Текст книги "Ближе, бандерлоги! (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятая
Политика на местный лад

Деймонд повертел меж пальцами небольшую черную пластинку, словно бы о чем-то раздумывая. Потом поднял глаза на Мазура. На лице у него играла легкая улыбка, то ли его все это почему-то развеселило, то ли чего-то в этом роде он и ожидал.

– Вы поступили совершенно правильно, Джонни, – сказал он наконец, убрав с лица улыбку, словно штору задернул, – когда не поддались искушению играть на две стороны. А такая возможность у вас безусловно была...

Мазур пожал плечами:

– Откровенно вам скажу, Питер: дело тут не в каком-то благородстве. Я не большой знаток таких дел, но всегда старался избегать ненужных сложностей. Играть на две стороны – это чревато неприятностями. Из шпионских фильмов уяснил...

– Ну что же, и такая жизненная позиция вполне рациональна.

Мазур постарался напустить на себя побольше озабоченности:

– Одно меня беспокоит, Питер... Как бы мне не огрести неприятностей от другой стороны. Когда пройдет восемь дней, и они узнают, что эта штука не работает... Черт их знает, могут и в самом деле пальнуть в спину...

– Джонни, вы и впрямь не разбираетесь в таких делах, – усмехнулся Деймонд с чуточку покровительственным видом. – Ровным счетом никаких оснований для беспокойства, могу вас заверить. Отчего вы решили, что эта штука не будет работать. Еще как будет. Я ее самолично прилеплю под стол Беатрис. Правда, вам в это время тоже нужно будет там находиться – на случай, если они за вами следят. И пусть себе потом подслушивают. Они услышат вполне серьезные деловые разговоры, – он улыбнулся вовсе уж голливудской улыбкой. – Правда, не имеющие ничего общего с реальными делами, но откуда бы им догадаться?

– В жизни не влипал в шпионские игры... – проворчал Мазур.

– Все когда-нибудь случается впервые, – сказал американец. – Ничего удивительного в таком клубке интриг, какой здесь сплелся уже давно... Конечно, я эту штуку прилеплю не сразу – если сделать это слишком быстро, может показаться подозрительным. Для пущего правдоподобия следует выждать пару дней, они ведь вам дали достаточно времени. Везунчик вы, Джонни – палец о палец не ударив и ничем не рискуя, заработали тысячу зеленых. А может быть, заработаете еще – коли уж вы у них на крючке, они могут потребовать новых услуг...

– Кто они такие? – спросил Мазур.

– Ну откуда мне знать? – пожал плечами Деймонд. – Скажу вам по секрету: сюда слетелось столько разведчиков из самых разных стран, что с ходу определить, кто такие ваши гости, нереально. Я к тому же не разведчик, всего-навсего делаю кое-что для местных политиканов, а это совсем другое. Да, вот что: вы непременно меня уведомите, когда они позвонят и назначат встречу для окончательного расчета. А я поговорю с теми, кто как раз и занимается такими делами...

– Обязательно, – сказал Мазур.

И усмехнулся про себя: святая невинность, надо же. Наверняка за теми двумя будут следить не местные, а твои люди. Что ж, Лаврик рассчитал все точно...

Подбрасывая на ладони хитрый микрофон, Деймонд встал из-за стола, подошел к окну и какое-то время смотрел на улицу с задумчивым видом. Мазур прекрасно понимал, о чем думает его клятый работодатель. На противоположной стороне улицы, напротив штаб-квартиры Национального Фронта, где они сейчас пребывали, возвышалась длинная девятиэтажка, и на здание смотрят, легко подсчитать в темпе, сто восемьдесят окон – конечно, квартир гораздо меньше, но все равно приличное количество – и в любой могут засесть хваткие умельцы с той самой параболической антенной, о которой говорил Лаврик. И поди их вычисли. Окно они открывать не будут, стекло для радиолуча не помеха. Окна кабинета Беатрис наверняка выходят на эту же сторону...

– В общем, ни о чем не беспокойтесь, – сказал Деймонд, отвернувшись от окна. – Через пару дней микрофон окажется в нужном месте, никто вас не заподозрит... Поговорим о текущих делах. Сегодня, ближе к вечеру, для вас будет работа. Беатрис за вами заедет... Вот кстати. У вас есть фотовспышка?

– Обижаете профессионала, Питер, – усмехнулся Мазур. – Ну, разумеется, есть, – он мотнул головой в сторону лежащего на столике фотоаппарата. – Причем встроенная, аккумулятор всегда заряжен полностью.

– Отлично. А запасные кассеты?

– Всегда держу при себе парочку. И когда извлеку отснятую пленку, тут же заряжаю чистую. Фотоаппарат, как оружие, всегда должен быть в готовности.

– Это хорошо... – сказал Деймонд чуточку рассеянно. – Приятно иметь дело с профессионалом... Ну, до вечера? Я вызвал машину, вас сейчас отвезут в отель.

...Беатрис позвонила снизу ровнехонько в назначенное время. Ждала Мазура в том же «фольксвагене». Ехали довольно долго, явно куда-то в пригороды. Наметанным глазом Мазур быстро определил, что на столичных улицах кое-что изменилось – очень уж часто, кроме обычно стоявших там и сям омоновцев и милиционеров, попадались патрули внутренних войск, в касках поверх зимних шапок, при оружии. Усиление, несомненно. А на любом континенте подобная картина имеет только два толкования – либо что-то готовят власти, либо оппозиция... Он смотрел утром программу «Время» – но там о здешних делах ничего не сказали.

– Что-то слишком много солдат на улицах, – сказал он нейтральным тоном.

– Ага, ты тоже обратил внимание? – усмехнулась Беатрис.

– Ну еще бы, – сказал Мазур. – Меня столько раз заносило в беспокойные места, насмотрелся... Обычно такое, где бы ни происходило, означает, что грядут некие события...

– Кто их знает... – пожала она плечами. – Ситуация такая, что все возможно.

Вот и догадайся, то ли она и в самом деле понятия не имеет, в чем тут дело, то ли знает что-то...

Мазур угадал верно: они и в самом деле оказались в пригороде, застроенном аккуратными виллами постройки определенно последних лет. Низкие заборчики, клумбы, покрытые сейчас снежной кашицей, изящные беседки... Справа он увидел распахнутые ворота – и Беатрис тут же туда свернула. Сказала деловито:

– Я за тобой вернусь через полчасика, иди один.

Мазур поправил на плече ремешок фотоаппарата и вылез. За входной дверью, в небольшом, но красивом холле сидел не один цербер – целых двое, и пиджаки слева чуточку оттопыривались у обоих. С черного кожаного диванчика в углу встал Деймонд, кивнул:

– Пойдемте, Джонни, работа предстоит уже знакомая...

И первым прошел в деревянную с резьбой дверь в глубине холла – за которой обнаружилась ведущая вниз лестница. «Что, опять?» – подумал Мазур не без раздражения.

Действительно, все повторялось, как дурной сон: небольшая комнатка, разве что потолок не сводчатый, а обычный – но на стульях лежат знакомые балахоны с уложенными поверху черными «фантомасками» – быть может, те же самые.

– Ну, вас уже не надо наставлять? – с веселыми нотками в голосе спросил Деймонд.

– Опять? – мрачно спросил Мазур.

– Ну, такие уж игры... Если они ранят вашу чувствительную душу, могу порадовать: на этот раз много снимков не нужно, достаточно пяти-шести.

– Какая там чувствительная душа... – проворчал Мазур. – Как бы эти игры не кончились плохо...

Он прекрасно помнил, что ему никак не полагается знать о том, что ребята Плынника освободили пленницу. Подумал только: а что, если и на этой хазе кто-то из тех двух постукивает? Икс с Игреком могли узнать о происходящем в том доме и через какие-то внешние источники, и с помощью кого-то из завербованных охранников...

– Пустяки, обойдется, – беззаботно улыбнулся Деймонд. – Чтобы вы были совершенно спокойны, выдам секрет, полагаясь на ваше умение хранить тайны работодателей... На сей раз это не жена русского офицера, а полька из местного Союза Сопротивления. Весьма энергичная молодая особа их боевого отряда, не в одной акции участвовала. Вот эти в полицию ни за что не побегут, и вы – да и я тоже – останемся полными инкогнито. Ну, облачайтесь, этот наряд вам уже знаком...

Мазур подумал, что этот обаятельный хмырь наверняка приготовил новую провокацию. Здешним полякам, представляющим собой довольно организованную силу, такое не понравится, следует ждать новых стычек, а ситуация и без того накаленная...

Ну да, практически то же самое, чуть отстраненно отметил он, войдя следом за Деймондом в соседнюю комнату. Большая кровать, разве что гораздо более современная, чем в том домике, девушка, на сей раз совершенно обнаженная, запястья прикованы наручниками к никелированным прутьям спинки. Разве что светловолосая, и волосы длиннее – а красивое личико исполнено не тоскливой безнадежности, как у Риты, а самый настоящей ярости. И на животе у нее – похоже, алой губной помадой – намалеваны большие буквы ZO. Ага, Звензек Одпору, то есть Союз Сопротивления... И два бугая в трусах и «фантомасках» – не исключено, те же самые. Разве что руки на сей раз у них пустые.

Деймонд тихонько сказал:

– Хороший снимок во весь рост, как в прошлый раз...

Мазур выбрал подходящее место и сделал снимок, как и в прошлый раз, старательно гася в себе эмоции и чувства.

– Отлично, – сказал Деймонд. – Когда парень начнет, сделаете еще пяток и довольно.

Ну да, на сей раз без прелюдий... Один из молодчиков навалился на девушку, она пыталась отчаянно отбиваться, но амбал с помощью напарника быстро добился своего. Приподнялся над ней, упираясь в постель вытянутыми руками, явно для того, чтобы кадры получились эффектнее.

Пришлось снимать, а что еще делать? Хорошо еще, работа для него кончилась гораздо быстрее, чем в прошлый раз.

Избавляясь в соседней комнате от дурацкого балахона, он спросил:

– Я так понимаю, сопроводительный текст снова вы написали?

– Тут чуточку другая игра, – сказал Деймонд. – Когда проявите пленку, отдадите ее Беатрис. Сопроводительного текста не будет. Что вы приуныли? – он понимающе усмехнулся: – Ах да, затосковали об упущенных денежках... Держите конвертик, тут пятьсот баков. Вряд ли в каком-нибудь бульварном листке заплатили бы больше, а?

– Пожалуй, – сказал Мазур.

– Ну, вот видите, все для вас складывается неплохо. Честное слово, я вам чуточку завидую, Джонни. Денежки на вас так и сыплются. А мне платят хотя и неплохо, но строго фиксированное жалованье...

Теперь усмехнулся Мазур:

– И все же, надо полагать, не столь уж убогое? Иначе вы, как истый янки, не взялись бы за эту работу?

– Да, конечно, – безмятежно сказал Деймонд. – С одной поправкой – я не янки, я ведь вам уже говорил, что я с юга...

Ну, Мазур это давненько определил по его выговору. Джентльмен с юга, ага, потомок спесивых плантаторов, очень может быть. И занимается грязными делами для одной из разведслужб – измельчали южные джентльмены, благородные предки, если только они есть, наверняка в гробах ворочаются от делишек такого вот потомка...

Исключительно из чистого любопытства он поинтересовался:

– У предков, надо полагать, были плантации и негры?

– И немаленькие плантации, – сказал Деймонд. – До гражданской войны, понятно, потом, если вы знаете нашу историю, им пришлось несладко. В «белую рвань» не превратились, но жизнь стала гораздо более скромной... Что вы улыбаетесь?

У Мазура осталось впечатление, что легкая грусть в голосе американца была неподдельной – вполне возможно, он не врал, к чему разукрашивать свою легенду такими подробностями, в принципе ненужными? Вполне возможно, и в самом деле предки были плантаторами, слишком многое потерявшими после победы северян.

– Выходит, что мы оба – аристократы, – сказал Мазур. – Мои предки, по австралийским меркам, как раз аристократы.

Деймонд усмехнулся:

– Слышал я краем уха про эти ваши мерки... Это означает, что ваши предки были ссыльными каторжанами?

– Причем даже не в девятнадцатом – еще в восемнадцатом веке, – сказал Мазур, не впервые использовавший под видом австралийца такие детали. – У нас это столь же престижно, как у вас – числиться потомком кого-то из пассажиров «Мейфлауэра». Ничего такого кровавого – просто-напросто прапрадедушка по живости характера останавливал под Лондоном почтовые кареты и дилижансы и без всякой крови избавлял проезжающих от лишних денег и ценностей. В те времена – занятие, конечно, преследовавшееся властями, но считавшееся в определенных кругах делом вполне житейским.

– Понятно. Так что ваше фрилансерство, вполне может оказаться, – результат влияния генов прапрадедушки?

– Черт его знает, – сказал Мазур. – Вполне возможно. Разве что я никого не граблю, а зарабатываю совершенно законным образом. Впрочем, – он мотнул головой в сторону двери в соседнюю комнату, – не всегда...

Деймонд усмехнулся:

– Ну, я думаю, кто-кто, а ваш прапрадедушка не стал бы ужасаться оттого, что его потомок порой легонько нарушает законы...

– Пожалуй что, – в тон ему сказал Мазур.

– Ну, пойдемте. Беатрис наверняка уже вернулась.

Все повторилось, как легко было догадаться – уже знакомое фотоателье, кофе на столике, предупредительный хозяин... Разве что на сей раз вместе с проявленной пленкой он вынес не один конверт, а два.

Уже в машине он ухмыльнулся:

– Снова сделала себе копии, любительница фотоэротики?

– Ну да, – сказала Беатрис совершенно невозмутимо. – Ты ведь и на сей раз не станешь закладывать меня Питеру?

– Конечно, не стану, – сказал Мазур. – Ты девочка взрослая, знаешь, что делаешь. В конце-то концов, если что, мне по шее не достанется.

– Да ладно, – безмятежно сказала Беатрис. – И мне тоже не достанется. Поворчит немного, и все, в крайнем случае снимки отберет... Если только не окажется, что я уже успела отправить их с помощью надежной оказии в Штаты. Но если ты не проболтаешься, откуда он узнает?

– Нем, как могила, – сказал Мазур.

– Вот и молодец, – Беатрис чмокнула его в щеку, лукаво улыбнулась. – Подобная деликатность заслуживает вознаграждения... Ты не прочь его получить нынче же ночью?

– С превеликим удовольствием, милая, – сказал Мазур. – Когда тебя ждать?

– Ближе к вечеру. Только в номере у тебя мы оставаться не будем, поедем куда-нибудь в другое место. Ты, надеюсь, не против?

– Конечно, не против, – сказал Мазур. Лишь бы это было достаточно уютное место. А почему не в отеле?

– Рожа у портье мне не нравится, – серьезно сказала Беатрис. – Классическая рожа стукача, мне их пришлось повидать... Все равно, на кого он работает. Могут всадить в люстру видеокамеру – и совершенно неважно, кто это сделает, у меня в любом случае могут быть... неприятности.

– Понятно, – сказал Мазур.

Не говорить же ей, что Лаврик каждый день проверяет и свой, и Мазуров номер именно на предмет «жучков» и скрытых камер, Совершенно ни к чему ей знать такие вещи. Интересно, в первый раз она ничуть не боялась, что в номере окажутся потаенные камеры, – хотя, логически рассуждая, их вполне могли всадить заранее, кто-нибудь из тех, кто присматривает за здешними американцами вроде Питера и Беатрис, – и не обязательно противник, а союзник по НАТО... А такой компромат дает прекрасные возможности для шантажа и попыток вербовки – в госдепе будут смотреть на ее забавы сквозь пальцы лишь до тех пор, пока нет материальных улик наподобие видеокассеты. Давно известно: не за то вора бьют, что украл, а за то, что попался...

А потому у Мазура были сильные подозрения, что Лаврик по своей милой привычке уже всадил в спальне миниатюрную камеру о чем пока что Мазуру не сказал. Вполне в его стиле. Мазур давно привык к подобным фокусам и не обижался на них – в конце концов, должность у Лаврика такая...

На тротуарах Мазур частенько видел патрули внутренних войск, один раз попался даже БТР, а в другом месте – сразу три пожарных машины, хотя никакого пожара поблизости не усматривалось. Что-то то ли стряслось, то ли готовится, без веской причины такого усиления не случается...

Улица, куда свернула Беатрис, показалась ему знакомой застроенная аккуратненькими современными виллами, не повторявшими одна другую. Ну да, так и есть, машина въехала в распахнутые ворота той самой виллы, где совсем недавно происходила очередная фотосессия. Беатрис выключила зажигание и вынула ключ с таким видом, словно конечная цель достигнута. Сказала весело:

– Здесь и обоснуемся.

– А это не рискованно? – спросил Мазур.

– Какой тут может быть риск? – безмятежно пожала она плечами. – Питер здесь до завтрашнего дня не появится, он по уши в делах, а местные гориллы мной прикормлены и вышколены, ни за что не станут на меня Питеру ябедничать... Чего ты боишься?

– Лично я ничего не боюсь, – сказал Мазур. – За тебя беспокоюсь, как бы чем-то неприятным для тебя не обернулось.

– Милый, ты у меня настоящий рыцарь, – Беатрис чмокнула его в щеку. – Так заботишься о чести дамы... Не надо. Я бы и сама не стала нарываться на неприятности... но их, точно тебе говорю, не будет. Пошли?

...Он вскинулся, заслышав на первом этаже некий странный шум – безусловно, не присущий этому домику в обычное время – дверь была довольно тонкая, вилла небольшая, и он отчетливо слышал... Рядом встрепенулась Беатрис:

– Ты слышал?

– Точно, что-то не то... – тихо сказал Мазур.

Входная дверь громыхнула чересчур громко для двух часов ночи – кто-то распахнул ее весьма бесцеремонно, так, что она звучно ударилась о стену. Топот нескольких пар ног, стук перевернутого стула, жалобный вопль человека, которому, несомненно, прикладывали по организму от всей души. Топот на лестнице, ведущей на второй этаж, топот в коридоре...

– Полиция? – спросил Мазур.

– Представления не имею, – быстрым шепотом отозвалась Беатрис. – Даже если они, мы-то ни причем...

– А та девчонка? – спросил Мазур. – Она наверняка еще здесь...

– Ну и что? Мы-то тут при чем? Меня там не было, тебя она не опознает, пленка и снимки уже у Питера... мой конверт, правда, в машине, но там есть тайничок, так что...

Дверь спальни с грохотом распахнулась, в лица им ударил луч сильного фонаря, вмиг ослепив. Человек с фонарем так и стоял в дверях, резко бросил что-то на местном языке.

– Велит сидеть тихо и не дергаться, – перевела Беатрис. – Иначе будет стрелять. Не дергайся, а то кто его знает...

Она легла и укрылась простыней до подбородка, как и подобает благовоспитанной девушке, застегнутой посторонними в столь пикантном положении. Мазур остался сидеть в постели, прикидывая, как в случае осложнений достать освещавшего их фонарем субъекта. Он только зажмурился, прикрыв глаза рукой и чутко ловя слухом каждое движение неизвестного.

Но тот, не производя ни малейшего шума, так и торчал в дверях. В коридоре слышались топот, возня – еще кого-то били от всей души – хлопанье дверей. Радостный, срывающийся женский голос – черт, так это ж по-польски, она благодарит «хлопцев» за то, что не бросили – и ей тут же ответили:

– Помолчи пока, ладно? Уходим...

Тоже по-польски это было произнесено. Ну вот, все и прояснилось: не только на той хазе, где держали Риту, у поляков нашлись свои люди – а утечка, несомненно, произошла именно отсюда, будь это просто слежка, они, конечно, вмешались бы гораздо раньше...

Несколько пар ног протопотали мимо спальни, по лестнице, снова грохнула входная дверь, и стало почти тихо, если не считать явственного болезненного оханья на первом этаже. Луч фонаря погас, державший его человек отступил в коридор и с грохотом ссыпался по лестнице. Хлопнула входная дверь.

Беатрис моментально вскочила, схватила лежавшую на кресле у постели одежду и принялась одеваться – с лихорадочной быстротой, словно исправный солдат по команде «Подъем!» Бросила Мазуру, не оборачиваясь к нему:

– Одевайся быстрее!! Чистая пленка в аппарате есть?

– Как всегда, – ответил Мазур, выпрыгивая из постели и торопливо натягивая трусы – кажется, задом наперед, но это мелочи.

И завертелось. Двое бандерлогов, крепенько побитых, обнаружились на втором этаже, третий – на первом, избитый и вовсе в кровь. «Скорая помощь» – ага, вот кому в первую очередь звонила Беатрис, после беглого досмотра обоих этажей кинувшаяся к телефону и тараторившая что-то на местном (всего она в темпе сделала три звонка, причем второй – в милицию, уж слово-то «милиция» Мазур разобрал, оно и на местном звучало пратически так же).

Исправно следуя указаниям Беатрис, Мазур старательно фотографировал – двоих побитых, сидевших на корточках у стены на втором этаже, распахнутую дверь – судя по ее виду, распахнутую именно что молодецким ударом ноги, когда она была заперта. Потом – побитого на первом этаже, которому неслабо пустили кровянку, – и то, как его перевязывают бесстрастные медики.

Вскоре объявился вальяжный тип в очках и при галстуке – сразу видно, поднятый с постели – о чем-то говорил с Беатрис на местном. А вот милиция задерживалась, судя по раздраженным репликам Беатрис, обращенным к очкастому.

В конце концов они все же появились – трое в форме и двое в штатском. Один из штатских с тем же бесстрастным видом, что у медиков, заговорил с Беатрис на местном – и переводил на русский второму штатскому, по некоторым признакам, старшему группы. Мазур (уже убравший подальше фотоаппарат, опять-таки по распоряжению Беатрис) слушал, притворяясь, конечно, будто ни словечка не понимает. Беатрис красочно живописала, как на виллу внезапно ворвались какие-то бандиты и зверски избили трех человек – а их с мистером Джейкобсом, похоже, пощадили исключительно оттого, что они показали свои паспорта, должно быть, не захотели связываться с иностранцами. О национальной принадлежности нападавших она ни словечком не упомянула, более того, специально подчеркнула, что они меж собой не разговаривали, и она совершенно не представляет, кто бы это мог быть (а четвертью часа ранее спросила у Мазура, понял ли он что-то из слышанных разговоров нападавших и девушки. Он с невинным видом ответил, что ни словечка и предположил, что это, наверное, русский. Тогда Беатрис велела, когда «эта чертова полиция наконец притащится», говорить, что они все это время молчали, ни словечка Мазур не слышал).

Потом очкастый, пыжась и стараясь придать себе величественный вид, через Беатрис сообщил милиционерам, что он, как «региональный советник Национального Фронта» выражает решительный протест и усматривает в происшедшем провокацию. Как и следовало ожидать, ему ответили, что разберутся.

Потом со всех снимали показания. Неизвестно, что там наболтали побитые, но показания Беатрис и Мазура были краткими (и заранее обговоренными): пребывали в разных комнатах, и к нему, и к ней ворвались люди с фонарями, но оба как-то сразу сообразили гордо воздеть свои паспорта, и налетчики им не причинили ни малейшего вреда, быстренько ретировались.

У Мазура осталось твердое убеждение, что на лицах милиционеров все же легонько проступало скрытое злорадство, только старший оставался невозмутим – похоже, среди них не оказалось сторонников Национального Фронта, вовсе даже наоборот.

Разумеется, он уставился на свои записанные по-русски показания, как баран на новые ворота – зато их самым внимательным образом прочитал очкастый, как и показания Беатрис (явно вполне владел русским, но из гонора изъяснялся исключительно на «ридной мове»), сказал что-то девушке, и она кивнула Мазуру, сказала решительно:

– Все в порядке, можешь подписывать.

Он так и не понял, действительно ли Беатрис совершенно не владеет русским или прикидывается в точности, как он. Но, в конце концов, точный ответ на этот вопрос не так уж важен...

...Лаврик внимательно выслушал Мазура с каким-то непонятным видом – Мазур предположил бы, что напарник чему-то радуется. Вот только чему в этой ситуации можно радоваться? Что-то не усматривается поводов для особой радости. То, что пара бандерлогов получила по ушам – чересчур уж ничтожный повод для радости, речь ведь идет о сущей мелюзге...

Он сказал, подробно изложив все происшедшее:

– Ну, твои комментарии? Ты же всегда все на свете знаешь.

– А над комментариями и раздумывать не надо, – сказал Лаврик,– Все, как на ладони. Ну да, поляки, и, конечно же, из ЗО. Кто-то из той троицы им определенно стучал – иначе происшедшего не объяснить. Вот они и отреагировали резко. Это наши с тобой соотечественники, к стыду нашему, в лучшем случае сидят по углам и держат нейтралитет, а в худшем подпевают местным, по дурости своей считая, что их тоже пустят в цивилизованную Европу полноправными гражданами. А вот поляки бунтуют активно и весьма организованно – не питаю я никакой такой особенной любви к ляхам, но сейчас они, нужно признать, показали себя крепкими мужиками – ну, они-то местных за столетия неплохо изучили и ничего хорошего от них не ждут. Вообще, еще в веке восемнадцатом кто-то из их философов сказал: «Воевать поляки не умеют. Но бунтова-ать!» Вот они и стараются не дать бандерлогам усесться себе на шею и ножки свесить... Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, и ты за компанию мог по морде получить...

– Одного я в толк не возьму, – сказал Мазур. – эту порнушку Деймонд прибрал себе, а не велел переправить на Запад вместе с теми, – он кивнул на небольшой гостиничный сейф, где Лаврик хранил пленки. – И Беатрис не стала наводить милицию на поляков, стояла на том, что они действовали молча...

– А это никакой не ребус, – ухмыльнулся Лаврик. – Чистой воды политика. В Штатах тоже есть польское землячество, не такое уж малочисленное, и, как это за поляками водится – тут опять-таки следует отдать им должное, – сплоченное и активное, даже со своими лоббистами в сенате и конгрессе. Смекаешь?

– Избиратели? – вслух предположил Мазур.

– В десяточку, – сказал Лаврик. – Многочисленная и вдобавок неплохо организованная группа избирателей. Ни один серьезный штатовский политик этой реальной силой пренебрегать не будет. Наоборот, во время очередной предвыборной кампании будет стелиться мелким бесом – как перед любой другой организованной силой: ирландцами, итальянцами, ассоциацией любителей стрелкового оружия и парой десятков других. Ну, а тамошние поляки, как и все прочие, крайне неодобрительно относятся к наездам бандерлогов на поляков здешних. Вот янкесам и приходится вилять – и рыбку съесть, и на елку сесть. Где уж тут пускать такие снимочки в западные газеты, они их делали исключительно для какого-то сугубо внутреннего употребления...

– Понятно, – сказал Мазур. – Слушай, а что, в городе что-то стряслось... или готовится что-то? На улицах полно вэвэшников, один раз я даже БТР видел, милицейские наряды усилены, омоновцы торчат...

Лаврик так и вытаращился на него в неподдельном изумлении:

– Ты что, и правда ничего не знаешь?!

Причем, что любопытно, вид у него был вовсе не удрученный, не озабоченный – явно радостный...

– Совершенно ничего не знаю, – сказал Мазур. – Чуть ли не весь день хороводился со шпионами, а там никаких таких разговоров не было. Беатрис я не стал расспрашивать – по твоей же инструкции, ты сам велел задавать как можно меньше вопросов и особо сообразительного из себя не корчить...

Лаврик широко улыбался:

– Вспоминая Тургенева – ну и сидни же у вас в деревне, право слово, сидни... Сегодня часов в двенадцать дня Горбачев потребовал отменить Акт о восстановлении независимости. Верховный Совет, как и следовало ожидать, отказал. Часам к пяти вечера бандерлоги заняли несколько учреждений – сплошь третьестепенных, на объекты посерьезнее пока что не покушаются. Боже упаси, никаких бравых парней в форме Департамента охраны края или еще какой-нибудь обмундированной кодлы – только насквозь цивильный возмущенный народ... правда, по агентурным данным, кое-где вооруженный охотничьими ружьями. Вот такие дела творятся, пока ты сотрудничаешь с иностранными шпионами и предаешься сексуальным утехам...

– Так... – сказал Мазур. – И что теперь?

– Что-то будет, – сказал Лаврик. – Непременно будет – с обеих сторон. Псковская воздушно-десантная уже выгрузилась в аэропорту. Безоткатки и гранатометы с пулеметами они оставили дома, но самоходки свои привезли с собой. А десантная самоходка, уж ты-то прекрасно знаешь, хоть и небольшенькая, а вид имеет все же внушительный, и броня имеется, и пушечка длинная. От соседей перебросили внутренние войска. Вместе с теми силами, что здесь уже были, создан могучий кулак. Если он что-то предпримет, все бандерлоги по темным углам разбегутся. А какие-то действия наверняка будут. Мне тут соседи по дружбе сказали, что сюда в самом скором времени прилетает группа из «Альфы». Ты же знаешь: «Альфа» никогда не прилетала просто так, покрасоваться с гордым видом и убраться восвояси. Куда бы они ни прилетали, всегда и везде работали. Так что следует ждать событий, точно тебе говорю...

– Ат-лична, – сказал Мазур обрадованно. – Неужели Пятнистый наконец поумнел? После всего, что наворотил, вошел в разум? Или... Или, может, вразумил кто?

– Ну откуда ж мне знать? – пожал плечами Лаврик. – Такая информация не по нашим с тобой погонам, жизненный опыт мне вещует: будут дела, будут... Я попытался тут кое-что прикинуть теоретически. И усматриваю одну-единственную законнейшую возможность навести порядок: прямое президентское правление. В этом случае можно «нациков» зачистить раз и навсегда, так, что мало не покажется.

– Лишь бы опять на попятный не пошли, – сказал Мазур с некоторой тревогой. – Бывало ведь, и не один раз...

– Есть надежда, что не пойдут, – сказал Лаврик. – Чтобы очистить занятые здания и пресечь любое хулиганство, достаточно было бы и тех сил, что уже есть. А коли уж перебрасывают немалые дополнительные, да вдобавок «Альфа» вылетает... За такие перспективы можно и дернуть по сто грамм... У тебя на сегодня какие инструкции от нанимателей?

– Днем могу считать себя свободным, – сказал Мазур. – Однако велено спиртное употреблять в меру и надолго из номера не отлучаться, потому что, вполне возможно, могу понадобиться. А вот инструкции касаемо грядущей ночи интересные... Беатрис завернула, что и этой ночью она меня одарит благосклонностью – но снова не здесь, а в каком-то «надежном местечке»... Вполне возможно, дело не только в ее нимфомании...

– Вполне возможно, – согласился Лаврик. – Может, они хотят, чтобы ты был под рукой – а значит, завтра бандерлоги очень даже свободно могут устроить еще какую-нибудь крупную пакость, где без доверенного фотолетописца не обойтись. Правда, нельзя сказать, что они тебе доверяют полностью. Обрати внимание, как вел себя Деймонд в двух последних случаях, когда вызывал тебя на съемки? Даже не от портье звонил, а без предупреждения сам к тебе поднимался. Чтобы ты заведомо не мог никому звякнуть.

– Думаешь, они меня в чем-то подозревают? – насторожился Мазур.

– В общем, не думаю, – спокойно сказал Лаврик. – Истинное твое лицо они просечь не в состоянии, руку даю на отсечение. Легенды у нас железные, личины у реальных людей позаимствованы, и люди эти до сих пор вне всяких подозрений. А у нас про нас знают считаные люди, надежные, как на подбор. Нет, заподозрить, что ты – это ты, они никак не могут. Просто... Да просто осторожничают, как и я на их месте, наверное, осторожничал бы. Тут такая коловерть и такой зверинец... Мало ли где еще может подрабатывать жадный до денег фрилансер... Короче говоря, не бери особенно в голову. Хотя ушки, конечно, держи на макушке.