Текст книги "Химера"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

27

Ночь, проведенная у шамана, была для всех четверых наиболее ярким впечатлением от Гренландии. Диззи и Максу больше всего запомнился пикник с волками и экспрессивные эскимосские песни, которым несколько неосмотрительно научила их Тейра. Диззи, дитя эры информатики, конечно, записала эти песни на диктофон своего мобильника, вместе с переводами. Элис и Норман в основном беседовали с Соакюком и следили, чтобы Макс не подходил слишком близко к волкам, так что оба пропустили этот момент.

Они ознакомились с этими образцами гренландской фольклора уже в самолете Какорток – Рейкьявик. Диззи поделилась идеей использовать их в школьном сочинении на тему:

«Я узнаю мир». Элис заметила, что отношений полов в этих песнях не вполне соответствуют европейским стандартам. Европейские стандарты были осмеяны Диззи. Она считала, что строка «при взгляде на нее у всех мужчин твердел ствол» гораздо выразительнее постных описаний принцесс в европейской классике, и в жизни говорят, как у эскимосов, а не как в классике. Элис стала выяснять: где так говорят? Не на тех ли интернет-чатах, куда одна юная леди (не будем показывать пальцем) уже 100 раз обещала не заходить? Ситуацию разрядил Норман:

– От знакомства с эскимосской лирикой у учителя возможен нервный шок. Ты умеешь выводить человека из шоковых состояний? Нет? Так не подвергай личный состав риску!

Диззи взяла под козырек.

– Yes, sir!

Элис покачала головой и фыркнула. Норман изобразил крайнее смущение – впрочем, не слишком убедительно. Диззи использовала паузу, чтобы перевести разговор с хождения по чатам на что-нибудь менее скользкое:

– А я, между прочим, нашла в интернете ее статью!

– Чью? – не поняла Элис.

– Ну, Седны, – пояснила девочка, – так и подписано: Седна Расмун.

– Ты ее скачала? – спросил Норман.

– Ясное дело. Что я, дурочка что ли? В downloads, файл sedna.pdf.

– Ты молодчина, – серьезно сказал он, – хорошая работа, курсант!

– Служу свободной Франции!

– Ужас, – вздохнула Элис, – не семья, а казарма.

Норман, тем временем, уже вытаскивал ноутбук из сумки.

28

Миф, как естественная история.

(д-р. Седна Расмун)

Не верьте тем, кто говорит, что время мифов осталось в далеком прошлом человечества. Если вы уверены, что живете в реальном, материальном, рациональном мире, значит, вы просто невнимательны. Оглядитесь вокруг. Древние боги и демоны, герои и монстры так же близко от людей, как во времена Троянской войны. Вы ходите по той же земле, по которой ходили Мелькарт и Парис, Аэций и Аттила, Хлодвиг и Сигурд. Историки делят времена на античность, средневековье, ренессанс, модерн и постмодерн, но нить судьбы, которую прядут Норны, непрерывна и тянется из бездны Хаоса, породившего мир. Я расскажу одну историю: об острове богини Лют. Сейчас он называется Ситэ, поскольку вокруг него вырос город. Оракул богини основали здесь спутники изгнанника Париса 32 века назад, когда пала Троя. Они пришли сюда, смешались с протокельтами и вместе стали называть себя «паризии». Лют, хозяйка ночи, почиталась в то время во всей Ойкумене. В Элладе ее звали Латона, в Риме – Лето, на Дунае – Лада, а здесь – Лют.

Римляне, потомки спутников другого троянского изгнанника – Энея, пришли сюда 20 веков назад и назвали город: Лютеция паризиев. Париж. Сердце Европы. Исходно слово «Европа» читалось, как Эреб, то есть страна мрака, родившегося из до-космического Хаоса, так что оракул хозяйки ночи был здесь как нельзя более уместен. Если перейти от мифологических причин к этнографическим, то появление культа хозяйки ночи было связано с первой в истории сексуальной революцией. Женщина, домашний очаг, секс и продолжение рода объединились тогда в сознании первобытных людей в единый образ.

Женщина у очага была той фигурой, которая обеспечивала связь прошлых и будущих поколений. Женские фигурки из обожженной на очаге глины встречаются в Европе, начиная примерно с 30-го тысячелетия до новой эры. Этой главной фигурке всегда сопутствует другая, получеловек-полузверь, изображенный в виде контура на скале или стене пещеры. Это – особое существо-защитник. Обе эти фигуры вместе мы встречаем и в последующие тысячелетия. В эллино-римскую эпоху хозяйку ночи Лето сопровождает ее дочь Артемис-Тривия, хозяйка перекрестков, охотница, убийца, и защитница странников.

В святилище Лето-Лют фигуры Артемис не внутри, а на стенах (по образцу древнейших святилищ, где фигурка главной богини была у очага, а духа-защитника – на стене). Эта композиция сохранена сейчас в оформлении Notre Dame de Paris. Фигура богини-матери находится внутри, а фигуры защитницы окружают здание. По традиции, заложенной (как утверждает Овидий в «Метаморфозах»), египтянами, Артемис изображена здесь похожей на большую кошку. Этнографически образ кошки-защитницы гораздо древнее, он возник во времена неолита, когда перед людьми встала проблема сохранения урожая от грызунов.

Кошка обитала в доме как бы параллельно с людьми. По выражению Киплинга, она гуляла сама по себе, но при этом обеспечивала благополучие хозяев дома. За тысячи лет сложился союз кошки и женщины-хозяйки, который известен и по бытовым обычаям, и по ведьмовским мистериям, в которых кошке отводилась важная роль проводницы в мир духов. Разумеется, Артемис-кошка или (по словам Плутарха) «Некая богиня», была фигурой, вторичной по отношению к хозяйке оракула, но это делало ее ближе к людям. Лето, через оракул, объявляла судьбу человека. Просить у нее какой-то другой помощи было, как минимум, бессмысленно. Некая богиня, гуляющая сама по себе вне святилища, напротив, могла помочь в каком-то деле, если проситель вызывал у нее симпатию. Но она могла и разрушить какие-то дела, если они ей не нравились. Тысяча лет охоты на ведьм в средневековой Европе как раз связана со страхом довольно несимпатичных хозяев того общества, что Некая богиня скорее разрушит их дела, чем поможет им. Так, кстати, и случилось. Переходя к рациональной политэкономии, можно сказать, что средневековое общество было разрушено из-за его неспособности воспитывать деятельных свободных людей, потребность в которых была обусловлена ходом технического прогресса.

Я вполне осознанно привожу каждому явлению и мифологическое, и материалистическое объяснение, чтобы показать: эти объяснения не являются антагонистами. Они просто отражают с разных сторон положение дел в реальном мире. Человеческое восприятие любых событий всегда начинается с мифологического представления, и лишь потом приходит к материалистическому. Обычно считается, что жизненная практика приводит людей к конструированию соответствующих религий, но верно и обратное: в каких богов люди верят, так они и живут. Там, где почитались обремененные комплексами величия, деспотичные боги, которые смотрят на людей, как на ничтожества, как на рабов, как на скот – люди становились ничтожествами, попадали в рабство и вели скотскую жизнь. Там, где почитались боги, обладающие собственным достоинством – люди обретали свободу, достоинство, благополучие, и вели деятельную осмысленную жизнь.

Любой человек – что первобытный, что современный – видит мир наполненным фигурами и сюжетами из привычных и близких ему мифов. Это особенно хорошо видно сегодня, когда в одном обществе живут люди с разными мифологиями. Рассмотрим восприятие разными людьми одних и тех же скандальных событий, произошедших недавно в Париже вокруг выставки «Chimeras le de Notre Dame de Paris». Фактически, как мы теперь знаем, там произошло наложение двух событийных рядов: коммерческого спора из-за copyright на изображение химеры и действий психически больного человека по имени Жорж Кольб, вообразившего себя «человеком-пауком» из популярного экшн-сериала.

События в Люксембургском саду в ночь с 28 на 29 августа развивались так. Четверо молодых людей, нанятых египетской фирмой, громили выставку, где использовалось спорное изображение химеры. Проходивший мимо Кольб воспринял происходящее мифологически: «плохие парни» (воплощение абсолютного зла в городском фэнтези) разрушают жизненное пространство, и «человек-паук» (воплощение справедливости) должен их остановить. Кольб в гротескном красно-черном трико с маской, перелезает через забор и попадает в поле зрения молодых людей, происходящих из мусульманской общины. Находясь под влиянием мифа о «сатанинском» смысле окружающих скульптур (в исламе такие скульптуры табуированы), они воспринимают Кольба, как инфернальное существо – Иблиса, духа зла, неуязвимого для материального оружия. В результате все четверо бегут, даже не пытаясь использовать свои пистолеты. От Кольба его миф требует участия в сражении за высшую справедливость, и он, догоняя бегущих, наносит им удары накладными металлическими когтями-крючьями.

Полиция, ранним утром обнаружив 4 трупа молодых мусульман рядом с поврежденным павильоном выставки, связанной с собором Notre Dame, воспринимает все с позиции полицейской мифологии о всеобъемлющем религиозном экстремизме. События начинают восприниматься полисменами, как религиозная мистерия, что стимулирует их к поиску оккультных корней этого убийства. Мифологическое восприятие находит ближайший объект – изображение химеры (точнее Артемис-кошки), и генерирует версию о тайном культе этой богини, адепты которого совершили ритуальную казнь «святотатцев».

Далее, поскольку любой серьезно воспринимаемый культ предполагает признание некоторой реальности центрального культового персонажа, химера, как таковая, становится подозреваемым лицом. С мифологической точки зрения естественно считать, что божество может в особых случаях принять материальную форму и произвести ряд физических действий (например, защитить свои культовые изображения).

Полисмены, являясь представителями культуры, в которой значительную роль играет христианская мифология, обращаются к католическим священникам собора Notre Dame, для которых химера ассоциируется с женским демоническим персонажем, описанным в библейской книге «Апокалипсис Иоанна». Демонизация женщин – это базовый элемент христианства, в т. ч. – католицизма. Определив виновника «люксембургской резни», как демоническую женщину, проникшую в материальную реальность, они рассматривают галлюцинации психически больного клирика, как свидетельские показания.

В сознании этого клирика, реальная женщина, увиденная в кафе, смешалась в единый образ со зловещей «блудницей в багрянице» из Апокалипсиса и демонической химерой, Артемис-кошкой, которую клирик ежедневно наблюдал на балюстраде Notre Dame. Он был уверен, что все три образа (реальный, вымышленный и мифологический) относятся к одному и тому же существу – о чем и сообщил офицерам криминальной полиции.

Мне было интересно анализировать поведение этих офицеров – европейцев XXI века. Как и все люди, они могли видеть ситуацию только через призму мифо-образов, мифо-причин и мифо-следствий, никак иначе. Но, в отличие от своих предшественников, живших 300 лет назад, они не были «homines unius libri» («людьми одной книги», людьми, знающими лишь один способ объяснения событий, лишь один миф). У клирика был только один миф библии и католического катехизиса. У коммерсанта-араба был только один миф корана и сунны. А в распоряжении этих двоих было множество мифо-алгоритмов, сложившихся в разные эпохи в разных частях планеты. Они могли сопоставлять различные мифические объяснения и искать среди них те, которые наиболее соответствуют наблюдаемому ходу событий. Никакой психологический барьер не мешал им составлять мозаику объяснений из фрагментов мифов кельтов, эллинов, египтян, банту, ольмеков и эскимосов. При таком подходе, полезные кирпичики, содержащиеся в каждом мифе, собирались в эффективную объяснительную конструкцию. В результате «дело Жака Потрошителя» (как выражалась желтая пресса, вспомнив «File of Jack the Ripper, London, 1888»), было успешно раскрыто и мистическая, казалось бы, история получила вполне материалистический финал.

Люди мыслят мифо-образами, иначе они просто не умеют. Но если арсенал мифо-образов достаточно велик, то он, как выражаются математики, эффективно покрывает множество событий, происходящих в действительном, материальном мире.

Кто-нибудь возразит мне, указав на взаимосвязи вещей, выходящие, кажется, за пределы действия материалистических объяснений: например (возвращаясь к химере Notre Dame), на загадочную историю любви «восходящей звезды футбола» Просперо Затти к ничем не примечательной студентке Люси Оранж. По версии бульварной прессы, тут не обошлось без содействия химеры Артемис. Химера поймала цветок, брошенный Люси Оранж, что (согласно древней легенде) означает обещание оккультной помощи в любовных делах.

Мне странно, что из этого случая сделали сенсацию. Почему-то журналисты уверены, что футболисты должны влюбляться или в принцесс, или в фотомоделей с обложки «Playboy», или, как минимум, в девственниц из церковного хора. Поступок центр-форварда Затти они объявили потрясением социальных устоев, а Люси обвинили в применении черной магии. Действительность много проще. Цветок, пойманный химерой, дал Люси Оранж то, чего ей не хватало, чтобы привлечь любимого мужчину: уверенность в собственных силах и красоте. Тогда она отбросила унизительный стереотип золушки, и стала действовать со здоровой прямотой уважающей себя женщины. Люди предпочитают считать это магией? Что ж, пускай. От этого на улицах Лютеции станет больше цветов и красивых женщин.

Такое простое отношение к магии (а если шире – то к религии) вызывает у «людей одной книги» (библии, корана, и т. п.) агрессивную реакцию. Халиф Омар в Александрии сказал: «Если в других книгах то же, что в Коране, то они не нужны, поскольку есть Коран, а если в них другое, то они вредны». Этот халиф не читал коран (он был неграмотен), но смысл корана, как и любой «Одной книги» изложил четко: других быть не должно. «Одна книга» написана, не чтобы ее читали, а чтобы не читали ничего. Так мусульмане сожгли остатки Александрийской библиотеки. Большую часть сожгли христиане, по приказу императора Феодосия I. Его любимым словом было «Единство», и он выразился совсем кратко: «Одно государство – одна религия». Этот афоризм уточнил Гитлер: «Один народ – один фюрер». Он тоже приказывал сжигать книги, обоснованно считая, что они мешают единству.

Если люди начинают читать разные книги, иметь дело с разными богами, высказывать разные мысли и желания, то времена меняются, а это личная трагедия для всех тех, чье положение в обществе держится на неизменности существующего порядка. Для того, чтобы остановить изменения, они берут «Одну книгу» и строят из нее плотину на реке времени. Им удается притормозить этот поток, но вскоре плотина дает течи, по ней бегут трещины, и она рушится. Строители сами догадываются, что их сооружению отмерян не слишком большой срок, и любая «Одна книга» содержит описание «конца времен», т. е. гибели строителей плотины. Для всех, кроме них, это не конец времен, а продолжение естественного хода социального времени, остановленного на исторически-короткий срок.

Социальное время – это нечто существенно иное, чем т. н. физическое время. Социальное время – это мифологическое явление, это – богиня. В базисной индоевропейской религии она видится, как сильная красивая женщина с кувшином на плече. В кувшине – маленькая трещина, из которой капают капли. Каждая капля – квант социального времени… или, что то же самое, квант социального действия. Видя, как набухает очередная капля, некоторые люди суетятся и начинают толковать про Апокалипсис, а это просто течет время. Кап….

29

Полковник Олле дочитал текст и задумчиво поскреб ногтями гладко выбритую щеку.

«О, черт, – подумал он, – Всякие профессора пишут заумные книжки о культурном противостоянии Севера и Юга, или Запада и Востока, и ищут там корни глобального религиозного экстремизма. Слепые котята. Все, оказывается, гораздо проще. Вот вам реальные корни, по сравнению с которыми все эти христианско-исламско-иудейские дрязги – просто детский утренник. Тут если начнется – забудешь, как выглядит одеяло и подушка. И ведь не на кого даже злиться. Естественное течение. Кап… Кап…»

– О чем задумался? – поинтересовалась Элис, легонько толкнув его в плечо.

– Да так. Сравниваю индоевропейскую богиню времени с Фронтом исламского спасения Франции, Католическим национальным фронтом Франции, Фронтом Прямого Действия и Фронтом национального освобождения Корсики.

– Вечно ты драматизируешь, – заметила она, – это научно-популярная статья по истории, а тебе опять мерещится какая-то Аль-Кайда.

– Паранойя в форме мании преследования, – торжественно произнес Норманн, – это третье по значимости качество контрразведчика. Важнее него – только умение спихивать работу в другие департаменты и списывать счета за семейный отдых на служебные расходы.

Макс не по-детски вздохнул и сказал в пространство:

– И не лень вам читать всякую ерунду? Лучше бы дали мне «South Park» посмотреть.

– Милый, ты уверен, что не можешь потерпеть с этим до дома? – мягко спросила Элис.

– Наверное, могу. Но вы ведь уже все прочитали, правда?

– Ладно. Но после Рейкьявика. Скоро мы все равно пойдем на посадку, и ноутбук придется выключить, ты же знаешь правила полетов, не так ли?

– Да, знаю. От ноута или мобайла могут быть помехи и самолет ебнется.

– Макс! – укоризненно сказала она.

– А что я такого сказал? Между прочим, это слово…

– Только не кивай опять на меня, – перебил его Норман.

– Ма, а ты ее вживую видела, или только на фотке? – спросила Диззи.

– Кого?

– Седну.

– Да. Один раз мы очень мило пили с ней кофе, – ответила Элис, и подумала «а другой раз мы с ней… гм… ладно, попробую считать, что это все-таки был сон».

– Прикольно! – оценила девочка, – Пить кофе с настоящей богиней!

– Почему с богиней? – спросил Норман.

– Ну, это же понятно, – ответила та.

– Не выдумывай, – вмешалась Элис, – Седна очень интересная женщина, но боги и богини, Изида, Иисус Христос, Афина Паллада – это сказки. Красивые, но, все-таки, сказки.

Диззи обиженно фыркнула.

– Ма, ты уже как дядя Норман, из всего делаешь служебные тайны.

– Если в Париже плохая погода, тоже я виноват? – поинтересовался полковник.

– При чем тут погода? Ладно, допустим, не совсем богиня. Допустим, она вроде Valar.

– Кого-кого? – переспросила Элис.

– Это у Толкиена, – пояснила Диззи, – Valar, это, типа, дух какой-нибудь стихии.

– Ну что за каша у тебя в голове? Какие духи стихий? Ты физику в школе учишь?

– Знаешь, ма, я много чего учу. И физику, и биологию. И по всему выходит, что женщина, даже интересная, не может жить 30 тысяч лет, помнить Троянскую войну, превращаться в химеру, и еще много чего. А если может, то это интересная, но не женщина, а…

– Это была следственная версия, – перебил полковник, – Причем неправильная. И если ты читала статью Седны, то могла заметить, что там очень логично объяснено, почему такая версия возникла, и в чем состояла ошибка.

– Ты что, дядя Норман, поверил такой отмазке? – искренне удивилась Диззи, – да я и то лучше отмазываюсь, когда мама меня ловит на секс-чатах!

– Кстати, еще раз поймаю – поставлю фильтр на интернет, – пригрозила Элис, чтобы как-то сменить тему. Не то, чтобы Диззи была права на счет «отмазки», но…

30

«Все-таки, хорошо бывает вернуться домой, – думала Элис, – Даже то, что дети, не успев переодеться, моментально приклеились к телевизору, ничуть не раздражало. Потому, что можно развалиться в любимом кресле. Потому, что Флоранс, соскучившаяся за несколько дней у соседей, уже мурлычет, свернувшись клубочком на коленях. Потому, что Норман, такой смешной в этом домашнем халате, уже возится у компьютера с отснятыми видео-файлами. Иногда в нем проявляется такое специфически-армейское стремление все сразу упорядочивать, сортировать, распихивать по каталогам, расставлять даты и пункты …».

Она даже не заметила, как уснула. А проснулась от того, что Норман громко барабанил пальцами по столу, отстукивая какой-то марш. Обычно это значило, что он получил очень странную информацию и пытается в ней разобраться.

– Что-то случилось? – спросила она, открыв глаза.

– Вот это я, как раз, и хочу понять, – задумчиво сообщил он, – ты помнишь, как мы ночью на озере Тасерсуак снимали полярное сияние?

– Конечно, помню. Зелененькое такое. И что?

– Мне пришло в голову запустить файл с замедленной сменой кадров и… Посмотри, что из этого получилось, – он уступил ей место у компьютера, а сам встал рядом.

За гладкой, как зеркало, поверхностью озера, за далекой зубчатой полосой темных холмов на противоположном берегу, в угольно-черном небе, на фоне ярких точек звезд, возникли четыре параллельные полосы, тускло мерцающие зеленым светом. Две центральные были сравнительно короткими и тонкими, и располагались выше, тех, что по бокам. Затем эти боковые полосы стали превращаться в широкие трапеции, как два разворачивающихся крыла огромной бабочки. Короткие полосы вверху стали похожи на усики этой бабочки. Вот бабочка взмахнула крыльями раз, другой, и как будто, стала приближаться. Описала небольшой круг почти в зените, развернулась, и полетела обратно, в ту сторону, где до того появилась. Еще несколько раз взмахнули ее прозрачно-мерцающие зеленые крылья, сквозь которые просвечивали звезды, а потом небо стало черным и пустым.

– Звездная бабочка, – тихо сказала Элис, – Химера… или Седна.

– Значит, не только мне показалось, – констатировал полковник, – Вообще-то логично. Она нас пригласила, и прилетела взглянуть, как у нас там дела.

– Норман! Это же мистика какая-то! Так просто не может быть.

– Конечно, не может, – спокойно согласился он, – На самом деле, полярное сияние бывает самых причудливых форм, похожих на привычные предметы, на растения, на животных и так далее. Этот случай, наверное, не исключение.

– Но я же четко видела бабочку! – возразила она, – И ты видел, правда?

Полковник утвердительно кивнул.

– Да. Видел. Но с научной точки зрения, можно представить это, как природное явление, по форме напоминающее летящую бабочку. Наверное, можно даже придумать формулу, по которой физически получается именно такое сияние.

– Ты меня убеждаешь или себя? – поинтересовалась Элис.

– Даже не знаю, – ответил Норман, – Я просто подумал: тогда, в кафе Седна сказала, что у всего есть и мифологическое, и материалистическое объяснение, и одно вроде бы даже не противоречит другому.

Элис покачала головой, улыбнулась и шепнула:

– Диззи бы сказала, что это просто отмазка.