Текст книги "Спецкор. Любовь и тигры (СИ)"

Автор книги: Ал Аади

Соавторы: Агнешка Норд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Две лапы кадавра бесшумно легли на затылок шлема и нижний край забрала, и голова бойца повернулась на непредусмотренный природой угол – легкая экзоброня в которую наряжены пятнистые усиливает только руки и ноги, она не связана со шлемом и имеет только «горб» для снятия нагрузки с шеи.

По сторонам от только начавшего падения тела мелькнули перепончатые лапы, отправляя в короткий полет острые подарки. Державший меня боец вздрогнул и, выпустив наконец ворот, потянулся к стыку между шлемом и наплечниками куда вошло лезвие. Но дотянуться до него не успел – умер прямо посреди движения. Это надолго запомнилось по враз и навсегда застывшему удивлению во взгляде. Пришлось теперь уже мне подхватывать его, не давая покачнувшейся фигуре упасть. Тем временем Кроха переждал ответный огонь, заслонившись спиной «наблюдателя», и разрядил в ответ барабан своего револьвера, да так быстро, что выстрелы слились в короткую очередь. Причем, проделал этот фокус в прыжке-падении, потому что к тому моменту, когда стрелялки «бочонков» повернулись к нему, они подняли только громадную тучу пыли, бесполезно дробя обломки кирпичей в мелкую щебенку – шустрый кадавр улизнул непонятно куда, неведомо как умудрившись утащить с собой заодно и тело.

Я же тем временем, вынужденно обняв своего душителя, пыталась не рухнуть под навалившейся тяжестью, а этот гад решил даже после смерти мне отомстить, пуская за распахнувшийся по причине оторванности пуговиц ворот камуфляжа кровавые слюни. И все ради того, чтобы вторая рука, нащупала, наконец, рукоять моего револьвера, который после обыска тот сунул себе сзади за пояс.

Едва пальцы охватили знакомую рукоять, как лишнее плавно отодвинулось на второй план, осталось только ощущение пальца выбирающего последние микроны спускового крючка и моя цель – последний из наблюдателей, увлеченно садивший очередью в пылевое облако на месте исчезновения Крохи. Револьвер успел три раза толкнуть руку, а я с удовлетворением отметила, что все три раза мишень вздрогнула. После последнего выстрела из-под забрала полетели даже какие-то ошметки, но отпущенный мне судьбой миг заканчивался – оружие в руках «бочонков» плавно поворачивалось уже в мою сторону.

Удивительно, но у меня не было времени, чтобы испугаться. Хотя совершенно ясно понимала, что жить мне осталось несколько мгновений, а после меня просто разрежет на куски и перемешает в кашу поток шариков из тяжелых гауссовых пулеметов. Вместе с мертвым телом передо мной и стеной сзади.

Но не судьба. Воинственно оскалившая немаленькие клыки голова кадавра вынырнула левее расползающегося пылевого облака, хлопнула расправляющаяся праща и посреди грудной кирасы «бочонка» расцвел цветок разрыва кумулятивной гранаты. Бочонок пошатнулся, проткнул струей шариков небеса и рухнул – аж земля вздрогнула.

Одновременно с этим благим делом, по спасению моей драгоценной шкурки, Кроха позаботился и о себе – всадив из зажатой в левой лапе базуки заряд в голову тщетно пытающегося развернуть в его сторону оружие второго «бочонка». А вот нечего было вдвоем в беззащитную женщину целиться! Не повернулись бы оба в одну сторону – был бы шанс.

Но повторять ошибку противника и почивать на лаврах кадавр не спешил. Он, наоборот, так спешил, что пронесся мимо меня, уже изнемогшей в борьбе с заваливающимся мертвым телом, перепрыгнул через валяющийся посреди дорожки тяжелый скафандр и приволок сильно запыленного Сержио, две стрелялки и длинную ленту, поблескивающую толстыми оперенными снарядами. Все это богатство, включая матерящегося оператора, которого после обработки ногами пятнистых, Кроха еще и протащил мешком по битому кирпичу, кадавр свалил в укрытие за уцелевшей кирпичной стеной. Потом он опрометью кинулся назад к «бочонку», подхватывая с земли его стрелялку и бережно расправляя идущую от нее к ранцу на спине скафандра ленту.

Зачем он это делал, мне было непонятно, да и не интересно – к этому моменту я, наконец, умудрилась рухнуть, причем, довольно удачно заняв верхнюю позицию по отношению к партнеру. Вот только чуть при этом не отрезала себе нос об торчащее из его шеи лезвие и сильно это переживала. Вот ведь странно, все предыдущие события не вызвали в душе такого яркого отклика, как эта мелочь.

А в следующий момент всё перестало иметь значение – прямо на нас из засады выскочил танк.

А ведь и правда – не пешком же пришли наши противники? Не могли же они на самом деле прибежать следом, да еще так быстро, чтобы обогнать нас и подготовить засаду. А вот имея технику это было не просто, а очень просто.

И опять основной эмоцией оказался не страх, а удивление – многотонная машина действительно «выпрыгнула» из-за почти целого дома и преодолела расстояние метров в семьдесят так быстро, что для глаза это вышло почти незаметно. Впрочем, сказав «на нас» я погорячилась – выскочив откуда-то справа, машина заслонила от нас лес и начала бодро поворачивать башню в нашу сторону. Уходили последние секунды жизни, а меня больше интересовала такая фигня, вроде: «Почему не слышно никакого грохота?» Все перемещения многотонной машины были совершенно бесшумны – не то, что двигатель не рычал, даже ленты гусениц не лязгали, хотя им это вроде как положено.

А потом звук пришел – Кроха разобрался с трофеем и по всей поверхности машины будто зажгли сотни бенгальских огней, задорно разбрасывая во все стороны веселые искорки. Грохот вышел такой, будто одновременно заработали с десяток пневматических молотков, вместо асфальта колотящих по кровельному железу. От машины полетели какие-то части, но сильно заметных повреждений не было – только башня перестала поворачиваться в нашу сторону, вызвав у меня вздох облегчения.

Кроха перенес стрельбу в одну точку – между вторыми и третьим колесом, на котором лежала гусеница и теперь казалось, что из этого места машины бьет «огненный фонтан», видела много раз я такой фейерверк.

А потом фонтан искр резко сократился, машина дернулась, а Кадавр с облегчением уронил пулемет. Видимо, стрелять из оружия в половину собственного веса было тяжело даже ему. Рванув в сторону танка, он на бегу успел выдернуть ленту с зарядами из-под не успевшего отнять ладони от ушей оператора. Достигнув борта, наш защитник ударил зачем-то лапой о броню и сунул ее в пробитое отверстие и быстро откатился в сторону. Раздался негромкий хлопок и танк начал оседать, как бы становясь ниже ростом.

Но на этом, как оказалось, ничего еще не закончилось – выдернув следующий снаряд из ленты, Кроха ударил им о броню, сунул в пращу и, раскрутив в два оборота, метнул. Справа, над уцелевшей коробочкой дома, вспух шарик разрыва. Вторую гранату кадавр положил четко между стен. Внутри заорали и попробовали достать метателя – очередь выбила искры из угла замершей неподвижно бронемашины.

В ответ Сержио перекатился к пулемету и несколькими очередями прорезал строение. Кажется, там рухнуло пару стен, но за поднятой пылью было сложно что-то рассмотреть. Во всяком случае, следующая граната, заброшенная туда, никакой реакции уже не вызвала.

Некоторое время выполнялась механическая работа – кадавр забрасывал гранатами все подозрительные места, а Моретти обстреливал их из пулемета. Пару раз в ответ открывали огонь, или пытались убежать. И то, и другое не слишком успешно. Так что я нашла в себе силы оторваться от зрелища, слезть, наконец, с трупа, будь он неладен, и прихватив валявшийся рядом нож с черным лезвием поползла освобождать нашего админа. Таким образом, большая часть происходящего прошла без моего участия, я в это время пилила пластиковый обруч на руках Марата под его матерное сопровождение. Заодно изо всех сил стараясь при этом не отрезать заодно чего-нибудь лишнее.

И все это, чтобы в качестве благодарности быть ухваченной за ворот – на кой сдался он всем сегодня? – и быть отволоченной в укрытие по острым камням. Теперь я хорошо понимала выражения итальянца, а некоторые даже сочла уместным повторить. Так что мы на пару с бледной и держащейся за живот Рысью, которую Марат бережно зашвырнул туда же, отлеживались в уютной ямке, пока парни развлекались древней игрой – «что лучше – первым выстрелить, или получше прицелится?»

Особенно взгляд притягивал Кроха, сидящий за бруствером из второго «бочонка» и азартно гасящий длинными очередями любые попытки шевеления «в поле». Из нашей ямки только и было видно, что бьющаяся «бабочка» на стволе гаусовой пушки. Как потом выяснила, топливный элемент питания оружия сбрасывал отработанные газы, частично компенсируя отдачу. Еще я видела, и это было важнее всего, горящие над всем этим глаза кадавра. И не могу сказать, что в них пылала ненависть, скорее интерес – кто же выиграет в этом противостоянии.

Серж сменил пулемет на базуку и словно сросся с оружием. Подозрение, что он в этом деле имеет немалый опыт, теперь только подтвердилось. Итальянский оператор, в совершенстве знающий русский мат, и со спокойствием сеющий смерть из тяжеленой базуки! Что ты за птица на самом деле, дорогой ты мой Серега? Дорогой? Эх, если останешься жив, обязательно спрошу, и не только про это.

Ну а про Марата я и так знала, что Гугл отправил со мной одного из лучших… бойцов. Так Серж тогда сказал. И откуда он, такой осведомленный?

Наши пока явно вели по очкам, но к противнику в любой момент могло прийти подкрепление. Точнее оно уже подошло и теперь пыталось найти хоть какое-то укрытие в чистом поле. Попытку атаковать сорвали два пулемета, и теперь Кроха, высунув от старания язык, азартно выцеливал запрятавшихся, а найдя таковых – давал по этому месту очередь трассирующими, чтобы Моретти было видно, куда нужно положить очередную гранату из трофейной базуки.

Игры эти могли как продолжаться до ночи – запас зарядов в пулеметах был очень велик, жаль, что они были неотъемлемой частью скафандра – так и закончится в любой миг. Ударом с воздуха, или появлением бронетехники противника. Но ни того, ни другого пока не произошло, и танцы со смертью продолжались.

Чтобы оборваться в следующий страшный миг.

Глава 31

Проявив некоторую настойчивость и много позже удалось узнать, как все происходящее выглядело с другой стороны прицела.

Раненый офицер, я сильно удивилась, узнав, сколько ему лет на самом деле, не отказался рассказать эту историю журналистке, решившей написать “настоящую книгу о настоящей войне”, и сильно при этом увлекся. А может, просто почувствовал? В любом случае, его повествование не было похоже на обычные рассказы военных “шпакам” – сквозь пелену слов проступили настоящие чувства и события.

Старший лейтенант Сергей Владимирович Пыхов, имевший среди солдат малопочтительное погоняло «Пушок», мог тогда только скрипеть зубами и мысленно проклинать «дураков с инициативой», прекрасно при этом понимая, что единственным ответственным за бардак, в который превратилась операция по захвату группы со сбитого коптера, является он сам. Раз ты, командир разведвзвода, поручаешь выполнение боевой задачи клиническим идиотам – то ответственность за их действия, что по уставу, что по совести, несешь ты и только ты.

А ведь как хорошо все начиналось. Получив по ходу выполнения боевой задачи «навеску» в виде распоряжения проверить место падения сбитого летунами транспортного средства с беженцами, он не ожидал никакого подвоха. Ровно до того момента, когда отправленное на место падения отделение не доложило, что не обнаружило там никаких беженцев. Ни живых, ни мертвых. К тому же, не смогли они и настигнуть уходящих – скорость передвижения последних была явно выше скорости движения группы опытных разведчиков. По лесу.

«Пушок» считался неплохим командиром и догадался, что ерундовое дело оборачивается крупными неприятностями – их угораздило столкнуться с «коллегами» с противоположной стороны. Да еще и последние про них явно знали, а вот им даже точную численность группы установить не удалось. Основная задача – провести разведку путей выдвижения и окрестностей мятежного города теперь оказалась под угрозой.

Так же расценил ситуацию и штаб – оставлять в тылу хорошо подготовленную и экипированную (ведь у них совсем недавно был собственный воздушный транспорт!) диверсионную группу – было недопустимо. Особую пикантность ситуации придавало то, что по всем данным на планете вообще не было регулярных воинских частей, не говоря уже о столь подготовленных. Так что приоритеты были изменены, и теперь первую очередь надо было произвести захват с целью получения сведений, причем как обычно – срочно-обморочно.

Благо тактическая ситуация к этому располагала. Посадив на единственную БРДМ* оба своих отделения тяжелого вооружения, в составе двух крупнокалиберных гауссовских пулеметов и пулеметчиков к ним в тяжелых скафандрах – всё равно толку в лесу от них никакого – дополнил их вторым отделением из семи разведчиков. Получившаяся команда вполне могла под прикрытием брони проскочить к тому месту, куда планировалось силами оставшегося взвода «выдавить» группу из леса на городские окраины. Надо зажать дивов между двух огней, и они будут обречены. «Молот и наковальня» – всех то делов. А если сильно повезет, то будет шанс успеть организовать засаду на пути отхода разбитой группы и взять часть.

Так и вышло, за одним исключением – несущуюся как наскипидаренную группу не пришлось выдавливать, их даже элементарно догнать не удалось. Зато, ушедшая вперед «наковальня» смогла занять удобную позицию для засады и провела захват на «отлично». О чем ее командир успел радостно доложить.

На чем собственно победные реляции кончились. Скорее всего, занявшись пленными, разведчики проворонили подход другой, более многочисленной, банды. А может, он зря наговаривает на мертвых. И тогда это значит то, что “беженцы” были просто приманкой в капкане. Они потому так и спешили – чтобы завести преследователей в ловушку, времени на ее подготовку, при наличии связи, было более чем достаточно.

Как бы там ни было, но его бойцы были уничтожены практически мгновенно, не успев оказать заметного сопротивления, что говорит о встречной засаде более чем явственно. Как и то, что пулеметчики пережили остальных всего на несколько секунд, а ведь по данным штаба у мятежников вообще нет ручного оружия, способного пробить тяжелую броню! На фоне этого, уничтожение БРДМ было уже рядовым событием.

Копилку ошибок пополнило решение попытаться спасти остатки авангарда и атаковать сходу, не дожидаясь, пока развернутый в сеть взвод соберется в единый кулак. В результате их встретил кинжальный огонь двух пулеметов, и теперь половина личного состава пыталась найти хоть какое-то укрытие на ровной как стол поверхности, а вторая, не успевшая покинуть зеленку, пряталась там. Пикантности ситуации добавляло то, что зелень хоть и укрывала, но отнюдь не давала никакой защиты от снарядов «крупняка». Все собственные увесистые аргументы были потрачены на то, чтоб окончательно раскурочить собственную же БРДМ. Выпотрошенная двумя попаданиями, она теперь вяло чадила на поле. Увы, но противник оказался ушлый и «под ориентир» не сунулся, несмотря на всю привлекательность этой позиции, а расположил огневые точки в развалинах, где теперь достать их было просто нечем.

Попытки вызвать поддержку с воздуха успехом ожидаемо не увенчались. Летуны на просьбы о взаимодействии отвечали исключительно матом, а потом и вовсе в глухую игнорировали вызовы. Крупная броня застряла на дальних подступах, и что там происходит, понять было невозможно – в эфире царил полный хаос. Ситуация целом явно напоминала «голой жопой в муравейник», то есть – ты явно сильнее муравья, как одного, так и всех вместе, но вот они сейчас злее и имеют возможность атаковать с разных направлений одновременно.

Пожалуй, стоило думать уже не столько о выполнении задачи – потом будем решать, как оправдываться – сколько о сохранении личного состава. И именно это обстоятельство мешало отдать команду на отход – из тех, кто сейчас забился во всякие ямки на открытом пространстве, до деревьев добежало бы очень немного. И время их истекало.

Противник преподнес еще один неприятный сюрприз – он очень точно накрывал огнем трофейных пулеметов любую точку, из которой пытались вести огонь. В считанные минуты были потеряны трое штатных снайперов и два расчета ручников, что однозначно говорило о наличии у банды еще и комплекса наведения.

И ведь не отходят почему-то. Может, знают о заслоне на пути их отхода? Но что такое для более-менее крупной банды один пулемет и пять человек в прикрытии? – препятствие, которое можно смести походу, не слишком при том озабочиваясь. Но они все равно сидят на одном месте! При мысли о готовящейся пакости, оставалось только бессильно скрипеть зубами и ждать чего угодно – от крупной банды, заходящей с тыла, до артналета, или авиаштурмовки.

Данным штабной разведки, категорически утверждавшей, что у мятежников ни артиллерии, ни авиации нет, старший лейтенант уже ни на грош не верил. Но это ничего не меняло. И ничто, казалось, не могло уже удивить.

Но он ошибся. Ждал подвоха от противника, а свинью ему подложили свои – по общему каналу раздалось: «Зубами буду рвать, суки!» – и из ямы на поле выскочили две закованные в среднюю броню фигуры – остатки расчетов «карманной артиллерии». Матерясь и поливая руины длинными очередями, они подняли своим примером всех остальных, залегших на поле, прежде чем очередь перерезала их пополам, разом доказав, что против «крупняка» средняя броня не катит. Но в своей безумной ярости они добились чуда – оба ствола противника замолчали, и Пушок с тяжелым сердцем бросил в атаку остатки разведвзвода. В конце концов, десант своих не бросает, а до конца боя он глядишь и недоживет.

Предчувствия не обманули. Во всех смыслах. До противника оставались еще полторы сотни метров, когда навстречу атакующему строю снова ударили трассирующие нити.

*БРДМ – бронированная дозорно-разведывательная машина

Глава 32

Момент, когда в Кроху попали, глаз не зафиксировал. Вот только что он, азартно высунув язык, бил короткими очередями, а в следующий – отброшенный ударом, сползает по стене в трех мерах за спиной, оставляя на ней темный след. Как совершенная тогда глупость не стала последней, известно, наверно только моему ангелу хранителю. Говорят, у сумасшедших и влюбленных он свой, персональный. Ему тогда пришлось немало потрудиться, ведь я преодолела разделяющее нас расстояние, даже не думая прятаться, в полный рост, чтобы рухнуть на колени перед пытающимся подняться кадавром и прижать его к себе с не менее идиотским вопросом: «Кроха, миленький, куда тебя?» Будто он мог сказать!

Вместо ответа меня погладили когтистой лапой по голове и лизнули в щеку липким языком. Обрадовавшись этим проявлениям чувств, быстренько отстранившись, попыталась на ощупь отыскать на груди раны, которые надо перевязать. Только позднее я узнала, что искать входное отверстие от двухмиллиметрового шарика – совершенно бесполезное занятие, тем более в шерсти. Кроха грустно мне улыбнулся и, подняв лапу вертикально на уровень головы, резко махнул ей, так что кисть оказалась под подбородком. Что он хотел этим сказать я поняла, когда меня, ухватив за локти, кто-то из ребят потащил подальше от этого места.

Я не сопротивлялась. Просто смотрела в спину снова упавшего за пулемет друга. В конце концов, хватать мужчину за руки, когда он пытается спасти твою жизнь далеко не самое разумное поведение. Да и взгляд этот сказал слишком многое – под лопатками среди мокрой шерсти были отлично видны места где шарики покинули тело. Четыре дыры, две слева и две справа, с мой кулак каждая, в которых пузырилась кровавая пена и торчали розовые осколки костей.

Как все просто! Кроха был еще жив и рассчитывал прожить достаточно, чтобы дать нам шанс спастись. Было глупо мешать ему в этом деле. И мы побежали, слыша за спиной возобновившуюся скороговорку пулемета.

Убежали, впрочем, недалеко. Буквально через пару километров, прямо там, куда мы направлялись, встали высокие столбы разрывов, и пришлось быстро падать в кювет, стараясь закрывать голову от падавшего с неба мусора и молясь, чтобы сверху не упало ничего более крупного. Попытавшись выглянуть из укрытия, увидела, как и в том месте, откуда мы бежали, поднялись такие же циклопические столбы, а Марат, придавив меня свой тушей в ходе попытки спасти, едва не придушил.

Все бы ничего, но следом на нашего админа, судя по всему, присел слон, или упало вырванное с корнем дерево – дышать стало решительно невозможно. Хорошо хоть, длилась эта пытка недолго. Сначала стащили Марата, а потом, аккуратно придерживая за локти, подняли и вытащили на дорогу и меня саму. Увиденное радовало мало – вокруг нас снова толпилось не меньше десятка бойцов, настолько хорошо защищенных, что казались не живыми людьми, а металлическими статуями.

Но долго раздумывать над безнадежностью положения не дали – последовала короткая отмашка, и вся толпа дружно вломилась в подлесок, не забыв подхватить под белы ручки и нас заодно. Во время нового бега было не до выяснений своего положения, удалось только подметить, что скафандры у новых пленителей отличались от «бочонков» в лучшую сторону, а движутся бойцы гораздо ловчее, умудряясь на бегу отводить от нас ветки, не снижая при том темпа. А потом и вовсе язык отнялся – на открывшейся поляне стоял космический челнок. Голова чуть не свернула шею в попытке рассмотреть среди леса еще и взлетно-посадочную полосу не менее двух с половиной километров длиной, но времени на безуспешные попытки мне не дали – всей дружной толпой мы вломились по наклонной дорожке прямо вовнутрь, грохоча ботинками по настилу.

Внутри чинно расселись на лавочки вдоль стен – так, что между каждым членом нашей команды оказалось минимум две закованные в сталь фигуры. Только тут до меня дошло, что револьвер так и остался в кобуре, что, впрочем, не внушало особых надежд. Остальные спутники тоже сидели как первоклашки в школе – сложив руки на колени и не делая резких движений. Все верно – права качать не стоит, что от нас надо, нам скажут. Надеюсь.

Тем не менее, под пеплом переживаний в душе начала разгораться совершенно неуместная в нашем положении искра любопытства – и чего собственно ждем? Все сомнения разрешились только минут через пятнадцать, когда в трюм ввалилась припозднившаяся партия закованных в жидкий металл бойцов. На лавочках тут же стало тесно, и меня ненавязчиво приподняв за талию пересадили на металлическое колено. От такого простого движения вдруг почувствовала себя совсем маленькой, захотелось, как в детстве, уткнутся носом в чужую шею и выплакать, наконец, все свои беды и горести. Еле сдержалась, всё же я уже взрослая, несолидно. Да и не стоит показывать слабость, если не перед врагом, а врагами окружающих назвать язык не поворачивался, то перед непонятным союзником.

Скоро стала понятна задержка – двое бойцов огромного роста, накинув на плечи конструкцию из ремней, несли на себе третьего, следом за ними еще пара, не особо напрягаясь, несла за ручки длинный черный мешок. Раненого занесли в самый дальний конец, задвинули ширмой, и оттуда начали раздаваться маловразумительные ругательства на тему «недоумков, способных найти на свою задницу приключения где угодно», и кроткие команды: «Держать конечности… ключ… кувалду… придурок, что ты творишь? Ладно, не переживай… ничего страшного – это для него был не самый важный орган…». Мешок же просто бросили на пол перед ширмой, после чего бывший носильщик плюхнулся на ранее освобожденное от меня место.

Все остальные бойцы внимательно наблюдали за происходящим за перегородкой, так что момент отлета не прозевали только из-за стука вставшего на место настила. Никакого ускорения не чувствовалось, что было нормально, если вспомнить отсутствие взлетной полосы. Но мы, несомненно, летели – это можно было понять, по начавшим шевелиться и перебрасываться словами стальным фигурам.

– Жалко парня, – прогудело у меня прямо над ухом, – не повезло…

Все как по команде опять повернули головы, пытаясь разглядеть проходящее за перегородкой.

– «Подарок домой» передать бы… – заметил сосед слева

– Не поймет ведь, да и вообще… – прогудело опять над ухом.

– У него сын, кажется, в триста пятнадцатой служит, можно ему передать.

– Некому там передавать, год назад похоронка пришла. Может потому и он…

– А давайте Крайт отдадим? – последовал совет с другой скамьи из дальнего угла, после чего трюм заполнило конское ржание.

– Вот дает! А ведь Шутник бы оценил – она с него столько раз шкуру спустить обещала…

Что ж, все понятно, личный состав деликатно травит байки о понятном только посвященным, давая остальным вжиться в спокойную атмосферу и расслабиться после пережитого. И вслух, к слову, болтают специально. Сильно сомневаюсь, что во всех скафандрах разом отказала связь, и срочно пришлось пользоваться для трепа внешними микрофонами и динамиками.

Вот, а теперь, видимо, начальство появилось – вон как все разом притихли. Громадная, даже на фоне всех прочих, фигура маячит возле ширмы и машет рукой, дескать – «подходи, не бойся», пришлось вставать и на ватных ногах топать мимо длинной шеренги статуй. И чем ближе подходила, тем больше меня охватывала странная уверенность, что это чудовище – женщина, и смотрит сейчас на меня с добротой и сочувствием. Хотя по фигуре судить невозможно, а уж выражение лица глухой шлем и вовсе не передает.

– Жаль, что так вышло, девочка… – Надо же, предчувствие оказалось верным, тембр голоса и интонации ни с чем не спутаешь.

Колос наклоняется, и под его руками расходятся края мешка. Кажется, челнок маневрирует – вон как под ногами качнулся пол. Только это сейчас неважно, ведь предо мной, на металлическом полу, лежит Кроха. Легким движением высвобождаю локти от поддерживающих рук и накланяюсь ближе.

Да, это действительно он. Вон даже мерзавец язык набок свесил совсем как в тот раз… Только теперь, в подернутых пленкой глазах не бродят искорки смеха.

Кажется, мне что-то говорят, но слова не пробиваются через пелену тишины. Тогда колосс достает из кармашка на поясе самый обычный бинт и заправив назад язык начинает подвязывать нижнюю челюсть, так ведь действительно положено…

– … девочка, он ведь погиб ради тебя. Закроешь глаза?

– Я н-н-е смогу. – Это мой голос? Наверное, да, хотя и звучит, как чужой.

– Соберись. Плохая это примета, когда мертвый смотрит. Или тебе помочь? – голос полон сочувствия, и я не могу ему противиться.

– Нет, я смогу!

Веки подались неожиданно легко. «Прощай…»

Меня прижимают к почему-то теплому металлу и, обняв за плечи, ведут мимо ширмы. Там небольшой закуток с двумя откидными сиденьями и небольшим столиком, хозяйка наливает мне полный металлический стакан прозрачной жидкости:

– Выпей.

– Спасибо, но…

– Пей! Это тебе надо, а хмель все равно не возьмет. – Маленькими глоточками, как воду, пью жидкость, не чувствуя вкуса, но тело пробивает жар, а на глаза наворачиваются слезы.

– Ты поплачь, не стесняйся, сразу легче станет. – Слезы высыхают.

– Спасибо! Но я думаю, он не хотел бы, чтобы я горевала. – Почему-то мне кажется, что качание глухого шлема одобрительное, а не осуждающее.

– Ну, тогда держись. Там его пока готовят… Не стоит тебе это видеть. Посидим пока.

Отчего бы не посидеть, если тело само расслабляется и глаза закрываются. Чтобы открыться через миг.

– Пора?

– Да.

Выходим назад, там произошли некоторые изменения – в боковой двери трюма раскрыт широкий проем, а за ним… Синь океана и качающееся над бездной завернутое в белую ткань тело.

– Он ведь любил воду?

«Да, он любил воду…». Шаг в сторону бездны, один, второй. Вопрос в спину: «Ты ведь сможешь?». Да, я смогу, я сильная, а он действительно любил море. Меня придерживают за пояс: «Зачем? Я ведь смогу…» – а в руке оказывается стропорез, наверняка тот самый, с которым мы прошли через половину этого мира. Легкое касание и последняя нить рвется.

Тело летит вниз, на встречу с первозданной стихией, всплеск и остаются только расходящиеся круги на воде. Всё!

Меня оттаскивают от проема и суют в руку полный стакан.

Лесная поляна, уже другая. На поляне стоит челнок, аппарель опущена, но на ней нас провожает только командирша. Под ногами наши вещи, пришла пора прощаться.

– На восток где-то полтора часа хода и выйдете к лагерю. В пути оружие держите наготове, – да, теперь мы можем рассчитывать только на себя… – Удачи!

Но вместо того, чтобы уйти вовнутрь, великанша делает шаг вперед:

– Вот, возьми, я подогнала его под тебя, – на спину и плечи ложится знакомая разгрузка, – ножами ты пользоваться не умеешь, но разберешься, невелика наука. А это его револьвер, я только переставила рукоятку под твою руку, – наверно на корабле и мастерская есть? Оружие занимает предназначенное ему место справа.

«Надо же, а он, оказывается, был левшой…»

– Спасибо!

– Ну и вот, возьми…

Ошейник! Я теперь больше не рабовладелица. Ошейник легко оборачивается два раза вокруг запястья и после защёлкивания сокращается, приспосабливаясь на новом месте.

– Помни, девочка, они живы в наших сердцах. Все остальное – тлен. Прощай.

Меня нежно прижимают к нагретому металлу. За радужной пеленой невидно, как закрылся помост, но я не плачу. Не потому, что сильная, просто теперь надо рассчитывать только на себя.

А ведь так и не спросили у них ничего. Кто были эти люди? Откуда? И почему отнеслись к Крохе, как к своему? И ко мне… Почему нас всех спасли, а потом просто отпустили, хотя техника явно новейшая и секретная, значит видеть ее никому не положено…

Замотав головой, решила не думать об этом сейчас. Потом, всё потом! Говорят, время лечит…

До лагеря дошли без приключений и приняли нас там спокойно. Он был практически доверху набит носящимися детьми и усталыми женщинами. На фоне этого светопреставления на нас никто особо и внимания не обратил. Завели в походную кухню, накормили, не отказавшись в качестве благодарности принять часть наших запасов, показали, где отхожие места и прочие удобства и, разведя руками в стороны, буркнули: «Устраивайтесь».

Ребята поставили палатку и ушли, без слов понимая, что мне надо побыть одной. Все же, это первая в жизни настоящая потеря. Удивительно, но я не чувствовала в душе пустоты. Как она тогда сказала? – «они живут в наших сердцах», пожалуй, это действительно так.

Забежала толстая повариха, пожурила за то, что не иду ужинать, не дождавшись ответа, принесла миску с кашей, поохала, погладила по голове и убежала. В лагере, набитом одними женщинами, есть еще много нуждающихся в утешении. Потом она вернулась забрать пустую посуду – я сама не заметила, как все съела – и опять поохала. Обняла ее, прижавшись к большому и доброму телу, подумала про себя: «Вот, утешает человек других, а ведь наверняка у нее самой…»