Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Тягучей желтой соплей льется клей сначала в мой пакет, потом в пакет Мула. Одной рукой Мул пережимает края пакета, чтобы драгоценный запах не улетучивался, другой рукой ловко закручивает крышку «Момента». Мгновение мы смотрим друг на друга, затем одновременно киваем головами и окунаемся в кульки.

Первый вдох проходит тяжело. Я уже отвык, не дышал клеем несколько лет. Давно забытые ощущения приходят только с пятым вдохом, когда токсические пары попадают в легкие и с кровью доходят до мозга.

Приход почти всегда одинаковый – цветные мультфильмы и слышимая где-то вдалеке приятная негромкая и чистая мелодия. Мне нравится эта музыка, она тоже практически не изменилась за годы моего перерыва и я делаю вывод, что это музыка не моего подсознания, а каких-то высших сил, совершенно не связанных с моими увлечениями.

Мул тихо смеется и подпевает, его голос, глухо доносящийся из пакета, не совсем совпадает с ритмом музыки, но у Мула всегда был плохой слух. Я не обращаю на это внимания, доводя резкими вдохами организм до последней стадии, после которой можно будет снять кулек и посмеяться. Буквально через полминуты эта стадия наступает. Мул снимает кулек на несколько секунд позже и смеется вместе со мной.

– Мультик видел? – спрашиваю я.

– Да… сказку… там-пам-пам-пам-пам-тара-ра-ра…

– Прикольно… – улыбаюсь я.

– А тебя вставило? – в свою очередь спрашивает Мул.

Это не просто дань вежливости, Мул действительно хочет знать, приходнуло ли меня и как силен приход. Если меня не вставило, кайф у Мула будет наполовину поломан.

Но я смеюсь и киваю головой, после чего Мул удовлетворенно улыбается и вновь ныряет в пакет. Я следую его примеру – кайф от клея сильный, но очень кратковременный, словно горящая бумага. Если не подкормить, то огонь погаснет. А мне бы этого не хотелось.

После третьего захода клей в кульках надо растирать. Что мы и делаем почти одновременно, давая выход свежим парам токсина. Давая новый приход.

Мы молчим, лишь изредка смеемся своим видениям. До тех пор, пока весь тюбик не израсходован, а кульки не истерты в дыры. Тогда Мул смотрит на меня и говорит:

– Почему мы раньше этого не делали?

Я пожимаю плечами:

– Потому что мы уже вышли из этого возраста. Клей, кульки, всё это, конечно, прикольно, но это для малолеток.

– Сто пудов. – соглашается со мной Мул. – Для малолеток. Но ведь хорошо?

– Хорошо. Только план лучше.

– А кокаин еще лучше. Но капусты на него нет. Слышь, Веня, а давай на мой день рождения Мажора раскрутим на кокс. Хочется коксом закинуться.

– Базару нет, давай. – говорю я.

Кайф уже улетучился. Чем плоха токсикомания, так это коротким кайфом. Зато отходняков нет.

Мы опять молчим. Мул наверняка думает о дне рождения с кокаином вместе. Я думаю о работе. Точнее, об ее отсутствии. Через пару дней от штуки останутся одни воспоминания, а на склад мне появляться резону нет, Игорек меня в землю уроет. Свобода – вещь хорошая, но жрать иногда тоже надо. Настроение постепенно портится. Всплывает образ Мажора – Вадика Коротаева, сына какой-то шишки из налоговой инспекции. Ему не надо работать, учеба его в основном проходит в пиццерии рядом с университетом, где он числится студентом юрфака. В «Пицце Италиано» он и его сокурсники сидят целыми днями, прожирая и пропивая родительские денежки… черт! Жрать хочется.

Я достаю телефон и звоню Мажору.

– Алё! Вадик?

– Да! – слышен бодрый голос Мажора.

– Ты в пиццерии?

– Да.

– Бухаешь?

– Да.

– Красавец.

– Да.

– Что «да»?! О друзьях не хочешь подумать? Хоть бы предложил гамбургер какой-нибудь…

– Братан, без проблем. Гамбургеров нет, но «макси-неаполитано» жди…

Когда Мажор пьяный, ему цены нет. Ради друзей готов на всё. В разумных пределах, конечно. Пару раз он мне присылал на работу пиццу, когда с деньгами тяжело было. Правда, не «макси», но все-таки присылал.

– Погоди. – перебиваю его я. – Во-первых, я не на работе.

– А где? – удивляется Мажор.

– В «офисе». Адрес работы можешь забыть, я там больше не работаю.

– Хорошо, жди в «офисе»… – начинает Мажор и я ещё раз его перебиваю.

– Я не один. Мы с Мулом.

Мулу Мажор с удовольствием прислал бы пиццу с мышьяком или спагетти под цианидом. Да и за две «макси-пиццы» ему платить уже не хочется. Но…

Как там… Взялся за гуж – полезай в кузов?

…Назвался груздем – не говори, что не дюж?

– Без проблем, братуха. – говорит Мажор уже без прежнего энтузиазма. – Какой там адрес?

Уже и адрес не помнит. Жадный.

– Академическая, двадцать пять. Пришлешь?

– Да. А вы что, поправляетесь?

– Да так, по мелочи.

Говорить Мажору, что сейчас мы с Мулом нюхали клей как четырнадцатилетние сопляки, не хочется.

– Ждите. – Мажор отсоединяется и я, медленно закрывая флип трубки, думаю, что Мажор наверняка сейчас отключит телефон. Потому что я могу позвонить еще раз и попросить к пицце пива или еще чего-нибудь. Но я не попрошу.

– Ну что? – спрашивает Мул.

– Сказал, что пришлет две «макси».

– А пива?

Мул, Мул… ты тоже не прав. Не надо наглеть…

– Пиво я куплю. Ты дождись пиццу, а я в ларек схожу. – говорю я, вставая с места.

– Слышь, Веня, может… к барыге зайдешь?

Я смотрю на часы. Без пяти двенадцать. Барыга живет рядом, как раз минут пять идти. Киваю головой и выхожу из «офиса». По тенистой улице дохожу до перекрестка и останавливаюсь. Направо пойдешь – пиво возьмешь, налево пойдешь – к барыге попадешь. Я словно Буриданов осел, не могу выбрать, куда сначала идти. С одной стороны глоток холодного пива, с другой – традиционный общий напас с такими же, как я, покупателями, пришедшими к двенадцати часам за планом. И лишь когда я понимаю, что именно ближе к сердцу в прямом и переносном смысле, я поворачиваю налево.

и если боль твоя стихает

значит, будет новая беда

6

Барыга живет в четырнадцатиэтажке, стоящей возле парка. Перед подъездом разбит небольшой скверик с лавочками, клумбами и другими атрибутами сытой и ухоженой жизни. Когда я захожу в этот скверик, то картина, которую я вижу, повергает меня в изумление: без малого человек тридцать парней и девчонок расселись по лавочкам и беспрестанно смотрят то на часы, то на въезд в сквер. Здесь не только планокуры, здесь и потребители внутривенного, непрерывно чешущие свои шеи и щеки – Мул говорит, что это из-за кодеина. Здесь и те, кто употребляет таблетки, они не сидят, а ходят туда-сюда с перекошеными рожами – мескалин все-таки сильнее всего разрушает нервную систему. Нет, здесь и раньше собирались толпы человек по десять, но сейчас…

Судя по всему барыга существенно расширил свой ассортимент.

Интересно, а они не думают, что кто-нибудь из соседей, какая-нибудь стервозная старушка, выглянет в окно, поразмышляет и наберет на своем допотопном телефоне две цифры, а через пять минут в сквере появятся новые участники представления – люди в погонах.

Хотя вряд ли. Говорят, что Афоня – так зовут барыгу – с ментами вась-вась. Благодаря ему прошли те времена, когда тяжело было с дурью и приходилось обзванивать знакомых, прося их «помочь взять». Афоня продает дурь всем – даже чужакам.

Знакомых никого не вижу, во всяком случае, тех, к кому могу подойти и поздороваться. Прохожу мимо сидящих на лавочке таблеточников, бормочущих куда-то вдаль «…ну где он…?» и присаживаюсь на корточки возле цветочной клумбы. Достаю сигареты и тут же слышу рядом блеющее:

– Братан, не угостишь сигаретой?

Поднимаю голову – передо мной стоит худой парень лет двадцати в темных очках. Некогда красивый спортивный костюм весь в пропалинах, на подбородке и бледных щеках щетина, которую он чешет длинными тонкими пальцами. Героинщик.

Подниматься лень, тяну ему вверх пачку и он просит:

– Братишка, можно парочку взять?

– Ага. – равнодушно разрешаю я и думаю, сколько мне придется еще ждать.

– Братишка… – слышу я в очередной раз и меня это начинает раздражать.

– А?

– А спичек не найдется?

Протягиваю зажигалку, думая про себя, что скорее всего парень не уйдет.

Не уходит. Вместо этого присаживается рядом на корточки и прикуривает сигарету. Возвращает зажигалку и молча курит.

Я тоже молчу; так мы сидим минут пять, пока парень не докуривает сигарету.

– Афоня задерживается. – произносит он и сплевывает под ноги.

– Угу. – бурчу я. Особого настроения разговаривать нет. Сейчас бы вздремнуть немного где-нибудь в теньке…

– Ты Кота знаешь? – спрашивает парень.

– Какого кота? – недоумеваю я.

– Макса Кота. На Социалке живет. Мой лучший друг.

Никак не могу понять, чего этот тип от меня хочет. Вдобавок ко всему начинает болеть голова. Пока несильно, но может быть хуже. Если придется дожидаться Афоню в компании этого торчка.

– Не знаю.

– Это здесь, рядом. Через две улицы… – начинает объяснять парень и я его довольно невежливо перебиваю.

– Я знаю, где Социалистическая. Чего ты хочешь?

Его не смущает мой грубый тон, напротив, он подвигается поближе и тихо спрашивает:

– Не займешь сотню? Я через неделю найду тебя и отдам. Или Кот отдаст.

Не успеваю даже покачать головой, не то что ответить – он хватает меня за руку и шепчет:

– Ломает меня. Хреново совсем. А на чек денег нет. Мне бы сейчас вмазаться, а завтра деньги будут. Крайний срок – послезавтра. Сто пудов, я…

– Братан, денег нет. На один пакет еле-еле собрали. Сам пойми, я же тебе общаковые деньги не займу.

Если бы я сказал ему, что деньги нужны на лекарство для больной матери или надо купить еду, потому что дома кушать нечего, он бы продолжал клянчить… и, наверное, он бы выпросил.

Но я сказал, что у меня общак. Это святое. Никто не имеет право покуситься на общак. Парень вздыхает и замолкает, но уйти не спешит.

– Меня Олег зовут. – говорит он и протягивает ладонь.

– Веня. – жму его руку, а сам раздумываю, успею ли я до приезда Афони сходить за пивом.

– Веня… – морщит Олег лоб. – Венеамин, да?

– Ага.

– Видишь, Веня, какая жизнь х. вая? Не успеешь оглянуться, как теряешь всё, что у тебя было. Никогда бы не подумал, что придется просить в долг у незнакомых людей. А он взял и наступил, такой момент. Ты не подумай, я не какой-нибудь опущеный. Просто бывает так, что очень нужны деньги, а их нет. У меня завтра зарплата будет, я товароведом на складе работаю, там нормально платят. Только вот авансы не дают… Попал я в переплет. Предки отдыхать в Грецию уехали, денег оставили, а их не хватило. Представляешь, триста долларов на неделю не хватило, а?

Торопливо говорит – понимает, что его в любую секунду могут прервать. Он к этому привыкший.

– Бывает… – отстраненно говорю я.

– Блин, мне так хреново… Веня, ты на игле не сидел?

– Нет! – даже чересчур резко отвечаю я.

– Тогда ты вряд ли меня поймешь… не знаешь ты, каково это, когда тебя кумарит. То жарко, то холодно, половину всего, что вокруг, просто не замечаешь, в горле комок, мышцы выкручивает… братан, плохо мне…

– Попроси у Афони в долг. – советую я и Олег шепотом кричит мне:

– Да не дает он в долг, понимаешь? Никому не дает! Он даже брату своему не даст! Я у него не первый год тарюсь, знаю, что к чему.

Я и сам знаю, что в долг Афоня не дает. Это не жадность, просто Афоня вполне реально представляет себе, что получится, если он хоть раз кому-то даст в долг товар. Об этом будут знать все и все будут просить дать без денег. Реально ни один крупный (по розничным меркам) барыга не будет связываться с долгами. Покупатели к нему все равно придут. Достанут денег и придут. А где достанут – это проблема не Афони.

– Братан… Веня… у вас в толпе кто-нибудь сидел на игле? – продолжает доставать меня мой собеседник.

– Может быть… – говорю я, вспоминая Мула. Тот и сейчас сидит. Только не так плотно, как Олег, колется где-то раз в месяц. – Не знаю.

– Веня, скажи ему, что встретил парня, которого ломало. Скажи только это и он сразу тебя поймет. Хуже, как мне, уже не бывает, веришь?

Где же Афоня?… Где этот долбаный дилер?

– Веня… если ты меня сегодня выручишь… я никогда этого не забуду, я тебе отвечаю! Братом будешь…

Брат… сват… дегенерат…

– Я все понимаю, я сейчас перед тобой унижаюсь…

Ого! Способность адекватно оценивать ситуацию у него еще сохранилась.

– … но у меня нет другого выхода. Кенты поразъезжались кто куда, я один остался… как одинокий волк. Но я прорвусь. У нас так – если одному из наших плохо, остальные за него глотку перегрызут…

Интересно, это угроза в мой адрес или предложение помощи от этих невидимых «кентов»?

– Олег, короче… сейчас Афоня приедет, я тебя накурю.

– Да не поможет мне это. Мне чек нужен. Братан, помоги…

Еще за несколько секунд до того, как во двор въезжает белая «десятка», в скверике происходит малозаметное движение: многие встают со своих мест, кто-то уже лезет в карман и отсчитывает деньги…

Чувствуют, что ли?

Я встаю с корточек и бросаю Олегу:

– Денег нет!

Быстрым шагом направляюсь к машине, которую постепенно обступают все желающие получить свою дозу кайфа.

Афоня – чуть лысоватый мужик неопределенного возраста с неприятными усиками. Спортивный костюм, на руке золотой браслет, на поясе пейджер и сотовый телефон. В городе это, наверное, самый наглый и смелый барыга – он не боится торговать прямо из машины у себя во дворе, где довольно часто мимо ходят его соседи. Не удивлюсь, если узнаю, что он вооружен.

Жду своей очереди и потихоньку кошусь в сторону клумбы, где продолжает сидеть Олег. Он обхватил голову руками и с тоской смотрит в сторону машины. Именно в этот момент мне становится по-настоящему жаль его.

И когда я становлюсь напротив открытого окна «десятки», я бросаю Афоне:

– Один пакет и один чек. – и Афоня роется в дипломате, лежащем на соседнем сиденье.

Возможно, потом мне и придется пожалеть, что я отдал эти деньги постороннему, но сейчас я чувствую, как шевелится во мне что-то благородное, что-то такое, отчего я сам начинаю себя больше уважать.

И когда я подхожу к Олегу, с надеждой смотрящего на меня, и протягиваю ему пакет с опиумом, в его глазах плещется неземная радость.

– Братан… – не веря происшедшему, лепечет Олег. – …спасибо, братишка. Я тебе отвечаю, ты сейчас меня очень сильно выручил… Я отдам…

– Да ладно. Бывай. – я поворачиваюсь и иду к выходу из сквера. Там, в метрах десяти от него, стоят гаражи, возле которых уже собралась толпа из человек десяти. Они ссыпают со своих пакетов небольшие порции в разложенную прямо на земле газету. Я подхожу и тоже сыплю несколько щепоток в «общий котел». Трое человек потрошат папиросы и быстрыми ловкими движениями начинают «забивать». Здесь многие не знают друг друга, потому что приехали с разных районов, но это не важно. Есть нечто, что объединило нас здесь, возле покрытых ржавчиной грязных железных коробок… Пока трое забивают, остальные с вожделением смотрят на них. Я не исключение. Как-то отошло на второй план желание выпить пива, забылось, что где-то там в «офисе» сидит и ждет меня Мул… даже голова перестала болеть.

Папиросы забиты. Через мгновение они идут по кругу. В самый неподходящий момент в моем кармане раздается трель телефона. Имитирую обрыв связи нажатием на красную кнопку, затем беру папиросу и несколько раз быстро и глубоко затягиваюсь. Второй раз телефон звонит, когда я выпускаю дым.

На табло надпись – «Алла(мобил)».

– Алло.

– Веня! – раздается в трубке возмущенный голос моей бывшей девушки.

– Да?

– Ты ничего не забыл?!

В это время мне опять передают папиросу. Затягиваюсь и слышу в трубке:

– Алло! Веня! Веня!

Выпускаю дым и отвечаю:

– Я слушаю.

– Ты слушаешь, но не слышишь. Где мой плейер, который должен был у меня быть еще позавчера?

Черт! Плейер… Зачем я его вообще брал? Хотя… кто знал, что мы с ней поругаемся. А теперь плейер лежит, разбитый по пьянке, дома у Карена, который пообещал, что отдаст его в ремонт знакомому мастеру. И будет лежать вечно, пока я не заберу его, чтобы отнести в другую мастерскую и убедится, что ремонту он не подлежит. Алла же продолжает звонить мне и постоянно напоминать о нем.

– Алла, я завтра тебе его…

– Не ври! Я вчера Карена видела. Тебе все ясно? Вобщем, так: или завтра ты придешь ко мне вместе с плейером, или будешь общаться с Игорем.

Мне тянут папиросу. Опять затягиваюсь, прислушиваясь к звукам в трубке. Но Алла молчит. Ждет моей реакции. Хочет сильно испортить мне настроение. Потому что я знаю и ее брата-отморозка, и то, что именно он подарил своей сестре плейер, и то, что меня он очень сильно недолюбливает.

Что ж, настроение она мне испортила.

– Будет тебе плейер. Завтра верну. – хрипло говорю я.

– Вот и ладненько. Я завтра буду дома с двух до пяти. Постарайся подойти в это время.

Пип-пип-пип…

И всё. Ни до свидания, ни как дела… Словно незнакомые люди. Будто мы не встречались почти год, не спали вместе и не планировали когда-то наше будущее.

Да пошла ты, стерва!

Папиросы выкурены, все расходятся. Я тоже ухожу. Немного вставило, но меня это не радует. Сиди-плейер стоит относительно недорого, но для меня это довольно приличная сумма.

Решение приходит неожиданно быстро и оказывается довольно простым: Мажор. У него занять пару штук на месяц, а там видно будет. Словно наяву вижу шкалу моего настроения, кривая которого медленно, но верно ползет вверх.

Новый звонок. Смотрю на табло – «новый вызов».

Антиопределитель стоит не у всех моих знакомых. Но у Мажора он есть. Что ж, на ловца и зверь бежит.

– Да, Вадик?

– Это не Вадик. – слышен в трубке знакомый голос, который мне так не хотелось бы сейчас слышать.

– Игорь Сергеевич?

– Где ключи?

– Я завтра занесу…

– Заодно занесешь семь тысяч. У тебя недостача на складе.

– Семь тысяч?!

– Да, дружок, семь тысяч. Даже чуть больше, но копейки я тебе спишу. А семь штук чтобы завтра были у меня на столе.

Пип-пип-пип…

Останавливаюсь и тупо смотрю на трубку. Семь тысяч?

Нет, я подозревал, что на складе есть недостача, но не такая…

Тут Мажор вряд ли поможет.

Я стою посреди улице минут пять, постепенно понимая, что все не так уж и хорошо. Точнее, хреново. Очень хреново. И что мне делать? Повеситься – ничего другого придумать не могу. Мозги не работают в достаточной степени, чтобы понять, где выход из сложившейся ситуации.

А выход один – накуриться и забыться. Дальше видно будет.

И я быстрым шагом иду к «офису».

На пороге я вспоминаю, что Мажор должен был прислать пиццу, а я должен был принести к ней пиво. Но возвращаться не хочется.

Ничего. Обойдемся без пива.

Захожу внутрь и вижу сидящих на корточках Кабана и Мула. Готовлюсь выслушать от Мула все, что он думает по поводу моего долгого отсутствия, а также по поводу отсутствия пива, но вопреки моим ожиданиям, он молчит. Молчит и Кабан, его лицо… какое-то необычное. Куба редко нервничает, лицо его всегда невозмутимо-спокойное, а вот сейчас он явно чем-то расстроен.

– Здорово. – тяну я Кабану руку и он вяло отвечает на пожатие. – Что случилось?

– Пахан машину разбил. – отвечает Кабан и запускает себе в волосы пятерню ладони.

Я знаю, что означает для семьи Кабана старенькая «семерка». Единственный источник их существования – отец Кубы работает таксистом и кормит всю семью, в которой кроме Кубы и его матери еще две маленькие сестры и собака. Мы все знали, что Кабан раньше работал, но отец настоял на том, чтобы он пошел учится и Кабан бросил работу. Какое-то время он встречался с одной девкой, которая была в него влюблена по уши и полностью одевала его, кормила и поила, да еще и денег давала. Телка фактически почти каждый день накуривала всю нашу компанию, даже не зная об этом.

А потом она узнала. И любовь куда-то пропала вместе с веселыми деньками, оставив Кабана один на один со своими мечтами.

Похоже, неприятности у Кабана на этом не закончились.

– Хреново. – комментирую я. – Сильно разбил?

– Свою? Не очень. – мрачно отвечает Кабан.

– А какую еще?

– Мерса сто двадцать четвертого. Всю бочину разворотил. А тачка новая была. Целка. Хозяин тачки – Каха Гаридзе. Что скажешь?

– Них. я себе… – только и смог вымолвить я, растерянно присаживаясь на корточки. Разбить машину известного бандита, когда у тебя не хватит денег даже на одно зеркало от этой машины…

– И что теперь? – спрашиваю я.

– А что теперь? Отец хочет хату продавать. Не знаю, не знаю, что теперь будет…

Куба прячет лицо в ладонях и тяжело вздыхает.

А я почему-то чувствую облегчение.

Сам себя презираю за это – когда человеку рядом с тобой хуже, чем тебе, то тебе почему-то лучше. Не злорадствуешь, не смеёшься про себя… просто становится легче, свои неприятности уже не кажутся такими сложными.

Но все равно – как-то это… гниловато.

Мы сидим несколько минут молча, потом Куба глухо спрашивает:

– Ты взял?

Я достаю из кармана пакет, Мул берет его и подходит к столу.

– Бурбулятор, банка? – спрашивает он, не поворачиваясь к нам.

Мясо, рыбу? Чего изволите? Блин, как в ресторане.

Я смотрю на Кубу – пусть будет так, как захочет он. Может, станет ему немного легче.

– Давай через банку. – говорит Куба и подходит к столу, чтобы взять папиросу.

Курить через банку – это все равно что пить водку бокалами. Тяжело, но зато вставляет быстро и мощно.

Пока Мул и Куба забивают папиросы, я размышляю над тем, что все-таки будет дальше. Работы нет, деньги скоро закончатся, над головой висят семь тысяч и проклятый плейер, который я успел послушать раза два или три. Лучше бы я его продал, а деньги пропил. Не так обидно было бы.

Впрочем, сейчас будет не до гулянок. Где взять денег, чтобы отдать Игорю долг? Отдавать надо, по-любому. Может, попробовать уломать Мажора?…

Кстати, о мажорах… а где пицца?

– Мул, а где пицца? – интересуюсь я, чувствуя новый прилив голода.

– Позвони своему другу и спроси. – советует Мул, не отрываясь от своего занятия.

– Не привозили? Кабан, пиццу не привозили?

– Нет. – отвечает Кабан.

А времени уже прошло прилично. Должны были уже привезти. Если заказ был.

Через полминуты я слышу в трубке мертвый голос, сообщающий, что абонента я сейчас не услышу.

Мул презрительно смотрит на меня, но я понимаю, что его презрение адресовано не мне, а одному нашему жадному знакомому.

Кабан взрывает свою папиросу, вставляет зажженым концом себе в рот и выпускает в банку струю дыма. Пока дым доходит до краев банки, Мул берет свернутую в трубку бумагу и подходит поближе.

Смысл курения через банку заключается в мгновенном потреблении повышенной дозы – буквально за одну секунду Мул вдыхает через трубку весь дым без остатка и задерживает дыхание.

А Кабан снова задувает и Мул тянет трубку мне.

Жесткая тема – банка. Дым режет гортань, в легких, кажется, совсем не остается места, но тянуть надо до конца. Не оставляя после себя ничего.

Нам хватает по две банки, чтобы переступить границу реальности и попасть в другой мир. Даже не так – надеть другую оболочку, сквозь которую смотришь на вещи несколько по-другому, воспринимая их в совершенно новом свете. Мы рассаживаемся вдоль стенки и молчим, думая каждый о своем. Я знаю, о чем сейчас думает Мул, знаю, какая проблема гложет сейчас Кабана и постепенно возвращаюсь мыслями к своим делам.

Плейер… Плейер я отдавать не буду. И деньги не отдам. Просто поговорю с Аллой, она должна понять, что у меня сейчас тяжелое положение. Поймет. Я знаю, что смогу ей все объяснить.

Одной головной болью стало меньше.

Игорь… С ним не договоришься, это я понимаю даже в нынешнем состоянии. Надо сделать что-то другое. Например, выручить его. Устроить ему неприятность и все самому уладить. Бесплатно, но ожидая благодарности. Скажем, будет у него проверка на складе… СЭС… нет, лучше налоговая полиция или ОБЭП…

– Парни, есть у кого-нибудь знакомые в налоговой? – спрашиваю я.

Никто не отвечает. Даже как-то неуважительно.

– Вы чего, оглохли? Есть…

– Нафига тебе? – спрашивает Мул.

– Я Игорю денег должен. Много. Думаю ему одну акцию устроить, а потом отмазать. Может, прокатит…

– У меня нет. – отвечает Мул после небольшой паузы.

– Куба, а у тебя есть?

Кабан молчит. Даже не похоже, что он под кайфом.

– Кабан?

…

– Эй, Кабан!

– Не трогай его, – советует Мул. – ему и так хреново.

– Да я просто спросить… – начинаю пояснять я Мулу, но тут Кабан неожиданно спрашивает:

– А почему барыг не уважают?

– Потому что они все козлы! – моментально отвечает Мул.

– И все-таки? – Куба с интересом смотрит то на Мула, то на меня. Но я не знаю, что ему сказать, говорит Мул.

– Кабан, они наживаются на чужом горе. У кого-то выхода нет, а они на этом зарабатывают.

– Дай сигарету. – просит Кабан у меня и я лезу в карман. Закуриваем все трое, затем Кабан говорит:

– Вот эти, которые венками торгуют, памятники делают, на кладбище места продают… они тоже на чужом горе наживаются, но про них никто не говорит, что они такие-сякие.

– От барыги ты зависишь. Причем в этой зависимости он виноват не меньше твоего. И он… думаешь, он тебя за человека считает? Для него ты существо, приносящее ему немного денег. Он живет на расшатанных нервах мескалинщиков, на ломке героинщиков, на слезах матерей и на ранней седине отцов, на ссорах с любимыми… – Мул постепенно воодушевляется, словно спящий вулкан просыпается и извергается словесной лавой, но Кабан взмахом руки останавливает его речь.

– Хватит, я понял. Мул, короче, ты не хотел бы быть барыгой, да?

– Я – нет. А ты что, хочешь наркотой поторговать?

Вопрос задан в шутливой форме, но Кабан никогда не воспринимал шутку как шутку.

Какое-то время он молчит, затем говорит:

– На сегодняшний день я никто. Реально я ничего не умею делать, кроме как играть в компьютер и накуриваться. Учеба – занятие хорошее, но если ты знаешь, что в дальнейшем она тебе понадобится. Лично я не вижу впереди никакой перспективы, а вот работать мне сейчас надо. Следовательно, учебу придется бросить. Дальше: куда идти работать? Грузчиком? Подсобным рабочим? Заработок – копейки, вариантов подняться – ноль. Воровать не умею, в бандиты податься – я ни духом, ни силой не вышел… Почему бы не попробовать?

– Западло быть барыгой. – вяло заявляет Мул и зевает так заразительно, что меня самого тянет в сон.

– Это ты так считаешь. А Афоня уверен, что западло – закидываться.

– Это беспредметный разговор, – влезаю я в спор. – не все так просто…

– Почему? Трудно купить травы и потом продать ее?

– Два-три пакета ты купишь и продашь без проблем. А возьмешь мешок – тебя Афоня, если узнает, сам ментам сдаст. Или братву подключит, ни травы, ни денег не будет. Еще и по башке получишь.

Кабан молчит. Только вряд ли его убедили мои слова. А меня это беспокоит. Это не стеб и не бред накурившегося. Кабан никогда не стебется и никогда не бредит.

– А если Афоню кинуть? – спрашивает Кабан. Или размышляет вслух.

Если бы эти слова сказал не Куба, а кто-нибудь другой из нашей компании, мы бы с Мулом обязательно развили эту тему, помечтали бы о славном «Большом Куше» и… и всё.

Но Кабан не шутит. Он всерьёз думает над тем, как кинуть, наверное, самого крупного в городе розничного продавца наркоты.

– Как ты его кинешь? – спрашиваю я.

– Не знаю… – медленно отвечает Кабан. – Надо подумать.

– Куба, ты псих? За это голову открутят быстрее, чем ты чихнуть успеешь. Уже было такое, помнишь?

– Мне деваться некуда. – Кабан встает с пола и подходит к столу.

– Мул, скажи ему… – я поворачиваюсь к Мулу и вижу, что тот спит. Улегся незаметно на пол, свернулся калачиком и тихо посапывает, разморенный анашой и, видимо, утомленный размышлениями Кабана.

Вопреки моим ожиданиям Кабан не забивает еще одну папиросу, а берет со стола фигурку Джа и долго смотрит на нее.

– Он, наверное, не так относится к диллерам, как мы… – задумчиво произносит Кабан и поворачивается ко мне. – … в конце концов, вся эта шумиха вокруг аморальности продажи наркоты всего лишь предрассудки.

Я заметил, что Кабан назвал продавцов по-другому. Не барыги, а диллеры. А ведь так слово приобретает совершенно другой оттенок. Может, и правда, это предрассудки?

И деньги мне сейчас нужны… а впереди тоже никакой перспективы.

И свои действия я могу всегда оправдать отчаянием.

– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я у Кубы. Я уже почти согласен с ним, я верю в то, что у нас получится стать…. нет, не барыгами, дилерами. Я готов сносить на своем пути всё… почти всё. С Афоней связываться не хочется.

– Ты у Афони чемоданчик видел? – спрашивает Куба.

– Видел. – отвечаю я.

– Догадываешься, сколько приблизительно там денег? В товаре.

Киваю головой, хотя представляю себе конкретную сумму довольно смутно. Просто знаю, что много. Но знаю я и другое – Афоня не один, он часть Системы. И против нее идти нельзя.

– Кабан, а не легче самим брать товар и продавать? Я к тому, что в прошлом году двое уже хотели точно так же кинуть…

– Я помню! – резко перебивает меня Куба. – Идиоты. Ты знаешь, что их ломало, когда они Афоню били? Ты знаешь, что они обкололись сразу же после того, как забрали чемодан? Ты знаешь, что Афоня их знал лично, и все-таки они оставили его в живых?

Когда до меня доходит смысл последней фразы, у меня челюсть непроизвольно свешивается вниз.

– Кабан, ты что, хочешь…

– Да.

Куба берет папиросу и начинает ее потрошить. Табак сыпется на клочок бумаги, лежащий перед статуэткой – Куба похож на колдуна, выполняющего некий черный обряд. Ему бы костюмчик сменить, да невнятное бормотанье добавить…

– Куба, я в этой затее участвовать не буду. – заявляю я, как мне кажется, твердо и уверенно.

– В смысле, ты курить не будешь?

– Да нет, братан, – язвительно отвечаю я, – курить я буду. А твои безумные планы с Афоней…

– Я еще ничего не спланировал. – жмет Куба плечами. – Пока только есть несколько идей, которые надо проработать. Я знаю только одно – если Афоня будет, то мы работать не сможем.

Сигнал телефона заставляет Кубу вздрогнуть, едва не рассыпав траву, лежащую уже на ладони. Он старается взять трубку спокойно, но скрыть эмоции у него не получается. Кабан всегда волнуется, когда звонит его телефон. Уже несколько месяцев он ждет одного звонка. Надеется, что она позвонит и тогда он всё объяснит ей. Он до сих пор любит ее и я, глядя на Кубу, верю, что любовь все-таки есть. Я завидую ему – все-таки хорошо, когда у тебя есть человек, ради которого ты можешь и хочешь что-то сделать.

Но сейчас звонит не она – это видно по лицу Кабана, смотрящего на табло.

– Мишаня приехал. – усмехается он и подносит трубку к уху. – С приездом, корефан!

Мишка – самый необычный человек в нашей компании. Он старше нас всех на несколько лет, два года назад он вернулся из армии. Служил в ОМОНе, воевал в Чечне и через месяц после возвращения по пьянке попал под машину. Теперь он передвигается только на инвалидной коляске – у него ампутировали обе ноги. Жена с ним развелась через пару месяцев после аварии, одно время он даже пробовал сесть на иглу, но сразу же бросил это занятие и лишь иногда с нами заходил… заезжал в «офис» покурить. Он никогда не унывает, в прошлом году даже умудрился поехать на море. Он не комплексует и ведет себя всегда на самом высшем уровне. Мало того – он сам шутит насчет своей инвалидности и не против, если иногда мы тоже себе это позволяем. Две недели назад он укатил к тетке в деревню отдохнуть, а сегодня, стало быть, приехал.