Текст книги "Мой сиамский брат - Генеральный секретарь (СИ)"

Автор книги: Александр Новичков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Все правильно, в партии полно гнили. Как гангрена тело партии поразила коррупция: взятки, блат, воровство, круговая порука. Во многом все формально, идеологическая работа ведется только для галочки. Мы отвращаем народ от учения Маркса и Ленина. Среди комсомольских руководителей практически нет искренно верящих в идеалы коммунизма людей, только желание сделать партийную карьеру, подняться вверх по партийной лестнице. Среди простой молодежи распространяются чуждые идеалы и неверие в социализм. Мы проигрываем в идеологической борьбе. И, как теперь знаем, проиграем, если не изменим ход событий. А времени у нас осталось очень мало. – Хотя, у Вас Леонид Ильич теперь есть внутренний резерв – “доктор” Викторин. Поэтому, видимо, ноябрь восемьдесят второго года вам не грозит. У меня времени осталось мало – меньше пятилетки. Относительно народного хозяйства. Здесь тоже болото. Тоже идем два шага вперед, два назад. Надо разобраться с собственной экономикой, понять наши реальные возможности, что мы можем себе позволить, а что нет. Страна неэффективно расходует ресурсы, многое транжирим без пользы. Не используем, слабо внедряем достижения науки, пока только ВПК (Военно – промышленный комплекс) выдерживает конкуренцию с Западом. Система планирования очень инертна и неповоротлива. Дисциплина во многих отраслях ниже всякой критики. Понастроено много всякого, а все ли нужно? – Глава комитета встал от волнения и подошел близко к Брежневу, взмахнув рукой, продолжил:

– Надо многое менять, но еще важнее, что именно и как. Строить социализм с китайским лицом, по Дэн Сяопину? СССР не Китай, простое слепое копирование невозможно. Здесь нужно очень хорошо подумать, просчитать и учесть все возможные последствия. Катастрофа перестройки “меченого” не должна повториться. Путь изменений в экономике тяжел, но необходимо по нему идти. У нас, Леонид Ильич, нет просто другого выхода.

– Дорогой ты мой человек – растроганно, со слезой в голосе сказал “шеф” – Вижу, сердцем переживаешь за страну. Да не ошибся я, поставив тебя на КГБ. Что могу от себя, как Генеральный секретарь, сказать? Мы тут с “братом” посоветовались. Помни, история партии и учение Маркса – Ленина позволяет найти выход из любой ситуации. Ибо оно верно.– Брежнев приподнял указательный палец, желая подчеркнуть сказанное:

– Главная цель всех будущих изменений, это улучшение жизни людей. Советского народа. В конечном итоге, всего мирового рабочего класса. А по реформам могу сказать. Было стране еще тяжелее после гражданской войны. Партия большевиков, Ленин нашли выход – не побоялись, провели НЭП (новая экономическая политика). Вот, Юра, надо учиться у Партии, и учиться у истории партии. Мы не должны повторить ошибок, надо делать правильные выводы. И не бояться нового, хорошего, прогрессивного. А насчет дисциплины думаю так. Народ всегда за порядок и дисциплину, законность. Он сразу чувствует порядок в стране или нет. И обман, лицемерие тоже. Дисциплиной и наведением порядка надо заняться в первую очередь. Сверху донизу. Это первоочередная задача. И еще.– Брежнев посмотрел в глаза Андропову – Юра, не забудь, не забудь о предателях и грабителях Родины. Ибо это не справедливо, не по совести, оставить их без наказания. Нам этого будущие поколения не простят. И два главных момента. Во – первых, о сельском хозяйстве. Сам теперь знаешь, кто в Политбюро за “деревню” отвечает. Позаботься о ставропольском комбайнере. Я знаю. Он тебе вроде нравится, но ничего, ошибки бывают у всех. Главное их вовремя исправить. Так учит нас партия. – Ильич продолжил. – Свердловского алкаша прижми. Пусть на стройке в Магадане по профессии практикуется. Эти – основные иуды. По другим “перестройщикам” обговорим позже. Тут Викторин напомнил кой чего. Читал некоего Суворова -бывшего нашего сотрудника ГРУ, потом перебежавшего к англичанам. Так вот “брат” постарается вспомнить других таких “писателей”. Генерал Крючков у тебя за внешнюю разведку отвечает? Будем его посвящать? – Юрий Владимирович, кивнул в знак согласия, шеф продолжил:

– Пусть завтра приезжает. Обдумай хорошо, Юрий Владимирович, кого привлечь к делу, по твоему ведомству, в МВД, армии. План выработай. Надо хорошо подумать, посвящать во все министра обороны Устинова, или нет? Человек он честный, энергичный, но старых представлений. Поймет ли необходимость реформ в стране? Армию, видимо, тоже надо изменять – меньше солдат, больше офицеров с большой зарплатой. А технику мы армии дадим, последнюю рубашку с себя снимем, а дадим. По партийной линии я тебя, если что, Юра, прикрою. Но надо конечно потихоньку “старую гвардию” из Политбюро и ЦК на покой. Если такого болтуна как “меченый”, поставили во главе партии, то значит все. Приехали – пора на пенсию. Начинай готовить “материалы” по личным делам. Да у тебя, наверное, все имеется? Надо молодых, но преданных делу коммунизма и Родине, без гнили. Без лицемерия и корысти людей выдвигать. Постараюсь вспомнить с Трофимовым, кто из коммунистов достойно себя вел при “дерьмократах”. Таких выдвигать будем. Пока скажу сразу: Байбаков из Госплана, Примаков из Института востоковедения, Лигачев из Томска, Романова из Ленинградского обкома. О разговоре нашем никому.

– Леонид Ильич простите, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь…Но вызывает у врачей и товарищей по политбюро ваша новая близкая знакомая… медсестра..Не будет ли выпавшая на ваш еще не окрепший после аварии организм чрезмерная нагрузка …опасна. – Андропов явно волновался, упорно не смотрел Ильичу в глаза, голос и так тихий стал еле слышен. Тут Брежнев откинулся на спинку кресла и поначалу тихо, потом все сильнее захохотал. Смеялся долго и заразительно, до слез, раскачиваясь в кресле. Сам глава КГБ поначалу удивленно смотрел на судорожно покатывающегося от смеха Ильича. Потом расслабился и стал тихонько хихикать. А уж дальше и почти в полный голос смеяться. Ну и впрямь заразительно смеялся генсек.

– Значит, опасаются товарищи …чрезмерная нагрузка значит.. -Брежнев вытер платком глаза, слегка успокоившись, выпил чаю. Потом какой – то погрустневший обратился к собеседнику.

– Вот что Юра. На самом деле опасаться нечего, нет ни каких нагрузок… Мне уже не сорок, и даже не шестьдесят. Так только…. хочется почувствовать себя мужиком…А Юля хорошая девушка понимает меня старика, жалеет… Хотя Юра чувствую себя с каждым днем все лучше. – Ильич замолчал, потом встрепенулся, заулыбался.

– Хочешь, оставайся, вместе завтра на охоту пойдем кабана завалим.

– Леонид Ильич спасибо за предложение, но вы же знаете …врачи не разрешают – не дай Бог простужусь.

– Ну да, да …эх все мы был когда – то рысаками. -Ильич устало встал, тяжело по стариковски пошел к двери.

– Все, я устал, уже поздно. До свидания Юра. – Андропов пожал руку Генеральному и уехал в Москву. Глава 4.

Утро началось с водных процедур и бассейна. Ильич плавал минут сорок, нырял, фыркая от удовольствия. Потом пробежка по парку, еще полчаса. Закончил утреннюю зарядку контрастным душем. После легкого завтрака, пора и за работу. Викторин испытывал чувство глубокого удовлетворения. Все – таки хорошо, что Леня генсек, да и большой любитель женщин. А окажись какой – нибудь пьянь или старушка замшелая. Тогда бы взвыл от такого родства. Смотри, как старается. И подталкивать не надо. Главное, что бы ни слишком отвлекался на женские чары . Дел хватает-Родина ждет. В десять часов приехал генерал Крючков. Не высокого роста, коренастый, с большой лысой головой, нос чуть крючком, умные внимательные глаза. Из – за больших очков, похож на филина. Генеральный и начальник разведки поднялись в библиотеку. Крючков сел на то же место, где сидел вчера его шеф, Ильич сел рядом и протянул лист бумаги.

– Владимир Александрович, вот фамилии людей из вашего ведомства и ГРУ, также и кое – кто гражданский. Это те, про кого я помню точно. Кто же знал, что всех “предателей” органов надо помнить? В газетах и на телевидении говорилось все больше про олигархов и попдив. А в то время, простите, про КГБ и разведку книжек не читал, не увлекался.– Викторин развел руками и улыбнувшись продолжил:

– Но этих помню, хорошо. Они в свое время “прогремели”. Про них много писали газеты, показывали передачи по телевидению. Если есть вопросы, задавайте. – Начальник ПГУ смотрел список. Видимо был потрясен, брови полумесяцем взлетели вверх от удивления.-

– Леонид Ильич и генерал Калугин? Полковник Гордиевский? Это наши лучшие люди. Калугин наш самый молодой и перспективный генерал. Хотя в последнее время, что – то у него не ладится… Теперь многое становится понятным.

– Так, вот один из ваших комитетчиков, кто сейчас не помню, на сайте ЧК, рассказывал, что Калугина завербовали еще в бытность пребывания его на “стажировке” в Колумбийском университете США. Помню где – то в 1958 -59 годах. А Гордиевский перебежит в Англию, в 1985 году. Завербован был МИ – 6, еще когда работал в Торгпредстве в Финляндии. Гордиевского, взяла шведская полицая на проститутке в бордели. Захотелось парню “сладенького”, запретного, вот и сгонял по тихому из Финляндии в Швецию. Там его англичане и подцепили на крючок… Вот инженер Толкачев, очень ценный кадр для ЦРУ. Они даже после того как, мы его взяли, добытые им документы пять лет переводили с русского. И главное, что характерно, сам предал. Скатился в рот ЦРУ, как колобок. Деньги, пачки сотенных резиночками перетягивал – аккуратный, бережливый . А в библиотеке технической подменил учетную карточку, что бы ни заметили, сколько читает. Американцы ему эту карточку специально в Ленгли изготовляли, берегли. Ну, в общем, повторюсь, что вспомнил – здесь все. Может потом, кого еще вспомню.

Крючков, убрал список в портфель, встал.

– Леонид Ильич нет слов, если что вспомните потом, может еще. Вы простите, что я так …просто потрясен. Тут каждое слово, каждая крупица информации на вес золота.

– Ничего, ничего я понимаю, сам в растерянности.-

Ильич встал.

–Давай генерал не теряй времени, бери в “ежовые” рукавицы этих мудаков.

Собеседники крепко пожали руки.

– Спасибо Вам Леонид Ильич.– И вдруг, озорно подмигнув, генерал продолжил:

– Родина сиамского брата не забудет.

В остальное время Брежнев много читал, много звонил. Обзвонил, как раньше было, два десятка наиболее авторитетных секретарей обкомов. Пригласил заехать через недельку, в Москву главу Томского обкома Лигачева Егора Кузьмича. Чем несказанно того удивил, но приглашение Лигачев принял с радость. Шеф много работал эти два дня. Приезжали помощники: Арбатов, Бовин, Голиков, Цуканов, Александров – Агентов. Готовились к октябрьскому Пленуму ЦК. Викторину было откровенно скучно, но выбора не было. Надо было терпеть. А Генеральный готовился к Пленуму с удовольствием. Чем удивлял и поражал своих помощников. За последние годы все привыкли к полной пассивности шефа. И к стойкому не желанию работать. По правде сказать, генсек уже был в те годы глубоко больным человеком. После обеда Ильич отправился на охоту. День продолжился удачно, шеф был счастлив.

Вечером идиллия проживания в охотничьем “домике” Завидово была нарушена. На территорию охотничьего хозяйства, благополучно преодолев все посты охраны, въехала “чайка”. Леонид Ильич, в этот момент благодушно отдыхал, расположившись на веранде дома с Юлечкой Чубарсовой и всей компанией товарищей по охоте. Громким контрабасом звучал густой, сильный голос Брежнева. Он был занят любимым после охоты делом – распределением, что Бог послал. А Высшие силы сегодня не поскупились на охотничьи трофеи. Две кабаньи туши щетинистой горой лежали друг на друге. В оскаленных мордах несчастных кабанов читалось. – За что? Эх, жестокие вы люди. Егеря разделывали туши кабанов на четыре части, передки и задки. Пальцем шеф указывал то на одну, часть туши то на другую.

– Вот этот передок Косте Черненки – старый друг лучше новых двух…. Этот передок Громыке, давно главному дипломату ничего не посылал. Это не правильно. Андрею в Америку к Картеру ехать скоро, пускай подкрепится… Вот этот задок Грише Романову в Ленинград фельдегерьской связью пошлите, пускай почувствует, что помнит о нем Генеральный секретарь. Перспективный кадр партии – пусть порадуется. Смотрите, что бы не пропала кабанятина. Слышишь, Рябенко? -

– Да Леонид Ильич, сделаем, – ответил начальник охраны.

– Ну а этот задок,… ставропольскому “комбайнеру” пошлите. Пусть порадуется, побалуется мясцом… “сородича”. Теперь не долго…. А этот задок Диме Устинову, министру обороны. Надо поддержать, у него сейчас проблем много. Один Афганистан чего стоит…. Вот этот передок… . Тут процесс распределения был прерван самым бесцеремонным образом. Из “чайки” выбежала лет сорока пяти, дородная, в теле женщина. Сразу с криком-

– Папа! – бросилась к остолбеневшему Ильичу.

– “Ну “братец” держись”, – заехидничал Викторин.

– Приблизившись к папе, дочка остановилась. И удивленным голосом спросила:

– Папа ты ли это? Ты такой помолодевший…. Да просто красавец. Где мешки под глазами?…. Где живот?

– Ну, Галю… дочка. Сама видишь. Стараюсь быть в форме.

– Ильич, где бы ты был, если бы не сиамский – брат Витя. Скромнее надо быть, скромнее. – Продолжил чревовещать Трофимов. А “первая принцесса СССР” продолжала рассматривать, тормошить, столь разительно изменившегося отца. Продолжалась эта идиллия не долго, минут пять. Вдруг радостные воркования дочки прекратились. Она замолчала, пристально вглядываясь, куда – то за спину Ильичу. Почувствовав не доброе, папа попятился, стараясь закрыть Гале видимость. Догадываясь, куда та смотрит и на кого. На веранде стало как – то тихо.

– Так значит это, правда! – Закричала дочка, и разгневанной фурией бросилась к избраннице сердца папы. Разыгравшаяся сцена всем хорошо запомнилась. Битва шла яростная. Дочка генсека была более тяжелой весовой категории, и поначалу одерживала вверх. Но Юля была моложе и в обиду себя не дала. Две женщины громко визжа, таскали друг друга за шевелюры. Слова, угрозы которыми они обменивались, от души и со вкусом, были особенно “иностранными”. Причем молодая соперница, явно побеждала в физике схватки. Старшая одерживала верх в словесной дуэли, как ни как – опыт.

– Ильич спасай женщин, а то покалечат друг друга. – Первым пришел, в себя Викторин. Генсек очнулся от столбняка:

– А ну прекратить! Смирно! А то прикажу обеих в бассейн забросить. – Прокричал Ильич. -

– Медведев! Собоченков, что смотрите? Разнимите! Держите их! – Рявкнул на застывших телохранителей Ильич. Охранники быстро соорудили живой шлагбаум, встав между враждующими сторонами. Возникла, пауза. Женщины смотрели с ненавистью друг на друга, тяжело дышали, но уже не дрались. Они, конечно понесли некоторый ущерб. Волосы как у огородных пугал, помада размазаны по лицам, как боевая раскраска индейцев. У Юли на левой щеке красовалась глубокая царапина. У “принцессы” под правым глазом наливался ультрамарином синяк.

– Все… брек, расходимся. Галя иди в свою комнату, приведи себя в порядок. Юленька, подымись к себе. Я сейчас приду. – Ильич устало пошел, за дочерью. Дальнейшие перипетии семейных отношений остались вне знания Трофимова. Викторин Иванович решил отдохнуть – подремать. Потом, ночью перед сном, Ильич кратко поведал о дальнейших событиях.

– Юленька будет жить в Москве, я позвоню управделами ЦК Павлову. Надо выделить квартиру и машину с охраной. А Гальку отправил к мужу, пусть Юра утешает. Но пришлось пообещать, что уеду после завтра в Заречье, к жене. Виктория Петровна плачет…. Нельзя ее обижать. Я супругу очень уважаю. Вот такие друг ситный дела. – Проговорил тихо, и устало генсек. Было видно, что утомился, как выжатый лимон Леня. Все-таки не тридцать лет. Викторину стало жаль “брата”. За эти дни Тимофеев сдружился, прирос к вынужденной “второй половине”. Брежнев, конечно, был не ангел. Он был политиком и этим все сказано. Но Ильич, в отличие от политиков “демо” волны не был равнодушен к судьбам и жизни простых людей. Леонид Ильич Викторину нравился.

Завтра опять приехали советники Лени, подготовка к Пленуму продолжалась. Во время обсуждения экономических вопросов, с помощниками Брежнева. Викторин изволил проснуться и спросить: за нашу передовую, лучшую в мире социалистическую торговлю. Голиков привел данные о достижениях и успехах “доблестной” советской торговли. Тут Трофимов не выдержал и выдал на гора, все, что помнил о тех временах. Викторин Иванович хорошо запомнил очереди в магазинах, презрительное хамство продавцов и полупустые прилавки. Возможность что – то достать только через знакомых, по блату. В общем, в торговле, по мнению Викторина дело было “швах”. А тут опять звучит – ” имеются отдельные недостатки”. -

– Леня ты меня послушай, а не этих долдонов. Я тебе правду говорю. Им то что? Тоже в спец. “лавочках” отовариваются. Бери чего твоей душе угодно, чем не жизнь. Тут тебе будут “кадить” фимиам за успехи в торговле. А простые труженики? Кстати если разобраться, на стражу их интересов ты поставлен или нет? А раз так, то слушай. Вся торговля советская это укрывательство продуктов, распределение их между собой и нужными людьми. Главное же для советской торговли создание дефицита. Заметь Леня умышленного дефицита. А людей довели до того, что и сосискам и колбасе с добавками туалетной бумаги рады. При царе – батюшке Николае Втором, (кого вы большевики – коммунисты свергли, чтобы людям вроде лучше жилось) о таком колбасно – сосисочном искусстве и не слыхивали. Да и вообще Генеральный секретарь нашей партии, тебе не мешало бы время от времени ходить по простым магазинам. Куда обычные люди ходят. Ты – то шеф….как считаешь – партия для народа или народ для партии? А то получается вы все для себя “несгибаемых ленинцев” давно коммунизм построили – ешь, пей, что хочу. Шьют вам индивидуально. Все по первому требованию доставят в лучшем виде – хочешь из Парижа, надо из Лондона. Пользуетесь плодами “загнивающего” Запада по полной программе.

–Ты говори, да не заговаривайся,– загорелся праведным гневом “первый брат”.

– Ах, так! Не нравится! Правда глаза колет? Так я могу тебе доказать, что не только ты этому телу хозяин. Что -то я смотрю, ты в последнее время все по утрам на своего “дружка” любуешься …Все смотришь. Думаешь, не понимаю? Не догадываюсь? Это ведь, кстати, я тебя до нужной величины и готовности к труду и обороне подтягиваю. Знаю, готовишься. Вон у зеркала вчера крутился, морщины разглядывал. Все смотришь, что седины стало меньше….Ну, ну…Вот будет у тебя сегодня с медсестрой твоей фиаско. Приструню твой норов. Полежишь в палате больничной, кашки манной поешь. И не надейся, тогда на скорое твоего “дружка” возвышение…. заоблачное. И будет у тебя не сказка к лесу передом, а наоборот – к лесу задом.

Ильич сразу утих, взволновано затрепетал.

– Ну прости брат погорячился, это же шутка была… Викторин, я тебе верю. Да и сам все понимаю. Ну, хочешь, давай… Поедем пораньше завтра. Заедем в какой – нибудь магазин, все равно на Политбюро ехать.

– Вот это другое дело, а то взялся за партию горло рвать. – обрадовался Викторин

–А знаешь, Витя… все забываю тебя спросить… Ты в партии нашей состоишь? Москва. Магазин “Три ступеньки”.

Продовольственный магазин Љ 54, который звали в народе “Три ступеньки” располагался на пересечении улицы Мытной и Хавской. Это был обычный магазин, каких много в городе герое Москве. Для рыжего, худого, повидавшего всякого в жизни кота Василия, этот магазин был дом родной. Где после долгих мытарств и скитаний он, наконец, правда не без помощи сторожа магазина, в прошлом сержанта НКВД Сучкова Ивана Трофимовича, приобрел и “стол и кров”. Бывший сержант и кот были два друга не разлей вода. Ветеран органов благополучно дожил до семидесяти лет. Имел внешность самую заурядную для пенсионера – вытянутое, худое, сморщенное как печеное яблоко лицо, тонкие губы, длинный с горбинкой нос, лысина, висящие как у запорожского казака седые усы. На лице застыло выражение – ну что же вы люди такие гады, за что ж так? Внешность несколько портили оттопыривающиеся лопухами большие уши. Но соломенная шляпа “а ля Хрущев”, которую обычно носил Сучков, скрывала этот недостаток. Трофимыч обрел в лице Василия самого чуткого и внимательного слушателя, он мог поверять ему все свои проблемы и обиды. Обычно дед обитал в своей крохотной комнатке рядом с магазинным подвалом. В каптерке сторожа находились: топчан, тумбочка, радио типа “тарелка” еще довоенных времен. На стене изрядно загаженный мухами, с таинственной улыбкой сфинкса висел старый пожелтевший портрет “Генералиссимуса Сталина”. А на столе стояла открытая полупустая бутылка портвейна “Агдам”, другая, полная стояла у старого клетчатого, продавленного топчана под столом. Дальше на столе были: граненый стакан, штопор, треснутая тарелка с вареной колбасой, и сухой коркой ржаного хлеба, нож, двузубая алюминиевая вилка. Кот Василий свернувшись калачиком, лежал на топчане. И в это утро, как обычно Сучков изливал свою душу перед ним:

– Обидно, ну честное слово, обидно. Ну за что?… Чё было так орать?…. А потом. Я ж ей честно признался – что да,… разбил, – сторож посмотрел под стол на еще не открытую бутылку “Агдама”, и налил в граненый стакан буро-гранатовую жидкость. Выпил, занюхал коркой ржаного хлеба, и продолжил:

– Разбил я две бутылки портвейна. А она?….Воруешь, воруешь! Еще раз, и уволю! А сама! Не ворует?…. Я всю войну с врагами народа бился. Я, может, фашистами контуженый.

Ветеран органов с чувством ударил по столу. Жалобно звякнула посуда, при этом недопитый стакан опрокинулся и портвейн залил стол.

– Мне пол – задницы бомбой оторвало!– кричал сержант. Это была чистая правда. Во время войны, в суровую годину сорок первого года эшелон сержанта Сучкова, в котором перевозились ЗэКа Минской тюрьмы НКВД, попал под бомбежку. В результате “филейная” часть седалища Сучкова уменьшилась на пол кило. Иван Трофимович всю войну прослужил вертухаем на Колыме, в “Сиблаге” охраняя врагов народа. Но свой долг перед Родиной, несмотря на ранение, сержант исполнял честно и добросовестно. И за войну был отмечен медалями: НКВД “За отличную стрельбу” и “За победу над Германией”. Еще раз, налив и выпив, ветеран, ожесточенно плюнул в сторону двери и сказал:

– А сама! Не ворует!? Да был бы жив Лаврентий Палыч. Разве бы он такое допустил, что бы эта… – тут сторож опасливо посмотрел на дверь. Не подслушивает, ли кто? И гневно, даже отчаянно погрозил костистым кулачком воображаемой хозяйке магазина.

– Сучка рваная, вражина недобитая, подстилка уголовная! Хрен ей в дышло и в лагерную пыль! Что бы эта зараза, так оскорбляла сотрудника органов. А предупреждал нас товарищ Сталин! О, я это пооомню! Что враги со временем размножатся все больше и больше. Особенно, я думаю, жидовское племя. – Сучков закрутил от обиды кончик уса, а правым указательным пальцем с грязным ногтем стал что – то доискиваться в носу.

Василий слушал это страдание души друга как всегда, иногда почесывая за ухом, зевая во весь рот и выгибая спину. Он всегда был чуток и терпелив, особенно когда старик чесал ему за ухом. Вдруг, розовый с черным пятнышком нос кота обонял удивительный по сладости аромат. Запах шел из подсобки мясника, куда рыжий друг и направился, оставив деда Трофимыча наедине с бутылкой.

В этот утро мясник Шота решил позавтракать яичницей с ветчиной. Порезав ее на столе, он пошел за яйцами, оставив ветчину без присмотра.

Запах от нежной, с розовым жирком, подкопченной датской ветчины был так притягателен, что Василий решился. Кот молниеносно, как дикие предки вскочил на стол и рванул с желанной добычей. Он не стал тянуть, мало ли что там в будущем? “Хищник” быстро умял свининку и довольный пошел к себе на топчан. Да, жизнь его кошачья, в общем – то удалась. А в проходе остался ждать своего часа хрящик, все, что осталось от ветчинки. И все было бы хорошо для тружеников советской торговли. Но сегодня был не их день.

Мара Аркадьевна Лозинская, директор магазина Љ54, была женщиной стройной, с черными, как греческие маслины глазами, внешне очень похожая на актрису Быстрицкую. И сегодня с утра она была не в настроении. Как – то все сразу навалилось. Неожиданно, на два дня раньше срока начались месячные. Аркаша, единственный сын, рос оболтусом.

“Сколько сил и денег стоило, протащить его в институт торговли-отмазать его от армии. Не учится как другие. Все ему бы в кабаках родительские деньги транжирить, да с шалавами разными гулять. А пора бы за ум браться – уже двадцать пять. Вон вчера, на своей “Волге” стукнул новую шестерку, был пьян вдрызг, хорошо хоть не покалечился. Голова прям кругом идет. Хорошо дядя родной Моисей Львович помог, он то давно в торговле – связи огромные, поговорил с кем-то из генералов на Петровке. Но все равно пришлось к своим “кураторам” из ОБХСС обращаться. Даже вспоминать не хочется. Как представлю похотливую, с двойным подбородком, жирную, физиономию подполковника Подьячева…У…сволочь, свинья. Глазки маленькие. Лысина его… Руки опять распускать будет, пальцы толстые, ладони горячие, потные. Воняет потом, как от старого козла. Вот козел и есть. Нет, ну почему так не везет? Пусть бы просто взял деньги и отвали, нет – “Марачка розочка моей души, принцесса моего сердца.”

Мара открыла дверцу бара. Из большой пузатой бутылки налила полную рюмку ароматного напитка. Махом выпила…Горячая волна согрела душу. Перестали дрожать пальцы. Да, умеют французы делать коньяк – “Наполеон” это эликсир души, не нашей сивухе чета”. Мара подошла к трельяжу поправила прическу, макияж. Ну, ни чего не в первый раз, переживем. Машина…Машину новую сейчас, скоро не получится взять – только купили. Опять теперь давать “бабки” для автосервиса. Начальник сервиса Казбек Муратович заказал красной икры. Хорошо, что начало месяца – все есть. Мара Аркадьевна открыла дверь кабинета и крикнула в темноту коридора :

– Клавка! Тащи банку икры, ту, что я вчера отложила. -

Клава Толстомырдина была женщиной почти бальзаковского возраста, лет пятидесяти. С крупной, приземистой фигурой, с полным грубоватым лицом и большой родинкой над левой бровью. Нос слегка картошкой, ярко накрашенные губы, маленькие карие глазки, крашенные, черного цвета, накрученные спиралью волосы. Конечно, была она не красавица, но судьба все же не обделила ее “счастьем”. В этом году Клава, после ушедшего на повышение в главк прежнего товароведа Акимыча, стала товароведом данного магазина. Это было не дешево, и не одна она хотела занять это доходное место, но… Кольцо с бриллиантом в полтора карата и десять тысяч рублей, произвели благоприятное впечатление на Лозинскую, и склонили чашу весов в пользу Клавы. “Счастье” сразу сказалась на ее внешнем виде и бюджете. На пальцах с золотыми перстнями, теперь красовались не рубины, так раньше любимые ею, а изумруды и бриллианты. Конечно не такие как на “хозяйке” – Лозинской, но тоже не маленькие. Услышав приказ начальницы, товаровед взяла трех литровую банку икры и пошла к “хозяйке”.

Клава спешила, но мысли все о работе:

– А предупредила я Люську, что бы не разбавляла с утра сметану, а то вчера уже разбавили?

И тут, по “закону подлости” наступила на “Васькин” хрящик.

Да, обычного гражданина страны советов, картина разбившейся трех литровой банки икры повергла бы в шок. Но нет. Работника “нашей” торговли, картина разбрызганной по стенам и размазанной по полу лососевой икры не потрясла. И не такое видали. Толстомырдина сидела на полу вся икре, пытаясь выковырять толстым, как сарделька, пальцем икру из правого уха. Но ее больше огорчила не разбитая банка, а испорченная прическа. Теперь придется договариваться с мастером салона, опять ждать очередь, делать завивку, укладку.-

–Еж твою мутер – сказала Клава. Из глаз, предательски брызнули слезы – обидно очень.

–Самка собаки косорукая, Клавка, …..слепая. Твою икру заберу – сказала Мара Аркадьевна.

В это осеннее утро, несмотря на Клавину “катастрофу”, магазин “Три ступеньки” продолжал жить своей обычной жизнью. На прилавках был все тот же ассортимент продуктов первой необходимости: соль, спички, макароны, болгарские консервы. На длинных, полупустых прилавках стояли “египетские” пирамиды консервных банок сгущенного молока, морской капусты, кильки в томате. Да, еще было: мясо первого сорта с костями по 2 рубля, колбаса ливерная 50 копеек, и зельц из “говядины” по рубль десять. А так же “краковская” колбаса по 3рубля 30 копеек и сосиски молочные по 2рубля 50 копеек. В молочном отделе продавались треугольные, бумажные, вечно подтекающие пакеты молока по 16 и 25 копеек, жиденькая сметана, яйца по 90 копеек. А продавцы продолжали, как и каждый день, “делать свой маленький гешефт” обвешивая и обсчитывая, толпившихся, и скандаливших покупателей. Советская бумажная промышленность работала хорошо, с перевыполнением плана, поэтому у продавцов продовольственных магазинов всегда была серая толщиной “типа картон” оберточная бумага. И особенно бумага была любима продавцами мясо – молочных, сыро – колбасных, и других развесных отделов. Эта “бронированная” бумага уходила в лет – тоннами. В результате жизнь работников торговли окрашивалась из золотого в изумрудно-бриллиантовый цвет, а слух услаждался хрустом крупных купюр. И процесс этот шел по-нарастающей. Запросы советских работников торговли, как и всех советских людей, что не раз отмечалось на партийных Пленумах, все возрастали. Поэтому процесс обсчета, обвеса у продавца происходил на уровне подсознания, автоматически. Вот и сейчас Люся – продавец колбасного отдела работала как всегда. Козырева была на хорошем счету в магазине. Ее не раз награждали почетной грамотой и выносили благодарность. Люся была опытной работницей и “ударницей социалистического труда”. Работу свою любила и работала быстро, на автомате. Алгоритм ее работы был привычен: колбаса, бумага, вес, это….на ум пошло, чек, сдача, следующий. Поэтому когда пожилой покупатель купил у нее ливерной колбасы, она не обратила на него внимания. Он был в синем берете, черных импортных, пляжных очках и темно-синем плаще.

– Я попрошу Вас перевесить и пересчитать вес моей колбасы – сказал гражданин в берете.

” Ну, опять скандалист попался, – решила она, хотя голос и густые брови “скандалиста” показались Люсе смутно знакомыми.

– Ну что им надо, старым пердунам? Получил, отойди, не мешай работать. Теперь время на него терять. Работать не дают.” Подумала продавец.

– Ну что ты мне нервы делаешь, а не пошел бы ты куда подальше, старый хрен! Работать не даешь, очередь задерживаешь, – со всей силы, привычно пролаяла комсомолка Люся. Человек побагровел лицом. Резко снял очки. Как из-под земли рядом с ним появились двое в “штатском”. “Ударнице” торговли резко поплохело. Она, наконец, узнала, кто стоит перед ней.