Текст книги "Деньги пахнут кровью (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Толкаю алкаша вперед, отпуская его. Не удерживаюсь и отпускаю уроду смачный подсрачник, наслаждаясь видом опечатка кроссовка на заднице.

Старый дебошир падает на противоположную стенку коридора, инстинктивно выставляя перед собой руки. Он мычит ругательства, пытается угрожать, но я не слушаю этот бред, а просто молча захлопываю перед ним дверь.

Мать опять всхлипывает.

– Ты чего? – поворачиваюсь я, – ушел Максим, да и хрен с ним. Теперь тебя никто трогать не будет. А жениха мы тебе ещё лучше найдем. Нормального дядьку, а не это алкогольное чмо. С ним ничего путного не получилось бы. Это животное только женщин избивать может в пьяном виде и за обычными людьми с ножом гоняться. Не стоит оно, того, чтобы по нему горевали.

– Да я не из-за него, – матушка приникает к моей груди, – Пашку, конечно, жалко. Он не плохой, когда трезвый. Но я…. Столько лет надеялась и верила, что ты образумишься, станешь нормальным человеком, хотя порой сил никаких не было. Думала, не доживу. И вот… Дожила.

Родительница рыдает, уткнувшись лицом в мою грудь.

– Мам, ну перестань, – глажу её по волосам и спине, – я же говорил, жизнь будет налаживаться.

После моих слов ручейки слез превратились в настоящий водопад. Пришлось уводить матушку в комнату и долго успокаивать. Когда я вышел из её комнаты, был глубокий вечер. Сварил себе пару сосисок в целлофановой обертке вместе с яйцом, поужинал в одиночестве на общей кухне и пошел спать. Вырубился сразу, упав на кровать. В этот раз мне ничего не снилось.

* * *

Чего в подсобке разлеглись? – в помещение залетает Сергей Владимирович, седой жилистый дядька с руками-лопатами наш «старший», – там к Макаронычу армяне приехали. Нужно пару десятков ящиков коньяка и вина им в машину перекинуть. Клиенты щедрые, денег нормально по-любому подкинут. Миха, Иван, быстро подорвались и за мной.

– Плохо не будет? – интересуюсь, лениво поднимаясь с табуретки. – Так можно до белой горячки допиться. Пару десятков ящиков спиртного, ничего себе. У них губа не треснет?

– Не треснет, – сурово обрезает меня бригадир. – Вообще-то это не твоё дело, но я скажу. Макароныч проговорился, что им на свадьбу. Будут там шашлыки на природе хавать, а коньячком и винишком полировать, мясо и закуски. Ладно, ребятки, пошли на склад, там клиенты на рафике уже заждались.

На складе нас ожидал нервно прохаживающийся Макароныч – Иван Макарович Абатурин, пухленький толстячек, трудившийся заведующим вино-водочного отдела.

– Наконец-то, – всплеснул холеными ручками он, увидев в двери наши фигуры. – Где вы бродите? Покупатели уже нервничают.

– Вот эти ящики берите, – толстячок глянул на лист, зажатый в ладони, – здесь «хванчкара», заказано два ящика.

Я послушно подхватываю их.

– Теперь «Арарат», – заведующий отделением поворачивается к другому ряду, – Семенович, отсюда пять ящиков.

– Понял, – бурчит бригадир.

– Там, ты знаешь, «Посольская» стоит. 10 ящиков отнесёте. И четыре «Советского шампанского». И Семенович, умоляю, ни одной бутылки себе не берите, – заискивающе просит толстяк. – За всё заплачено с лихвой. Лучше я потом вам сам дам парочку пузырей, по рукам?

– Не боись, Макарыч, не подведем, – подмигивает ему бригадир, – Усё будет как в лучших домах Парижа. Погнали ребятки. Берем по два ящика и на выход.

– А тележку? – мой напарник Иван, недовольно скривился. – Чего на горбу всё тащить?

– А тележки сейчас все заняты, – поясняет Сергей Владимирович, – Семен, Гриша и Рома на обувном складе товар принимают и разгружают. Так что придется так потаскать, ручками.

Тащим ящики к входу, там уже стоит рафик, с распахнутой дверью. Рядом суетится пожилой, усатый армянин.

– Ребята, осторожно, – просит он, – сделайте всё быстро и качественно, не обижу, мамой клянусь.

Второй, смуглый парень, молча смотрит на нас. Замечает меня и лицо вспыхивает удивлением.

– Мишка, Елизар? Брат! – меня сжимают в крепких объятьях.

– Да подожди ты, – ворчу недовольно. – Дай, ящики поставить в машину. Разобью, мне же претензии предъявите.

– Так ребята, – вступает в разговор, подошедший Макароныч, – позже поговорите. Давайте сначала машину загрузим, потом её от входа отгоните, и можете пообщаться, только не очень долго, у Михаила ещё рабочий день не закончился.

Полный армянин согласно кивает и что-то говорит молодому на своем языке.

– Хорошо, – парень отходит от меня. – Миш, как закончишь, дядя Вазген с вами рассчитается, и перетрем пару минут. Хорошо?

– Хорошо, – киваю я.

Ящики мы погрузили быстро. Пожилой армянин вручил пачку денег Макаронычу, засунувшему её в карман, не пересчитывая, а потом подошел к нам. Достал перемешанную кучку денег из внутреннего кармана пиджака. Выудил из неё кончиками пальцев три розовых десятки и вручил их довольному бригадиру. А тот, «не отходя от кассы», сразу рассчитался с нами.

Вазген захлопнул дверцу рафика. Через несколько секунд он уже сидел за рулем, открыл окно сказал что-то парню, и включил зажигание. Машина затряслась, выплюнула черные хлопья дыма, и поехала во дворы, исчезая из вида.

Бригадир с Ваней и Макароныч скрылись внутри склада, оставив нас с парнем у входа.

– Мишка, брат, как я рад тебя видеть! – восклицает мой новый/старый знакомый.

Меня опять обнимают и целуют в щеку от избытка чувств.

«Млять! Что делать? Что ему отвечать? Я даже не знаю, кто это вообще», – звенит в мозгу паническая мысль.

– Что смотришь так? – парень отстраняется от меня, окидывая недоуменным взглядом, – Совсем забыл Ашота, да?

Глава 9

– Извини, меня недавно подрезали, упал, головой стукнулся, многое позабыл, – сокрушенно развел руками я, – травматическая амнезия, будь она неладна.

Парень пристально смотрит на меня, потом вздыхает, что-то для себя решив.

– Нам обязательно надо встретиться и поговорить, – горячо восклицает Ашот. – Запиши мой телефон. А хочешь, я в пятницу к тебе после работы подъеду?

– Давай, – согласился я, – я в шесть заканчиваю.

– Тогда я в шесть приеду. Здесь буду тебя ждать, а машину недалеко поставлю.

– Хорошо, – кивнул я. – Договорились.

– Но телефон ты на всякий случай запиши, – погрозил мне пальцем армянин, – мало ли что.

– Сейчас ручку и листок возьму.

Быстро сбегал в бухгалтерию. Всё необходимое молодая девчонка, работающая помощником главбуха, выдала мне сразу с просьбой отдать обратно ручку. Клятвенно пообещал её через пару минут вернуть, и пошёл к Ашоту.

Парень присел на ящик быстро написал мне номер и передал листок.

– Не потеряй. Ты всегда можешь ко мне обратиться по любому вопросу. Днем, ночью, когда понадобится. Если что-то срочное, звони сразу, даже не дожидаясь пятницы. Двери моего дома всегда открыты для тебя, Миша, – чуть высокопарно выразился Ашот.

– Так и сделаю, – улыбнулся я.

– До свидания, брат, я рад, что тебя нашёл, – армянин порывисто обнял меня. – В пятницу в шесть я буду здесь. Поедем, перекусим в кафе, поговорим о жизни.

– Хорошо. Буду ждать тебя…. Брат, – чуть неуверенно добавил я.

Ашот отстранился, махнул мне рукой, спрыгнул с площадки склада, и быстро пошёл во дворы, где стоял «рафик» дяди.

Мгновение я провожал взглядом удаляющуюся спину знакомого, а потом развернулся и пружинистым шагом двинулся в подсобку. В помещении было прохладно и темновато. Лампочка, ввинченная в патрон, висящий на проводе, тускло освещала пространство.

Ваня с присоединившимся к нему коренастым смуглым Гришкой, похожим на цыгана, и полным здоровым Ромой, сидели на ящиках и лениво перекидывались картами, играя в «дурака».

Сергей Владимирович, разложил на колченогом растрескавшемся столе бутерброды, завернутые в полиэтиленовый пакет, баночку с огурцами, выставил початую бутылку «Посольской» с граненым стаканом и готовился к перекусу.

– Будешь? – предложил он, увидев мой взгляд, – этим обормотам я предлагал, но они решили в картишки покатать.

– Нет, спасибо, – отказался я. – Спросить хочу у вас кое-что. Можно?

– Чего выкаешь как баре? – проворчал бригадир. – На ты обращайся, здесь всё свои. Спрашивай, чего хотел.

– Сергей Владимирович, а почему все начальники секций и даже замдиректора с вами и нами так сюсюкаются, разговаривают уважительно. Макароныч, вообще чуть не расплакался, когда вас просил бутылки с ящиков не брать. Они всё-таки начальство, а мы люди маленькие, подчиненные.

– Эх, Мишка, – усмехнулся Сергей Владимирович. – Сразу видно, что ты человек новый и специфики нашей профессии не знаешь. Запомни, никому из этого, так называемого начальства, с грузчиками ссориться нельзя.

Он неторопливо взялся за бутылку, набулькал в стакан прозрачную жидкость, поднял его, направив на свет, даже глаз прищурил, рассматривая водку, а потом неожиданно резко опрокинул её в рот. Крякнул, утерся рукавом, захрустел огурчиком, и довольно посмотрел на меня.

– А почему им нельзя с нами ссориться? – невинно поинтересовался я. В принципе у меня имелись соображения по этому поводу, но захотелось послушать аксакала.

– А потому, – раскрасневшийся от выпивки бригадир назидательно поднял указательный палец вверх, – что это чревато, большими неприятностями для любого начальника. Есть такой интересный документ «Нормы естественной убыли товаров», а там подраздел «потери от боя тары». Так вот, они замеряются от вида спиртных напитков, расстояния, на которое их пришлось перевозить и некоторых других факторов. Вот наорет на меня Макароныч, а я возьми и урони пару ящиков коньяка. Бутылки вдребезги. Ко мне какие претензии? Скажу, тара слабая, плохо держит или ещё что-то. А потом Макароныча будут иметь во все дыры, потому что лимит боя превышен. И придется ему со своего кармана за разбитые бутылки платить. И что он со мною сделает? Да ничего. Может попытаться заместителю директора пожаловаться. Но если я наглеть не буду, ничем плохим для меня это не окончится. А теперь другой случай представим. Мы с тобою аккуратно выгружаем бухло, переносим его так, чтобы ничего не разбить. Образуется излишек, который можно продать «налево», а деньги поделить и нам чуток отстегнуть.

Посмотрим с иной стороны. Через нас каждая крупная левая операция проходит. Мы отгружаем товар с черного входа всем постоянным покупателям и знаем их в лицо. Теперь представь, обидят грузчика, уволят с черной меткой. А он возьми и пойди в ОБХСС, и заяви: «Не могу молчать, руководство воровало и продавало товары налево в огромных количествах, я возмутился, и меня уволили». А если ещё нескольких клиентов назовет и номера их машин, крупные неприятности всем гарантированы. Понимаешь?

И третий момент. Вот обидели нас, не рассчитались или не дали водки, понравившийся пиджак или ещё что-то. А потом прибегают, и просят «нужно машину загрузить быстро». Мы, конечно, не отказываемся. Но и не торопимся. Один человек в туалет побежит, другой отойдет куда-то, третий на перекур отправится. А клиент нервничает, злится, ругаться начинает. В следующий раз он сто раз подумает, стоит ли к нам приезжать, или может в другое место поехать. А заведующий секцией и директор потеряют покупателя и «левые» деньги.

Понял теперь, почему с нами стараются не ссориться?

– Понял, – улыбнулся я.

– Вот поэтому, мы как грузчики, можем и бухла бесплатно взять, и отрез ткани безвозмездно для жены выбрать, и мебель за символические деньги купить, как бракованную. И никто нам не откажет, – ухмыльнулся бригадир.

– А ещё можно знакомым что-то по блату доставать, – продолжил я. – Вон Ванька периодически конфеты с гастрономического отдела друзьям таскает, а Рома четыре пары чехословацких кроссовок взял и продал втридорога, сам хвастался. Магазину вернул небольшую сумму, а сам на голом месте бабки поднял.

– Молодец, – улыбнулся седой. – Ты уже вникать в нашу профессию начинаешь. Вижу, будет с тебя толк. Я тебе по секрету скажу, иной грузчик у нас в Москве лучше, чем профессор зарабатывает.

– Понятно. Есть куда стремиться, – восторженно поддерживаю мнение бригадира.

Сергей Владимирович прищуривается, с подозрением рассматривая меня. Делаю невинное лицо, и седой успокаивается.

– Вот именно, – поднимает он палец вверх.

– Ребята, – в подсобке появляется Мила, миниатюрная продавщица парфюмерного отдела. – Там машина с туалетной водой и духами приехала, надо разгрузить на наш склад. Алла Петровна попросила, чтобы вы поторопились. Шофер опоздал, раздраженный очень. Можете себе взять пару флаконов, главное, быстро всё сделайте.

– Раз надо, сейчас придём, – вздохнул бригадир, – пошли парни.

* * *

Домой я возвращался усталым и довольным. В карманах лежали «нечестно заработанные» две пятерки и десятка, в сумке, кроме пустой посуды с остатками обеда – бутылка «кагора» и туалетная вода «Красная Москва». В наборе ещё духи были, но их забрал бригадир по праву старшего.

Дома быстро перекусил яичницей с парой кусков колбасы, оставшейся в холодильнике, запил трапезу чаем и пошёл к себе в комнату. Повалялся полчасика, отдыхая от рабочего дня и прислушиваясь к ощущениям тела. Мышцы немного ныли с непривычки, но в целом всё было нормально. Вздохнул и пошёл переодеваться для пробежки.

Когда вышел из подъезда, на город чернильной кляксой опустилась вечерняя тьма. Но теплый, желтый свет фонарей развеивал мглу, даря ощущение уюта и покоя. Кроссовки негромко шлепали по асфальту. Чуть остывший от жары прохладный воздух бодрил. Не обращая внимания на взгляды окружающих я бежал трусцой, разрабатывая дыхалку и думая о своих проблемах.

В пятницу должна пройти встреча с Ашотом. Парень произвел на меня хорошее впечатление, но я ничего не помнил и не знал о нём. И даже не представлял о чём говорить с новоявленным «братом».

«Вот зачем меня надо было загонять в тело уголовника и при этом не дать никакой информации о его прошлой жизни? И теперь я как новорожденный младенец, ничего не понимаю и не помню. И даже не знаю, как себя вести с кучей знакомых и друзей. Приходится двигаться как слепой, на ощупь. Это неправильно», – с горечью констатировал я, – «Мастер, если ты меня слышишь, так нельзя! Дай мне хотя бы минимум сведений о прежней личности».

Прохладный ветерок игриво потеребил футболку, пробежался по начинающему отрастать ежику волос, ударил в грудь и внезапно пропал. Затем взметнулся новым порывом, поднимая пыль и снова бессильно оседая. И в этом завывании ветра мне послышалось довольное хихиканье и тихое слово «хорошо», отпечатавшееся в мозгу.

«Черт, уже слуховые галлюцинации начинаются, надо заканчивать бегать и идти отдыхать домой, так и загнать себя можно», – решил я.

После пробежки вырубился сразу, как только прилег на кровать.

И яркая картинка из прошлой жизни ворвалась в спящее сознание:

Толстая железная дверь с грохотом захлопнулась, оставляя смуглого паренька на пороге помещения.

Обитатели камеры знаменитого Московского СИЗО № 2, называемого в народе «Бутыркой», с интересом рассматривали новичка. Я тоже приподнялся на локте, глянув на новоприбывшего. В тюрьме развлечений мало и каждый новичок, повод устроить очередное шоу – «прописку» или проверить его «на вшивость».

Под прицелом десятков глаз уголовников, парень чувствовал себя неуютно и нервно топтался на входе.

– Ну, чего стал как не родной, проходи, – татуированный лысый детина махнул рукой, приглашая заходить. – Обзовись для начала.

– Обозвать? – не понял паренек, – кого и зачем?

– Ха-ха-ха, – заржал лысый. Парочка «расписных» шестерок похлипче угодливо захихикала, поддерживая вожака.

– Первоход что ли? Ты обществу за себя поясни. Погоняло какое?

– Погоняло? – Смуглый паренек задумался. – Это имя что ли? Ашот – я.

– По статье какой залетел? – деловито поинтересовался сидевший рядом с лысым невысокий коренастый мужик в серой футболке.

– 206-ая, ещё и 119-ую, часть первую предъявляют, – вздохнул Ашот.

– О, так ты у нас баклан, – развеселился лысый, – хулиганишь, ещё и особо опасный. Мусорам сопротивление оказываешь?

– Случайно всё получилось, – понурился парень, – в ресторане гулял с родственниками. День рождения Карена праздновали. Дядя Баграм, когда выпивает, дурной становится. Начал к официанту претензии предъявлять. Потом с какими-то ребятами зацепился. Тарелки разбил, бутылкой посетителя ударил. А когда менты появилась, сопротивлялся. Мы просто оттаскивали милиционеров от него, и одного я случайно ударил в возне. Не хотел, просто отмахнулся в горячке, когда он меня за плечо сзади схватил. Даже не видел, что это сержант был. Вот всех нас в участок и повезли. Могли вопрос на месте решить, но дядя Баграм пьяным много чего наговорил и наделал. Менты пошли на принцип, его, меня и ещё пару человек по статьям оформили. А я просто сержанту тем ударом губу разбил, поэтому, дополнительно, к 206 статье 199-ую часть первую прилепили.

– Складно базаришь, – ухмыльнулся лысый. – А кто ты по жизни?

– У нас несколько мест на разных рынках, фруктами торгуем, овощами, – ответил парень.

– Барыга, значит, – недобро оскалился уголовник, – а ты знаешь, что барыг здесь у нас не очень любят. Или, наоборот, очень. Кидают вялого на клык или долбят в очко всем хором. Будешь Маруськой, сладкий? Соглашайся, тема для тебя хорошая. Петухи в шоколаде живут, хоть и отдельно от правильных арестантов. Подарочки получают, хавкой снабжаются.

– Не буду, – сверкнул глазами парень. – Умру лучше.

«Молоток», – я почувствовал симпатию к смуглому. – «Все правильно сказал».

– Да ладно тебе, Гвоздь, – с дальнего угла поднялся худой чернявый мужичок. Суетливые дерганные движения, хитрые масляные глазки, наколотая точка в уголке рта – опытный арестант сразу бы всё понял об этом персонаже – местный петух, ещё и плотно сидящий на тяжёлой наркоте.

– Зря на парнягу наезжаешь. Я зырю, он нормальный пацан, честный фраер, – продолжил чернявый. – Дай краба, братан.

Неожиданный защитник вихлястой походкой пошёл к парню, протягивая руку.

Лысый, ухмыляясь, наблюдал за разворачивающимся «цирком».

– Анка, стоять сука, – рычу я, спрыгивая со шконки. – Урою.

Петух испуганно замер с протянутой рукой.

– Ты чего лезешь? – злобно оскаливается лысый. – Рамсы попутал?

– За базаром следи, Гвоздь, – огрызаюсь я. – По беспределу зашкварить парня хотите? Так вас за этот косяк спросят по-серьезному.

– Кто? – потише, и уже не так борзо спрашивает лысый.

– То, что вчера Потапыча от нас забрали, и ты, с понтом, сразу смотрящим стал, пока кто-то из авторитетных арестантов в камере не появился, ничего не значит, – объясняю ему расклад. – Ты своим беспределом на мусоров работаешь, недовольных и обиженных плодишь, пацанов от воровского отталкиваешь, куму стучать вынуждаешь. А за это спросят обязательно.

– По ушам ездишь, – бурчит татуированный. – Ничего такого я не делаю.

– Да? – усмехаюсь я. – За базар отвечаешь?

Лысый молчит.

– Я тебе, Гвоздь, напомню, на всякий случай, – продолжаю я, – недавно по хатам маляву от воров кинули. Японец подписал, Дато Ташкентский, Авоська, Паша Цируль и ещё ряд не менее авторитетных людей. Забыл, что в ней было сказано?

Лицо Гвоздя смурнеет. По виску ползет, оставляя прозрачную дорожку, капля пота. Но уголовник продолжает хранить молчание.

– Так я тебе напомню, ещё раз, – насмешливо смотрю на стушевавшегося лысого. – «Привет всем бродягам и путевым пацанам. В первый раз попавшим объясните уклад и правильный образ жизни Дома нашего. Не допускайте беспредела. За него придется держать ответ. Каждый опущенный или зашкваренный по беспределу, это пятно на деле воровском и работа на оперчасть». Всё понял?

– Я не беспредельничал, – бормочет лысый, – и…

– Ты именно беспредельничал, – обрываю его. – Пацан на хате в первый раз. Ничего не знает. А вы, вместо того, чтобы уклад ему объяснить, как жить нужно в доме, сразу зашкварить и опустить попытались. Ты прямо с порога начал его в петухи определять и Анку не остановил, когда она грабли свои дырявые к нему тянула. Но если хочешь, можем спросить у людей, что маляву подписали. Изложим ситуацию, и попросим рассудить по понятиям.

– Не надо, – выдавливает Гвоздь. – Я всё понял. Косяк упорол.

– Вот и ладушки, – покладисто соглашаюсь я, – Эй, парень, как тебя кличут, Ашот? Чего у входа встал? Сюда иди. Здесь недалеко место свободное есть.

* * *

В зал успеваю попасть только вечером в четверг. Василий Петрович, держащий на лапах здоровенного мужика, останавливается. Делает движение рукой «отдохни, мол». И подходит ко мне.

– Чего так поздно? – ворчит он.

– Так работаю же, в шесть только освобождаюсь, – виновато развожу руками. – По-другому не получается.

– Ладно, сегодня я с Олегом занимаюсь, время у тебя до половины десятого есть. Перчатки купил?

– Не получилось пока. На выходных думаю за ними съездить в спорттовары.

– А справку получил?

– Тоже не успел. Но к следующему посещению, обещаю, будет.

– Смотри у меня, – тренер грозит пальцем. – Перчатки сегодня дам, а без справки в следующий раз не пущу. Понял?

– Понял, – вздохнул я. – Принесу, обязательно.

– Ладно, иди, переодевайся, – тренер теряет ко мне интерес, и отходит к здоровенному мужику.

В раздевалке было пусто. Крепкий парень, стоявший в другом углу, скользнул неодобрительным взглядом по моим татуировкам, но промолчал, быстро подхватил сумку и вышел. Так что переодевался я в полном одиночестве.

В зале, кроме здоровенного Олега, была пара молодых ребят, по-видимому, студентов, отрабатывающих уклоны и нырки в паре. И в углу стоял пожилой мужик, сосредоточенно осыпающий большой заклеенный скотчем мешок градом прямых и боковых с обеих рук.

Я размялся, немного попрыгал на скакалке, провел пару раундов боя с тенью. Затем направился к тренеру.

– Василий Петрович, вы перчатки дать обещали.

– На столе возьми, – показал тренер лапой.

Заматываю бинтами ладони, пальцы и запястья, а потом надеваю знакомые потрескавшиеся кожаные перчатки-подушки.

Начинаю работать с мешком. Тычок левой отскок, прямой правой, а теперь джеб, и серия из трех боковых. Мешок трясется под градом моих комбинаций. Гулкий звук ударов, эхом разлетающийся по залу, звучит музыкой в моих ушах.

– А ты ничего так бьешь. Может, пойдем в ринге поработаем? – раздается бас за спиной.

Оборачиваюсь. На меня с интересом смотрит Олег.

– А что, больше не с кем? – окидываю парня оценивающим взглядом. Рост где-то под 190, вес за сотку кг, крупные литые мышцы, я уступаю ему во всем. На плече татуировка в виде парашюта, оскаленной тигриной морды с беретом, сверху надпись – «Никто, кроме нас», снизу – «ОДШБ 56». Он ещё и десантник. Совсем хорошо.

– Да ты же сам видишь? – басит Олег, обводя перчаткой помещенье. – С детьми не интересно, а Иваныч уже на ринг не выходит. Только по снарядам бьет, чисто для поддержания формы.

Я молчу, продолжая разглядывать будущего соперника.

– Не бойся, – неправильно истолковал паузу Олег. – Никто никого убивать не будет. Легонько поработаем. В четверть силы.

– Ну пойдем, – согласился я, – поработаем.