Текст книги "Равнодушные"

Автор книги: Альберто Моравиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

VII

Из коридора Карла прошла в холл. Вот за этой портьерой они вчера вечером прятались с Лео. Перед глазами у нее все плыло; чтобы не упасть, она ухватилась за портьеру. Наконец она одолела холл и стала спускаться по мраморным ступеням лестницы. В саду было тихо-тихо. За деревьями с голыми ветвями виднелась каменная ограда, желтоватая, в больших пятнах плесени. Ни света, ни тени, ни ветерка, воздух холоден и неподвижен, небо серое, в вышине летит стая ворон, то распадаясь, то соединяясь, но все дальше уплывая в безбрежность. Лишь одна птичка прячась где-то, тихонько и жалобно посвистывала; казалось, и самой природе было тяжко.

Шаг за шагом, держась за ограду, Карла обошла вокруг виллы. Посмотрела вверх на закрытое окно столовой. «Что делают те трое? До сих пор сидят за столом и пьют? А может, спорят?»

Она подняла камешек и бросила его прямо перед собой, сорвала цветок, всячески стараясь доказать себе, что не пьяна. Но на чуть большем расстоянии все путалось и плыло, словно в тумане, деревья извивались, точно змеи. И главное, бесполезно было притворяться – ноги у нее подгибались. Впечатление было такое, будто при каждом шаге земля вздрагивала и куда-то проваливалась.

Позади виллы сад сужался, но был более густым и зеленым. Здесь росли огромные деревья, кустарник был почти в рост человека. В глубь сада вела лишь одна запущенная аллея у ограды, но и она до того заросла травой, что порой трудно было отыскать дорогу. В конце сада находилось и маленькое прямоугольное строение, бывший сарай, но с того места, где стояла Карла, его сквозь деревья не было видно.

У стены виллы стояла зеленая скамья. Карла села на нее и обхватила голову руками. Еще никогда ей не было так плохо. Опьянение не проходило, а, наоборот, усиливалось, на смену недавней легкости, воздушности пришло чувство тошноты и какого-то оцепенения. Бесконечное мерцание перед глазами всех предметов становилось невыносимым. «Неужели нет возможности прекратить эту пытку», – в отчаянье думала она, глядя на белесый гравий под ногами. Никакого ответа. Покоренная этой мутной круговертью и немотой природы вокруг, испытывая смутное желание забыться, раствориться в этой тишине, Карла закрыла глаза. Она не спала и ни о чем не думала. Так, смежив веки, она в неподвижности просидела на скамье минут десять. Внезапно на плечо ей легла чья-то рука. Она открыла глаза и увидела Лео. На согнутой руке он держал плащ, во рту дымилась сигарета.

– Что с тобой? Почему ты здесь сидишь? – спросил он.

Карла подняла голову.

– Мне плохо, – ответила она.

– Плохо, что плохо? – повторил Лео и, нетерпеливо улыбнулся. – Но все-таки вставай и пойдем… тебе совсем не так уж плохо… Просто ты выпила лишнего.

Карла с трудом поднялась, но тут же уцепилась за Лео.

– Поддержи меня, – умоляюще попросила она, – У меня все кружится перед глазами. – Посмотрела на Лео, снова опустила голову и глубоко вздохнула. Они сделали несколько шагов и вошли под свод ветвей узкой, сырой аллеи, тянувшейся вдоль ограды. Лео то и дело спрашивал у Карлы:

– Тебе лучше?

И она отвечала:

– Нет.

– Тебе лучше?

– Нет.

Сплетавшиеся над их головами ветви деревьев были такими же неподвижными, как серое небо над ними. Густой слой опавших, прелых, черных листьев скрадывал звук шагов, тишина была полной и не нарушалась ни единым звуком.

– А теперь тебе лучше, дорогая? – снова спросил Лео. Возбужденный, сгоравший от желания, он выбирал удобный момент, чтобы обнять Карлу. Ее тело мягко покоилось на его руке, ее округлое бедро прижималось к его бедру, и от этих прикосновений желание становилось еще неудержимее. «Спокойнее, спокойнее, – убеждал он себя. – Сейчас отведу ее в сарай и там овладею ею… немного терпения».

Взгляд Карлы блуждал по мрачной тенистой аллее.

– Зачем ты заставлял меня пить? – спросила она наконец плаксивым голосом.

– А зачем ты пила? – парировал Лео. Вопросы, сплошные вопросы. Они остановились.

– Я пила, – безвольно отвечала Карла. – Чтобы не видеть больше маму, тебя… и даже Микеле… Чтобы никого не видеть. – Она опустила глаза и покачала головой. – Но, знай я, что мне будет так плохо, я бы никогда не стала.

– Не говори глупостей! – воскликнул Лео до того громко, что сам удивился. – Ты пила, потому что тебе это было приятно.

Она загадочно улыбнулась.

– Думаешь, я тебя люблю? – спросила она кокетливо.

Они взглянули друг на друга: Карла внимательно, с тем легким безумием в блестящих глазах, которое порождает опьянение, Лео насмешливо и возбуждению. Оба были немного смущены. Внезапно Лео отпустил руку Карлы и грубо обхватил ее за талию. Она пьяно захохотала и забилась в его объятиях, бесстыдно дергаясь всем телом.

– Лео, Лео! – кричала она, захлебываясь от хриплого смеха. – Лео, не смотри на меня так… нет… пусти меня!

Свод ветвей заглушал ее тонкий голос, вырываясь, она видела, как к ней тянется багровое лицо Лео, полное жадной и какой-то старческой похоти. Она сама не знала, зачем сопротивлялась. Наконец Лео одолел ее и крепко сжал в объятиях. На миг взглянул на нее – испуганные глаза, побледневшее лицо, полуоткрытый рот. Он наклонился и поцеловал ее.

Он разжал руки, и они, чуть покачиваясь, вновь вошли под густое переплетение ветвей деревьев и кустарника. Внезапно Карла остановилась в нерешительности и нервно сжала плечо Лео.

– Не надо, Лео… не надо… – пробормотала она, грозя ему пальцем, точно капризная девочка. И сразу умолкла – ее отвлекли катившиеся по лицу слезы и звук собственного голоса. Она вглядывалась во что-то скрытое в тени аллеи, и ее залитые слезами глаза странным образом меняли выражение.

– Продолжай, – сказал Лео. Но Карла, казалось, не могла отвести завороженного взгляда от почти погребенного под ворохом черных листьев камня, круглого и белого, как яйцо. Да она и не знала, что сказать. Эти слова «не надо» вырвались у нее непроизвольно. Она тут же забыла, чем они были вызваны, и снова погрузилась в полузабытье.

– Ну, – подбадривал ее Лео. – Чего не надо делать? Не надо пить? Э, я понимаю… Но теперь… тебе нужно идти дальше, – сказал он, слегка подтолкнув ее.

Они забрались в самую глубину сада. Здесь аллея огибала сарай, прилепившийся к ограде. Стену сарая густо обвил плющ, видна была лишь потрескавшаяся дверь с ржавыми петлями.

– А… это что такое? – недоуменно спросил Лео, словно он и в самом деле очень удивился.

– Дом садовника.

– Дом садовника?! О, какой красивый! А сам садовник дома?

– Нет.

– Дом садовника… – радостно повторил Лео, так, словно в этих словах был другой, скрытый смысл. – Пойдем, посмотрим.

Карла засмеялась. Все это казалось ей нелепым, но она ничего не возразила. Дверь была не заперта. И когда Лео ее распахнул, то увидел, что в доме одна-единственная комната с низким потолком и пыльным деревянным полом. Стены были голыми, в одном углу на железной кровати лежал серый, дырявый матрац, из которого торчали клочья ваты. В другом углу на треножнике стоял ржавый тазик. Больше ничего. Карла неотрывно глядела на эти жалкие вещи, тошнота стала просто невыносимой; ей хотелось вернуться на виллу и там поудобней улечься на диване. Но, сломленная усталостью и опьянением, она села на кровать и подогнула ноги.

– Зачем, – печально спросила она, – зачем ты заставил меня пить? – Она смотрела на деревянные половицы; на глаза ей падала прядь волос, во рту, полном слюны, она ощущала горечь. Лео сел рядом. «Самый удачный момент», – лихорадочно думал он. И обнял Карлу за талию.

– Будь умницей, вспомни, – ласково уговаривал он, – ты пила по собственному желанию, правда?

Карла покачала головой, но ничего не ответила.

– К тому же, – добавил Лео, – какое это имеет значение?

Он слегка оттянул рукав платья и осторожно поцеловал оголившееся плечо.

– Все пройдет. Скоро тебе станет лучше.

Его взгляд был прикован к полоске обнаженной груди, видневшейся сквозь глубокий вырез платья. Вдруг он схватил Карлу, опрокинул навзничь, смял. Борьба, скрип пружин, бесполезные попытки освободиться.

– Пусти, – пробормотала она и перестала сопротивляться, ослабевшая от борьбы и от незнакомого ей тягостного чувства. Она уставилась в потолок широко раскрытыми, полными страдания глазами. Внезапно на нее камнем обрушился Лео, лицо его было неестественно красным. Он целовал, ее в шею, в щеку, потом в губы. Карла закрыла глаза и уронила голову на плечо. Прикосновение влажных, мягких губ Лео оставляло ее равнодушной, ей хотелось спать. Но тут ее заставил вздрогнуть треск отлетевших пуговиц, покатившихся по полу, от толчка в спину она чуть приподнялась. Она открыла глаза и увидела возбужденное, горячечное лицо Лео, склонившееся над ней, и заметила, что плечи ее обнажены. Она забилась, отчаянно ухватилась за край платья, точно цепляясь за куст у края пропасти. Все было напрасно. Лео с такой силой дважды рванул платье, что у нее чуть не сломались ногти. Со странным хладнокровием и тщательностью, которые никак не вязались с его возбуждением, Лео приподнял Карлу и не без труда опустил платье на живот. Принялся лихорадочно отстегивать бретельки лифчика. Карла смотрела на него испуганно. Пыталась сопротивляться, но он действовал с методичностью хирурга во время операции: хмурил брови, сердито качал головой и кривил рот, словно говоря: «Нет, не надо, дорогая, не надо… Не волнуйся… Все будет хорошо… Доверься мне». Эти повелительные жесты Лео, и чувство горечи во рту, тошнота сделали больше, чем все прежние усилия Лео. Карла сдалась. Поднимала руки, когда их надо было поднять, прогибала спину, когда нужно было ее прогнуть, не схватилась за рубашку, которую Лео ловко опустил. Голая по пояс, она покорно лежала на матраце, закрыв глаза. Тошнота становилась все сильнее, она больше ничего не соображала, ей казалось, что она умирает.

– Какая красивая девочка! – восхищался Лео. Обнаженная Карла ослепляла его, он не знал, что ему ласкать раньше, – нежные, хрупкие, матовые плечи, либо юную, молочной белизны грудь, которую он пожирал жадным взглядом и никак не мог насытиться. – О, какая красивая девочка! – Он уже наклонился, чтобы обнять ее, как вдруг увидел, что Карла приподняла голову, испуганная, белая как полотно, и что-то промычала, дергая подбородком. Он отпустил ее, отодвинулся. Карла как безумная вскочила с кровати и показала глазами на треножник в углу. Лео все понял; он схватил тазик и поднес его Карле. И в тот же миг в проржавевший таз с бульканьем хлынула рвотная масса. На секунду рвота прервалась, затем началась с еще большей силой. Все тело Карлы содрогалось в конвульсиях. Придерживая ей голову, Лео смотрел на нее в полном бешенстве.

«Моя вина, хоть покаянную молитву читай. Я не должен был так ее спаивать». Теперь было бесполезно обманывать самого себя: его затея провалилась. Он смотрел на Карлу, задыхаясь от злости. Вот она, девушка его мечты, голая, готовая отдаться, и она держит на коленях не его голову, а таз, от которого не может оторвать отчаянного взгляда. «А ведь не напои я ее, сейчас она уже была бы моей», – подумал он.

Наконец Карлу перестало рвать, она оттолкнула от себя полный таз, и Лео с отвращением поставил его на треножник. Обернувшись, он посмотрел на Карлу – она сидела голая на краю кровати, опустив голову и бессильно уронив руки. Лео поразило несоответствие между худым телом – лопатки буквально просвечивали, плечи были острыми, узкими – и непропорционально большой грудью и головой. «Она неважно сложена», – подумал он, пытаясь утешиться.

– Как ты себя чувствуешь? – громко спросил он.

– Плохо, – ответила Карла. Она смотрела в пол и беспрестанно сглатывала горькую слюну. Взгляд ее то и дело останавливался на платье, сползшем на голый живот. Ей стало холодно, ее переполняло черное отчаянье. «Все кончено», – подумала она. И в самом деле она чувствовала, что ее прежней жизни приходит конец. Но все было безрадостным, пошлым, о чем неумолимо напоминал этот таз. Что изменилось, она и сама точно не смогла бы объяснить. Она осторожно подняла голову и сквозь пелену слез посмотрела на Лео.

– А что теперь? – невольно вырвалось у нее.

– Теперь одевайся, и уйдем отсюда, – с трудом сдерживаясь, ответил Лео.

Он поднялся и стал прохаживаться по комнате, расшатанные половицы скрипели под ногами. Время от времени он бросал взгляд на Карлу, которая начала одеваться. Желание вспыхнуло в нем с новой силой, и он спрашивал себя, а не стоит ли подождать, когда ей станет легче, и снова пойти на штурм. Но было уже поздно Карла оделась. «Бесполезно, – подумал он с досадой. Момент упущен… На сегодня все». Он подошел к кровати.

– Ну, а сейчас как тебе? – спросил он.

– Лучше, – ответила Карла. – Лучше. – Она застегнула последние пуговицы и встала. Сначала она, а затем Лео, стараясь не касаться друг друга, вышли из дома садовника,

В саду глухо шумели ветви деревьев.

– О, дождь идет! – удивленно воскликнул Лео. Его смущало молчание Карлы. Он старался держаться как можно свободнее. Они сделали несколько шагов, воздух под этим зеленым укрытием был душный, густой, черная тень окутывала переплетение ветвей. На размякшей земле журча струилась по прелым листьям вода.

– Странное дело, – сказал Лео. – Каждый день – одно и то же: рассвет ясный, утром небо начинает хмуриться, с полудня и до самой ночи льет дождь.

В ответ – молчание.

– Так мы увидимся сегодня вечером? – настойчиво спросил Лео. Карла остановилась, посмотрела на него. «Никогда больше не увидимся», – хотела она ответить, но ее удержала мысль: «Я должна дойти до самого конца… до полного крушения».

– Может быть… не знаю, – опустив голову, ответила она и пошла дальше.

В конце аллеи они снова остановились.

– А знаешь, – с глупой улыбкой сказал Лео, сжимая ее локоть, – знаешь, даже когда тебя тошнит, ты все равно остаешься красивой.

Они посмотрели друг на друга.

«Если б я могла его полюбить», – подумала Карла, глядя на его красное, невыразительное лицо. Опьянение еще не совсем прошло, и она испытывала огромную потребность в чьем-то участии и нежности. И тут Лео легонько хлопнул ее по щеке.

– Глупышка, – сказал он, – глупышка, сначала пьешь без меры, а потом тебе становится плохо. Моя маленькая дурочка. – Он привлек ее к себе. – Поцелуй меня, и забудем об этом.

Они поцеловались. Карла отстранилась, вышла из-под прикрытия ветвей, побежала под дождем и исчезла за углом виллы.

«Какой отвратительный день, – подумал Лео, направляясь к выходу. – Какой идиотский день!»

Теперь дождь мерно кропил землю с небесной выси. В саду стало совсем сыро, легкий беспрестанный шелест воды скрадывал все другие звуки. Лео уходил взбешенный. Мало того что день рождения Карлы – цветы, сумка – обошелся ему в полтысячи лир, так еще из-за этого шампанского любовное приключение закончилось нелепо и даже постыдно. «Карла ни о чем другом и не мечтает, – с яростью думал он. – Зачем, спрашивается, было ее спаивать?! А теперь все придется начинать сначала». Лишь когда он выбрался на шоссе и посмотрел, в какую сторону ему теперь идти, он вспомнил про Лизу. Вчера вечером она пригласила его заглянуть на часок.

Вначале мысль о возвращении к бывшей любовнице показалась ему абсурдной. Он не любил ходить уже проторенной дорогой. Такой визит не лучше подогретого супа, который остался со вчерашнего дня. Но, с другой стороны, желание, которое возбудила в нем Карла, осталось неудовлетворенным.

«Если я сегодня не пересплю с кем-нибудь, – думал он, шагая под дождем по широкой и пустынной улице богатого предместья, – меня хватит апоплексический удар». Перед глазами стояла обнаженная плачущая Карла, и видение было столь сильным, что он провел ладонью по глазам, чтобы его отогнать.

«Ладно, схожу, – решил он после недолгих колебаний. – В конце концов Лиза тоже женщина».

И сразу приободрился. Подозвал таксиста.

– Виа-Боэцио, – приказал он, плюхаясь на сиденье.

Автомобиль набрал скорость, Лео закурил сигарету. «Это будет самый прекрасный день в ее жизни», – подумал он. И представил себе, как Лиза, завидев его, бросается ему на шею. «Вчера вечером она немного поломалась, ей хотелось меня разжечь. У нее тоже есть своя женская гордость… Но сегодня она не заставит себя долго упрашивать».

Мчащийся автомобиль бросал его из стороны в сторону, Лео казалось, что этим визитом к Лизе он проявит великодушие, сам останется не в накладе и Лизу осчастливит. «Это будет самый прекрасный день в ее жизни, – повторял он про себя. – Я подарю ей нечто такое, о чем она и мечтать не смела. И к тому же удачно закончу это дурацкий день». Он выкинул в окошко окурок сигареты Автомобиль, мягко скользя колесами по мокрому асфальту, выехал на пустынную улицу, обсаженную платанами. Машина остановилась. Лео вынул бумажник, расплатился, вылез и, горбясь под дождем, нырнул в парадное.

Он медленно поднимался по лестнице, без грусти и даже с удовольствием вспоминая, сколько раз проделывал это десять лет назад. «Ничего не скажешь, десять лет – это десять лет», – думал он, даже не пытаясь понять свою глубокомысленную сентенцию. Позвонил, ему открыла служанка. Все было как прежде. На миг ему даже показалось, что и он снова стал таким, как десять лет назад. Все стояло на своих местах; шкафы в темном коридоре, там, в глубине коридора, – стеклянная дверь в будуар, а вон и та вечно опущенная гардина, те же ковры. Он сел в одно из скрипучих кресел и закурил.

Спустя мгновение вошла Лиза.

– А, это ты! – разочарованно протянула она, села и посмотрела на Лео так, словно желала угадать причину его прихода.

– Не ждала? – удивился Лео, который был уверен, что его ждут с великим нетерпением. – Между тем вчера ты мне говорила кое-что другое.

– Мало ли что люди говорят, – ответила она, одернув юбку, – особенно ночью, когда не видят лиц друг друга.

«Притворяется, – подумал Лео. – Хочет, чтобы ее упрашивали». Он пододвинул свое кресло к креслу Лизы и, наклонившись к ней, сказал:

– А я уверен, что ты говорила искренне.

– Ну а вдруг я передумала? – живо возразила она. Сейчас вчерашняя минутная слабость предстала перед ней во всей своей неприглядной сути – не как вспыхнувшая вновь страсть к Лео, а как легкомыслие, недостойное ее любви к Микеле.

– Многое могло измениться со вчерашнего вечера, – убежденно добавила она.

Лео пристально посмотрел на нее. Взгляд его перебегал с лица на тело, на белую округленную грудь и обнаженную полоску плеча, которые в полутьме гостиной казались более свежими и гладкими, чем это было на самом деле. «Хочет меня помучить, – подумал Лео. – Ого, да она хитрее лисы». Он еще ближе наклонился к ней и сказал:

– А ты сейчас на редкость хороша.

– Значит, раньше я была некрасивой?! – воскликнула она с непроизвольным кокетством. Но тут же устыдилась своей новой слабости. «Надо выставить его вон, – подумала она. – Дать ему понять, что он просчитался».

Она взглянула прямо в его красное, возбужденное лицо, лицо человека, уверенного, что добыча от него не ускользнет, – достаточно было посмотреть, как он изгибается в низком кресле, как напряглась его грудь, как сверкают вожделением глаза, которым он пытается придать выражение неподдельной страсти. Ей стало противно, и внезапно она решила, что будет куда интереснее и умнее разыграть его, – сначала сделать вид, будто он желанен и любим, а потом отвергнуть. Ее переполняла гордость. «Теперь я люблю и любима другим», – хотелось ей с вызовом крикнуть Лео.

– Ты всегда была красивой, – ответил Лео. – А теперь стала еще красивее.

– Но у тебя есть Мариаграция, – парировала Лиза, начиная свою игру. – Зачем тебе я?

– Между мной и Мариаграцией все кончено… все… А вот ты снова влечешь меня, как и в те далекие времена.

– Покорно благодарю.

– Нас разлучило недоразумение, – продолжал Лео, – всего лишь недоразумение… Что поделаешь. Людям свойственно ошибаться… С тобой я ошибся, признаю… Но теперь я пришел, чтобы сказать – забудем прошлое и помиримся.

Он умолк и протянул Лизе руку.

Она посмотрела на его лицо, на протянутую руку.

– Зачем нам мириться?… Ведь мы никогда не ссорились.

– Нет, так дело не пойдет, – возразил Лео. – Я тебе честно говорю – так дело не пойдет… Ради бога, не притворяйся ничего не понимающей и, прости за грубость, дурочкой. Ты отлично поняла, о чем идет речь. Я говорил яснее ясного… Надо забыть прошлое и помириться! И даже, почему бы и нет… начать все сначала… Я так готов… Как видишь, я не темню… Говорю то, что думаю, и не прибегаю к уловкам… Я жду твоего ответа.

– Право же… не знаю… – Она сделала вид, что пребывает в сильнейшем смятении.

– Как это не знаешь? Наберись смелости и отвечай прямо.

– Ну что ж, – сказала Лиза. – Если хочешь, давай помиримся… а о том, чтобы начать все сначала, я должна подумать.

«Главное сделано, – очень довольный собой, решил Лео. – Она далеко не глупа… и все поняла». Он наклонился и с жаром поцеловал Лизе руку. Поднял голову и сказал:

– Больше всего мне нравится в тебе простота и искренность… С тобой все решается легко и быстро… И не бывает никаких сюрпризов.

– Это потому, – ответила она, придавая своим словам особый скрытый смысл, – что я всегда вовремя угадываю чужие намеренья.

– Вот и чудесно! – воскликнул Лео, подвигая еще ближе свое кресло к ее креслу. – Какие же, к примеру, у меня сейчас намерения?

– Сейчас у тебя?

Она взглянула на него. Эти уловки, эти банальные вопросы и ответы, преследовавшие одну-единственную цель, после того как она почти насладилась местью, стали ей противны. «Все кончилось для тебя… все кончилось, мой Лео. Теперь я люблю и любима», – с гордостью думала она. Но решила довести игру до конца.

– Сейчас у тебя? На это ответить нетрудно.

– Раз знаешь, скажи, – раздраженно настаивал Лео.

– Так вот, – начала она, стыдливо потупив глаза и загадочно улыбаясь, – все это получалось у нее очень естественно. – Если уж тебе непременно хочется знать… твои намерения, как мне кажется, весьма агрессивны.

– То есть? – спросил Лео, так сильно наклонившись вперед, что задел подбородком плечо Лизы. Она посмотрела на него – это красное, устремленное к ней лицо бесило ее. «То есть, – хотелось ей ответить, – зря стараешься… Я люблю Микеле… он мой возлюбленный». Но она сдержалась.

– Будь поосторожнее, – предупредила она кисло-сладким голосом. – Так можно и упасть.

Лео был слишком возбужден, чтобы прислушиваться к ее словам.

– Что ты сказала? – удивился он,

– Что так можно и упасть, – повторила Лиза. – И даже разбить себе лоб.

– Во всяком случае, – ответил Лео, не поднимая головы, неторопливо, упрямо, – мои намерения крайне просты. Сейчас ты оденешься, мы выпьем вместе чаю… Лучше всего у меня… Поужинаем, сходим на какой-нибудь спектакль… А потом я отвезу тебя домой.

Он умолк. Лиза изобразила на лице сомнение.

– Я, пожалуй, приняла бы твое предложение, – сказала она наконец. – Но кто мне поручится, что ты действительно любишь меня, что это не минутный каприз и что ты завтра снова не вернешься к Мариаграции?

– Да нет же, – не подымая головы, возразил Лео, с упорством, порожденным еле сдерживаемым вожделением и нетерпением. – Ты ошибаешься… Я же сказал, и повторяю снова… К Мариаграции я не вернусь. Между этой женщиной и мной все давно кончено… Мы были вместе, пока могли… Это была одна из тех любовных связей, которые тянутся и никак не кончаются… Отчасти – по привычке, отчасти – по разным другим причинам…

– По причинам взаимных материальных интересов? – подсказала Лиза.

– Каких там материальных интересов?! Словом… – Лео поднял наконец глаза и посмотрел на Лизу. – Нечего впутывать сюда Мариаграцию… Лучше отвечай…

– На что?

– О, господи! – деланно непринужденным тоном воскликнул Лео и, словно желая поправить платье Лизы, положил ей руку на плечо. – Ведь я тебе уже говорил… Согласна ли ты поехать ко мне?

Она заколебалась – сказать ли ему правду? Но ее выручило прикосновение руки к ее затылку.

– Перестань, – сердито сказала она. – Терпеть не могу, когда меня трогают за шею.

– Прежде тебе это очень нравилось, – медленно произнес Лео, пристально глядя ей в глаза и почти касаясь губами ее губ.

– Да, но… теперь я стала другой… – поспешно отвечала она, пытаясь устоять перед ласковым прикосновением этой крепкой руки. – Пусти меня.

– Пустить? – Внезапно Лео вскочил, наклонился, схватил ее за волосы, откинул ей голову назад и попытался поцеловать. Лиза едва успела закрыть рот рукой. – Ну, не будь же злючкой, – сказал Лео. Он явно не принимал всерьез ее сопротивление. В его взгляде, в том, как он решительно отвел ее руки, была такая уверенность в окончательном успехе, что ею овладела слепая, бешеная ярость. Она сама отняла руку ото рта.

– Пусти меня – понял? – приказала она гневным голосом, сверкая глазами. Но Лео воспользовался этим, чтобы прижаться своими губами к ее вздрагивающим губам. И как она ни извивалась и ни пыталась высвободиться, ему удалось ее поцеловать. Наконец она сумела рывком вскочить, толкнув Лео в грудь. Толчок был до того сильным, что Лео потерял равновесие и рухнул в кресло.

Но тут же поднялся и, одергивая пиджак, сказал:

– Что за глупые шутки, Лиза?! Разве мы не договорились снова стать друзьями?… А с друзьями разве так обращаются?

Лиза демонстративно указала ему на дверь.

– Убирайся.

– Но почему? – изумился Лео.

– Я не люблю тебя и никогда не любила! – с присвистом выкрикнула Лиза прямо ему в лицо. – Я притворялась, чтобы получить редкое удовольствие – послушать твои басни… А теперь убирайся!..

Секунду Лео стоял молча, пораженный ее словами. Но потом на смену немому изумлению пришел гнев, упрямое желание отомстить. Он рассвирепел.

– Ах, вот как! – закричал он. – Я должен уйти! После того, как мной позабавились, словно игрушкой!.. Нет, не уйду.

Он умолк, подыскивая Лизе достойную ее вероломства кару. Но безуспешно – слишком велика была его ярость. Может быть, разломать шкаф или разбить фарфоровую статуэтку? Или дать ей пощечину?

– Не уйду, пока не поцелую тебя.

Он оттолкнул кресло и хотел ее обнять. В бешенстве у него мелькнула мысль: повалю ее и овладею ею прямо на ковре. Но Лиза ускользнула от него и укрылась за креслом. Мгновение они стояли друг против друга, наклонившись и пальцами впившись в кресло.

Их взгляды скрестились, каждый старался предугадать намерения другого.

– Убирайся вон, – тяжело дыша, выговорила наконец Лиза. Растрепанная, взбудораженная, она со страхом смотрела на искаженное злобой, вспухшее лицо Лео. И тут Лео прибег к хитрости – ногой оттолкнул ее кресло и схватил ее за волосы. Молниеносно сжал ее в объятиях.

Несколько секунд длилась борьба, – Лео пытался отбросить прочь руку Лизы, она старалась вырваться из его цепких объятий. Наконец ей это удалось, и она отбежала к двери.

– Убирайся, – срывающимся голосом приказала она. – Убирайся, или я позову служанку.

Грудь у нее вздымалась, волосы разметались, лицо покраснело, одно плечо обнажилось. Она ухватилась рукой за дверь и прерывающимся голосом повторила:

– Убирайся.

Но тут кто-то из коридора толкнул дверь, пытаясь войти в комнату.

– Не надо, Мария, – не оборачиваясь, крикнула она. – Пока вы не нужны.

– Открой, – послышался за дверью мужской голос. – Я не Мария. Открой!

Лиза невольно отодвинулась, дверь от резкого толчка отворилась, и вошел Микеле.

В руке он держал шляпу и был в насквозь мокром зеленом плаще. Посмотрел на тяжело дышащую, растрепанную Лизу, перевел взгляд на багровое лицо Лео. И сразу же мысленно воссоздал только, что происшедшую здесь сцену. «Лео пришел, возобновить прежнюю связь, а Лиза его отвергла», – подумал он. Но не поступил так, как того требовали обстоятельства. Он лишь смутно подумал, что это удобный предлог для полного разрыва с Лизой. И потом, разве не положено в таких случаях выказать свое презрение?

– Простите, – сдержанным тоном, стараясь вложить в каждое слово побольше иронии, сказал он. – Вина целиком моя… Решил больше не приходить сюда и все-таки пришел… Я вам помешал… простите.

Он неловко и как-то нелепо поклонился, повернулся и вышел. Дверь захлопнулась.

Внезапное и бесшумное появление Микеле из тьмы коридора и столь же внезапное его исчезновение охладили пыл Лео. Он усмехнулся.

– Это и есть твоя большая любовь, Лиза? – сказал он.

Еще не совсем пришедшая в себя, она мрачно кивнула. И тут вдруг поняла, что Микеле ушел, даже не попрощавшись, и, быть может, навсегда. Сама мысль об этом была непереносимой, она бросилась к окну, распахнула его настежь.

Квартира была в бельэтаже, и потому окна были очень низко от земли. Лиза высунулась, окинула взглядом улицу. Было холодно, на мокрой улице – ни души, лил дождь, большой безлистный платан, казалось, заслонил собой все небо. Но чуть левее, держась поближе к стенам домов, неторопливо шел мужчина в зеленом плаще, схваченном поясом.

– Микеле, – крикнула она, – Микеле!

Он обернулся, с любопытством посмотрел на нее и продолжал свой путь.

– Микеле! – с силой крикнула она.

На этот раз Микеле, не оборачиваясь, на ходу, помахал ей рукой. Он уже удалился на порядочное расстояние и теперь споро шагал по омытому дождем тротуару. «Сейчас он завернет за угол». Лиза поняла, что звать его снова бесполезно, и повернулась к Лео.

– Не бойся, он вернется, – с лицемерным участием сказал Лео, стоявший посреди комнаты. – Я его знаю… Он не из тех, кто поступает твердо и решительно… Не сомневайся, твой друг вернется.

Этот наглый, насмешливый голос ранил ее в самое сердце. Лиза с достоинством подошла к противоположной стене и нажала кнопку. Немного спустя появилась служанка.

– Мария, проводите синьора до двери.

Это был конец, банальнейший и глупейший конец. От гостиной до двери было всего два шага.

– Я ухожу, Лиза… ухожу… Передай привет Микеле, – бормотал Лео, направляясь к выходу.

Служанка ничего не понимала и растерянно переводила взгляд с Лео на хозяйку. Однако Лео не стал ждать, пока его выставят за дверь. Он взял шляпу, пальто и ушел.

Дождь подействовал на него умиротворяюще. Он раскрыл зонт и зашагал по тротуару, ни о чем больше не думая. «Могло выгореть, а могло и нет. На этот раз не выгорело. Сегодня я твердо понял – эта струна больше не зазвучит», – утешился он. После чего с легким сердцем закурил и, стараясь не ступать в лужи, пошел дальше своим обычным шагом, не быстро, но и не медленно.

Он добрался до конца улицы и свернул на широкую мокрую площадь без памятников и скверов, На углу, под столбом со знаком «остановка», группа людей ждала трамвая. Подойдя поближе, он увидел Микеле, Тот стоял, прислонившись к столбу.

– О, ты еще здесь! – воскликнул Лео без тени досады,

– Как видишь, – ответил Микеле, кинув на него скучный взгляд, – жду трамвая.

– Я еду домой на такси. Могу и тебя захватить, – сказал Лео. – Эй, такси!