Текст книги "Разрыв франко-русского союза"

Автор книги: Альберт Вандаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

Генерал Коленкур, Сен-Аньян в два часа пополудни; теперь шесть. Дела в Испании давно требуют моего присутствия. Я отказывался от этой поездки из опасения, что данное вам полномочие условиться о дне свидания заставило императора уже уехать. Из присланных вами многочисленных денег вижу, что свидание отложено”. Раз это так, я после обеда уезжаю в Бордо, чтобы быть в центре дел. Вот руководство для ваших дел в Испании. Приложенный при сем Moniteur познакомит вас с опубликованными в Мадриде актами. Но известия, которые я получил сегодня утром с курьером, меняют положение вещей. Король Карл протестовал и заявил, что его сын заставил его подписать отречение от престола; если бы он не подписал, грозили ночью убить королеву, 23-го моя армия вступила в Мадрид, где ей был оказан великолепный прием. Мои войска размещены в городских казармах и расположились лагерем на высотах. Я не признал принца Астурийского и, быть может, и не признаю его, не я еще не уверен в этом. Несчастный король бросается в мои объятия и говорит, что его хотят убить. Был вызван бунт с целью убить принца Мира. К счастью, мои войска пришли вовремя и спасли его: принц еще жив. Великий герцог Бергский прибыл в Мадрид четыре часа спустя после войск. Церемониал помешал ему иметь свидание с новым королем, так как он не знал, признаю ли я его. Письма короля Карла вызывают слезы.

Сообщаю это для вас лично: храните это в тайне. Вы можете намекнуть об этом императору и испанскому посланнику – он приверженец принца Мира и будет говорить в вашем духе. Вы скажете императору, что я откладывал поездку в Испанию, чтобы не опоздать на свидание, но что я уехал через два часа по получении наших писем. На днях отвечу на все ваши депеши. Передавая императору Moniteur, вы скажете ему, что я ни при чем в делах Испании; что когда произошли эти события, мои войска были в 40 лье от Мадрида; что все ненавидят принца Мира и любят короля Карла. Равным образом вы скажете ему, что короля принудили подписать отречение и что вы не будете удивлены, если я приму решение восстановить его на троне. Дурные языки в Петербурге скажут, что я руководил всем этим. За сим да хранит вас Бог.

Байонна, 18 апреля 1808 г.

Генерал Коленкур, в Байонне я получил ваше письмо от 24 марта. Вы должны были уже получить мое письмо. Я уехал непосредственно за прибытием вашего курьера в Париж. Если бы он привез извещение, что день свидания назначен, я немедленно же отправился бы на свидание. Радуюсь успехам русского императора в Швеции. Надеюсь, что дела не задержат меня надолго здесь. Инфант Дон Карлос здесь. Жду бывшего короля Карла, который очень желает поговорить со мной, а также жду принца Астурийского – нового короля. Дела в Испании очень запутываются. Вы скажете императору, что король Карл протестует против своего отречения и всецело полагается на мою дружбу. Это ставит меня в очень затруднительное положение. Скажите это только одному императору. Надеюсь, однако, вскоре освободиться от всего этого. Вы вскоре получите записку о делах в Константинополе. Пока же вы не должны скрывать от Румянцева, что в этом деле есть шероховатости, и что если причиной тому ультиматум России, трудно будет уладить дело; но я не думаю этого, что я просил о свидании не из простой формальности, а потому, что предвидел эти затруднения; что нужно тридцать курьеров, чтобы покончить с этим делом; что тридцать курьеров по два месяца каждый потребуют трех лет, а мы кончили бы все в тридцати совещаниях, по два на день, что заняло бы пятнадцать дней. Mapшал Сульт собрал все корабли, стоявшие около острова Рюгена. Принц Понте-Корво в Фионии. У него 15000 французов, 15000 испанцев, 15000 датчан. Он уже прошел бы, если бы Дания так долго не виляла с вопросом о разрешении пройти по ее территории. Теперь она находит, что он достаточно быстро идет; чудес не бывает. Теперь, быть может, весна помешает переходу. Но постараются сделать даже невозможное, и диверсия все-таки имеет свое значение. Я только что получил манифест шведского короля. В нем сплошная ложь. Мне не известно, занимались ли политикой во время попойки генерал Гранжан, которого я не знаю, и другие офицеры. Впрочем, не следует придавать значения болтовне военных и притом в присутствии неуполномоченных лиц. Во всяком случае, мне трудно поверить, чтобы это была правда. Мы слишком большие друзья Дании, чтобы думать об отобрании от нее Норвегии. Что же касается г. Бурьена, все это ложь: он ответит за это обвинение. Так как он служит по дипломатической части, то, если это окажется верным, он будет строго наказан. Но как сделал он то, что ему приписывают, раз он не видал шведского посланника в Гамбурге? Нельзя себе представить более безумного манифеста. Повторите же Румянцеву, что турецкий вопрос – дело весьма запутанное; что желательно свидание без предварительных условий. Не переставайте настаивать, что это не простая формальность, а средство быстро уладить все вопросы. Я нахожу, что вы говорите недостаточно внушительно и недостаточно защитили мои интересы. В ожидании будущего Россия уже обладательница чудной провинции, каковой результат более чем не отвечает ее делам, но я ничуть не завидую ей в этом.

У меня нет времени писать больше. Я сильно занят здесь делами, которые доставляют мне много хлопот. Дарю отправит вам это письмо эстафетой. За сим молю Бога и т. д.

Байонна, 26 апреля 1808 г.'

Генерал Коленкур, при сем найдете письмо Дрейера, из которого вы увидите, что Толстой по-прежнему невозможен. Говорю это только для вашего руководства. Французские журналы полны глупостей. Что принц Мира оставил так много денег, это – неправда; не было найдено ни одного су. Сегодня вечером жду приезда этого несчастного человека, которого мои войска вырвали из рук испанцев. Его заперли в тюрьму, где жизнь его висела на волоске и где он поминутно слышал крики населения, которое хотело вздернуть его на фонарь. Когда мне его передали, он не брился семь дней и более месяца не менял рубашки. У меня здесь принц Астурийский, с которым я обхожусь хорошо, но которого не признаю. Через три дня я жду короля Карла и королеву. Испанские гранды приезжают сюда ежеминутно. В Испании все спокойно. Все крепости в наших руках. Мадрид, где находился великий Бергский, занят 60 000 человек. Отец обвиняет сына, сын обвиняет отца. В Испании много партий. Думаю, что развязка близка. – Если с вами заговорят об экспедиции в Сканию, вот каково положение дела: Я мог начать эту экспедицию только с 40 000 человек. У принца Понте-Корво было 15000 французов и 15000 испанцев. Необходимо было, чтобы датчане дали 10000 человек. Но я желал, и должен был желать, чтобы эти 40 000 человек высадились сразу; если бы одна часть высадилась, а другая осталась на другом берегу, экспедиция не удалась бы, и пришлось бы отдать войска на избиение. Вы понимаете, что я не мог допустить подобной ошибки. Принц Понте-Корво поехал в Копенгаген, и увидал, что средств к переправе хватает только на 15000 человек; следовательно, нужно было бы совершить три поездки. Итак, переправу пришлось отложить. Ему приказано было переправить сразу все 40000 человек; вот суть дела. В настоящее время датский король может сосредоточить свои войска в Зеландии; у него 25 000 человек. Я приказал принцу Понте-Корво переправить 6 000 человек. Следовательно, Дании нечего бояться. Если она боится, ее страх не имеет основания, если только эти люди не из картона.

Албанцы только что убили без всякого повода и причины полкового командира и четырех итальянских офицеров. В Константинополе царит страшное волнение, все налаживается к тому, чтобы свидание, которое, по моему расчету, может состояться в июле, привело к доброму результату. Для этого следует, чтобы Россия проявила поменьше честолюбия. У меня нет известий из Австрии; я вижу, что она то вооружается, то разоружается; мне неизвестно, что она делает. К вам скоро приедет курьер Шампаньи с первыми нотами о делах Турции. Повторяю, жаль, что свидание не состоялось; вместо того, чтобы быть здесь, я был в Эрфурте. Думаю, что потребуется слишком много времени, чтобы придти к соглашению через курьеров. За сим молю Бога и т. д.

– Р. S. – Сию минуту получил ваше письмо от 5 апреля. Я нахожу, что вы слишком беспокоитесь о шведском походе. Мне доставляет удовольствие все, что делает император, но не требуется, чтобы вы так усердствовали. У вас имелись инструкции по вопросу о Финляндии; вам не были даны инструкции для остального.

Мне известно, что в Петербурге жалуются на то, что я не делаю подарков офицерам, которые привозят депеши. Дело в том, что я ни одного из них не видел. У нас принято, что я делаю подарки только тем офицерам, которые передают непосредственно мне письма императора. Если они передают письма в посольство, я их не знаю. Если же желают, чтобы с офицером обошлись с должным вниманием, необходимо, чтобы его фамилия была упомянута в письме государя. Если бы, например, в письме было сказано: “Посылаю вам одного из моих офицеров”, не называя его, этот оставшийся неизвестный офицер не может рассчитывать на особый почет. Впрочем, к императору относятся с таким уважением, что офицеры его принимаются здесь очень хорошо. Но когда они доставляют депеши в посольство, они не представляются. Даю вам эти подробности для вашего руководства.

Следующее письмо без числа; оно было написано в последних числах апреля или в начале мая.

Господин Коленкур, я получил ваше письмо от 12 апреля. Поздравьте от меня императора со взятием Свеаборга. – Вы уже получили объяснения по поводу копенгагенских дел. Дело в том, что нужно иметь возможность переправиться и притом переправиться, по крайней мере, с 30 000 человек за раз, ибо нельзя поручиться за вторую переправу, и если первые высадившиеся войска будут изолированы, они рискуют потерпеть неудачу. Принц Понте-Корво шел форсированным маршем в надежде, что Бельты будут покрыты льдом. Он сам отправился в Копенгаген, чтобы обеспечить себе средства к переправе, и, видя, что можно за раз переправить только 15 000 человек, прекратил поход. Но движение войск продолжается, и несколько тысяч человек переправились в Зеландию. Но эти операции могут совершаться только с большой осторожностью. – Вот Финляндия и русская провинция. – Турецкие дела требуют больших разговоров. Досадно, что император отложил свидание. Вместо того, чтобы ехать в Испанию, я был бы в Эрфурте. Надеюсь, что через десять-двенадцать дней я кончу здесь мои дела. – У меня здесь король Карл и королева, принц Астурийский, инфант Дон-Карлос, – одним словом, вся испанская семья. Они крайне раздражены один против другого. Разлад между ними дошел до последней степени. Все это может кончиться переменой династии.

– Для вашего руководства скажу вам, что с приезда Алопеуса я ни слова не слыхал об Англии, и лишь только что-нибудь узнаю, Россия тотчас же будет извещена об этом; там должны рассчитывать на это. – Равным образом я ничего не слышу об Австрии, и мне ничего неизвестно о ее вооружениях. Со всех сторон мне доносят, что в Венгрию отправляется огромное количество пушек, провианта и войск. Нужно, чтобы Россия непременно знала об этом, и знала бы также что предо мной австрийцы отрицают эти вооружения, или по крайней мере, говорят, что они незначительны. За сим молю Бога и т. д.

Байонна, 8 мая 1808 г.

Господин Коленкур, прочел присланное вами сочинение[674]674
  Дело идет о появившемся в России сочинении, которое достал себе Коленкур.


[Закрыть] о французской тактике. Я нашел, что в нем все сплошь неверно и пошло. За сим, молю Бога, да сохранит он вас.

Байонна, 31 мая 1808 г.

Господин Коленкур, получил ваши письма от 28 апреля и от 4 и 7 мая. Министр иностранных дел, должно быть, писал вам. Я не одобряю того, что вы написали в вашей записке императору. Французскому посланнику не подобает писать, что русские должны идти в Стокгольм. – Здешние дела вполне закончены. Вы найдете при сем мою прокламацию к испанцам. Испанцы спокойны и даже преданы мне. Англичане, привлеченные желанием поживиться от испанских дел и надеждой захватить самые крупные суда, явились перед Кадиксом с сильным флотом. Но с ними не захотели разговаривать. Они отправили парламентера на корабль в 80 тонн; по ним стреляли калеными ядрами и сломали у них мачту. – Мне кажется, что вы не в достаточной степени высказываете мой довод. Я хотел свидания, чтобы постараться устроить наши дела с Россией. В России не хотели свидания, так как хотели его только при известных условиях и в том случае, если я заранее соглашусь на все, что предлагает Румянцев. Но для того, чтобы переговорить об этих делах, я и желал свидания. Тут софизм, который вы не в достаточной мере уловили и не дали почувствовать. В настоящее время мои намерения те же: я желаю свидания. С 20 июня я свободен, но я хочу свидания без условий. Кроме того, нужно условиться заранее, что я не принимаю предложенных Румянцевым основ, которые для меня слишком невыгодны. Я сказал императору Александру: примирите интересы обеих империй. Но жертвовать интересами одной империи ради другой и даже ставить ее в зависимое положение не значит примирять интересы обеих империй. К тому же тогда между нами неизбежно произойдет столкновение, ибо Россия, владея выходами из Дарданелл, будет у врат Тулона, Неаполя и Корфу. Поэтому необходимо, чтобы вы дали понять, что Россия хочет слишком многого и что немыслимо, чтобы Франция могла согласиться на эти сделки; что этот вопрос крайне трудно решить и что оттого-то я и хотел попробовать сговориться во время совещания. Сущность великого вопроса все в том же: кому будет принадлежать Константинополь? За сим молю Бога, да сохранит он вас.

Байонна, 15 июня, полдень.

Господин Коленкур, Талейран заболел и остался в Берлине.[675]675
  Здесь говорится не о князе Беневентском, а об одном из его родственников, которому поручалось отвозить дипломатические депеши.


[Закрыть] Ваши письма от 22 и 25 марта привезены мне эстафетой. Для вашего руководства вы найдете при сем бумаги, которые познакомят вас с тем, что произошло в делах Испании. Завтра собирается здесь совет; он довольно многочислен. Испанский король уже признан, объявлен по всей Испании и скоро уедет в Мадрид. Я не оставляю за собой ни одной деревни. Испанская конституция очень либеральна; народное представительство сохраняет в ней все свои права. – Англичане поджигают испанцев; несколько городов подняли знамя мятежа; но это пустяки и, когда вы будете читать это письмо, вероятно, все будет успокоено. Несколько летучих отрядов дали уже пять-шесть уроков. – Я согласен на свидание. Предоставляю вам назначить время. Вы не получите этого письма раньше 1 июля. Император ничего еще не решит до 15-го. Вы должны предупредить меня с таким расчетом, чтобы оставалось 16 – 18 дней на доставку вашего письма, 10 дней мне на поездку на свидание и 5 – 6 дней на приготовления. Следовательно, требуется, чтобы император не выехал к месту свидания раньше 35-го дня после отправки вашего письма из Петербурга. Поэтому свидание не может состояться раньше сентября, и, откровенно говоря, я предпочитаю это время года всякому другому; во-первых, потому что не будет так жарко, а во-вторых, я кончу здесь мои дела и могу несколько дней пробыть в Париже. – Несколько полков переправились в Зеландию. Флиссингенская эскадра выходит на рейд. Англичанам причиняют всевозможные беспокойства. Два русских корабля теперь в Тулоне, где их приводят в порядок. – Вы не приминете заметить, что Франция ничего не выиграет от перемены династии в Испании, если не считать большей безопасности в случае общей войны, и что Испания будет более независима под управлением одного из моих братьев, чем под управлением Бурбона; что к тому же ею так плохо управляли, она до такой степени была отдана во власть интриги, в народе царило такое брожение без определенной цели, что реформа сделалась необходимой. – Думаю, что император прав, не обращая внимания на недавнее новшество в английских эскадрах; но ему нечего бояться их, что я и сказал русскому офицеру, который недавно уехал отсюда. Единственное, что могло бы внушить беспокойстве – это острова, если бы их не успели укрепить. – Сообщите мне, что представляет из себя маленький Монморанси. Оправдал ли он то, чего можно было ожидать от ею молодости? Скажите испанскому посланнику, чтобы он вел себя корректно, что новый король утвердит его и пришлет ему полномочия; что он должен говорить в благоприятном смысле, и должен всегда, как на непреложный довод, опираться на конституцию, которая преобразует и доведет его родину до такого процветания, какого никогда нельзя было бы ждать от управления Бурбонов.

Р. S. При сем вы найдете коротенькую записку по-испански, с которой познакомитесь, а затем передадите испанскому посланнику. – Как вам известно, за месяц до своего назначения испанский король был избран кастильским советом и городом Мадридом. Впрочем, пишу все это для вашего руководства. Чем меньше будут говорить с вами об этом, тем менее следует поднимать разговор.

Байонна, 16 июня 1808 г.

г. Коленкур, несколько актеров из Оперы бежали из Парижа в Россию. Мне желательно, чтобы вы не знали о их дурном поведении. У нас в Париже не будет недостатка в танцовщиках и актрисах. За сим мелю Бога и т. д.[676]676
  Это коротенькое письмо – единственное на всей серии, которое в рукописи находится в национальных архивах: оно была опубликовано под № 14, 107 в Correspondance.


[Закрыть]

Париж, 28 июня 1808 г.

г. Коленкур, только вчера получил ваше письмо от 4-го. Как видно, ваш курьер заболел в Кенигсберге. Вероятно, вы уже получили мое письмо от 15-го. Вы найдете при сем новые бумаги относительно испанских дел; впрочем, вероятно, вы уже прочли их в Moniteur. Несколько провинций подняли знамя мятежа; их усмиряют. Для России результатом этой кампании будет то, что одна часть английского флота, предназначенного для Балтийского моря, отправится в Америку, а другая – в Кадикс. Я с прискорбием узнал, что русские потерпели несколько неудач на севере Финляндии. Несколько полков пришли в Копенгаген. В настоящее время поход не состоялся, но все может легко устроиться в будущем ноябре. До ноября осталось только четыре месяца, следовательно, нельзя терять времени. Нужно, чтобы Россия убедила Данию обратиться ко мне с просьбой переправить в Норвегию 40000 человек, и чтобы русские солдаты готовы перейти Финский залив, когда он замерзнет. Встреча произойдет в Швеции, и тогда англичане вынуждены будут уйти оттуда с позором, и Швеция была завоевана. Скажите императору, что через 15 дней я буду в Париже. Вы понимаете, что, прежде чем говорить с ним об испанских делах, я желаю знать, как на них посмотрят в Петербурге. Вы должны били уже получить от Шампаньи инструкции о том, что вам следует говорить. Испания не будет иметь для меня большей ценности, чем прежде имела. Испанский король уезжает послезавтра в Мадрид. Посылаю вам статью из венского журнала, которую нахожу нелепой. Покажите ее в Петербурге и сообщите, что о ней думают. За сим, молю Бога, да хранит он вас.

Байонна, 9 июля 1808 г.

Г. Коленкур, вы найдете при сем новую испанскую конституцию н бюллетень последнего заседания совета с принесенной на нем присягой. Король уезжает в Мадрид завтра в 5 часов утра. Вот назначенные королем министры: по министерству иностранных дел Кеваллос, тот же самый, что был раньше, государственный секретарь. Уркино, который был первым министром шесть лет тому назад, по министерству внутренних дел. Жовелланос, бывший министр юстиции, который был сослан на Минорку; по морскому – Маззаредо; по военному – Офрилл; но министерству по делам Индии– Аланза; по финансам—Кабаррус. Получил ваше письмо от 17-го. Досадно, что английская статья произвела дурное впечатление на императора. Я вторично дал приказание по министерству полиции смотреть За тем, чтобы ничего враждебного нашему союзу с Россией не печаталось. – Я уже писал вам насчет французских актеров и актрис, которые находятся в Петербурге. Их могут оставить у себя и забавляться ими, сколько угодно. Тем не менее император прав, говоря, что его агенты поступили дурно, сманив наших актеров. Бегству этих людей посодействовал Бенкендорф. Если представится случай говорить об этом, скажите, что я с своей стороны очень рад, что у нас в Париже есть чем позабавить императора. Вы найдете при сем два письма к императору, одно – относительно смерти великой княжны – уже давно написанное. Не понимаю, как могли забыть отправить его вам. Вы должны исходить из того положения, что я не знаю, чего хочет Австрия; что она сильно вооружается; что успешно принимает меры для этого; что строит крепости в Венгрии; что, говорят, она разрушает стены Кракова и выводит войска из Галиции. Когда спрашивают у австрийцев объяснений насчет вооружений, они отвечают, что совсем не вооружаются. Однако, это более чем очевидно. До сих пор я смотрел на это с сожалением. Думаю даже ничего не говорить об этом. Тем не менее, если это надоедает императору, мы можем через Андреосси и князя Куракина сообща приказать сказать им, чтобы они разоружились и оставили всех в покое. У меня с ними нет никакой распри; мы стоим на самой дружеской ноте. В сущности, эти вооружения приносят вред только им, ибо расстраивают их финансы.

Р. S. – Король уехал сегодня утром. Я проводил его до границы. Весь Совет провожал его приблизительно в ста экипажах, но эти экипажи были снаряжены немного поспешно.

Англичане во множестве крейсируют перед Кадиксом и Ферролем с целью поддерживать восстание. Я уверен, что второй флот, который был предназначен в Швецию, отправлен в Кадикс и другие места. Таким образом, это отвлекает их от того, что делает Россия.

Байонна, 21 июля 1808 г.

Г. Коленкур, вы должны поблагодарить императора за то, что он приказал сказать мне относительно испанского короля. Он не имеет дела с неблагодарным, и так как он, не дожидаясь моей просьбы, сделал дело мне столь приятное, то вы сможете сказать ему, что я только что дал приказания покончить дела с Пруссией. При этом летний сезон подходит к концу, а зимой мои войска не будут в состоянии ее очистить. Я хотел дождаться исхода моих переговоров с императором, но, так как они отложены, а зима приближается, вы скажете, что, ввиду того, что дела в Турции почти что улажены, весьма вероятно, что по получении этого письма договор с ней будет уже подписан. Испанские дела идут хорошо. 14-го маршал Бессьер одержал славную победу, повлекшую за собой покорение Леонского королевства и северных провинций. Рассказывая об этом императору, вы скажете ему, что англичане всюду в Испании подливают масла в огонь, что они сыплют деньгами, вступают в сношения с монахами и что, вероятно, теперь там идет смута. Сегодня ночью я уезжаю, чтобы объехать мои южные провинции, и оттуда вернусь в Париж, куда приеду до 15 августа. За сим, молю Бога, да хранит он вас.

Рошфор, 5 августа.

Находясь постоянно в разъездах (пропуск в тексте) – я спешу отправить его с извещением о происшедших за это время переменах. Вчера прибыл курьер с известием об ужасной катастрофе с генералом Дюпоном. Этот генерал, углубившись в Андалузию, дал отрезать себе отступление, дал себя окружить, отделить от двух своих дивизий и после плохо обдуманного и плохо веденного дела сдался на капитуляцию. От восьми до девяти тысяч французов вынуждены были положить оружие, равно как и два или три швейцарских полка, состоявших на службе Испании и перешедших на нашу сторону. Это одно из самых необычайных по нелепости и глупости дел. При настоящем положении вещей это событие произвело огромное впечатление в Испании. Умы возбуждаются. Моя армия вынуждена будет очистить Мадрид, чтобы сконцентрироваться. В настоящую минуту 40000 англичан высаживаются в разных местах. Сообщаю вам это известие для вашего руководства. Думаю, вам следует подождать прибытия курьера, который в скором времени будет вам отправлен, дабы, когда будете говорить о других новостях, у нас был предлог сослаться на его приезд и сказать, что у вас нет свежих известий. После крайне серьезного оборота, какой принимают дела в Испании, возможно, что эту зиму я оставлю на левом берегу Эльбы 150000 французов, сверх 100000 союзных войск. 80000 человек я отправлю. В таком положении я проведу зиму. Данциг будет охраняться саксонцами и поляками. Польшу я предоставлю ее собственным войскам, чтобы не угрожать ни России, ни Австрии. Все это также только для вашего руководства. Все заставляет думать, что поступки Австрии обусловливаются страхом. Я оставляю достаточно войск, чтобы сдержать ее. Но, если она позволит Англии увлечь себя, она ошибется в своих расчетах. При существующих условиях мне было бы приятно, если бы император заговорил и довел до сведения Австрии о своем неудовольствии по поводу ее вооружений. – Вот и шведский король окончательно покинут англичанами. Сообщайте мне, что из этого выйдет. Дело темное. Я крайне доволен настроением французов в провинциях. Завтра я проеду через Вандею.

Рошфор, 6 августа 1808 г,

Генерал Коленкур, я писал вам вчера. Задерживаю мой отъезд из Рошфора на два часа, чтобы ответить на ваши петербургские письма от 16 и 17 июля, которые я только что получил. Австрия вооружается и становится заносчивой. Если только у нее нет какого-нибудь соглашения с Россией, эти вооружения и заносчивость смешны. Англичане высаживают много людей на берега Испании. В настоящую минуту это представляет для меня некоторое неудобство ввиду того, что это поразительно подстрекает к восстаниям в Испании и Португалии, но, по крайней мере, я утешаюсь тем, что эти события послужили диверсией в пользу императора и совершенно освободили его от врагов. Уезжаю для объезда Вандеи. 15 августа буду в Париже. Буду ждать там, что вы напишите мне относительно свидания. Вот уже год, как продолжается мой союз с императором; итак, он должен внушить доверие той и другой стороне. Я не далек от мысли вывести мои войска с границы Вислы и предоставить занимать ее полякам и саксонцам. Благодаря этому французский часовой будет отделен от русского расстоянием между Эльбой и Неманом. Если вы получаете английские журналы, вы увидите, что 5/6 заключающихся в них известий или неверны, или вымышлены. Я сообщил вам то, что есть в этих сообщениях верного. Лиссабону угрожают английские корабли и мятеж. Между русским адмиралом и генералом Жюно царит полное согласие; не знаю, что из этого выйдет. Я, однако, быстро подвигаю мои войска. Дела по-прежнему очень серьезны, так как часть испанской армии перешла на сторону англичан. Вы не премините вспомнить, что армия генерала Дюпона состояла из рекрутов, и, что это дело, хотя и крайне плохо руководимое, не случилось бы со старыми войсками, которые в своей душе нашли бы чем замазать промахи генерала.

Сен-Клу, 20 августа 1808 г.

Г. Коленкур, посылаю вам доклад морского министра и проект декрета, который он мне предлагает. Я не хочу принять его, не узнав предварительно, подходит ли это императору. Император делает бесполезные затраты, сохраняя ни к чему не годные корабли. Вооруженные транспорты не годятся для войны. Эти корабли совсем гнилые. Остается турецкий корабль, который можно было бы отправить в Анкону, где его разоружили бы. Вследствие этого останется не у дел довольно большое количество матросов. С этими матросами поступят так, как пожелает император: их или отправят в Россию, или я возьму их на свое иждивение и помещу экипажи трех пришедших в негодность кораблей на три моих флиссингенских корабля или на другие. Они будут на моем жалованье и будут служить на положении союзников. Офицеры приобретут познания, матросы приучатся к делу, и это принесет всем пользу. Но необходимо, чтобы эти экипажи числились, безусловно, на моей службе, ибо моя эскадра может пострадать, если в состав соединенной эскадры войдут независимые элементы. Поговорите об этом с морским министром. Может быть, было бы удобнее, если бы император или его министр сами приняли это решение? Вы должны настоять на том, чтобы турецкий корабль был отправлен в Анконскую гавань, где он будет разоружен. За сим молю Бога, да хранит он вас.

Сен-Клу, 23 августа 1808 г.

Генерал Коленкур, только что получил ваше письмо от 1 августа. Вчера я получил чудные подарки императора. Я заказал великолепную мебель, чтобы рельефнее выделить их; они действительно очень красивы. Генерал Коленкур, Монтескье везет вам два бюста императора, сделанных в Севре по присланной им модели. Кажется, уже изготовлено около пятидесяти штук. Поэтому вы можете выписать их, сколько вам угодно. Я видел в Севре красивый сервиз из египетского фарфора, который можно отправить императору 1 сентября. Надеюсь, что он будет доволен им.

Выказанные Дюпоном, Мареско и некоторыми другими глупость и трусость непонятны; они только и делали то глупость за глупостью. Это испортило мои дела в Испании и вынуждает меня приступить к рекрутскому набору, чтобы пополнить мои потери и быть всегда наготове. 1-й и 6-й корпуса и три драгунских дивизии великой армии отправились в Майнц. Я увожу с берегов Рейна количество войск, приблизительно равное тем войскам, которые я беру, чтобы подкрепить три корпуса маршалов Даву, Сульта и принца Понте-Корво. Я оставляю в Германии 60 эскадронов кирасир, три дивизии драгун и приблизительно двадцать полков легкой кавалерии. Впрочем, я поставил на военную ногу все войска Рейнской Конфедерации, так что я могу выступить против Австрии с 200 000 человек. Тем не менее, я очень желал бы, чтобы император приказал поговорить с Австрией, хотя у меня нет повода к распре с ней. Я заключил конвенцию с Пруссией и, если, как я думаю, у меня не будет ссоры с Австрией, Силезия и Берлин еще до наступления зимы будут в распоряжении Пруссии, что послужит серьезным поводом для успокоения Австрии и даже России. Нужно, чтобы князю Куракину в Австрии было дано полномочие, и чтобы ему было предоставлено сказать, что, если австрийцы сделают хотя бы малейшее неуместное движение, Россия присоединит к моим войскам сто тысяч человек. Сообщите мне, каковы намерения императора по этому вопросу. В его интересах, чтобы я быстро покончил с испанскими делами. Лишних тридцать тысяч человек могут ускорить взятие известной гавани и причинить огромный вред англичанам. До сего времени я взял из Германии приблизительно такое количество войск, какое посылаю. Я мог бы вывести оттуда гораздо больше войск, что было бы очень выгодно, если бы я был уверен, что Россия будет действовать заодно со мной, если Австрия придерется ко мне. Набор конфедеративных войск дорого стоит их государям. Поговорите об этом с императором. Если он сделает заявление венскому двору и, в случае нападения на меня Австрии, двинет 100000 человек, я распущу войска конфедеративных государей по домам, что будет большим благодеянием для всей Германии. О Португалии ничего нет нового. По сей час оттуда нет известий. Ваше письмо пришло двумя днями раньше письма из Константинополя, которое Шампаньи посылает вам. Вы узнаете из него, что 28 июля Селим был убит, Мустафа свергнут в трона, и на его место посажен новый султан. Не верьте никакому дурному известию. Испания будет покорена, когда кончится жара, которая превращает страну в безводную пустыню и делает ее невыносимой для наших войск.