355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ал Сантоли » Все, что было у нас » Текст книги (страница 13)
Все, что было у нас
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 12:17

Текст книги "Все, что было у нас"


Автор книги: Ал Сантоли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

  Возвращаясь к подготовке: нам приказывали одно ― убивать. 'УБЕЙ! УБЕЙ!' 'В чём дух штыка?' 'УБИВАТЬ!' Крыша ехала, как от дури палёной. Но было это просто не по мне, понял? Помню один случай, когда парень один, в такой он был депрессухе, что шёл-шёл по зарослям и говорит: 'А я сегодня домой уеду'. Я ему: 'И как это ты уедешь?' Он: 'Я сегодня домой уеду, понял? Я уже и думать не могу о всех этих убийствах и прочем'. Ну, идет себе дальше. И тут же я слышу выстрел. Бум! Пах! Он прострелил себе икру, пуля прошла через ступню. И говорит: 'Вот, наконец, и домой'. Я поразмышлял ещё, не поступить ли так же и мне, чтобы уехать домой.

  По большей части я проводил время один. Некоторые из тех, кто там был – наркоманы были, понял? Крыши у них были сорваны настолько, что они принимали наркотики. Добывали их у ребят, что приезжали из отпусков. Я боялся солдат АСВ, вьетконговцев, а тут ещё надо было бояться наших же ребят. Напряга слишком много. Откуда знать? – Вдруг вот этот парень под кайфом или ещё что, сидит над блиндажом, уснёт, придут вьетконговцы и тебя застрелят?

  Я еще и с солдатами из АРВ поработал около месяца, под конец своего срока. Хорошо я тогда устроился ― убрался в тыл с ними работать. Они и цента не стоили. В бою эти ребята из АРВ всё бросали и убегали в тыл. Вот за что я терпеть их не могу, вьетнамцев этих. Век бы никого их них не видеть, потому что мы там за них дрались, а они нас постоянно обдирали. Воровали всякие вещи. Когда я приехал из отпуска, я привез четыре костюма из Гонконга. Когда багаж прошел через авиабазу Тансоннхут, я их больше не видел. Это все вьетнамцы.

  После того как я вернулся из отпуска, я жил в одном районе Сайгона, который прозвали 'Soul Kitchen'. В тех местах солдаты в самоволках ошивались с мама-санами и так далее. Я там потащился немного, и мне захотелось там и осесть, но меня поймала военная полиция и отправила обратно в часть. Я получил 15-ю статью [выговор с занесением], но подумал: 'Ну и что?' Слишком трудно и напряжно. Тяжело.

  Чёрные обычно переплетали шнурок и обвязывали его вокруг запястья, и повсюду, где собиралось много чёрных, они обменивались таким жестом: 'Власть чёрным!' Рукопожатий разных было шесть-семь. Это было примерно во времена Хьюи Ньютона и прочих. Но у тех, кто лазил по зарослям, у грантов, в общем, среди лучших друзей были белые ребята. Не было никакого расизма между ними и нами, ничего подобного. Такие дела творились в основном в тылу. А в джунглях все были равны. Расизма в джунглях не бывает. Мы спали все вместе, ели все вместе, дрались все вместе. Куда ещё ближе?

  Я знал одного парня. Мог сказать, сколько раз в день он пописать ходил ― вот как хорошо его знал. Мы были реальными друзьями, понял? ― друзьями. Он был сицилиец, и я постоянно его подкалывал: 'Слышь, как думаешь ― меня в семью возьмут, когда мы отсюда выберемся?' И так близко мы с ним сошлись, что он мог стать мне братом, но... Погиб он.

  Я просто не могу... Иногда, понял?... Каждый раз, как говорю об этом, просто душа болит. Но с тех пор как стал ходить на эти собрания... Я думал, что никто меня и слушать не хотел. Но те ребята, они меня выслушивают. И если это чем-то мне помогает, то мне это нужно. Меня ведь так воспитывали, так говорили: 'Если тебе что-то нужно ― сам добивайся'. Именно это я и пытаюсь делать сейчас.

  Когда меня призвали, я сказал себе: 'Я поеду во Вьетнам помогать тамошнему народу выбраться. Все этого хотят'. Но когда я туда попал, я подумал: 'Сучары эти из АРВ отлёживаются в тылу, пока мы тут воюем'.

  Пока я был там, мой брак распался. Рухнул напрочь... Я вернулся домой и почувствовал, как он рушится. Я сказал: 'Я понимаю, что я теперь не тот. Я не тот школьник, каким ты меня знала'. Я в неё ещё в школе влюбился. Всё стало не так. Я сам изменился напрочь. Вспыльчивый стал. Да что там – озверел совсем. Иногда я захаживал в бары. Выпью стаканчик, тут кто-нибудь меня сынком обзовёт, и я сразу же рвусь с ним драться. Я ведь сражался целый год, вернулся в Штаты, а он после этого говорит, что я пацан. Ну чего ещё надо, чтоб заслужить уважение?

  Не скажу даже, повезло мне или нет. Иногда мне кажется, что лучше бы я просто попёр себе напролом и погиб вместе с друзьями. Я там всё повторял: 'Я сплю и вижу сны. Когда-нибудь я проснусь. Я проснусь'. Но я так и не проснулся.

  Меня мучают кошмары и испарина. Иногда я потею просто по-зверски. Жена говорит: 'Что с тобой?' Обычно я придумываю чего-нибудь. Я ни разу не рассказывал о таких снах жене, потому что ей ведь не понять, понял? Она ведь всю жизнь на гражданке, и как ей это понять? Вот с кем я могу разговаривать, так это с ребятами из группы ветеранов или другим солдатом, прошедшим Вьетнам.

  Например, устраивают они тут авиапраздник над берегом озера. Вчера я услышал – реактивный самолет летит. И звук мне послышался такой, как будто он бомбу сбросил. От этого снова глюк случился, вот что такое для меня смотреть на эти самолеты, потому что когда я чувствую, что скоро глюк найдёт, то я не знаю, что могу натворить. Поэтому я и сказал своей старухе: 'Не, не пойду. Ты ― иди. А я не пойду'. И не сказал ей почему. Отмазку придумал типа 'хочу у матери дом покрасить'.

  Когда я вернулся в Штаты, меня отправили в Форт-Нокс. Мне оставалось несколько месяцев добить, вот меня и определили в похоронную команду. Тошнотворное дело, понял? Такую гнусь в этой армии США придумали – так они, к черту, всё обустроили. Там давался залп из двадцати одной винтовки холостыми, горнист был, почётный караул, ты при этом складываешь флаг с гроба и отдаёшь его матери или ребёнку, а офицер при этом говорит: 'Нам очень и очень жаль, что ваш сын погиб, защищая свою страну'. Понимаешь, я там был вместе с парнями, которые во Вьетнаме ни разу не были. Прямо перед похоронами они обычно расслаблялись, пиво пили, смеялись, почти перед самыми похоронами ― смеялись и хернёй страдали, а потом говорили чего-нибудь вроде этого родным убитого парня, которым приходилось переживать такую скорбь.

  Однажды мы поехали в Пайксвилль, что в штате Кентукки. Родные сказали, что наше присутствие – лучше всего того, что они сами могли бы когда-нибудь сделать для сына. Они пригласили нас поужинать. В основном они были из Аппалачии. Пригласили нас к себе, мы поели, вот и всё. Но они просто не понимали... Я им ничего не сказал. Если бы пришлось, я бы сказал им: 'Что было, то прошло'.

  А сейчас я одно могу сказать: помилуй молодое поколение.


   Луис Мартинез

  Командир группы

  Объединенный взвод морской пехоты США

  Дананг

  Июль 1970 г. ― июль 1971 г.

  МОРПЕХ-ПУЭРТОРИКАНЕЦ

  Я был в объединённом взводе. Одиннадцать-двенадцать морпехов и флотский санитар. Мы работали в деревнях и поселениях вдоль шоссе номер 1.

  Когда я приехал, мы провели пару недель в Дананге на курсах для объединённых взводов, где нас обучали вьетнамскому языку, культуре и подобного рода вещам, чтобы мы не наделали ничего такого, что разгневало бы крестьян. Определённые такие мелочи, типа как ставить ноги, когда сидишь, к чему они относятся серьёзно. С моей точки зрения это был вопрос выживания, потому что я считаю, что пока тебе удается людей уважать и проявлять к ним такое же отношение, какого ожидаешь к себе самому, можно надеяться, что если вьетконговцу придёт в голову что-то нехорошее, от тебя вспомнит, и у тебя будет больше шансов выжить.

  А вьетконговцы ведь победили, да? Они всегда владели ситуацией. Мы же были так, гости. Американцы были этакие бравые вояки, 'ганг-хо'. А вьетнамская философия выглядела так: 'Ну ладно, а мы тут посидим пока. Вы там идите и занимайтесь своими делами, но мы в героев играть не намерены. Нам ещё жить надо'. Непросто было донести это до некоторых молодых, которые туда прибывали, до зелёных солдатиков. 'Да не разыскивай ты мины-ловушки, не пытайся геройствовать, потому что добьёшься лишь того, что тебя убьют. А как только ты помрёшь, всем будем на это наплевать. Жизнь будет идти своим чередом'.

  Латиноамериканцы в морской пехоте ничем не отличались от всех прочих. Когда вокруг тебя война, все зелёного цвета. Иногда по радио вооружённых сил передавали программы на испанском, где играла пуэрториканская музыка. Остальные это слушать не хотели. Они думали, что это вьетнамская музыка или что угодно ещё, для них непонятное.

  Помню, когда я лежал с ранением в госпитале, я читал один журнал, где для каждого штата отводилось место, где можно было чего-нибудь написать о том, из какого ты города, посмотреть, кто там уже отметился. Ну, я нашёл Огайо, сам там написал. Потом нашёл 'Пуэрто-Рико' и собирался написать в разделе для тех, кто из Баямона. Кто-то там уже написал: 'Спанцы грёбанные, чего не пишете на английском, чтоб нам понятно было'. Я был поражён. Лежу вот в госпитале. И я написал: 'Если я достоин сражаться и умирать за эту страну, я достоин писать или говорить так, как мне угодно'. И мой друг из англосаксов сказал: 'Слышь, а классно ведь. Мне понравилось'. В общем, с ним я мог дружить, потому что не могу, повторю ещё раз, делать обобщения по поводу умонастроений всех и вся.

  Однажды мне рассказали, что от 25 до 35 процентов пуэрториканцев, служивших во Вьетнаме, погибли или получили ранения. Знаешь, мне стало от этого больно. Бог ты мой, столько народу.

  Когда я вернулся из Вьетнама, у нас на базе были такие, кто не знал английского. И я старался таким помогать. Мне кажется, в морской пехоте в людях вечно страшный дефицит. Есть у них отличные пиаровские штучки, да что угодно есть. Но когда видишь там пацанов, которые читать совсем не умеют, бедолаг, которые о себе самих позаботиться не в силах, и они попадают в такие обстоятельства, господи... Начинаешь об этом задумываться. Я-то был из тех, кто гордится службой. Когда был маленький, читал про историю морской пехоты. Я все книжки про морпехов прочитал, серьёзно. И я всегда хотел стать морпехом. Потому и пошёл туда, когда меня призвали после колледжа.

  О колледже я был не больно высокого мнения. В общем, я хотел стать учителем, но решил, что в вооружённых силах смогу что-то сделать по-геройски: 'Да вы только гляньте на меня. Я ведь что-то да сделал'. А это совершенно неправильно. Я полагал, что надо что-то испытать, чтобы понять. Я всегда подумывал о том, чтобы написать книгу. И именно поэтому я вёл дневник и всё такое. Но испытывать что-то на себе не обязательно. Можно книгу прочитать и, если ты достаточно восприимчив, если у тебя хватит интуиции, то сможешь что-то извлечь для себя и из этого. Можно обойтись и без личного военного опыта. В общем, я отправился туда вроде как за приключениями.

  Добровольцем в Нам я не вызывался. Меня туда отправили как обычного солдата. Они больше сил затратили, больше миллиардов долларов вложили, чтобы убить одного-двух вьетконговцев, чем тратят на разрешение проблем в наших городах, которые надо перестраивать. Столько всего нужно сделать в сфере образования, во всех сторонах жизни. Я считаю, что если мы получше сосредоточимся на развитии тех возможностей, что у нас есть, для нашей страны будет намного лучше. Мы ведь, как и раньше, любим свою страну. И если мы не соберемся нахрен ― есть миллиард китайцев, что трудятся подобно муравьям. И если мы не сумеем объединиться со всем миром, если не сможем наладить отношений с другими, то, ясное дело, в очень скором времени уже не сможем оставаться влиятельной страной.

  Именно поэтому я и продолжаю учиться, параллельно с работой ― потому что я считаю, что мы лидеры. Нет людей, которым мы можем указывать: 'Слышь, сделай-ка то-то и то-то'. Мы сами должны всё делать. Потихоньку, помаленьку, мы должны подавать примеры, мы должны делать то, что считаем верным, потому что мы достаточно успели понять, что есть некая куча мудаков, которые играли в руководителей и всё херили так долго. Мы с тобой через войну прошли. Мы знаем друг про друга, кто есть кто. Мы самих себя знаем. Мы должны верить самим себе. Мы должны доверять нашим собственным решениям и взглядам на жизнь, чтобы не стоять на месте.

  Господи Иисусе, понимаешь? – Одарив парой 'Пурпурных сердец', всякими прочими штуками, бог разрешает жить. И начинаешь жить. У меня сейчас есть дом, машина, красивая женщина, с которой, по-моему, у меня развиваются хорошие отношения, любовные отношения. Нам надо видеть хорошее и искренне благодарить Бога за то, что у нас есть. Мы пробились.


   Линда ван-Девантер

  Медсестра

  71-й эвакуационный госпиталь

  Плейку

  Июнь 1969 г. ― июнь 1970 г.

  ЖИЗНЬ

  Именно во Вьетнаме я впервые в жизни самостоятельно приняла роды. По-моему, случилось это днем в субботу. Вполне могло быть так, не знаю почему, но по какой-то причине кажется, что всё было как бывало днём по субботам. Было очень тихо. Пациентов не было. Я была в очень подавленном состоянии, и тут появляется эта дама. Сначала я разозлилась, потому что вообще-то мы там должны были заниматься военными ранениями. Нам полагалось заниматься гражданскими только тогда, когда на них оставалось время. Но в тот самый день я положила её на каталку и повезла в операционную, потому что поняла, что до родов осталось совсем немного, и успела уже позвонить одному из хирургов, чтобы тот пришёл и принял роды. А он не успел добраться вовремя.

  Она посмотрела на меня и говорит: 'Ребёнок идти, ребёнок идти'. Я посмотрела ― а там головка. Я схватила стерильное полотенце и подложила, а этот малыш взял и высунул свою маленькую головку наружу и повернулся набок, высунул свои плечики, и вот уже он ― маленький вопящий комочек того, что называется человеком. И жизнь возродилась снова. Это было как сотворение жизни среди всего тамошнего разрушения. И сотворение жизни возвращало людям рассудок.

  Такие моменты, когда рядом с нами оказывался новорожденный, мы очень ценили. У меня есть пара слайдов, на которых я сижу в операционной, опершись ногой о стол, в полевой форме и боевых ботинках, в накинутом сверху халате операционной медсестры, а в руках у меня ― крохотный комочек, и я его кормлю. Такие вещи помогали жить. Они показывали, что жизнь ещё не умерла. Что есть ещё надежда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю