Текст книги "Деньги пахнут кровью (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

– А с чего ты взяла, что я алкаш? – насмешливо смотрю на девушку.

– Да по тебе видно, – дерзко отвечает блондинка, – И вообще…

Красотка пренебрежительно машет рукой и отворачивается. Похоже, она здесь кого-то ждет.

– То есть ты оцениваешь человека по внешним признакам? – ухмыляюсь я.

Она хмыкает и вздергивает носик, даже не соизволив развернуться.

– А знаешь, что можно сказать о тебе, используя твои же критерии?

Девчонка попадается на приманку, и поворачивает ко мне смазливую мордашку.

– Что? Давай, расскажи, послушаю, – в голосе блондинки явственно слышится ирония.

– По внешним признакам можно сказать, что ты гомосексуалка, грязная чушка, любительница заниматься сексом с кем попало и употреблять тяжелые наркотики. Чтобы ты правильно поняла, это не оскорбление, а мнение, основанное на твоей манере одеваться.

– Что ты несешь? – злится девушка. – Это ещё почему?

Мой гоповатый «друг» в клетчатой рубашке ухмыляется и с интересом смотрит на меня, ожидая ответа.

– Объясняю популярно и наглядно, как умственно отсталым. Ты носишь синие джинсы «Левис». Так? – спокойно уточняю у красотки.

– Ну да, – настороженно подтверждает девчонка. – И что?

Подколку про умственно отсталых она пропускает мимо ушей.

– А то, что это культовые брюки для гомиков. То есть таких мужиков, которые предпочитают ухаживать не за женщинами, а за женоподобными манерными мужчинками. И, естественно, трахать их, пардон за мой французский, в разработанные задницы. Да будет тебе известно девочка, джинсы «Левис» приобрели широкую известность, благодаря иллюстрациям известного пи…, извини, гея Джорджа Квейнтаса в культовом французском журнале гомосексуалистов «Гей Френч Лайф». А поскольку лягушатники усиленно навязывали всему миру своё видение стиля в одежде, как единственно правильное, а Париж провозгласили Меккой моды, джинсы «Левис» обрели большую популярность, сначала у голубых любителей волосатых задниц, а потом у быдла, слепо подхватившего пи… геев. Нормальная девушка или мужчина такой зашквар не оденет.

Идем дальше. У тебя на футболке написано «Make love, not war!». Это лозунг хиппарей, призывающих заниматься любовью, а не войной. Такие футболки обычно носят представители этого движения, ставшего субкультурой и образом жизни определенной части молодежи, начиная с 60-ых годов. Значит, ты тоже принадлежишь или, по крайней мере, разделяешь их ценности. Так?

– Допустим, – настороженно отвечает блондиночка, – Продолжай.

– А кто такие хиппи? Это вонючки, не мывшиеся месяцами, ходившие с засаленными волосами. Они пропагандировали свободную любовь. То есть трахали, всё что шевелится, такое же вонючее, потное и грязное. Часто даже массовые оргии устраивали, похожие на совокупления свиней в сарае с навозом. Для этого и жили коммунами. А чтобы достичь просветления, ударно употребляли тяжелые наркотики в огромных количествах. Из-за этого десятки тысяч хиппи в различных уголках земного шара, просто сдохли в собственной моче и испражнениях.

Подведем итог: внешние признаки, по которым ты любишь судить о человеке, указывают на то, что ты чушка, относишься к поклонницам нетрадиционной любви, обожаешь трахаться с кем попало. Ещё и наркоманка в придачу.

– Ты, ты, – девчонка задыхается от ярости, в глазах сверкает ненависть, – скотина.

Развеселившийся сявка показывает мне большой палец, с трудом сдерживаясь от хохота.

– Что Ева, уели тебя? Думала, самая крутая? – гогочет он – А сама даже не знаешь, что носишь.

– Идиот! – шипит на него блондинка, и разворачивается ко мне, – Ты думаешь, что я поверила твоему бреду? Нафантазировал себе черт знает что, и мне рассказываешь фигню какую-то.

– А ты спроси у знающих людей, – улыбаюсь я, – или прогуляйся к нашим хиппи. Они собираются на Пушке, Арбате, встречаются на Гоголевском бульваре или Фрунзенском садике на Знаменке. Там тебе быстро все расскажут о свободной любви, коммунах, предложат наркотики и прочие радости жизни. А продвинутые манерные мужчинки, изображающие богему, должны знать о Квейнтасе и джинсах «Левис». Правда, я не в курсе, как и где их найти. Просто потому, что не интересуюсь подобным.

– Не интересуешься? А откуда тогда знаешь? – язвительно выплевывает слова Ева.

– Оттуда. Прессу надо читать, новости культуры, повышать свой кругозор. А вообще, твой вопрос, это глупая попытка вести дискуссию в духе «сам такой». На уровне детского сада, – ехидная улыбка расцветает на моем лице, – Ты ещё песочком в меня кинь или ножкой топни.

– Дурак, – блондинка надувается и резко отворачивается.

– Слушай умная, так что там насчет любви? – продолжаю куражиться я, – Твое предложение, написанное на футболке в силе? Здесь одно из двух. Или ты дремучая, как средневековая крестьянка, не знаешь английский и не умеешь пользоваться словарем, чтобы разобрать, какая хрень написана на твоей футболке. Или, наоборот, ненавязчиво предлагаешь мужчинам заняться с тобой любовью. Какой вариант верный?

Довольный гопник, не стесняясь, ржёт, хлопая себя по коленям.

– Миша, не корчи из себя интеллигента, образование на твоих синих пальцах написано, – насмешливо отвечает блондинка, – ты всегда был алкашом и хулиганом. А сейчас интеллектуала из себя строишь.

– Вот видишь, ты опять по внешности судишь, – улыбнулся я, – А может я исправиться решил, и взяться за ум? А под личиной, как ты говоришь, алкаша и хулигана, скрывается трепетная душа, жаждущая романтических отношений и чистой страстной любви? Вот ты как настоящая хиппи, могла бы помочь мне в этом. Только помойся, как следует, я, конечно, всё понимаю, отрицание традиционных ценностей и всё такое, но грязнуль не люблю. Могу даже тебе кусок хозяйственного мыла выделить для этого. Знаешь, как им пользоваться?

Девчонка хватает ртом воздух, не зная, что ответить, и только сверлит меня бешеными глазами. Я иронично смотрю на неё. Во двор заезжает сиреневая «шестерка».

– Андрей приехал, сейчас он тебе всё разъяснит популярно, что почём, – на лице блондинки появляется злорадная улыбка.

– Знаешь, даже не удивлюсь, – усмехаюсь я, – неандертальцы тоже чуть что, хватались за дубины и камни. Отстаивать свою точку зрения словами было для них слишком сложно.

Из остановившейся «шестерки» выпрыгивает высокий, широкоплечий брюнет в светлой рубашке и в модных брюках цвета «кофе с молоком», оснащенных накладными карманами сбоку и под коленями. С заднего сиденья вылезает русоволосый лохматый культурист. Ноги-колонны с массивными ляжками натягивают серые штаны, бычья грудная клетка, чуть не разрывает черную футболку, широченные плечи и огромные шары бицепсов, играют на мощных ручищах.

«Мутант какой-то», – делаю вывод, внимательно рассматривая жертву стероидов.

Парочка, не торопясь, подходит к нам.

– Ева, они к тебе пристают? – покровительственно спрашивает брюнет, обнимая девушку за талию. Она чуть отстраняется, заставляя его убрать руку, и задумчиво глядит на меня.

Мои губы кривятся в презрительной усмешке. Сейчас блондинка с удовольствием даст команду «фас» своему воздыхателю.

Девушка смотрит на меня, хочет что-то сказать, но передумывает.

– Нет, все нормально, идем отсюда, – блондинка тянет парня от нас.

– Ева, подожди, – брюнет кидает на меня короткий взгляд и отстраняется, – Что-то мне не нравится, как этот алкаш на нас смотрит. Борзый очень. Ты чего плесень зенки вылупил, на пузырь не хватает, вот и бесишься?

«Да что же вы такие однообразные, водка, пузырь, алкаш. Фантазии на другое не хватает?» – мелькает досадливая мысль.

Спокойно рассматриваю Андрея. Отмечаю перебитую переносицу, сбитые костяшки на руках, шрамик от рассечения на лбу.

«Боксер. 100 процентов».

Молчание, брюнет воспринимает как слабость.

– Чего заткнулся уголовник херов? Сыкотно? – парень с превосходством смотрит на меня. Качок рядом надменно ухмылаяется.

По уму надо было промолчать. Но в душе поднимается мутная волна раздражения.

– Ага, – киваю Андрею, и он расплывается в победной улыбке, – Очень тебя боюсь. Люди всегда опасались бешеных животных. А ты такой высокий, сильный и умный, наверно. Был, пока по голове бить не начали. Но не переживай, мозг, в твоем случае особенно не нужен. Важно, что у тебя основная функция осталась. Кушаешь хорошо, пищу тщательно пережевываешь? Вот и прекрасно. Это самое главное.

По мере моего спича, торжествующая улыбка на лице Андрея угасает, а глаза загораются бешенством.

– Я тебя сейчас урою, сявка подзаборная, – брюнет сжимает кулаки и делает шаг ко мне.

Гопник в коричневых штанах напрягается, но его оттесняет в сторону качок, заявивший:

– Пусть один на один разберутся. По-мужски.

– Андрей, не надо, – девушка хватает парня за локоть, но он резко вырывает руку.

– Всё, тебе кранты, – злобно шипит брюнет.

Начало его движения я позорно проморгал. Сделал попытку достать его правым крюком, но Андрей ловко поднырнул под удар и на выходе, коротким движением всадил кулак в печень.

Тело скручивает сильнейший спазм. Сознание корежит от страшной, заполнившей каждую клеточку, боли. Не чувствую под собой ног, сворачиваюсь в клубок, и мягко падаю на бок, держась ладонью за «взорванную» ударом печень.

– Мудак, он недавно ножевое получил, только из больницы вышел! – запоздало орет мелкий гопник. Голос приятеля доносится, как сквозь толстый слой ваты.

А брюнет пинает меня ногой по лицу, разбивая губы. Не сильно, чтобы унизить окончательно.

Краем глаза вижу, что боксера оттягивают от меня.

– Андрей, зачем? – кричит Ева, – А если он умрет, идиота ты кусок!

– А не хрен было в бутылку лезть, – оскаливается парень, – Выпросил, получил.

– Дурак, ты, кулаками только машешь налево и направо. Совсем мозги отбили, правильно Миша заметил, – выпаливает блондинка.

– Что ты сказала? – парень угрожающе оскаливается, и делает шаг к девушке. Она с презрением смотрит на него:

– Что и меня ударишь? Давай!

– Он… никого… не… ударит… сейчас… встану… и….про…продолжим, – хриплю я, пытаясь подняться. Новый приступ боли, заставляет ноги подогнуться, а тело лечь на скамейку.

– Да пошла ты! – взрывается брюнет, демонстративно сплевывает, и уходит к машине. За ним, послушным хвостиком потянулся культурист. Парни прыгают в автомобиль, «шестерка» жужжит, трясется, стреляет клубом дыма и выезжает со двора, чуть не наехав на ногу гопника, вышедшего на тротуар.

Мой быдловатый товарищ тихо матерится, глядя на багажник удаляющейся «шестерки».

Я тоже провожаю затуманенным взглядом машину.

«Ничего. Долг платежом красен. С меня причитается. Я не злопамятный. Зло сделаю и забуду».

А меня, тем временем приводят в чувство. Девушка помогает сесть на скамейку и, наклонившись, обеспокоенно смотрит в глаза.

– Миша, ты в порядке?

– Нормально, – выдыхаю я, с трудом разжимая стиснутые зубы. Печень, получившая удар, ещё дает о себе знать приступами боли. Но они становятся всё слабее.

– Извини, кстати, я немного перешел границы, – прошу девчонку – Ты из-за меня поссорилась с этим пи…нехорошим человеком, я этого не хотел, честно.

– Всё нормально. Андрей, если по правде, меня уже достал, – отмахивается она – Правда, ты меня тоже взбесил сейчас. Но я была не права. Первая начала. Так что забудь. Тебя домой отвести?

– Не надо, – мужественно отказываюсь от помощи, – Сам дойду. Я уже в порядке.

Вытираю кровь с губ. Девушка внимательно наблюдает за мной.

– Платок дать?

– Не надо.

– Мишка, давай этого шакала подкараулим, и на перо посадим, – предлагает подошедший гопник.

– Господи, какие вы все идиоты, – закатывает глаза Ева, – Успокоиться не можете. То эти в драку полезли, теперь ты, Санька, отомстить хочешь. Может пора повзрослеть уже?

– Нет. Мы никого трогать не будем, – кряхтя, встаю со скамейки.

Саня недоуменно смотрит на меня.

– Пока, по крайней мере.

Губы парня чуть раздвигаются в понимающей улыбке.

Девушка иронично хмыкает.

– Ладно, леди энд дженльмены, я домой. До встречи.

В коммуналке меня встретило оханье встревоженной матушки. Родительница увидела разбитую губу и сразу начала причитать: «Ох, кто же это тебя так? Дружки твои? Сволочи какие, я на них управу найду».

Выглянувшая из-за своей двери бабка навострила уши. В её выцветших глазках, я заметил удовлетворение. Молодая полноватая женщина с большой грудью лет 25-30-ти, выглянула из кухни. Посмотрела на меня, скорчила сочувственную моську и убралась обратно.

«Еще один обитатель нашего коммунального зоопарка» – сделал вывод я, провожая взглядом объемный, обтянутый халатиком зад.

Попросил матушку принести поесть ко мне в комнату. Сидеть в общей кухне с посторонними людьми мне не хотелось. Родительница кивнула, предложила на выбор макароны или картошку с сосисками. Я выбрал картошку, и она быстро умчалась на кухню.

Пока матушка гремела там посудой, решил покопаться в комнате в поисках денег. Начал с ящиков письменного стола. Там нашлась горсть монет. Три по 5, две по 10, и по одной 20 и 50-копеечной монете, а так же смятая желтая рублевая купюра.

Потом я вспомнил, что многие люди держат свои капиталы между страниц книг и начал перетряхивать всю библиотеку. Внимание привлек одинокий томик Александра Дюма «Три мушкетера» смотревшийся на полочке чужеродно. И возникло предвкушение, что я там что-то обнаружу. Так и произошло. Когда я тряс книгу над полом, придерживая её за обложку, на ковер спланировала розовая десятка и синяя пятерка.

«Да, не густо», – вздохнул я, с иронией рассматривая, привалившее «богатство». После моей прежней жизни, когда на протяжении последних пятнадцати лет привык тратить деньги, не считая, эта жалкая кучка монеток и трех купюр выглядела дико. Даже мысли начали приходить, что это кошмарный сон, который скоро закончится, я проснусь, открою глаза, и окажусь в своем загородном доме с Витей и Машей.

Затем вздохнул, добавил к кучке, выданную трешку, и спрятал деньги в верхний ящик стола. И вовремя.

В комнату торжественно вплыла матушка с кухонным полотенцем на плече, неся в руках тарелку, на которой возвышался желтый холмик картошки пюре, в середине плескалось, растекаясь ручейками золотистое озеро расплавленного сливочного масла, а сбоку лежали две аппетитные розовые сосиски и парочка свежих ломтиков батона.

Энергично заурчал желудок в предвкушении трапезы, и я понял, насколько сильно проголодался.

Мама аккуратно поставила тарелку на стол, а когда я плюхнулся на стул, выдала мне ложку и вилку.

Я энергично начал уничтожать еду, а родительница ушла заваривать чай. Через несколько минут она пришла с источающей пар чашкой. В ней плавала черная масса заварки, а сам напиток показался мне каким-то подозрительным. Мать окинула довольным взглядом пустую тарелку и поставила передо мною чай. С опасением глянув на мутную коричневую жидкость, вместо прозрачно-янтарной к которой привык уже лет двадцать, осторожно отхлебнул напиток. И чуть не выплюнул его обратно.

«Господи, какая гадость», – подумал, брезгливо морщась. Нет, я ничего против грузинского чая не имею, и помнил, что в СССР его пил регулярно. Но после многолетнего употребления цейлонского чая «Лакшери FFEXSP 500» советские сорта воспринимались, мягко говоря, как то не очень.

– Что, что такое? – всполошилась мама, увидев мою скривившуюся физиономию, – Тебе плохо?

– Мне хорошо, – мрачно ответил я, отодвигая чашку с чаем, – Спасибо, но я пока пить чай не буду.

– Почему?

– Не хочется.

Матушка молча забрала пустую тарелку с приборами, чашку с чаем и удалилась. А я плюхнулся на кровать. И задумался. Необходимо было определиться с планом на ближайшую жизнь.

«Итак, как можно заработать деньги в позднем СССР? Поехать работать на Север? Торчать там несколько месяцев, получить пару-тройку штук и отморозить себе задницу. Так себе вариант. Если что, используем на крайний случай. Заняться реставрацией старых фотографий в деревнях? Раньше это хорошие бабки приносило. К сожалению, в 1986 году не прокатит. Стать фарцовщиком? Очень стремно. Они все под крышей госбезопасности работают, стучат на иностранцев и коллег. А кто не стучит, тот сидит. И не на стуле. А в бараках, огороженных от остального мира колючей проволокой. Да и к таким гостиницам как «Интурист» меня и близко не подпустят. Там даже проститутки и швейцары, сержанты и лейтенанты КГБ. Значит? Остается один вариант, надо встраиваться в систему торговли и общепита. Там хорошие деньги крутятся. Пусть даже с самого низа начать. А потом разобраться что к чему. И с этим нужно поторопиться, времени очень мало. В ноябре этого года с подачи Горбачева Верховным Советом будет принят закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». Введут его в действие с мая 1987-го. До этого времени мне нужен хороший стартовый капитал. О, есть ещё один интересный способ, Одесса. Там идет поток контрабанды, начиная от сигарет и заканчивая джинсами, магнитофонами и другими импортными вещами. А также, как рассказывал знакомый коммерсант, в «жемчужине у моря» имеются крупные подпольные цеха, штампующие поддельные джинсы и другие импортные шмотки. Если установить контакты в Одессе с контрабандистами и цеховиками, можно получать навар с продажи 400–700 %, толкая шмотки в других городах. Правда, делать надо всё по-хитрому. Не светиться самому, а реализовывать товар, через выстроенную сеть. И тогда можно скопить первоначальный капитал для дальнейших действий. Правда, я сейчас и понятия не имею, как буду выстраивать сеть реализаторов. Хотя кое-какие задумки есть. Например, через продавщиц, руководителей комиссионных и других магазинов. Но для начала, надо повариться в этой среде, понять внутреннюю кухню, завоевать какой-то авторитет, начать зарабатывать, и потом реализовывать свой план. Ещё один важный момент – нужно привести себя в боевую форму. Впереди смутное время, бандитский беспредел, а значит, к нему нужно быть готовым. Понятно, что в перспективе, надо верных бойцов вокруг себя собирать, но и самому необходимо в нормальную форму прийти, мало ли что. Решено, как только деньги появятся, обязательно в секцию бокса пойду. И качалку подходящую найду, они сейчас секциями атлетической гимнастики называются, пусть там особо ничего нет, но мне и штанги, гирь с гантелями для начала хватит. По этому плану и буду действовать».

Глава 5

Вечером я решил прогуляться. Предварительно забежал на кухню. Там уже визуально знакомая толстушка наливала борщ из большой кастрюли. За столом сидел худой мужчина в застиранной и потертой серой рубашке с глазами затраханного кролика. Увидев меня, он нервно дернулся и сделал движение рукой, как будто закрывается от затрещины. Я доброжелательно улыбнулся мужичку. Мою сияющую физиономию он не оценил, побледнел, съежился и чуть не стек бесформенной массой по стулу на обшарпанный линолеум пола. Пухлышка, колыхая тяжелым бюстом, поставила перед ним тарелку с борщом, и торжественно вручила ложку. Мужчинка посмотрел на меня, судорожно сглотнул, затем опустил глаза на поставленную тарелку и усиленно заработал ложкой.

«Блин, да что же с ним такое-то?» – удивился я.

Именно в это время мужичок, на секунду оторвался от трапезы, и искоса стрельнул в меня глазами.

Я улыбнулся ему ещё приветливее, всем своим видом выражая дружелюбие.

Мужик поперхнулся, выплюнул борщ в тарелку, промычал что-то вроде «не надо, Миша, прошу тебя», вскочил, пошатываясь, на заплетающихся ногах, обогнул меня по широкой дуге, и рванул с низкого старта из кухни.

Я проводил спринтера озадаченным взглядом и повернулся к толстушке. А она изображала томную кустодиевскую девушку, опершись ручками на подоконник в ореоле солнечного света, чуть откинувшись назад так, что полы халатика разъехались, обнажая налитые тугой плотью шары грудей, готовые выпрыгнуть наружу, и выставив из-под полы халатика пухлую розовую ножку.

Мадама игриво стрельнула в меня взглядом, лукаво изогнув бровку.

– Ты чего Витьку моего совсем зашугал и из кухни выгнал, безобразник? Мне теперь его успокаивать придется, – нежно проворковала она.

– Я выгнал? – ошарашено переспросил молодку,

– Ты, ты, – подтвердила женщина, прожигая страстным взглядом.

Она медленно облизала язычком губки, и шагнула ко мне. Огромный бюст заманчиво колыхнулся. Почему-то мне сразу захотелось убежать вслед за Витькой. Но усилием воли я героически сдержался. Мадам оказалась совсем рядом, грубо нарушая моё личное пространство. За это в прогрессивном Евросоюзе можно было срубить с неё штраф. Но здесь не ЕС 2000-х годов, а дремучий СССР 80-х, поэтому пришлось промолчать.

– Приходи ко мне завтра утром, слышишь, – томно прошептала медведица, обдавая меня непередаваемым ароматом чеснока и лука, – Я Витю на работу отправлю, и вся твоя буду.

– Обязательно, – нашел силы выдавить я. Быстро дернулся за стаканом воды, но был пойман пухлой лапой и безжалостно притянут к огромным сисям.

– А поцеловать? – нимфа сделала губы трубочкой и прикрыла глаза. Я торопливо чмокнул её в толстую щечку, вырвался из объятий, и убежал, чувствуя спиной изумленный и обиженный взгляд. Воды попить так и не удалось.

Минут через двадцать я выглянул из своей комнаты, зорко осматривая пространство. Убедившись, что могучей сисястой девушки поблизости не наблюдается, быстро прошмыгнул в коридор, надел кеды и выбежал наружу, не забыв аккуратно прикрыть клацнувшую замком дверь.

На улице было хорошо. Вечернее солнце устало клонилось к горизонту, иногда пуская веселые лучики из-под серых туч. На скамеечке возле подъезда сидела стайка оживленно беседующих бабушек. При моем появлении старушки замолкли.

– Здорово, божии одуванчики. Как жизнь пожилая? – улыбаюсь местным сплетницам.

Бабули нахохлились, недовольно поглядывая на меня.

– Сам ты одуванчик, Мишка, – угрюмо буркнула мордастая седая тетка с нездоровым серым лицом, – Иди уже, куда шел.

– Ходють они, одуванчиками обзываются, фулюганы поганые, нехристи окаянные. Сталина на вас нет, шпана подзаборная, – истерично заблажила самая древняя бабушка с безумными глазами.

Слушать, что она ещё скажет, я не стал. Послал воздушный поцелуй задохнувшейся от возмущения старушке, и пошел на спортивную площадку.

Решил протестировать свой организм. Не торопясь, подошел к турнику, примериваясь к перекладине.

– Миха, Елизар, – окликнул знакомый голос.

Обернулся. У соседнего подъезда сидел Саня с мрачноватым сутулым типом. Гопник призывно махнул рукой с зажатой в ладони бутылкой «Жигулевского».

Пришлось подходить. Поздоровался с Сашей, пожал вялую ладошку сутулого.

– Ты как, нормально? – поинтересовался старый «новый» друг.

– Вполне, – подтвердил я.

– Хочешь? – предложил пиво товарищ.

– Нет, спасибо. Нельзя пока, – вежливо отказался я.

– А, больница, – понимающе кивнул Александр.

– Ага. Теперь вообще пить не буду. Кстати, мне доктор об этом напитке много рассказывал. Ты когда то о синдроме «пивного сердца» слышал?

– Не, – гопник заинтересованно посмотрел на меня, – расскажи.

– Если кратко, то в результате неумеренного употребления пива полости сердца расширяются, стенки утолщаются, в сердечной мышце возникают некрозы, появляются воспаления в желудке и пищеводе.

А ещё пиво содержит ряд токсинов, например, соли тяжелых металлов, провоцирующих негативные изменения в эндокринной системе. У мужчин, если жрать этот напиток постоянно, вырабатывается вещество, подавляющее тестостерон. Это мужской половой гормон. Одновременно вырабатывается женские половые гормоны. Начинает расширяться таз, и вырастают грудные железы. Так что, если будешь пить пиво литрами несколько лет, придется покупать лифчик.

А у баб, кстати, наоборот. У них голос грубеет, и начинают расти усы. Это происходит потому, что в пиве содержатся растительные вещества – эстрогены, подавляющие естественный гормональный фон. Поэтому если ты, например, будешь жить с телочкой, и постоянно жрать с нею пиво, то через несколько лет станешь сисястым и попастым мужчинкой с женской фигурой, а твоя девушка, обзаведется пышными усами и будет говорить басом. И после этого, представь, идете вы по улице, ты такой манерный, попой виляешь, грудями трясешь, и твоя вторая половинка с кокетливыми усиками и грубым мужским голосом. Внимание окружающих вам гарантировано.

– Тьфу, гадость, – Сашка с отвращением выплевывает пиво и ставит бутылку на асфальт, – вот зачем ты мне это рассказал? Хорошо же сидели.

– Мишка, а ты не гонишь? – сутулый прищурился, сверля подозрительным взглядом.

– Нисколько. Найди грамотного врача, разбирающегося в теме. Он подтвердит мои слова.

– Какой-то ты, Елизар странный стал. Базаришь, как ботаник, – сутулый не сводит с меня глаз.

– Я просто в больнице много книг читал, – скромно признаюсь я.

– Ты и книги? – фыркает сутулый, – Не езди по ушам без тормозов. Ты и водка, в это я поверю.

– Дуба, перестань, – обрывает его Саня, – Нормальный он. Ну пролежал человек почти три недели в больничке, делать там нефиг, стал книжки читать. Что тут такого, понять не могу.

– Правильно, – назидательно поднимаю палец вверх. – Устами Сашка глаголит святая истина. Санек, отойдем на пару минут. Перетереть надо.

– Хорошо, – соглашается гопник, и поднимается со скамейки. – Пошли.

Под взглядом сутулого, ставшим ещё подозрительнее, удаляемся от скамейки на добрый десяток метров.

– Санек, есть один деликатный вопрос.

– Говори.

– Что произошло со мною и Мотылем? Чего он перо в меня всадил? Я ни фига не помню. Пьяный в драбадан был. Доктор говорил, что пришлось даже от общего наркоза отказаться. Но я все равно в отключке валялся.

– Что, совсем ничего не помнишь?

– Нет.

– Да там рассказывать нечего. Житейская ситуация. Бухали вы вместе на хате у Зинки – подруги Верки. Тебе не понравилось, как Мотыль на Верку смотрел. Она ему тоже глазки строила. Ты и предъявил Мотылю. Он тебе ответил. Слово за слово, ты ему по роже дал. А он за нож, которым колбасу резали, схватился. Ну и засандалил тебе перо в грудак. Думали всё, конец, не жилец. Мотыль, сразу протрезвел, чуть не обделался со страху, когда понял, что натворил, и свалил с хаты. Верка – тоже. А Зинка хоть и в шоке была, «Скорую» и ментов вызвала. Потом показания дала. А что ей оставалось делать? Мотыль сейчас в СИЗО парится.

– Зинка рассказала?

– Она, конечно. Ну и Верка добавила.

– Понятно.

Задумчиво смотрю на плывущие серые облака, сквозь которые проглядывает заходящее солнце. Надо будет к этой Зинке зайти, поблагодарить. Всё-таки, этой жизнью я ей обязан. И правильно я сделал, что послал Верку в пешее эротическое путешествие. Спровоцировала разборку, бросила подыхать, а потом в больницу с водкой приперлась, лярва. И никакого раскаяния и уколов совести. От таких шалав надо держаться подальше.

– Чего замолк? – спросил Саша.

– Да так, неважно.

– О Верке подумал? – проницательно спросил гопник.

– Плюнь и разотри, не стоит она того.

– Уже, – улыбаюсь я, – Слушай Сань, тут такое дело. Я завязать решил. Надоело всё это. Пьянки, отсидки, поножовщина. Я ведь уже, считай, за гранью побывал. О многом подумал. И доктор предупредил, ресурс здоровья не безграничен.

– И что делать будешь? На заводе за сотку-две пахать? – скривился гопник.

– Это другая крайность. Любая работа нормальна, здесь ничего плохого нет. И не кривись так. Просто это не мое. Перспектив особых нет. Кем я там могу стать? Мастером, максимум. Ну, поднимут немного зарплату, объявят передовиком производства, дадут какие-то льготы, если задницу буду рвать. Нет у меня такого желания. Я знаю, что способен на большее.

– На большее, это на что? – уточняет Саня, с интересом разглядывая меня как какое-то диковинное животное.

– Деньги буду зарабатывать.

– И, как ты это думаешь делать? – ухмыляется гопник.

– Сначала хочу устроиться куда-то в сферу торговли. Жить то как-то надо. Поработаю немного, осмотрюсь, а там видно будет.

– Слушай, не гони, а? Вон Ваня Питерский хату у одного барыги подломил полгода назад. Лавэ и рыжье оттуда чемоданами выгреб. Бабло разбрасывал налево и направо. Всех коньяком поил. Кафешку снял, чтобы братве проставиться. Вот это я понимаю, денег поднял.

– Молодец, какой, – притворно восхищаюсь я, – Мог бы сразу без этих экспериментов заяву на себя написать. Такой же результат бы получился. Но согласен, набухаться и подогреть баблом братву лучше. По крайней мере, будет что вспомнить. И чем всё это закончилось?

– Мусора взяли, – мрачнеет Саша, – Даже не понятно, за это или за что-то другое. На нем много чего висело всякого разного. Прямо в том кафе повязали. А потом в СИЗО на пресс-хату определили. Там его «шерстяные» грохнули.

– Ну вот, – вздыхаю, – ты сам на свой вопрос ответил, как надо деньги зарабатывать. Подержал Питерский деньги на руках, попонтовался немного и умер, забитый шерстью в пресс-хате. И оно мне надо? Поэтому, как там говорил Владимир Ильич, который Ленин? «Мы пойдем другим путем».

– С чего ты хочешь начать? – гопник насмешливо смотрит на меня.

– С самого простого. Устроюсь в какой-то магазин грузчиком или экспедитором. Денег чуток подзаработаю. А там посмотрим. Вот, кстати, об этом спросить хочу. У тебя никого из знакомых нет, чтобы помогли с работой?

– Ну ты даешь, Миха, – изумляется Сашка, – после больнички совсем чердак у тебя потек. Уже простых вещей не помнишь. Зинка, у которой на хате тебя порезали, продавщицей в нашем универмаге работает. Ты это должен отлично знать. Можно с нею поговорить, может, посоветует чего.

– Замечательно, давай завтра к ней сходим, я её за спасение поблагодарю, а потом о деле потрещим, – предложил я корешу, благоразумно пропустив мимо ушей «ты это должен знать».

– Так сходи, – пожимает плечами гопник, – Я тебе зачем?

«Придется навешать очередную порцию лапши на чужие уши. Но сначала прикинуть, где взять кастрюлю и продукт. О, идея».

– Не хотел говорить, – вздыхаю я, – Но, видимо, придётся. У меня посттравматическая амнезия после ранения. Вот и не помню адрес Зинки. Подскажи, будь другом.

О том, что она обычно появляется после серьезных повреждений головы, как минимум ЧМТ, скромно умолчал.

– Пост…., чего? – переспросил приятель.

– Забыл многое от перенесенного удара ножом. Такое бывает.

– Не, Елизар, у тебя точно чердак потек, – Саня крутит пальцем у виска. – Ни хрена не помнишь, словечки какие-то мудреные употребляешь. Да в соседнем подъезде она живет. В сто шестидесятой квартире на третьем этаже.

– Отлично. Тогда завтра к ней и загляну вечерком. Когда она с работы приходит?

– Завтра, вроде свободна. Она же по полторы смены отпахивает с 9:00 до 21:00, а потом день отдыхает. Ты же сам это знать должен. Вы же у неё тогда и на хате зависли.

– Тогда утром или днем заскочу. Спасибо.

– Спасибо, – бормочет гопник. – Чудной ты какой-то, Миха, стал, я в шоке просто.