Текст книги "Аэций. Клятва Аттилы (СИ)"

Автор книги: Алекс Тавжар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Какого еще Мунчука? У отца не такое имя, – удивился Карпилион.

– Перестань, – одернул его Гаудент. – Разве ты до сих пор не понял? Это и есть наш отец.

Карпилион в замешательстве уставился на Аэция, словно спрашивая – это правда? Не таким, наверное, представлял своего отца – загнанным в угол, изможденным, бессильным.

– Уходите, – сказал Аэций, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло. – Иначе вас хватятся.

– Нет, – нахмурился Карпилион. – Сначала вызволим тебя отсюда.

Видно, был слишком упрям и привык поступать по-своему. Но что он мог сделать? Разгрызть кандалы зубами?

– Препираться не время, – сказал Аэций. – Делайте, что говорю.

Он умел заставить себе подчиниться без крика и лишнего спора, иначе сидел бы в казарме, а не командовал армией. Гаудент повернулся, чтобы уйти и подтолкнул Карпилиона под руку. И тот поначалу безропотно последовал за ним, но, не пройдя и пары шагов, рванулся обратно.

Упал перед Аэцием на колени и быстро с волнением произнес:

– Я вернусь за тобой, отец. Соберу огромное войско и вернусь. И тогда никто из твоих врагов не уйдет от моего меча!

Договорив свою страстную клятву, он вскочил и помчался догонять Гаудента, наполовину скрытого темнотой.

Смотреть на уходящих детей и сознавать, что, быть может, увидеть их больше не придется, было тяжело. Аэций стиснул зубы и отвернулся.

Побег

– Вот они! – воскликнули наверху, увидев братьев.

И тотчас же на Гаудента накинули мешок, а Карпилиону, кинувшемуся ему на выручку, скрутили руки. А после развели по соседним комнатам и учинили допрос.

– По возрасту ты который из братьев? Младший? – спросили у Карпилиона.

– Младший. А что, не заметно? – ответил мальчишка, оглядываясь по сторонам.

Комната была заставлена какими-то бочками. То ли мукой. То ли зерном. На стенах покрытых зеленой плесенью виднелись остатки росписей в темно-зеленых и желтых тонах. На полу вместо плит лежали прогнившие доски.

– Мал ты еще, выходит, а врать уже научился, – сказал один из наемников.

– Когда это я соврал? – угрюмо ответил Карпилион, избегая на него смотреть.

– Ну, как же. Пришел сюда из-за родича. А на самом деле? Разнюхивал, кого мы тут держим.

– Ничего я ни о ком не разнюхивал.

– А вот мы разнюхали. Один из наших парней вернулся из Маргуса, и когда ему рассказали про Вали и Нари, долго смеялся. Он знал их старшего брата. Вали и Нари – двойняшки. А вы-то оба, сам ведь сказал, не такие.

У Карпилиона перехватило дыхание. Он так испугался, что застучало в висках. Неужели теперь их убьют, и отцу уже не помочь? Мысль об этом показалась ему хуже смерти.

– Может, теперь объяснишь, зачем вы сюда пришли? – заговорил с ним все тот же наемник, «расследователь», как называли таких в Равенне. – Этот карлик. Зеркон. Я правильно произношу его имя? Сказал, что на самом деле вы разыскивали своего отца и попросили его помочь…

– Он не мог такого сказать! – в отчаянии крикнул Карпилион.

– А… так, выходит, это все-таки правда, – с деланным сожалением проговорил расследователь. – Ну, и как? Нашли?

Ответа он явно не знал, иначе бы не спросил.

– Не нашли, – решил упереться Карпилион. – Спросили у того, который сидит в подземелье. Но он не слышал даже имени нашего отца.

– А почему вы искали именно здесь?

– По совету одного человека. Он встретился нам в Равенне. Рассказал об отце и исчез.

Карпилион старался говорить как можно правдивее. И видно вышло не так уж плохо. Задававший вопросы почти поверил.

– Ладно, – произнес он в раздумье. – Отвезем вас в Равенну. Выясним обстоятельства там. Но сперва послушаем, что по этому поводу скажет твой брат.

*

Карпилиона знобило от страха. Вдруг Гаудент опровергнет его слова. Придумает какую-то другую ложь. Или вовсе расскажет правду. У Гаудента правдивость всегда была чуть ли не главная заповедь жизни.

К счастью худшие страхи не оправдались. Гаудент не ответил ни на один вопрос из тех, что ему задавали, и очень расстроился, узнав, что Карпилион отвечал.

До утра их заперли в какой-то коморке без окон и оставили в полной темноте. Внутри едва уловимо пахло сладковатыми ароматами. Видимо раньше тут обитала молодая женщина.

– Давай договоримся на будущее, о чем говорить на допросе, чтобы всегда отвечать одинаково, – предложил Гаудент.

– А чего договариваться. Зеркон им все выложил, – буркнул Карпилион.

– Не понимаю, почему он так поступил.

– Струсил, чего тут не понимать.

– А может, у него имелся какой-нибудь повод?

– Подлость – вот единственный повод предателя. Пусть только попадется под руку! – Карпилион нарочно повысил голос, чтобы услыхали за дверью.

– Не кричи так громко или кричи хотя бы на норском, – сделал ему внушение Гаудент. – Ты не забыл? У нас есть дела поважнее, чем гоняться за дядькой. Отец поручил нам отправиться в Доростол. Наверняка он хотел, чтобы мы рассказали его друзьям о том, что случилось. А они придумают, как вызволить его из крепости. Надо только самим отсюда как-нибудь выбраться.

– Выберемся, не бойся, мы ведь не в кандалах, – ответил Карпилион.

После этого оба умолкли до самого утра, и каждый переживал заточение по своему. Гаудент просидел на полу без сна. А Карпилион нащупал в темноте лежанку, растянулся на ней и уснул.

*

Из крепости их повезли через лес, местами по-зимнему голый, местами рябивший кудрявой весенней листвой. Погода слегка разгулялась, и было тепло. Обоз сопровождали несколько всадников-конвоиров. В передней повозке везли мальчишек. А в той, что двигалась сзади, поскрипывая большими колесами, сидел укутанный в меховую накидку Зеркон и о чем-то оживленно беседовал с возничим. Карпилион, у которого были связаны руки и ноги, нарочно повернулся так, чтобы изводить его презрительным взглядом, но карлика это, похоже, нисколько не беспокоило. Он упорно не замечал племянника, зато с удовольствием переглядывался с конвоирами, досаждая Карпилиону гораздо больше, чем досадил бы ответным презрительным взглядом.

К ночи, устав от долгого перехода, конвоиры устроили привал на опушке леса. Привязали мальчишек к деревьям, и, оставив дозорного возле костра, завалились спать.

Нагрузившись горячей бражкой, дозорный пошел по нужде. Глядь, а в кустарнике копошится Зеркон. В темноте его можно было принять за медведя.

– Фух, напугал. Ты чего там? – спросил дозорный.

– Да нашел чего-то и не пойму чего, – вполголоса ответил карлик.

В траве и, правда, валялся какой-то предмет. Дозорный нагнулся, чтобы взглянуть и вдруг что-то острое кольнуло его под ребра. Обломанная ветка, подумал он, но это была не ветка. Это был нож. Напоровшись на него, как на вертел, дозорный клонился все ниже, пока не грянул на землю.

Зеркон оттащил его в темноту и рванулся к мальчишкам. Сперва развязал Гаудента, потом его брата, и повел их к оврагу. Там беглецов дожидались навьюченные провизией лошади. Зеркон велел племянникам ехать, а сам вернулся обратно, чтобы как следует спрятать дозорного и обвинить его в побеге мальчишек. Хватились пропавших только под утро, когда племянники, по расчетам карлика, были уже на пути в Доростол.

Часть 9. Сыновья

Доростол

Возникнув некогда на месте военного лагеря, укрепленная торговая пристань Доростол разместилась на берегу Данубия, на восточной стороне Империи, и служила речными воротами для иноземцев, привозивших сюда не только товары, но и обычаи, принятые в родных краях. Возведенные недавно святилища соседствовали со статуями старых богов и поминальными столбами предков. А для тех, чьи боги не получили достойного места в Доростольском пантеоне – возвели Алтарь и приставили к нему мастера, за небольшую плату высекавшего новые имена на пристроенной рядом мраморной плите.

Этому мастеру – глухонемому простоватого вида детине было обещано хорошее вознаграждение за то, что доложит о каждом, кто пожертвует Руа, Харатону или Октару.

Глухонемой как раз высекал на плите поминальную надпись, когда к нему обратился высокий светловолосый юноша, одетый как варвар, но говоривший по-италийски. В руке он держал подстреленную из самодельного лука утку.

Глухонемой без проволочек сунул юноше в руки кусок угля и доску, на которой следовало написать имена богов, и тот написал сначала «Руа». Потом «Харатон». И последним – «Октар».

В ответ глухонемой, заметно опешив, объяснил ему жестами, что утку необходимо зажарить, а вечером её заберет посыльный из дома, на который укажут, и как только юноша удалился – не мешкая, побежал о нем доложить.

*

Прошло какое-то время, и возле покрытого дёрном сруба, где поселились двое приезжих братьев, появились какие-то люди. Сначала они следили за домом издали, а, как только стемнело, постучались в дверь.

Открыл им не ожидавший никакого подвоха Карпилион. Ударом в челюсть его отбросили на пол. Дальше он ничего не помнил, а когда очнулся, у него были связаны руки, а сам он лежал на полу. Рядом, видимо, тоже избитый, лежал Гаудент. Рот у него был завязан, и все, что он мог – выразительно пялиться на брата.

За их спинами раздавались какие-то голоса. Карпилион осторожно приподнял голову. У дальней стены за столом он увидел Зеркона и нескольких конвоиров, от которых они с Гаудентом сбежали в лесу. Разговор касался того, что последует дальше. Дождутся утра и продолжат прерванный путь в Равенну.

– Проклятые ублюдки! – в бессильной ярости крикнул Карпилион. – Отпустите нас! Иначе вам всем не сдобровать!

В ответ Зеркон запустил в него обглоданной костью той самой жертвенной утки, которую приготовили для посыльного. Конвоиры захохотали. И только сидевший с краю громила взглянул на Карпилиона без улыбки.

– Хочешь, чтобы тебя отпустили? – спросил он вроде бы и по-доброму. – Я бы сделал это прямо сейчас. Только сам понимаешь. Свободу ты должен сперва заслужить.

В комнате стало тихо.

– Как заслужить? – спросил Карпилион.

– А вот так. – Зеркон замахнулся, чтобы снова швырнуть в него костью, но сидевшие с боку не позволили этого сделать, поймали за руку и вырвали кость.

– Сумеешь ранить меня с завязанными глазами, и свобода – твоя, – сказал громила.

– Клянешься? – выдохнул Карпилион.

– Клянусь, – ответил громила, отвязал от пояса меч и положил на стол. – Все это слышали?

– Все! – воскликнули за столом.

И началась кутерьма.

Карпилиону завязали глаза, натянули на голову шапку с волчьей мордой и сунули в руку нож. Покончив с приготовлениями, его прицепили к сопернику толстой веревкой, и состязание началось.

Не видя ничего вокруг, Карпилион метался по сторонам. Он весь был рукой, которая держала нож. Желание было только одно – быстрее ранить громилу, по-волчьи почуять его в темноте. Уловив, в каком направлении натягивается веревка, Карпилион бросался в ту сторону и отчаянно резал воздух, но противнику всякий раз удавалось избежать удара. Он был, словно везде и нигде. А в какой-то момент неожиданно пнул Карпилиона в грудь. Не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы отбросить подальше. С трудом устояв на ногах, Карпилион что есть силы, дернул к себе веревку, и, когда она натянулась, неумолимо пошел вперед, рывками наматывая её на кулак. Соперник, будто играючи, пнул его снова, но на этот раз Карпилион среагировал чуть быстрее. Молниеносно ударил ножом и почувствовал, как клинок врезается в плоть.

– Я ранил его, ранил! – воскликнул он с торжеством и сдернул повязку.

Какого же было его удивление, когда он увидел перед собой не громилу, а брата. У него были связаны руки, затянут ремнями рот. По ноге растекалась кровь. А вокруг гоготали подстроившие подмену конвоиры. Смеялась, кажется, даже посуда на столе, из которой они только что жрали утку.

– Ах, вы… – набросился на них разъяренный мальчишка, но противников было слишком много. У него очень быстро отобрали нож и, как ни пытался вырываться – скрутили веревками так же крепко, как брата.

– Грязный бесчестный ублюдок! – крикнул Карпилион громиле.

– А в чем я бесчестен? – спокойно ответил тот. – Ты ведь меня не ранил. А значит – не заслужил свободу.

– Отпустите их, – неожиданно раздалось поверх голосов, и все обернулись к двери.

На пороге стоял молодой бородатый верзила настолько громадного роста, что притолока казалась ему мала. И разом просторная комната наполнилась такими же исполинами, как и он. На каждом была чешуйчатая броня, сиявшая, как золотая.

– Скифы, – молвил кто-то из конвоиров.

– Это римские земли. Скифам тут ошиваться нечего, – угрюмо ответил другой.

– Ошиваются разбойники, а мы торговые гости. У нас соглашение с императором Феодосием, – возразил ему бородатый скиф с каким-то незнакомым выговором. – По этому соглашению мне и моей дружине повсюду почет и уважение. Кием меня кличут. Слыхали о таком? Посланники императора поклялись, что наших друзей в Доростоле не тронут и пальцем. А эти двое мальчишек – наши друзья. Так что лучше бы вам уйти отсюда. Подобру-поздоро́ву.

Последнее слово он произнес особенным тоном. Видно, решил как следует припугнуть конвоиров, чтобы те поскорее покинули дом. А когда удалились, приказал развязать мальчишек.

– Повезем их к Руа, – сказал он кому-то. – Пускай разбирается сам, чего с ними делать… Э, да один из них ранен? Это кто ж его так пометил?

Карпилион хотел уж сознаться, но Гаудент ему не позволил.

– Никто меня не пометил. Я сам виноват, – сказал он, когда развязали рот.

– Хм. А рана-то вроде серьезная, – покачал головой какой-то чернявый скиф. – Как бы хромым не остался.

– Ладно. Тогда понесем его на руках, – распорядился Кий. – А то действительно бледный как смерть.

От этих слов у Карпилиона задрожали губы. Он едва мог смотреть, как Гаудента поднимают на руки и выносят из дома, словно покойника.

– Не хнычь, волчонок. Ничего с твоим братом не случится, – сказал ему Кий.

– Я не волчонок, – буркнул Карпилион.

– А на шапке почему у тебя волчья морда?

Карпилион содрал с себя шапку, которую нахлобучили на него конвоиры, и кинул под лавку, стоявшую позади стола. Оттуда послышался какой-то шорох, словно шевельнулась большая крыса, и снова все стихло.

– Ну-ка кто там засел? Вылезай на свет, – нахмурившись, скомандовал Кий. – А не то отведаешь моего меча.

Из-под лавки немедленно показался затылок, за ним – изуродованная горбом спина, вся в пыли и каких-то ошметках.

– Это еще что за чудь белоглазая? – удивился Кий, увидев, что это карлик.

– Предатель он, а не чудь, – со злостью воскликнул мальчишка. – Глаза б на него не смотрели.

– А кто тебя спас в лесу?! – тоненько пискнул Зеркон.

– Так вы знакомые, что ли? – вмешался в их перепалку Кий. – Тогда давайте без ругани. На другой стороне реки у нас становище. Вот как доедем, там и наругаетесь вдоволь.

– А войско у вас большое? – взглянул на него Карпилион и добавил в полголоса. – Наш отец в плену. Это он послал нас сюда в Доростол. Велел сказать, что мы дети Мунчука, и тогда нам помогут. А самим нам его не вызволить.

– Так вот из какого гнезда вы явились, – в раздумье ответил Кий. – Зарекался я погуливать в здешних краях, но этому соколу помогу. Объясни-ка мне по порядку, что у него за беда.

И Карпилион, не скупясь на подробности, объяснил.

*

В крепость они решили нагрянуть ночью, но когда добрались до неё, не увидели ни огней, ни дозорных. Толкнули тугие ворота – не заперто. Во дворе – непроглядная тишь, словно люди исчезли, оставив всё на своих местах.

– Похоже, в крепости никого живого, – сказали Кию.

– Стало быть, и нам тут делать нечего, – ответил он и кликнул дружину. – Разворачиваемся восвояси!

– Нельзя нам так уходить! Сначала надо осмотреть подземелье, – остановил их Карпилион. Он был один, без брата, которому не позволили ехать из-за больной ноги, и поэтому чувствовал ответственность за двоих.

– Ладно, пойдем посмотрим, что там внизу, – согласился Кий. – Дайте мне факел, – велел он кому-то, и факел ему разожгли.

В подземелье

– Скорее, – крикнул Карпилион, ныряя под арку.

В подземелье он почувствовал невыносимую вонь и загородился рукавом, чтобы не задохнуться. Огненный отсвет факела выхватил из мрака неподвижно застывшую на полу фигуру.

– Отец! – воскликнул Карпилион, подбегая ближе, и его пригвоздило к месту.

У стены он увидел отца. Вернее то, что от него осталось. Крысы изгрызли ему лицо и половину груди. Сгнившая плоть внутри почернела. В ней копошились черви.

– Это он? – спросили где-то рядом.

Карпилион был слишком подавлен, чтобы произнести хотя бы слово и, встретившись глазами с Кием, только и смог, что кивнуть.

– Заверните его и несите наверх, – распорядился Кий, снимая с себя накидку.

Тело наскоро завернули. Несколько человек потащили его наверх.

Карпилион поплелся за ними следом, не слушая, о чем они говорят, и не слыша того, что говорят ему. По дороге сюда он не допускал даже мысли, что не успеет спасти отца, и теперь его сотрясали глухие рыдания. «Я поквитаюсь с твоими врагами», – повторял он как заклинание. – «Я найду их, и поступлю с ними так же, как они поступили с тобой».

*

Завернутое в накидку тело доставили в Маргус. Заказали для него усыпальницу, а сами переправились через реку и двинулись в становище. В этом месте по Данубию проходила граница Империи. На другом берегу бурлила чужая незнакомая жизнь. Скифов здесь называли иначе, и сами они изъяснялись на ином языке. Карпилион не понял ни слова из того, что говорили встречавшие дружину люди, и немало удивился, когда его обняли как родного.

Видом своим становище напоминало селение, укрытое среди леса. Дома́ здесь сооружали из бревен. И скотину держали тут же возле повозок с сеном.

Стараясь не отставать от Кия, шагавшего широко и быстро, Карпилион дошел до большого шатра, стоявшего на повозке. Кий показал на него и двинулся дальше, сказав, что внутри находится раненый Гаудент.

Карпилион ворвался в шатер и бросился к брату, лежавшему на ложе из шкур. Выглядел Гаудент неплохо. Одежду ему сменили на чистую. На рану наложили повязку. Тут же рядом на мягкой расшитой подушке сидел Зеркон и развлекал его разговором. Увидев вошедшего, оба умолкли.

– У нас ничего не вышло. Все кончено, – сказал им Карпилион, опережая вопрос об отце.

– То есть его у… убили? – заикаясь, проговорил Зеркон, вернее, его побледневшая тень.

– Это ты виноват! – накинулся на него племянник. – Если бы ты нас не предал, мы бы его спасли!

– Не сваливай вину на Зеркона. Он никого не предал, – вступился за карлика Гаудент. – В крепости нам не поверили. Вот Зеркон и сказал, что мы ищем отца. Он знал, что мы не ответим, нашли его или нет.

– И ты ему веришь?! – У Карпилиона глаза полезли на лоб. – Он же видел, что я дерусь с тобой в поединке. Почему же он промолчал? Почему?

– А кто в тебя кинул кость? Не я? – напомнил Зеркон. – Но тебе хоть кость, хоть кувалда. Все равно не поймешь намека.

– Так надо было предупредить по-людски!

– Как «по-людски»?

– Словами!

– Тогда бы меня вмиг раскусили. И кто бы вам стал помогать?

– Не знаю, – начал сдаваться Карпилион. – Кто-нибудь стал бы. Ты так хорошо притворялся предателем, что я поверил.

– Еще бы. Конечно, поверил! – подбоченился Зеркон. – Притворяться – единственное, что я умею. И, видимо, делаю это не так уж неплохо, если вас обоих до сих пор не убили!

Снаружи кто-то постучал по повозке, но как-то слабо, по-девичьи.

– Ильдика, кажись, пришла, – просиял Зеркон и кубарем выкатился из шатра.

– Что это с ним? – удивился Карпилион. – Подружку себе нашел?

– Да ты что. Какую подружку, – рассмеялся Гаудент. – Это сестренка Кия. Не знаю, правда, родная ему или нет. Здесь её как только не зовут: и Улыбой, и Лебедушкой. А Зеркон по-норски зовет Ильдикой. Считает её покладистой. Не такой, как другие. Она еду нам приносит. Лакомства разные. Зеркон за это превозносит её до небес.

Карпилиона разобрало любопытство, и он слегка отодвинул по́лог шатра.

Возле повозки стояла красивая нарядно одетая девушка. Она, и правда, была не такой, как другие. Карпилион почувствовал это с первого взгляда.

Поговорив с ней немного, карлик вернулся в шатер.

– У них сегодня пируют. И нас туда приглашают, – сказал он не очень-то дружелюбно. – Лично я на эти сборища ни ногой. Напьются и давай буянить. Дикий люд. А ты иди, если хочешь, – сказал он Карпилиону. – Не то обидятся. Подумают, брезгуем угощением. Кстати, мясо тут запекают отменное. Жаль, что в Равенне такое не купишь…

Карпилион не дослушал.

Выбрался из шатра и спрыгнул с повозки.

– Где тут у вас пируют?

– На полянке. Пойдем, я тебя провожу. А то заблудишься в лесу с непривычки, – сказала Ильдика и улыбнулась. У неё были русые волосы и ямочки на щеках, а в глазах сияли теплые голубые огни.

Вот только ростом она оказалась значительно выше.

По пути на полянку оба молчали. Карпилион надеялся, что она останется пировать со скифами и тогда между ними завяжется разговор, но Кий отослал её обратно.

– А ты подсаживайся к огню, – сказал он Карпилиону. – Скоро мы поплывем в Ки́йгород. А оттуда – на Волху к Руа. С тех пор, как умерли Харатон и Октар, он один следит за порядком на нашей земле.

Карпилион кивнул и нашел себе место возле костра.

На пути в Ки́йгород

Когда погода наладилась и небо стало таким же чистым, как широкая водная гладь, три судна на веслах двинулись к устью Данубия, впадавшего в черное Скифское море. Дальше их путь пролегал вдоль морского берега, чтобы на севере снова пойти по реке, которую Кий и его дружина называли между собой Данубием северных земель. В пути их не раз заставали бури. Суда приходилось чинить на каждой стоянке. От местных вождей откупались дарами, а с разбойниками воевали на смерть, теряя людей и приобретая новых врагов.

Последняя часть пути до Ки́йгорода выдалась особенно трудной. Река там была с порогами, и, хотя по весне разлилась, суда приходилось ставить на бревна и тянуть их волоком через порог. Карпилион не отходил от Кия, помогал ему во всем и присматривался к тому, как командует своими воинами. Как ведет себя с ними, как разговаривает, и старался ему подражать.

С братом они плыли на разных судах. Карпилион – на переднем вместе с Кием, а Гаудент – на среднем, на котором везли оружие и какой-то скарб. Первое время Гаудент отлеживался на корме, чтобы рана на ноге быстрее зажила. На том же судне разместился Зеркон, подхвативший морскую хворь. Заботу о них взяла на себя Ильдика, одна из немногих знавшая италийский язык.

На стоянках Карпилион всегда приносил ей что-нибудь с торга – то свистульку, то какую-нибудь диковинку, то распустившийся цветок. Ильдика благодарила и вся светилась от радости. А в присутствии Гаудента становилась совершенно другой – умолкала и хмурилась. Карпилиону казалось, что Гаудент не слишком ей нравится и, считая это несправедливым, расхваливал брата, как только мог. Ильдика внимательно слушала и не говорила ни слова. Разговорчивой она становилась только, когда заходила речь про Ки́йгород. Видно было, что сильно скучает и хочет быстрее вернуться в родные места.

– В Ки́йгороде, – говорила она, – терема высокие, и люди живут хорошие. И радоваться умеют и в горести поддержать. И всегда все вместе. Никого в беде не оставят.

Слушая девушку, Карпилион представлял себе поселение, во всем похожее на Равенну, только наводненное такими же могучими воинами, как дружинники Кия, и такими же милыми девушками, как Ильдика. В Ки́йгороде можно будет собрать огромное войско, говорил он брату, и отплатить Империи за гибель отца. Однако у Гаудента было другое мнение. Сначала надо добраться до Волхи и послушать, что скажет Руа.