Текст книги "Спецкор. Любовь и тигры (СИ)"

Автор книги: Ал Аади

Соавторы: Агнешка Норд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

В остальном на острове мы сибаритствовали, купались, много спали, доедали гуся, да жареные грибы, которых где-то насобирал Кроха. С солью и гусиным жиром грибочки, а это опять были лисички, получились гораздо вкуснее, чем те, первые.

Утром следующего дня – ветер задул в нужную сторону, а у меня посуда все еще не просохла. Ту, которая оставалась на солнце, пришлось выбросить почти всю. Потрескалась. Правда и под рубашкой целыми остались всего три миски-кастрюльки и две тарелки. Вот обе чашки порадовали. Разве что от маленькой и изящной отвалилась ручка. А вот самой первой ничего не сделалось.

Аккуратно, словно хрустальные, я поместила все целые изделия на помост катамарана, накрыла опять рубашкой и строгим взглядом посмотрела на нашего капитана. Кажется, он проникся. То есть будет стараться не поломать и не позволит воде захлестнуть это сокровище. В общем, было нам тесно, неудобно, но к вечеру, как не берегли посуду, всё равно погибли две миски – тарелка и кастрюлька. Итого сохранилось семь предметов, каждого вида по паре и большая миска-кастрюлька с толстыми стенками, единственная оставшаяся из трудов второго дня лепки – и то неплохо.

Двигались мы медленно, и прошли километров пятнадцать.

На другой день плыть было нельзя, и глиняные изделия просохли, наконец, хотя при этом снова были понесены потери – изящная чашка, одна из мисок-тарелок и низкий горшок дали выразительные трещины и повод оплакать их неудавшуюся судьбу.

Решив обжигать по тому же принципу, что и лошадку, врыла глубокую ямку, положила на дно плоский камень, а бока ямки, облепила всё той же глиной, которой и на этой стоянке оказалось достаточно. Выставив на камень оставшуюся целой посуду, вокруг обложила дровами, которые помог нарубить Кроха. Большой костёр всю ночь лизал бока нашей будущей посуды. Звуки, заставившие меня заподозрить неладное, начали доноситься из пламени уже ближе к полуночи, хотя бока своих изделий я ещё видела, и мне казалось, что всё цело. Из остывших к утру головешек я извлекла самое первое свое творение – большую чашку, даже с целой и невредимой ручкой. И большая несуразная кастрюля, слепленная во второй день, тоже оказалась стойкой, остальное раскалывалось от первого же прикосновения.

Впрочем, горевала я не долго. Поднимался ветер, и надо было плыть дальше, а даже такое прибавление к посуде, как кастрюлька и чашка – уже казалось большой удачей. Причем чашку опробовали сразу. Воды напиться хватило обоим. Оказалось, что вмещает она чуть ли не литр. И все равно я предпочла пить из колпачка от лопатки, а вот Кроха с большим удовольствием допивал оставшийся ‘кофе’ из новой чашки.

Конечно, я еще пыталась лепить, но, так как три следующих дня постоянно плыли под хорошим ветром, удачными из моих новых восьми изделий оказались лишь две крышки для кастрюли – просто плоские блины, проще говоря. Однако они вполне заменяли нам тарелки.

Следующие четыре дня плыли даже ночью, не хотелось упускать ветер. Я-то хоть спала периодически во время плавания, а Кроха отсыпался на коротких стоянках, пока я готовила еду.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилась и прогулка на катамаране. Дальше русло сворачивало в одну сторону, а нам предстояло, как я поняла, двигать в совершенно противоположную. Последние несколько часов на реке мы плыли на веслах, чуть-чуть не хватило ветра довезти нас до цели. В результате так умаялись, что еле добрели до приемлемой стоянки. На этот раз вокруг расстилался густой лес и немного грустно было без реки. Маленькое озерцо, у которого остановились, напоминало скорее лужу. Даже купаться в ней не тянуло.

Впрочем, мне тут скоро понравилось после того, как немного вздремнула. Полянка была усеяна шишками, по деревьям сновала белка, а на макушке высоченного дерева заливалась какая-то птаха. После короткого сна-отдыха, мы пообедали остатками рыбы. И лишь потом стали готовиться к ночлегу. Решено было остаться на ночевку возле этого озерца, а дальше двигать рано утром.

Пока кадавр возился с обустройством стоянки, я задумчиво вертела в руках свою любимую кофейную чашку. Сегодня в ней был не кофе, а чай, заваренный из каких-то листиков, отчетливо выделялась запахом только земляника и еще какая-то ягода, но меня больше всего заинтересовал сам колпачок. С появлением глиняных сосудов с посудой стало попроще, но этот набалдашник от саперной лопатки все равно оставался моей любимой кофейной чашкой, ну нравился он мне больше чем большущая глиняная кружка, хотя держать в руках нагретый металл горячо. Видимо, ностальгия догнала.

Но сейчас меня заинтересовали не воспоминания – стенки ‘чашки’ были довольно тонкими, по наружному краю шла резьба – так она ввинчивается в трубку рукояти… Трубку! Но тогда выходит, что рукоятка должна быть довольно легкой и пустой, а ведь ничего такого не припоминается, центр тяжести у разложенной лопатки где-то в районе крепления штыка…

В голове проснулось и заворочалось любопытство, пришлось поднимать пятую точку и идти за столько раз нас выручавшим инструментом.

Ну что ж, что выглядит все довольно загадочно, рукоять действительно трубчатая, ответная резьба тоже есть, а вот дальше засунутые внутрь пальцы определили какое-то полусферическое препятствие. Слегка задумалась – может рукоять цельная, а в ней просто высверлили верхнюю часть?

Нет, это ерунда, тогда она была бы намного тяжелее, да и пальцы вместо выпуклого, чувствовали бы вогнутое. Вывод – в трубку что-то вставлено. Но что это, и как тогда это ‘что-то’ там закреплено? Если уж просто вытряхиваться решительно не хочет. Минуты три ушло на разгадывание этой головоломки, оказалось, надо одновременно нажать и слегка повернуть и в руку выпадал нож-фонарик. Приличный такой тесачок – лезвие из нержавейки с крупными зубьями по обушку. Помимо этого в ручке еще оказался развернувшийся чехол с набором для выживания.

Чего там только не было… И крючки с леской, и свернутая ленточная пилка, и три запаянных в полиэтилен толстеньких спички – с надписью ‘5000 зажиганий’, и простая газовая зажигалка. Даже жидкость для разжигания костра была! А я тут огонь трением добывала. Отдельно лежала небольшая аптечка. Блин, даже чехол в котором все это было свернуто, на самом деле оказался котелком, сплетенным из специальной нити. Его надо было подвешивать над костром и спокойно готовить – каркас и подвеска прилагались.

Стояла я над этим богатством и не знала – плакать или смеяться. Было жгуче стыдно от собственной глупости – то, что рукоятка весьма удобное место для размещения спасательного набора, можно было догадаться в самом начале, едва увидев, как Кроха скручивал колпачок. Но еще больше душила клокочущая внутри ярость – ведь этот мерзавец наверняка все прекрасно знал, но предпочитал смотреть, как я уродуюсь, пытаясь варить в кулечках и пилить стропорезом. Небось, потешался над тем, как я трясусь над единственной нашей миской-кастрюлькой, в то время как у нас лежит свернутым результат самых передовых технологий.

А вот и он, явился не запылился, выставил усатую морду из кустов и озабоченно поводит ушами, глядя на разложенные на траве предметы. Хотя внутри все клокотало и булькало, я очень аккуратно, почти не трясущимися от желания придушить негодяя руками, упаковала все назад, закрутила заглушку и даже засунула штык лопаты в специальный чехол, и переставила его крепление в сложенное положение – а то еще убью ведь нафиг!

А вот после этого, подхватив злополучный инструмент поближе к лезвию, черенком от всей души приложила этого паразита. Точнее попыталась – не мне соревноваться с биологической машиной уничтожения в рукопашном бою, кадавр легко отвел удар и лизнул меня в лоб, но попытка подластиться только распалила праведный гнев. Минут десять гоняла этого мохнатого клоуна между деревьев, а он развлекался по полной, то подпуская на удар и отскакивая в самый последний момент, чтобы показать язык, то грозно топорща шерсть и делая вид, что сейчас набросится и отберет орудие мести, чтобы потом самой по попе настучать. В общем, повеселились.

Чуть погодя я вдруг обнаружила, что бегаю довольно долгое время вокруг очень толстого дерева, но вот преследуемый уже успел куда-то подеваться. Пришлось резко останавливаться в надежде на то, что он сам на меня наскочит, да не тут-то было – меня ухватили за шиворот и дернули вверх, от испуганного писка избавил передавивший горло ворот, а вот лопатку при этом я не выпустила вполне сознательно, чем и горжусь.

Кроха перехватил меня второй лапой за пояс, а потом согнувшись в пояснице – он, оказывается, свесился вниз головой с ветки, держась за нее только нижними лапами – катапультировал меня в развилку ветвей. Где я благополучно и уцепилась изо всех сил, стараясь не кашлянуть, не смотря на передавленное горло – обычно кадавр относился ко мне достаточно трепетно, и нечасто приходилось испытывать на себе его силищу, значит, для столь бесцеремонного обращения были весьма серьезные причины.

Причины появились незамедлительно. Кусты раздались, и из них высунулась внушительное рыло, полоснув по нам совсем не травоядным взглядом налитых кровью глазок. Чуть дальше от пятачка – размером с блюдце, если не тарелку, который никто бы не назвал ‘милым’ – желтели внушительные клыки. До приснопамятного слоносвина остальной туше этого зверюги было далеко, но окажись я на земле – был бы еще большой вопрос, кто на кого смотрел бы сверху вниз. Сразу за головой тело вздувалось чудовищным горбом, и вообще – одичавший вариант обычной домашней свиньи мало походил на розовенькие тугие сосисочки на ножках, которые не раз видела на ферме и в передачах.

Приблизительно так соотносятся волкодав и болонка. И принципиальное отличие тут совсем не в размерах – в поросячьих глазках нашего гостя читалась волчья свирепость.

Своей возней мы явно вызвали неудовольствие хозяина этих мест – кабана. Я постаралась, впрочем безуспешно, как-то по удобнее устроится на ветке – рука с лопаткой мешала достать оружие, хотя много ли толку от револьвера против такой-то туши. Освободить конечность не получилось, очень уж не хотелось сверзнуться вниз, зато копошение привлекло ко мне внимание чудовища, и оно, недовольно поведя рылом, издало утробный звук, более походящий на рокот землетрясения. В ответ Кроха пробежал до самого конца ветки и принялся возмущенно, и как-то очень противно, верещать, изо-всех сил тряся ветку. Никакого пиетета к непрошеному гостю он не испытывал. Кабан начал взрывать передним копытом землю, но мой защитник запустил в него отломленным сучком, не прекращая верещать на весь лес.

Мне показалось, что сейчас разозленная гора мяса кинется вперед и вывернет дерево с корнем, несмотря на всю его толщину, или хотя бы попытается подрыть корни, но свин оказался умнее. Он вполне оценил нашу диспозицию и, просто возмущенно хрюкнув – прозвучало это как близкий удар грома – гордо удалился от наглых, но недоступных его гневу существ. Следом за ним через кусты прошествовали несколько туш поменьше, тоже мазнув по нам взглядами, и несколько совсем маленьких. Видимо кабанье семейство шествовало мимо по каким-то своим свинским делам.

И тут я почувствовала, что из руки у меня забрали лопатку, а саму меня весьма крепко держат двумя лапами за пояс. Тело, как водится, сообразило быстрей головы – голова еще связывала логическую цепочку: ‘чуть не съели – кабаны – одичавшие свиньи – свинина – тушенные ребрышки’, а руки, подчиняясь древним охотничьим инстинктам, рвали из кобуры оружие. Кроха одобрительно пыхтел над ухом, пока я ловила в прицел самую мелкую тушку, но не возражал и не поправлял мои действия, только зачем-то провернул барабан направленного на добычу оружия и подпер снизу пятку рукояти. Целиться на раскачивающейся ветке было не слишком удобно, я держала оружие ‘по-русски’, двумя руками, Кроха страховал меня и не давал раскачиваться, но все равно уверенности не было от лова ‘совсем’. Не было – до того момента, когда на левый бок почти скрытого в траве силуэта легли три точки лазерного прицела. И всё – я сама куда-то пропала, не слышала даже колотящегося с жутким грохотом в ушах сердца, остался только превратившийся в лепесток цветка палец, дожимавший спуск и треугольник меток прицела, в последний момент сошедшихся в одну точку.

Выстрела практически не услышала и даже не почувствовала отдачи, хотя обычно револьвер лягался как конь, всё внимание было на добычу, которая подпрыгнула над травой, чтобы рухнуть в нее уже тушкой. Так просто! Я была даже удивлена такой удачей, но кадавр не мешкал. Пользуясь тем, что все остальное стадо после выстрела мгновенно исчезло в лесу, вопреки всем ожиданием – не то что не ‘с диким треском’, а даже ветки на подлеске не колыхнулись – Кроха уже деловито волок по траве подстреленную тушку, громко пыхтя. Это только с дерева добыча казалась маленьким поросеночком, в реале это оказался скорее подсвинок, размером и весом не намного меньше самого кадавра, если и не поболее.

Меня же мой ‘защитничек’ бросил на дереве, предоставив искать пути к слезанию самостоятельно. К тому моменту, когда я, наконец, сползла вниз, он уже успел сбегать за веревкой, и теперь перебрасывал ее через сук, привязав к одному из своих ножей. Так что возмущение его поведением мне высказать не удалось, да и не сильно хотелось – я как-то начала гораздо спокойнее относиться к окружающим, принимая их такими, какие они есть. И только слегка удивляясь таким изменениям в себе.

Мне в руки мигом был вручен второй конец веревки, и мы совместными усилиями подтянули тушу вверх. Разделка не вызвала особого отвращения, скорее каждая клеточка дрожала от предвкушения, видя перед собой такую гору мяса, пусть и сырого, но инстинкты чуть ли не требовали вцепиться в него зубами. Это ж надо так оголодать! Вон, даже у Крохи зубы к сыроядению приспособлены лучше, но он ведь держится – только кровавые брызги с морды слизывает, но это не в счет.

Подтянув тушку так, чтобы пятак оказался на высоте колена, кадавр быстро перерезал горло, предоставив крови стекать в выкопанную для нее ямку, а сам выпотрошил тушу, мигом унеся в сторону все внутренности, кроме заботливо завернутой в лист лопуха печени. Затем начал сноровисто снимать пласты сала, откладывая их в сторонку. Потом пришел черед мяса. Что интересно – он снимал его совсем не так, как я это привыкла видеть. Вместо освобождения от всяческих ‘лишних’ пленок, кадавр наоборот снимал каждую мышцу отдельно, стараясь не повредить покрывающие мясо пленки и оставляя на краях сухожилия.

Очень быстро, хотя возможно за работой мы просто не замечали хода времени, от свина остался один костяк с ошметками.

Три следующих дня запомнились, как череда бесконечной обжираловки с заготовкой еды ‘в дорогу’ в промежутках между едой и послеобеденным сном. Столько мяса, едва разбавленного различными салатиками, я наверно не съела за всю жизнь. Мы питались практически сырой печенкой, едва обжарив ее на благословенной лопатке вместо сковороды, варили бульон из языка, тушили сердце с черемшой и диким чесноком, и конечно жарили и тушили просто мясо. В общем – оторвались на пару лет вперед. Бывало, что едва наевшись и насобирав по округе дров для самодельной коптильни, садились есть вновь.

Жаль только, что мясо и сало отчетливо припахивало порохом, но это даже было пикантно. Ведь ели почти без соли. Единственную пачку этого продукта, прихваченную запасливым кадавром, мы экономили еще и потому, что он в нее вбухал просто немеряно молотого перца. В итоге, хорошо посоленное оказывалось жутко перченым. Часто приходилось и вовсе обходится золой от костра, и это нисколько не портило результата, как ни странно.

К концу третьего дня Кроха закончил перерабатывать ту часть мяса, которое не удалось снять с костей, не повредив пленку. А начал он его бесконечно варить в вытопленном жире до полного высушивания еще в первый день. Котелок и большой горшок с литровой чашкой пришлись очень даже кстати. А готовую продукцию этот хомяк разливал в пакетики, пошитые из многофункционального парашюта. Шить их пришлось, разумеется, мне. С ужасом думала, что будет, когда мы все это погрузим на собственный горб и потащим в сторону горизонта, но как оказалось в результате вышло не так уж и много. Свой вес не тянет. Плот Кроха пустил на дрова, которые все израсходовал на заготовку мяса, а поплавки от самолета – не поленился, зарыл в песок. От кого уж мы так прятали следы, даже и не знаю. И мы отправились дальше пешком.

Глава 26

Часто просторы степи сравнивают с морем, не понимая, что это значит на самом деле. Формально – постоянно колышущаяся под ветром поверхность травы действительно похожа на воду, но на самом деле главное не это. Просто трава, а она тут по пояс, если не выше, скрывает всё, что творится под ней еще надежнее, чем вода. И кануть бесследно в нее даже намного проще.

Трава для человека не менее чуждая среда. Тут нет риска утонуть, и не стоит опасаться шторма, зато населенность зеленого моря превышает всё мыслимое и немыслимое. Почему-то именно джунгли считают сосредоточием жизни, хотя как раз степь является самым продуктивным биоценозом. Недаром африканский слон – самый крупный, да и прочие земные гиганты водятся непосредственно в саванне. Чем же они умудряются питаться в этой предельно сухой, похожей на пустыню, степи? Ведь тому же слону нужны десятки тонн зелени в сутки.

Ответ кроется в раскинувшемся вокруг зеленом море – трава, в отличие от воды, съедобна. Даже рекордсмену по «переводу продуктов» – лошади, участка десять на десять метров такого пастбища хватит недели на четыре, а за месяц трава на этом квадрате успеет не один раз вырасти снова, слишком щедро поливает ее лучами Гаучо. Да и вообще – раскинувшиеся во все стороны просторы не сможет съесть никто. Потому большая часть всего этого богатства просто со временем пожелтеет и поляжет, чтобы чуть позже, как только пойдут дожди, возродиться новым зеленым приливом.

Кроха, видимо, специально в самом начале нашего пути загнал меня на возвышенность – любоваться окрестностями. Посмотреть действительно было на что – посреди создаваемых ветром «волн» неспешно рассекали пространство «эскадры» травоядных всевозможных форм и конструкций. От громадных «авианосцев» шерстистых носорогов, которым еще большее с кораблями сходство придавали многочисленные птицы, облюбовавшие эти живые острова, до «крейсеров» – вполне обычных и знакомых «буренок». Вот только выглядели последние совсем не добрыми и ласковыми, и не переставали держать строй, даже жуя. Про табуны «эсминцев» всевозможных лошадиных и говорить не приходится – их тут не счесть.

И разумеется, то тут то там, из травы выставляли «перископы» чутких ушей, а то и показывали вытянутые стремительные тела «подводные лодки» – хищники внимательно следили как набирает вес их будущий обед. Каждое стадо было окружено не одним десятком желающих плотно перекусить. Но что странно, за те четыре часа, что мы проторчали на холме – соваться в степь на ночь глядя было совершенным безумием – никого из травоядных так и не съели.

Удивительно. Ведь далеко не все хищники были сытыми и добродушными, вроде того гигантского амфициона, который милым плюшевым мишкой переваривал вчерашний ужин в тени чудом сохранившегося на равнине дерева. А он и в самом деле похож на медведя, если последнего покрасить в серо-пепельный цвет и увеличить раза в полтора по всем трем координатам. Этот пацифист не иначе, как решил разыграть сценку из библии – на счет «возляжет лев рядом с агнцем», и совершенно не обращал внимания на пасущегося в трех десятках метров полугодовалого теленка.

Вот только копытные ему не дали отдохнуть – рогатая мамаша, увидев к кому пристает ее дитятко, выронила изо рта пучок травы и начала рыть копытами землю, а на горизонте раздался пароходный гудок, и глава стада резко переложил курс, неспешно направляясь в их сторону. Старательно играя мышцами, он воинственно задрал хвост.

Пришлось бедному песику, гавкнув на последок что-то вроде: «Совсем бычье совесть потеряло!» – убираться подальше от меньшего по размеру, но более многочисленного и воинственного противника.

Так вот, как уже говорила – далеко не все хищники были сытыми, и штук восемь полосатых амфиционов, действуя довольно слаженно, попытались отбить от другого стада теленка. Да не тут-то было – пока взволнованная мамаша гоняла группу отвлечения внимания по малому кругу, ее товарки слажено согнали всех телят вкруг, а ударивший во фланг танковый клин – в лице патриарха клана и тройки быков поменьше, и вовсе расстроил все их планы на поздний ужин. Впрочем, может и нет – парочку своих, самых потрёпанных, агрессоры утащили в ходе отступления, и сомнительно, что для оказания медицинской помощи.

Так же потерпели неудачу пара «мишек» поменьше, попытавшихся отбить от стада «вилорогих» буйволов небольшую телочку, тонны на полторы всего. Но и им было суждено лечь спать голодными, причем беспомощная жертва умудрилась разобраться с ситуацией даже без помощи родственников. Она, приблизительно на втором прыжке, которым пыталась спасти свой филей от лап с выпущенными когтями, вдруг резко сменила тактику и, уперев передние копыта в землю, задними поприветствовала захватчика ударом в грудь. Тот мохнатым шаром для кегельбана укатился подальше, оставив отчетливый след примятой травы. Длинной метров в двадцать, наверное. Второй охотничек решил не искушать судьбу и не сводить близкое знакомство с низко опущенными рогами, тем более, что за спиной несостоявшегося обеда уже выстраивалось нечто вроде македонской фаланги.

Так что «мишка» тут же с невинным видом занялся проявлением родственных чувств – его напарник лежал пластом и подняться смог только минут через сорок, а копытные решили ему не мешать и, со всем возможным достоинством, отбежали в сторону метров на восемьдесят, попуно делая вид, будто там трава гораздо вкуснее.

Со стороны агрессоров было еще пару попыток поохотиться, но все потуги были сорваны контрдействиями боевого охранения еще на стадии предварительной подготовки. Что не говори, а устав караульной службы местные копытные знали назубок. Видимо, всех нежелающих его изучать давно уже съели.

Так что беспомощных жертв, раздираемых жестокими хищниками, в пределах прямой видимости не наблюдалось, а вот конкурирующие стаи пару раз на наших глазах за будущий ужин поспорили. С жертвами. Очевидно, меню охотников было распланировано на месяцы вперед и новшества, в виде посторонних любителей халявы, тут не одобрялись. Радикально.

Интересно, а кем на этом празднике жизни будем мы? Если травоядными, тогда нам стоит опасаться только самых голодных, да и те будут не слишком усердствовать – тут и от привычной еды можно огрести по самое не балуй, а от необычной и вовсе непонятно чего ждать. Или все же нас посчитают плотоядными, желающими урвать чужой кусок? В этом случае наш путь будет весьма тернист и вряд ли долог.

Но это мы узнаем завтра, когда спустимся в зеленый ад бескрайней степи. А пока наступила пора хорошенько выспаться – диск светила ушел за горизонт.

Ночь прошла без происшествий.

Ну не считать же за происшествие визит соседа? Шерстистый носорог умудрился как-то заметить костер, несмотря на небольшую оградку из веток, сплетенную Крохой вокруг разведенного в ямке и уже почти погасшего костерка.

Похожая на ночной кошмар туша совершено бесшумно вынырнула из темноты, неодобрительно посмотрела на оставшиеся от веселого пламени угольки и примятую кучу травы на месте нашей постели. Сами мы в этот момент сидели на невысоком дереве, растущем на краю нашей первобытной стоянки, прикидываясь листиками и одновременно стараясь не слишком трепетать на фоне полного безветрия.

Визитер шумно выдохнул, выказав тем самым свое общее неудовольствие, но этим не ограничился, заревев на всю округу. Мы дружно затряслись на дереве не то, что синхронно с ветками, но даже кажется вместе со стволом и корнями, а листья посыпались вниз небольшим водопадом. Впрочем, видимо так разведчик сообщал стаду, что обнаруженный «огненный цветок» опасности не представляет и, скорее всего, погаснет сам. Еще один печальный вздох и мазнувший по дереву насмешливый, как показалось с перепугу, взгляд, и громадина так же бесшумно растворилась в ночи. Навалив перед этим напоследок небольшую, всего до половины моего роста, горку навоза, и напрудив средних размеров озерцо.

Надо же, а ведь я считала склон холма достаточно крутым, а нас самих в полной безопасности от неожиданных визитов. Удивил и ставший похожим на филина Кроха, так глаза выпучить – надо уметь, а уж так вцепился в ветки – когти потом пришлось извлекать по одному и с немалым трудом. По взаимному согласию досыпать дальше решили на дереве.

Подумала, засыпая: «И куда же, в случае необходимости, от такой горы убегать?»

Вот уже третий день вокруг нас, именно вокруг, и никак по-другому – плещется зеленое море. Рассекаем его со всей неспешностью – ноги-то не казенные. Забавные ощущения – нас не то что никто до текущего момента не съел, но даже не попробовал. А сколько страхов было…

Стыдно вспомнить, первые два часа даже под ноги не смотрела, чуть без них не оставшись – желающих рыть норки тут более чем достаточно. И все вздрагивала и крутилась во все стороны под недоуменным взглядом Крохи. Как же, страшно ведь – трава по пояс, будто действительно плывешь на лодке – горизонт свободен, но реальная видимость ограничена как раз расстоянием прыжка крупного хищника. Тут достаточно просто присесть в траве, и заметить тебя уже в семи метрах просто нереально. Собственно, этим и выживают в саваннах всякие там львы.

Так что невольно приподымаешься на цыпочки, пытаясь хоть что-то рассмотреть, шея непроизвольно вытягивается. Мигом становится понятно, как появились на самом деле жирафы и, что самое главное – как умудряются выживать эти ходящие вышки. Им ведь всех с такой высоты видно, и они успевают, заметив к себе гастрономический интерес, просто отойти в сторону. Ни один хищник не рискнет атаковать при таком раскладе, так ведь можно гоняться за добычей до морковкина заговенья, а выносливостью копытные любого охотника превосходят. Только человек мог охотиться в африканских саваннах, банально загоняя лошадиных насмерть, но человек все же не вполне хищник.

Отвлеклась, это нервное. Но за всеми этими рассуждениями совершенно не заметила, как любой шорох в траве перестал вызывать нервное шараханье, а револьвер снова перекочевал в кобуру, пока еще правда не застегнутую. Но видимо, еще чуть-чуть и привыкну, во всяком случае, мой спутник перестал на меня странно поглядывать, зашагав веселей. Теперь, наконец, можно смахнуть холодную испарину и попытаться понять – почему же на самом деле никто нас не трогает.

Хотя это не есть бином Ньютона – стоило успокоиться, как все стало понятным – идем-то мы далеко не по прямой. Да, совсем не по ней. Кроха старательно обходит места концентрации копытных и прочие местечки, явно до сантиметра зная, какое расстояние является для нас безопасным. Видимо совсем не зря мы столько простояли на том холмике. Да и чувствует себя здесь мой спутник ничем не хуже, чем в море, может, даже лучше – вон как крутит ушами и принюхивается, наверняка более совершенные чувства позволяют ему иметь в голове идеальную картину происходящего вокруг.

Вот так мы и топали по странной траектории, удлиняющей путь раза в полтора, но очень сильно продлевающей жизнь.

Без всяких происшествий и приключений дни сменялись ночами, ночи плавно перетекали в дни, трава становилась все ниже и все желтее – Гаучо безжалостно выжигал окрестности, а найти воду становилось все сложнее. И часто у водопоев нас поджидала засада. Нет не хищники, они как раз оказалось вполне себе лапочками и никаких неприятностей не доставляли, зато выгнать из понравившейся лужи парочку расположившихся там буйволов, жарко им, видите ли, было еще той задачей.

Мои жизненные установки между тем претерпели кардинальные изменения, и если раньше я с осуждением относилась к кровожадности испанцев, устраивающих садистские представления из процесса приготовления отбивной, то теперь я всеми силами ненавидела эту тупую и агрессивную скотину. И ведь не договоришься с ними по-человечески – стоит подойти поближе, как из лужи, будто ядро из пушки, и с таким же шумом, вылетает туша весом под две тонны и начинается такое веселье – любая коррида нервно курит в сторонке.

Последний раз парочка рогатых гоняла Кроху часа полтора, прежде чем он сумел оттянуть их подальше. Так умаялся бедолага, что потом еле лапы тягал. А все мучения ради того, чтобы я могла подкрасться к вонючей луже и наплевать полкотелка сомнительной жидкости, втягивая ее через фильтр. Про «помыться» в такой обстановке можно было и не мечтать.

Не считая небольших развлечений, путешествие наше было вполне безопасно, но со временем всё больший вес приобретала одна проблема – мы не охотились. На пятый день наша диета, состоящая из «салата из одуванчиков» – в зависимости от наличия воды, трубочки вымачивать длительный срок, или просто ошпарить кипятком, и потреблять вовнутрь – и мяса, вываренного в жире памятного свина, встала мне поперек горла.

Видимо мясное безумие после удачной охоты что-то сдвинуло в голове, и теперь желание поесть по-человечески отодвинуло в сторону даже страх. Целыми днями я рассматривала окружающее изобилие жизни только с гастрономической точки зрения. И разумеется, доигралась – в один момент охотничий азарт заставил потерять голову и я неудачно попыталась отрубить нашей лопаткой левый задний окорочок от неспешно ползшей по своим делам гигантской черепахи.

Вот только неудачно – это мягко сказано. Не смогла даже поцарапать чешую, а вот черепашка, а была она росточком около метра и весом, наверное, килограмм под шестьсот, совсем не стала прятать конечности под панцирь. Видимо, не оценила меня как серьезного противника. Довольно быстро развернувшись на месте на манер танка, только пыль из под когтистых лап взлетела, «тортилла» со змеиным проворством метнула вперед голову.

От серьезных неприятностей меня в очередной раз спас кадавр, резко дернувший назад за пояс. Но наша самая большая ценность – особо острая саперная лопатка, топор и сковородка в одном лице – осталась на месте дислокации рассерженного пресмыкающегося. Как оказалось, оно совсем не хочет ни перед кем пресмыкаться, да и вообще по жизни имеет весьма крутой нрав. Так что пришлось нам нервно стоять в сторонке, поджидая, пока до этой тупицы дойдет, что все закончилось. Наконец, она бросила терзать совершенно несъедобный предмет. Хорошо хоть с собой в качестве трофея не утащила. А так, спустя всего два часа, мой верный телохранитель приволок назад вполне себе целую лопатку, только на ручке появились небольшие вмятины, наводящие на мысль о приличного размера тисках.