Текст книги "Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1)"

Автор книги: Александр Бушков

Соавторы: Леонид Кудрявцев,Сергей Булыга,Александр Бачило,Виталий Забирко,Лев Вершинин,Елена Грушко,Евгений Дрозд,Елена Крюкова,Александр Копти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

– Здравствуй, Кирилл, – поздоровался Энтони и сел на мох рядом с ним.

Кирилл кивнул.

– Ты что-то в последнее время осунулся, даже здороваться перестал. Ночью как спишь?

Кирилл вздохнул и принялся ладонями растирать задубевшее от дремы лицо.

– А никак я не сплю, – пробурчал он. – Вечером вроде бы засну, а ночью как кто толкнет – просыпаюсь, а в середке что-то сосет, сосет… Просто невмоготу. И курить страшно хочется, словно вчера бросил, а не черт знает когда.

Энтони помолчал, покивал головой.

– Это бывает, – успокаивающе сказал он. – Мне самому как-то целую неделю запах фиалок мерещился. В бараке – пахнет, в Головомойке сижу, читаю, так кажется, что все папирусные и пергаментные свитки нарочно пропитаны ароматическими маслами – до того разит. И не поймешь, то ли от запаха голова трещит, то ли от того, что из нее все высасывают… Представляешь, даже в сортире мне фиалками благоухало!

Энтони явно пытался поднять у Кирилла настроение, и Кирилл кисло улыбнулся.

Микчу пододвинулся к ним поближе и принялся просительно заглядывать в глаза то Энтони, то Кириллу. Он определенно хотел что-то сказать.

– Ну? – сумрачно буркнул ему Кирилл.

– Чой-то я видел счас, а?! – смакуя, протянул Микчу трясущимися мясистыми губами. Чувствовалось, что его просто распирает от этой новости.

– Лохань с водой и мылом, – неразборчиво буркнул Кирилл и, демонстративно сморщив нос, отпрянул от Микчу.

– Не, правда! – выдохнул Микчу и, еще больше подавшись вперед, доверительно зашептал: – Вы знайоте, чьому смержи распустили нас усех? А я вот знайу!..

Кирилл только хмыкнул и передернул плечами.

– Ха! – Толстое лицо Микчу расплылось в самодовольной улыбке. – Таме, у углу, иде смерды растят новине бьяраке, новинькие явились. Зеленавы таки, главы треуглавы, глазы – бусины, а за глазами уси длинны и усе бегайут. А первы лапы длинны, много разов сломаны и усе како пилы с зубами!

Микчу говорил сочно, брызгая слюной, выкатив глаза, – где не помогали бедный словарный запас и устрашающая интонация, пробел восполняли живописная мимика и жестикуляция.

– Ага, – умно кивая головой подтвердил Кирилл. – А заглястцы жигурить димножил?

Микчу осекся, недоуменно захлопал жидкими ресницами.

– Чего?

– Жигурить, спрашиваю, димножил?

– Перестань, – осадил Кирилла Энтони. – Шуточки твои сейчас совсем не к месту…

Непонятно почему Энтони вдруг разволновался, даже лицо посерело. Он приподнялся, повертел головой, нашел глазами пеструю куртку Льоша и громко позвал. Льош все еще сидел на корточках среди пинов и оживленно пересвистывался с ними. Махнув Энтони рукой, чтобы немного подождал, Льош еще минуты две попересвистывался и только затем встал. Пины что-то просвистели ему на прощание, он коротко кивнул и направился к Энтони.

– Здравствуй, Энтони, – поздоровался он, подходя. – Здравствуйте, Кирилл, Микчу…

Льош поздоровался со всеми за руку, и руку Микчу чуть задержал в своей.

– Послушай, Микчу, – проговорил он, – я, конечно, понимаю, что условия в лагере, мягко говоря, не способствуют образцовому поддержанию гигиены. Но я тебе уже говорил, и мне хотелось бы, чтобы ты понял: чем меньше ты обращаешь на себя внимания, тем больше ты забываешь, что ты человек, а чем больше ты это забываешь, тем ближе твой конец.

Микчу насупился и, выдернув свою руку из руки Льоша, отвернулся к стене барака.

– Какой ты сердобольный, – фыркнул Кирилл. – Мне хотелось бы довести кое-какие факты до некоторых рьяных поборников гигиены, – насмешливо заметил он. – Так вот, в средние века среди христиан, а в особенности монахов, довольно распространенным явлением был обычай давать различные обеты, как то: ношение власяницы, пудовых гирь, прикованных как к рукам, так и к ногам, бичевание… А также, в частности, и строгое несоблюдение личной гигиены. Вы не находите, Льош что чужие убеждения нужно уважать?

Льош пристально посмотрел в глаза Кириллу.

– До чего же ты меня невзлюбил, Кирилл, – сказал он. Обращения на «вы» он просто не принял. – Только я вот никак не могу понять, за что?

– За гигиену, – желчно ответил Кирилл.

Льош только пожал плечами и повернулся к Энтони.

– Что ты хотел?

Энтони посмотрел на одного, на другого и покачал головой.

– Именно ссоры нам сейчас и не хватало, – вздохнул он. И, уже обращаясь непосредственно к Льошу, сказал:

– Смержи в лагерь новеньких привезли. Микчу видел.

Микчу снова пододвинулся к ним.

– Ага, – горячо выдохнул он. – Зеленавы таки, главы треуглавы…

– Я их тоже уже видел, – кивнул Льош. – Теперь, если верить пинам, нам предоставляется целый день отдыха. Ты меня для этого звал?

– Ну? – оживился Кирилл. – Так нас сегодня в Головомойку не повезут?

– По идее… – выдохнул Энтони и принялся нервно растирать руки, словно они у него замерзли.

– Так ты все знаешь? – спросил он Льоша.

Льош кивнул головой.

– Ну и?..

Льош хмыкнул и пожал плечами.

– Вот именно, что сейчас все дело в «ну и…»

Он приподнялся и, повернувшись к пинам, позвал:

– Василек!

Крайний из пинов повернул голову.

– Иди сюда, Василек.

Пин привскочил на лапках и быстро засеменил к ним, переваливаясь с боку на бок, совсем как настоящий антарктический пингвин, только рыжий и непомерно волосатый.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался пин патефонным голоском и плюхнулся на землю рядом с ними. Словно ноги его не держали.

– Послушай, Василек, – начал Льош, – ты мне говорил, что когда в лагерь прибыла первая партия людей, то пинов не возили в Головомойку. Так?

Длинные губы пина, свернутые в трубочку, казалось вытянулись еще больше.

– Да.

– И что вы делали весь день?

– Мы? – Василек растерянно зашевелил ушами. – Ну… ходили… подсматривали, что смержи делают с людьми…

– То есть были предоставлены сами себе?

– Как это?

– Вас не заставляли ничего делать?

Пин замотал головой.

– Хорошо… Это хорошо. Спасибо, Василек, – кивнул Льош.

– Хорошо? Да это просто здорово, черт побери! – заорал Портиш и захлопал себя по ляжкам. Он дернул свою бороду, привычно охнул и, вскочив на ноги, принялся отплясывать среди груды лежащих и сидящих тел какую-то немыслимую джигу.

– Нас сегодня не повезут в Головомойку! – орал он.

Из-под ног у него вспугнутым зайцем выскочил Пыхчик и стремглав скрылся между бараками. Все встревоженно зашумели, испуганно подтягивали ноги, вскакивали, боясь, что Портиш отплясывает «пляску святого Витта».

Льош спокойно проводил его взглядом, затем спросил:

– Кто-нибудь умеет водить драйгер?

Кирилл оторвался от зрелища – Портиш произвел почти полное опустошение между бараками – и хмыкнул.

– Смержи умеют, – бросил он.

– А из нас?

– Что, опять какая-то авантюра? Ну, я. Водить, правда, не водил, права здесь не выдают, – Кирилл не удержался, чтобы не съязвить, – но месяца три присматривался, как это делается.

Он хотел добавить: «Когда был таким же деятельным, как ты», – но потом решил, что не стоит.

– Значит, ты сможешь завести драйгер и управлять им, да? – все тем же спокойным голосом спросил Льош.

– Все-таки авантюра… – устало выдохнул Кирилл и, откинувшись назад, снова прислонился спиной к бараку.

– Возможно, – согласился Льош. – Но никакой шанс, как бы не мала была его вероятность, я упускать не собираюсь.

– Давай, давай…

– Что ты предлагаешь? – хриплым голосом спросил Энтони и прокашлялся. – Если это действительно шанс, то я за Кирилла ручаюсь. Он сделает все, что нужно. Сдохнет, но сделает.

Льош посмотрел на Энтони, на Кирилла.

– Что, убеждаешься, на самом ли деле сдохну? – съязвил Кирилл.

Льош покачал головой.

– С тобой не соскучишься, – усмехнулся он. – Но, может быть, это и к лучшему…

Он подтянул под себя ноги и сел по-турецки.

– Здесь, за бараком, – сказал он, – у усатой ограды стоит драйгер. На платформе у него лежит партия василисков – утром привезли, очевидно, подзаряжали в Головомойке. Смержи еще не успели разобрать…

– Прямо подходи, бери, – снова съязвил Кирилл.

– Помолчи! – оборвал его Энтони. – Пусть говорит.

– Все смержи сейчас, – продолжал Льош, – в другом конце лагеря возятся с новенькими…

– Ага! – радостно подтвердил Микчу. – Кругом стали, а зеленавы посеред, и все усами бегайут, лапами сучают!

– …А у драйгера остался только один смерж.

– Только один? – переспросил Кирилл.

– Да, один.

– В таком случае, желаю удачи. Хотя, впрочем, я тоже с тобой пойду. Постою в сторонке, посмотрю да посмеюсь в свое удовольствие. Давно я в лагере хорошо не смеялся!

Энтони вздохнул.

– Ты не обижайся, Льош, – сказал он, – но тут Кирилл прав. Не выйдет у тебя ничего. У смержей психоэкран. Метра на три ты еще подойдешь к нему, а дальше будешь топтаться на месте, как несмелый кавалер вокруг барышни…

Льош усмехнулся.

– Если только в этом все ваши возражения, то беспокоиться особо незачем. Я пройду. Дело в другом. Во времени. Слишком мало его, чтобы Голос не опередил нас болевым ударом. И вот здесь уже все будет зависеть только от тебя, Кирилл, от твоих возможностей и сноровки. Три-четыре секунды мне потребуется на смержа; секунд пять – пока ты добежишь до драйгера; еще секунд пять-восемь – завести его и секунд пять – развернуть и направить на ограду. Итого: минимально – я подчеркиваю это слово: минимально! – секунд двадцать. Думаю, что этого будет достаточно и нас не успеют опередить. Но, на всякий случай, всем остальным, чтобы исключить всякую возможность риска, придется прыгать в драйгер на ходу.

Кирилл отлепился от стенки барака.

– Не знаю, насколько все это продумано, – проговорил он, – но посчитано хорошо. Можно даже сказать, со знанием дела…

Он стер со своего лица язвительную усмешку.

– А теперь давай поговорим серьезно. На твои подсчеты и секунды мне, собственно говоря, наплевать. Я сделаю все, что смогу и на что способен, но меня все же интересует один вопрос: как ты справишься со смержем?

Льош широко улыбнулся.

– Пусть это пока останется моей маленькой профессиональной тайной.

Кирилл скривился, как от зубной боли.

– С авантюристами, пройдохами и проходимцами дел не имел и иметь не желаю! – отрезал он.

– Прекрати бобчать! – заорал вдруг Энтони. – Не будет он, видите ли! Будешь! Все будешь делать, что прикажут! Тоже мне, праведник нашелся! Как баран на бойне, только когда на мясо тянут – сопротивляешься, а сделать что-нибудь до этого – мозги не варят! Пойми, это наш первый и по-настоящему большой шанс. И, может быть, последний… Во всяком случае для меня – уж в этом я уверен точно.

– Ладно, – сказал Льош. – Хватит.

Он встал и отряхнул брюки.

– Пока мы тут обсуждаем прожекты и личности, время идет.

Энтони неопределенно махнул рукой, но она так и застыла на полпути.

– Что, прямо так сразу и?.. – Он удивленно вскинул брови.

– А что ты предлагаешь? Сидеть здесь и вырабатывать обстоятельный план, чтобы он был без сучка, без задоринки? Извини, но размусоливать некогда. Или сейчас, или… Или упираться всеми копытами на бойне.

Льош шагнул в сторону, но тут же остановился и обернулся к Кириллу.

– Идем, Кирилл, – сказал он. – Остальных попрошу не высовываться из-за бараков, пока я не покончу со смержем. Незачем его настораживать.

Кирилл нехотя поднялся, глянул на Энтони. Негр молча кивнул. И Кирилл побрел, огибая барак, вслед за Льошем. Из-за угла высунулся Пыхчик, столкнулся с ним к носу и, ойкнув, тотчас скрылся.

– Тьфу, черт! – сплюнул Кирилл. Что-то не лежала у него душа к затее Льоша, и хоть он в приметы не верил, не то, что, например, Евлампий из шестнадцатого барака, который пребывание в лагере приписывал проявлению высшего провидения, божьего перста, десницы и черт знает чего там еще, но столкновение с Пыхчиком почему-то вызвало у него примерно такие же ощущения, какие у верящего в приметы человека вызывает вид черной кошки, перебегающей дорогу, и еще более утвердило Кирилла в бесполезности и бесперспективности очередной попытки побега.

– Стой здесь, – бросил через плечо Льош и зашагал прямо к смержу.

Кирилл остановился. Смерж увидел их – тьфу ты! видят они нас или просто чувствует чье-то приближение, как слепые?! – радужные переливы в студнеобразном теле исчезли, смерж резко дернулся, словно медуза от прикосновения, и собрался в полусферу. С земли прямо сквозь тело на глянцевую поверхность смержа медленно всплыл василиск.

Льош не дошел до смержа шага три – натолкнулся на его психоэкран и застыл. Затем поднял руки в стороны, словно ощупывая невидимую преграду, и стал медленно топтаться на месте.

«Умник! – зло фыркнул Кирилл. – Это мы уже видели! Тоже мне, укротитель смержей нашелся! Потопчись, потопчись, пройдоха, на потеху смержу… Они это любят!»

Смерж булькнул огромным пузырем и заурчал на все лады. Жерло василиска дернулось, поплыло в сторону и начало погружаться в тело смержа.

Кирилл злорадно хмыкнул, сплюнул на землю и хотел уже было отвернуться и уйти, да так и застыл на месте. Прыжка Льоша он так и не увидел. Он даже не понял сразу, что произошло. Стоял Льош напротив смержа, топтался, раскинув руки, и вдруг, как-то сразу, он уже очутился лежащим на смерже, обхватив его руками. Смерж глухо ухнул, но спружинить почему-то не смог, а неожиданно стал быстро оседать, расплываясь мелко булькающим газированным киселем.

– Давай! – сдавленно крикнул Льош.

Кирилл зачем-то оглянулся. Из-за бараков выплеснулась толпа людей и пинов и устремилась к драйгеру.

– Чего стоишь? – заорал на бегу Энтони.

Оцепенение наконец отпустило Кирилла. Как пелена с глаз пала. В три прыжка он достиг драйгера и, схватившись за борт, забросил свое тело в блюдце водителя. «Так! – лихорадочно стучало в голове. – Теперь…» Он обхватил руками край блюдца и со всей силы крутнул. Руки обожгло как крапивой, тело свело судорогой, но драйгер сразу же взревел на полных оборотах.

– Мой! – кажется, заорал Кирилл. – Мо-о-ой!!!

Он рванул на себя левый край блюдца, но драйгер дернулся носом в сторону бараков, и он тотчас же рванул правый, развернул драйгер по направлению к лесу и тогда уже всем телом налег на передний край. Драйгер страшно рыкнул, встал на дыбы и, подпрыгнув на развороченной земле, устремился к ограде. Ограда мгновенно ощетинилась усами, и драйгер, влетев в живую сеть, надсадно заревел.

– Ну давай, давай, давай! – умолял Кирилл машину, сцепивши зубы сквозь прокушенную губу, и с остервенением давил на блюдце. – Еще! Еще немного!..

Но тут усы ограды нащупали его, оплели, и тело забилось в конвульсиях.

2

Вначале появилась боль. Нудная, свербящая, она постепенно нарастала, толчками сгустившейся крови разливаясь по всему телу, разрывая его на части, крепла, ширилась… и вдруг оборвалось где-то на нестерпимой ноте. Он вынырнул из небытия, темень в глазах сменилась густой пеленой тумана, которую прорезали прыгающие, быстро разбегающиеся полосы, и, наконец, зрение окончательно восстановилось. Полосы оказались тонкими стволами деревьев, расталкиваемых и подминаемых драйгером, затем лавиной прорвался звук, и сквозь рев машины и грохотание платформы Льош услышал противный сырой скрип упругой древесины.

«Лес, – умиротворенно подумал он и прикрыл глаза. – Лес… Вот и свершилось». – Он приподнялся на локтях и прислонился спиной к борту. И тотчас все мышцы отозвались ноющей болью отпустившей судороги.

«Да, – подумал он, – силен лагерь. Не ожидал, что рецепторы ограды обладают такой мощью болевого шока. Недооценил. Можно сказать, на авось пошел. Какие мы самоуверенные – Голос нам нипочем, а на психозащиту смержев так нам вообще наплевать – мы ее просто так, голыми руками, да в бараний рог, ну а уж усатая ограда, так это совсем чепуха, фикция, туман, дым. Дым… Скрутило, как котенка, да щупальцами-усами по самоуверенной физиономии. Просто счастье, что прорвались».

Драйгер заваливался то на один бок, то на другой, вздрагивал, натужно ревел, если на его пути вставало большое дерево, и от этого груда тел людей и пинов раскачивалась и подпрыгивала на платформе, как куча гигантских резиновых игрушек. Через некоторое время из этой груды послышались стоны, то одно, то другое тело начинало биться в судорогах, люди и пины приходили в себя и отползали к бортам платформы. Посередине обнажились закрепленные в штатив василиски. Прямо под бок Льошу приполз Пыхчик, он жалобно смотрел на него собачьими глазами и визгливо всхлипывал. («А этот как еще сюда попал? – недоуменно подумал Льош. – С перепугу, что ли?») Далее лежала Лара. Судороги еще не отпустили ее, она билась, стонала, но тем не менее машинально поправляла у себя на коленях старенькую, до самых пят, гимназическую юбку. Еще дальше, сцепившись между собой, словно в борьбе не на жизнь, а на смерть, катались по платформе, рыча друг на друга, Портиш и Микчу; за ними совершенно неподвижно распластался Энтони; и, наконец, в самом углу платформы, судорожно, до побеления пальцев вцепившись в ее борта, сидел посеревший от боли Испанец из шестнадцатого барака и, выпучив глаза, не отрываясь смотрел, как его собственные ноги в грубых сапогах явно армейского образца непроизвольно подергивались. Из пяти пинов, сидящих у противоположного борта, Льош узнал только двоих – Василька и Фьютика, – остальные, очевидно, были из других бараков.

Он перегнулся через борт и увидел в блюдце седла скрюченного, зацепеневшего Кирилла. Изо всех сил он вцепился в край блюдца и только мотал головой, увертываясь от веток. Льош хотел пододвинуться к нему поближе, схватился за борт, но тут же отдернул руки, словно обжегшись крапивой. Кисти рук были красные, опухшие, в прозрачных пластиковых перчатках, стянувших руки по запястьям. Льош на мгновение оторопел: откуда перчатки? – но тут же понял, что это просто высохшая слизь смержа. Он попытался ее содрать, но слизь намертво приклеилась к коже и отрывалась с трудом и только маленькими кусочками. Тогда он на время оставил свое занятие, не обращая внимания на жжение, пододвинулся к Кириллу поближе и положил ему руку на плечо. Кирилл обернулся.

– Как ты тут? – озабоченно слросил Льош.

Из-за рева драйгера Кирилл его не расслышал, но расплылся в улыбке и поднял кверху большой палец. Льош нагнулся пониже:

– Как себя чувствуешь?!

– Отлично! – прокричал ему в ухо Кирилл. – Теперь бы закурить – и полный порядок!

Льош хмыкнул, похлопал его по плечу и, отвернувшись, принялся сдирать с рук засохшую слизь смержа. Интересно, сколько же мы провалялись без памяти на платформе? Или это слизь быстро засохла?

Болевой шок, вызванный усатой оградой, наконец отпустил всех. Лара пододвинулась ближе к борту платформы, прислонилась к нему и вымученно улыбнулась.

– Вырвались… – тихо сказала она и обвела всех взглядом. – Господи, неужели мы вырвались?

Она тихонько засмеялась, а затем резко, словно ее прорвало, рассмеялась во весь голос.

– Эй, – встревоженно спросил Микчу и с опаской тронул ее за плечо. – Ты чего?

– Да вырвались мы! Вырвались из лагеря! – счастливо закричала она. – Понимаешь ты это, монах мой немытенький?!

Она схватила его руками за голову, притянула к себе и поцеловала в заросшую щеку.

– Ты эт чо? – буквально отпрыгнул от нее Микчу.

Лара рассмеялась, но тут же ее лицо исказилось, она уронила руки и заплакала.

– И… и теперь я смогу иметь ребенка, – всхлипнула она.

– Тьфу, ты баба! – сплюнул Портиш. – Опять о своем за-талдычила.

Льош улыбнулся и подсел к ней.

– Что же ты теперь плачешь? – Он потрепал ее по щеке. – Все уже позади.

Лара всхлипнула, подняла на него глаза.

– Ведь правда же, что я теперь смогу иметь ребенка?

«Вероятно», – подумал Льош, но вслух сказал:

– Правда.

Лара несмело улыбнулась.

Льош подбадривающе погладил ее по волосам и повернулся лицом к пинам. Они сгрудились в кружок и, подпрыгивая вместе с платформой на ухабах, отчаянно размахивая коротенькими лапками и непомерно длинными ушами, оживленно пересвистывались.

– Помощь не требуется? – крикнул Льош, стараясь перекричать рев мотора, но они не обратили на его крик никакого внимания, и тогда он просвистел то же самое на сильбо пинов.

Галдеж оборвался, кружок распался, и пины молча, недоуменно уставились на Льоша огромными немигающими глазами.

– Нет, спасибо, – наконец прошепелявил Василек. – У нас все в порядке.

Лара вдруг прыснула.

– Василек, – давясь смехом спросила она, – а ты кто: мужчина или женщина?

Пин непонимающе задергал носом, затем что-то коротко вопросительно просвистел пинам, но получил такие же короткие недоуменные ответы. Василек в нерешительности пожевал губами:

– Не знаю, Лара… Я не смогу, наверное, объяснить. У нас нет такого.

– Господи! – рассмеялась Лара. – У них нет такого! Ну вот ты сможешь родить маленького, ушастенького, пушистенького и губастенького, как ты сам, пина? Пинчика?

Казалось, и без того круглые огромные глаза пина еще больше округлились. Он что-то невнятно просипел, и Лара буквально зашлась смехом.

– Господи… – лепетала она сквозь спазмы смеха. – Господи, а сконфузился-то как! Да не стесняйся! Ну? Здесь все свои!

Василек смущенно дернулся, повернул голову к пинам, и между ними завязался оживленный пересвист. Свистели они быстро, кроме того, их сильно глушил рев двигателя, и Льош разбирал только обрывки фраз. «Что она… кажется… наше воспроизводство… нет таких слов… постарайся… о шестиричном древе семьи… клан глухих… грубые хвостачи… надпочвенное сотрудничество…» Порой Льош улавливал целые фразы, но абсолютно не понимал их – очевидно, эти слова в сильбо пинов были глубоко специфичны и не имели аналогов в человеческом понимании. Впрочем, и слушал он их вполуха – его начинало все сильнее и сильнее беспокоить состояние Энтони. Негр все еще не пришел в себя и, по-прежнему распластавшись, лежал у бортика платформы.

Льош мельком глянул на Лару. Она подтянула под себя ноги, обхватила их руками и, уперев в колени подбородок, с любопытством наблюдала за пинами.

– Боюсь, что они не смогут объяснить тебе, каким образом они размножаются, – сказал он. – Разреши-ка, я пролезу.

– Почему? – удивленно посмотрела на него Лара и посторонилась.

Льош, придерживаясь рукой за борт платформы, стал на коленях пробираться к Энтони.

– Потому что у них не половое размножение, – бросил он. – Для них это такая же чушь, как для нас, например, почкование.

Драйгер сильно качнуло, и Льош чуть было не упал прямо на Энтони. Он выбросил вперед свободную руку, удержался, и его лицо оказалось прямо напротив лица Энтони. И он понял, что помощь ему уже не нужна. Старый негр Энтони был мертв.

Лицо было спокойным и уравновешенным, и на нем застыла тихая счастливая улыбка. Девять лет ты прожил в лагере. Дольше всех. Сколько ты мечтал об этом побеге… Все вынес, все перетерпел, только бы дожить, только бы вырваться… Другие не выдерживали, вешались, резали себе вены, сходили с ума, в нервно-мозговом истощении заходились на плацу в предсмертной «пляске святого Витта»… А ты пережил все, пережил всех, даже самого себя, жил только одним – мыслью, мечтой о побеге. В тебе не осталось ничего живого, не организм – пепел сухой, не человек – тень человеческая, но искра жизни в тебе тлела, и не гасла, и еще долго бы не угасла… Но ты уже отмерил свою меру жизни, твоя тяга к свободе с течением лет, проведенных в лагере, постепенно свелась к одному – побегу, и это стало целью твоей жизни, твоей путеводной звездой, самой твоей жизнью. И когда это свершилось, когда твоя мечта стала явью, последняя искра, теплившаяся в твоем истлевшем теле, угасла. И ты умер. Умер тихо и спокойно, как и подобает человеку, и как никто еще не умирал в лагере, ибо в лагере не умирают, а гибнут. И мечта твоя сбылась, и был ты счастлив.

Новый сильный толчок бросил Льоша на борт, он ухватился за него и сел. Драйгер засыпало сухими листьями и обломками веток. Пины встревоженные защебетали, кто-то, кажется, Портиш, злобно выругался, а Лара вновь весело засмеялась.

– Ну так что, пинчик, как же все-таки вы размножаетесь?

В бок Льошу ткнулся Пыхчик и застыл на четвереньках. Широко раскрытыми глазами он не отрываясь пялился на Энтони, затем медленно, совсем по-собачьи, на локтях, подполз к мертвому старику, нагнулся над ним и протянул дрожащую пятерню к его лицу. Было видно, как он пытается заставить себя дотронуться лихорадочно прыгающими пальцами до Энтони, но пересилить себя так и не смог. Лицо Пыхчика, старческое, по-бабьи безволосое, вдруг перекосилось, разверзлось беззубым впалым ртом, и он, издав тихий, протяжный, жуткий вой, стал быстро пятиться на четвереньках. Возможно, он так бы и пятился до переднего бортика платформы и там бы затих, забившись в угол, но на его пути высился штатив с василисками. Со всего маху он ткнулся задом в острый край штатива, от неожиданности захлопнулся рот и сел, ошарашенно оглядываясь. Взгляд его, тоскливый и жалкий, как у загнанного, измученного зверя, запрыгал по платформе от человека к человеку, от пина к пину, но, не встретив ответного, который бы смог задержать его, остановить, остудить воспаленный мозг, вновь как магнитом притянулся к телу Энтони. Глаза его вновь остекленели, челюсть отвисла.

Пыхчик панически боялся мертвецов. В лагере, когда после возвращения из Головомойки очередная жертва вдруг сваливалась с драйгера и начинала биться в конвульсиях «пляски святого Витта», он стремглав слетал с платформы и, умчавшись в свой барак, забивался в угол на самый верхний ярус, откуда, сжавшись там в комок, дрожа и всхлипывая, не слезал до тех пор, пока Голос не возвещал о времени приема вечерней баланды. Он боялся мертвецов, боялся их вида, их присутствия, но на драйгере, в отличие от лагеря, спрятаться было негде, и вид мертвого завораживал Пыхчика, обволакивая животным ужасом. Наконец ужас настолько овладел им, что сломал на своем пути все заслоны, запеленал его мозг и окончательно поглотил Пыхчика со всеми его потрохами. И тогда он, движимый этим ужасом, желанием избавиться от мертвеца, вызвавшего этот ужас, освободиться от самого ужаса любым путем, завыл тонко и пронзительно, сорвался с места и, подскочив к телу Энтони, подхватил его и перебросил через борт.

– Ты что?! – вскочил Льош.

Пыхчик стоял перед ним, шатался, крупно дрожа всем телом. Затем силы оставили его, и он рухнул на колени.

– Кирилл, – крикнул Льош, – останови драйгер!

Рывком он отбросил Пыхчика в сторону и, не дожидаясь остановки машины, перепрыгнул через борт платформы. Распрямившиеся из-под драйгера ветки больно хлестнули его, но он, не обратив на боль внимания, стал пробираться сквозь бурелом туда, где, застряв между ветвей, зависло тело Энтони.

Драйгер сзади взревел и умолк, и оттуда донеслись невнятные выкрики, Льош добрался до Энтони, подхватил его под мышки и так, задом наперед, потащил тело к драйгеру. И тут с платформы драйгера послышался испуганный вскрик Лары и приглушенные удары. Льош остановился и повернул голову.

На краю платформы, широко расставив ноги и сжав кулаки, стоял Испанец. Лицо у него было злое и неподвижное, словно грубо вырезанное из дерева, смотрел он куда-то в сторону, в лес, и только узкий, словно прорезь, безгубый рот еле заметно шевелился, цедя какие-то слова.

Льош посмотрел по направлению взгляда Испанца и увидел в стороне от драйгера на редколесье согбенную фигуру Пыхчика. Он пробирался между покрученными тонкими деревьями, правой рукой прикрываясь от веток, а левой размазывая по лицу кровь, и часто оглядывался.

– Стой! – крикнул Льош.

Пыхчик оглянулся на него, что-то сдавленно крикнул и стал еще быстрее уходить в лес.

– Да остановите же его! – снова закричал Льош и, пыхтя от натуги, заспешил к драйгеру.

На платформе никто не пошевелился, Все молча стояли и смотрели вслед уходящему Пыхчику.

Наконец Льош добрался до драйгера и опустил тело Энтони на землю. Пыхчик тем временем ушел еще дальше в лес и приблизился к свободной от кустарника и бурелома проплешине между деревьями, поросшей то ли мхом, то ли густой мелкой травой, бархатно-зеленой, как на старом земном болоте. В развилке между двумя деревьями в самом центре зеленого пятна виднелась белесая точка. Льош прикинул расстояние от Пыхчика до этой странной кочки, и его охватила неясная тревога. Со стороны Пыхчика ее видно не было – закрывали деревья.

– Стой! – в беспокойстве закричал Льош. – Пыхчик, остановись!

Пыхчик оглянулся и ступил на зеленую прогалину.

– Да стой же ты! Куда ты дурень ле…

Ноги у Пыхчика подкосились и он, широко раскинув руки, стал падать на мох, но еще не коснувшись его подстилки, распался на куски и кровавым месивом разбрызнулся по лужайке. До слуха донесся резкий шипящий звук, над останками Пыхчика поднялось легкое облачко пара, и вся поляна вдруг оказалась затянутой редкой серебряной паутиной, развешенной между деревьями сантиметрах в двадцати-тридцати над землей.

«Межмолекулярная деструкция», – машинально отметил Льош. Он повернулся к драйгеру. Все оцепенело смотрели на поляну, и только у Портиша под окладистой бородой беспрерывно дергался кадык.

Паутина вибрировала и звенела малиновым звоном, словно ее теребил лапой гигантский паук, а из ее центра, из той самой странной белесой точки, медленно, клубясь туманом, конденсировался огромный молочно-белый шар с прозрачными прожилками. Наконец он окончательно оформился и двинулся в сторону останков Пыхчика. В малиновый звон вибрирующей паутины вмешались частые резкие звуки лопавшихся струн – длинные осевые нити, крепившие паутину к основанию деревьев, вытягивались и, достигнув предела натяжения, отрывались от деревьев и исчезали в шаре. А шар тотчас беззвучно выплевывал новые нити, которые с силой, так что тонкие деревья вздрагивали, впивались в подножья их стволов.

С драйгера острожно спустился Микчу.

– Че эт, а? – шепотом спросил он, заглядывая в рот Льошу. Льош промолчал. С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, он только вздохнул.

– Смерж? – спросил снова Микчу.

– Нет, – буркнул Льош и неожиданно подумал, что белесый шар действительно очень похож на смержа. – Кажется, нет… Будем надеяться, что это местная форма жизни.

– Когда кажется, надо креститься, – сказал Кирилл. Он слез с блюдца драйгера и теперь косолапо, разминая затекшие ноги, пробирался к ним, держась за борт машины. – Почему ты так думаешь?

Льош вспыхнул и сцепил зубы. Выдержка впервые покинула его.

– Тебе по пунктам перечислить, или как? – прищурившись процедил он.

Кирилл стушевался.

– Извини, – сказал он, отводя глаза. – Характер у меня такой, въедливый… В лагере я считал тебя просто беспочвенным прожектером…

– Мягко сказано, – сардонически усмехнулся Льош.

– Извини, – снова сказал Кирилл и посмотрел прямо в глаза Льошу. – Но все же, почему ты так думаешь? Как я понимаю, ты хотел сказать, что смержи к этой планете не имеют никакого отношения?

– В том-то и дело, что имеют… – тяжело вздохнул Льош. – Но это не родина смержев – слишком уж велико различие между флорой леса и лагеря. Скорее всего, здесь что-то вроде базовой планеты смержей.