Текст книги "Мой сиамский брат - Генеральный секретарь (СИ)"

Автор книги: Александр Новичков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Мой сиамский брат – Генеральный секретарь.

Глава 1.

Инженер и крысиный хвостик.

“Утро, туманное утро, седое,… такое вот растакое – Виктор обычно любил напевать, что-нибудь себе под нос. И пел он обычно с желанием, с чувством и, что самое главное, ему это нравилось. Да и голос у Виктора

Ивановича Трофимова был довольно хороший – тенор, хотя и не сильный, не “поставленный”, как у профи. В свои сорок пять лет он чувствовал себя неплохо, сказывалась хорошая привычка делать по утрам зарядку, пробежки по парку, гантели, контрастный душ и любимая банька (по понедельникам-так сложилось). И выглядел, поэтому для своих лет очень даже неплохо – рост около175см, подтянут, с еще густой шевелюрой русых волос, без брюшка и на вид, ему было ни как не больше 35-40 лет. Был он женат, проживал в столице нашей Родины, детей не имел, по профессии инженер-конструктор авиационных двигателей. Работу свою любил и работал самоотверженно. Правда, иногда по настроению, впадал в моральную неустойчивость: выпивал, погуливал “на лево” от жены, которую, несмотря на это очень любил и уважал.

В это летнее утро 2009 года все для Викторина (так звали его только близкие друзья) складывалось как обычно.

В это утро как обычно у проходной стоял начкар Тарасенко, крепко сбитый, тертый жизнью подполковник сов. Армии в отставке.

– Палыч, привет, как здоровье?

– Да все слава Богу.

– Виктор Иваныч, по центральной аллее не ходи, там перекрыли, опять асфальт штопают. Лучше иди в обход мимо 41 цеха.

Идти в обход было весьма неудобно. Территория завода огромна, гектары и гектары. А в обход как три остановки пешком, но что поделаешь такова “селяви”. Пришлось, слегка ускорившись, пойти в обход по аллее влево, мимо старинного здания 41 цеха. В этом здании находилась, кроме всякого разного, испытательная лаборатория аэротурбинных двигателей. В этот день должен был быть очередной запуск турбины. И заведующий лабораторией Петр Михайлович Шебеко мужчина 65 лет худощавый, слегка сутулый с остатками волос на голове и с резкими чертами лица, готовил пусковой стенд к работе. Однако четкой работе Петра Михайловича мешало то обстоятельство, что вчера был день рождения его дражайшей супруги Елены Максимовны. Петр Михайлович поправил сползающие на кончик носа очки, пот мешал, голова – как кол вогнали в лоб.

–“Ну, какая работа к черту, а все друг сердечный “соратник по борьбе Колька Коненков”:

Выпьем за здоровье Елены Максимовны, потом за не увядающую красоту, за замечательную хозяйку дома, потом за прекрасную жену и мать прекрасных детей и много еще чего, теперь уж и не вспомню. Вот

ведь свинство, какое. Надо же было так нарезаться. Даже не помню, когда такое было в последний раз. Кажется только на свадьбе старшего сына”.

–Петр Михайлович, здравствуйте. Вы чего такой сегодня смурной? Не заболели? – в комнату вошла Зоя, молодая, недавно окончившая институт лаборантка.

–Да так, что-то нездоровится – простыл, наверное. Ты вот что Зоя, сходи к начальнику отдела Носовскому. Пусть подойдет через 15 минут. Будем запускать.

– А позвонить нельзя? – ходить куда – то Зое не хотелось.

– иди Зоя, иди, куда тебе говорят.

Девушка, недовольно фыркнув, ушла.

– Ну, наконец-то. Голова-то как болит.

Михалыч подошел к большому металлическому шкафу открыл дверцу и достал стеклянную литровую бутыль с надписью – “Технический спирт. Строго! Для выполнения регламентных работ”.

–“Ну вот, сегодня регламентные работы и настали”,– подумал Михалач. Налил себе с четверть стакана, выдохнул. И быстро выпил, закусив бутербродом с сырокопченой колбаской

. -Хм …. замотал головой. Теплая волна пробежала по телу, мягко ударила в голову.

–Ах, ты моя хорошая, ну иди к папочке, лицо Шебеко расплылось в умильной улыбке. Он присел на корточки.

–Ну, иди сюда, Мусечка, девочка моя – к нему вразвалочку подбежала серая, самая обычная “коренная” обитательница московских и других подвалов. Присев на задние лапы, передними аккуратно взяла угощение и стала есть. Муся была любимицей Шебеко. Когда у Михалыча наступали “тяжелые” дни как сегодня, Муся была верной соратницей в борьбе с “зеленным змеем”. Ей в персональную банку из под “килек в томате”. Завлаб щедрой рукой “капал” 5 -10 граммулек, и давал кусочек чего-нибудь. Приходила “собутыльница”, в завтрак и обед. Это “как штык”, можно часы проверять. И хотя

крыса бессловесная тварь, а с понятием – никогда не гадила и ничего не перегрызла, ни проводка. И других крыс не водилось. Поев крыска (на регулярном питании она набрала солидную величину и вес) стала умываться, наводить чистоту.

– Капитан, капитан улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля….-

Тонус у Михалыча по мере улучшения самочувствия стал повышаться.

– Нуссс, приступим…

Зав. лаб. начал щелкать тумблерами выключателей многочисленных пускателей и автоматов установки. Как на рождественской елке стали загораться огни приборов. На мониторе компьютера возник график возрастания рабочей нагрузки. Турбина оживала, слегка завибрировал пол лаборатории.

Викторин Иванович шел мимо кирпичных стен 41цеха. В голове уже завибрировали мысли о работе, что да как. Он шёл, иногда посматривая наверх. Приходилось, ибо вороны облюбовали верхние ветви деревьев, что росли по краю аллеи. Результат их проживания (ковровых бомбардировок) был совершенно очевиден на дороге. Имелся у него и печальный опыт попадания под “кассетную воронью бомбу”, отмывал пиджак полдня. Что-то не видно сегодня стаи собак, обычно они кучкуются у проходной. В последнее время они размножились и стаями по 5 – 6 собак тусовались по территории. Наверное, к приезду второго “сокола страны” собак истребили.

– Капитан, капитан, улыбнитесь…

Михалыч уже сидел за монитором и одним пальцем нажимал на клавиши, в другой руке дымилась сигарета, жить было, в общем и целом хорошо. Предварительная работа была выполнена, осталось только дождаться выравнивания параметров пуска и запустить турбину. Настроение теперь было рабочее, как в том анекдоте “а жизнь-то налаживается”. Дверь лаборатории распахнулась, и в проеме двери сначала образовался зеленый шар живота, упакованного в халат, потом и сам его хозяин, Носовский Борис Моисеевич. Пройти в дверной проем лаборатории он мог только боком, ибо при весьма среднем росте имел вес под 150 кг. Носовский по своей привычке все время перекусывать чем – нибудь вкусненьким, опять ел. В одной руке он держал пирожок с капустой и яйцом, в другой – графики испытаний, близоруко держа их у кончика носа. Правая нога Бориса Моисеича уверенно и безжалостно наступила на кончик хвоста крысы. Не ожидавшей такого коварства Муськи. Взрыв светошумовой гранаты произвел бы меньший разрушительный эффект чем взбешенная крыса, в своем праведном гневе. Крыса прыгнула на огромный Носовский живот и безжалостно вонзила зубы в податливую, беззащитную плоть.

–Твою оперу!!!

Перед лицом оторопевшего Михалыча мелькнула серая тень. В лаборатории творился хаос: визг Муськи, крики жертвы. Вопль начальника отдела мог поспорить с воем сирены воздушной тревоги. И тут случилось. Моисеич завалился со всего маху на стол, всем лицом впечатавшись в клавиатуру. Стенды озарилась синим свечением, вой турбины сотряс стены, моментально заложило уши. Муська в ужасе стартанула под шкаф, Михалыч выронил сигарету. И, ну не везет, так не везет, прямо за шиворот несчастной жертве мстительного грызуна. В этот трагический момент турбина взвыла как-то по особенному, обиженно.

Викторин Иванович внезапно остановился – левая нога заскользила. Это удивило, ведь не зима. Посмотрел на левую ногу: на подошве “во всей красе” – воняющие продукты собачьей “мины”.

Сине-зеленая молния ударила из турбины.

–Ну, теперь буду богатым,– усмехнувшись, подумал Викторин. Зеленый свет вспыхнул перед его глазами, и тьма поглотила сознание. Глава 2. Начало.

“Серебристая тень” набирала скорость, уверенно наматывая километры Минского шоссе. Руки привычно держали руль. Он любил скорость. Запах салона, тепло и уют машины – беззаботно. И только чувство все нарастающей скорости волновало кровь, адреналин возбуждал, как женщина.

“…Все пройдет, как с белых яблонь дым, увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым”…. нет, еще есть порох в пороховнице – пока еще руки крепко держат руль. Он придавил педаль газа и увел машину влево. На скорости обошел впереди идущую машину сопровождения, в окнах салона увидел обеспокоенные лица охраны. Нет, ребятки “старая гвардия” еще поучит вас молодых, как надо рулить. Он был доволен, хорошо. И никто не надоедает всякими делами, не пристают, не дергают с всякими вопросами. Ему уже давно все надоело. Он бесконечно устал. Даже дома нет покоя – доченька. Как он радовался ее рождению, сердце кольнуло, старческая слеза застила правый глаз. Но теперь, когда ее видел, понимал – дочь приехала не просто так. Тоже, как и всем окружающим, ей от него что-то надо. “Мужики её эти надоели, не пойми что, и выпивать стала, куда Юра смотрит? И сын… тоже непутевый, пьет. И ведь добрый, хороший парень – столько надежд с ним связывал. Хотя конечно есть и моя вина, мало уделял им внимания. Вот и вырастил “цветы жизни””. – Эх, … в огорчении ударил рукой об руль. А ведь всю свою жизнь все делал для партии, для народа, для страны, для победы. Надо же и здесь нет покоя, мысли эти проклятые лезут в голову. Он увидел стремительно приближающийся поворот. Притормозив, повернул резко, как умел и любил, с визгом тормозов вправо. Солнце уже приближалось к закату, отбрасывая длинные тени на землю, день заканчивался. Наверно из-за этой тени он и не заметил МАЗ, огромной скалой вдруг возникший перед капотом машины. В последний момент охранник сидящий справа рывком рванул руль влево, увел “деда” из-под фронтального столкновения. Страшный удар сотряс воздух. Лобовое стекло рассыпалось, под двигателем разрасталась лужа. Над капотом парило. Сидящий за рулем пожилой с крупной, седой головой, человек уронил голову на руль, потеряв сознание. Чёрный ЗИЛ-117 резко затормозил, развернулся поперек, перегородив дорогу. Быстро захлопали двери. Четверо из охраны рванули к разбившейся машине. Бледный, краше в гроб кладут, полковник Медведев первый подбежал к “Роллс-Ройсу”, рванул дверь водителя. Увидел “деда” завалившегося на руль и без сознания. Осторожно, взяв двумя руками, прислонил голову старика к подголовнику. Левая бровь была рассечена, показалась кровь, лицо было безжизненно бледное, дыхание не прослушивалось.

– Ну! Жив!?

Яркий свет ослепил. Он наполнял всю душу какой-то божественной невесомость и легкостью. Странное, неведомое доселе состояние охватило сознание Викторина. “Что со мною?” – подумал он. Оглянувшись вокруг, увидел, что необыкновенный, невиданный прежде свет объял его. Словно в утробе матери Викторин чувствовал себя спокойно и хорошо. Свет манил к себе и звал. И он не мог сопротивляться этому зову, и полетел навстречу. Настораживало, пожалуй необычное ощущение отсутствия тела. Но было так хорошо. Состояние счастья и покоя. Так вот оно как происходит, подумалось Викторину. Слава Богу – на Небе. А я все же опасался, не хотелось к “рогатому”.-подумал инженер.-

–” О..! Наконец встречусь с отцом, (который неожиданно умер 2 года назад)”.– В душе зародилось чувство огромного, абсолютного счастья и радости. Трофимов радостно рассмеялся.

Однако напротив себя инженер увидел облик не высокого, коренастого человека, смутно знакомого. Это был пожилой, лет восьмидесяти старик, довольно красивый в прошлом, с густыми черными бровями. Он удивленно осматривался вокруг.

–…. Да это что же такое… я умер что ли? – сказал он.

– Ну а что же – ответил инженер.

– Теперь все – на небе, а дальше, если память не изменяет, будет Суд Божий. “Нет, где я его видел?” – подумал Викторин.

– Так все же есть Бог! – воскликнул старик, и продолжил:

– Говорила мне мама, надо было все же ее слушать, …а вот товарищ Суслов и другие товарищи, все же не правы. Жаль что теперь …– огорченно замолчал незнакомец, после продолжил:

– Не подскажешь товарищам. А надо бы подправить курс партии. Да, о чем это я? Мне теперь это ни к чему. Хотя много сил потрачено ради партии и народа. И народ это ценил. Вот маршала Советского Союза мне дали, три звезды Героя, – ценят Генерального секретаря.-

Инженер ударил себя по лбу. Узнал! Это ж Брежнев Леонид Ильич.

– Вот не ожидал что на “том свете” с Вами Леонид Ильич познакомимся. Меня зовут Викторин Иванович Трофимов, инженер-конструктор, погиб по непонятной мне причине. Ну а про Вас, я все знаю, умерли во сне 10 ноября 1982 года, от тромба. Ну и как Вам здесь?-

– Ну, Витя, в общем, чувствую себя хорошо, даже отлично, как в молодости, а легко – то как. И не болит ничего. Витя, подожди. Что ты говоришь? Умер в восемьдесят втором году. Когда я попал в аварию сегодня. А это15 сентября 1980 года было. И я не путаю, голова как часы работает. Это ты что-то перепутал.

– Да нет, Леонид Ильич, не путаю. Придется вам кратко рассказать, что было после вашей смерти.

Рассказ, несмотря на старания рассказчика, получился длинным, но время в “чистилище” течет по другому. И есть ли там вообще время? После окончания рассказа Ильич потрясенный долго молчал, потом, побагровев лицом, сказал:

–П……и страну комбайнеры! – и дал такое многоэтажное, живописное описание всех основных фигурантов недавней истории России, что Викторин впал в изумление.

– Это что же?– Продолжал разгневанный Брежнев. – Мы, коммунисты, кровь проливали, войну выиграли. Голод терпели, разруху. Страну отстроили. Ночей не спали, не доедали, крепили щит Родины, достигли паритета с Америкой. Я столько лет работал, на бабу заскочить было некогда. Мало мне челюсть фашисты в войну разбили, все здоровье угробил – спать не мог. Просился два раза на пенсию, товарищи не пустили. “Вы наше Знамя партии, не можем без Вас. Больше отдыхайте.” . Так мне говорили. Остался ради страны. По воле партии и народа. А этот ставропольский секретарь, колхоза бы ему не доверил, все по ветру развеял, вместе со свердловским алкашом. Ну, я им!

В этот, несомненно, прекрасный и вдохновенный момент гнева генсека, что-то будто ухватило Викторина за ноги и рвануло вниз.

Сознание постепенно выныривало из глубины беспамятства. Второе пробуждение было гораздо хуже первого. Внутри все болело, ныло и страдало. Что со мной? Тело будто отлежал – все иголками колет, ватное, как не свое. Никак не могу понять, что со мною и где я. Неужели опять на земле? – только не это.

Звуки колоколом пробили тишину вокруг.

– Леонид Ильич, что с вами? Леонид Ильич? – Викторин открыл глаза.

“Вроде сижу, в машине. Вокруг люди, бегают, говорят что-то. Что, не пойму. И руки не мои: кисти, пальцы крупные со старческими пигментными пятнами, волосатые. Какие-то лица перед глазами; все чужие, незнакомые. Леонид Ильич, что с вами? О ком это он? – Меня же Викторин зовут?” – И тут в голове Викторина неожиданно раздался голос:

– “Нет, почему же. Это правильно товарищи говорят – Я Леонид Ильич и тело это мое. Так что Витя меня слушай.

–Ну, ничего себе. Так что, я еще и не в свое, а в Ваше тело вернулся? – изумился Трофимов.

– Да в моё. Я и сам не в своей тарелке, опять все болит и давит. А как хорошо на небе было!

– Ну, Леонид Ильич, давайте договариваться. Тело-то, похоже, и мне подчиняется” – инженер пошевелил рукой. Чем вызвал радостные, без преувеличения, ликующие крики окружающих генсека людей:

– Жив! … Жив Леонид Ильич!

Столь радостное и сильное проявление чувств сопровождающих генсека людей было не наигранным и не было вызвано страхом наказания. “Деда” действительно искренно любили, несмотря на его все более очевидную для всех дряхлость и все более побеждающую старость. Он был добрым, действительно “человечным” человеком, по отношению к простым людям, его окружавшим. Знал всех по именам, беспокоился об их быте, жилье, играл с ними в домино, дарил подарки. Для этих людей , для так называемого “персонала” он был свой, любимый всеми – “наш дед”. Это потом пришедшие к власти “великие перестройщики” и строители демократического общака, людей, окружавших их, стали делить на категории, в зависимости от счета в банке и обладания властью. Те, кто ни денег, ни власти не имел, стал для новой номенклатуры “мусором, быдлом”, а для самых “неиспорченных, продвинутых демократов” – населением, россиянами. Ну а для Леонида Ильича простые люди были: Володьки, Мишки, Васьки, даже друзья соратники по полит. борьбе были те же Юрки, Димки. Генсек был сам, как говорили раньше, плоть от плоти народной. И думал он и переживал не за свои счета в зарубежных банках, которых у него и не было, а о победе социализма, в который искренно верил. В конечном счете, он хотел, чтобы простые люди жили хорошо и мирно.

За окнами царило буйство осени – золотобордовая палитра красок, “прекрасная пора – очей очарованье”. Машина скорой в которой находился генсек, с воем сирен стремительно приближалась к Москве. Рядом с “высоким пациентом” находился его личный врач Косарев и медсестра Юленька Чубарсова – молодая, весьма привлекательная, рыжеволосая особа с зеленными глазами, тридцати трех лет, высокого роста с фигурой Афродиты. В это время, в силу столь неожиданно открывшихся обстоятельств – незримый, скрытный ото всех диалог между Брежневым и Трофимовым продолжился:

–” Леонид Ильич, давай как-то условимся насчет имени, зови меня Викторин. Витя я для чужих, для близких – Викторин. А мы теперь как два сиамских близнеца, ближе некуда, считай даже ближе жены. Как кстати ее зовут?

– Виктория Петровна.

– Во, как в кино были два Федора, теперь Викторин и Виктория. Леонид Ильич, ты не обидишься, если буду звать тебя “шеф”?

– А что, шеф…. пусть буду шеф, вроде подшефным моим будешь – сказал генсек.

– Договорились. Шеф, я тут у тебя в организме осмотрелся. Ну, ты себя и запустил. Что печень, что почки, сосуды, сердце и остальное еле работает. Как ты жив-то еще? Так дело не пойдет. Я, между прочим, совсем еще молодым к тебе “на хозяйство” попал. Мне только сорок пять исполнилось. Так что мне бы жить и жить, и наслаждаться этой жизнью по полной программе.

– Да, сорок пять, вот я помню, была у меня на фронте одна медсестра … ух , мы с ней – начал Брежнев.

– Шеф о бабах потом, сейчас речь идет о жизни. Я пожить еще хочу. Я всего лишился. Был молодым, в меру красивым, меня девушки любили, а теперь? Давай договоримся. Теперь шеф, извини, никаких излишеств в смысле выпивки, еды и разной химии. Зарядочка, прогулки на свежем воздухе, да и культурку подтянем: книги, театр, кино,…зоопарк. Это – фундамент новой жизни создадим. Ты фильм “Звездные врата” смотрел? Хотя, что это я? Откуда ты мог, это после тебя показывали. А суть в том, что инопланетяне подселяют в человека такого разумного червя-паразита. И червь заботится о хозяине, лечит его, защищает в опасности, ну и “рулит” хозяином немного,…. иногда. Так и у нас, дорогой Леонид Ильич, примерно та же ситуация. Могу я вроде изменять состояние твоего организма в сторону оздоровления. Видно все же не зря так вышло, что я моложе оказался. Не знаю, как это получается, но процесс пошел – вот сосудики по – лучше становятся. Так что шеф, давай жить мирно, уважая интересы друг друга. Если Бог даст, может, еще лет десять проживем, а не два, как в истории

.

– А что, Викторин, давай попробуем, чем чёрт не шутит. Хотя теперь насчет этого чёрта…того, надо по осторожнее, Бог ведь есть. Теперь молитву, какую читать надо будет, с патриархом опять же посоветоваться”.

Ильич открыл глаза, рядом наклонилась медсестра, поправляя повязку на голове. Юное, в конопушках лицо, курносый носик, длинные ресницы и завораживающие изумрудные глаза оказались совсем близко. Рыжие, чем-то сладко пахнущие локоны волос касались лица генсека. Он посмотрел еще ниже, на глубокий вырез белого халатика – открылись два очаровательных холма и ложбина упругой груди. Процесс оздоровления организма шефа действительно пошел. Как у героя известной книги, у Ильича бешено застучал пульс в самых неожиданных местах. Давно такого с ним не было. Правая рука генсека легла на обнаженное колено медсестры:

– Как тебя зовут?

– Юля – ответила она Брежневу, покраснев как мак.

– А я, Юля, мужчина – неожиданно близко придвинувшись к ней, сказал Брежнев. Глава 3.

Москва. Лубянка.

В этот вечер он слушал ” В настроении. ” – романтическая, нежная, мелодия любимого Глена Миллера. Он расслабился, закрыл глаза, так лучше думалось. Музыка ласкала душу. Он много лет собирал коллекцию пластинок. Музыка Глена всегда помогала, как хороший старинный друг, с ним всегда лучше работалось. Но сегодня было плохое настроение – “ныла” правая почка. После весенней поездки в Афганистан, где подхватил “азиатский грипп”, он почти все время неважно себя чувствовал. И не смотря на все усилия врачей, болезнь почек прогрессировала. Это только со стороны кажется, что Андропов – Железный Феликс, болезнь подтачивала здоровье. Конечно, он не подавал вида, как устал от этой рези в пояснице. В душе родились строчки:

Да, все мы смертны, хоть не по нутру

Мне эта истина, страшнее нету.

Но в час положенный и я умру

И память обо мне сотрет седая Лета…

По стеклу противно и надоедливо билась муха. Это действовало на нервы и раздражало. Хозяин кабинета взял с большого дубового стола свежую газету. Свернул “орудие убийства” и крадучись подобрался к мухе. – Бах !– Муха размазалась по стеклу.

– Долеталась цеэрушница – настроение улучшилось.

“Хоть помирать мне рановато, есть у меня еще в жизни дела” ,– подумал Юрий Владимирович. А дела за прошедшую неделю стали интересные. В Политбюро и ЦК теперь много разговоров о Генеральном секретаре. После сентябрьской аварии он разительно переменился. Сначала все перепугались, после первого доклада Рябенко, что Брежнев разбился. Потом, после второго, все вздохнули с облегчением. С главой КГБ по “вертушке” связался начальник Четвертого главного управления профессор Евгений Иванович Чазов. Состояние пациента было удовлетворительное. Леонид Ильич разговаривал, был в сознании. Его поместили в палату, собрали срочный консилиум светил медицины, взяли множество анализов.

Слушая доклад генерала Рябенко, Андропов сначала не поверил, что Брежнев взял с собой в больницу молоденькую медсестру со скорой и поселил ее в соседней палате. Но потом пришлось поверить. Звонил по этому же поводу Евгений Чазов. Ильич послал всех … на три буквы со всеми их предостережениями и опасениями за его здоровье. Неужели повторяется история, как с первой медсестрой Коровяковой? Тогда сразу не хватило духу ее убрать, больно запал на нее старик, но можно понять мужика, последняя, “лебединая” песня. “Медичка” закормила Лёню снотворными. Когда спохватились, было поздно, он пристрастился к ним. Но та история в прошлом. Поразило и взбудоражило всех не новая медсестра. Ильич был известный ценитель прекрасной половины. Удивило другое. Разительные перемены в самом Генеральном Секретаре. Пробыв в больнице два дня, Брежнев, прихватив фаворитку, уехал в Завидово. Опять звонил Евгений Иванович, состояние здоровья Генерального гораздо лучше, чем до аварии. Улучшились все показатели: кардиограмма, анализы и множество других медицинских параметров. И пожалуй, еще более невероятное. Они продолжают улучшаться. Уже сейчас Брежнев выглядит, как пять, семь лет назад. Глава КГБ поехал в Завидово – 6, увидеть все своими глазами.

Кортеж с Андроповым подъехал к охотничьему “домику” Генерального Секретаря к четырем вчера. Уже темнело.

Из окна машины Андропов увидел картину “маслом”. Перед двухэтажным домом генсека, веселилась компания. На лужайке полыхал костерок, на мангале жарились шашлыки. Над ними обмахиваясь от дыма, колдовал комендант Завидово Сторонов. Во главе большого деревянного стола, в окружении охраны сидел веселый и довольный, как объевшийся сметаной кот Брежнев. Одной рукой он обнимал за талию, сидящую у него на коленях рыжеволосую валькирию, в другой держал фишки домино. Эхом громко по окрестностям разносило в ночь смех, шутки, прибаутки и все комментарии игроков. Колокольчиком звенел голосок раскрасневшейся избранницы Ильича.-

– Рыба – вздрогнул стол, подпрыгнули фишки от могучего удара Брежнева. Он притянул к себе девушку и поцеловал в малиновую щеку.

– Увиденная картина настолько впечатлила главного гебиста, что он даже растерялся. Что тут говорить?

– После секундного замешательства Андропов подошел к компании. Строго посмотрел на полковника Медведева – зама Рябенко по охране Ильича. Полковник сидел какой-то ошарашенный, но довольный.

“Дед”, хитро прищурившись, повел знаменитыми бровями, нетерпеливо махнул рукой Андропову – садись мол. Юрий Владимирович только открыл рот сказать. Но тут же пришлось сесть. Брежнев проговорил.-

– Слушайте все анекдот:

Жена вернулась из командировки и орет с порога:

– Что, паразит, опять баб водил?

– Ну, не баб, а всего-то одну. Ты ведь сама сказала перед отъездом: “Только попробуй!”

– Грохнул взрыв смеха. Все дружно рассмеялись. Брежнев довольный эффектом локтем подталкивал свою раскрасневшуюся пассию и радостно повторял:

– Только попробуй, только попробуй одну. Вот мы и попробуем. Нет вершин, которые не взяли бы коммунисты.– И опять поцеловал медсестру.

– Андропов ни как не мог придти в себя. Только восемь дней назад видел Брежнева. Это был быстро дряхлеющий, плохо выглядевший и говоривший старик. Совсем недавно в личной беседе Чазов говорил, что дни Генерального Секретаря сочтены. Год, максимум два. А здесь? Таким Брежнева он помнил в году семьдесят втором, семидесятом. Да, прав профессор, это все очень необычно и непонятно. Подмена? Нет, это Брежнев. Найти двойника, чтобы никто не заметил и не почувствовал подмены? Такое невозможно в принципе. Да и был он все время на глазах охраны. Но изучить феномен необходимо самым подробным образом, привлечь лучших спецов. С сохранением абсолютной секретности.

– Тем временем генсек поднялся. Сказал:

– Вы тут ребята побудьте, шашлыки пожарьте, разрешаю по сто пятьдесят коньячку, кто хочет.– И взглянув на раскрасневшуюся избранницу “Зевса”.-

– Ты тоже, рыжик, останься.– Обратившись к Андропову, сказал:

– А Вас, Штирлиц, я попрошу …пройти со мной в кабинет. Юрий Владимирович, есть разговор.

– И улыбнувшись оставшейся компании, погрозил пальцем. – Не хулиганьте, а то соседи милицию вызовут.

Настроение у Брежнева-Викторина было замечательное. Чувствовать себя снова молодым, как в шестьдесят пять, и с каждой минутой все более здоровым это просто пьянило. Счастье не просто жизни, а здоровой жизни, было непередаваемо. Брежнев почти все время шутил, улыбался, много и хорошо говорил. Исчезала дефективность речи. Память, слух, походка. Все менялось. Молодел весь.

Его настроение передавалось окружающим. Охрана, секретари, егеря, повара все улыбались. Словно солнце внутренним светом озарило их лица. И даже, всегда серьезный и невозмутимый как скала, личный адъютант и телохранитель Ильича полковник Медведев Владимир Тимофеевич мечтательно улыбался. Совсем недавно для всех было понятно, что скорая смерть генсека не за горами. Каждый из охраны хотел только одного, чтобы это случилось не в его смену. Теперь все изменилось. В особой спец. экспедиции ЦК Брежнев стал заказывать книги различной тематики, чем вызвал там целый переполох. В личном дневнике, который вел с войны, он писал теперь не только о своем весе, и что делал, кому звонил. А о прочитанных новых книгах. Для окружающих было очень непривычно видеть “деда” с книгой.

Андропов и Брежнев поднялись на третий этаж в кабинет – библиотеку. Здесь в этой небольшой комнате находился стол, маленький диван, кресло и книги, альбомы с фотографиями. Правда, в основном здесь были книги подарочные – к юбилею. В прежней жизни Ильич не любил читать, все больше на слух улавливал. Обычно просил об этом секретарей и помощников. Глава КГБ знал об этом. И поэтому весьма удивился, увидев два десятка различных по тематике книг, сложенных стопками на столе.

Брежнев с удовольствием наблюдал за тем, какое впечатление произвело изменение обстановки кабинета на Андропова. Шеф сел в кресло, спиной к окну, Юрий Владимирович расположился на диванчике. Брежнев вдруг в “лоб”, спросил.-

– Юрий Владимирович, скажите, вы еврей? – “дед” пристально и пытливо посмотрел на гостя, только озорная искра блеснула в глазах.– Еще вчера “сиамский близнец” подбил брата Леню на этот провокационный вопрос. В свое время Викторин читал различного толка газеты, где всесильного главу КГБ называли, по – разному. И мнения были диаметрально противоположные. А хотелось узнать правду. Одни считали его скрытым агентом мирового сионизма и массонским прихвостнем, осуществившим коварный план развала СССР и конечно, ну куда же без этого, людоедский план по геноциду православного русского народа. Другие журнальчики и газетки со всей хасидской непримиримостью, с не меньшим энтузиазмом призывали на голову бывшего главы КГБ проклятия и “плевали ему в след”, как главному гонителю. Ну, право слово, палач и уничтожитель, ничуть не меньше чем бесноватый немецкий фюрер, их многострадального, всеми гонимого, непоседливого, избранного Богом Яхве народа.

– Леонид Ильич – Андропов побледнел лицом – Я всегда, каждое мгновение своей жизни был предан делу коммунистической партии и советскому народу. Всю свою жизнь, не жалея здоровья и сил, выполнял все задания партии, неустанно вел борьбу с врагами нашей страны и партии, и …-

– Постой, Юра, ты мне прямо ответь – ты еврей или нет? – с нажимом спросил шеф. После паузы Андропов ответил:

– Наверное, еврей. Дед у меня по матери был Карл Францевич Флекенштейн. Но как я говорил, я предан партии и советскому народу. – Брежнев встал, подошел к “сыну еврейского народа” и обнял.

– Ладно, ладно, Юра, ну и что, что ты еврей. Ты такой еврей, что дай Бог всем русским такими быть. Я, например, считаю себя украинцем. Но какая разница, какая национальность. Мы все советские люди. Ну, хватит об этом. Хочу с тобой поговорить о том, что со мной произошло во время аварии. Да ты и сам, наверное, хотел поговорить об этом. Присядем.

Разговор продолжался почти до полуночи, прерывался лишь небольшими перерывами на чай. Шашлык так и был забыт. Когда генсек замолчал, Андропов тихо сказал: -

– Если бы кто другой рассказал, не поверил бы. Ну, что теперь будем делать товарищи “сиамцы”? Хотя это вопрос не простой. – Брежнев, тяжело вздохнул,– Ну Юра, если бы я знал ответ.-

– Генсек помолчав спросил сам:

– Юра, ты лучше, чем кто – либо другой знаешь, что в партии и стране. Скажи честно, после того что ты услышал, какие наши дела?