Текст книги "Римские термы: Гладиатор (СИ)"
Автор книги: Алекс Разум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Молодец, Азий.
Сильный удар кулаком в живот вывел ее из равновесия. Луций не церемонился.
– Тащи ее в мою спальню и свяжи там. У меня есть дела поважнее. Я тебя потом навещу, моя женушка. Надо приготовить золотых монет. Мы нашли человека, который разрушит все твои ожидания. Этот грязный варвар, точно не доживет до утра.
* * *
Германус очнулся в незнакомом месте. Он не понимал, где оказался, и что с ним произошло. Голова болела, в ушах стоял звон. Все выглядело каким-то мутным, похожим на отражение в старом бронзовом зеркале. Еще казалось, что вокруг летают какие-то светящиеся мошки.
Кроме всего прочего его сильно тошнило, как с жесткого похмелья. Но он точно знал – накануне не пил. Что же он делал? Готовился к бою. Даже, вроде, как по ощущениям уже бился. Самого выступления на арене он не помнил. Свое имя вспомнил не сразу. От самих мыслей возникала боль. Не то чтобы если не думать то голова не болела, вовсе нет. Просто боли прибавлялось, когда силился напрячь память.
Левая рука оказалась перебинтована. Под бинтами было что-то твердое. Ноющая боль обнаружилась, когда пытался шевелить ей.
Может его убили, и он в подземном мире?
Тогда почему попал к римскому богу смерти? На это явно указывали мозаика на полу и росписи на стенах.
Он попытался подняться и сесть. Это оказалось не так просто.
«Не вставай, Германус. Тебе пока нельзя». Кто это назвал его по имени, слова незнакомца до него не сразу дошли. «Ты ко?» – смог выдавить он. Язык не слушался. «Я императорский лекарь. Меня поставили к тебе, вытащить из лап Диса».
Понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить. После он ответил: «М-м» – что значило удовлетворение услышанным.
Ему сейчас надо то от чего становиться легче. Только вот как это называется, он забыл. Пытался вспомнить, испытывая пульсирующую боль внутри головы. Сморщился.
«Воды?» – предложил говоривший. Германус сразу же кивнул. «Угу» – подтвердил он.
Лекарь подошел и аккуратно приподнял ему голову. Затем не спеша стал поить из глиняной кружки. Вода оказалась прохладной, она стала спасением. Он пил ее почти не раскрывая рта. Влажная струйка чувствовалась внутри.
Очень давно так поила его мать, когда он болел. Там, в тех местах, где зимой холодно. Но ее больше не было. Он это вспомнил. Крупная слеза выкатилась из края глаза и потекла по виску.
Что же дальше: к чему он шел, чего хотел? Не помнил.
Где друзья, кто враги… Что делать…
«Дакус» – еле выдавил он из себя.
«А, это твой товарищ. Но его сейчас не пустят. Перед входом преторианцы – им запретили сюда пускать посторонних».
«Дакус друг» – слова давались очень тяжело. Он хотел еще добавить, но смог только: «Пусти».
«Хорошо. Ты не переживай, я попрошу центуриона чтобы его привели. Тебе надо лежать. Еще очень долго. Пока не станет легче». Говоривший вышел.
Друга он вспомнил, но кто же враг? Этот лекарь не враг – он заботится. Тогда кто – преторианцы, они не пускают друга, значит они. Кто это вообще такие, почему они так сложно называются…
Он задремал. Понял это только потому, что его разбудили голоса.
«Ну, что? Как он?» – спрашивал негромко первый. «Еще пока не ясно, но уже приходил в себя». «Это значит, что он выжил?». «Сейчас рано гадать. Я помню наши бойцы в Парфии, после боя тоже приходили в себя. Только вот далеко не все из них выживали. Один из нашей центурии выжил, но память к нему так и не вернулась. Теперь ходит городским дурачком».
Ненадолго они затихли. Потом первый спросил: «Ну, что помочь сможешь? Если все сделаешь, купишь себе шикарную виллу на побережье». «Всю сумму неси. Все в золоте, что бы ни так тяжело тащить. Да, и спрятать проще. Принесешь, после решим».
Глава 15
Эктор торопился к Луцию за деньгами. Уже стояла глубокая ночь. Он ехал верхом. Рядом бежал раб. Одной рукой он держался за ремень подпруги на лошади, второй придерживал кинжал, в ножнах на поясе. Охранник у Эктора был только один. Высокий, широкоплечий, смуглый парень. Он привез его когда-то из Антиохии. Ездил туда за рабами. Покупал на перепродажу подростков, этого оставил себе и не прогадал. За несколько лет он вымахал на голову выше Эктора.
Охрана в эту ночь ему была крайне нужна. Сейчас он повезет через полгорода весьма много денег. Его могут выследить. Надо будет у Луция потребовать телохранителей, для подстраховки.
Сумма, запрошенная нужным человеком, оказалась значительно выше, чем та, что он ставил на бой.
Сначала Эктор обозлился на такую наглость. После понял – Луцию некуда деваться. Он все равно выдаст нужное. Сейчас у казначея на кону все. Он может потерять не только шикарный особняк в Риме и жену красавицу-патрицианку. Само будущее ускользало из рук его компаньона.
В Киликии он чужак. К тому же там, с недавнего времени, у многих есть желание добраться до его горла, за аудиты. Кому как не Эктору было знать, что в Малой Азии все правители связаны между собой родством или торговлей. Луций там очень быстро мог исчезнуть.
Значит, от партнера отвернулась Фортуна. Обозлилась за весталку. Наверное, не только она – может уже все боги против него. Пришло время расстаться с таким приятелем. Боги могут и на него самого обозлиться, за дружбу с Луцием.
Эктор уже потерял все накопления. Команда, на проигрыш которой он поставил – выиграла. Даже если этот гладиатор умрет, он сам ничего не получит. Есть, конечно, рабы и хорошее на прибыль место в термах. Деньги, которые он проиграл, копились почти десять лет.
К тому же если заговор раскроют – то вообще останется без головы. Нужен запасной план.
Лучше это золото забрать себе, и спрятаться на время. Например, на Сардинии. Там его не найдут. К тому же там есть хороший знакомый, он приглашал Эктора в гости.
Луция вышлют далеко и навсегда. Через год все забудется и затихнет. Тогда можно и на свое место вернуться.
Что он получит, если поможет казначею остаться в выигрыше? Немного серебра за купленных рабов. Может еще что выпросит. Это все мелочи. Да, и зачем, если золото сейчас само придет в руки.
Все, решено! Он заберет деньги и потребует телохранителей. Это убедит Луция в том, что он придерживается изначального плана. Добравшись до своих терм, он отпустит охрану назад, сам же даже входить не будет. Проберется через парк и домой. От туда сразу к Остии, морскому порту Рима. Там наймет небольшой корабль и со своими рабами уплывет. У Луция даже не будет времени на его поиски.
Каков план – отличнейший. Эктор всех переиграет.
* * *
Атилия лежала на кровати мужа. Руки и ноги больно сдавливали веревки. Еще сильнее боль она чувствовала в разочаровании от предательства. Как Сира могла так с ней поступить? Она же считай, спасла жизнь этой не благодарной рабыне. Такая вот плата за доброту и заботу.
Слезы отчаяния и злобы душили ее. Казалось, на горле тоже тугая веревка. Ну попадись ты мне, подлая предательница!
– Госпожа, вы тут? – тихий знакомый голос позвал ее.
В комнате было темно, Атилия не видела, зато слышала, кто к ней приближался. Это как раз та самая рабыня, в горло которой она сейчас готова вцепиться.
– Это я, Сира, – снова полушепотом прозвучали слова.
– Я узнаю твой подлый голосок из всех голосов Рима. – Атилия и не думала с ней шептаться.
– Тише, тише, госпожа. Они могут услышать. Пока господин и Азий заняты – я украла тот нож, что вы обронили. Сейчас разрежу веревки. Вам надо убегать и прятаться.
– Если ты думаешь так искупить свое предательство – то знай, я тебя не прощу.
– Вы были очень добры ко мне. В благодарность я хочу помочь вам сбежать.
– Да, если бы ты не разболтала, чего не стоило, Луцию – я бы тут не лежала.
– Может когда-нибудь, я вам все объясню. Сейчас на это нет времени. Эктор – мой прошлый хозяин приказал все рассказать. Я не могла ослушаться.
– Эктор, банщик? – Атилия окончательно запуталась.
Какая выгода этому тюфяку донести Луцию о гладиаторах. Вот если бы он стал снова ее шантажировать, было бы ясно – он хотел ее поиметь. Вонючее ничтожество! Но как он заставил Сиру предать заботливую хозяйку – это вопрос явно не может иметь простого ответа.
Пока Атилия об этом думала – рабыня перерезала веревки на ее руках и ногах. Попыталась встать, но тело затекло. Она снова рухнула на кровать.
– Сейчас, госпожа Атилия, я помогу, – Сира стала растирать ей ноги. От этого по коже, словно сотня игл прошлась.
Атилия почувствовала ноги и снова пыталась встать. Рабыня положила ее руку себе на плечи и, придерживая, помогла подняться. Так вместе, в обнимку, они двинулись к выходу.
Вдруг дверь открылась, в проеме появился Луций, а следом шел Азий, он нес зажженную масляную лампу.
– Предки мои, да вы посмотрите, как они спелись, – ухмылка мужа блеснула зубами в полутьме, – И далеко наши пташки собрались? В теплые края?
Он вошел в спальню, отшвырнул Сиру в сторону. Атилия почувствовала, как он сзади схватил ее за волосы. От резкой боли она вскрикнула.
– Есть пара вопросов, моя родная, – Луций тащил ее к кровати, – Ответь, прежде чем я тебя начну жестко драть. Ты сговорилась с императором и гладиатором. Иначе, зачем Адриан, потребовал поставить на кон тебя?
– Я видела императора в той ложе первый раз в жизни.
– Тогда, ты через кого-то сговорилась с ним. Отвечай – кто это был? Иначе тобой займется моя дубинка.
После этих слов он ударил ее между лопаток чем-то тяжелым.
– Это была Серселия, эта стерва?
– Можешь меня хоть убить, но я не сговаривалась ни с кем на счет этого боя. Клянусь прахом своих предков. Ни с Серселией, ни с кем бы то ни было.
Атилия буквально сквозь зубы говорила в ответ. Сильная боль сковала все ее тело.
– На счет боя не сговаривалась, тогда на счет чего?
Он швырнул ее на кровать и ударил дубинкой по лодыжке. Слезы от резкой боли брызнули из глаз.
– Азий, держи эту сирийку. А я пока выполню, как следует, свой супружеский долг.
Луций стал рвать на ней шелковое платье. Сама ткань выдержала, но швы с треском разошлись в нескольких местах. Он стащил ее ноги с кровати и поставил коленями на мраморный пол. Лицо ее он упер в постель. После, окончательно разорвал подол платья.
* * *
Германус лежал все в том же помещении. Со временем он догадался – это, скорее всего термы. На полу мозаика изображавшая море, рыб и морских гадов. Со стены на него грозно смотрел Посейдон, в руке он держал свой трезубец.
Было неясно – сколько времени он здесь провел. Частый сон менялся полудремотой, бодрость длилась коротко. Его такое вполне устраивало, во сне уходила боль. Невидимый железный обруч, сдавливающий голову, исчезал.
Лекарь заходил еще несколько раз. Он давал пить травяной отвар. Германус смог распознать только запах перечной мяты. Первый раз пытался отказаться, но врач сказал: «Я за твое здоровье отвечаю перед самим императором Адрианом. Если не будешь пить лекарство – не выживешь. Тогда и меня лишат жизни».
Тошнота отступила. Он точно не знал, помогло ли лечение, или просто сон. Сейчас для него это не казалось таким важным, как присутствие друга, например.
Дакус все не приходил. Он спрашивал у врача, тот отвечал, что еще ищут, и когда найдут, обещали сразу привести сюда.
Время шло, а друг не появлялся. Тревожные мысли роем носились, и от этого голова гудела.
После очередного короткого сна всплыла еще одна важная вещь: Атилия в опасности. Эта мысль просто возникла сама собой, и заполнила полностью его внимание. Он силился вспомнить кто она такая. Много потребовалось приложить усилий, пока из глубины памяти не появился ответ.
Теперь Германус лежал и, глядя на могущественного морского владыку, пытался понять, как он может ей помочь. Ответа не оказалось. Появился вопрос: почему он должен помогать этой римлянке – она разве друг?
Ответ нашелся сам собой. Раз он о ней переживает, значит, она друг. «Атилия – милая». Ему очень сильно захотелось сейчас ее обнять, и почувствовать тепло ее тела.
* * *
Сира – девушка хрупкая, но оказалась весьма смелой. Нож, которым она разрезала веревки, все еще был у нее. Когда Азий подошел к ней и протянул руку – она без предупреждения рубанула его по ней. Атилия это поняла, как только услышала его вскрик и звук разбившейся о мрамор лампы.
Спальня наполнилась полумраком. Луций почти сразу ее отпустил. Он пытался выяснить у раба, что происходит. Тот только стонал. Проблеск света из коридора освещал силуэт раба. Он держался за руку, с которой каплями падала кровь. У Атилии к Сире вопросов прибавилось. Но это если повезет выжить им обоим.
Луций, проклиная всех на свете, направился к коридору. Ее схватила за руку сирийка, и помогла подняться.
– Маленькая дверь, госпожа, – едва слышно, в самое ухо прошептала рабыня.
Долго объяснять ей не пришлось. Атилия приподняла разорванный подол платья, и кинулась в сторону запасного входа. Щелкнула задвижка, и она выбежала в коридор для слуг.
Дальше, в два счета, спустилась по маленькой лестнице, и оказалась в конце атриума. За спиной звучали проклятия мужа в ее сторону. Сзади слышались его шаги. Быстро идти он не мог – выпитое вино не позволяло.
Атилия решила бежать на улицу через калитку в саду. Она пересекла атриум и малую гостиную. Мрамор ступеней оказался скользким – наверное, ночная влага опала на них росой. Левая нога соскочила с верхней ступени и ударилась о нижнюю. Это оказалось очень больно. Еще и сандалия перекрутилась, и стопа вылезла из нее. Обувь висела на одном ремешке.
Быстро разувшись, Атилия кинулась к калитке. По дороге ее охватила ночная мгла. Уверенность, с какой она стремилась на улицу, сразу пропала. На ее смену пришел страх.
Она решила схитрить. Бросила сандалию к выходу, а сама поспешила по кипарисовой аллее во дворе. В конце этой дорожки стояло святилище Юноне. С левой стороны возвышалась стена, ограждающая двор от улицы. С правой глухая стена домашней конюшни. За святилищем тупик. Спрятаться оставалось только за ним. Оно сделано из мраморной цельной плиты с углублением, в котором стояла статуя богини в человеческий рост.
Атилия забежала за плиту и, рухнув на колени, стала молиться. Все тело болело от побоев.
Послышались шаги – она их узнала, это Луций. Он шел один в направлении калитки. Подойдя, наклонился и поднял сандалию.
– Как же вы все женщины похожи, – он говорил весело, – Одна уже так пыталась меня обхитрить. Знаешь где она теперь?
Он двигался к святилищу по дорожке. Место там узкое, ей не проскочить мимо.
– Вот у меня один сандалий, а второй у тебя. Вместе они пара. Как муж и жена. Только будучи вместе они считаются единым целым, – Луций шел не спеша, явно наслаждался ее страхом, – А ведь ты все еще мне жена, Атилия. Я брал тебя из приличной семьи патрициев. Теперь посмотри, куда ты скатилась. Связалась с гладиатором и хочешь стать конкубиной дружка императора. Так опозорить отца. Я ему все доложу.
Она не выдержала напряжения – он точно знал, где она.
– Я буду под опекой Адриана. Это куда лучше, чем женой подобного тебе. Безродный! Ты получил имя благодаря первой жене. А так у тебя даже имени не было.
– Скоро я стану всадником. А ты родишь мне сына, и я смогу взять имя твоего отца. Ты сама мне его подаришь.
Он отшвырнул сандалию в сторону и приблизился. В полутьме она увидела его взгляд – на нее смотрели глаза свихнувшегося безумца.
На мгновенье она перепугалась. Собравшись силами, бросилась на него – пытаясь сбить с ног. В самый последний момент решимость ушла. Атилия решила проскочить мимо мужа. Он поймал ее. Обхватил двумя руками и откинул назад. Она отлетела, но удержалась на ногах.
– Куда, ты милая. Мы должны зачать нашего сына здесь, у ног богини. Она возрадуется и подарит нам крепкого малыша.
Она снова попыталась проскочить мимо него. Луций, в этот раз, схватил ее за волосы. Развернув к себе, он ударил кулаком в лицо. Атилия рухнула на каменистую дорожку. В глазах появились искры. Голова пошла кругом. Все происходившее перестало напоминать реальность.
Перед собой она увидела нависшую над ней фигуру мужа, огромную, как ей показалось. Сил, для сопротивления не нашлось.
– Я продам Сиру и твою Фелицу в самый дешевый бордель, – он хрипел от злости, выплескивавшейся из него с брызгами слюны, – Знаешь почему? Потому, что больше никто не захочет их купить, после того что я с ними сделаю. А ты будешь покорно смотреть.
Он лег сверху, придавил всем телом. В отчаянье у нее брызнули слезы из глаз, она не могла даже пошевелиться.
– Хозяин! Хозяин! – Его позвал Азий, – Господин, Луций. Там уважаемый Эктор. Он говорит это очень срочно. Я бы не осмелился вас отвлекать.
– Проклятый банщик! Как он не вовремя.
Кряхтя и сыпля отборной бранью, Луций поднялся, и побрел в сторону дома. Он бросил ее лежать тут. Даже не оглянулся и не распорядился ей помочь. Будто забыл о ней в один миг.
Сила тела и духа оставили в ней пустоту, они просто покинули ее. Атилия лежала и слезы двумя ручьями текли не переставая. Тело ныло от сильной боли. Губы кровоточили, и болела скула.
Вдруг она почувствовала, как кто-то сильными руками, но очень аккуратно поднял ее. Ноги подкашивались, и не слушались. Этот кто-то взял ее на руки.
– Не бойтесь, госпожа, Клеменс вас спрячет.
Слова Сиры прозвучали очень рядом. Они казались божественным спасением.
Ее понесли. Она не понимала куда, но была уверена – там будет лучше, чем здесь.
* * *
Наконец-то пришел Дакус. Он выглядел весьма напуганным. Германусу стало немного легче, и лекарь разрешил недолго посидеть на кушетке. От длительного лежания уже болели бока и спина.
Сначала Дакус не признавался, что его так напугало. Пытался увести тему разговора. Рассказал, как их встречала публика на улицах. Их победе, казалось, радовался весь город. Рана, которую Германус оставил своему противнику на ребрах, оказалась весьма серьезная. Он еще долго не сможет выступать. Второго нубийца дважды подрезал сам Дакус – он тоже слег. Так что окончательные итоги их победы: один раненый против четырех.
Приятель был уверен в выздоровлении друга и противников.
«Германус, дружище, знаешь, сколько народу соберется на наш реванш? Мы станем популярными во всей империи».
Германус на это ответил, что принял решение и перестанет биться на арене. Даже если полностью восстановится. Теперь это его не интересует.
Такой ответ расстроил его приятеля. У него оказались большие планы на повторный поединок.
«Мы могли бы с тобой путешествовать с выступлениями. Побывали бы во всех провинциях. Ты слышал про Египет? Говорят там куча золота. Мы станем богачами!».
«Все золото в Риме, Дакус. Как и вся власть. А я устал рисковать собственной шкурой, развлекая тех, у кого есть и то и другое. Мы калечим и убиваем друг друга им на потеху. Вот скажи – эти нубийцы, они нам разве враги?».
«Все, кто выходит против меня на арену – мне враг», – Дакус говорил серьезно.
«А в чем вражда? Это разве они убили твоих близких? Они сделали тебя рабом? Вспомни, сколько наших погибло за эти годы. Еще больше искалеченных побираются теперь на ступенях храмов по всему городу. Наш старый приятель – Бронзолицый, по сравнению со всеми ними, просто счастливчик».
«Да, и чем ты теперь будешь на жизнь зарабатывать? Ты же ничего больше не умеешь». Дакус решил использовать свой последний аргумент.
«Хочу вернуться на родину. Займусь фермерством, как мой дед. Посейдон мне сказал прекращать драться, и пригрозил трезубцем. Говорил, что это он направил руку нубийца на меня в предупреждение».
Такой аргумент его приятелю оказалось нечем перекрывать. Он повернулся к изображению бога – туда смотрел Германус. Дакус почтительно поклонился повелителю морей. После подошел и присел рядом с ним на кушетке.
«Знаешь, дружище, ты наверняка прав. Мы влипли с тобой в чью-то очень серьезную игру. Тебя лечит лекарь императора, и преторианцы охраняют вход. Меня вытащили из лап Жмыха его агенты. Видать, мы решили перейти замерзшую реку, не проверив, насколько течение подмыло лед. Вокруг все ужасно трещит. И я уже ничего не понимаю. Если мы не уберемся из Рима – бурный его поток нас поглотит…».
Глава 16
Германус потребовал объяснить о ситуации со Жмыхом. Дакус нехотя стал рассказывать.
Оказалось, они большой компанией пошли отмечать победу. Ведь никого не пускали к раненому товарищу. Бронзолиций сказал наслаждаться славой, пока Германус не поднялся и не забрал ее всю себе.
Отмечали в таверне. Много пили, танцевали и горланили песни. Все рыночные девки хотели им отдаться без оплаты. Когда они оказались в какой-то винной лавке, на втором этаже которой, был бордель. Бронзолиций ушел домой.
«Брат, ты же знаешь – я советовал тебе обходить такие места» – слова Германуса звучали разочарованно, – Эти волчицы сожрали сотни хороших парней».
Дакус помнил, и хотел уйти, но его не пустили. Толпа пьяных бойцов, буквально на руках, внесла его вовнутрь. Там много пили. Девки чуть не разорвали его на части. Каждая хотела стать более популярной за счет его славы.
Он не поддался, даже пьяный. Помнил о своей Фелици. «Знаешь, Германус, я хочу ее выкупить. Больше всего на свете мечтаю о такой жене. Ты поможешь мне с этим?».
Он пообещал сделать все возможное, что в его силах.
Друг стал рассказывать, как вокруг него змеями вились шлюхи. Даже одна рыжая, из приличного лупанария, клялась, что ночь с ней стоит целых пятнадцать денариев. Обещала все сделать бесплатно. Хвасталась, что не раз участвовала в вакханалиях у префекта претория. Развлекалась с лучшими людьми города.
«А волосы у нее, как начищенная медь горят. И такие же даже там. Она мне показывала, затащив в угол той лавки. Не знаю, как я выдержал. Наверное, Венера уберегла. Я ей недавно делал подношения».
«Дакус, давай к главному переходи!».
Вскоре так получилось, что всех бойцов растащили по комнатам волчицы. От него отстали – обозвали импотентом. Он оказался за одним столом неким горожанином, очень прилично одетым. Под ночной кукушкой – плащом с капюшоном, была надета тога с ярко-синей окантовкой, а ее далеко не всякий может себе позволить. Случайно такие люди в подобные заведения не захаживают.
Он потребовал лучшее вино и закуску. Лавочник услужливо сам поторопился все принести. Они обсуждали известных бойцов и вполне дружелюбно болтали. В какой-то момент Дакус направился в уборную…
Справив нужду, Дакус вышел на улицу подышать. Через мгновение его окружили – это были люди Жмыха. Видимо, они караулили в тени соседнего здания. Собственно, туда его и потащили. Он пытался сопротивляться, даже парочке выбил зубы. Но их оказалось человек шесть-семь, они быстро его упаковали. Связали руки веревками и поволокли.
Выяснилось, что соседнее здание лупанарии где хозяйничал Жмых. Дакуса заперли в одной из верхних комнат. Она была без окон, узкая, из мебели лишь каменная кровать в углу, да соломенный тюфяк на ней. Все стены исписаны цветными похабными картинками. Видимо, клиенты выбирали позы по ним. Освещал все это убожество один фонарь, который ужасно коптил и смердел.
Бить его они, в общем-то, не стали. Пришел сам Жмых. Он объявил, либо я беру крупную сумму золотом, и отправляю тебя под землю к Аиду. После этого растворяюсь в любой дальней провинции. Ну, или они режут меня на ремни и выбрасывают частями в римскую канализацию. Но перед этим обещали повеселиться на моих глазах с Фелицей.
«Брат, откуда они могут знать про нас с Фелицей?».
Германусу не пришло на ум, откуда, и он отрицательно покачал головой.
Ему дали время на раздумья. Через час к нему зашел тот приличный горожанин. Сначала Дакус решил, что он заодно с головорезами. Но тот объявил себя агентом императора – фрументарием. Пообещал отвести к Германусу.
«Ты знаешь, дружище, я не из трусливых. Но влип в такой замес, даже не знаю… Мы вышли в коридор, там полумрак. Вот только я отлично разглядел двух людей Жмыха. Они лежали прямо на полу с перерезанными глотками. Вот так, – Дакус пальцем провел по горлу, – От уха до уха. Я, сидя в комнатушке той, даже ни шороха не услышал».
После, они с агентом спустились на первый этаж. Там оказалось полно людей в серый плащах с капюшонами. Парней Жмыха, со связанными за спиной руками, поставили на колени. У многих из них вместо лиц было кровавое месиво. Дакус услышал, как кто-то доложил, что главарь сбежал по крышам. Его ищут, но ночью это сделать не реально – считай он у себя дома.
Когда вышли на улицу, у входа стояли два преторианца. Ждали их. Его то ли под конвоем, толи под охраной привели сюда. Он так и не понял. Раздели, обыскали, и только после того пустили. И вот он здесь.
«Тебя спасла мать Деметра, ты должен ей жертвовать барана, – Германус говорил серьезно, – Это она пришла ко мне во сне. Я потребовал от лекаря найти тебя».
* * *
Атилию положили в загородку на сено. Сира помогла ей переодеться в обычную тунику. Она оказалась в конюшне, Клеменс конюх – это его вотчина.
Особняк Луция был одним из тех немногих домов в Риме, который имел личную конюшню. Здание построено с расчетом на четырех лошадей. Две для колесницы хозяина, одна для посыльного, и еще подменная.
Закон позволял ездить верхом или в упряжи по городу только ночью. Колесницей Луций пользовался, если его срочно вызывали во дворец или отправляли в провинции. Конечно, и в таких случаях он передвигался ночью, как и его юноша-посыльный.
Обычно он доезжал до отцовской виллы, и там отдыхал перед длительным путешествием. Она располагалась на полпути к Остии – морскому порту Рима. Отец его был человеком дальновидным, когда выбрал тут землю. Сев на корабль в Остии можно добраться в любую точку империи самым быстрым путем.
Холм Целий, на котором находился дом Луция, тоже имел удобное расположение. Он простирался недалеко от главного римского холма Палатина, который полностью принадлежал императору. Там возвышался его большой дворец и огромные сады. Не смотря на близость к центру, та часть Целия, где построился отец Луция, находилась в тихом месте. Выбраться из Рима отсюда было делом не сложным. Для этого не надо пробираться через переполненный центр или узкие улочки бедных кварталов.
Еще сто лет назад холм Целий считался плебейским, и не престижным. Но большие пожары уничтожили все дома бедняков. Император Тиберий роздал тут крупные участки своим родственникам и близким. На склонах, выходящих к Палатину, построилось много дворцов римской знати. Оттуда открывался чудесный вид на императорские сады и центр города.
После такого, на оставшейся большей части Целия стали появляться кварталы патрицианских домов и просто богатых горожан. Отец Луция купил дом у сенатора, отправленного в изгнание предыдущим императором за какой-то проступок.
Тогда это был достаточно просторный дом римского патриция. Такие дома образовывали квартал из четырех участков, примыкающих друг к другу. Они почти все имели одинаковый размер, и планировку самого дома.
Луций когда вступил в наследство, решил все переделать. Он увеличил дом различными пристройками. Для этого пришлось вырубить почти весь сад на участке. Скромные спальни на втором этаже – какие любили римляне, он перестроил в две большие хозяйские. И несколько для гостей и личной прислуги. Открытая терраса, построенная на азиатский манер с виноградной лозой оплетавшей деревянную ограду, его идея.
На этом он не остановился. Рядом соседствовал брошенный дом знатной семьи из Этрурии. Во время пожара там погибла пожилая пара – родители хозяина. Хотя здание пострадало частично, оно долгие годы оставалось брошенным. После такого случая и дом и земля считались проклятыми, покинутыми духами защитниками.
Луций купил его. Снес стену, разделявшую два участка, и разобрал дом. Построил длинное здание конюшню и помещения для конюха и садовника.
Уже имеющийся сад был расширен и дополнен фонтанами и мраморными статуями. На оставшейся длинной и узкой полоске земли посадили кипарисовую аллею. В конце ее поставили святилище. В том месте обнаружился древний алтарь из туфа – его облагородили, отделали мраморными плитами по бокам. Дополнили статуей богини, поставленной в большую плиту с нишей.
Такой алтарь нельзя было переносить в другое место – римляне верили, что боги привыкают к местам, где им поклонялись и приносили подношения долгое время. Чем такой период дольше – тем быстрее до них, богов, доходят молитвы и просьбы.
Собственно, откуда Атилии об этом всем стало известно. Да от того же Клеменса – старого конюха. В длительных отсутствиях мужа они с Фелицей гуляли по саду и слушали рассказы раба. Он оказался единственным кто служил еще отцу Луция.
Атилия аккуратно попыталась выяснить у него о случившемся с первой женой Луция. Клеменс ответил, что находился в то время на вилле хозяина, и ничего знать не мог.
Ей нравился это раб – он напоминал ей отца. Только в отличие от ее родителя он был полнейшим добряком. Умел находить радости во всем. Даже если одна из лошадей наложит кучу в неподходящем месте – он, улыбаясь, бежал с ведром убирать. При этом приговаривал: «Закопаю под нашей старой пинией, и почва станет насыщеннее и дерево порадуется».
Рассказывать он умел так увлекательно, что они с Фелицей слушали с раскрытыми ртами. А как он обожал своих подопечных животных. Кроме лошадей у него был еще пес. Крупный и лохматый – он выглядел очень угрожающе и не походил на местных римских сторожевых собак.
Рычал и лаял он только на незнакомых людей. К тем, кого знал, ластился и ложился прямо у ног – в надежде, что его погладят. Клеменс очень часто с ним разговаривал и, похоже, что пес понимал хозяина.
Теперь Атилия лежала на ворохе сена и старалась прийти в себя. Рядом с ней завалился четвероногий сторож. Она пыталась понять, как ей поступить дальше. Куда деться? И выходило так, что кроме родительского дома она могла попросить убежище лишь у Серселии. Только вот сейчас глубокая ночь, и добраться туда не представлялось возможным.
Она решила подождать до рассвета, и потом, взяв с собой Фелицу и Сиру, ехать к отцу. Оставался еще один сложный вопрос – как она может помочь Германусу. Ведь явно же сейчас Луций с банщиком заплатят за его убийство.
В это время, почуяв чужого, зарычал пес. Он поднялся на лапы и повернул морду в сторону входа в конюшню. Деревянная створка ворот открылась, и Атилия услышала знакомый голос.
– Клеменс, где ты, старый болван?
– Я здесь, хозяин, – в ответе конюшенного звучали нотки напряжения.
– Сейчас же седлай для меня коня, да поживей!
Раб поспешил выполнять.
– Не понимаю тебя, Луций, – это уже говорил банщик, – Зачем рисковать. Нас там могут увидеть вместе– такое вызовет подозрения, и наш план развалится.
– Такую сумму я тебе не доверю, прощелыга!
– Ну, я же говорю – я обо всем договорился. Он получит деньги и сделает свое дело. Твое появление отпугнет его.
– Как именно он это сделает? – Луций оставался недоверчив.







