Текст книги "Ближе, бандерлоги! (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– А что, нет?

Лаврик вздохнул:

– В том-то и оно, что начинается сплошная «Алиса в стране чудес»...

– В смысле?

– В смысле цитат. «Все страньше и страньше». Чертовски подходит к ситуации. Потому что к ЦРУ этот тип не имеет никакого отношения. Есть тут парочка уже засвеченных цэрэушников... И наверняка сыщутся и незасвеченные пока, но речь не о том. Времени было достаточно, и родное мое начальство обратилось к кое-каким смежникам, которые лучше нас знают закордонные чисто сухопутные дела. Смежники, что интересно, кое-что полезное относительно быстро накопали. Так вот, ниточка ведет в АНБ. Стопроцентной гарантии, как часто бывает, никто не дает, но, как написано в одной казенной бумаге, есть «огромная доля вероятности», что этот красавчик как раз из АНБ. Процентов этак на девяносто. Прочитав сию бумагу, я понял, что ни черта не понимаю. Ты наверняка, тоже?

– Вот именно, – сказал Мазур. – Ни черта не понимаю. Ему-то что делать там, где поляна ЦРУ или разведки госдепа?

Агентство Национальной Безопасности, уж он-то прекрасно знал, занималось исключительно радиоэлектронной разведкой – во всех ее видах, какие только существуют. А если уж вело агентурную работу, то опять-таки исключительно по тем делам, что касались их основного занятия...

– Вот именно, – сказал Лаврик. – Орелику из АНБ тут просто нечего делать. Ни разу не замечен в попытках заняться тем, что является сферой интересов его конторы. Зато по уши увяз в деятельности, гораздо более подходящей цэрэушнику, госдеповцу или сотрудникам еще парочки контор. Но не АНБ.

– А ошибиться смежники не могли?

– Начальство меня заверяет, что не могли. Они точно так же тихонько сатанеют от непонимания ситуации. Как все, кто с ней знаком. Раньше такого не бывало. Нельзя же всерьез говорить, что в ЦРУ и разведке госдепа вдруг настал столь жуткий кадровый голод, что они занимают людей у других ведомств, работающих совсем по другому профилю... А он пока что, повторяю, за три месяца не замечен ни в чем, что можно было бы связать с интересами АНБ...

Мазур фыркнул:

– И наверху что, думают, будто я эту загадку быстренько раскушу?

– Вряд ли, – серьезно сказал Лаврик. – Мне далеко не все известно, о чем они там думают, – когда это мы знали все о думах начальства? – но вот то, что ты не разведчик, прекрасно понимать должны. Вряд ли кто-то всерьез надеется, что ты доищешься до разгадки. Просто-напросто решено тебя туда внедрить, и точка. А зачем – этого и я, как уже говорилось, пока не знаю...

– Но как именно меня туда собираются внедрять, ты ведь должен знать? – сказал Мазур. – Наверняка тебе этим и заниматься.

– Ну да, – сказал Лаврик. – А для чего ж я тут? Я сейчас – твое обеспечивающее судно...

– По-моему, самое время рассказать?

– А тебе самому что фантазия подсказывает? – прищурился Лаврик. – Времени у нас достаточно, можно малость язык почесать...

– А черт его знает, – сказал Мазур, старательно напрягая фантазию без особых достижений. – Сам признаешь, что я не разведчик. Разве что книжные и киношные штампы в голову лезут. Скажем, я туда заявляюсь с рекомендательным письмом... но для фрилансера это как-то не очень и подходит. Или я ее в темном переулке спасаю от хулиганов... но она ведь наверняка пешком не ходит, тем более по темным переулкам.

– Ну конечно, – сказал Лаврик. – Дама как-никак, политический советник будущего президента... На черной «Волге» рассекает в хорошем обкомовском стиле. Забавно, но эти долбаные антикоммунисты немало чисто внешнего от партийцев как раз и переняли...

– Ну, тогда мне и сказать больше нечего, – сказал Мазур. – Излагай уж ты, что там у вас придумали.

Лаврик сказал словно бы задумчиво:

– Ты знаешь, лично мне с контрразведывательной точки зрения всегда казалась крайне подозрительной сказочка о рыцаре, принцессе и драконе. Ну, где дракон коварно держит принцессу у себя в пещере в плену, а потом галопом прилетает отважный рыцарь, сносит дракону все головы, сколько их там есть, и освобождает прекрасную пленницу...

– А что тут подозрительного? – с искренним удивлением спросись Мазур.

– Да все, – сказал Лаврик. – Ну вот за каким чертом дракону вообще держать принцессу у себя в плену? Жрать он ее не жрет... Сексуальные утехи наверняка невозможны, если только он не умеет человеком оборачиваться. Нигде ни разу не говорилось, чтобы дракон требовал выкупа у папаши-короля или, как нынешние террористы, какие-нибудь политические требования выдвигал. А ведь о ней, получается, еще и заботиться нужно, кормить-поить да вдобавок караулить постоянно – нигде не говорится, что она сидит на цепи – просто в пещере. Мотива у дракона и категорически не просматривается, как ни ломай голову.

– А версии у тебя есть? – хмыкнул Мазур.

– Сыщутся, – серьезно сказал Лаврик. – По моему глубокому убеждению, дракона кто-то попросту хотел убрать. То ли его клад хотели захапать – драконы порой, как утверждается, нехилые клады у себя собирали. То ли какая-то тогдашняя хитрая большая политика. Вот и подослали ликвидатора. А общественному мнению, если оно там уже тогда имелось, подсунули убедительный мотив: как же, этот гад чешуйчатый принцессу умыкнул и в плену держит, то ли сожрать хочет, то ли надругаться, то ли все вместе. Ну, вот и пришлось прикончить... – он стал серьезным. – Я не просто так треплюсь. То есть я, и в самом деле, так думаю насчет этой сказочки, но главное не в том. Главное в том, что одна умная голова придумала пустить в ход именно эту сказочку – правда, чуточку вывернутую наизнанку...

Глава четвертая
Принцесса, рыцарь и драконы

Улочка была тихая – собственно, даже и не улочка, а довольно длинный проезд меж двух высоких бетонных стен каких-то заводов. С обеих сторон стены были украшены разноцветной росписью: разноязычные надписи, лозунги, эмблемы и Фронта и польского Союза Сопротивления. Надписи, естественно, на двух языках – местном и польском, на русском не было ни одной.

Трое крепких ребят в джинсах и куртках, сразу видно, взялись восполнить этот пробел. Один, вооруженный банкой с красной краской и кисточкой, медленно передвигаясь вдоль стены, старательно, без лишней суеты и спешки выводил полуметровыми буквами ЛЕНИН ЖИЛ, ЛЕНИН ЖИВ, ЛЕ... Двое других выполняли функции охраны – стояли лицом к проезжей части, бдительно озираясь...

Зря пока что тревожились. Прохожих практически не было. За все время, что парни писали, а Мазур их неторопливо фотографировал, по тротуару прошла одна-единственная дамочка предпенсионного возраста в шубе из искусственного меха и с обесцвеченными локонами. Судя по выражению лица, когда она узрела надпись, тетушка была именно что из сторонниц Фронта – но, как и следовало ожидать, трезво оценивала свои силы, в одиночку с тремя крепкими ребятами связываться не рискнула. Поджав губы в ниточку, забрав подбородок, всем видом выражая презрение и неодобрение, побыстрее простучала каблучками мимо рисовальщика и его друзей.

Перейдя на пару шагов вправо, Мазур сделал еще парочку снимков. Никакого особого волнения он не чувствовал – видывали виды и посерьезнее...

Один из караульщиков вдруг встрепенулся, оттянул левой рукой борт куртки и склонился к нему ухом. Тут же выпрямился. Мазур опустил фотоаппарат. Встретившись с ним взглядом, парень кивнул. Потом коротко свистнул, рисовальщик поставил банку под забор, положил поперек кисточку – и все трое целеустремленно, как торпеды, кинулись на Мазура. Услышав, как справа приближается звук автомобильного мотора, он опустил фотоаппарат на грудь и принял некое подобие боксерской стойки. Началась махаловка...

Не везло ему супротив троих... После удара под коленную чашечку рухнул в липкую слякоть, и тут же второй обжигающий удар пришелся аккурат по правой брови, он ощутил кровь. Рядом взвизгнули тормоза, слышно было, как распахнулась дверца, и мужской голос рявкнул что-то на местном, Тут Мазур, прикрывавший обеими руками фотоаппарат, зажмурив левый глаз – кровь уже натекла на бровь – что есть мочи заорал по-английски, как и пристало австралийцу:

– Помогите! Полиция!

Что-то громко крикнула женщина на том же, насквозь незнакомом местном языке, ее поддержали два мужских голоса, и послышался удаляющийся топот ног – «рисовальщики» улепетывали со всех ног. Незадачливый фрилансер был спасен.

Пошатываясь, левой ладонью щупая рану, он поднялся на ноги, по-прежнему зажмурив левый глаз. А правым видел стоявшую перед ним парочку: мистер социолог в довольно простецкой куртке нараспашку вроде мазуровской, и очаровательная Беатриче, гораздо более нарядная, в джинсах и фасонной кожаной куртке, щедро отделанной по воротнику и рукавам каким-то мехом, явно не беличьим, без шапочки, волосы распущены по плечам, общее впечатление – очаровательна.

Облегченно вздохнув, Мазур сказал, опять-таки, естественно, по-английски со своим давным-давно поставленным австралийским выговором:

– Ну, спасибо, если бы не вы...

– Господи ты боже мой! – досадливо воскликнула она. – Мужчина! Не лезьте грязными руками, у вас кровь так и хлещет! Вот, возьмите платок.

– Спасибо, – сказал Мазур, скептически глянув единственным глазом на крохотный кусочек тонкой ткани с кружевной каймой. – У меня свой есть, побольше...

Вытянул платок, обтер кровь насколько удалось прижал его к рассеченной брови. Рассеченная бровь – травма специфическая. Кровь течет обильно, а вреда организму никакого. Боксер в таких случаях, быстренько дав заклеить себе бровь, возвращается на ринг.

– Сильнее, сильнее прижимайте, – командным тоном распорядилась Беатрис. – Вы кто? Американец? Англичанин?

– Австралиец, – сказал Мазур.

Совсем рядом стояла та самая черная «Волга» о которой упоминал Мазуру Лаврик и называл ее номер. Водитель, рослый жлоб, стоял у дверцы в ожидании инструкций.

– Что случилось? – спросила Беатрис, оглянулась на незаконченную надпись.

– Они писали на стене, – сказал Мазур. – Я русского не знаю, но слово «Ленин» узнал. Стал их фотографировать, а они кинулись... Я не хлюпик, в другое время я бы им накидал, но нужно было в первую очередь защищать фотоаппарат...

– Ох уж эти туристы... – помотала головой Беатрис. – Все могло и хуже кончиться...

– Я не турист, мисс, – сказал Мазур. – Я фоторепортер. Показалось, выйдут неплохие кадры...

Платок уже чуть ли не насквозь промок от крови, и Мазур рявкнул про себя: ну решайся на что-нибудь, кукла госдеповская, а то уже и куртка в крови испачкалась...

Беатрис перебросилась парой слов на местном со спутником. Тот изрек что-то, очень похожее на согласие.

– Садитесь в машину, – решительно сказала Беатрис. – Мы вас отвезем к врачу.

– Спасибо, – сказал Мазур предельно искренне. – Если бы не вы...

– Садитесь в машину, не болтайте!

И приказала что-то водителю. Мазур сел в машину, застегнул чехол фотоаппарата, закинул голову назад. Водитель, торопливо распотрошив автомобильную аптечку, распечатал пакет с бинтом и отмотал Мазуру чуть ли не половину.

– Прижмите к ране, – сказала Беатрис. – А платок выбросьте, он уже насквозь промок...

Мазур выбросил платок, захлопнул дверцу, и машина тут же рванула с места. Ну что же, пока все шло гладко и позволяло питать надежды на удачу: принцесса, как и рассчитывал Лаврик, спасла рыцаря от драконов...

Сидевший рядом с шофером Деймонд обернулся к нему:

– Вы из какой газеты?

– Я сам по себе, – сказал Мазур. – Старый фрилансер.

– Понятно, – хмыкнул американец. – То-то держитесь так спокойно, я вижу. Турист паниковал бы, кричал, что нужно вызвать полицию...

– Да какая там полиция, – сказал Мазур, старательно прижимая к рассеченной брови понемногу промокающий бинт. – Где их теперь искать... А что до спокойствия – тут вы в самую точку. Бывало и похуже, в той же Африке...

– Да уж, беспокойная у вас профессия...

– Зато порой неплохо оплачивается, – сказал Мазур. – Конечно, на этих чертовых красных... это ведь наверняка были красные?

– Будьте уверены.

– На этих чертовых красных много не заработать, так, пустяки. Но меня заверяли, что тут можно щелкнуть вещи и поинтереснее. Те, что оплачиваются гораздо лучше.

– Не исключено... – сказал Деймонд, переглянувшись с Беатрис, словно бы смешливо. – Места тут беспокойные...

– Я и не думал, что здесь так хорошо говорят по-английски, – сказал Мазур.

Эти двое вновь переглянулись, улыбаясь уже в открытую.

– Мы, видите ли, американцы, – сказала Беатрис.

– Ах, вот оно что... – сказал Мазур. – Случаем, не журналисты?

– Увы... – пожала плечами Беатрис. – Я политик, а Пит – социолог.

– Черт побери, ребята! – сказал Мазур обрадованно. – Политик и социолог? Значит, наверняка знаете тут все и всех? Может, и интересные места, где можно щелкнуть что-нибудь достойное?

– Вообще-то это тема для разговора... – сказала Беатрис, чуть подумав. – Но это потом, мы приехали...

С первого взгляда было ясно, что приехали они в Старый Город. Новые знакомые – впрочем, еще и не знакомились, но надежды терять не следует – провели Мазура в подъезд чертовски старинного дома, и Беатрис пошла на полшага впереди по высокой и крутой узкой лестнице. Деймонд замыкал шествие.

На третьем этаже – по высоте примерно соответствовавшем пятому в «хрущевках» – Беатрис распахнула высокую дверь с начищенной медной табличкой с выполненной красивой вязью надписью (Мазур мимоходом к ней присмотрелся, заковыристого здешнего имечка прочитать не успел, но отметил, что под ним стояло «докторас»). Небольшая опрятная комната, явно приемная – несколько мягких стульев вдоль стен, столик с журналами. Беатрис скрылась за соседней дверью, довольно быстро вернулась и энергично сказала:

– Ну вот, все отлично для вас складывается. Ни единого пациента, так что доктор вами сразу займется. Куртку и фотоаппарат, пожалуй, лучше оставить здесь. – Она кивнула на старомодную высокую вешалку. – Я пойду с вами, буду переводить. Доктор – хороший специалист, но английского не знает, а местного, наверняка, не знаете вы...

– Да уж откуда мне... – искренне сказал Мазур.

– Вообще-то, если вы знаете немецкий, можете обойтись без меня. Вот немецкий доктор знает в совершенстве, он наполовину немец.

– Увы... – сказал Мазур. – До сих пор как-то одним английским обходился, куда бы ни забрасывало. Вообще...

– Не будем болтать, пойдемте. Кровь все еще течет.

Мазур оглянулся на вешалку:

– У меня там паспорт в кармане куртки...

– Да никуда он не денется, – сказала Беатрис, нетерпеливо притопывая каблучком фасонного низкого сапожка. – Питер все равно будет нас здесь ждать... Кстати, это Питер, а я – Беатрис.

– А я – Джон.

– Вот и познакомились. Ну, идемте наконец!

Мазур оказался в обширном, белоснежном кабинете, где, кроме кушетки, имелось еще с полдюжины медицинских причиндалов, которые он тут же опознал все до единого – после стольких-то медкомиссий и врачебных осмотров... Аппаратура современная, импортная, дело поставлено на широкую ногу, надо понимать.

Его встретили белокурая куколка в коротком белом халатике и врач, смотревшийся довольно импозантно: явно за семьдесят, но спину держит прямо, словно старый строевик, седая шеверюра красиво уложена, морщин меньше, чем можно ожидать в такие годы. Крепкий старикан.

По указанию врача, переведенному Беатрис, Мазур снял кроссовки и лег на широкую, покрытую белой клеенкой кушетку. Доктор и подкатившая столик медсестра принялись над ним трудиться, в первую очередь снимая влажными тампонами с лица подсыхающую кровь. Смирнехонько лежавший Мазур тем временем думал, весьма даже не исключено, что оставшийся в приемной Питер сейчас листает его паспорт – профессионального любопытства ради, чтобы уточнить, с кем свела судьба. Очень может быть, Лаврик так и поступил бы – рефлексы... Ну и наплевать. Заверяли ведь, что паспорт надежный. И даже более того... Впрямую Мазуру не говорили, а сам он дисциплинированно не задавал лишних вопросов, но у него возникло впечатление, что паспорт не ему к этой поездке смастерен, а насчитывает от роду несколько лет, вовсе не состарен искусственно, и все эти годы с ним мотался по белу свету какой-то реальный человек. Очень похожий на Мазура – дело в том, что Мазур на фотографии не узнал себя. То есть это был кто-то на него чрезвычайно похожий, но все же не он – вдобавок его для этого паспорта никто не фотографировал, не помнил он такой своей фотографии, да и такого костюма с таким галстуком у него отродясь не бывало. Однако подозрений фотография пока что ни у кого не вызвала – за семь лет (а именно семь лет назад паспорт выдан) любой человек чуточку меняется... Очень похоже, что некий смежник и в самом деле самое малое семь лет фрилансерствовал в тех странах, чьи визы стояли в паспорте, а может, и где-то еще, не во все страны граждане Британского Содружества обязаны брать визы, порой пускают и без них. Ну, а потом легенду надели на Мазура как готовый костюм. Конечно, бессмысленно гадать о мотивах – может быть, смежники решили выводить своего человека на родину, а может, если у Мазура все пройдет успешно, паспорт вернется к хозяину, добавив в его биографию еще и поездку сюда.

Кто их там знает... Одно ясно: прежний владелец паспорта не провалился – иначе кто бы Мазуру дал документ спаленного? Не только у американцев, но и у множества спецслужб других стран есть возможность вдумчиво проверить Джона Джейкобса как следует...

Ему обработали рану, остановили кровь, вкатили укол (как объяснил врач через Беатрису – противостолбнячный). Как он и ожидал, повязку доктор накладывать не стал, ограничившись надежно наклеенным пластырем. Потом импозантный старикан отступил на пару шагов, склонив голову к правому плечу, осмотрел дело своих рук с видом закончившего работу скульптора или художника, и, судя по лицу, остался доволен. Сказал что-то.

– Можете вставать, – перевела Беатрис. – Постарайтесь это место не мочить. Голова не кружится? Не тошнит? В глазах не двоится? Отлично, сотрясения мозга нет. Еще доктор говорит, что вы везучий молодой человек, легко отделались.

– Исключительно благодаря вам с Питером... Сколько я ему должен?

Доктор поднял ладонь определенно протестующим жестом, что-то сказал решительно.

– Вы ничего не должны, – перевела Беатрис. – Ни сейчас, ни потом. Доктор говорит: всех, кто дрался с красными, он лечит бесплатно. И не протестуйте, такие уж у него убеждения...

Проследив направление ее взгляда, Мазур впервые заметил над столом с креслами для врача и пациента небольшую застекленную рамочку, где на черном бархате... Ах, вот оно что... Чуточку перефразируя классика – вот вы каких эскулапов у себя завели...

Железный Крест второй степени на ленточке. Крест «За военные заслуги» – вторая степень, бронза. Знак «За борьбу с партизанами». Черненый знак за ранение.

И еще – медаль за четыре года службы в СС. Погоны войск СС с двумя четырехугольными звездочками – гауптштурмфюрер, точнее, просто гауптман, в войсках СС, в отличие от «общих СС» пользовались армейской системой званий.

И в самом низу две черных петлицы, обшитые алюминиевой каймой, на одной – соответствующее чину гауптштурмфюрера-гауптмана число звездочек, на другой – эмблема дивизии СС, когда-то в этой республике и сформированной. Судя по набору наград, эта старая сволочь в войну натворила дел. Дивизия печально прославилась не столько подвигами на фронте, сколько охотой на партизан, расстрелами евреев и террором в русских областях.

В лихорадочном темпе Мазур прокачал: вступи этот поганец в СС после прихода сюда немцев, медали не получил бы, ко взятию Берлина четыре года еще не прошло. Значит, в СС попал раньше еще до Отечественной, явно в Германии, скорее всего, как фольксдойч (говорила же Беатрис, что он наполовину немец), ну, а потом, когда формировали эту самую дивизию, его, надо полагать, туда откомандировали как проверенного кадра.

Вывести бы в чисто поле, поставить к стенке и резануть очередью – в живот, чтобы еще пожил и ножками подрыгал. Если не подбирал потом знаки различия и награды у антикваров, а сохранил свои – за решетку не попал, ухитрился проскользнуть... Обнаглел, сволочь, открыто держит. А впрочем, если заховал документы подальше, его не прищучить, сама по себе эта рамочка доказательством не является, мало ли какие у человека могут быть причуды, заорет хороший адвокат, и хрен ты его опровергнешь...

Руки чесались врезать от души, несмотря на преклонные годы бывшего гауптмана – но ситуация требовала проявить прямо противоположные эмоции. А потому Мазур сделал уважительное лицо с таким видом, словно говорил: «О-о-о!» Запас немецких словечек у него был крайне скромен, но тут особых изысков и не требовалось, так что Мазур сказал:

– Данкешен, – и добавил с этакой понимающей улыбкой: – Герр гауптман...

Сволочной старик изобразил чуточку смущенную улыбку, словно гимназистка, которой гусарский поручик впервые в ее жизни сделал взрослый комплимент, произнес парочку длинных фраз. Беатрис перевела:

– Господин доктор очень рад, что еще остались молодые люди, причем даже не из Германии, которые разбираются в иных тонкостях. И ждет вас через три дня. Желает всего наилучшего.

Мазур светски раскланялся и вышел, галантно пропустив вперед Беатрис. «Социолог» сидел, по-американски закинув ноги на столик, лениво листая «Плейбой». Что вовсе еще не означало, что он не ознакомился с паспортом Мазура – времени у него хватало.

– Ну, вот и отлично, – сказал он не без облегчения, проворно вставая. – Надоело тут торчать... Что же, старикан вас привел в божеский вид. Но у вас кровь не только на рубашке, но и на куртке... Вы где остановились?

– В отеле «Перлас», – сказал Мазур.

– Отлично. Отдадите горничной, попросите смыть, но непременно холодной водой.

– Уж это я знаю, – сказал Мазур. – Кое-чего нахватался, странствуя по свету... Черт!

– Что такое?

– Как же я с ним буду объясняться через три дня?

Беатрис ответила, не задумываясь:

– Это не проблема. Я с вами съезжу. Пойдемте, отвезем вас в отель... Уж если быть добрыми самаритянами, то до конца.

– Черт, не знаю, как вас и благодарить... – сказал Мазур.

– Пустяки, – усмехнулся Деймонд. – Западные люди должны помогать друг другу, особенно в такой дикой дыре...

– Питер! – воскликнула Беатрис. – Что за лексикон? Ты, между прочим, говоришь о моей исторической родине!

Питер изобразил легкое смущение:

– Ох, прости, Беа, я как-то не подумал...

Однако нетрудно было узреть, что ее возмущение – чисто напускное. И можно с уверенностью сказать: в противоположность тому, что она трещала тогда репортерам, чихать ей в глубине души на историческую родину с присвистом... Как сама говорила – американка по рождению и воспитанию. Службу справляет, и не более того...

Уже в машине она с неподдельным любопытством спросила:

– А почему вы назвали старика гауптманом, а не гауптштурмфюрером, если уж, сразу видно, разбираетесь кое в каких тонкостях? Он же из СС.

Мазур кратенько ей объяснил, в чем тут хитрушка.

– Эрудированный вы человек, Джон... – произнесла она без всякой насмешки.

– При моей профессии узнаешь массу интересного, – сказал Мазур. – Приходилось общаться с такими вот милыми старичками, они объяснили тонкости. Вот что... – сказал он с видом человека, застигнутого внезапным озарением. – Вы мне чертовски помогли, а мне и нечем вас отблагодарить, не совать же вам вульгарно пару купюр... Может быть, подниметесь ко мне в номер ненадолго? У меня есть отличный виски, Шотландия, восемнадцати лет выдержки...

Прав был Лаврик в очередной раз – касательно распределения ролей в этом американском тандеме. Беатрис промолчала, словно раздумывая – а на деле, конечно же, ожидая указаний старшого. А тот, не особенно и задумываясь, сказал:

– Неплохая идея. Шотландия восемнадцатилетней выдержки – это чертовски соблазнительно. Как ты, Беа?

– Пожалуй, – кивнула она.

Интересно складывается, подумал Мазур. К врачу она меня и через три дня свозит, виски похлебать согласились... Неужели клюнуло?