Текст книги "Разрыв франко-русского союза"

Автор книги: Альберт Вандаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)

ГЛАВА XII. ДРЕЗДЕН

На пути по Германии. – Прибытие в Дрезден. – Как устроился император. – Картина саксонского двора. – Съезд коронованных особ. – Королева Вестфальская. – Приезд императора и императрицы Австрийских. – Мачеха и падчерица. – Торжество 19 апреля. – Вид Дрездена во время конгресса. – Жизнь по-семейному. – Император принимается за работу. – Письмо Куракина, в котором тот снова требует свои паспорта. – Последняя увертка. – Лористону посылается приказ: отправиться в Вильну и поддерживать в царе ложную надежду на мир. – Как проходит день высочайших особ в Дрездене. – Утренний прием у императора. – Туалет императрицы. – После полудня. – Вкусы и занятия императора Франца. – Обед. – Наполеоновский церемониал. – Наполеон и Людовик XVI. – Вечер. – Государи за игорным столом и круг придворных. – Ревность австрийских дам. – Госпожа Зенфт. – Герцог Бассано. – Коленкур. – Обход императора. – Его разговоры с императором Францем. – Ухаживанье за австрийской императрицей. – Ему не удается заслужить ее благосклонность. Кажущаяся интимность. – Присутствие дворов на спектакле. – Партер королей. —Сравнение Наполеона с солнцем. – Прусский король. – Кронпринц. – Установленная между государями иерархия. – Состязание в подлости. – Апогей императорского могущества. – Беспримерное в истории зрелище. – Наполеон больше показывается народу, прогулка верхом по окрестностям Дрездена. – Посещение храма Божьей Матери. – Император Александр в католической церкви в Литве. – Молитва перед посвящением. – Возвращение Нарбонна; он дает отчет о своей. миссии. – Наступление весны; близость благоприятного для военных действий времени года. – Последнее обращение к Швеции и Турции. – Наполеон решает поднять Польшу. – Он думает отправить послом в Варшаву Талейрана; какие причины побуждают его остановить на нем свой выбор; непредвиденные обстоятельства, заставляющие отказаться от этого выбора. – Новая опала Талейрана. – Аббат Прадт. – Неудачный выбор. – Какие предметы поручаются усердию посланника. – Наполеон старается выиграть еще несколько дней. – Отъезд из Дрездена. – Разъезд высочайших особ. – Неожиданные предложения Бернадота; причина и характер этой перемены. – Недобросовестность наследного принца. – Он старается устроить соглашение между Россией и Портой. – Конгресс в Бухаресте и Бухарестский договор. – Мир без союза. – Адмирал Чичагов. – Проект грандиозной восточной диверсии. – Александр надеется поднять славян и двинуть их на Иллирию и французскую Италию. – Идея о национальностях обращается во вред Франции. – Полуизмена Австрии. – Двуличие Пруссии и второстепенных дворов Германии. – Вся Европа лжет Наполеону. – Предупреждения Жерома, Даву и Раппа. Предсказания Семонвилля. – Среди высших чинов Франции – вялость и тревожное настроение; доверие низших классов беззаветно и непоколебимо. – Письмо солдата. – Армия думает, что идет в Индию.

I

Для поездки в Дрезден император с императрицей избрали путь на Шалон и Мец. В Майнце они переправились через Рейн, затем, свернув немного к югу, проехали мимо границ Вюртемберга и Баварии. На всем пути их следования Германия выставила ряд принцев, склонявшихся пред ними в почтительно-благоговейных позах. В Майнце их ждали принцы Ангальтский и Гессен-Дармштадский; в Вюрцбурге встретили нюртембергский король и великий герцог Баденский; им уделили несколько минут беседы. В Бамберге, пока перепрягали лошадей, Их Величествам засвидетельствовали свое почтение баварские герцоги Вильгель и Пий. Наполеон путешествовал с пышностью и великолепием азиатского владыки. Чуть не все окрестное население было привлечено к делу починки и равнения дорог, по которым он должен был проследовать. Ночью вдоль дороги раскладывались костры, которые зажигались при приближении императорского поезда и, подобно зареву пожара, освещали ему путь.

Ввиду того, что продолжительность остановок зависела от здоровья и воли императрицы, день прибытия в Дрезден не мог быть строго определен. Эта неизвестность страшно волновала короля и королеву Саксонских, боявшихся, что вдруг гость приедет, а они не успеют вовремя выехать ему навстречу. 15 мая они решили переехать в расположенный в восьми лье от Дрездена маленький городок Фрейберг[502]502
  Французский посланник в Дрездене Серра Маре, 15 мая 1812 г.


[Закрыть]. Когда наступил вечер, король не хотел ложиться спать. Чтобы он согласился немного отдохнуть, потребовалось, чтобы его министр иностранных дел, барон Зенфт, провел ночь на стуле у дверей его комнаты в качестве караульного, готового предупредить его при первом же сигнале.[503]503
  Mémoires du comtede Senft-Pilsach, саксонского министра иностранных дел, стр. 106.


[Закрыть] Однако, ночь и следующее утро прошли спокойно. Только после полудня было получено извещение о приближении императорских экипажей, которые почти тотчас же и прибыли. После быстрого обмена приветствиями оба двора слились в одну группу. Французы и саксонцы, разместившись в прибывших экипажах, пустились в путь, и въезд в Дрезден состоялся в тот же вечер при свете факелов, колокольном звоне и грохоте пушечных залпов, на которые эхо окрестных гор отвечало бесконечными раскатами.

Император был отвезен в королевский замок – в Резиденцию – как говорят немцы. В замке для поздравления императора с благополучным прибытием собрались все принцы саксонской семьи. По парадной лестнице была расставлена шпалерами вооруженная алебардами швейцарская гвардия, в треуголках с белыми перьями, в париках на три заплатки, в костюмах из желтой и фиолетовой тафты. Эта щеголеватая, но далеко не военная форма одежды вызвала улыбку у наших молодых офицеров, которые находили, что гвардия Его Саксонского Величества выглядит “скоморохами”.[504]504
  Journal du marechal de Castellane, I, 92.


[Закрыть] Сквозь эти декорации императора провели в назначенные ему покои, самые красивые и самые большие во дворце – те покои, которые некогда занимал и украсил известный своей любовью к роскоши король-избиратель Август II.

На следующий день, по случаю приезда императора, торжественно, с пением Те Deum, отслужен был благодарственный молебен. Затем императору представлялись чины двора и дипломатический корпус. Русский посланник Каников явился вместе со своими коллегами. Император принял его милостиво и даже постарался выделить его из среды его коллег. Некоторые из присутствующих усмотрели в этом симптом мира; другие же, более проницательные, говорили, что готовясь к нападению, завоеватель прячет свои когти и “показывает бархатную лапку”.[505]505
  О подробностях этих дней в Дрездене мы имели возможность ознакомиться по неизданному журналу саксонского обер-гофмейстера. Этот журнал любезно был доставлен нам Г. Фредериком Массоном.


[Закрыть]

В тот же день император вторично свиделся со своими саксонскими хозяевами и мог ближе наблюдать их. Он нашел, что король все тот же, каким он его знал в 1807 г. в Дрездене и в 1809 г. в Париже, т. е. безгранично послушен и крайне предупредителен. Тотчас же между ними воскресла и еще более окрепла их старая дружба. По правде говоря, трудно было найти что-нибудь общее в характерах свирепого императора и принимавшего его в Дрездене миролюбивого монарха. Держась отечески, но с достоинством, милостиво, но без фамильярности, Фридрих-Август снискал себе уважение и любовь своего народа. Не ища иной славы он удовольствовался бы мирным царствованием над своими послушными подданными. Он охотно взвалил бы всю тяжесть дел на своего любимца, кроткого, одинаковых с ним лет, графа Марколини. Он почел бы за счастье спокойно предаваться исполнению мельчайших обрядностей строгого благочестия, разнообразя их время от времени идиллическими и деревенскими развлечениями[506]506
  Во времена одного путешествия он писал Марколини: “С утра до вечера я наслаждался пением соловьев. Они всюду, даже в самых бедных деревушках. Им было бы гораздо лучше в моем Пильницком саду, где, как вам известно, нам никогда не удавалось развести их”. Французский посланник в Саксонии Бургуэнь Маре, 8 мая 1811 г.


[Закрыть]. Но он был убежден, что безопасность и будущее его государства зависят от тесного единения с повелителем Германии. Поэтому он избрал его своим вдохновителем, своею путеводной звездой, и, не задавая ему вопросов, не стараясь проникнуть в его планы, с молчаливым благоговением следовал во всем его указаниям.

Королева, не обладавшая красивой внешностью, пользовавшаяся двусмысленной репутацией, помогала своему супругу в устройстве приемов, балов, не внося в них лично никакого оживления. Принцы, братья короля, всецело преданные своей семье, исполнению обрядов благочестия, своим садам, были образцом обывательских добродетелей; но не имели ни одного из качеств, какие требовались их высокому положению. Наполеон с первого же взгляда решил, что на них не стоит обращать внимания. Он ограничился тем, что сделал им, так сказать, смотр, и задал несколько вопросов, чтобы составить понятие о степени их военного образования.[507]507
  Mémoires de Senft, 172.


[Закрыть] Что же касается прочих членов двора, он нашел, что все они робко восторгаются им, и стараются, насколько позволяют им их довольно ограниченные средства, получше принять его. Глубоко и искренно привязанные к традициям прошлого, дух, обычаи и тонкости обращения которого они свято блюли, саксонцы, тем не менее, уступили требованиям минуты. Не питая нежных чувств к знаменитому выскочке, они отдались на его волю и с некоторым страхом позволили ему втянуть себя в нарушавший их спокойные привычки круговорот дел и удовольствий. Нигде Наполеон не мог выделиться в такой степени своим необычайным гением, ярким блеском своего ума и речи; нигде не мог поразить в такой степени роскошью и блеском новых мод, как в этом обветшалом обществе, с его выцветшими тонами, с еле видными поблекшими оттенками.

Он принял гостеприимство саксонской королевской четы; но пожелал жить своим домом и держать открытый стол, – словом, быть в их дворце полным хозяином. Он привез с собой целиком весь свой двор – высших чинов своей свиты, военный конвой и полный придворный штат: камергеров, шталмейстеров, пажей дворцового коменданта и, кроме того, лиц, обыкновенно сопровождавших императрицу в высокоторжественные дни – обер-гофмейстерину, обер-камергера, обер-шталмейстера, заведующего личными делами императрицы, трех камергеров, трех шталмейстеров, трех придворных дам. В его свите находились люди с самыми знаменитыми фамилиями старой и новой Франции: рядом с Монтебелло были Тюреннь, Ноёль, Монтескье. Взяв с собой огромное количество служащих, целый штат лакеев и поваров, император приказал перевезти в Дрезден свое серебро, великолепный ларец императрицы, драгоценности короны – словом, все, что внешне могло возвысить и украсить высокое положение. В своем новом местопребывании он хотел сделаться блестящим центром, на который были бы устремлены все взоры, сосредоточено всеобщее внимание, и, вместе с тем, и сам хотел воздать почет иностранным высочайшим особам, которые толпою съехались по его приглашению в Дрезден.

Вслед за приездом императора начался нескончаемый съезд принцев Рейнской Конфедерации. 17-го утром приехали принцы Веймарский, Кобургский, Мекленбургский, великий герцог Вюрцбургский – примас Конфедерации. Под вечер саксонский двор встречал королеву Екатерину Вестфальскую, приехавшую по особому приглашению императора. Наполеон чувствовал особую любовь к прелестной, жизнерадостной принцессе, так беззаветно любившей своего мужа и составлявшей своею непосредственностью и искренностью своих чувств счастливое исключение в чопорной среде дворов. Внимание, оказанное ей этим приглашением, бросалось в глаза тем более, что император позаботился устранить из числа приглашенных других членов своей семьи.

За несколько дней до приезда императора проехал через Дрезден Евгений, который успел только заглянуть в столицу Саксонии и произвести хорошее впечатление. Он получил приказание как можно скорее нагнать свои войска. Жером не получил разрешения отлучиться из своей главной квартиры. Для Мюрата запрещение было еще определеннее и чувствительнее. Невзирая на то, что неаполитанский король, на пути из Италии в Польшу, естественно должен был проехать через Саксонию, император предписал ему ехать прямо на Данциг, минуя саксонскую столицу. По его словам, он сделал это из внимания к своему тестю. Он сказал, что австрийский император не перестает оплакивать свои итальянские владения. Вид принца, водворившегося с помощью нашего оружия в Италии, может оскорбить его взоры. Зачем портить ему радость свидания с дочерью? В действительности же, причина устранения Мюрата была совершенно иная, и в минуты откровенности Наполеон не нашел нужным скрывать ее от своих приближенных. Хорошо зная Мюрата он считал опасным допускать близость отношений между этим, недавно испеченным, королем и государями древнего рода, и в особенности с австрийским домом. “Несколько любезных слов, сказанных ему императором Францем, вскружат ему голову”[508]508
  Неизданные документы.


[Закрыть], – сказал он. Наполеон думал, что тщеславный Мюрат потеряет голову от возможной предупредительности австрийского императора; что польщенный лестным вниманием, которое, быть может, окажет ему потомок сорока двух императоров, он со свойственной ему невоздержанностью на язык, пустится в нежелательные откровенности и выскажет такие вещи, которые наложат на него известные обстоятельства; что таким путем, может быть, создастся между Австрией, стремившейся в глубине души вернуть себе Италию, и Мюратом, мечтавшим о независимом положении, подозрительная дружба, а этому-то император и хотел помешать. Одинаково не доверяя ни государям, которых сам возвел на трон, ни государям, которым предоставил царствовать, он не считал удобным допускать, чтобы между теми и другими устанавливались слишком близкие отношения.

Император и императрица Австрийские прибыли 19-го пополудни и были приняты с теми же почестями, как и Наполеон, с той только разницей, что саксонская королевская чета не выехала им навстречу. Приехав во дворец, они только что собрались отправиться с визитом к императору французов, когда тот, предупредив их, приказал доложить о себе. Несколько минут спустя он прибыл с Марией-Луизой в сопровождении всей своей свиты, и оба двора очутились друг перед другом.

Первое свидание прошло церемонно и натянуто. Застенчивый, неловкий, сознававший свое подчиненное положение, Франц I был крайне сдержан и растрогался только тогда, когда в его объятия бросилась та, которую он называл “своей дорогой Луизой”. Здоровье, счастье, светившиеся в ее глазах и отражавшиеся на ее лице, не только не доставили удовольствия, но удивили австрийскую императрицу. Она приготовилась уже оплакивать судьбу своей бедной падчерицы, выданной замуж за ненавистного деспота, и, не видя повода жалеть ее, почувствовала разочарование. Что же касается Наполеона, он тоже был разочарован, увидав, что никто из близких родственников австрийской императорской четы не приехал с ними. Ему было бы приятно ходить во время пребывания в Саксонии со свитой эрцгерцогов. Он дал знать в Вену, что Мария-Луиза была бы рада свидеться со своими братьями, и выразил сожаление, что не позаботился заранее об исполнении ее желания. В особенности он был удивлен, что не видит наследного принца, эрцгерцога Фердинанда, и когда его мачеха, извиняясь, что не привезла его, сослалась на шестнадцатилетний возраст молодого принца, на его юношескую робость и застенчивость, на его нелюбовь к свету, император с живостью сказал: “Вам стоит только отдать его мне на один год, и вы увидите, как я его вышколю”[509]509
  Бюллетень, переданный секретарем посольства Ла-Бланш из Вены 3 июля. Все новости о свидании доходили до Вены.


[Закрыть].

Вечером, в виде исключения, состоялся парадный обед у саксонского короля. На этот раз Наполеон предоставил своим хозяевам удовольствие угощать и чествовать высочайших особ. После обеда, за которым прислуживали высшие чины королевства, высокое общество перешло в покои королевы и, столпившись там у выходивших на Эльбу окон, любовалось видом иллюминованного Дрездена. Построенные на эспланаде перед дворцом арки и египетские порталы были залиты огнями иллюминации, тянувшимися вдаль по примыкавшему к экспланаде красивому мосту огненной аллеей. Дальше по реке – сооруженный на это время плот представлял не менее блестящую декорацию, отражавшуюся в воде и бросавшую на ее поверхность вторую линию огней с расплывчатым и мягким блеском. На набережных и на террасах теснилась толпа, наслаждавшаяся этим великолепным зрелищем, и со всех сторон города, где иллюминованные улицы обозначались светящимися бороздами, доносился гул веселящегося народа.[510]510
  Gasette universelle d'Augsbourg, 29 mai. Journal de l’Empire, 2 juin.


[Закрыть]

С приездом высочайших особ прелестная столица Саксонии стала неузнаваема. В обыкновенное время в ней царили мир и тишина. На улицах, откуда открывался вид на горы и свежую зелень лесов, было мало народу и полное отсутствие экипажей. Изредка показывались носилки, в которых можно было разглядеть городских дам, напудренных и одетых по старинной моде. По воскресным дням, для оживления пустынных улиц, по городу ходили хоры школьников в коротких плащах и пели духовные кантаты[511]511
  Journal de Castellane, 3, 95.


[Закрыть]. В этом щедро наделенном природой уголке света, украшенном искусством и почти пощаженном войной, жизнь протекала вяло, в бездеятельности; нравы отстали на целый век. Впрочем, в этом году Дрезден пережил своего рода революцию: в парадных туалетах дам придворная мантия была заменена фижмами.[512]512
  Id.


[Закрыть] За исключением этого, можно было думать, что живешь пятьдесят лет назад. Вся обстановка, начиная со старинного стиля памятников, с их устаревшими, но изящными формами, с волнообразной кривизной линий, с изобилием эмалевых украшений на фасадах, дополняла иллюзию. И вот этот-то город и выбрал Наполеон, чтобы, наводнив его созванными со всей Европы иностранцами разных званий и положений, залив его блеском небывалого великолепия, дать в нем одно из тех величественных зрелищ, которые он умел устраивать с таким совершенством.

Правда, в городе было мало войск. Наши колонны проходили мимо Дрездена, не заходя в него. Император избавил город от тягот, связанных с проходом чересчур многочисленных войск. Только несколько отрядов гвардии, в блестящих парадных формах, с победоносным видом прогуливались по улицам и братались с красивыми саксонскими гренадерами в красных мундирах с желтыми лацканами. Но и без войск в городе было много шуму. Все эти несущиеся по мостовой, привозившие знатных особ почтовые экипажи, подъезжающие и отъезжающие золоченые парадные кареты с визитерами, обилие и роскошь экипажей, костюмов, ливрей – все это вносило шум, суматоху и ослепляло взоры. Непрерывно приезжали лица с громкими именами; сперва граф Меттерних, обогнавший своего государя; затем, в качестве чрезвычайного посла Пруссии, явился князь Гатцфельдт с просьбой о разрешении своему королю приехать; далее герцог Бассано, водворившийся со своей канцелярией в отель Залмур; принц Невшательский, устроивший канцелярию великой армии в Брюловском дворце. Вслед за сильными мира сего нахлынули мелкие чиновники и толпы прислуги. Разного рода просители наполнили передние и заполонили лестницы. Дрезден сделался добычей обремененной делами блестящей толпы. В тихом доселе городе поселились и скучились первоклассное правительство и три-четыре двора.

Сколько шуму, сколько волнений, сколько жизни! Везде приготовления к празднествам. На улицах и площадях спешно воздвигаются декорации; шестьсот рабочих приспособляют залу итальянской оперы под спектакль-гала. Шум спешных приготовлений, гомон толпы покрываются ежечасно раздающимися пушечными выстрелами. Сто выстрелов в честь приезда Их Австрийских Величеств, сто выстрелов в начале Те Deum, затем три залпа из двенадцати орудий для обозначения разных стадий церемонии; в то же время саксонские гвардейцы, расставленные вокруг храма, производят стрельбу из мушкетов. Возбужденный этим грохотом, блеском и разнообразием зрелищ народ наполняет улицы, перебегая с места на место, смотря по тому, привлекает ли его внимание новый предмет или уже перестал интересовать его. Лишь только малейшее движение во дворах указывает на выезд или проезд кого-нибудь из свиты, что дает случай увидать великих мира сего, он толпой собирается у ворот дворцов. Иногда его ожидание оправдывается. Случается, чти из раскрытых ворот Резиденции выезжает окруженная конвоем коляска, впереди которой мчатся берейторы. Это едут на прогулку обе императрицы, две Марии-Луизы, падчерица и мачеха, афиширующие свою трогательную дружбу. Французская императрица—в полном расцвете красоты и счастья, австрийская —грациозная и хрупкая, старающаяся скрыть под гофрированными складками венгерского с длинными рукавами костюма худобу своей талии и бюста. Толпа с восторгом смотрит на проезд этих улыбающихся видений, но ее любопытство не вполне удовлетворено. Все желают видеть, все ищут глазами сверхъестественное существо, которое было душой всей этой сутолоки. Но император до сих пор ни разу не показался публике. Как будто желая придать съезду высочайших особ интимный, почти семейный характер, он проводил время со своими хозяевами или уединялся в своих покоях. Говорили, что он поглощен непрерывной работой, что он подготовляет с министрами и союзниками решение судеб Европы. “Его Величество – писали из Дрездена – видимо, страшно занят”[513]513
  Фраза, цитируемая в Journal de L'Empire, n° du, 31 mai.


[Закрыть].

Действительно, Наполеон тотчас же по приезде принялся за дела по управлению государством и армией. Не переставая упрочивать положение великой армии на Висле, торопя задерживавшиеся в пути войска, он работал, главным образом, над устройством армии второй линии, которая должна была охранять Германию и служить источником подкреплений при вторжении в Россию. Он устанавливал количество, состав и размещение корпусов. В то же время торопил министра иностранных дел с завершением наших союзов; он предписал ему поторопиться с заключением тех, которые не были еще оформлены, и наверстать потерянное в Швеции и Турции время. Как только уходил от него требовавший сотни подписей Бертье, к нему являлся герцог Бассано с письмами посланников, дипломатическими донесениями и бюллетенями со сведениями со всех концов Европы.

Среди этих бумаг одна привлекла особое внимание императора и рассердила его. То было письмо Куракина от 11 мая. В нем Куракин в настойчивых выражениях повторял свою просьбу о паспортах и высказывал, что внезапный отъезд французского правительства не освобождает таковое от обязанности ответить ему.[514]514
  Archives des affalres étrangéres, Russie, 154.


[Закрыть] Наполеон считал, что время еще не пришло согласиться на просьбу Куракина. С целью обмануть нетерпение старого князя, он приказал отправить паспорта только для некоторых из членов его дома и “для его незаконных детей”, но не для него лично. Немного обеспокоенный докучливой настойчивостью Куракина, он снова обращается к Александру и старается еще раз вступить с ним в переговоры, преследуя ту же цель – усыпить и парализовать Россию. Как помнят, такова была задача доверенного Нарбонну поручения. По расчетам Наполеона, в настоящее время флигель-адъютант должен уже быть в Вильне, но до сих пор от него не было известий. Был ли он принят императором Александром, удалось ли ему возродить в уме русского монарха ложную надежду на мир, – оставалось неизвестным. Допуская, что миссия не даст желаемого результата, Наполеон решил прибегнуть к старому пути. С начала года это была уже четвертая попытка достигнуть все той же цели. Как помнят, он начал с Лористона – своего аккредитованного посла, затем послал с поручением Чернышева, потом Нарбонна. Теперь он снова возвращается к Лористону, т. е. к обычному официальному пути.

20 мая отправляется из Дрездена курьер с назначением в Петербург; он везет длинную депешу посланнику. В ней говорится, что немедленно по получении ее Лористон должен испросить в канцелярии министерства иностранных дел разрешение отправиться в главную квартиру царя, ссылаясь на то, что ему приказано отвезти царю важные и не терпящие отлагательства сообщения. Если его просьба о непосредственном обращении к царю, на что посланник почти имеет право, не будет удовлетворена, он примет к сведению отказ и должен ждать новых распоряжений. Если же просьба будет принята, он немедленно поедет в Вильну и на остающееся короткое время постарается ввести в обман подобием переговоров. В депеше тщательно указывается почва, на которую он должен стать. Теперь, ввиду времени, протекшего со дня отправки ультиматума, Наполеон не может уже прикидываться, что ему не известен оскорбительный документ Александра. Поэтому он притворяется, будто думает, что требования России переданы неточно; что Куракин извратил мысли своего двора, придав им угрожающую форму; что просьбой о паспортах он превысил свои инструкции; что именно недомыслие русского посланника, “честного, но крайне ограниченного человека”[515]515
  Слова Наполеона в его, бывших позднее, разговорах с Балашовым, приведенные Татищевым, 595.


[Закрыть], создало это опасное недоразумение. Лористон должен потребовать объяснений, не настаивая на том, чтобы они были чересчур откровенными. Он скажет, что соглашение еще возможно; что при малейшем добром желании все может быть улажено. На основании его слов Россия, естественно, должна сделать вывод, что следует воздержаться от непоправимых и слишком поспешных шагов, Этой уловкой, предпринятой в последнюю минуту. Наполеон думает обеспечить себе выигрыш нескольких недель, т. е. оттянуть разрыв до того времени, когда растительность настолько поднимется, что позволит ему начать кампанию. С другой стороны, отсрочка военных действий даст ему возможность составить себе двор из высочайших особ и занять в нем первенствующее место.