Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Какого черта я здесь сижу, как последний лох?! Там же кокаин!

Я выскакиваю из туалета и иду в зал. Мне сразу видно, кто уже понюхал:

толстый Саня, Швед, Марина, Вован, Маша…

К зеркалу пытается примоститься "крутой" Вадим. Уже поделена порция на две дорожки и свернута в трубочку десятирублевая купюра, Вадим нагинается над кокаином…

Я подхожу и трогаю его за плечо:

– Слышь, тебя к телефону. Срочно.

– Кто? К какому теле…

– Там, на кухне трубка снята, иди быстрее.

Вадим недоверчиво смотрит на меня и я нервно бросаю:

– Иди, блин, там женский голос, плачет вроде!

Видимо, он провел какую-то ассоциацию и допустил возможность такого звонка.

Вадим встает и я выхватываю у него свернутую десятку.

– Я пока попробую.

Вадим мгновение колеблется, затем бросается в сторону кухни.

А я нагинаюсь, вставляю бумажную трубочку в ноздрю, другую зажимаю.

Вдох!

Другая ноздря!

Вдох!

Вспышка. Еще одна.

Я чувствую, я физически ощущаю, как расширяются зрачки, как в мозг отдает волна чего-то резкого и в то же время нежного и приятного. Говорят, что кокаин действует по-разному в зависимости от ситуации, что, как правило, он расслабляет… Чепуха! Кокаин не может расслаблять. Он заставляет действовать, заставляет поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить.

Нос слегка печет – я не столь часто употребляю кокс и слизистая оболочка

еще не привыкла к этому раздражителю. Плевать! Мне хорошо, мне очень

хорошо.

И кентам моим тоже хорошо: Сане, Вовчику, Марине, Маше… Маша. Золотце. Рыбка моя. Я хочу тебя. Если бы ты могла понимать язык взглядов, я бы рассказал тебе, что я мог бы с тобой сделать. Если бы… мог бы… вот бы…

Заходит Вадим. Заходит и смотрит на меня – делает вид, что шутка удалась

и ему понравилась, хотя, я уверен, дай ему возможность и он убил бы меня. Моя порция кокаина была последней.

Миша возится с магнитофоном – ему удается включить его и в комнату врывается Курт Кобейн со своей бессмертной "Smells like teen spirit".

– А нет чего-нибудь поприличнее? – гнусавит зализаный.

– Тебя как зовут? – спрашивает Миша.

– Костя. – зализаный ждет, что Миша представится, но в ответ слышит:

– Костя, где водка?

– Кто?

– Я говорю, водка где?

– Где? – тупо переспрашивает Костя и сразу же поправляется. – Ребзя, я ведь порошок…

Его уже не слушают. Старое детское выражение звучит настолько нелепо, что все, кроме самого Кости и Инги начинают смеяться. Пока Миша не поворачивает звук на полную громкость. Тогда Инга бросается к магнитофону и выключает его.

– Соседи… – начинает она и Миша поднимается с корточек. Нажимает "Play" и начинает танцевать перед Ингой. Дерганые телодвижения похожи на ритуальный танец какого-нибудь гяитянского жреца вуду – Инга пятится от него, пока они не выходят из зала.

Толстяк в это время что-то тихо и настойчиво втолковывает Вадиму. Тот

неохотно кивает головой, затем лезет в карман и достает деньги. Толстяк

манит Костю…

Через минут пятнадцать на столе стоят три бутылки водки.

Я сижу на диване – в одной руке у меня сигарета, другая рука путешествует по Машиным ляжкам. Сама Маша занята глубокими поцелуями с Мишаней – мне все равно. Я никогда не был против групповухи, но сейчас мне просто не хочется заниматься сексом. У меня расслабленное состояние и глажу Машины ноги я чисто автоматически – сигарета сейчас мне приносит много больше удовольствия.

Инга стоит в дверях и смотрит на меня. Точнее, на сигарету, пепел от которой я сбиваю в чью-то тарелку. Вдруг она резко поворачивается и уходит, бросив перед этим на меня странный взгляд.

Я встаю и иду в спальню – основное движение в ней и мне интересно, что же там происходит.

Что творится в спальне я понимаю, едва попадаю в коридор. Приторный, слегка сладковатый и дурманящий запах анаши доносится именно оттуда.

На кровати лежит голая Вера. Рядом с ней, почему-то в трусах, примостился Гена с папиросой в зубах. Возле стены на корточках уселись Вадим, Костя и Вова – у каждого тоже в руке по стандарту. Я присаживаюсь рядом и Вован махает рукой в сторону тумбочки. Смотрю туда и офигеваю: с десяток забитых папирос. Беру одну и сажусь на кровать рядом с Верой, которая сразу начинает гладить меня по спине.

– Не лапай меня. – цежу я сквозь зубы и взрываю папиросу. Вера не реагирует и мне приходится перейти к стене. Почему-то мне неприятно, когда Вера ко мне прикасается. Может она страшная не только с виду? Может, я чувствую ее негативную ауру? Может, она энергетический вампир?

– ….. – бубнит что-то Костя, сидящий рядом со мной. Я прислушиваюсь.

– …Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет… – тихо напевает он,

мечтательно полуприкрыв глаза.

– Ты чего, псих, что ли? – интересуюсь я.

Костя пытается улыбнуться и медленно говорит неприятно-ласковым тоном:

– У тебя не было такого желания трахнуть какого-нибудь лейтенанта под эту песню? Ну, на худой конец, молоденького ефрейтора?

Смысл доходит до меня не сразу.

– Ты что, гомик? – интересуюсь я, на всякий случай слегка отодвигаясь.

– Жизнь одна и в ней надо успеть попробовать всё… – произносит Костя.

Меня передергивает от отвращения.

Цепляя на лицо маску брезгливости, я встаю и выхожу с папиросой в коридор. Слышу, как из детской доносятся какие-то звуки и захожу туда. Картина, увиденная мной, достаточно веселая: на кровати лежит Света-Оля, сверху примостился толстяк. Он пыхтит, двигая голой задницей, а Света-Оля стонет, вцепившись в эту задницу обеими ладонями и оставляя на ней красные пятна. Мне приходит мысль, что стонет она не от удовольствия, получаемого от секса, а от боли, которую ей приносит огромная туша, навалившаяся на девушку всем своим весом. Меня они не замечают и я спокойно наблюдаю за этим, пока не докуриваю папиросу. Возникает мысль позвать сюда этого зализанного придурка Костю и предложить ему пристроиться сзади толстяка. Я ухмыляюсь, представив эту картину, затем выхожу, еле попадая в проем двери и иду в ванную. Мне необходимо умыться.

Но ванная занята. Прислушиваюсь: стоны, охи-вздохи… Уверен, там заперлись Маша и Миша.

В зале допивают остатки водки. Марина, Швед… А где Инга?

Водки я не хочу. Я выхожу из зала и иду на кухню. Инга стоит у окна и

смотрит на улицу. Уже стемнело, но свет в кухне не горит. Я подхожу и

становлюсь рядом. Ничего не говорю, мы стоим молча какое-то время, потом Инга спрашивает:

– Что, водка закончилась?

Тоска, звучащая в ее голосе, передается мне.

Стыдно. Немного, но стыдно.

– Инга, ты понимаешь, они…

– Они? Вы. Вы все. – она не кричит, говорит тихо, но каждое слово раскаленным металлом отдается у меня в мозгу. – Вы психи. Зачем? Зачем вы ведете себя так же, как животные? Только инстинкты: секс, наркотики, алкоголь… Почему нельзя просто…

Я сразу понимаю, что она хочет сказать и перебиваю ее:

– Инга, я так скажу, я просто подстраивался под твоих друзей. Я никого не

знаю и вел себя соответственно поведению всей вашей компании. Ты извини, но я считаю себя достаточно коммуникабельным, чтобы подстроится под любую толпу…

– Коммуникабельность – это умение подстраиваться? Тогда на земле самое

коммуникабельное существо – хамелеон.

– Причем здесь это? Пойми, я никого здесь не знаю, я тебя…

– Я тоже. – тихо говорит Инга.

– Что?

– Я тоже никого не знаю. Тоже всех увидела в первый раз. Я знала раньше

только Сашку. Толстого Сашку.

– Как это? – изумленно спрашиваю я.

– С Сашкой мы учились в одном классе. Я недавно встретила его и пригласила на день рождения. Попросила, чтобы он привел с собой кого-нибудь…

– Зачем?!

– Затем, что я хотела хоть раз в жизни отметить свой день рождения в

компании своих ровесников, а не с кучей взрослых родственников… – она всё так же тихо говорит, и это страшнее. Было бы проще, если бы она кричала, сорвалась в истерике, но она не кричит, а рассказывает спокойно, без нервов, словно описывает какую-нибудь картину. Равнодушно, я даже сказал бы, механически.

– … Мама тоже постаралась. Обежала всех своих подруг, попросила, чтобы

пришли их дети…

– У тебя что, нет друзей?

– Нет. – спокойно отвечает Инга. – Я думала, что сегодня… а, пустое… Я

просто не ожидала, что будет так. Я никогда ни с кем не дружила и близко не общалась… Знаешь, я даже переспала первый раз с парнем, которого вызвала с фирмы. Он был так удивлен, когда обнаружил, что я девственница. Удивлен и напуган… Дай сигарету.

Я протягиваю пачку, щелкаю зажигалкой и смотрю, как она курит.

Опять молчим; мне кажется, что так мы сможем простоять вечность – она, глядя на вечернюю улицу, и я, глядя на нее.

– Хозяйка, как у тебя с кофе? – в кухонных дверях стоит Миша. Без майки,

с расстегнутой ширинкой он производит впечатление полубомжа. На плече у него следы помады, зрачки сужены, волосы растрепаны… урод, да и только.

– Они даже не помнят, как меня зовут… – тихо, но чтобы я услышал, говорит Инга, не поворачиваясь. Мише она ничего не отвечает.

– Нацвай завари. – советую я Мише.

– Чего?

– Нацвай.

– Это что? – Миша недоуменно морщит лоб, видимо, слово для него знакомое, но он его не помнит.

– Армянский кофе. – отвечаю я. Хочу развить мысль дальше, но меня перебивают крики, доносящиеся из глубины квартиры. К ним примешивается звон разбитого стекла и Инга резко поворачивается, отталкивает меня с Мишей и бежит туда.

Я иду за ней, но Миша хватает меня за рукав:

– Слышь, а где этот нацвай стоит?

– У Инги спроси. – бросаю я и выдергиваю руку.

В зале была драка. Впрочем, дракой это нельзя было назвать – Вова врезал

пару раз Косте, тот упал на стол и снес на пол немного посуды. Инга собирает осколки, Костя в углу тихо всхлипывает, остальные наблюдают за ними. Толстяк интересуется, что произошло.

– Ублюдок предложил трахнуть меня за дозу кокса. – брезгливо отвечает

Вова. – Я его сейчас еще раз выстегну. У, козел!

Костя сжимается в комок, но толстяк останавливает шагнувшего было к нему Вована.

– Погоди. Слышь, гомик, у тебя что, кокаин есть?

Костя отрицательно мотает головой. Толстяк перешагивает через осколки, присаживается рядом и говорит:

– Ты меня не обманывай. Обманывать нехорошо. Знаешь, быть гомиком – это не самое плохое. Хуже, когда ты не просто гомик, а пидор. Улавливаешь разницу?

Костя слегка кивает головой.

– Вот и хорошо. У тебя кокс есть?

– …

– Ты не бубни, отвечай нормально. – толстяк повышает голос.

– Чуть-чуть осталось. На понюшку.

– Давай мне.

Костя секунду молчит, затем поднимает голову и неожиданно твердо отвечает:

– Не отдам.

Толстяк хватает его за волосы – Костя пытается сдернуть руку и толстяк

бьет его по лицу. Костя вскрикивает.

– Хватит! Саша, остановись!

Инга срывается. Она подскакивает к Сашке и тоже хватает его за руку.

– Отпусти его!

Толстяк отпускает руку и внимательно смотрит Инге в глаза.

– У него кокаин.

– Ну и что?

– Мы хотим этот кокаин. И если он сейчас не отдаст его, я этого пидора

изуродую, как бог черепаху.

– Не трогай его. – Инга уже не кричит, она просит и я понимаю, что она

боится толстяка.

– Пусть отдаст порошок и его никто не тронет…

Костя вскакивает, толкает Саню и выбегает из зала…

Пытается выбежать. Я с разворота бью его кулаком в лицо и он опять падает на стол.

– Убью! – ревет толстяк, опять хватая Костю за волосы. – Кокаин, сука!

Он в ярости и никто не пытается ему помешать.

Впрочем, кроме Инги ни у кого такого желания нет.

– Кокаин! – кричит Вова.

– Кокаин! – мы с Мишей в один голос.

– Кокаин!…

– КОКАИН!!!…

– Отдай им кокаин. – это Инга. В ее голосе отчаяние – мне кажется, ей

жалко не Костю, а разбитую посуду.

И Костя подчиняется. Он вытирает кровь, текущую из разбитой губы и достает пакетик.

Уже через полминуты первые счастливчики закидываются белым порошком и удовлетворенно располагаются по всему залу. Среди них и я – хорошо получившийся удар добавил мне немало авторитета. Я сажусь в тот самый угол, где недавно сидел Костя, и наблюдаю, как Инга собирает осколки тарелки. Меня разбирает смех, мне хорошо…

Инга поднимает на меня взгляд и тихо спрашивает:

– Зачем ты это сделал?

Я понимаю, что она имеет ввиду и отвечаю вопросом на вопрос:

– Ты хочешь, чтобы вечеринка получилась? Хочешь?

– Я ничего уже не хочу. – устало произносит Инга. В глазах у нее слезы…

Да нет, какие слезы? Это у меня такой приход. Как там, в песне:…мне

хочется плакать, мне хочется смеяться, мне хочется прыгать, валяться и

брыкаться…

– Инга! – зову я девушку.

– Что?

Я смеюсь.

– …Чтобы были друзья, или хотя бы один… – пою я ей в лицо.

Инга молча поднимается и уходит.

Я хохочу.

– …Но я работаю как вол, в моей тележке КОКАИН!

Последнее слово подхватывают Вован и толстяк.

– КОКАИН! КОКАИН! – скандируем мы; толстяк хватает Костю, сидящего рядом, за шкирку.

– Дай еще порошка!

– У меня нет больше…

– Дай порошок!

– Нет у меня…

– Дай кокаина!

– Дай…

– Кокаин…

– Дай! Дай! ДАЙ КОКАИН!

– ХВАТИТ!

Голос Инги перекрывает все наши крики. Мы умолкаем и смотрим на нее.

– Уходите. – голос Инги дрожит, но она сильно старается, чтобы он звучал

твердо. – Собирайтесь и уходите.

– Детка… – толстяк поднимается и подходит к ней. – если тебе скучно, я

попрошу Шведа и он тебя трахнет. Куда сама захочешь. А сюда не лезь, мы

торчим по-своему.

– Убирайтесь. – ненависти у Инги хватит на троих. – Убирайтесь!

– Швед! Швед! – орет толстяк.

Швед появляется и становится сзади Инги. Та отходит чуть в сторону.

– Займись телкой, ей мужик нужен.

Швед хватает ее за руку, Инга вырывает руку.

– Не трогай меня.

– Чего ты хочешь? – спрашивает толстяк.

– Чтобы вы ушли отсюда.

– Хер тебе по всей морде. Я притащился в эту дыру не для того, чтобы уйти

через час после начала. Нехрен было звать тогда.

– Убирайтесь. Я милицию вызову!

– Зови. Я тебе тогда пасть порву. Или нет… я всем расскажу тогда, какая

ты сука, что к тебе никто даже приходить не хочет. Расскажу, как ты сама

себе букеты цветов покупала и нам давала, чтобы мы тебя поздравили. И все узнают, что ты сама себе на пейджер сообщения сбрасываешь. Дура! Отдыхай, пока у тебя шанс есть. А ты, ублюдок, – толстяк поворачивается к Косте, – ты если не достанешь еще порошка, я из тебя самого порошок сделаю…

Инга медленно поворачивается и идет в спальню.

Я сажусь перед Костей и говорю:

– Костя, хочешь пацана поиметь? Я тебе отвечаю, трахнешь пацана. Этого,

Гену, который на кровати лежал с биксой голой. Понял? Он в отключке будет и ничего не поймет. А ты кайф поймаешь. Только дай еще кокса. Дашь?

Он мне верит. Верит, ублюдок и кивает головой.

– Мне только позвонить надо. И привезут.

– Звони. – говорю я.

– А где телефон?

Черт! Здесь же телефона нет! Стоп! А этот, как его… Вадим.

– Вадим! Вадим!

Вадим спит на диване. Толстяк без лишних церемоний бьет его в живот.

Несильно, но достаточно, чтобы тот проснулся.

– Слышь, трубу дай!

– Кого? – очумело лупает глазами Вадим.

– Телефон дай… – толстяку надоедает объяснять и он сам лезет к нему в

карман. Вадим пытается извернуться, но бесполезно – трубка в руке у толстяка.

– Как ее включить?

Вадим мнется, потом сглатывает слюну и произносит:

– Она не подключена.

– Чего? Ты чо пи…ишь? Мне Машка рассказала, как ты сегодня базарил с

кем-то. Пятьдесят кусков зеленых, контракты, все дела…

– Я… я имитировал. На самом деле я сам с собой разговаривал.

– Ты дурак? Нахрена ты это делал? – удивляется толстяк.

Вадим жмет плечами и ничего не отвечает.

– И что делать? Откуда позвонить?

– Я могу с телефона-аппарата позвонить… – мнется Костя.

– Иди. – машет рукой толстяк, словно барин, отпускающий своего лакея. – И это, слышь… если не придешь, я тебя найду. Найду и тогда… мы тебе всей толпой очко на британский флаг порвем, на пленку это запишем и…

– Я вернусь, вернусь. – быстро произносит Костя.

Он выходит, а в зал заходит Миша. Тупо смотрит на нас, потом спрашивает у толстяка:

– А где эта, ну… блин… – он щелкает пальцами, пытаясь вспомнить и ему

это удается. – Эта, Инга где?

Толстяк пожимает плечами.

– Зачем она тебе?

– Хочу узнать, где нацвай стоит?

– Нацвай? – толстяк удивлен. – У нее есть нацвай? А тебе он зачем?

– Кофе хочу.

Я начинаю хихикать, а толстяк озадаченно чешет затылок:

– Нацвай и кофе? Это как у Пелевина "балтийский чай"?

– Нацвай – это и есть кофе…

– ???

Я хохочу, глядя на уже начинающего что-то подозревать Мишу. Смеясь, выхожу мимо него в коридор и вижу выглядывающую из ванны Машу. Желание получить свою долю удовольствия возникает мгновенно – я захожу в ванную.

Маша почти голая – из одежды на ней только лифчик, который я пытаюсь

снять. Она только делает вид, что сопротивляется, от ее тела исходят такие

флюиды похоти, что я уже отъезжаю.

– Ну же, малыш, помоги мне. Вот так. Ух ты, какие они у тебя… смачные. Где ж такие закрома Родины раздают? А ну, повернись. Что? Как это не хочешь? Кто? Не знаю я, где Миша. Нахрена мне Миша, когда есть ты. Давай, становись. Погоди, я щеколду задвину. Так, так… пониже чуть-чуть. Вот так. Так, так. Хорошо, хорошо… двигайся. Быстрее, быстрее! Давай, малыш, давай! Дааааа…

Странно, еще несколько минут назад она казалась мне симпатичной, а теперь совершенно не нравится.

– Что? Миша не убьет, я его сам убью, если надо будет. Он кто, твой парень? А кто?… Кто?!… Брат?!…

Выхожу из ванной и слышу вдогонку тихое:

– Шурик, позови сюда Шведа…

Шлюха. Грязная шлюха.

Чувствую брезгливость и желание отлить. Поворачиваюсь к двери рядом и толкаю ее. Сначала мне кажется, что у меня очередной приход, потом – что это какая-то шутка. Словно кукла, надоевшая ребенку, на куске провода, привязанном к трубе, висит Инга. Язык вывалился наружу, лицо искажено гримасой страха…

Тело покачивается – я зацепил его немного, когда открывал дверь.

Маятник на часах – кончается завод и он останавливается…

– Твою мать… – шепчу я. – Твою мать! ТВОЮ МАТЬ, ДУРА!!!

На крик сбегаются все. Молча толпятся перед туалетом, смотрят на самоубийцу и ничего не делают.

Один тапочек упал с ноги и валяется возле унитаза. Я поднимаю его и пытаюсь одеть на голую ступню.

– Обиделась, что ли? – недоуменно бормочет Вован. – В натуре, дура.

– Ее снять надо… – говорит Швед.

– Какой нахер снять! Ментов надо вызывать. – произносит толстяк и снимает очки. Протирает их, снова надевает и сплевывает на пол. – Чего это она?

– Истеричка. – цедит сквозь зубы Вера. – Психованная дура.

У меня получается надеть тапочек – я поворачиваюсь и смотрю на лица всех стоящих передо мной, прислонившись к косяку двери.

Скорбь, ужас, страх, раскаяние… – туфта. Ничего такого нет. Только

разочарование от испорченого вечера. Вряд ли кто-то из них способен

адекватно оценить ситуацию.

Инга, Инга… Ты хочешь, чтобы вечеринка удалась? Хочешь?

Хочешь?!

– И что делать будем? – Маша поправляет прическу и смотрит на толстяка.

Тот жмет плечами и переводит взгляд на меня. А что я? Я тоже не знаю, что в таких случаях надо делать.

– Может, помянем их? – спрашивает Игорь.

– Кого "их"? – интересуется толстяк.

– Ингу и моего дедушку. Они…

– Ты, ублюдок, уже достал меня со своим вонючим дедушкой… – произносит толстяк и сжимает ладонь в кулак. Игорь отшатывается в сторону и тут раздается голос Кости возле входной двери:

– Парни, кто будет кокс?

– Наконец-то. – восклицает толстяк. – Ну ее к черту, эту дуру. Пошли…

Он поворачивается вместе со всеми и видит то, что я увидел сразу, как

только Костя вошел в квартиру.

Парень стоит, широко расставив ноги. Языком он облизывает уже распухшую губу, в одной руке у него заветный пакетик, а в другой…

Я не разбираюсь в пистолетах, но чувствую, что это не простая "газуха", а

настоящий боевой пистолет. Вижу по его глазам, по его поведению.

Откуда у него пушка? Почему он так быстро вернулся? Что он хочет?

Как много вопросов…

Все замирают, а Костя делает шаг вперед, уверенно направляя ствол на моего тезку.

– Что, жирдяй, как насчет того, чтобы отодрать меня перед камерой?

– Ты не…

Выстрел, от которого закладывает уши, сливается с криками гостей, бросающихся в разные стороны. Толстяка швыряет к стене и он медленно сползает по ней, оставляя на обоях кровавый след.

Ствол перемещается на меня и я делаю шаг назад, в глубь туалета.

– Кокаин будешь? – ухмыляется Костя и делает еще шаг вперед.

А мне уже некуда отступать. Я упираюсь в тело Инги и сглатываю набежавшую слюну. Мне сейчас хреново, как никогда, я готов сделать все, что угодно, лишь бы Костя не нажал еще раз.

Но он нажимает.

Сначала не больно. Удар в грудь сильный, но боли нет. Первое мгновение. А потом начинается жжение. Во рту собирается слюна… не слюна, кровь. Слабость такая, что нет сил пошевелиться. И боль. Боль и страх. Неужели это всё, неужели так глупо…

Откуда-то издалека долетают звуки выстрелов и от них становится немного легче – значит, я не один, нас будет много. Столько же, сколько патронов, если он не будет промахиваться…

Давай, гомик, хорошо целься. Старайся. Чтобы я был не один, чтобы не было скучно. И Инге тоже уже не будет так одиноко.

Я поднимаю голову и смотрю снизу на Ингу.

– Извини… – шепчу я, хотя каждое слово приносит невыносимую боль. – Извини, но вечеринка… вечеринка немного не получилась… не удалась… Прости.

© Copyright: Чубарьян Александр , 2002

Свидетельство о публикации № 2209050105