Текст книги "Мой сиамский брат - Генеральный секретарь (СИ)"

Автор книги: Александр Новичков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Ну что же, продадим. Пусть воюют. – Брежнев с трудом заставил себя отвести взгляд от упругих ·шаровЋ и открывшейся картины, когда девушка наклонилась над столом. Закрыв глаза, Ильич представил образ Юлии – вроде отпустило – полегчало. Глянул подозрительно на Крючкова. Тот низко опустив голову, перебирал свои бумаги. С облегчением переведя дыхание, когда вышла стюардесса и прокашлявшись, генсек продолжил.

– Кхе, кхе. А! … Чуть не забыл. Иракцы построили два ядерных реактора. Один построили наши, другой достраивают французы. Я ничего не путаю? – Крючков быстро, быстро, как ·китайский болванчикЋ замотал головой.

– Нет, нет Леонид Ильич все правильно. Называется ·ОзиракЋ и примерно к июлю следующего года будет построен.

– И у Хусейна появится реальная возможность слепить себе атомную игрушку. А точнее дубину. – Брежнев открыл крышку судка, с удовольствием зажмурив глаза ощутил аромат. Взглянул на содержимое.

– Вот це дило. Седло ягненка. У…Да, что-то уж очень. Не слишком жирно, для старого, дряхлого секретаря партии. А? – Генерал невольно сглотнул слюну.

Викторин решительно оживился.

– ·Еще скажи: меня девушки не любят. Знаем, знаем, как на блондиночку глядел. И что у некоторых шевелится и гдеЋ.

Крючков отложил папку в сторону. Завернул салфетку за воротник, выбрал вилку и нож.

– Да. Тогда у иракцев, года, через два-три появится атомная бомба.

– Проблема вот в чем. – Брежнев решительно стал орудовать ножом.

– В июле восемьдесят первого года Израиль разбомбит этот центр. Мы можем, сохранить статус-кво, или не сохранить. Надо подумать… А пока давай поедим Володя. Восстановим нервную энергию Глава 17. Заговорщики.

Соленая капля опять, как назло упала на лист. Строка расплылась, опять испорченно письмо. Клава от огорчения чуть не зарычала. Яростно в очередной раз скомкала начатое письмо, бросила на пол.– ” Ну что ты будешь делать, опять слеза капнула, ни как не напишешь письмо “. – Огорчение у бывшего товароведа магазина Љ 56 Толстомырдиной было велико – опять лишилась работы. Черная полоса, как говорила ее покойная свекровь, продолжилась, или не закончилась. Кто же знает? Даже в церковь “Святой великомученицы Варвары” ходила, свечки ставила. Купила десять свечей по алтыну каждая. Целый рубль не пожалела. И попу три рубля положила, просила молиться и снять сглаз или проклятия. Кто же знает? Но видно мало давала. Опять горе – снова лишилась работы. Клава закачала головой от огорчения, даже сердце забилось так быстро, быстро – тук, тук. И ведь что сделала? Да ерунда, пустое – ударила скалкой маленькую , черную таксу. Кто же знал, что собачка этот любимое животное хозяйки. Вот так взять и уволить ни за что, разве можно? Клава от огорчения и злости даже успокоилась. Руки перестали дрожать. Она вырвала очередной лист бумаги из старинной в косую клеточку (еще дочки) ученической тетради. Обмакнула перо в чернильницу, и, прикусив нижнюю губу, старательно вывела:

” Анонимка.

Довожу до вашего сведения, что в семье маршала Белова наличествует несколько автомашин. Кроме служебной Волги, которую они тоже используют, как хотят. Не законно, за взятку в две тысячи рублей Семья Беловых для себя, а именно для своей жены Елены Васильевны получили в обход очереди, не законно автомашину Жигули…” – Тут Клава задумалась, в марках машин она не очень разбиралась. Однако вспомнив, как хозяйка называла свою машину “Пятеркой”, продолжила.

” Пятерку. Кроме того для дочери у того же начальника автосервиса Казбека Муратовичча, фамилию точно не помню вроде Хазбулаев или Харбулаев. Точно можно узнать у бывшей директрисе магазина ” 56 Лозинской. Именно через эту Лозинскую они и договаривались с Казбеком. Который тоже жулик еще похлеще, чем Лозинская. Жена Белова договорилась и о незаконном получении и второй машины “Жигулей”, для своего племянника Володьки. Который хотя и учиться в военном училище, но постоянно ездит на маршальскую дачу в Борвиху и возит туда девиц легкого поведения. Занимается развратом и пьет с друзьями. Ведет аморальный образ жизни. Кроме того внук Белова слушает зарубежную музыку и враждебные голоса …”-

Толстомырдина, опять задумалась, жирные складки избороздили лоб, нос наморщила. От напряженной умственной работы заболела голова. – ” Ну, вот что бы еще придумать, вспомнить про этого Борю… Из-за этого мальчишки и его мамаши все и случилось.” После известных событий в магазине, Клава не стала дожидаться пока уволят. А уволилась по “собственном” желанию. Пришлось вспомнить свою первую поварскую специальность. И с помощью Лозинской, через знакомого в МВД получила протекцию и устроилась поварихой к маршалу. Вчера черная такса по кличке Афина учуяв запах любимых охотничьих колбасок, забралась в большую хозяйственную сумку Клавы. Как назло, когда Толстомырдина собиралась уходить Афина показала из сумки свою лоснящуюся от жира, мордочку. Увидев усатую морду собаки, Клава заорала дурным голосом. И недолго думая, ногой опрокинула сумку. Из нее посыпались обгрызенные сосиски, колбаски, и всякое разное. Все было понемного опробовано Афиной. В праведном гневе повариха схватила скалку и лихим кавалерийским ударом перебила у собаки хвост. Та заверещала так громко и пронзительно, что сбежались все жильцы дачи. Конечно, все увидели и содержимое сумки Клавы. В результате Клаву обозвали воровкой, и с позором выгнали… Клава мстительно заулыбалась – “ага вспомнила”. Опять взяла ручку.

– Вся семья Беловых моральные разложенцы. Жена маршала все время мотается на служебной Волге по своим делам. И ездит с молодым, солдатом, что таскает ей сумки. Но этот конопатый солдат Удальцов Макар видимо служит и еще, кое для каких целей. Больно смазливый. И хозяйка ему все время глазки строит. А сам маршал повадился в последние две недели пьянствовать с друзьями. Все собутыльники генералы или маршалы. Пьют коньяк, водку, жарят шашлыки. Эти пьяницы даже покушались на мою честь – хватали и тискали за разные интимные места. Но я ее блюла”. – Последние строчки женщина подчеркнула жирно. -” А еще, противный, толстый, весь прыщавый , как жаба генерал, а может и маршал. По фамилии Дзюганов громко ругался матом на другого маршала, называл его, прихвастнем старого маразматика Брежнева. А тот отвечал: Я Ленина охранял, я свою честь предательством не замараю. Я в вашей Чилийской хунте участвовать не буду. Потом они все громко ругались. Жена Белова меня лично оскорбляла и всячески обзывала…Прошу защитить меня от угроз и оскорблений, и защитить мою честь от клеветы со стороны семьи перерожденцев и моральных разложенцев Беловых”. – Слеза тяжелой соленой жемчужиной упала на листок – опять растеклось по бумаге.

–” Ну что ты будешь делать, вот невезение. Проклятая черная полоса”. – Клава скомкала лист, раздраженно швырнула перьевую ручку. – ” Нет, пойду к соседям у них, дети в школе учатся, возьму шариковую ручку. А то так и не напишу”. Вечером, наконец, справившись с нелегкой задачей, она кинула конверт в почтовый ящик. Написала два письма одно в ОБХСС, другое в КГБ. Кто-нибудь и прореагирует, решила Клава. Да и на душе стало легче и не так обидно.

Подполковник Генрих Арвидович держал в руках конверт. Это было письмо с “того света”. Вчера были похороны. Три дня назад в автомобильной катастрофе погиб родной дед Вяльбе. А сегодня он держал конверт, письмо от уже умершего генерала армии. Это был не просто родной человек и дед. Но, когда Генриху было пять лет, после трагической авиакатастрофы под Челябинском и гибели родителей, именно дед заменил ему их. Стал и отцом и матерью. Это обстоятельство и рассказы о романтическом революционном прошлом (охранял самого Предсовнаркома тов. Ленина, только латышам доверяли свою жизнь комиссары) подтолкнули Генриха к избранию военной стези.. Он выбрал профессию военного связиста. После трагической версии о гибели Арвидаса Яновича, Генрих, будто сам умер. Все дни до похорон жил как автомат. Разум, душа отказывалось поверить в случившееся. Думал, “увижу пусть мертвого, но лицо деда и станет легче”. Не стало. Отгремел траурный воинский салют. Брошена горсть земли на крышку гроба. Генрих не мог даже напиться, не было привычки. За эти дни он похудел, осунулся, много курил. И сегодня пришел на работу, так, как дома все напоминало об “ушедшем”. В Москве, недалеко от метро Таганская в Пятом Котельническом переулке, есть вход в бункер. На глубине 60 метров располагался запасной узел связи ПВО Московского округа. И здесь же на четырех уровнях военно-правительственный комплекс, площадью тысячу квадратных метров. С отдельными жилыми помещениями для руководителей партии и правительства. Построенный еще во времена Сталина, бункер был способен выдержать удар атомной бомбы, имел свои системы очистки воздуха, запасы пищи и всего необходимого. Комплекс называли “Объект”, Генрих и был его хозяином. Письмо передала вдова погибшего вместе с дедом адьютанта – майора Сысоева. Позвонила с утра, сказала, что ей пришло письмо от генерала, с вложенным конвертом. И просьбой передать письмо внуку. Он вскрыл письмо только у себя в кабинете. Сразу узнал до боли родной почерк.

” Генрих, сам не знаю, для чего точно пишу это письмо. Думаю это пустые старческие опасения. Но все же решил написать тебе. Ты самый дорогой и близкий мне человек. Я хочу тебе сказать, то что ты самый лучший внук, который есть на свете. И прошу тебя не переживай, что не достиг столь больших высот и чинов по службе, как я. Мне сильно, даже невероятно повезло. И война. Вот основные причины моей карьеры. Не переживай. Главное честно выполняй свой воинский долг. Как я и твой отец. Хочу рассказать тебе о том, чем был занят в последнее время. Знаю, что ты хотел спросить, но молчал, видя мою занятость. Так вот ты знаешь, что в последнее время наш Верховный неожиданно развил бурную деятельность. Ты помнишь, что в последние годы, Б. больше спал, чем руководил страной. Это была пародия на правителя, а не власть. Я хорошо помню, какой был Сталин. Этот же рядом с ним и “близко не стоял”. Но вдруг заставляют “уйти” Устинова. Которого я уважал и во многом одобрял его деятельность. Меня две недели назад пригласил к себе в гости маршал Белов. Ты его помнишь, в прошлом году вместе охотились на Кавказе. Кроме меня были еще некоторые маршалы и генералы. В основном из ” райской группы”. В коей и я обитаюсь. Но разговоры повели о новых реформах в армии и стране. Таких встреч было несколько. Мы встречались на даче у Белова и генерала Дзюганова”.

– Две недели назад в штабе Округа подполковник столкнулся с генералом Дзюгановым. Генриха всегда немного коробило, когда он видел круглое, очень сытое лицо генерала. А многочисленные бородавки и лицемерная тонкогубая улыбка, производили впечатление, что общаешься с жабой. С огромной пупырчатой жабой в мундире.

–” Вот с ним-то я вчера и схлестнулся. У некоторых людей в армии и партии, видимо наступило головокружение от успехов, или приступ бешенства. Но вопреки здравому смыслу, они хотят сместить Б. Я категорически выступил против их планов. Мне даже натурально пригрозили, держать язык за зубами. Но мы, Вяльбе, не робкого десятка. Завтра встречаемся вновь, и думаю, все же отговорить этих “доблестных” младо-старцев от авантюры. Но на всякий случай пересылаю это письмо на адрес Андрея, моего адъютанта, думаю это все глупость. На Ноябрьские праздника вместе выпьем рюмку “Арарата” и посмеемся над пустыми страхами старика”.

Далее, число подпись.

– Герих сложил письмо, положил во внутренний карман кителя. Не торопясь собрался. Позвонил жене, что сегодня задержится по делам службы. Потом, проверив личный пистолет, положил “Макаров” в правый карман брюк, перед зеркалом привел себя в порядок. Уходя, выбросил пепел из пепельницы. Поднявшись наверх, завел свои “жигули”. Пока прогревалась машина, мысленно представлял маршрут. – “Ничего сложного, через полчаса буду на месте”. Выехал из переулка, пропустив “волгу” с шашечками, и газанув поехал по шоссе к центру. Но вскоре за “жигулями”, отвалив от бордюра, поехал, урча мощным мотором серый “москвич”. Светофор мигнул зеленым глазом, чуть поддав газу, Генрих мягко отпустил педаль сцепления “копейка” плавно тронулась. Подполковник мысленно уже видел себя на месте. Проезжавший по левой полосе серый “Москвич” сначала нагло подрезал его “Жигули”, а потом стал прижимать к обочине.

– ” Да какого…Что за идиоты?” – Подполковник возмущенно выругался, на столь бесцеремонного водилу. В “Москвиче” было двое. Сидящий справа от водителя пассажир, с худым злым лицом, через открытое окно размахивал какой-то красной служебной “корочкой” – сигналил “остановиться”. Водитель “Москвича” здоровый, красномордый детина, в оранжевой спортивной куртке и красной вязаной шапочке сигналил клаксоном. Генрих видел, что ему почти перегородили движение. Он почти остановился.

” Придется, наверное, тормознуть. Да, что случилось?”. – Подполковник переключил передачу на нейтралку, притормозил, машина почти остановилась. Он увидел, как из перегородившего дорогу “Москвича” резко выскочив двое. И сразу побежали к нему. Двое неизвестных с серьезными сосредоточенными лица и с какими-то оловянными глазами, приближались. И тут произошло то, что бывает с людьми, попавшими в стрессовую ситуацию. Когда организм. Вся суть человека начинает бороться за свое существование вопреки любым гибельным обстоятельствам, и организм включает не виданные ранее резервы и способности. Время для Генриха вдруг замедлилось, стало густым как кисель. Он слышал удар своего сердца раз и через длительную паузу другой. Удивлялся, почему оно так медленно бьется? Все звуки и цвета приобрели необычайную четкость, яркость. Генрих видел, каждую черточку, складку, родинку на лицах приближающихся, даже рыбью чешуйку на верхней губе красномордого. Вяльбе действовал как автомат, в доли секунды включена задняя передача, ноги “сами” нажимали на педали. “Жигули” подполковника с визгом рванулись назад, и сразу влево на встречную полосу. Через двадцать минут синие “Жигули” дымя покрышками, затормозили у подъезда приемной КГБ. Подполковник открыл массивную деревянную дверь. Только войдя в приемную и услышав вопрос сержанта с синими петлицами, Вяльбе смог нормально воспринимать окружающий мир. Генрих с удивлением смотрел на протянутый ему носовой платок. Зачем?

– Товарищ подполковник у вас кровь. Прижмите ко рту.

Генрих, прижав платок к губам, почувствовал вкус крови. Видимо пока ехал, прокусил губу. Сержант, рассмотрел удостоверение странного посетителя. А узнав, что подполковник хочет передать, нечто важное самому председателю КГБ, вызвал старшего. Прибывший майор предложил передать посылку ему. Но Вяльбе упрямо говорил нет, и требовал только личной встречи. Через пятнадцать минут Вяльбе в сопровождении майора поднялся на третий этаж. Немного переговорив с секретарем, майор пригласил его в кабинет. Генрих вошел в довольно большой кабинет, стены, которого были отделаны дубовыми панелями. На стене висел портрет Дзержинского. Казалось, что “железный” Феликс сердится. За длинным столом у окна сидел высокий подтянутый человек. Он был в темно коричневом костюме, серебристом галстуке и белой рубашке. На вид лет сорок, русоволосый, лицо приятное. Глаза внимательно изучали стоявшего подполковника.

– Садитесь товарищ Вяльбе. В ногах правды нет. Я полковник Иванов Сергей Геннадьевич. Мне передали Вашу просьбу. И Ваше требование личной встречи с Председателем КГБ. Согласитесь не совсем простое и ординарное. Поэтому все же по возможности кратко, введите меня в курс дела. Изложите самую суть. Генрих упрямо замотал головой.

– Нет. Товарищ полковник поверьте дело чрезвычайной важности. Я не знаю, кому можно доверять – У полковника удивленно взлетели брови. Его взгляд стал более сосредоточенным. Вяльбе продолжил.

– Я могу только сказать, что речь идет о жизни Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Эту информацию, я могу доверить только самому Андропову.

Иванов минут пять, пристально рассматривал Вяльбе, потом посерьезнев лицом, поднял трубку телефона, набрал номер. Глава 18.

Когда Ту-154 совершил посадку в аэропорту Ташкента, к встрече высокого гостя уже были готовы. Несмотря на ранний час – было шесть утра – на бетонном поле аэродрома толпилась разношерстная толпа встречающих. Тут были все: и руководители республики, одетые в одинаковые костюмы темного цвета и организованные представители народа и охрана оцепившая цепочкой место встречи. Первыми из правительственного самолета быстро и незаметно вышли охранники, а у трапа встал зам. начальника охраны Медведев. Осмотревшись и переговорив с местными чекистами, он дал отмашку на выход “тела”. Брежнев, только подойдя к двери, сразу зажмурился от яркого солнца, стал похож на китайца из анекдота. Но это не помешало ему разглядеть, что сразу у начала трапа стоит та блондинка-стюардесса, что так понравилась. Проходя мимо нее, он опять невольно засмотрелся на фигуру и глубокий вырез блузки. А синие васильковые глаза, что слегка насмешливо и дерзко смотрели на него, пробуждали в душе смутные, но сильные желания. Ильич так засмотрелся, что чуть не оступился на лестнице. Хорошо, что генерал Рябыкин подхватил под локоть, но на то он и начальник охраны. Перед трапом уже была расстелена красная ковровая дорожка, на которой весь сияющий от счастья и с обожанием на лице стоял, глава Узбекистана Рашидов. Рядом теснились, выстроившись по ранжиру и по должности, чиновники и партийные функционеры. Мелькали и военные мундиры и кокарды. Хотя все дежурно и слащаво улыбались, в умах чиновничьего люда главенствовал один вопрос – зачем столь внезапно приехал генсек? Жизненный опыт учил, что ничего хорошего от внезапных таких посещений ждать не приходится. Но Восток дело тонкое. Видели разное и всякое. Как только Брежнев ступил с трапа на землю, откуда-то сбоку появилась стайка молодых девушек. Одетые в цветные: красные, зеленые, розовые национальные одежды. Они окружили его и засыпали цветами. Ильич был ошарашен яркостью цветов, буйством красок. Нежные голоса дев звучали как ручейки, а столь прекрасных красивых лиц, он не видел давно. Азиатский разрез глаз придавал этим юным девушкам еще большую привлекательность. Несколько опьянев от всех этих красок, голосов, лиц, запахов, и близости к юным девушкам Ильич даже не осознал, что уже обнимается и целуется с Рашидовым. Хотя перед выходом из самолета хотел держать себя с ним холодно и строго. Только оказавшись в машине, Ильич пришел в себя. Хотя юные лица еще были памятны.

– ” Да Леня это, какие же розы вырастают под южным небом? Просто нет слов. Рахат лукум понимаешь. – Викторин тоже поддался очарованию знойных красоток Востока.

– И не говори брат, прямо мурашки по коже. – Брежнев был в восторге.

– Однако Леня ты смотри, какой хитрый лис Рашидов. Вот совсем голову задурил. Тут по делу вроде летели. Отвешивать “гостинцев”, а вишь как сюжет развернулся. Давай Ильич сосредотачивайся. Надо говорить с этой узбекской бандой серьезно. А то слышишь, Рашидов соловьем заливается – восхваляет”.

В салоне правительственного ЗИЛа вместе с генсеком ехал и “хозяин” Узбекской ССР. Пока генсек несколько расслабленно смотрел в окно, Шараф Рашидович продолжал скороговоркой перечислять трудовые успехи республики. Наконец Брежнев “включился” в беседу.

– Шараф это я все уже не раз слышал. Повысили, собрали, внедряем, строим, повышаем. Ты скажи, сколько хлопка соберете в этом году? – Глава Узбекистана посерьезнел лицом, в карих глазах застыло настороженное выжидание.

– Леонид Ильич, как и обещали, не меньше трех миллионов тон соберем. Приложим все усилия. Партийная организация и комсомол мобилизуют всех, чтобы выполнить задание ЦК. Сами знаете, дорогой Леонид Ильич, как по-особому наш народ относится к заданиям партии. Любую задачу выполним. Все сделаем, что бы Вас ни подвести. – Брежнев довольный кивнул головой, на лице расплылась улыбка.

– Да это вы товарищи хорошо, правильно делаете. Директивы партии и все плановые задания, особенно в этой пятилетке, необходимо выполнить. – Ильич выделил голосом.– Это особая пятилетка. И я на тебя Шараф надеюсь!

– -” Твою дивизию! Опять ты Леня уши развесил. Забыл про записку Андропова! Да и я тебе, чугунная ты башка, рассказывал. Липа все эти тонны хлопка, воровство кругом. Очнись генсек твою ять”. Викторин теребил “братца”. Брежнев побагровел, странно взглянул на собеседника. Правая бровь черной, лохматой гусеницей задралась в верх. Являя высшую степень удивления и настороженности, Рашидов с удивлением следил за быстро меняющимся настроением генсека.

– А вот скажи мне Шараф это точно, ты столько хлопка соберешь?

– Конечно, Леонид Ильич сделаем все возможное. Не подведем Вас.

– Ну, ну. Увидим. Не забывай Шараф, мы тебе верим. – Брежнев до самого конца поездки, больше не задавал вопросов. Рашидов продолжал развлекать высокого гостя – рассказывал притчи, анекдоты. Шараф Рашидович был хорошим собеседником и рассказчиком. Недаром написал несколько книг, сочинял стихи. За окнами стремительно менялся пейзаж, мелькали высокие зеленые чинары. Новостройки сменяли одноэтажные глиняные дома с плоской крышей. Неповторимый восточный колорит чувствовался во всем. Вдоль дороги стояла сплошная линия людей. Они держали в руках портреты помолодевшего Брежнева. А точнее старые, еще конца шестидесятых. Специально ночью накануне прилета Генерального секретаря местные художники пририсовывали награды на портрете.

– Леонид Ильич может, сначала отдохнете, а потом поедем в ЦК?– Рашидов весь лучился вниманием и заботой. – Митинг можем и завтра провести, товарищи поймут.

– А что нас ждут на митинге?

– Да Леонид Ильич ждут перед зданием ЦК. Но народ поймет, если митинг будет завтра. Вас надо беречь. Вы наше знамя, наш великий друг Узбекского народа! – Брежнев скромно потупил взор, даже несколько засмущался – было приятно слушать. Однако словно встрепенувшись, шеф замотал головой.

– Нет, товарищ Рашидов. Народ на таком солнцепеке стоит. Наверное, ни свет, ни заря на ногах. Меня народ хочет выслушать. Мы коммунисты не должны о себе думать. Нас партия на высокие посты поставила служить народу. Мы слуги советского народа, в том числе и Узбекского. Я обязательно выступлю.– Брежнев поспешно полез в карман пиджака, достал заготовленную речь. Пока летели, ее писал помощник – Трапезников. Ильич, нахмурив брови, шевеля губами, стал читать. Очень хотел произвести впечатление. В последнее время очень ревностно относился к мнению о себе. Читал все центральные газеты и журналы. Очень болезненно стал реагировать на анекдоты о себе. Викторин не мог понять, с чем это связанно. Возможно “братец” стал задумываться, какой след оставит в истории. А может в связи с большей активностью, и повышением жизненного тонуса возросли амбиции? Викторин все же не промолчал и прокомментировал речь подопечного.

– ” Оно конечно слуги. Ну-ка сдвинь корону набок, чтобы не висла на ушах, падишах моего сердца”.

Генсек на секунду отвлекся, раздраженно плюнул ( чем очень удивил сидящего рядом Рашидова), но промолчал. Через минут десять кортеж черных правительственных машин остановился на площади Революции перед огромным памятником Ленину. Этот напоминавший мавзолей, мраморный постамент по величине и по высоте был немногим меньше Московского собрата. Все уже ждали Брежнева. Его встретил гром оваций, цветы охапками бросали под ноги, кругом раздавался восторженный, приветственный рев толпы: – Брежнев, Брежнев, Брежнев.

Генсек расправив плечи, молодо, быстро “взлетел” по ступенькам на трибуну. Ильич был взволнован, так его давно уже нигде не встречали. Даже слезы заблестели в глазах, при первых словах дрожал голос. Было приятно ощущать восторг народа. И не важно, что собравшиеся на митинг были согнаны парторгами, комсоргами и где-то милицией. Ильич об этом не задумывался. А и, правда, хорошо иногда обманываться, побыть в этаком иллюзорном мире. А Леня видел окружающий его мир, во многом “из окон персонального автомобиля”. Что же поделать? Так уж сложилось. Брежнев зачитал обычную речь. Правда, менее хвалебную, чем обычно – имя Рашидова было упомянуто только один раз. Это отметили все, кому было надо. Отметил это и сам Шараф Рашидович. Но продолжал улыбаться и восторженно кричать и аплодировать. Через двадцать минут митинг закончился и дорогой гость отбыл в личную резиденцию Первого секретаря Узбекистана. Перед отъездом Рашидов успел сделать несколько распоряжений. Вскоре Брежнев оказался на территории личных владений всесильного хозяина республики. И было на что посмотреть. Здесь и аккуратные подстриженные кустики и фонтаны и павлины, и китайские цветные рыбки в водоемах. Сам дом украшали лучшие художники и строители республики.

Ильич проследовал в свою роскошную комнату, где один только старинный ручной работы ковер по которому он ходил, стоил сотни тысяч долларов. Правда, такие нюансы Ильич не знал, хотя, глядя, на старинную мебель и чайный сервис смутно вспоминал. Что вроде дочка Галя нечто подобное приобретала, правда где, он не узнавал. И это все очень дорогое. Через час Рашидов и Брежнев встретились в столовой. Перед трапезой хозяин вручил гостю подарок – роскошный расшитый золотом парчовый халат. Ильич щупал ткань, разглядывал замысловатые узоры, что вышивали нежные женские руки в далекой, но дружественной Сирии. Брежнев довольный похлопал Рашидова по спине.

– Спасибо Шараф. Хороший подарок. Но вот, что скажут товарищи, когда увидят у меня такой халат? Не слишком ли?

– Они скажут великому руководителю великой страны и одежда должна быть прекрасной, что бы подчеркивать его величие. – Рашидов приложив по восточному обычаю, руки к сердцу склонился в полупоклоне. Потом, хитро улыбнувшись, хлопнул в ладони.

– Леонид Ильич давайте откушаем, как говорится – чем Бог послал.

Роскошный стол, что был накрыт, не поддавался описанию. Здесь были все традиционные блюда восточной кухни: плов, шурпа, лагман, шашлыки, рыбные блюда, и многоразличные закуски, салаты. И конечно стояли огромные “батареи” бутылок спиртных напитков разных марок. Брежнев, окинув взглядом стол, почувствовал, как в животе призывно заурчало. Пока рассаживались за стол, как-то незаметно вокруг появились юные официантки. В белых блузках и коротких черных юбках, их точеные фигурки производили ошеломляющее впечатление. На голове знойных красавиц красовались тюбетейки. Брежнев удивленно смотрел на юных гурий. За ним незаметно наблюдал хозяин, – “все шло хорошо, как и задумано. Теперь осталось только выполнить “вечернюю программу” и даст Аллах все будет благополучно”. Трофимов решил дернуть “братца”:

– ” Ильич ты очувствуйся маленько. Хватит на баб смотреть. Ты вроде женат, если не забыл. Во-вторых я тебе не раб, что бы обеспечивать твои сексуальные потребности непрерывно. Это тоже нелегкое дело. И, в-третьих, ты для чего старый хрен сюда приехал? Заканчивай есть плов. Так, молодец, теперь вытирай руки об халат, не стесняйся здесь так принято, а то обидишь хозяина. И давай начинай разговор. А то я вижу, и не думаешь говорить”. Подшефный тяжело вздохнул, с сожалением отодвинул в сторону блюдо с пловом. Старательно вытер жирные пальцы об халат.

– Смотри Шараф, как я тебя уважаю. Как у вас положено руки об халат вытираю. – Брежнев наивно смотрел на сидящего напротив хозяина дома. Рашидов прижал руку к сердцу, опять поклонился.

– Это честь для меня.

– Пойдем, побеседуем Шараф куда-нибудь, что бы нас никто посторонний не услышал. – Брежнев встал, погладил себя по животу.

– Спасибо за обед все очень вкусно. Но очень много. По-моему переел.

– Они вышли в сад и сели за маленьким резным столиком в беседке. Туда быстро принесли холодную минеральную воду и мороженное. Брежнев, отпив из запотевшего стакана воды, задумчиво посмотрел на Рашидова.

– Шараф мы друг друга знаем уже почти двадцать лет. И я думал, что все про тебя знаю. И доверял тебе. Верил как товарищу по партии, как ветерану войны. И всегда приводил твою работу в пример. Поэтому и партия оценила твою работу – две звезды Героя Труда тебе вручили. Это большая награда. – Рашидов хотел ответить, но Ильич остановил его жестом руки.

– Нет, Шараф дослушай. Я буду говорить не очень приятные вещи. Но только потому, что люблю тебя сейчас с тобой разговариваю, вот так по-товарищески, как друг.

– Шараф я привез с собой документы, мне подготовили их в комитете. Там пишут про тебя ужасные вещи. И не только они сообщили мне о них. Есть еще данные, но сейчас неважно откуда. – Рашидов резко вскочил, красивое, круглое лицо перекосилось. Когда заговорил, изо рта полетели слюни.

– Леонид Ильич это клевета и происки моих врагов.

– Помолчи, я не закончил. – Брежнев сделал большой глоток. Вытер рот ладонью.

– Ты воровал Шараф. Занимался приписками. Разве столько хлопка собиралось в республике, сколько вы писали в отчетах? Вы обманывали партию, страну, народ. Украдены миллиарды рублей. Коррупция везде, все берут и дают взятки. Везде семейственность и клановость. И ты все знал и способствовал этому. И еще жулье это покрываешь – сам главный мафиозия. Что мне теперь с тобой делать Шараф? Конечно, и мы в ЦК тоже не снимаем с себя часть вины. Надо было реально смотреть на проблемы экономики. Меня просветили немного. Мы пытались все делать за счет количества, а надо уменьшать потери, и улучшать качество. Надо внимательно посмотреть, сколько действительно нужно хлопка и как он используется. Знаю, знаю, что скажешь, что из года в год требовали – давай хлопок! И ты давал. Но когда понял, что не сможешь дать больше стал давать на бумаге – занялся приписками. Шараф надо было поговорить честно со мною. А теперь, когда украдены деньги, и столько людей повязано в этом воровстве, ситуация хреновая. – Брежнев встал, подошел к собеседнику положил руки на плечи, посмотрел в глаза.

– Я знаю, что, несмотря на все это безобразие. Ты Шараф человек с понятием о чести. Поэтому предлагаю тебе самому решить эту проблему. – Рашидов с белым, как простыня лицом, ожидал решения своей участи. Брежнев уже понимал, все, что ему докладывал Андропов и говорил Викторин, правда. Этот страх разоблачения он увидел в глазах Шарафа. Последние сомнения исчезли.

– Твои люди воровали вот ты у них все наворованное отберешь. И вернешь государству. Все золото, что закопано в молочных бидонах, все чемоданы. До последней золотой монеты или рубля. Слышишь? До копейки! А кого укажем, посадишь. Но лучше если сам пересажаешь жуликов. Будет хотя бы аргумент для твоей защиты. Начальников МВД и КГБ в республике сменим. Заместителем твоим поставим другого человека. Второй секретарь будет от нас и присматривать за тобой. И не вздумай ему вредить или мешать! – Глава Узбекистана не сразу понял, что его не снимают, а оставляют на месте. Лицо стало розоветь. От нахлынувших эмоций ослабли ноги – пришлось сесть, и мысленно возблагодарить Аллаха за милость. Брежнев тоже сел. Пока ” мафиозия” приходил в себя, Ильич выбирал, какое мороженное ему съесть – ананасовое или персиковое? Остановился на персиковом. Прикончив, примерно половину порции Брежнев решил продолжить диалог.