Текст книги "Римские термы: Гладиатор (СИ)"
Автор книги: Алекс Разум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9
Боль, унижение и даже страх – все это испытал Эктор во время своего неудачного предприятия с Атилией. Она сильно повредила ему нос, он распух и болел. Отказала ему, когда, казалось, не смогла бы этого сделать. Он был уверен, что загнал свою жертву в угол. У нее получилось противостоять ему – сначала в фактах компрометирующих, после и вовсе в физическом превосходстве.
Эктор даже не понимал, отчего чувствовал больше унижения. От того что Атилия оказалась умнее или хитрее его самого. Для него эти оба свойства считались единым целым. Или же от того, что он даже силой не смог ею овладеть.
После случившегося он размышлял весь следующий вечер, как быть дальше. Точно стало ясно, что расскажи он все ее мужу – желаемых результатов не получит. Луций может повести себя неожиданно и повернуть все против него самого. Они, конечно, приятели и партнеры в некоторых делах. Всем известно, сколько возникало ссор и конфликтов из-за женщин. Атилия же еще и законная жена его.
Все это портило настроение Эктору, и он не мог нормально мыслить. Вдруг она сама все расскажет и Луций придет к нему с обвинениями. Да, нет. Она не сможет – иначе у того возникнут серьезные вопросы к ней.
Эта гадина, еще и дала понять его собственной рабыне, что именно она разбила ему лицо. Теперь среди его рабов точно ходят разные разговоры. Еще неизвестно как далеко могут расползтись слухи. Рабам только дай повод языками почесать, да переполоскать все кости своим хозяевам.
Эктору такое известно наверняка. Он и сам, будучи рабом, любил послушать, что говорят домашние слуги о своих господах. Запретить значит только подогреть интерес.
Встреча с Луцием и Атилией на следующий день показала – она не рассказала ему о происшедшем. Это играло на руку Эктору. Любая недомолвка жены своему мужу могла очень сильно подорвать доверие к ней. Луций стал допытываться, кто была та женщина, которая так подпортила его физиономию. Он оказался не готов к таким вопросам и решил ничего не отвечать. Видимо это вызвало у Луция подозрения.
Вечер, все же, подарил ему массу сюрпризов. Во-первых, задуманное предприятие стало более значимым для его партнера, чем казалось изначально. Теперь от результата зависело, потеряет ли Луций должность. Или, в случае выигрыша, он окажется в среднем сословии. Такое, сейчас, ни за какие богатства не купить. Все это Эктор сможет использовать себе во благо. Все расходы возложит на Луция. А когда приятель войдет во всадничество – ему это тоже принесет выгоду. Пока как конкретно он не понимал, но в будущем придумает обязательно.
Во-вторых, еще одним сюрпризом оказалось то, что он заметил, как Атилия подслушивала их разговор. Он увидел удаляющуюся тень от колонны. Пусть даже то была не она сама, уж точно она подослала кого-то подслушивать.
Конечно же, он умолчал и не сказал Луцию о замеченном. Это все шло к нему в запасные кладовые памяти. Он вынет все оттуда, когда ему станет выгодно.
Вечер, проведенный в доме Луция, его очень даже порадовал. Кроме всего прочего ему все же удалось провести приятеля и вытянуть из него лишних пару тысяч денариев.
Когда, на следующий день, он возвращался из храма Юпитера. Там он получил по векселю Луция все деньги. Его переполняло удовольствие самим собой.
Возле лавок с шелком он увидел Атилию. Эктору показалось – она с напряжением оглядывается по сторонам. Явно кого-то выжидает. Он решил оставить одного раба для слежки за ней. Сам же не попадаясь ей на глаза скрылся.
Вернувшись к себе в термы, он спрятал в тайник все деньги. Поспешил в свое секретное место, заниматься любимым делом – подглядывать и подслушивать в женском крыле. Он не приходил сюда с того момента, как Атилия объявила, что знает про него. Но теперь Эктор убедился в ее молчании.
Завтра он поставит на проигрыш команды германца очень крупную сумму. Уже договорился об этом в трех разных местах. Все это вдохновляло его. Теперь он сможет увеличить свое состояние, по меньшей мере, в десять раз. Эктор чувствовал себя счастливым.
* * *
Фелица долго не возвращалась. От этого Атилия испытывала сильное волнение. Она не могла сосредоточиться на выборе тканей. Чувствуя сомнения, брала то что ей навязывали. Так она набрала много лишнего, и даже не заметила, как начала спорить с одним наглым купцом. Тот увидел, как она не собрана, решил не упускать возможность и продать богатой клиентке все подряд. Торговаться и спорить Атилии не нравилось. Поэтому она просто ушла из этой лавки в другую.
Наконец-то появилась Фелица. Она буквально прибежала, запыхавшись, и сразу огорошила:
– Госпожа, их нет нигде, – пыталась говорить тихо и разборчиво, но сбившееся дыхание не давало ей это сделать.
Атилия подозвала раба с водой и дала служанке напиться. Фелица пила взахлеб и в так спешила, что в итоге закашлялась. Терпение Атилии почти закончилось, но она сдержала себя. Стала ждать, когда рабыня сможет нормально говорить.
– Я все оббегала, – наконец, продолжала Фелица, – Была и на Марсовом поле, и термах, куда они ходят, и даже в их квартиру смогла попасть. Их нет нигде. Я вернулась в термы и спросила у гладиаторов из их группы. Они сказали, что в ближайшие три дня тренировок не будет. Оказывается, перед самим боем им дают отдохнуть.
– И где же они могут быть? – Атилия озвучила свои мысли задумавшись.
– Один из их бойцов говорил – вроде как они собирались куда-то загород. И вернуться перед самими боями.
– Загород? И как же их теперь найти? – она совсем растерялась, – Ладно, поехали домой.
По дороге, она вспомнила – Серсилия собиралась взять с собой в поместье Дакуса. Это немного успокоило. Но куда пропал Германус, не поехал же он с другом? По крайне мере можно найти одного из них.
Решила написать Луцию, что едет к родителям на пару дней, пока он занят. Она придумала, как немного смягчить мужа, чтобы он не злился за ее отъезд. Добавила в письме, как ей не терпится рассказать родным о будущем визите в императорскую ложу. Он любил похвастать своими достижениями. Верил, как все станут восхищаться его заслугами.
Отправила раба нанять повозку на окраину Рима. Попросила Фелицу подобрать ей простую, серую накидку – чтобы не привлекать внимание в дороге. Решила взять только свою личную служанку, лишь ей Атилия могла полностью доверять.
Конечно, она сильно рисковала – в окрестностях города полно шаек разбойников. Надеялась успеть к родителям до темноты. И уже от них, на следующий день, поехать в поместье к Серсеи. Заранее выяснила, откуда будет ближе добираться.
На свой страх и риск они выехали.
– Что же ты дочь без предупреждения? – родители напряглись, не зная причин ее визита, – И где твое сопровождение, охрана? Что-то случилось?
– Нет, все в порядке, с улыбкой поспешили успокоить родных, – Луций работает в казначействе почти безвылазно, а я решила вас навестить.
После ее слов отец с матерью немного успокоились, и стали ее обнимать. Позже вышла и сестра, Атилия-младшая.
– Сестренка моя, ты так выросла! Выглядишь уже как женщина.
– Мы объявили за ней двадцать тысяч денариев, – сказала мать, – Отец ждет сватовства к ней кого-нибудь из патрициев.
За ужином Атилия предложила:
– Знаешь отец, я думаю, будет очень кстати пригласить сестричку к нам с Луцием на пару дней. Покажу ей город, проедем по кварталам сенаторов. Может, кто нужный ее и приметит.
– Хорошее предложение, дочь, – отец оживился, – Но ты обязательно должна об этом попросить разрешения мужа.
– Я уже раньше с ним об этом говорила. В целом он был не против.
– А когда вы сможете принять Атилию-младшую? – отца явно порадовала такая возможность вывезти дочь на выданье в римское общество.
– Завтра еде в поместье к Серселии, а на обратном пути снова заеду к вам.
– Зачем ты едешь к этой распутной женщине? – родитель явно не одобрял такую дружбу.
– Она не распутная, с чего ты решил?
– Месяц назад был на Форуме, там о ней ходят очень нехорошие слухи.
– Я еду навестить подругу в ее поместье, – Атилия догадывалась кто распускал эти слухи по городу, – Она там с мужем. Будь спокоен, ни каких вакханалий они у себя не проводят. Ему там становится легче, чем в душном городе. Серселия говорила – если бы не дела в Риме, то они бы навсегда туда переехали.
– Да, конечно, в городе духота. Но тебе лучше найти подругу поприличнее. Знаешь, такие слухи могут и на твоей репутации отразиться.
– Я поддерживаю знакомства своего мужа. Серселия бывает в гостях в доме Луция. Ее дружба ему выгодна.
– Ну, это, конечно, другое дело, – отец немного успокоился, – Все же помни о моих словах.
После ужина она, с сестрой и Фелицей, вышли на свежий воздух. Гуляли по любимой оливковой роще, болтали, вспоминая детство. Вдруг, служанка расплакалась. Они стали ее утешать. На Атилию нахлынула ностальгия о прожитых счастливых годах в родительском доме. И она сама уже не смогла сдержать слезы. Сестра, растерявшись, присоединилась к ним. Все же вечер получился душевным, и она очень часто его вспоминала с теплотой. Особенно когда становилось грустно.
На следующий день, отец выделил ей охрану. Они выехали с самого утра. Только к вечеру добрались до поместья, где жила Серселия с мужем.
– Здравствуй, дорогая, – не скрывая радости, подруга стала ее обнимать, – Я уже думала ты не приедешь меня навестить. Тут такая скука. Но кое-кто не даем мне от нее умереть.
Игривая улыбка появилась на ее лице.
– Серселия, хорошо, что он здесь. Мне надо с ним поговорить. Им угрожает опасность, я должна их предупредить.
– Не понимаю тебя, дорогая, – улыбка пропала с лица старшей подруги, – Что все это значит?
– Связано их ближайшим боем.
– Но на арене им всегда угрожает опасность. Пойдем. Тебе сначала надо поздороваться с моим мужем. Он тут в саду, под тенью смоквы.
Они пошли по дорожке, и Фелица поспешила за ними с ее вещами.
– Наших приятелей я поселила в гостевом доме.
– Приятелей? Они оба здесь? – Атилия не смогла сдержать своих эмоций, и сама удивилась такому.
– Да. Сначала прибыл Дакус, а на следующий день его товарищ. Там две хозяйские спальни и две для слуг. Есть гостиная и своя кухня. – Серселия немного замялась, после продолжила, – Моя дорогая, мне придется тебя поселить в том доме. Муж не разрешает никому из гостей жить на вилле. Только его брат и сестра имеют свои спальни в главном доме. Остальных не пускает, даже племянников. Прошлым летом к нему консул приезжал, его поселили в гостевом доме. Так что ты уж извини, но тебе придется жить под одной крышей с гладиаторами.
– М-да уж, ситуация. – Атилию такое огорчило, – Надеюсь, об этом никто не узнает. А родственники мужа сейчас гостят?
– Уехали. На той неделе приезжали. – Серселия продолжала, нахмурившись, – Вьются вокруг него как змеи. Специально раздражают. Мужу после их общения становится хуже. Но не пустить их в отцовское поместье он не может.
Она не заметила, как, не спеша, они подошли к мраморной беседке у искусственного пруда. Рядом росло, широко раскинув ветви, очень старое дерево смоковницы. За колоннами Атилия увидела пожилого мужчину. На нем была белая, с двумя красными полосками, тога. Он сидел на резном деревянном стуле с высокой спинкой, и наблюдал на лебедей в пруду.
Они вошли в беседку. Приблизившись, Серселия положила ему руки на плечи. Он повернул голову и поцеловал руку жены.
– Дорогой, это Атилия, дочь Тита Атилия, трибуна двенадцатого легиона. Она замужем за Луцием, казначеем императора. Помнишь, я рассказывала о ней.
Мужчина в ответ начал говорить очень тихо и неразборчиво. Серселия слушала, склонив голову ближе к нему. Пересказывала ей все, что он сказал.
– Мой муж говорит, что знает твоего отца как храброго солдата и ответственного командира. Он так же лично знал твоего деда. Он сильно сожалеет, что знатного патриция и консула так унизили, и выступал в его защиту. Рад видеть в гостях. Но заранее вынужден отказать в этом твоему мужу. Обычаи его рода не позволяют принимать в поместье отца безродных прихлебателей республики и выскочек, присосавшихся к телу империи.
– Благодарю за прием, – Атилия немного склонила голову в поклоне, – Я уверена, мой муж знает обычаи вашей семьи, и не посмеет побеспокоить вас здесь. Сенат провозгласил Адриана отцом отечества и в честь этого, император намерен устроить пышное празднование в Амфитеатре Флавиев. Мой муж вот уже несколько дней занять подсчетами расходов на все это.
– Знаешь, дорогой, мужа Атилии и ее саму, император пригласил к себе в ложу на почетные места.
Пожилой мужчина рассмеялся в ответ на это. То есть самого смеха она не слышала, но было понятно, что он смеялся. Звук, издаваемый им, больше походил на хрип или кашель. Только прищуренные и веселые глаза давали понять о его настроении. Атилии такое не понравилось. Она хмурила брови в немом вопросе. Он стал говорить дальше, и Серселия разъяснила.
– Муж просит тебя не обижаться на его смех. Он не сомневается, что ты приглашена к императору по праву. Дочери благородных семей этого заслуживают. Что касается приглашения сына бывшего раба, то он помнит, что когда-то безумный Калигула привел в сенат коня. Человек, получивший большую власть, может возомнить себя богом. Это совсем не означает, что он таковым является.
Атилия не любила разговоры на политические темы. Однако ее несколько возмутило услышанное. Она решила заступиться за честь Адриана. Считая не заслуженным такие слова по отношению к августейшему, от старого сенатора.
– Я считаю, что император заслужил такое звание. Он сделал много хорошего для республики. Грандиозные строительства и завершения начатых до него строек. Он прекратил все войны, чем осчастливил матерей и жен солдат. Разве этого мало чтобы по праву называться Августом, и быть обожествленным?
Мужчина стал серьезным и задумчивым. Мгновение спустя начал медленно отвечать, а Серселия расшифровывала сказанное.
– Он говорит – в тебе видна порода настоящей патрицианки и дочери своей семьи. То, что ты сказала действительно правда – Адриан управляет разумно. Но, во-первых не надо забывать, как именно он стал императором. Такое стало возможно исключительно по воле жены предыдущего правителя, а не по воле самого Траяна и сената. Заслуги Адриана на этом пути весьма сомнительны и спорны. Во-вторых, взгляни на ту гробницу, какую он себе строит на другом берегу Тибра, рядом с городом. По величию она напоминает пирамиды фараонов. А те, как известно, считали себя живыми богами. Это показывает, что он явно возгордился и возомнил себя божеством. Пока боги благосклонны к нему – это хорошо и для республики. Граждане процветают, империя крепнет, а слава Рима увеличивается. Но нельзя забывать, как боги бывают, ревнивы к божественности. Известны многие случаи, когда гордецы, поднявшись к вершинам Олимпа, оказывались, низвергнуты с него. И весьма быстро. Вспомнить, например, самого Цезаря. Он смог завоевать огромные территории, и даже разбить великого Помпея. Но стоило ему возомнить себя богом, как неминуемая кара настигла его. Такое же можно сказать и об Александре Великом. Да и еще много о ком.
Атилия слушала старого сенатора с интересом. Она понимала, как разумны его слова, но некоторые сомнения у нее оставались. Ей не хотелось соглашаться, это ломало ее сложившиеся представления об императоре. Все же пришлось уступить. Не смогла подобрать весомых аргументов для спора. Да и спорить она не любила.
– Вы очень умны. Я не готова дискутировать с таким как вы.
Старый патриций улыбнулся, и ответил через жену.
– Не каждый имеет смелость признать свою неправоту. Но я не стану больше вас утомлять. Серселия позаботиться об ужине и распорядится насчет размещения. А мне хочется еще посидеть здесь.
* * *
– Значит, они хотят напоить нас маковым настоем, – Германус не выглядел напуганным или удивленным, – Такое можно было ожидать. Эти бои – заказ императора, и нас охраняют преторианцы. В служебные помещения и к нам не подпустят посторонних.
В гостиной осталась только она с Германусом. Даже Фелицу отослала готовить спальню. Они сидели очень близко друг к другу. Слишком близко, и Атилия не чувствовала себя спокойно. Ей предпочтительней было бы говорить с ним на чуть большем расстоянии. Гладиатор воспользовался тем, что разговор имел деликатный характер, и сел совсем рядом. Она ощущала запах его тела и, даже, само дыхание. От этого мысли путались и внимание рассеивалось.
Ситуация становилась нелепой еще и потому что они оба знали чем сейчас занимаются Серселия и Дакус. Эти двое уединились в одной из спален. Атилия взяла себя в руки и отвечала:
– Император может забыть выделить вам стражу.
– Вздор! – Германус в этих делах разбирался лучше, – Августейшему и не надо помнить о таком. Есть претор гвардии – он об этом позаботится.
– Ты не понимаешь, – когда речь идет об огромных деньгах и о положении в обществе, Луций не поскупится на взятках. Сам претор может быть подкуплен.
– Ну, это вряд ли, – он отвечал со смешком.
– Представь, если ему предложат за небольшую услугу такой дом. – Атилия описала рукой дугу, показывая вокруг, – Всякий устоит от такого?
Германус не ответил, он сидел задумавшись. Она продолжила:
– Вам надо самим подумать о своей безопасности. Попросить помощи у надежных приятелей. А лучше друзей. Они должны во время выступлений подавать вам воду и перевязывать раны. Если понадобится. У тебя есть такие?
– Парочка найдется. Совсем плохо станет, если они подкупят эдиторов – которых назначат судить бой.
– Наши с тобой интересы сошлись, Германус. – Она говорила не громко, – Ты нашел кого-нибудь, кто мог бы помочь с Луцием? Теперь нам это обоим необходимо.
Глава 10
– С этим есть сложности, – Германус стал говорить тише, – В Субуре за такое никто не возьмется. Ни за какие деньги. Я говорил со Жмыхом – он там главный. Твой муж их кормит. Много серебра оставляет каждый месяц в их борделях. Платит защитный выкуп самому Жмыху. Но главное – он помогает им с чиновниками и судьями. Луций для них курица, несущая вместо яиц серебро. Ни одному идиоту и в голову не придет такую зарезать. После нашего со Жмыхом разговора, мне пришлось сюда уехать. Я теперь нежелательный клиент в Субуре. Думаю, они будут его охранять. Нужен другой план и другие исполнители.
– Кто-то есть на примете? – Быстро спросила Атилия.
– Есть Горацо. У него шайка в лесу у Аппиевой дороги. Слишком многому надо совпасть, чтобы он смог взяться за наше дело. А главное – выполнить его.
– Дисс бы забрал, этого Луция! – она выругалась грубо.
– Ого. Откуда у матроны солдатские замашки? – Германус искренне удивился.
– Двенадцатый Молниеносный, храни его Юпитер, – отчеканила она, копируя слова и манеру голоса отца, – С детства слышала. Забыл, я рассказывала об отце.
– Умеешь ты удивлять – дочь семьи патрициев. А родитель твой не воевал в Дакии?
– Нет. С парфянами он воевал, в Армении на краю империи.
– Раз так, думаю, мы бы с ним могли сработаться. Крови моей родни на его руках нет.
– Кому что, а лысому – расческу. – Атилия сильно нервничала и пыталась при помощи грубостей успокоиться, – Тебе не о будущем сейчас думать надо. Думай, как жизнь свою сохранить. Может так случиться, что и не познакомишься с отцом. И ланистой его не станешь.
– Ты бываешь грубовата, патрицианка, – сказал Германус, улыбаясь, – У тебя появляется складка между бровями. Это тебя не красит.
Он приложил указательный палец ей на лоб. Она отстранилась.
– Придумал, как доберешься к этому, твоему, Горацо с Аппиевой дороги?
– Думаю завтра туда ехать. Скажу, что у Луция будет с собой крупная сумма. И если все пройдет успешно, и он окажется в подземном мире – Горацо лично получит сверх того.
Она молчала и смотрела в пол. Смутные мысли посетили ее голову и заняли разум. Девушка из приличной римской семьи вынуждена вести дела неизвестно с кем. Как на такое ее поведение отреагируют боги. Не изменится ли ее судьба после этого. Надо будет каждому из высшего пантеона принести щедрые жертвы. Когда же все пройдет успешно – вообще всем богам сделать богатые подношения.
– Надо же, – произнесла вслух она, – надеюсь на помощь разбойника с дороги…
– Не такого ты ждала от жизни, родившись в семье благородных.
Гладиатор снова улыбался, обнажая все свои зубы. Она посмотрела на него, но не ответила. Пальцем показала на кувшин с вином. Он догадался, встал, и наполнил два терракотовых кубка, до самых краев. Пили они молча. Каждый думал о своем. Вернее, Атилия не могла знать, о чем сейчас думает Германус. Почему-то ей казалось, что он вспоминает о местах, где родился.
– Скажи, как тебя звали там, ну в родных краях? Ты помнишь?
– Помню, – гладиатор уже не улыбался, – Имя, которое дают родители можно говорить только самым близким. Здесь его никто не знает. Когда мужчина взрослеет – его окружающие называют так, чтобы все догадались. Ну, кого-то зовут Патлатый, кого-то Длинноногий. Другие получают имя за заслуги или умения. Кого Кузнец, кого Рубака, или Убивший медведя. Здесь меня стали звать Германус – это имя меня устраивает. Так что ни к чему тебе мое настоящее имя, матрона.
Она не обиделась. Смачно отсербнула вина, и со звуком его проглотила.
– У меня к тебе просьба, – сказала она, – Называй меня по имени. Не надо, пожалуйста, каждый раз подчеркивать мое происхождение, или положение в обществе.
– Как скажете, госпожа Атилия.
– Без госпожи. Только имя. Попробуй – ты же вольный человек.
– Хорошо, Атилия. Только имя, – Германус глянул ей в глаза, – Кажется, ты хочешь что-то еще спросить?
Она допила вино и, поставив свой кубок на столик, снова показала на кувшин. Он поднялся и опять наполнил его до краев. Атилия сделала длинный глоток. Вино было густое и терпкое. Наверное, очень долго оно стояло в здешних подвалах. Старое вино пьянит больше чем обычно. Она повернулась к нему лицом.
– В каких богов ты веришь? В римских веришь?
– Да у вас такие же боги как у нас. Только называются по-другому. Юпитер – это Вотан. Отец всех богов, или старший брат для некоторых из них. Есть Юнона, его сестра и жена. Бог оружия Вулкан, у нас просто называется – Меч. Есть предки стерегущие жилье – мы зовем их деды, вы пенаты. У каждой реки и леса есть свой бог-хранитель. У всякой горы тоже есть, и у каждой долины. Их много.
– Как ты думаешь – боги будут злиться на меня? Ну, из-за Луция.
– По мне, это зависит от того как ты сама чувствуешь, и во что веришь. Если ты и вправду спасаешь свою жизнь, они не должны на тебя злиться. А вот люди будут, если узнают. Поэтому нельзя доверяться даже тем, кого считаешь преданным тебе. Я вот никому не доверяю – и пока живой.
– А когда появится женщина, которую ты полюбишь, разве ты ей не будешь доверять?
– Наверное, буду. Я еще не знаю… Я, пока не любил. А ты?
– Ну, мужчин – никого. Только отца, но это же по-другому.
Германус придвинулся к ней вплотную. Она от неожиданности отодвинулась. Он всей пятерней зарылся ей в волосы и, аккуратно притянув к себе, стал целовать. Она его не отстранила, хотя и не отвечала на его поцелуй. Возможно, ей стоило разозлиться на такую наглость. Только злости, никакой, не было.
Он целовал нежно и неторопливо. Атилия забылась ненадолго. В какое-то время, вино пьянило и не давало быстро соображать. Ей показалось это забавно, даже приятно. Гладиатор, обняв, стал прижимать ее к себе. Она вспомнила где и с кем. Положила ему ладонь на грудь, и осторожно отстранила от себя.
– Нет, Германус, я не могу, – выдавила слова.
Он все еще обнимал ее и смотрел прямо в глаза. Атилия резко поднялась, выбравшись из его объятий, и пересела подальше.
– Серселия или еще кто-нибудь могут увидеть, и мне станет стыдно, – сказала шепотом.
– Можем пойти в спальню, – так же прошептав, ответил он.
– Нет, мы не должны… Не сейчас.
Она встала и быстро пошла в сторону спальни. По дороге позвала рабыню:
– Фелица, готовь меня ко сну!
Германус остался сидеть на месте, и взглядом провожал ее. Она зашла в комнату и, задумавшись, остановилась посредине. Прибежала служанка, в руках у нее был медный таз с теплой водой. Она раздела Атилию и стала губкой обтирать все тело.
– Ты пойдешь к нему, когда уйдет Серселия?
Рабыня немного растерялась, и застенчиво ответила:
– Я бы хотела, если госпожа отпустит.
– Я не против. Но зайдешь ко мне и скажешь, когда она уйдет.
Фелица ответила на выдохе, полушепотом:
– Слушаюсь, госпожа. Благодарю…
Когда служанка, выполнив свои обязанности, ушла, Атилия легла в постель. Она чувствовала, как колотится ее сердце. Сегодня точно не заснуть. Луна бросала свет в окно спальни, от этого комната казалась необычной, как из другого мира. Легкий ветер шевелил кроны деревьев, и они издавали едва слышный шелест. Этот звук в ее голове складывался в какую-то, давно забытую, мелодию. Она силилась вспомнить какую, но мысли постоянно путались, отвлекаясь на другое. Одна мысль перебивала все остальные. Из-за этого в голове происходила круговерть. Или не из-за этого, может старое вино все еще «играло» внутри нее.
Что же, все таки, это за мелодия? Такая родная и такая далекая. Кажется, она из другой жизни, из какой-то прошлой, давно забытой. Теперь уже и не вспомнить…
Опять другая, «подлая» мысль не давала ей нормально вспоминать. Снова и снова ставя вопрос ребром. Атилия прогоняла ее, ругая себя и коря. Нет! Надо думать о другом, о более важном. Мелодию не вспомнить, и где слышала ее тоже. Значит должно быть что-нибудь важное, то что требует сосредоточиться. Например, если, вдруг Луций узнает, что она была здесь. Ну и пусть, навестить подругу не преступление. А если он узнает о гладиаторах, об их присутствии в этом доме. Да, но как он об этом узнает – нет, не возможно. Да, и что такого, Серселия здесь распоряжается, он их и пригласила.
Свет луны и шум ветра в листве отвлекал. Новый его порыв заставил мелодию в голове звучать сильнее и ярче. Как же кружится голова. А сердце, вот-вот выпрыгнет. Какая же назойливая мелодия, не уходит никак. Так, о чем это она, ах да: «Он придет или нет?». О боги! Нет, нет и еще раз нет. Об этом нельзя думать. Так, Атилия сосредоточься, какая там была мелодия: ту-у, ту-ту, ту-у-у-у… Растянутая и грустная, как рожок пастушка вечером. Так вот откуда она!
Детство. Нет, юность. Закат солнца. Вдалеке звуки. Странные, тянущиеся звуки. Будто ветер завывает или зовет кто-то. Она идет одна. Ей нельзя – родители будут сердиться. Все равно она идет. Любопытство перебивает страх. Даже служанке своей ничего не сказала. Звуки манят, они слились уже в мелодию. Она прошла уже через всю оливковую рощу. Впереди холм с кипарисами. Теплый ветер играет в ее волосах. Атилия уже поднялась наверх, и стоит у высоких, стройных деревьев. Он них запах, смолянистый и приятный. И музыка, красивая и грустная.
Правее от холма кустарник, а прямо, насколько видно, травяной луг. Овечки, сбившись в кучу, стоят всей отарой. Звук музыки идет оттуда. Ту-у, ту-ту, ту-у-у-у. Она подходит ближе. Это мальчик, вернее юноша. Дует в рожок, выводит мелодию. На нем серая туника, копна густых волос закрывает глаза. Он ее замечает и перестает играть.
«Как ты это делаешь?». Она без стеснения стоит рядом, и их плечи прикасаются. «Научишь?». Он показывает ей рожек: «Надо дуть сюда. А здесь держать». Отдает ей инструмент в руки. Она пытается и не выходит.
Юноша улыбается. «Надо вот так». Он берет рожок. Играет. Все у него выходит хорошо. Она раздосадована, что у нее не вышло. «А я, зато знаю, как надо целоваться. Хочешь, научу?». Он перестает играть и молча смотрит ей в глаза. Она без смущения его обнимает и целует в губы. Старается повторить все, как делали родители. Юноша прижимается к ней. Чувствуется, как колотиться у него в груди. От этого ее сердце начинает биться сильнее, и еще где-то пульсирует, ниже живота.
– Госпожа Атилия, вы где? – это Фелица ее зовет.
Зачем она пришла так не вовремя… Так было хорошо.
– Госпожа, Серселия ушла.
Какая еще Серселия, кто это вообще… Ах да. Она же в ее доме гостит. Видимо задремала под тихое шуршание листвы.
– А что Германус, он где?
– Не знаю. Может спать пошел. В гостиной уже нет никого.
– Ну ладно, можешь идти, – сказала Атилия.
Про себя же подумала с легкой досадой: «Как это спать пошел? Он что не придет?».
Рабыня вышла. Она села на кровати, спустив ноги к полу. Луна все так же светила, ветер все так же шумел в кронах деревьев. Голова у нее все еще кружилась.
Что же он, вот так просто, сдался и пошел спать. Даже не попытался добиться ее. Где же его решительность и дерзость. Неужели его желание было так слабо, и он побоится войти к ней в спальню. Может двери немного приоткрыть, он увидит и догадается.
«Открой их еще нараспашку, и прозови. Что совсем гордости не осталось!».
Ну как же хочется, что бы пришел. Нет, она его выгонит, конечно. Как по другому. Прогонит решительно, еще и накричит. Ну, или прикрикнет. Но строго. Даже не потому что она замужем – Луция она не любит, а потому что он так легко ее не добьется. Пусть потрудится для этого.
Германус все не шел. Она прислушалась к звукам – ничего, кроме шелеста листьев. Атилия встала и, босиком, подошла к окну. Пол был устлан терракотовыми плитами, но все равно оказался прохладный. Хоть и не такой холодный, как мраморный у нее спальне в доме Луция. Деревянные ставни на окне распахнуты. Она вдохнула полную грудь прохладного ночного воздуха. Видимо, уже стояла глубокая ночь, еще вечером стояла жара.
Аромат роз, перемешанный с запахом хвои, ярко ощущался. Как же спать когда все так хорошо сложилось. Они могли остаться наедине, и никто бы их не заметил. Возможно, больше такого момента не представится. Может так сложиться, что им больше не увидеться. Тогда уж лучше сожалеть о том, что случилось, чем о том, чего не получилось из-за нерешительности.
Атилия еще постояла чуть-чуть и, смело, направилась к двери. У самого выхода уверенность пропала. Она уже не юная наивная девочка, а он не робкий пастушок. Как же быть… Что же он оставил всю свою смелось на арене гладиаторских боев?
За дверью послышался звук шагов, едва уловимый. Она отошла назад к окну. Удары сердца, часто стуча, отзывались в голове. Воздуха стало мало, и Атилия хватала его, часто дыша. Звук шагов пропал. Как она не вслушивалась – ничего. Не может быть, чтобы ей это просто показалось. Ведь точно кто-то шел. Вернее крался. Волны от ударов сердца уже бились в виски. В дверь поскребли. Сначала еле слышно, потом громче.
Появилась легкая радость, следом за ней – волна сомнения. Как теперь быть? Открыть дверь или спросить: «Кто там?». Но это лишние звуки в такой момент – она точно знает кто за дверью. Да, и он уверен, наверное, что она догадалась. Немного подождала. Тишина. На кончиках пальцев приблизилась к двери и приоткрыла. Силуэт, как призрак в полутьме, стоял вплотную у входа. Не сдержалась и глубоко с шумом вздохнула. Пару мгновении, и он плавно протиснулся в открытый проем.
