Текст книги "Неудачница (СИ)"

Автор книги: Агрипина Тумбочкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

М-да…

И чего ему приспичило в качестве жертвы своих ухаживаний выбрать именно меня? Нашел бы другую, которая не стала долго ломаться, осчастливив его своим…а чем?

Вниманием? Сексом? Любовью? Чем еще его можно осчастливить?

– Насмотрелась? – я вздрогнула от его насмешливого голоса, – приехали уже.

Я распахнула дверь и покинула прохладное нутро машины. Недоуменно огляделась и вопросительно посмотрела на Никольского, который невозмутимым изваянием стоял около меня.

– Так значит, будем гулять по институтскому парку? – он кивнул и пошел вперед по темной аллее. У меня в голове вдруг мелькнула мысль, а не слинять ли мне пока он идет не оглядываясь.

– Александра, не испытывай мое терпение, – его голос хлестнул по нервам, отбивая все мысли о побеге.

– Иду.

Мы шли по темной аллее и молчали, но для меня его молчание было слишком угнетающим.

– Чем вы занимаетесь? – дурацкий вопрос, но надо же с чего-то начинать.

– Ты и так прекрасно знаешь.

– Знаю, а слухи, которые ходят про вас – это правда?

– В основном, правда, – он остановился около лавочки и сделал приглашающий жест.

– Тогда я должна вас бояться, – заключила я, а Никольский рассмеялся.

– А ты боишься? – он присел рядом со мной на лавочку. Его руки скользнули по бедрам, заключая в тесные объятия.

– Опасаюсь, – выдохнула я, пытаясь отстраниться, – это лишнее, я обещаю никуда не убегать.

– Это не предосторожность, это мое желание. И все же ты меня боишься, я буквально чувствую запах твоего страха, – от его холодного голоса, по телу прошла мелкая дрожь.

Голова мыслила ясно и все попытки паники я отсекала на корню, но вот тело никак не желало успокаиваться, оно, словно загнанный дикий зверь действовало врожденными рефлексами.

– Послушайте, вы же хотели меня добиться, ваша же выходка перечеркнет все! – он меня уже не слушал.

Его руки все так же обнимали меня, прижимая меня к его груди. Дыхание горячим ядом стекало по шее и плечам. Но вот его руки напряглись, и я оказалась сидящей на его коленях.

– Зачем вы это делаете? – спросила я охрипшим от волнения голосом, глядя в его глаза. То, что я в них увидела, заставило меня нервно дернуться из стальной хватки.

– Не дергайся, и перестань бояться, иначе все кончится очень плохо! – прорычал он, а его пальцы до боли впились в кожу.

– Неужели вам нужна команда, чтобы уронить свою честь передо мной? – тихо спросила я, сжимая руки в кулаки.

– Ты провоцируешь меня, цветочек, – его ладонь скользнула вверх по животу, а тонкий трикотаж сарафана позволил ему чувствовать каждый изгиб моего тела.

– Напротив, стараюсь вернуть холодный рассудок, и пока не поздно выкинуть все мысли из головы! – прошептала я, при этом, судорожно пытаясь убрать его руки, – перестаньте!

Все, кажется, мое терпение подошло к концу. Я затрепыхалась в его руках, которые теперь были заняты не осмотром моего тела. Они пытались удержать меня у него на коленях. Наконец беспорядочность его движений дала мне возможность вырваться. Я отскочила от лавочки и обернулась. В густом вечернем сумраке его глаза чуть фосфоресцировали, или эту странную деталь дорисовало мое воспаленное воображение. Он все еще сидел на лавочке и зло смотрел на меня, а я медленно отступала назад.

– Иди ко мне, – его голос разрезал наэлектризованную тишину, отчего я невольно передернула плечами и отрицательно покачала головой.

– Вы взрослый мужчина, вы красивы, неглупы, в конце концов, состоятельны! Так скажите мне ради всего святого, зачем получать желаемое таким мерзким способом?!

На долю секунды мне показалось, что мои слова задели его, и он не натворит глупостей. Я все еще верила в людскую рассудительность, как оказалось зря, мне нужно было бежать сразу, как только вырвалась из его плена. А сейчас стало слишком поздно, несколько быстрых уверенных движений, и я прижата спиной к дереву, запястья сжаты его руками. Не зная, что еще сделать, чтобы прекратить это безумие, я расслабилась. Тело, до сих пор находившееся в физическом и нервном напряжении, обмякло в его руках. Он встряхнул меня, отчего я на секунду потерялась в пространстве.

– Перестаньте, остановитесь, – прошептала я, его глаза в упор смотрели на меня, не моргая.

– А что если я действительно хочу сделать так? Неужели ты думаешь, что у меня помутился рассудок, и я не владею собой? Не-ээт, – он наклонился к моему лицу, а я инстинктивно отвернулась, прижавшись щекой к боку дерева.

Жаркое дыхание защекотало шею.

– Не надо, – всхлипнула я, а по щеке прокатилась первая слеза.

Никольский тихо засмеялся на мои попытки остановить его и жадно поцеловал пульсирующую жилку на шее.

Из моего рта вырвался стон отчаянья, тело выгнулось в попытке оттолкнуть его. Это стало моей ошибкой. Его руки отпустили мои запястья и заскользили по бедрам, задирая тонкую ткань выше. Я уперлась освободившимися руками в его грудь, но бесполезно, с таким же успехом могла толкать бетонную стену.

– Ты все равно станешь моей, – хрипло сказал он, оторвавшись от моей шеи.

Я повернула голову на звук голоса, и зацепилась за его сумасшедший взгляд, под которым замерла, словно он загипнотизировал меня, – вот видишь как все просто?

Руки с бедер переместились вверх, зацепились за шелк белья и дернули его вниз. Взгляд все еще цепко держал меня, приближаясь к моему лицу. У меня хватило сил только для того чтобы опустить веки, тем самым, отгородившись от происходящего.

Поцелуй оказался грубым и обжигающе дерзким, я захлебнулась возмущением, а ладонь довершила самый женский защитный рефлекс. Пощечина оказалась неожиданно сильной, я даже сама испугалась. И ответная реакция не заставила себя ждать.

– Настойчивая…скажи, за что ты сейчас борешься? Ты же не девочка, так почему так отчаянно стараешься помешать мне? – зашептал Никольский у самого уха, а затем потерся щекой об мою шею. Тело отозвалось приятной дрожью, а я чуть не зарычала от бешенства, – ты же хочешь, я знаю.

– Нет! – выкрикнула я ему в лицо, – скотина!

Я была зла, растоптана, в то время как мое собственное тело пело, словно вибрирующая струна от его прикосновений. Для меня такое дисгармоничное разделение желаний стало слишком болезненным. Душа плакала и стонала от свершаемого насилия, а тело ликовало от пронизывающих его токов желания. На какой-то промежуток времени я просто выпала из реальности происходящего, осталась лишь тоскливая обреченность, которая вот-вот перейдет в помешательство рассудка.

Но вот Никольский подхватил меня руками за бедра и поднял вверх, спиной прочертив по коре дерева, я инстинктивно обняла его талию ногами, пальцы же судорожно вцепились в плечи.

– С-садист!!! Ненавижу тебя! – от боли я шипела как рассерженная кошка.

– Не будь колючкой цветочек, – он тряхнул меня, рассаживая спину еще сильнее. Боль змей проползла по спине, – ты дрожишь от желания, твое тело…оно кричит от жажды.

– Ты пожалеешь об этом, – срывающимся голосом прошептала я.

Никольский взял меня за затылок и приблизил мое лицо, я скривилась.

– Чего ты ждешь? – прорычала сквозь зубы я, – ждешь от меня покорности? А может смирения? Так ты не по адресу!

Он смотрел на меня как на что-то диковинное, а оттого непонятное, его глаза следили за каждым движением моих губ.

Я уже давно чувствовала его напряжение, и он с каждым поцелуем все хуже сдерживал себя. Все попытки моего сопротивления были сломлены, теперь я просто ждала, когда все кончится.

Мое подчинение свело на нет, все его усилия сдержаться, он страстно припал к моим губам, но во мне вспыхнула последняя искорка подавленного бунта. Мои губы ответили на его поцелуй. Никольский резко отстранился и внимательно всмотрелся мне в глаза.

– Не верю, – зло сказал он.

– Ненавижу!

– Так-то лучше, главное не забывай об этом, – его взгляд снова держал меня, не давая отвести глаз, – смотри на меня…

Когда он произнес это, я почувствовала, как он чуть приподнял меня, забытая боль в спине обожгла. Его тело прижалось ко мне, разрывая остатки дистанции быстрым движением. Из горла помимо воли вырвался стон….в нем слышалось многое: отчаянье, боль, ненависть…животная похоть.

Так, не зная сама, я сорвала маску, свою маску. Мне оказалась противна эта часть меня, которой плевать на все принципы и морали, она наслаждалась моими страданиями.

Я та другая сейчас отдавалась этому чудовищу. Смотря на это, моя лучшая половина корчилась в адских муках….так сгорала моя душа. Только лишь слезы, безостановочно катящиеся по моему лицу, выдавали истинные чувства.

Все закончилось. Я сидела, привалившись к дереву спиной, руки дрожали, тело ломило, а в голове поселился пожар.

Никольский сидел в нескольких шагах от меня, его взгляд, обращенный куда-то в темноту, светился бледно-голубым. Я долго смотрела на него, мне хотелось понять, что я чувствую после того, что он со мной сделал, но ничего кроме отвращения к себе не ощутила. Собрав остатки воли, я поднялась и побрела через парк напрямик, игнорирую асфальтовые аллеи и тропинки между деревьями. Первые десять минут я ждала, что меня догонят, потащат назад, но никто за мной не гнался.

Уличная темнота скрадывала мой растрепанный и помятый вид. Спина саднила от каждого резкого движения, на губах ощущался привкус крови. Ноги заплетались, то и дело, подгибаясь от напряжения, но я уверенно шла в сторону дома. Когда до него оставалось пройти не более пятидесяти метров, я вспомнила что сумка осталась в машине, а вместе с ней ключи и все остальное. Одна надежда на то, что дверь откроет племянница.

На подъездной дороге к дому сверкали ксеноном фары машины. Я инстинктивно сжалась и нырнула на узкую дорожку, тянущуюся вдоль всего здания. Осторожно прошла, скрываясь за густой зеленью палисадника, где в детстве мы играли в прятки.

'Прятки! Теперь все реально, только будучи найденной, мне грозит нечто похуже, чем искать ватагу мальчишек!

Подойдя вплотную к подъезду, выглянула из-за веток. Так и есть, он здесь, но мне хватит пары секунд. Не давая себе времени на сомнения, я взлетела на крыльцо, пальцы судорожно искали на кодовом замке нужные четыре кнопки.

– Черт! – руки дрожали, отчего я никак не могла нажать нужную комбинацию.

Я оглянулась на машину, ожидая, что вот-вот дверь откроется и оттуда выйдет злой как черт Никольский. Пальцы нашли последнюю кнопку, раздался щелчок, и дверь с душераздирающим скрипом открылась. От досады я прокусила нижнюю губу. Заскочив внутрь, я потянула дверь на себя, но это недоделанную железку заклинило.

– Что за? – рыкнула я, бросившись вверх по лестнице.

Лифт.

– Не-ээт!!! Это заговор!

Я бежала пролет, за пролетом и чем выше поднималась, тем сильнее ощущался скрытый подвох.

Стоп!

Если он знает обо мне так много…тогда адрес уж точно! И в машине его нет!

А если это просто паранойя?

От таких мыслей захотелось разреветься. Остановившись посередине лестницы на шестом этаже, я села на ступеньку и с тоской посмотрела вверх. Почему-то вместо слез хотелось хохотать, словно сумасшедшая, а для верности побиться головой в стену.

– Никольский твою мать, если ты там, то я советую уйти и как можно быстрее! – крикнула я в пустоту лестничного проема.

– Цветочек, я знал, что найду тебя, – его слова, раскатились гулким эхом, заставив меня вздрогнуть.

– А если я тебе скажу, что еще не все потеряно?! – на меня накатила бесшабашная веселость. Я встала с холодного бетона и побежала вниз, а через секунду услышала торопливые шаги где-то вверху.

– Тебе не убежать от меня Александра, – насмешливый голос Никольского настиг меня на площадке второго этажа.

– Шанс есть всегда, и в моих интересах его использовать, – сказала я и надавила на звонок, протяжная трель огласила сонную тишину подъезда, – ну же Ксюха не подведи.

За дверью послышались шаркающие шаги, а мгновение спустя дверь распахнулась, явив мне злую заспанную физиономию подруги. Я не говоря ни слова, отпихнула ее от входа и кинулась внутрь спасительной квартиры. И вовремя на площадку вбежал Никольский.

– Стерва! – прорычал он закрывшейся перед его носом дверью.

Защелкнув все два замка, я устало сползла на пол и, наконец, разревелась.

– Что это было? – поинтересовалась офигевшая Ксюха.

– Это?! – я подняла зареванное лицо, – это мой ночной кошмар наяву!

– Ты не говорила мне, что общаешься с Никольским!

– А я и не общалась, он сам навязался со своей больной головой! Уууууууууу-у мразь! – сквозь слезы выкрикнула я в надежде быть услышанной.

– Он что псих?

– Да. Можно я у тебя переночую, а то сама понимаешь сегодня вход домой мне заказан! – сказала я, выразительно покосившись на дверь, за которой было подозрительно тихо.

– Конечно, что я садистка, какая? – возмутилась подруга, – только я настоятельно советую сначала посетить ванную комнату.

– Верно, видок у меня, наверное, тот еще, – невесело усмехнулась я, и побрела в ванную. Взгляд сразу же приковало отражение в зеркале. Светлые распущенные волосы спутались, от слез туш расплылась на лице грязными потеками, на щеке красная ссадина. Губы синие, нижняя разбита и прокушена, шея вся в следах от губ Никольского. Некогда светлый трикотажный сарафан перепачкан и местами порван. Запястья рук в синяках. Я стянула с себя грязную тряпку, застонав от боли в спине. Повернувшись спиной к зеркалу, посмотрела через плечо и ахнула.

– Тварь! – прошипела я.

Спина представляла собой живописную коллекцию глубоких царапин, ссадин, фоном которым являлся сплошной бордовый синяк.

– Если все же придется столкнуться с этим уродом, скажу спасибо! – мрачно пошутила я.

Из ванны я буквально выползла. Ксюха хмурым изваянием дожидалась меня в зале, где на диване мне предстояло провести ночь.

– Ну что бедолага, рассказывай, что у вас там случилось? И почему Никольский как зеленый подросток преследовал тебя?

– Умеешь ты задавать вопросы, – съязвила я, укладываясь на диван, – случилось….много чего случилось. Начать с того, что он наблюдает за мной уже семь лет, как тебя это а?

– Псих!

– Вот и я о том же! – я легла на живот, обняла подушку руками и уткнулась в нее лицом, – а то, что произошло, это не тема, которую я бы хотела обсуждать…сейчас.

– Ладно, не хочешь твое право, ты лучше скажи, что со всем этим делать будешь?

– Не знаю-уууу, – вещала я в подушку.

– Все, время пол третьего спи. И я пошла, а то мне завтра вообще-то на работу, – пробурчала Ксюха.

– Иди, а завтра разбудишь меня, когда встанешь.

– Хорошо.

* * *

– Аль.

– Ммм?

– Вставай, там тебе сюрприз, – я открыла один о-о-очень сердитый глаз и посмотрела на стоящую около окна Ксюху.

– Ксюх, а какого черта ты еще не на работе?

– Так я сегодня во вторую, сама об этом как-то забыла, – пожала плечами подруга.

– А что за сюрприз?

– Нууу-у, если это так можно назвать. Около нашего подъезда часов с восьми утра стоит машина Никольского, – мрачно сказала Ксюха.

– А знаешь, – я села на диване и сложила ноги по-турецки, – для меня это совсем не новость, а для него будет новостью то, что из дома я уйду в любое удобное для меня время.

– У тебя что, остался ключ от крыши? – в глазах Ксюхи загорелись смешинки.

– Нет, оригинал я отдала, но прежде сделала дубликат, никогда не знаешь, что в жизни может пригодиться.

После завтрака Ксюха принесла из своей комнаты джинсы и майку.

– Спасибо, – сказала я, натягивая предложенные вещи, – а теперь мне нужна косметика.

– Зачем? – удивилась Ксюха.

– Знаешь, нужно чтобы хоть лицо и шея выглядели нормальными, все остальное скроет одежда. Мама…она не поймет, понимаешь? А я не хочу, чтобы она знала.

Косметика помогла замаскировать ссадину на щеке и отвратительное пятно на шее.

– Пожелай мне удачи.

– Удачи, – подруга бережно обняла меня, – будь осторожна.

– Я постараюсь, – пообещала я и покинула гостеприимный дом.

Девятый этаж, как впрочем, и весь подъезд встретил меня тишиной.

Потоптавшись у двери своей квартиры пару минут, я нерешительно позвонила в звонок.

– Кто? – раздался из-за двери голос племяшки.

– Стюша, это я, – лязгнул дверной замок, и дверь распахнулась.

– Мать моя женщина, кто тебя так? – ахнула она, показывая на щеку.

– Глазастая ты наша, бабушка дома?

– Нет, она с Левкой поехала нянчиться, вызвали с утра пораньше.

– Хорошо, что ее нет, а то бы…лучше не думать, что было бы! – я прошла в свою комнату, вытащила из шкафа брюки и тонкую водолазку с длинным рукавом.

– И охота тебе, в такую жарищу укутанной ходить, – фыркнула Стюша.

– Ты тут? А ну брысь отсюда! – шикнула я на нее.

Переодеться мне спокойно не дали, по квартире разнесся протяжный телефонный звонок.

– Аля, это тебя! – крикнула Стюша из коридора.

Меня всю затрясло от плохо предчувствия, но я нашла в себе силы дойти до аппарата.

– Слушаю.

– Доброго утра Александра, как спалось, а главное с кем? – голос Никольского был до омерзения спокоен и участлив.

– Не ваше дело, – огрызнулась я, – и как у вас наглости хватило после всего звонить сюда?! Мало того, что ваши молодцы пасут подъезд, так и вы еще с вашей гребаной вежливостью?!

– Может, перестанешь мне выкать? – проигнорировав мою тираду, спросил Никольский.

– Знаешь дорогой, а не пойти ли тебе со своими просьбами?

– К тебе?

– Сволочь! – заорала я в трубку, и швырнула ее на рычаг, – ррррррррррр!! Стюш, меня больше к телефону не звать.

– А если Макс?

– А он что? Искал меня?

– Нет, – растерянно ответила она.

– Есть у меня некоторые подозрения по этому поводу, так что Макс сюда больше звонить не будет, – рыкнула я.

Подойдя к письменному столу, я открыла ящик, в котором лежала моя банковская карточка.

– Стюш! – позвала я племяшку.

– Что?

– Ты дома будешь?

– Да.

– Мне нужно уйти, когда буду, не знаю, если мне кто позвонит, будешь отвечать, что я сплю, – сказала я, попутно собирая вещи в сумку.

– Ты куда-то уезжаешь? – встревожено спросила Стюша.

– Пока не знаю, но если сегодня не приду, значит, я у Ксюхи.

– Ясно.

Подойдя к входной двери, сняла запасной комплект ключей и ключ от крыши. Когда дверь за мной закрылась, я сделала глубокий вдох и решительно взбежала по лестнице. Вход на крышу почему-то оказался открытым.

– Странно…, – я закинула сумку на плечо и полезла на крышу.

Наверху было жарко. Солнце во всю плавило сонный город, но сейчас я абсолютно не обращала на это внимания, мне нужно было подумать. Подойдя к краю, я села на парапет, обхватила ноги руками и уткнулась лбом в колени.

– Что мне делать? – простонала я, прежде чем погрузиться в воспоминания.

… А ты боишься? – он присел рядом со мной на лавочку. Его руки скользнули по талии, заключая в тесные объятия.

… Опасаюсь, – 'неужели он хотел, чтобы я его боялась? Зачем?

… 'а когда я ответила на его поцелуй, как он отреагировал?

…Не верю, – зло сказал он.

…Ненавижу!

…Так-то лучше, главное не забывай об этом, – 'уж поверь мне, не забуду!

Но если мыслить логически, то зачем? В серьезности намерений достать меня? Уже убедилась, так зачем внушать мне ненависть?

Не понимаю…

– О чем думаешь? – как сквозь вату я услышала до боли знакомый голос.

– Какого черта? Никольский! Что вы здесь делаете? – прорычала я, инстинктивно отползая назад.

– Саша, – тихо позвал меня Никольский, а я, наконец, подняла на него глаза.

Он стоял совсем близко, а легкое дуновение знойного ветра донесло до меня пряный аромат его парфюма.

– Уходите, – потребовала я, отводя взгляд от его встревоженных голубых глаз.

'Чего это ему переживать за меня?

– Не делай этого Саша, пожалуйста!

– Не делать чего, – спросила я, отворачиваясь от него, и опустила одну ногу за парапет.

– Оставь эти мысли, зачем ты пришла сюда? Неужели я тебе настолько оказался противен, что ты решила свести счеты с жизнью? – 'что-о-о? да чтоб я из-за тебя? Идиот!

Но вместо того, чтобы опровергнуть его слова, я решила подыграть.

– Если ты сейчас же не уберешься отсюда, так и будет, – с вызовом ответила я, посмотрев на него через плечо.

Он пристально глядел на меня, ни делая попыток подойти ближе, но что-то во всем его облике меня смущало. Этот странный тревожный взгляд, напряженная поза, горькая улыбка на лице…что это все значит?

… 'Надеюсь, вам было интересно, в моей компании?

… 'Даже больше, чем ты думаешь'

– Не верю, – прошептали мои губы, а с лица отхлынула кровь, – нет….только не это.

– Что? – спросил Никольский, делая маленький шаг ко мне.

– Стой! – я вытянула в его сторону руку, в предупреждающем жесте, – уходи…мне нужно побыть одной, или ты считаешь, что твой вчерашний поступок заслуживает благодарности и громких оваций? Ты изнасиловал меня, а теперь пытаешься доказать какой ты заботливый! Тогда тебе стоит определиться…

– Ты не поймешь этого, – раздраженно ответил он, – но я прошу, не делай этого.

– Не лезь ко мне со своими советами! Ага? Да и еще, раз уж пришел, будь добр верни мне мои вещи и убери своих псов от моего подъезда!

Лицо Никольского потемнело от ярости, и он метнулся ко мне, я шарахнулась от него и поняла, что теряю равновесие. Перед глазами все поплыло, небо с землей поменялись местами, опора подо мной исчезла.

В голове закрутился разноцветный вихрь, он затягивал меня в себя, словно я была легче песчинки. Он поволок меня за собой, стремительно пронося по радужным виткам воронки. Казалось, не будет конца этой ярко-ядовитой карусели, от которой ощущаешь себя безвольной тряпичной куклой.

А куклу не жалко никому, не жалко сломанных рук и ног, вывернутого позвоночника и растерзанной шеи. Она всего лишь кукла.

Вихрь, наигравшись, остановился, замер и пролился вниз разноцветным конфетти. Яркие кружочки медленно, словно в блаженной эйфории покрывали сломанную куклу ярким глазуревым ковром.

А кукла уже ничего не чувствовала, сейчас она могла позволить сделать с собой что угодно, даже разорвать ее на маленькие бесформенные клочки.

Но она никому не нужная лежала в нарядном сарафане, и невидящим взглядом смотрела в серое ничто.

'Лучше б вихрь довершил начатое… – вдруг подумала кукла, а по матерчатым щекам покатились грязные слезы.

'Разве куклы умеют плакать? – спросил кто-то у нее.

'Наверное, нет' – ответила кукла, и ей захотелось забиться в истерике. Ей дали чувства и эмоции, после того как сломали и выбросили, жестоко…

И она кричала, ругалась и билась головой об радужную землю. Она выла и смеялась, глядя на серое ничто над ее головой.

Неизменным оставалось ее положение. Она, скованная разноцветным серпантином не могла встать и уйти. Изо дня в день, из минуты в минуту, кукла все больше ненавидела себя за беспомощность.

С подаренными чувствами и эмоциями она до сих пор оставалась поломанной тряпичной куклой.

– Дайте мне умереть, – взмолилась кукла, открывая глаза, но вместо привычного давно опостылевшего серого ничто, увидели тусклую лампу на беленом потолке, – где я?!

Она повернула голову в сторону и увидела обшарпанные желтые стены и железную дверь в стене.

Кукла ничего не понимала, она завыла от отчаянья, попыталась подняться, однако руки и ноги оказались привязанными. Звериный рык вырвался из ее груди, но она захлебнулась громкими звуками и жалобно заскулила. По ее лицу градом покатились слезы, злые слезы.

Она все еще помнила вихрь, поломавший ее и разноцветный серпантин, и голос, говоривший с ней, но она не знала о себе ничего. Что может быть хуже, чем пустая оболочка без памяти, без разума, без цели…

Но вот где-то вдалеке хлопнула дверь, послышались чьи-то голоса, перед глазами замелькали незнакомые лица, а ей было все равно. Ее мир рушился, казалось бы, там и так остались одни руины, только кто-то решил, что и этого для нее слишком много. Желтые стены осыпались мелкой пылью, яркая лампа над головой заискрилась и погасла. Внутри куклы зацвел редкий своим безобразием цветок под названием пустота.

Тусклый свет настойчиво пробивался под тяжелые веки, хотелось открыть глаза, но это простое действие почему-то не получалось.

– Что со мной? – 'почему мой голос такой хриплый и надломленный?

Тело затекло и также отказывалось отзываться на посылаемые нервными рецепторами мозга сигналы.

– Что за черт! – возмутилась я, а в голове застучали сотни колоколов. Во рту появился привкус крови, отчего сильно замутило.

Еще одна отчаянная попытка открыть глаза, наконец, удалась. Вид, который предстал перед моим взором, угнетал. Комнатка размером три на два метра, железная дверь со смотровым окошком, лампочка над головой.

– Где я? – растерянно пробормотала я, пытаясь, сосредоточится на зрении, и отогнать поднимающуюся тошноту.

Звук отпираемой двери, заставил забыть обо всем. Когда, наконец, невидимый визитер справился с замком, дверь шумно распахнулась и в проеме показалась женщина. Полная, с седыми волосами и серым потухшим взглядом. На ней был надет больничный халат, на голове повязан платок.

– Где я? – снова я задала интересующий меня вопрос.

Женщина удивленно посмотрела на меня и облегченно вздохнула.

– Вернулась, – прошептала она, и направилась ко мне.

– Кто вы?

– Деточка, – по-матерински обратилась она, – сейчас ты находишься на территории психиатрической больницы, а меня зовут Лидия Степановна, я твоя медсестра.

– Ну, ни хрена ж себе! – в голове замелькали яркие образы, но я тряхнула головой, отгоняя лишние мысли, – и давно я здесь?

– Неделю ты лежала в обычной клинике с сотрясением мозга, но так и не пришла в себя, а потом тебе стало хуже, – она выделила последнее слово, – и ты оказалась у нас. Прошло уже три недели, как ты сюда поступила.

– Здорово, – усмехнулась я, – а можно меня отвязать?

– Можно, только обещай вести себя хорошо, – было что-то в ее голосе, что заставило меня вздрогнуть.

– Хорошо.

Она отвязала сначала ноги, потом руки.

Я попыталась подняться.

– Давай помогу, – отозвалась Лидия Степановна.

– Спасибо, – она взяла меня за руки и медленно подняла.

Голова закружилась, перед глазами поплыли черные круги, пришлось опереться на стену.

– Черт, как же плохо… – простонала я, – а что с моим голосом?

– Понимаешь деточка, пока ты была не в себе, ты много и часто кричала, билась головой о постель, поэтому все время лежала привязанной.

– Никогда не думала, что со мной может случиться подобное!

– Знаешь, тебе еще повезло.

– Это еще почему?

– С таким диагнозом мало кто возвращался. Но тут думаю дело в изначальном психическом состоянии человека.

– Это как?

– Вот ты, например, всегда была человеком, живущим полной жизнью. Так?

– Да, к чему вы клоните?

– Ты же никогда не хотела покончить жизнь самоубийством?

– Нет, конечно, что я совсем что ли!

– Вот видишь! Но в твоем случае получилось по-другому, ты получила сильное сотрясение головного мозга, перед этим получив мощное психологическое потрясение, и как результат шизофрения с полной потерей памяти. Знаешь, как ты себя называла?

– Как? – потрясенно выговорила я.

– Тряпичная кукла.

– С ума сойти.

– Так и было, но ты можно сказать уникальный случай. Не мы вылечили тебя, ты сама пришла в себя без постороннего вмешательства.

– А это? – я показала на исколотую руку.

– Успокоительное. Ладно, заболталась я с тобой, пойду, принесу тебе чего-нибудь поесть, за одно доктора позову.

– Подождите! Кто-нибудь знает, что я здесь?

– Да. Твой муж, такой интеллигентный мужчина, каждый день приходит узнать как твое состояние, – благодушно сказала она и вышла из комнаты.

– Муж…

– Мууж, – я попробовала это слово на вкус.

Муж значит! Интеллигентный мужчина! Очень интересно!

И больше никто не знает. А как же мама? Что сказали ей? Неужели никто не искал меня?

Я обхватила голову руками и застонала.

– Меня не выпустят отсюда, пока он не даст команду, а потом? – 'вот в такой ситуации начинаешь осознавать – в какой полной заднице находишься'.

Надо же, я в психушке! Можно сказать, всю жизнь мечтала здесь побывать. А где белые мягкие стены? Где накачанные санитары?

Я истерично рассмеялась и уставилась на железную дверь.

– Никакой романтики!

В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги и в замочную скважину вставили ключ, а я поспешила закрыть рот. Мало ли что подумают про человека разговаривающего самого с собой.

Дверь распахнулась, и помещение вошел врач. Сухонький старичок с бегающим взглядом из-под нахмуренных седых бровей.

– Здравствуйте Александра, как себя чувствуете? – ласковым тоном проскрипел он.

– Ничего нормально, только голова побаливает и тошнит, – он оглядел меня цепким взглядом, – вы меня отпустите?

– Конечно-конечно, как только сообщим вашему мужу, и он заберет вас, – 'не муж он мне!

– Скажите, а кроме него никто не знает что я здесь? Мама, например? – в ответ он покачал головой.

– Сейчас придет Лидия Степановна и покормит тебя, а я пока свяжусь с вашим супругом, обрадую. Ваш случай очень редкий, к тому же память вернулась. Так?

– Да. В полном объеме, – торопливо ответила я, – а позвонить мне можно?

– Нет, исключено, – отрезал он и вышел, закрыв за собой дверь.

– Никольский, увижу, покалечу! – тихо прошептала я, и прикрыла глаза.

А врач-то даже не представился, знает, что вся эта история с душком, и лучше в ней не светиться. Пусть, мне не жалко, он только отрабатывает свои деньги, которые он дрожащей рукой принял от Никольского, за молчание. Возможно, я даже не числюсь в картотеке, и вообще такой больной не существует. Отступать слишком рано, еще осталось, за что бороться.

Это женщина…медсестра, похоже, с ней можно договориться, но тогда придется рассказать ей всю правду…боже как же мерзко!

Скучать мне долго не дали, ко мне пришла Лидия Степановна. В руках у нее была чашка с супом и ложка.

– Вот принесла тебе поесть, – сказала она, протягивая мне чашку.

– Спасибо, – поблагодарила я. Зачерпнув первую ложку, я почувствовала резкий раздражающий запах от варева.

Угнездившаяся было тошнота, резко подскочила к горлу. Я скатилась с постели, расплескивая на ходу содержимое миски. Меня вырвало и сразу стало легче.

Когда я оглянулась на медсестру, она подозрительно посматривала на меня.

– Не знаю что со мной такое, от одного запаха плохо стало, – виновато улыбнулась я.

– Ничего, такое бывает.

– Лидия Степановна, я хотела у вас кое-что спросить, – осторожно начала я, – вы же присматриваете за мной с самого начала?

– Да, как только тебя привезли, сразу назначили меня за тобой присматривать.

– А вы обратили внимание на мою спину, и общее количество синяков на теле?

– Конечно, обратила! Такое сложно не заметить! – всплеснула руками она.

– Тот человек, который представился моим мужем, он мне никто! – я пристально посмотрела на женщину, та вопросительно приподняла бровь, – за день до того как попасть в больницу, он изнасиловал меня, а потом мы с ним поругались. После этого собственно я и попала к вам. Теперь вам понятно, что за стресс послужил толчком для моего состояния?

Она молчала, на ее лице явно отражалась мысленная борьба.

– Допустим это так, но я собственными глазами видела твой паспорт, в котором стоит штамп из загса! – я нервно хихикнула.