Текст книги "БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ"

Автор книги: Александр Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Откуда-то из-за горы вдруг появилась черная туча и, двигаясь быстро, вскоре достигла отеля. Закапал дождь, столики пришлось отодвинуть от окон. В зале появились люди. В хорошую погоду шахматный турнир мало привлекал зрителей, лишь изредка какой-нибудь одинокий турист забредал сюда на минутку. Теперь непогода поневоле загнала всех под кров, и зрители вскоре сгрудились около красного каната, отделяющего публику от играющих. Случайные наблюдатели, они ничего не понимали в шахматах, судьба самого острейшего сражения их вовсе не волновала. Покуривая сигареты, туристы с безразличным видом прохаживались от столика к столику – что делать, нужно переждать непогоду.

Алехин был в цейтноте. Он много думал над первыми ходами, и теперь, в решающий момент битвы, ему приходилось делать ходы быстро. Как на грех, исход сражения оставался еще далеко не ясным. Несмотря на внешнюю простоту позиции, каждый ход требовал точнейшего расчета, разбора множества вариантов. А времени нет! Вот почему все больше нервничал Алехин, вот почему все чаще вынимал и ломал он зажженные сигареты. Ему пришлось пуститься на привычную хитрость – он стал рассчитывать сложные варианты даже тогда, когда очередь хода была за противником. Когда идут чужие часы, можно думать сколько хочешь! Конечно, это вдвойне утомляет, зато позволяет рассмотреть больше вариантов.

Высокий худой Ганс Ионер решил дать Алехину бой не на жизнь, а на смерть. Чем черт не шутит, вдруг удастся сделать ничью, а то и выиграть! Победа над вельтмейстером – об этом мечтает каждый шахматист. Завтра распишут все газеты: директор цюрихской филармонии победил чемпиона мира! А как выиграть? Позиция у него хорошая, но как прорваться ферзем? Пробовал и так и этак – никак не удается!

А ведь играет-то Ионер против «гения шахматных комбинаций», тут нельзя шутить. Допустишь оплошность или просчитаешься, и конец! Может быть, Алехин видит на доске такое, о чем ты даже и не думаешь. Нужно считать, считать! И щвейцарец методично рассчитывал вариант за вариантом, выбирая самый надежный, самый безопасный путь. Он то и дело впивался взглядом в лицо противника, пытаясь узнать, нравится ли Алехину позиция, какое на него впечатление произвел последний ход Ионера. Затем вновь взор его приковывался к шахматной доске.

Алехин не замечал ни дождя, ни зрителей. В его мозгу родилась интереснейшая мысль. Можно пожертвовать одну за другой три пешки. Как здорово, это сразу изменит весь ход событий. Освобожденный слон с решающим эффектом ворвется в игру. Тогда от матовой атаки не будет никакой защиты. Блестящая мысль! Значит, нужно отступать слоном, готовить комбинацию. В один момент Алехин уже взялся было за слона, потянул к нему руки, но затем вновь его охватили сомнения.

«А что, если конь противника не отступит, а сам пойдет в атаку на же-пять? Что тогда будет? – заколебался Алехин. – Позиция страшно обострится, будет грозить прорыв ферзя, ведь король Алехина тоже стоит в матовой клетке. Нужно считать, рассмотреть все возможности защиты, ход за ходом, до конца. Иметь бы еще полчаса времени! А где взять эти полчаса, на часах осталось всего десять минут.

Ну и что ж, что десять минут! – в следующее мгновение решил Алехин. – Можно и за это время рассчитать варианты. Это же вопрос судьбы всей партии и, может быть, первого приза. Если комбинация проходит, черным нужно сдаваться. Нужно считать, не жалея времени. Пусть на последние ходы останется хоть полминуты, не беда! Когда все будет ясно, оставшиеся ходы можно выполнить блитц».

Сильнейший шахматист земного шара принялся лихорадочно пересчитывать вариант за вариантом. Его тренированный мозг выискивал самые скрытые возможности, распутывал хитрейшие сплетения фигур, старался проникнуть в тайны неподдающейся позиции. Сложные варианты нужно было считать не только точно, но и быстро. Гигантскую умственную работу следовало уложить в железные рамки отведенных десяти минут. Алехинский мозг работал с предельным напряжением, ему предстояло рассмотреть максимальное число возможностей в минимальное время, разобраться во всех тонкостях позиции, уловить сокровенные особенности. Титаническая работа!

Чемпион мира полностью отрешился от всего окружающего, ушел в шахматную позицию всеми мыслями, желаниями, чувствами. Всем своим существом он стремился к одной цели – быстрее и точнее рассчитать варианты. Он подался вперед, опершись на локти, навис над шахматной доской, сверху глядя на фигурки. Весь его вид выражал внимание, напряжение, сосредоточенность: горящий взгляд, сжатые в кулаки пальцы, глубокая складка на лбу. Считать, считать! Скорее и точнее считать!

Но что это вдруг стало мешать Алехину? Считает варианты, систематически, ход за ходом, углубляется в самые дебри позиции, и вдруг в мозгу какое-то колесико «проскакивает», дает «осечку». Обрывается тонкая, хрупкая нить мысли, связавшая было его с бескрайними глубинами шахматной неизвестности, куда, казалось, он уже проник. Каждый раз приходится вновь начинать расчет сначала. Одна неудача… вторая! Опять помеха! Да что это, в конце концов, происходит?!

– Марго, пойдем отсюда, – дошли, наконец, до сознания Алехина слова, произнесенные низким грудным голосом.

Разъяренный чемпион мира вскочил с места.

– Что вы делаете?! Здесь нельзя разговаривать! – закричал он на нарушителя тишины. И в тот же миг замер на месте…

Перед Алехиным около красного каната стояла стройная блондинка. Платье из ярко-зеленой материи, перетянутое широким поясом, плотно облегало ее статную фигуру. В глаза Алехина глядели большие зеленые глаза; в них было удивление его неожиданной вспышке и нескрываемая самоуверенность. Женщину удивлял, но в то же время восхищал джентльмен, осмелившийся обрушиться на нее с такой яростью.

Несколько секунд молча стояли они друг против друга. Память подсказала Алехину: двадцать восьмой год. Париж, вокзал. Соседний вагон, дама, торжественная встреча. Вспомнил, какое впечатление произвела на него тогда эта женщина, как иногда пытался он воскресить в своем воображении ее образ. И вот она опять здесь, рядом с ним, такая же броская, эффектная, притягивающая.

Алехин растерялся, не зная, что делать, что сказать. На миг он забыл шахматы, прерванную партию, часы, пожирающие драгоценные десять минут. Гнев слетел с него, в глазах горели огоньки восхищения.

– Простите, сударыня, – хмуро проговорил, наконец, Алехин. – Но здесь нельзя говорить громко.

– Сорри, – извинилась женщина и быстро отошла от столика.

Алехин вернулся к партии. Сев на стул и обхватив голову руками, он попытался сосредоточиться, углубиться в позицию, припомнить считанные раньше варианты. Но ничего не получалось: внезапная помеха перепутала его мысли. К тому же она отняла у него минуты драгоценного времени – теперь трудно было успеть рассмотреть все возможности и выполнить десять ходов, оставшихся до контроля.

Мысленно махнув рукой, чемпион мира решил не рассчитывать больше все возможные ходы в позиции и нервным движением руки, с неожиданным стуком фигуркой по доске переставил белого слона. Будь что будет! Алехин приготовился к жестокой битве в цейтноте – на часах его оставались считанные минуты времени. А непросто в мгновенье рассчитать сложные варианты!

Однако кризис разрешился значительно быстрее, чем он предполагал. Вместо того чтобы пойти конем вперед, Ионер отступил им по соседству с собственным королем. Швейцарский мастер полагал, что именно этот ход отражает атаку чемпиона мира, но не заметил ошеломляющего ответа белых. Алехин быстро отдал одну пешку, затем вторую, после чего Ионер понял неизбежность катастрофы. Еще два хода – и швейцарец сдался. Мат или огромные материальные потери неизбежны. Приход блондинки оказался счастливым для Алехина.

Анализ позиции, проведенный после партии противниками вместе с подошедшими гроссмейстерами, показал: и при лучшей защите Ионера атака белых оставалась грозной. Конечно, не ошибись швейцарский мастер, предстояла еще долгая и очень острая игра, особенно если учесть, что Алехин находился в цейтноте.

– Если бы не ошибка Ионера, вам нелегко было бы выиграть эту партию, – заметил Алехину кто-то из любителей-швейцарцев, окруживших столик.

– Ошибка противника – фактор, который нужно учитывать в шахматной борьбе, – ответил чемпион мира. – В нашем искусстве нельзя добиться абсолютного превосходства. Шахматное мастерство лишь пробный камень несовершенства других.

Алехин собирался вечером играть в бридж; однако после обеда заснул, а когда спустился вниз, четверка играющих была уже скомплектована.

Алехин вышел из отеля. Недавно прошел дождь. В сердцах людей в этот теплый вечер царило то особое чувство блаженного покоя, какое могут вызывать горы. Вдалеке на фоне звездного неба угадывались уснувшие вершины, гладким в безветрии было черное зеркало озера. Одинокий огонек медленно двигался вдали: какие-то проказники, видимо, молодежь, отважились в кромешной тьме плутать на лодке. Слабо освещенные аллейки зазывали из уюта обжитого дома в темноту, обещая поразить чем-то неизвестным и немного жутким.

Задумавшись, Алехин курил, облокотись на перила широкой входной лестницы. Вдруг в конце аллеи он увидел женщину, неосторожно нарушившую сегодня тишину на турнире. На ней был костюм темно-вишневого цвета, пышную прическу пепельных волос прикрывала маленькая шапочка. Вечером она показалась Алехину почти миниатюрной: может быть, темный костюм делал ее более хрупкой, возможно, днем она просто выглядела крупнее рядом со своей маленькой спутницей.

Подойдя к лестнице и поднявшись на две ступени, блондинка взглянула на Алехина. Тот поклонился.

– Добрый вечер, сударыня! – произнес Алехин. – Вы тоже живете в этом отеле?

– Да.

– Я должен извиниться перед вами, шум так мешает мне во время игры!

– Извиниться должна я, – сказала дама низким грудным голосом. – Я не знала, что это турнир.

Казалось бы, и все. Взаимные извинения принесены, инцидент исчерпан. Но подобные встречи не заканчиваются быстро, если обе стороны хотят их продолжить.

– Вы шахматный мастер? – спросила дама.

– Выше, сударыня, – с улыбкой поклонился Алехин.

– Как у вас там, гроссмейстер? – с трудом вспомнила собеседница высшее шахматное звание.

– Еще выше. Я – чемпион мира.

– Так вы Алехин! Вот никогда бы не сказала! Я представляла вас старым, сутулым от бесконечной игры.

– Сожалею, сударыня, что не оправдал ваших ожиданий. Женщина оглядела Алехина и улыбнулась: она совсем не сожалеет. Строгий темный костюм, крахмальная сорочка и удачно подобранный галстук. Стройный, выше среднего роста, мягкие, уверенные движения человека, воспитанного в достатке. Умные голубые глаза чемпиона с улыбкой глядели на собеседницу.

– Вы – русский, а прекрасно говорите по-французски, – после некоторой паузы поддержала угасший было разговор опытная собеседница.

– И по-английски, сударыня, и по-немецки. Если хотите, и по-испански.

– Тогда вы совсем чудо! Как жаль, что я не встретила вас раньше.

– Вы ошибаетесь. Шесть лет назад мы ехали с вами вместе из Барселоны. Вы – Грейс Висхар.

– Браво! Чемпионы мира знают, оказывается, не только шахматы.

Алехин улыбнулся:

– Мы обязаны следить за важнейшими фигурами.

– И теряете их на шесть лет, – отпарировала Грейс. – Разрешите мне на правах старого знакомства попросить вас об одном одолжении.

– Все, что вам будет угодно! – воскликнул Алехин. – Я буду счастлив!

– Сыграйте со мной в шахматы.

– Вот как! – Алехин немного опешил, но тут же нашелся: – Я никогда не имел такого прелестного и такого опасного противника.

– Боитесь? – кокетливо склонила набок голову Грейс.

– Волнуюсь, – ответил Алехин.

Они поднялись по лестнице, зашли в фойе и заняли свободный столик. Алехин заказал кофе, оранжад. Официант, немного оторопев вначале от неожиданной просьбы, все-таки принес доску и шахматные фигурки. Необычное шахматное сражение вызывало удивление у отдыхавших клиентов отеля. Они бросали недоуменные взоры в сторону Грейс и Алехина.

– Я буду играть белыми, – потребовала Грейс, когда Алехин начал расставлять фигурки на доске. И, улыбнувшись, добавила:– Я не привыкла защищаться.

– Что вам дать вперед? – в тон ей спросил Алехин. – Коня? Ладью? Полцарства, царство?

– Никаких снисхождений. Я сражаюсь только на равных. Грейс плохо понимала в шахматах и играла слабо. Правда, первые ходы она сделала в соответствии со всеми требованиями теории. Возможно, что она когда-нибудь даже брала в руки шахматный учебник. Уметь играть в шахматы – признак хорошего тона, – может быть, именно это светское правило заставило ее в свое время пожертвовать древней игре часть своего драгоценного времени. «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься, – вспомнил Алехин цитату из письма А. С. Пушкина жене. – Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе – докажу после».

Не заметив простейшей вилки конем, Грейс потеряла ладью. Алехин попытался было вернуть ей ход, предложил исправить ошибку.

– Ни в коем случае! – решительно запротестовала Грейс. – Я привыкла отвечать за свои проступки и никогда не сожалеть о них.

Грейс задумалась над ходом. Алехин смотрел на красивую головку, склонившуюся над шахматной доской.

– У вас прекрасные волосы, – произнес он вслух с восхищением. Грейс взглянула на него, оторвавшись на миг от доски, и улыбнулась.

– Я вчера читал в американской газете интересную заметку – доктор Рауншер в Буффало подсчитал: блондинки скоро станут редкостью. На сто рождающихся девочек только пять блондинок и пять рыжих. Блондинки менее жизнеспособны, отличаются менее объемистым мозгом.

– Благодарю, – кивнула головой Грейс. – Я ведь тоже блондинка.

– Нет, нет, Грейс, к вам это никак не относится, – смущенный, залепетал Алехин.

В это время на веранде показалась полная дама средних лет. Она бросила удивленный взгляд в сторону Алехина и ответила на его поклон. Грейс воспользовалась удобным случаем переменить тему разговора.

– Кто эта дама? – спросила Грейс Алехина. – Я беседовала с ней утром в парикмахерской.

– Жена гроссмейстера Боголюбова. Очень милая женщина.

– А где ее муж? Она вечно гуляет одна.

– Играет в шахматы в фойе. С утра до вечера. Одержимый, – улыбнулся Алехин.

– Это что – судьба всех жен гроссмейстеров? – спросила Грейс, пристально глядя в глаза Алехина.

– Многих, – засмеялся Алехин. – Я всегда говорил: печальная доля – быть женой шахматиста. Хотя, – добавил он после короткой паузы, – есть судьба еще хуже.

– Какая?

– Быть мужем шахматистки.

– Ах, да! Ведь есть и такие.

– Вы представляете, как приятно глядеть на жену, которая всю ночь анализирует отложенную партию, – продолжал Алехин. – А утром проигрывает ее и плачет.

– А есть женщины, хорошо играющие в шахматы? – спросила Грейс.

– Есть одна. Великолепно! Чемпионка мира Вера Менчик.

Алехин, не думая, передвигал фигурки. Не отрываясь, глядел он на блондинку. Грейс все больше нравилась ему. Она была уже не молода: ей было около сорока, а может быть, даже больше. Но выглядела она моложе этих лет: так бывает с женщинами, у которых стройность фигуры, красота тела привлекают больше, чем красота лица.

Желанная женщина вызывала в Алехине давно забытое, испытанное когда-то однажды в молодости сладостное чувство влюбленности. Ее пухлые чувственные губы что-то шептали, когда она думала над трудным ходом; большие глаза исподволь изучали Алехина; маленькие руки мягкими движениями поправляли упавшие на лоб локоны. Думая над шахматами, она часто меняла позу; каждое ее движение, каждый жест были женственно мягки и приятны.

«Какое счастье гладить эти мягкие пальцы, перебирать непослушные локоны, – думал Алехин, не спуская восторженного взгляда с Грейс. – Какое необъяснимое блаженство целовать эти чувственные губы, обнимать стройную фигуру. Быть всегда рядом с этой женщиной, ощущать трепет ее рук, губ, тела. Счастлив тот, кто может пользоваться ее благосклонностью и вниманием!»

– Чей ход? – вопросом прервала задумчивость Алехина Грейс. Алехин улыбнулся. Чемпион мира по шахматам забылся за шахматной доской, не заметил, что ему принадлежит очередь хода. Впрочем, какая разница! Положение Грейс все равно давно безнадежно. Хотя Алехин всячески старался поддаваться Грейс, нарочно ставил под бой свои фигуры, слабая шахматистка, она не замечала большинства возможностей. Алехин решил все же не обижать Грейс.

– Хотите ничью? – спросил он.

– Ни в коем случае! – воскликнула Грейс. – Я признаю только победу!

– Даже когда вам грозит неизбежный мат?

– Поражения часто бывают самыми большими победами, – прищурила глаза Грейс.

– Моя королева готова нанести вам решающий удар, – настаивал Алехин.

– Я всегда боялась коварных женских ударов, – сказала Грейс.

– А мужчин не боитесь?

– Короли всегда очень инертны, – показала англичанка на самую высокую фигурку на доске. – Они слишком заботятся о своем покое.

– Именно поэтому я и предлагаю вам ничью, – повторил Алехин.

– Это что – снисхождение?

– Нет. Дань собственным чувствам.

– О! Тогда я с восторгом соглашаюсь на ничью, – решила наконец Грейс.

Потом они долго гуляли по узким аллеям, по берегу озера. Грейс оказалась приятной собеседницей. Она много путешествовала, хорошо знала литературу, музыку, уверенно высказывала самые смелые суждения. Алехин рассказал ей о своей жизни, о трудном пути к мировой славе. Грейс слушала подчеркнута внимательно, незаметными знаками сочувствия вызывая собеседника на откровенность. Сама Грейс была менее откровенна – за весь вечер Алехин узнал лишь незначительные подробности о ее жизни, о ней самой.

Это была чудесная прогулка! Алехина волновали долгие притягивающие взгляды, проникновенный голос Грейс, близость ее пышного тела и случайные пожатия рук. Грейс вела себя в первый вечер так, будто они давно уже знают друг друга. Временами ее лицо придвигалось совсем близко к лицу Алехина, будто для того, чтобы лучше разглядеть его в темноте; ее маленькие руки часто касались рук Алехина. Что это было: рождающееся чувство или опытное кокетство? Естественная искренность или намеренное желание сократить разделявшее их расстояние? Весь вечер задавал себе Алехин эти вопросы, не решаясь преждевременно переступить порог условностей, боясь обидеть очаровавшую его женщину. Может быть, зря? Только в полночь они расстались в фойе отеля.

– У меня такое чувство, Грейс, будто я знаю вас уже много лет, – произнес Алехин фразу, которую, наверное, еще Адам говорил Еве в первый день земного существования. С тех пор эта фраза стала важнейшим оружием в арсенале всех влюбленных.

– Вы действительно знаете меня шесть лет, – прикинулась непонимающей англичанка.

– Нет, вы меня не так поняли, – продолжал Алехин. – Мне кажется, я теперь жить без вас не смогу. Когда я увижу вас снова?

– Не знаю.

– Приходите завтра на турнир. Часа в два.

– Завтра не могу. Я уезжаю в Берн.

– Ну, послезавтра. Часа в четыре.

– Не обещаю. Возможно, я тоже буду занята, – уклонялась Грейс, отлично зная, что в ото время она свободна. – Но я постараюсь.

– Приходите, Грейс, обязательно приходите, – просил Алехин, целуя ей на прощание руку. – Я так буду вас ждать…

5

У себя в номере перед сном Алехин сел за шахматы посмотреть сегодняшнюю интересную партию с Ионером. Но из отой его попытки ничего не получилось. Среди белых и черных фигурок ему вскоре начали видеться большие зеленые глаза Лрейс, в ушах слышался ее грудной голос. Он отодвинул в сторону шахматную доску и сел, уставившись в противоположную стену ничего не видящим взглядом.

«Какая женщина! – в который раз вспоминал Алехин Грейс. – Красивая, умная, чувственная». Подобных ей Алехин не встречал за всю свою жизнь. «А многим ли вообще женщинам суждено было играть роль в твоей жизни? – спросил сам себя Алехин и ответил: – Немногим. Тебе просто некогда было замечать их, уделять им время. Все было отдано шахматам.

И вот теперь, когда тебе уже сорок с лишним, как удар грома нагрянула любовь. Да что скрывать – именно любовь. Она пришла даже не сегодня: шесть лет назад она забралась в твое сердце и притаилась там, робкая и нерешительная. Ты любишь эту женщину, она для тебя весь мир, ты жить без нее не можешь.

Да, но ведь есть еще Надя. Что с ней будет? – задал сам себе вопрос Алехин, от которого у него похолодело в груди. – Надя – верный друг, добрая сестра, заботливая, как мать. Все лучшие качества женщины соединились в ней… кроме одного – способности вызывать пылкую любовь. Любил ли ты когда-нибудь Надю? – спросил Алехин себя и после короткого размышления ответил:– Нет. Чувство, которое ты питал к Наде, нельзя назвать любовью. Ты уважал ее, ценил, всегда старался заботиться о ней, делать так, чтобы жизнь ее была легкой и приятной. Но никогда, даже в первые минуты знакомства, совместной жизни с Надей ты не испытывал ничего подобного тому чувству, какое вызывает в тебе Грейс!»

Он вспомнил свое первое знакомство с Надей на вечере в Париже, когда бездомный и гонимый судьбой он скитался от турнира к турниру, метался из страны в страну. В стремлении к шахматным успехам, в мечтаниях о шахматной короне Алехин просто не думал тогда о любви, даже не старался разобраться в своих чувствах к Наде. В это горячее время мысли его были заняты лишь одним – как можно лучше подготовиться к матчу с Капабланкой. Для этого нужны были домашний уют, внимание и забота ласковой женской руки. Надя самоотверженно помогала ему в подготовке, была для него женой и сиделкой, готова была отдать Алехину все, что имела. Он был благодарен ей за это, высоко ценил ее самоотверженность, старался сторицей отплатить за ее заботу, сделать все необходимое для ее счастья. И также отдавал ей все, что имел, все, что мог, кроме… любви.

«Неужели я так никогда и не любил Надю? – спрашивал сам себя Алехин уже позже, лежа в постели, не в силах побороть бессонницу. – Были ли отношения между нами хотя бы немного похожи на ту любовь, какую я испытываю к Грейс? Любовь страстную, чувственную. Нет, – решил Алехин. – Любви никогда не было. Дружба, уважение – да. Но любовь? Нет!

Так что же теперь делать – уйти от Нади? – терзался Алехин. – Забыть прожитые годы, отплатить черной неблагодарностью за ее заботу, самопожертвование? Ради любви? А нужна ли любовь шахматисту? Ведь говорят, что шахматы п любовь – явления крайние, противоположные. Часто одно мешает другому. Ты же сам любил повторять: «Любовь, ревность требуют времени, а я не могу отрывать лишние секунды от шахматной работы на чувства». Кто мы? Марабу, отрешившиеся от жизни, проводящие все время в дымных шахматных кафе. Мы ведем жизнь особую, отгороженную от остального мира; жизнь, куда труден доступ женщинам…

А если все-таки отказаться от чудесно явившейся любви? Что тогда? – рассуждал Алехин, пытаясь анализировать по привычке жизненные явления так же всесторонне, как шахматные варианты. – Нет, – твердо решил он. – Прожить жизнь, так и не испытав самого сладостного из всех чувств? Пожертвовать собой ради сохранения пусть многолетних, пусть установившихся, но все же холодных, бесстрастных отношений? Но ведь и Надю жалко, уход мой будет для нее страшным ударом. Как разрубить запутанный, сложный узел? Какое принять решение?»

Долго размышлял Алехин, уставясь раскрытыми глазами в ночную темноту. Любопытно, что во всех своих рассуждениях он ни разу не учитывал одного, и очень возможного, варианта. Он никак не предполагал, что Грейс может не любить его, что она откажется соединить с ним свою жизнь. В своих думах Алехин исходил только из своих чувств, своих желаний, своих решений. Интересная прямолинейность даже у такого гибкого объективного аналитика, как Алехин. Не из-за этой ли непоколебимой уверенности в себе люди становятся чемпионами? Не эти ли уверенность, настойчивость помогают им одерживать верх над окружающими? Уже засыпая, Алехин видел перед собой Грейс, желанную и очень-очень близкую.

Через день в номере Грейс Марго с удивлением следила за необычным поведением подруги. С ней творилось что-то необычное. Уже третье платье примеряла перед зеркалом Грейс, не зная, на каком остановить свой выбор. Померила светло-желтое с черной отделкой – не понравилось; зеленое надеть было нельзя – ходила в нем позавчера. Наконец она повесила на дверку шкафа светло-сиреневое платье с черным поясом. Трудный выбор был сделан.

– Не понимаю я тебя, – прервала молчание Марго,

Грейс повернулась к подруге и вопросительно посмотрела на нее.

– Что ты так стараешься? – объяснила Марго. – Могла бы найти получше.

– Он тебе не нравится? – спокойно спросила Грейс.

– Шахматист. Что-то непонятное.

– Он – русский дворянин.

– Много этих дворян в Париже! В туалетах, швейцарами. За мной ухаживал один русский князь; оказалось – шофер такси, – зло сказала Марго.

Грейс подошла к зеркалу и, закинув голову назад, принялась заниматься косметикой.

– То ли дело Гарольд, – продолжала Марго. – Ну… который играет на скрипке. Разве сравнить?

В словах Марго Грейс улавливала тщательно скрываемую зависть. Нет больших «доброжелателей», чем ближайшие подруги!

– Разорившийся баронет! – презрительно молвила Грейс. – Чтобы я всю жизнь мазала ему смычок канифолью? Да он и на скрипке-то играть не умеет!

– А шахматист лучше? Что-то вроде карточного шулера, – не унималась Марго.

– Он чемпион мира, шахматный король. А я буду шахматная королева, – кокетничала Грейс.

– Ладно, одевайся быстрее, – перебила подругу Марго. – Уже пятый час.

– Подождет. Передай, пожалуйста, лосьон, – попросила Грейс.

Марго взяла пузырек с косметической жидкостью и внимательно его осмотрела. Прежде чем передать лосьон Грейс, она взглянула на содержимое пузырька.

– Это ты приготовляешь сама? – спросила Марго.

– Зачем?

– Теперь все сами готовят лосьон. Парфюмеры в панике – убытки.

– Все-таки чем он тебе не нравится? – пропустила мимо ушей объяснение подруги Грейс. – Интересный мужчина!

– Ну, если он нравится тебе, – развела руками Марго и замолчала, уткнувшись в журнал. – Но ты опаздываешь, – буркнула она через минуту, подняв глаза от журнала на часы.

Грейс нарочно растягивала косметические «операции». Лицо ее, постепенно покрываемое кремами и мазями, становилось неузнаваемым и походило порой на маску клоуна.

– Подождет, – спокойно повторяла она. – Никогда не приходи вовремя на свидание.

– Я не могу так, – отвечала Марго. – Он же волнуется, ждет.

– И пусть ждет, – кокетничая, произнесла Грейс игривым голосом.

Грейс и Марго не спеша вошли в турнирный зал. Как будто и не было этого получасового опоздания. Грейс сразу увидела Алехина: он сидел в самом углу веранды напротив маленького господина с седой головой и горбатым носом. «Э. Ласкер» – издалека прочла Грейс на привешенной к столику бумажке фамилию противника Алехина.

Она не торопилась подходить к этому столику, подолгу останавливаясь около других партий и внимательно рассматривая шахматные позиции. Зрителей не было, только они с Марго да дряхлый старичок, сидевший за столиком в центре зала.

Алехин не поднимался со стула. В конце концов, так и не дождавшись, когда он первым подойдет к ней, Грейс решила сама идти к его столику. Боясь помешать, тихо стояли две женщины у стола, за которым сражался Алехин. Участники, по турнирному положению или по свойствам характера менее увлеченные своими партиями, с интересом поглядывали на двух красивых женщин, появившихся в зале.

Прошло пять минут, десять. Алехин продолжал думать над ходом. Изредка он откидывал рукой прядь волос со лба, менял позу, передвигал под столом ноги. Кругом царила тишина, было слышно даже тикание часов на соседних столиках. Грейс, отошла на минутку от столика Алехина, и как раз в это время он сделал ход. Ласкер, выпустив кверху струю сигарного дыма, мгновенно ответил, так что когда Грейс вновь вернулась к Марго, Алехин опять погрузился в глубокую задумчивость.

Стоять дальше одним в пустом зале становилось неудобным. Марго уже дважды брала подругу за руку, кивая головой в сторону выхода. Грейс продолжала стоять у каната. Один момент она совсем решилась было позвать Алехина, но, вспомнив вчерашнюю гневную вспышку, побоялась отвлекать его от игры. «Подожду, пока сделает ход», – решила англичанка. И продолжала стоять, не обращая внимания на усмешку, искривившую губы Марго.

Но вот Алехин передвинул белого коня. Тотчас он нажал кнопку шахматных часов и поднялся с места. Критическим взглядом он посмотрел сверху на шахматную позицию, затем обошел вокруг противника и со спины Ласкера долго изучал положение на доске. Обрадованная Грейс подалась вперед, натянув бедрами канат. Алехин повернулся в ее сторону. «Наконец-то!» – обрадовалась англичанка и искоса взглянула на только что торжествовавшую Марго.

Алехин безучастно смотрел на Грейс, лицо его ничуть не изменилось. Он смотрел на любимую женщину и… не замечал ее. Мозг увлеченного гроссмейстера, все его думы, внимание были там, в загадочной расстановке полированных фигурок. Неподвижно стоял он около столика, уставившись глазами куда-то вдаль, выше головы Грейс. Вдруг что-то его озарило. Может быть, его осенила новая идея, может, заметил он возможность защиты у противника, которую раньше не учел. Тотчас лоб озабоченно сморщился, он бросился на стул, выхватил из коробки сигарету, зажег ее и, обхватив голову руками, опять, глубоко задумался.

Марго тихо хихикнула. Разъяренная Грейс резко повернулась и, не обращая внимания на шум, быстро застучала каблучками по деревянному паркетному полу. Через несколько секунд она скрылась за дверью. Когда некоторое время спустя Марго заглянула в отель, портье сказал ей:

– Мадам Висхар только что ушла из отеля.

Все попытки Ласкера защитить свою трудную позицию не принесли успеха. Атака Алехина, постепенно нарастая, стала под конец неотразимой, и чемпион мира закончил ее эффектной жертвой ферзя. Алехин торжествовал. Еще бы, это была его первая победа над Ласкером за двадцать лет их турнирных встреч! Расписавшись на бланках, противники вновь расставили на доске фигурки, внимательно разобрали сыгранную партию от первого до последнего хода. Только тогда Алехин вспомнил о Грейс.

Извинившись перед Ласкером, он бросился ее искать. Несколько раз обошел вокруг отеля, побывал у озера – англичанки нигде не было. Осторожно, чтобы не выдать себя, он узнал номер комнаты, которую занимала Грейс. Ключ от номера висел у портье. Грейс ушла.

Алехин долго сидел в фойе, ожидая прихода своей новой знакомой. Она не появлялась. Уже оконные стекла стали сперва серыми, затем почернели; уже горничные опустили на окнах гофрированные занавески, Грейс все не приходила. Алехин пошел в ресторан, не было ее и там. За одним из столиков с каким-то мужчиной ужинала Марго. Алехин хотел спросить ее, где Грейс, но не был уверен, что это именно та самая женщина, которая приходила с Грейс на турнир. При его близорукости он мог легко перепутать!