических пузырей в виде кредитов, ипотек и прочего, – Романо сам во время этих слов побледнел. – Это влечет за собой усугубление кризиса. В момент, когда кризис усиливается, оголяются самые страшные противоречия нашей системы. Люди банально теряют все. После потери всего – их напряженные нервы начинают искать ответы: кто виноват? Что виновато? И на начальных этапах они находят тех, кто виноват. Линчуют их, но проблемы никуда не деваются, значит, требуется понять, что именно влечет за собой их проблемы. Ответом становится слово «система» или «капитализм». В этот момент зажигает свой фитиль процесс революции. Если ты, Жабодав, проживешь дольше, чем я, а ты проживешь, – ты увидишь этот процесс. Меня забудет история, однако этот акт является первым актом внутри нашей борьбы.

– То есть… – глаза Жабодава снова начали бегать, потом остановились и поднялись на Романо. – Ты хочешь принести себя в жертву? Чтоб тебя линчевали?

– Да. Если я стану фитилем социального взрыва – я буду рад.

– Ты болен, Романо… – на лице Жабодава появился какой-то странный страх, какое-то абсолютное непонимание логики человека напротив.

– Помнишь войну в Триумвирате? Помнишь, как они дрались за свои миры?

– Помню… – снова как-то глухо сказал Жабодав, а глаза его опустились.

– Вот. Ни один из нас так не дрался, как они. Если бы не численный перевес… Не бывать бы нашей победе над Триумвиратом. В общем, Милет… Я хочу лишь того, чтобы наши люди – стали теми людьми. Сильными. Гордыми. Свободными, – последние слова Романо произнес отрывисто.

– Но… Они же и сейчас не слабые.

– Милет… Они отчуждены от своей жизни, от своей работы, от своих детей. Они всегда должны работать на тех производствах, которые не факт, что дают настоящий полезный выхлоп для людей. Вот знаешь… У Шпака был завод электроники. Планшеты собирал, а если быть точнее, НПК для шок-пеха. Ну и как? – Романо сделал паузу. – Это полезный труд? Трудиться на тех, кто в будущем будет тебя убивать. Много пользы от таких планшетов?

– Немного… Но… Как это связано? Что за отчуждение?

– Это понятие психологическое. Работа на то, что точно не принесет пользы ни тебе, ни обществу, а если принесет – неизвестно кому. В случае того, если работа бессмысленна – это приведет к тому, что человек выгорит. Он будет биороботом, не испытывающим никакого удовольствия от своего труда, а труд – это природная сущность человека. Без мыслительной деятельности, которая связана с трудом, – не было бы и человека. Ума бы у тебя не было. Равно, как и у любой другой расы. Без труда – мозги не так работают, а если твою природную сущность ликвидируют на бесполезной, а то и опасной в перспективе работе, ты просто самоуничтожаешься. Ликвидируешь себя, как сознательного творца, который производит полезный для людей продукт. Ты становишься функцией от станка. Понимаешь? Нам с тобой сложно это понять, ибо мы в производстве не участвовали, но в определенной степени могли столкнуться с тем же отчуждением, с каким сталкиваются и обычные люди.

– Ну… Может ты и прав. Наше существование – жалкое существование. Да… Наверное, ты прав… – Милет опустил глаза, а после спросил: «Я могу идти?».

– Можешь, Милет, можешь. Надеюсь, что наш с тобой разговор станет для тебя чем-то полезным, – Романо в этот момент как будто был опустошен. Ему трудно было говорить это все, по крайней мере, последнее, о чем он говорил.

– Спасибо, Романо. Это останется со мной, – проговорил Милет, после чего вышел из кабинета.

Романо снова остался здесь… Наедине с собой. Его кабинет, наверное, стал для него тюрьмой. Особенно это проявилось в последние дни. Тяжелый груз ответственности все сильнее наседал на его плечи, а сам он, кажется, уже не сильно мог его выдерживать, но все-таки держался. Вероятно, ему бы следовало, как офицеру, пустить себе пулю в висок, но он не мог этого сделать… Пока что. Нужно сделать еще многое… Многое.

…

Уже вечером, Романо впервые за несколько недель возвращался в свои апартаменты. За рулем аэромобиля сидел Паук, который молча следил за дорогой. Роберто же смотрел в окно каким-то отчасти отрешенным взглядом.

Мимо проносились фигурки людей и машин. Жизнь до сих пор кипела, но только… Какая? Это был главный вопрос. Тут и там виднелось то, как люди начинали люмпенизироваться. Фактически, они превращались в блеклое подобие себя. Кто-то уже выбирал более легкий путь… Вот летит аэроцикл… Человек за рулем будто специально залетает под мост и резко тянет руль на себя, а затем летит прямо в свод моста. Мгновение… Удар, а затем взрыв. Ошметки железа и мяса разлетаются в разные стороны. И это был уже не первый полет аэроциклиста в бетон. Рядом же виднелись несколько черных «ожогов», обугливших бетон и свидетельствовавших о постепенной гибели города, о постепенном схождении с ума не самых бедных его жителей, и если средний класс разбивается о своды мостов, то… Что может происходить с беднотой?

– Занимательное зрелище, – прокомментировал Паук произошедшее. – Его аэроцикл стоил шестьдесят две тысячи пятьсот кредитов… Среднему рабочему пришлось бы работать на это чудо без еды, воды, налогов и одежды пять лет и три месяца. Этот идиот мог продать свой драндулет и жить припеваючи на протяжении пяти лет. О времена! О нравы!

– Не ёрничай, Иоганн… Он все-таки человек.

– Господин Романо, это не человек.

– А кто это? – с интересом спросил директор.

– Фарш и железо.

– Ха-ха! Смешно.

– Я знал, что Вы оцените мою шутку, директор. Я рад, что развеселил Вас, – улыбнулись бледные губы Иоганна.

– Ты отвратителен, Иоганн, – с улыбкой произнес Романо.

– Я знаю. Именно поэтому меня и наняла КаренияИндастриз. Отвратительной корпорации нужны отвратительные сотрудники. Вы, кстати, тоже отвратительны, господин Романо, – в словах Паука слышалась какая-то легкая издевка, а Романо даже слегка засмеялся в ответ на слова своего подчиненного.

– Умеешь ты, Иоганн, разбавить атмосферу. Даже странно, что ты на это способен. Пережил такое, и как-то шутишь…

– Я издеваюсь, господин Романо. Черный юмор – не юмор вовсе, хотя и вызывает определенные положительные эмоции. Если быть честным… Черный юмор – это, скорее всего, определенная защитная реакция на тот кошмар и идиотию, что происходит вокруг. По крайней мере, в моем случае это так, – голос Иоганна был все тем же, он был все таким же хрипловатым и слабо эмоциональным.

– Ну да… Ты издеваешься над всем, что видишь. Я понимаю, Иоганн. Было бы другое время… Мы бы могли шутить совершенно иные шутки, а пока… Черный юмор, как защитная реакция, – спокойно говорил Романо.

– Именно так.

…

Через час Романо был уже в апартаментах. Рука была положена на сенсорную поверхность справа от белой двери из пластстали, затем послышалось добродушное пиликание, и сама дверь автоматически открылась, после чего директор вошел в помещение.

Он медленно и как-то устало расстегивал свое пальто, а затем повесил его на вешалку. Навстречу человеку вышла невысокая женщина с темными, покрытыми легкой сединой, волосами и легкими морщинами на лице. Была она в каком-то бесформенном черном костюме, который фактически съедал четкость очертаний тела.

– Здравствуйте, господин Романо, – проговорила она голосом с легкой хрипотцой, а человек кивнул. Он поставил свою трость в угол и улыбнулся.

– Кира дома? – спросил человек, глядя на вешалку, где висела розового цвета куртка.

– Да. Дома, господин Романо, но…

– Но? – вопросительно наклонил голову человек.

– Кажется, что она не очень хочет с кем-то говорить. Она не разговаривает со мной. Иоганн, кажется, тогда наговорил ей чего-то неприятного.

– А ранее она с тобой разговаривала? – спросил Романо, ухмыльнувшись. – Собственно, о чем этой молодой девушке с тобой разговаривать, старуха. У нее дел – огромное множество, а тут с бабками у подъезда лясы точить.

– Ха-ха-ха… – женщина, кажется, обиделась, после чего развернулась и ушла из коридора.

Романо же повесил свою шляпу на ту же вешалку. Его короткие черные волосы были как-то некрасиво разбросаны туда-сюда, слегка блестели из-за жира, да и сам человек выглядел как-то неопрятно, из-за чего ему было как-то даже неудобно смотреть в зеркало. Он погладил свое лицо и почувствовал грубую щетину, которая уже постепенно начинала переходить в бороду. Он покачал головой, после чего прошел в ванную комнату, где снял пиджак и рубашку, после чего достал из-под раковины какой-то тюбик.

На груди его виднелся огромный ожог, который оставил рогарийский генерал, да и в целом на теле виднелось много различных шрамов, что, вероятно, могло бы быть привлекательным, показывать некоего брутального и сильного мужчину, но изобилие шрамов было таким, что большая часть мышц была буквально изуродована. На правой груди отсутствовал сосок, он буквально был сожжен. В целом, правая грудная мышца выглядела ужасно, равно как и правое плечо, мышца которого, судя по всему, была заменена на синтетическую. На прессе присутствовал разрез… Судя по всему, в одном из боев Романо был настолько тяжело ранен, что мог увидеть собственные кишки. Рядом с тяжелыми шрамами виднелись более мелкие от пулевых и ножевых ранений. Вероятно, он мог бы сделать огромное число пластических операций, заменить мышцы на синтетику и быть привлекательным мужчиной на каком-нибудь пляже, но, судя по всему, этот человек не желал расставаться с «прошлым» до тех пор, пока его биологические мышцы могли нормально функционировать.

Он опустил голову под кран, включая воду… Жесткие волосы медленно мокли, а крепкие руки вновь и вновь набирали воду в ладони, чтобы облить голову, затем он выдавил шампунь в правую руку и начал намыливать волосы. Быстрый смыв пены и на раковину лег новый тюбик. Гель для бритья, рядом легла и опасная бритва.

В этот момент в ванную комнату буквально на мгновение вошла Кира, после чего выскочила назад, увидев это крепкое и изуродованное тело. Романо улыбнулся.

– Здравствуй, Кира, – проговорил он, выдавливая гель для бритья на левую руку, а затем превращая его в пену.

– Здравствуйте, господин Романо, – сказала она как-то неуверенно, после чего оперлась на дверную раму и все-таки украдкой посматривала на человека.

– Как день в колледже? – спросил человек, нанося пену на лицо.

– Нормально, – ответила девушка.

Спина человека была такой же изуродованной, местами были видны явные удары энергокопьями, судя по всему, он успел побывать и в плену или в некоем его подобии, там же располагались и шрамы от пулевых отверстия, а по диагонали крепкую спину делил шрам от кнута. Он точно побывал в плену.

Холодная сталь ложилась на кожу, а после шла вниз, срезая щетину. Орудовал бритвой он довольно легко и быстро, где-то за минуту лицо уже было гладко выбрито, а он смыл остатки пены, после чего надел белую рубашку, а пиджак взял в руку.

– Насмотрелась? – ухмыльнулся он, глядя на девушку, которая практически смотрела ему глаза в глаза.

– Да, – Киру слегка передернуло. – Где Вас так?

– На войне, как вне Федерации, так и внутри нее. Наверное, наиболее интересен след от плети… Это мне нанес один бандит. Мне повезло не оказаться в плену рогарийцев, а иначе… Не знаю, простили ли бы меня за убийство генерала. Иди на кухню, наверное… Посмотрим, что можно по-быстрому приготовить, – улыбнувшись, Романо вышел из ванной комнаты, после чего пошел дальше по коридору, а девушка вошла в ванну.

– Что Вам приготовить, господин Романо? – спросила женщина в черном балахоне, стоявшая на кухне.

– А в твои обязанности входит и это? – удивленно приподняв бровь, спросил человек, вешая пиджак на спинку стула.

– Да. Входит. Могу приготовить жаркое, говяжий стейк с гречкой, можно и что-то более необычное.

– Ага… Ну, удиви меня, – усмехнулся Романо, после чего прошел в гостиную. – Если ты будешь кормить Киру разнообразно и вкусно – я подниму твою зарплату до трех тысяч кредитов каждые две недели. Я считаю, что мои сотрудники должны жить достойно, поэтому и зарплата превышает среднюю по региону, а порой и по планете. Не подведите меня, – улыбнулся директор, садясь на диван и снова прикрепив прямоугольный визор в соответствующее отверстие на правом виске.

Далее Роберто стал снова просматривать какую-то документацию, прикрыв левый глаз, а правым довольно быстро водя слева направо по статье о каком-то из директоров МилитариКорп. Но вскоре чтение было прервано фигуркой, видимой через стекло визора, после чего Романо сразу отключил документ и дал сигнал для отключения визора.

Человек похлопал по дивану, указывая на то, чтобы Кира села рядом, и девушка подчинилась. Она прошла в гостиную, после чего села на диван подальше от Романо.

– О чем Вы хотели поговорить? – спросила девушка, не глядя на человека.

– Ну… Вообще-то я просто хотел бы с тобой поболтать, узнать о тебе побольше и прочее. Не более. Никаких подводных камней, Кира. Простой интерес, – после слов человека настало какое-то неловкое молчание, а он отвел взгляд. – Насколько знаю… Ты увлекаешься литературой. Верно?

– Ну, допустим. Это что-то меняет? – спросила она, направив взгляд своих серых глаз на человека, который будто бы согнулся под давлением этого взгляда, но все-таки не подал особенного вида.

– Меняет, – отрывисто произнес он, после чего с хитрым прищуром посмотрел на Киру, теперь взгляд отвела уже она. – Я ведь сам увлекаюсь литературой.

– И какой? Боевиками и триллерами? – улыбнувшись, спросила девушка. – Да и… Когда Вам читать? Вы же всегда загружены делами по лишению кого-либо средств к существованию.

– Остро… – человек продвинулся дальше к спинке дивана, обдумывая то, что же сказать… – Остро подмечено. Да. Отчасти, ты определенно права. Читать мне… Ну, по крайней мере, художественную литературу – некогда, но вот… Что-то более ценное для предприятия или, в целом, для понимания мира – почитать всегда полезно.

– К примеру? – девушка закинула правую ногу на левую, слегка повернулась к директору, положила локоть на подлокотник, а голову положила на ладонь и с каким-то вызовом посмотрела на директора.

– Эти юные глаза, что вызовом секут плоть стариков, как плетью… – человек вздохнул.

– Метафоричненько, но тему «Отцов и Детей» раскрывает слабо. Вернее сказать… Односторонне, – она в этот момент улыбнулась, а Романо покачал головой.

– Ну да… Вынужден согласиться. Как перед учителем сижу… Ужас! – директор сам заулыбался в этот момент, ему, вероятно, впервые за долгое время приходилось разговаривать с молодежью на такие темы и сейчас у «старика» от счастья разрывалось сердце. – Ну, что я читаю? Карл Маркс? Знакомо такое сочетание имени и фамилии? Фридрих Энгельс? Владимир Ильич Ленин? Иосиф Виссарионович Сталин? Антонио Грамши? Можно еще перечислять уже нынешних работников пера, к примеру, Иоганн Ромм, Григорий Свиридов… Много кто.

– Если правильно помню… Иоганна Ромма – повесили, – девушка опустила взгляд.

– Да. Шок-пех. Его книжки о переворотах и революциях как-то не сильно нравились нашим верхам. Он исследовал вопрос Великой Социалистической Революции на Земле, чем и сыскал петлю на шею. Еще написал книжку… Кажется… Сейчас бы не ошибиться… – Романо облизал губы, а глазами бегал по коврам.

– «Революция – это любовь», – как-то грустно улыбнулась Кира. – Это единственный его роман, но… Сильный, как мне кажется. Правда… Легальным путем его не достать.

– А ты достала? – спросил Романо, глядя на Киру.

– К сожалению… Нет. Могу довольствоваться лишь тем, что слышала от некоторых преподавателей. Говорят, что там была интересная любовная линия, только вот была она не о том, что называется плотской или даже просто высокой любовью между мужчиной и женщиной, но о нечто большем. Там же вышло так, что революция разделила влюбленных. Он оказался в руках карателей, а она осталась верной до конца, даже зная о том, что он уже убит. Кажется, что ее звали Милена, и она на протяжении всей книги пыталась найти какие-либо ниточки, ведущие к нему. Там было много сцен пыток, но он не выдавал своих соратников, несмотря ни на какие увечья, только твердил о том, что революция – это любовь, а любовь нельзя предавать. Как-то так… – девушка покачала головой. – Большая часть нынешних историй не способна рассказать и чего-то на толику близкого к этому… Мне больно за нашу культуру, за наше поколение, – в этот момент у нее встал комок в горле, кажется, что Кира была готова расплакаться из-за той истории, которую рассказала, а Романо покачал головой.

– А что, если я достану для тебя эту книжку? – человек улыбнулся, а девушка посмотрела на него с каким-то удивлением. – Да. Я могу. Вся та литература, которую я читаю, запрещена законом. Я без разговоров смогу достать для тебя эту книжку. Только это… Тебе какую «обложку» лучше?

– Обложку? – как-то непонимающе спросила девушка.

– Ну… Скажем так… – Романо заулыбался как-то немного стыдливо. – Нынче внутри различных космопортов есть специальные устройства для считки книг на твоих устройствах… И они проверяют, сугубо, десять страниц сначала и десять страниц с конца, по крайней мере, таков алгоритм, и если не будет выявлено ничего противозаконного, дальше программа отключается. В общем-то… В связи с этим, мы делаем так называемые «обложки». Зачастую, это самые отвратительные книги из тех, которые возможны. Ну… Камасутра с разным наполнением.

– Фу… – девушка посмотрела на Романо с какой-то странной улыбкой. – Ну нет… Мне такой «обложки» не надо. Можете использовать какую-нибудь, скажем… Ну… попаданческую литературу? Ну, там… Про мальчиков-задротов, которые случайным образом попадают в какой-то другой мир и… – девушка покраснела. – Спариваются там со всеми красивыми девушками. Фу…

– Хорошо, – Романо заулыбался. – Это такая нынче литература в моде?

– Ну… Да. Я, правда, это не читаю, ибо читать это невозможно физически, ибо авторы даже не понимают то, что описывают. К примеру… Они банально неспособны к тому, чтобы изучить что-то и только потом что-то писать про это «что-то». Вот представь… – она откинулась на спинку дивана и посмотрела в потолок. – Однажды, была книжка про то, как человеческий солдат стал рогарийским лордом, а после завел гарем из родовитых рогариек, одной из которых была дочка визиря или даже императора. Для начала следует понять то, что титулы у них другие, а автор не изучил даже этого… Ну а… Ну… Кому я это рассказываю? Вы же и сами это прекрасно знаете.

– Ну… Становление солдата лордом – это нечто необычайное… Хорошо, что я с такой литературой не сталкивался. А вот как он им стал?

– Ну… Он в одиночку прорвался на корабль рогарийского лорда и вызвал на дуэль лорда, после чего по праву сильного, которое имеет место в их культуре, стал лордом, только вот…

– Да. Это право распространяется только на рогарийцев, причем только на родовитых.

– Ну, вот… И такое у нас набирает читателей, и мне правда очень и очень стыдно за нашу литературу. Это, наверное, один из худших уровней за последнее время, хотя… Помнится, что почти в каждую эпоху люди думали, что хуже уже быть не может, но авторы всегда были способны пробить новое дно. Грустно это все…

– Угу… – протянул Романо. – А ты сама писать не пробовала?

– Ну… Пробовала, но как-то… Не знаю.