Текст книги "Избранные произведения. Том 5. Маори: Маори"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц)

Те Охине был под большим впечатлением от достижений белых и, в частности, от нового дома Коффина. Иногда он посещал его вместе с Руи или одной из своих младших жен, чтобы полюбоваться на фарфор, серебро, большие дедушкины часы или воду, идущую из крана на кухне. Недавно разбогатевшие соседи Коффина и думать не хотели о том, чтобы пустить местных к себе в дом. Коффину нравилось, игнорируя их сплетни и пересуды, сопровождать Те Охине через множество комнат.

Чувства Холли колебались между мужем и ее соседями, но все же она относилась к гостям мужа с должным терпением, улыбалась им, следуя по пятам, как нервная наседка, ворча на любопытных маленьких девочек вроде непоседливой Мериты или шаловливой Акини, изучавших каждый уголок и ящик на ее кухне.

Коффин часто напоминал своим друзьям, что несмотря на тот факт, что Окленд мог теперь с полным правом называться большим городом, колония до сих пор жила и процветала благодаря терпимости маори. Белых было очень Много. Частями Окленд был теперь похож на английские города таких же размеров, но размеры сами по себе не обеспечивают безопасности. У них все еще не было постоянного армейского гарнизона. Если бы маори решили вдруг напасть на них, жители города вряд ли смогли бы отразить эту атаку.

Это всего лишь досужие толки, настаивал Халуорси и другие торговцы. Местные не могут уладить разногласия между собой, поэтому просто глупо думать, что они когда-нибудь смогут представлять серьезную угрозу для поселения. У них нет древней кровавой жажды к поселенцам. Все, что требуется от поселенцев, это стоять в стороне, терпеливо посмеиваться над своим кровожадными темнокожими собратьями, и наблюдать за тем, как они методично истребляют друг друга. Тем временем колония будет становиться сильнее с каждым днем.

Может быть, Халуорси и остальные были правы. Все вокруг говорили ему, что его волнения напрасны. Холли была обеспокоена больше всех, убеждая его, что своими волнениями он доведет себя до смерти.

Что-то внизу привлекало его внимание, выводя его из задумчивости.

Кристофер не пошел в офис. Он все еще стоял на причале и, кажется, разговаривал с грязной оборванной девочкой. Она выглядела его ровесницей, темноглазая беспризорница, одетая в то, что, по-видимому, было когда-то детским вязаным фартуком. Он был грязен, как корабельный трюм.

Коффин не представлял себе, что она может здесь делать. Это было не место для девочек. Они оставались дома со своими матерями, ухаживали за садом, готовили, стирали и чистили, а если они принадлежали к состоятельным семьям, то прогуливались по цветущим торговым районам. Но никак не здесь, в одиночестве, среди грубых и непредсказуемых людей, съезжавшихся со всех уголков Тихого океана.

Понаблюдав за ней, Коффин заметил, что она вполне уверена в себе и совсем не волнуется. Ее блестящие темные волосы были пострижены неестественно коротко. Он подумал, что недавно с ней мог быть какой-то несчастный случай. В этот момент он ее узнал. Сходилось все: и грязное белье, и самоуверенность, и слишком короткая, похожая на наказание, прическа.

Он закричал и увидел, как Кристофер обернулся и посмотрел на него.

– Сын, поднимайся сюда сейчас же, бегом!

– Но отец, – донесся до него тонкий протестующий голос, – мы только…

– СИЮ МИНУТУ!

Кристофер повернулся к девочке. Должно быть он ей что-то сказал, потому что Коффин увидел, как она кивает головой. Затем мальчик бегом направился к доку, а девочка посмотрела вверх прямо на Коффина. Ее взгляд был уклончивым, но не рассеянным. Внезапно, будто движимая чем-то она повернулась и быстро убежала по дороге окаймлявшей гавань, только длинный лоскут метнулся по ветру.

Кристофер замедлил шаг, добравшись до верха аппарели, задыхаясь, как всегда, и опустив глаза. Он был явно озадачен, сознавая, что сделал что-то, не понравившееся его отцу, но абсолютно не представляя себе, что бы это могло быть.

– Отец, я сделал что-нибудь плохое? Мы просто разговаривали.

Опустившись на колени, Коффин близко посмотрел в лицо своему сыну.

– Слушай меня внимательно, Кристофер. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь впредь разговаривал с этой девочкой.

– Но отец, – Кристофер попытался превратить все в шутку, – какой вред может это принести? Она просто девчонка. Но его отец не улыбнулся.

– Я тебя очень прошу, мой мальчик. Никогда. У тебя множество друзей, с которыми можно поиграть. Если хочешь поговорить с девочками, очень хорошо. Но не с этой.

Кристофер не ответил, вместо этого он посмотрел вниз на переполненную набережную. Ее уже не было, разумеется. Его отец заорал так, что мог напугать до смерти даже военного человека.

– Куда она ушла? Обратно к своей матери?

– Ее мать умерла. Некоторое время назад.

– О?

Странно, как мальчик может иногда так внезапно казаться взрослым, подумал Коффин.

– Она ничего не рассказывала об этом.

– Ну еще бы! Просто держись подальше от нее, вот и все.

– Ее зовут Роза, – это прозвучало, как протест.

– Она знает, кто ты, но не знает, кто я. Я не понимаю, отец. Не похоже, чтобы она была опасной, или что-то там еще…

– Нет, – Коффин поднялся и поглядел на город, – она не опасна. – Он испугался, что, раздразнив любопытство Кристофера, добьется противоположного результата. – Я просто не хочу, чтобы ты имел с ней что-то общее. И дело не в ней, а в ее отце. Ее отец и я не хотим друг друга видеть. Никогда не хотели. И я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. И для моей семьи тоже, понял?

– Как скажешь, отец, – Кристофер был все же еще в достаточной мере ребенком, чтобы настроения его менялись без видимой причины.

– Мне скучно. Можем мы пойти домой?

– Я думал, ты хочешь помочь мистеру Голдмэну с расчетами.

– Больше не хочу. Я голоден.

Это само по себе было событием. Было удивительно, что мальчик находил силы вставать по утрам, так мало он ел.

– Хорошо, я отведу тебя домой. Но потом ты будешь развлекаться самостоятельно. Мне нужно будет заняться делами.

– Ты всегда занимаешься делами. – Кристофер начал спускаться по аппарели. – Я тебя так мало вижу. Ты приходишь домой, когда я уже сплю и уходишь до того, как я встану.

Коффин улыбнулся и потрепал мальчика по волосам.

– Кто-то же должен платить за твои игрушки, книги и учителей. Трудом создается и наш прекрасный дом, и лошади, и корабли, такие как «Холли».

Кристофер пожал плечами.

– Я знаю. Отец, а что ты делаешь просто так, для развлечения?

Вопрос удивил Коффина. Он задумчиво улыбнулся. – У твоей мамы и у меня есть свои маленькие радости, у меня есть такие игрушки, о которых ты и понятия не имеешь, потому что еще недостаточно подрос. Работа для меня отчасти тоже развлечение.

Кристофер обдумал сказанное и выбросил из головы.

– Не могли бы мы зайти к мистеру Вандерлаану и купить сахарный торт?

– Ну конечно! Все, что захочешь, но ты должен съесть весь свой ланч.

– Хорошо, отец, – с готовностью пообещал Кристофер. Мать редко брала его с собой в лучшую кондитерскую города.

Они уже были почти на месте, как вдруг на улице рядом с ними появился мальчик маори. Казалось, он возник из ниоткуда, хотя вскоре Коффин понял, что он появился с аллеи слева от них.

На вид ему было около пятнадцати лет. Помятая фуражка колыхалась на его кустообразной шевелюре, как ялик во время шторма. Его штаны и рубашка видали виды. Он был бос. Безо всяких вступлений и представлений он встал у них на пути и протянул вперед одну руку.

– Сэр, мне было сказано передать вам это. Коффин машинально взял лист мятого льна и кинул посыльному монету. Мальчишка развернулся, чтобы уйти, но Коффин задержал его разворачивая лист.

– Подожди-ка минутку, парень, – тот остановился.

Почерк был грубым, но читаемым. Послание было написано странными самодельными чернилами, состав и цвет которых был достигнут путем смешивания осьминожьих чернил со светло-красной жидкостью. Краска, подумал Коффин. Или кровь. Его брови нахмурились после прочтения.

«Роберт Коффин. Этот город хороший город для тебя. Сделай его твоим единственным городом».

Вот и все послание. Подписи не было. Он не мог бы сказать, как давно это письмо написано, но оно уже успело поблекнуть. Он быстро взглянул в сутолоку, царившую на улице, но не поймал ни одного взгляда, наблюдавшего за ним.

– Кто дал тебе это?

– Обыкновенный человек, сэр. Старый.

– Высокий?

– Сэр, это был самый высокий человек, какого я когда-нибудь видел. Я думаю, может быть, он был тоунга. Коффин резко посмотрел вниз в глаза подростка.

– Что? Почему ты так подумал? Он тебе что-нибудь сказал?

От резкости Коффина мальчик отпрянул назад.

– Нет, сэр. Иногда это просто можно почувствовать. Мудрые отличаются ото всех нас остальных.

– Где ты его видел? Где он вручил тебе это? Почему велел передать мне?

Подросток обернулся, указывая.

– Где-то там, сэр, в конце этого переулка. Коффин устремился к узкой улочке.

– Оставайся здесь, Кристофер.

– Но, отец, я тоже хочу пойти.

– Оставайся здесь!

Переулок, проходивший за рядом магазинов, был пустынным, узким и грязным проходом, изрезанный колеями от телег и повозок. Здесь не было тротуаров для прогуливающихся горожан. Он побежал вниз по переулку, не разбирая дороги в грязи и пачкая свои начищенные сапоги и брюки. Он заглядывал в каждую нишу и дверной проем. Дорога оборвалась у кирпичной стены пятнадцатифутовой высоты, и по пути он не встретил ни одного маори, ни высокого, ни какого-либо еще. Быстрое обследование земли также не дало больших результатов. На гладкой поверхности было заметно огромное количество отпечатков ног, обуви, следов лошадей и мулов.

Но это было не важно. Описание мальчика было достаточно красноречиво. Чтобы изучить Библию, необходимо было уметь читать, это могли делать многие маори. Но не многие могли писать. Его глаза снова оборотились к нишам и темным окнам. Он все еще мог быть здесь, прячась, наблюдая.

– Туото! – громко позвал он.

Через некоторой время он позвал снова, но ответа так и не получил. До него доносился лишь отдаленный шум людей на улице, смешанный с топотом лошадей, месящих грязь на дороге. Кристофер нетерпеливо стоял там, где отец его оставил. От посыльного не осталось и следа, но Коффин этого и не ожидал.

– Ты не видел его?

– Кого, отец?

– Высокого старого маори, как описал его местный мальчик. Очень высокого.

– Нет, отец. Я видел мистера Волендера. Он помахал мне, но я оставался здесь, как ты мне сказал. Я не понимаю, отец. Что происходит?

– Ничего сынок. Просто, похоже, чья-то шутка, – он положил руку на плечо мальчику. – Пойдем-ка купим твой сахарный торт и поторопимся домой, а то мама будет волноваться.

– Ах, мама всегда волнуется. Ведь это из-за нее я не могу пойти в море вместе с капитаном Мэрхамом, не правда ли? Коффин замялся и ответил нехотя.

– Нет. Твоя мама и я решаем такие вещи вместе. Может быть, ты сможешь это сделать на будущий год, когда станешь немного старше и сильнее.

Кристофер посмотрел в сторону. В его голосе сквозило разочарование.

– То же самое ты говорил мне в прошлом году.

Но вопрос похода в море больше не поднимался, за что Коффин был сыну благодарен. Он чувствовал себя неудобно от необходимости врать мальчику, но и не собирался также разделять себя и Холли в его сознании, какими бы ошибочными не были суждения его матери. На будущий год, пообещал он себе. Что бы ни говорили проклятые доктора! Во всяком случае, можно послать мальчика в Сидней, не обязательно в Кантон или Шанхай.

Он еще раз обдумал странное послание, прежде чем махнуть на него рукой. В конце концов, оно было вовсе не обязательно написано Туото. Это могло быть завуалированное предупреждение от любого арики, недоброжелательно настроенного по отношению к Коффину. Воинственные вожди, живущие рядом с Оклендом, были не очень-то довольны, глядя, как город наступает на их земли. Они дебоширили, спорили и сражались друг с другом. Любой из них мог заплатить за написание этой записки.

Коффин покачал головой. Если это предупреждение, оно должно было быть сделано ясно. Они пугают его загадками.

Глава 2

Па было полно разногласий и плохих предчувствий. Уже произошли две серьезные стычки, но они ничего не решили.

Теперь вожди сидели в доме собраний и глядели друг на друга. Они не знали, что еще можно сделать и были от этого в большом расстройстве. Все успокоились только тогда, когда заговорил Арута. Как старейший из присутствующих, он у всех вызывал уважение. Будучи пожилым арики, он еще помнил как жили маори задолго до того, как пакеа пришли в Аотеароа.

– Это только разозлит их, – закончил он.

– Тогда я говорю, пусть это их разозлит, – это был Канехо, один из самых молодых арики.

– Тогда ты разрушишь нашу торговлю, – сказал другой вождь.

Канехо резко обернулся к нему.

– Торговлю? Чем? Кумара? Яйцами? Разве так привыкли жить маори, выращивая еду для пакеа?

– Это выгодно, – напомнил ему вождь.

– Пгх! Нам ничего не нужно от пакеа.

– Ничего? Тогда покажи мне, как выращивать ружья, и я более серьезно подумаю над тем, о чем ты говоришь.

В собрании послышался одобрительный шепот. Другой вождь поднялся и окинул взглядом собравшихся.

– Нам нужны ружья, чтобы сражаться с нашими врагами на юге, с опоу и араке. Ружья и порох мы можем получить только торгуя с пакеа.

– Маори не нужны ружья, – крикнул Канехо. – И без ружей мы могли защищать себя раньше, – он выхватил свою нефритовую дубинку. – Вот все, что нужно маори. Это размозжит черепа пакеа, так же легко, как и опоу.

– Но не на расстоянии, – заметил старый Арута.

– Мы должны что-то сделать, – все глаза обернулись на нового говорящего. Мотави стал арики скорее благодаря своему достоинству и мастерству, нежели происхождению. Он был горд, спокоен, и люди внимательно слушали, когда он говорил.

Канехо немедленно замолчал.

Когда молодой вождь убедился, что привлек всеобщее внимание, он продолжил:

– Мы должны показать пакеа, что они не могут обращаться с нами по-свински и не считаться с нами, когда им это удобно. Те Ровака прав: мы должны продолжать торговать с ними, чтобы получить ружья. Мы берем у них то, что нам нужно: их бога, их оружие, их инструменты. Но мы должны им показать, что можем все это выкинуть в море, если захотим.

– Но можем ли? Их стало много, – напомнил ему Арута.

– Не сомневайся, мудрый.

– Я знаю, что беспокоит Канехо, – внезапно сказал Те Ровака. – Он злится не потому что мы торгуем с пакеа, а потому что племена с запада теперь торгуют с ними больше, чем мы, с тех пор как пакеа выстроили огромное новое па в большом заливе.

– Я торгую со всеми, с кем хочу, – усмехнулся Канехо на слова старого вождя. – Мне не нужны пакеа.

– Никому из нас не нужны пакеа, – терпеливо ответил Те Ровака. – Мы торгуем с ними не из нужды, а потому что это выгодно. Они отдают нам чудеса, которые мы не можем сделать сами за корзину яиц, или зерно, или связку льна. Мы выращиваем больше, чем нужно нам самим. Зачем рисковать такой торговлей ради войны?

– Потому что они наращивают силу, – сказал Мотави. – Мы должны показать им, что мы сильнее, пока еще есть время.

– А должны ли мы быть сильнее? – Арута казался усталым. Он был стар и хотел еще порадоваться своим внукам.

– Мы – люди, пакеа тоже люди. Не обязательно сражаться, чтобы доказать что-то друг другу.

Мотави потряс своей дубинкой, но не в направлении вождя, это было бы неуважением, и сказал:

– Многие пакеа не согласны с тобой, мудрый. Они называют нас свиньями и рассматривают нас, как ниже стоящих. Эти новые пакеа отличаются от тех, что сперва селились здесь. У них нет мана.Им нет дела до нас. Многие из нас выучили слова пакеа, но многие ли из них говорят на языке маори?

– Мы должны научиться жить рядом с ними. Они здесь, и мы должны учиться у них, чтобы научить их тому, чего хотим. – Те Ровака не нравилась позиция противника, но он отказывался позволить молодым вождям делать по-своему. – Ими можно управлять так же, как мы управляем нашими свиньями. Взять хотя бы ихнего бога, этого Христа, который, как они утверждают, верховный над всеми старыми богами. Мы говорим, что мы принимаем его, и это делает их счастливыми. Им только надо, чтобы мы поставили его на почетное место рядом с нашими богами.

– Или, например, это умение писать слова, это ведь тоже хорошая вещь.

– Нам это не нужно, – перебил его Канехо, – это не для маори. Мы всегда умели хранить наши воспоминания и без этого.

– Записанная история – это лучше чем устная история.

– Те Ровака было нелегко его сбить. – Точно так же как ружья лучше копий. Сейчас, когда многие племена начали продавать земли пакеа, мы должны знать, как пакеа записывают свои сделки. Они не будут верными на словах, или в качестве обещаний, они должны быть записаны ихними знаками. Мы должны знать, как они это делают, чтобы нам же самим не быть обманутыми.

– Ты хочешь, чтобы мы с каждым днем становились все больше похожи на пакеа? – спросил Канехо.

– Если в этом есть польза для нас, то что же здесь плохого? – возразил Арита.

– Плохо то, – спокойно возразил Мотави, – что мы забудем, что мы маори, и что это наша земля. Мы забудем, что пакеа находятся здесь только потому что мы разрешили им это, – Его взгляд скользнул за круг вождей. – Уже сейчас некоторые пакеа говорят о том, чтобы забрать всю землю себе.

Это вызвало настоящий взрыв возмущения среди арики, как и предполагал Мотави. Даже Те Ровака был ошеломлен.

– Они не могут даже думать об этом! Они должны знать, что мы этого не позволим.

– Я слышал подобные разговоры, – Арута сделал неопределенный жест рукой. – Пакеа – такие же как маори. Некоторые могут сболтнуть все, что угодно, когда наберутся слишком много пива.

В доме собраний раздался смех. Когда он замер, Мотави продолжил:

– Я не возражаю против торговли с пакеа. Я возражаю против того, чтобы они и дальше покупали нашу землю, – он согласно кивнул Те Ровака. – Ты прав, когда говоришь, что мы должны приобретать у них ружья и порох для сражений с южными племенами. Но они должны помнить, кто здесь хозяин и кому они обязаны длительным пребыванием на этой земле.

Канехо поднялся, слишком разгневанный, чтобы продолжать сидеть.

– Что случилось с маори, что они сидят и обсуждают все это как дети, – он свирепо взглянул на Те Ровака, возмущенный примиренческим подходом Мотави. – А тебя не волнует, что моряки пакеа берут наших молодых женщин? Что они возвращаются к нам развращенными и ограбленными?

– Женщины делают то, что делают женщины, – пробормотал один из вождей.

– Мы не можем удержать их от страсти к драгоценностям и деньгам, которые моряки им предлагают. Что плохого в любви между пакеа и маори? Кроме того, многие из тех, что уходят с моряками, были развращены и до того, как легли с ними.

Снова смех огласил дом собраний. Раздосадованный и пристыженный, Канехо снова сел, ворча себе под нос:

– Им надо показать, кто здесь хозяин.

– Я не заинтересован в том, чтобы им показывать, – Те Ровака тоже сел, – мне хорошо в моем па. Я торгую с ними, когда я хочу, а не когда они. И если я говорю им уйти, – он сделал широкий, смахивающий жест рукой, – они уходят, и остаются в своих па. Тех, кто покупает у нас землю, мало, а животных у них много. Если мы захотим, то можем забрать у них крупный скот и овец, и выгнать этих немногих пакеа. Так что пока нет необходимости убивать их, лучше дать пакеа усердно работать. И если мы захотим попробовать их животных, то нет ничего проще позаимствовать одного-другого.

Теперь большинство было настроено в пользу Арута и торговцев. Канехо был подавлен, а Мотави не был уверен, как ему продолжать. В этой ситуации все были очень удивлены, услышав новый голос, раздавшийся из глубины дома собраний.

– Я согласен с Канехо и Мотави.

Все обернулись и посмотрели в тень, откуда вышел говоривший. Он был приземистый и сильный, в нем чувствовался воин. Он не был похож на оратора, но говорил легко и свободно.

– Пакеа стали слишком самоуверенны. Некоторые берут земли, не заплатив вперед. Но торговля также важна. Пакеа нужен урок, а не длительная война. Я не буду просить моих братьев присоединяться ко мне в этом деле, но станут ли они останавливать меня, если я решу один показать пакеа, кто здесь хозяин?

Арута прищурился, стараясь лучше разглядеть говорившего.

– Я знаю тебя. Тут не надо долго думать. Ты сражаешься ради добычи и удовольствия.

– Да, ради того и другого, – с готовностью ответил говоривший. – Разве не так поступают маори? Пакеа могут быть полезны, если будут знать свое место.

Арута кивнул.

– Какова твоя цель?

– Показать пакеа, что может сделать маори, если захочет. К Канехо вернулся его энтузиазм.

– Мы сожжем фермы и уведем весь скот. Говоривший посмотрел на него презрительно.

– Любой татуаможет сжечь ферму. Мы должны преподать им такой урок, который они не скоро забудут. Только тогда они станут относится к нам как к равным в нашей стране. И я, Хоне Хеке, это сделаю. У меня есть тысяча воинов. Присоединится ли ко мне кто-нибудь из вас?

– Я, – немедленно сказал Канехо.

– И я, – добавил Мотави. Хоне Хеке кивнул.

– Хорошо. Этого будет достаточно, – он посмотрел на остальных арики. – Будет ли здесь кто-нибудь пытаться нас остановить?

Вожди посмотрели друг на друга и в конце концов опять на старого Арута. Пожилой арики хорошо подумал прежде, чем ответить:

– Мы не будем помогать тебе в этом деле, но и мешать тоже не будем. Пакеа знают как сражаться. Они себя защитят. Хоне Хеке сплюнул на пол.

– Только не эти пакеа. Они все время пьяны. Хотя они владеют чудесным оружием, но они не воины. Пу,ружье, хорошо только тогда, когда его держит воин. Вы увидите сами. Я, Хоне Хеке, вам это покажу!

Он развернулся и покинул дом собраний. Канехо и Мотави ушли вместе с ним. Те Ровака подошел и встал рядом с Арута. Оба они посмотрели на дверь, через которую вышли молодые воины.

– Это будет плохо для торговли, – сказал Те Ровака.

– Да, – грустно сказал старый вождь, – и будет еще хуже, если они победят.