Текст книги "Неудачница (СИ)"
Автор книги: Агрипина Тумбочкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Я польщена, – сквозь смех и слезы ответила я, – а если серьезно?
– Ничего такого, – он пожал плечами, – она сейчас на стажировке в другом городе, скоро приедет.
– Ммм…
– А почему ты спрашиваешь?
– Да так…хочу убедиться, что только у меня все через одно место, – грустно улыбаясь, объяснила я.
– А-аааа. И как?
– Убедилась.
– Я скоро уеду, – почему-то сказал Миша, всматриваясь куда-то в даль.
– Жалко, без тебя будет скучно, – я приподнялась и села на корточки.
Мы еще долго сидели молча, пока я не начала особо звонко стучать зубами, а нос и щеки не заледенели под пронизывающим ветром. Вот так вчера жарило лето, а сегодня уже осень запускает холодные лапки за шиворот. Раньше я не замечала, а, сейчас приглядевшись к природе, увидела пока еще редкие золотые подпалины на траве и в кронах деревьев.
* * *
Последняя неделя августа пролетела, прошелестела ветром, пролилась первыми холодными дождями и закончилась первым, наверное, самым «счастливым» для школьников днем. И если у детей начиналась утомительная канитель с учебой, в моей жизни наступило подозрительное затишье. Ни один из моих мучителей не появлялся, не обрывал мой мобильный, не мучил меня глупыми вопросами. Это было подозрительно, но я расслабилась. Я целыми днями слонялась по деревне, читала или рисовала, пыталась помогать бабушке по дому, но она с особым упорством гнала меня из кухни, отбирала швабру, все время, ругаясь, что как-то без меня управлялась, а сейчас тем более справится. На нее не действовали никакие уговоры, даже угрозы, в итоге я махнула на упертую старушку рукой.
Сегодня день явно решил отыграть спокойствие прошедшей недели, все началось утром третьего сентября. Меня разбудил разрывающийся мобильный. Я облизала пересохшие после сна губы, мимолетно ощутив вкус дежа вю, но не успела заострить на этом внимания.
– Да, – мой голос был сонный, чуточку охрипший ото сна.
– Али, ты еще не скисла в деревне? – вопрошал требовательный, но полный не пролитого смеха голос.
– Ксю, ты блин с утра пораньше чего трезвонишь, не давая честным девушкам спать? – возмутилась я.
– Какое утро, на часах без четверти три. Хватит дрыхнуть, собирайся и приезжай ко мне! Ты там совсем мозгами раскисла, вспомни какой сегодня день! – мне даже показалось, что она сейчас прыгает на месте от распирающего ее нетерпения.
– Какой-какой, – недовольно пробурчала я, – третье сентября пятница…черт! Третье сентября!!! – я подскочила с кровати, запуталась в одеяле и грохнулась на пол. Распуталась, подобрала отлетевший телефон и как сумасшедшая завопила:
– Ксюха, солнце мое! Черт возьми! С днем рожденья! – на том конце связи раздался довольный смех.
– Спасибо, ты давай, шевели ягодицами, я тебя жду! – я закивала, но потом вспомнила, что она меня не видит.
– Уже еду!
Одеваясь, я вдруг неожиданно для себя поняла, что моя одежда стала на размер меньше. Если с верхом все обстояло вполне сносно, то джинсы никак не хотели застегиваться на пуговицу. Я подошла к зеркалу, встав боком.
– Что ж…теперь видно мою беременность.
Плюнув на не сходящиеся джинсы, пошла умываться. Когда я вернулась в дом, бабуля деловито сновала по кухне, и беспрестанно бормотала себе под нос, заметив же меня, деловито поинтересовалась:
– Ты никак в город? К Ксюшеньке на день рожденье собралась? – я покаянно вздохнула и кивнула головой.
– Да, и если не потороплюсь, то ваша внучка снимет с меня скальп, – мрачно пошутила я, ныряя в комнату.
– Передай от меня гостинчики и поздравления, – услышала я ее голос из недр кухни.
– Хорошо, обязательно, – я натянула теплую ветровку, подцепила сумку, сунула в карман телефон и вышла принимать на грудь гостинцы, то есть загружать их в машину.
Естественно первым делом приехав в город, я нагрянула в торговый центр, где купила подарок виновнице торжества, а в качестве бонуса приобрела себе шикарное платье да пят красивого терракотового цвета, с возможностью постепенно раздвигать ширину под грудью. Бросив на заднее сиденье свои покупки, погнала машину в сторону дома. Как назло на дорогах властвовали заторы. Я ругалась, сигналила нерасторопным водителям и вообще вела себя неадекватно, успокаивая себя лишь тем, что мне нужно срочно, быстро и прямо сейчас оказаться у порога квартиры моей подруги.
И вот спустя двадцать пять минут, столько же минут ругани, я стояла перед дверью, ожидая пока мне откроют. Чувствовала я себя сильно виноватой, переминалась с ноги на ногу, короче мне было жутко стыдно. Ведь я забыла про день рожденье самого близкого мне человека.
Дверь, наконец, распахнулась, явив мне радостно улыбающуюся Ксюху. Увидев меня, она взвизгнула и повисла у меня не шее, едва не задушив.
– С днем рожденья! – прохрипела я, а она, услышав мой придушенный голос, ослабила объятья, переместила руки с шеи на талию, заглянув мне в глаза, – я тоже рада тебя видеть.
– Пойдем, – Ксюха увлекла меня за собой.
Разговор мы продолжили уже за закрытой дверью, в первозданной тишине. Я удивленно выдохнула, прислушиваясь, но ничего не слышала.
– А где все? – спросила я, снимая туфли.
– Так ты рано, – смущенно улыбнулась подруга, но что я лишь хмыкнула.
– Ой! – спохватилась я, – совсем забыла! – я протянула Ксюхе маленький блестящий пакетик, – это тебе.
У Ксюхи загорелись глаза, щеки запылали румянцем, а губы сами собой растянулись в улыбке. Она зашуршала пакетом, выудив из него красную коробочку, вопросительно уставилась на меня.
– Чего? Контора платит! Открывай, давай, – подбодрила я подругу.
– Это то о чем я думаю? – недоверчиво спросила она, приоткрывая крышку.
– Н-нуууу, я не знаю как сейчас, а раньше да!
Подарком являлись часы с циферблатом на четыре часовых пояса, те самые о которых мечтала моя подруга с самого окончания школы. Я бы, наверное, никогда не воплотила ее мечту в реальность, если бы не карточка Никольского, которой я без зазрения совести пользовалась.
Ксюха открыв подарок, не знала что сказать, лишь заворожено смотрела на сверкающие камушки на прямоугольном циферблате, не решаясь дотронуться.
– Дай-ка, – я решительно забрала футляр и вытащила часы, – руку, – требовательно попросила я.
Она протянула мне левую руку, а я застегнула на запястье браслет часов. Глаза у Ксюхи сияли, чуть ли не ярче камней, ну а что касаемо меня…я была довольна, что смогла сделать ее чуточку счастливее.
– Они идеальны, – она все еще не могла отойти от сильных впечатлений.
– Бабуля тоже велела поздравить тебя, – я обняла подругу и поцеловала в обе пылающие щеки, – она тебе тут гостинцев передала, так что пойдем, разберем, может, что-то на стол поставим.
– Али, я решила перенести праздник в очень уютную кафешку, так что ничего не нужно. Давай пакеты, пойдем на кухню, – я передела пакеты ей, и покорно проследовала за Ксюхой.
– А чего не дома? – кисло спросила я, выкладывая на стол баночки с салатами.
– Надоело дома, к тому же родители приедут только завтра, раньше не смогли. А это что? – она сунула свою любопытную мордочку в пакет с новым платьем.
– Видишь? – я показала на не застегнутую пуговицу джинс, – мы растем… ну или одежда уменьшается.
– Так чего не одела новое? Как раз есть повод обновить, – она сунула пакет мне в руки и деликатно развернула к выходу из кухни, – иди, переоденься, а я пока здесь разберусь.
– Ксю-уууу, а можно я сначала в душ, – подруга рассмеялась, осторожно обнимая за талию, ее ладони легли на живот.
– Я вижу, ты по истине оценила прелести сельской жизни.
– Хохмишь? Жить-то там здорово, но вот удобства на улице, это да-ааа.
– Дверь там, полотенца на полке, фен в твоем полном распоряжении, и еще у тебя на все про все один час, – я покивала головой и юркнула в ванную.
Через примерно час, я вышла из ванной чистая, с высушенной головой, очень довольная собой и жизнью в целом. Ксюху я застала за истинно женским занятием – макияжем.
Вот насколько мы с Ксюхой были близки, как подруги, настолько же мы отличались друг от друга. Я – темноволосая и смуглая, она – белокожая и русоволосая. Такие разные…во всем. Оксанка баловень судьбы, начиная со школьной скамьи и до сих пор. Да и я на судьбу никогда не жаловалась, и все же подарков никогда не получала.
– Давай, тоже присоединяйся, – сказала она, не отрывая взгляда от зеркальца пудреницы.
– Думаешь, стоит? – я с сомнением покосилась на внушающий трепет набор разномастной косметики.
– Уверена. Ты только посмотри на себя! Раньше ты летом ходила черноокой смуглянкой, а теперь что? Бледная, худая, под глазами синяки, и как только на тебя Никольский позарился?
– И Виктор, – поддакнула я, примеряясь к туши для ресниц.
– Да тот тем более! – Ксюхина тирада набирала обороты, – Али, ты вообще как-то будешь решать эту проблему?
– Н-нуууу, не знаю, не хотелось бы, – туманно ответила я, подкрашивая ресницы.
– Ждешь, пока оно само за тебя решит?
– Ага, а если быть уж совсем точной, просто выжидаю. Им всем нужно время, мужчины они взрослые, разберутся уж как-нибудь сами. Мне же между ними лезть, – меня передернуло от такой перспективы, – в конце концов, я не самоубийца!
– Так, – Ксюха окинула меня внимательным взглядом, – румян на щечки, блеск на губки и давай надевай свое шикарное платье. Нам пора выдвигаться.
* * *
Кафе действительно оказалось достойным, да и компания подобралась что надо, сплошь бывшие сокурсники и наши общие друзья. Скучать было некогда, а градус хорошего настроения повышался пропорционально количеству выпитого. Ксюха счастливо улыбалась, смеялась над шутками ребят, в общем, делала все, что положено имениннице в день своего рождения.
Я тоже старалась поддерживать шумную компанию, но очень скоро устала. После блаженной деревенской тишины, смех и музыка быстро утомили меня. Я решила поехать домой. Пробравшись к подруге, я наклонилась к ней:
– Ксю, я жутко устала, можно я поеду уже? – она обиженно надула губы, но утвердительно кивнула.
– Хорошо, пойдем, я тебя провожу.
Попрощавшись со всеми, мы вышли на улицу. Город встретил нас бодрящим ветром и вечерними сумерками. Ксюха зябко поежилась, запахивая поплотнее тонкий бежевый свитер.
– Ты когда вернешься в город? – я не ожидала такого вопроса, поэтому растеряно хлопала глазами.
– Я еще не думала…честно говоря не собиралась, – свои собственные слова поразили меня. Как это не собиралась? Спряталась, убежала трусиха! – нет, я скоро вернусь! Да, пары недель мне вполне хватит, чтобы решить и решиться.
– Молодец, – Ксюха обняла меня, прошептав в самое ухо, – я в тебе никогда не сомневалась, – она неожиданно хлюпнула носом.
– Эй, ты чего? Не смей плакать, я тут, понимаешь ли, держусь, а она реветь вздумала! Я ведь как кошка, у меня девять жизней, все будет хорошо, – я успокаивающе погладила ее по голове и отстранилась, – а теперь ты вытрешь глазки, и пойдешь веселиться за двоих. Хорошо?
– Ладно, удачи, – я кивнула и побрела на парковку.
Телефон в сумке неожиданно ожил, и я решила, что звонит Ксюха, но, взглянув на экран, споткнулась на ровном месте.
– Андрей? – удивление, пополам с дурацкой надеждой на что-то.
– Али, ты еще не спишь? – голос Никольского звучал устало, отчего во рту моментально пересохло.
– Нет, – неуверенно протянула я.
– Чем занимаешься? – "все у меня ступор".
– Я вообще-то домой еду, – в трубке послышался его тихий вздох.
– Приезжай ко мне, обещаю быть самой кротостью, – такая надежда зазвучала в его голосе, что я решила продолжить удивительный вечер у камина в гостиной. Но для начала…
– Андрей, ты не умеешь так. Чего ты хочешь?
– Я соскучился, хочу побыть рядом с тобой и нашим малышом, – сердце екнуло и после застучало так, что вот-вот выпрыгнет, направляясь туда, где так тоскливо звучал голос мужчины.
– Хорошо, я приеду, но с условием, – я замолчала, давая ему время осмыслить.
– Любые условия, – голос Андрея выдавал напряжение.
– Я не останусь ночевать.
– Приезжай, я тебя жду, – я угукнула и отключилась.
Пока я шла до машины, меня обуревали самые разные чувства: нетерпение, глупая радость, предвкушение. Но были и другие неприятные: тревога, страх, будто должно произойти что-то плохое. Сев в машину, я засомневалась, занервничала, на глаза навернулись слезы.
Ну что я, в самом деле? Но так сложно довериться, тому, кто так долго держал в нервном напряжении, недоверии, холодности. Черт возьми! Он просто не мог так измениться, такие люди как Никольский не меняются. Железный характер невозможно ни согнуть, ни поменять. Можно привыкнуть к чему-то, смириться, в конце концов, и все равно остаться таким же жестким человеком.
Пока я ехала до Лиственного, где находился дом Никольского, меня терзали сомнения. В итоге до места я добралась только через час. Когда я подъехала к воротам дома, на улице окончательно стемнело. Некоторое время, постояв под закрытыми воротами, я не выдержала и вышла из машины. Подойдя к калитке, я нажала на звонок.
– Кто? – отозвался охранник.
– Александра Анатольевна Никольская, – с вызовом ответила я, – сколько мне уже можно торчать у порога?!
– Извините Александра Анатольевна, мы вас уже и не ждали, – голос охранника звучал взволнованно, меня этот факт насторожил. Ворота медленно разъехались, открывая мне ярко освещенный внутренний двор. На подъездной дорожке стояла чья-то машина. Я поняла что-то не так.
Ко мне вышел начальник охраны.
– Добрый вечер Александра Анатольевна, – Игорь явно нервничал.
– Добрый… – от внезапной вспышки догадки, я окаменела, – она…Вика здесь? Да?
– Я не хотел ее впускать, но она пригрозила пожаловаться Андрею Станиславовичу, – начал оправдываться мужчина, но я его остановила.
– Погоди, она давно приехала? – меня начало трясти.
– Уже полчаса… – я его уже не слушала, торопливо шагая к крыльцу.
Входная дверь легко подалась, впуская меня в обволакивающее тепло дома. Из гостиной доносились голоса, женский то и дело срывался на крик, мужской же наоборот был спокоен. Безусловно, разговаривали Никольский и Вика. Меня замутило от охватившего напряжения, я подошла к открытым дверям гостиной, но входить не стала. Вику я увидела сразу, она стояла спиной ко мне. Миниатюрная, с растрепанными локонами белокурых волос, в коротеньком серебристом платьице, босая. Ангел во плоти, в крови которого как паразиты царили злоба и зависть.
– …Андрей, как ты можешь говорить обо мне подобные вещи! Я же люблю тебя! – у меня непроизвольно руки сжались в кулаки.
– Вика, мне казалось, мы уже все обсудили, – в голосе Никольского прорезались нотки недовольства и раздражения.
– Но я ношу твоего ребенка! Никольский ты просто монстр! – девушка заломила руки и зарыдала.
Не знаю как Андрею, но мне хотелось рассмеяться, настолько жалко выглядела ломаемая Викой комедия. Но, похоже, самой девушке так не казалось, она продолжала жалобно всхлипывать.
– Вика, прошу, уходи. Я жду Сашу, – Вика неожиданно для меня обернулась, а, увидев замершую меня, вовсе не растерялась. Напротив, она злорадно усмехнулась, сверкнув на меня глазами.
– А ты вспомни, кто тебе согревал постель, когда твоя буйнопомешаная жена лежала в дурке?! Кто исполнял твои желания?! Не она, я! – меня прошило током, этого я не знала, да и не могла знать, не было у меня такого словоохотливого осведомителя. Никольский как назло молчал. Я решила, что уже нет смысла скрывать свое присутствие. Сделав один неуверенный шаг, остановилась, секундная борьба с собственным телом, но чья-то ладонь накрыла мои губы, вторая обвила за талию. Легкий запах знакомого парфюма окутал меня. Мое тело с легкостью оттащили от дверей в сумрак кухни. Руки тут же разжались, отпуская меня. Я застыла, до сих пор переживая услышанное, легкий шорох напомнил, что я не одна.
– Вик, не стоило тебе влезать в это болото, – мужчина за спиной глубоко вздохнул.
– Моя сестренка, все же решила довести начатое до конца, – усмехнулся мужчина, – и, похоже, ей это удалось, – от услышанного меня подбросило от злости, я обернулась. Вик стоял рядом, сложив руки на груди.
– И ты тоже… – тихо прошептала я, – вы оба достали меня! Один сломал, другой добил! Хороши же вы мужчины, всем поступитесь, костьми ляжете, но добьетесь своего! Все с меня хватит! – я развернулась на каблуках и выбежала их кухни, входная дверь оглушительно хлопнула за моей спиной. Вылетев на крыльцо, я хотела притормозить, но зацепилась за подол длинного платья, кубарем скатилась по лестнице, больно ударившись виском и животом. По лицу поползла теплая струйка крови, низ живота скрутило так, что я чуть не заорала от боли. Лишь злость и обида, мигом подняли меня с земли. Во дворе никого не было, ворота оказались заперты. Тяжело дыша, я похромала к забору, отперла дверь.
Из Лиственного я гнала как сумасшедшая, благо по дороге в город машин двигалось мало. Кровь на виске начала подсыхать, неприятно стягивая кожу, но больше всего меня беспокоило болезненное ощущение посилившееся внутри меня. Оно острыми осколками зацапало меня изнутри, а потом произошло самое худшее. Между ногами стало горячо и мокро, запахло кровью. Дорога поплыла перед глазами, белая разделительная полоса размазалась. Я, что было сил, вцепилась в ускользающий из слабых пальцев руль. Меня спас неожиданно выбежавший из-за остановки инспектор ГИБДД. Я резко нажала на тормоза, машина послушно сползла на обочину, шурша колесами по гравию.
У меня едва хватило сил, чтобы приоткрыть дверь. Дышать стало тяжело, я откинулась на спинку сиденья. Инспектор медленно приближался к машине, на ходу помахивая полосатым жезлом. А мне было так плохо, и страшно, потому как пришло осознание потери. Потери еще не осознанного, не понятого мной существа, которое я сама погубила, лишив его возможности появиться на свет, озарить его первым вдохом, криком рождения. Руки сами собой легли на живот, меня снова скрутило от боли, я закусила губу, погасив рвущийся крик.
Стук в лобовое стекло на секунду выдернул меня из омута боли, я распахнула глаза и сделала единственное возможное.
– Помогите! – крик пополам с болью и отчаяньем вырвался в густой ночной воздух. Сознание поплыло, окуная меня в вязкую черноту обморока. Временами я все же приходила в себя отрывками в полубреду. Слышала вой серены, мелькали незнакомые лица, голубые халаты санитаров, углу шприца, что вошла в вену на сгибе руки. Рваные как лоскутья, такие же размытые вспышки сознания и боль, которая не давала уйти совсем. А потом все закончилось, боль ушла, уступив место тянущей пустоте. Бессвязное метание сменилось наркотическим сном и полным отупением.
* * *
Когда я проснулась, разбитая, но все же живая, мне захотелось попросить медсестру снова ввести то лекарство, ведь его действие не дает мыслям возникать в голове, создавая полный вакуум. Естественно никто этого не сделает. Я пошевелилась на жесткой больничной кровати, провела дрожащей рукой по спутанным волосам, стерла соленые дорожки слез и горько вздохнула.
"… у вас выкидыш, – грубым голосом отозвался врач, – сложный случай, скорее всего, детей у вас больше не будет…"
Всхлип вырвался из горла, меня затрясло от рыданий. Уткнувшись в подушку, я постаралась заглушить рыдания, но сил не осталось, зато было горе, которое хотелось выплакать, выстрадать, а потом умереть самой. Взгляд упал на стоящий рядом стул, на котором грязной тряпкой лежало платье.
Порву и сожгу, – подумала я, потянулась к стулу, спихнула на пол платье и сняла сумку, висящую на спинке. Долго искала телефон, потом трясущимися пальцами набирала Ксюхин номер. Она долго не отвечала, а когда сняла трубку, сонно ответила:
– Да.
– Оксан, – я замолчала, подруга знала, что так я называю ее только в очень паршивых ситуациях.
– Что случилось?
– Мне нужна твоя помощь, очень нужна. Я попала в скверную ситуацию, просто хуже не придумаешь. Короче сейчас я в больнице, – тишина в трубке дала понять, что выразилась я более чем ясно.
– Как ты?
– Паршиво, лежу пластом, руки трясутся и внутри так пусто, хоть волком вой.
– Что тебе нужно привезти? – про себя я поблагодарила подругу, за то, что не стала задавать лишних вопросов.
– Одежда, ну и твое дружеское плечо.
– Хорошо, в какой ты больнице?
– Больница скорой помощи, до женской не довезли бы, – мрачно усмехнулась я.
– Ты это брось, я скоро буду!
– Хорошо.
Когда я закончила разговор, в палату зашла медсестра, строгим взглядом окинула мою кипучую деятельность.
– Как себя чувствуете? Что-нибудь болит? – я приподнялась с постели, спуская непослушные ноги вниз.
– Я могу уйти? – вопросом на вопрос ответила я. Медсестра пожала плечами, показывая свое отношение ко мне и пациентам в целом.
– Если сможешь, – холодно по-деловому сказала она, – я врача позову, он скажет что вам нужно делать.
Я попыталась встать, получалось плохо, ноги не слушались, организм оказался слишком ослаблен. Почему-то кружилась голова. Я упрекнула себя за забывчивость, приложилась же о ступени головой. На виске нашлась аккуратная наклейка пластыря. Теперь захотелось вдвойне быстрее убраться отсюда, мне было жутко до чертиков оставаться в больнице пропахшей болью и отчаяньем. Но чтобы уйти нужно, как минимум встать на ноги. Борьба с собственным телом продолжалась два часа. Так меня и застала Ксюха, в казенном больничном халате, скрючившуюся у стены.
– Али! Ну-ка быстро в постель! – с ходу прикрикнула Ксюха.
– Быстро не могу, и вообще, если только ползком, – тихо огрызнулась я, подпирая стену. Хотя кто кого подпирал – это еще вопрос.
– Давай помогу, – она скинула мою спортивную сумку с вещами на пол и помогла вернуться в постель. Я долго лежала с закрытыми глазами, собираясь с силами.
– Оксан, я хочу уехать из города, – не открывая глаз, сказала я.
– Далеко?
– Я тут подумала, тетка меня давно звала к себе, в столицу, еще когда я закончила учиться. Но тогда я абсолютно не хотела покидать город. Сейчас же самое время, – я замолчала, тяжело дыша.
– Может, ты все-таки расскажешь, что произошло, после того как ты уехала от меня? – Ксюха требовательно уставилась на меня, я тяжко вздохнула.
– Мне позвонил Андрей, сказал, что хочет встретиться…
– И ты поехала, – утвердительно заявила подруга, я кивнула и продолжила.
– Там меня ждала «приятная» неожиданность в лице Вики, и, конечно же, эта гадина наговорила кучу гадостей, будучи уверенной, что я все слышу. Но дело даже не в том! Андрей не возразил ей ни на что! А потом появился…вот черт! Как джинн из бутылки – Вик. Я набросилась на него с обвинениями, теперь понимаю зря, – я вздохнула, переводя сбивающееся дыхание, – убежала от него, ну и на крыльце зацепилась за подол платья, собрала все выступы, а результат…
– Погоди, так Никольский здесь ни при чем? – я мрачно кивнула и снова заревела.
– Он даже не знал, что я приехала. Андрей меня убьет, если узнает о ребенке… – всхлипывая, ответил я.
– Да ты что сдурела? Он тебе жизнь испортил! Даже не смей думать в таком ключе! Я тут твои вещи от бабули забрала, так что считай, тебя уже в городе нет, давай бедолага, одевайся, – она натянуто улыбнулась, но меня не обмануть, подруга переживала не меньше меня.
Я потянулась к рядом стоящей сумке, вытаскивая первую попавшуюся вещь, но как некстати это оказалось то самое платье глубокого синего цвета, которое Виктор мне принес взамен порванного.
– Давай скорей, а то я слышала от медсестер, что скоро обход, а в таком состоянии тебя вряд ли выпустят ближайшие дней эдак, – Ксюха прищурилась, оценивая помятую меня, – пять.
– Вот уже! – ворчала я, стаскивая больничный халат и натягивая платье, – вот сейчас оденусь, причешусь, надену темные очки и буду совсем как человек.
– Ага, а так немочь бледная! – я знаю это она специально так, хохмит, подкалывает, чтобы отвлечь меня от мыслей…разных.
Когда я оделась, Ксюха подхватила сумку, взяла меня под руку, помогая делать первые, наверное, самые сложные шаги. И сложны они, оказались не от ужасного самочувствия, а от осознания и подтверждения своего бессилия. Игра проиграна, победителей не судят, но все же я скажу! Победа не стоила тех усилий, что затратила Вика. Судят обычно проигравших, а еще наказывают, по всей строгости… Я наказана, урок усвоен, закреплен слезами, горем и пустотой.
Дневник неудачницы.
Три пути ведут к знанию: путь размышления – это путь самый благородный,
путь подражания – это путь самый легкий
и путь опыта – это путь самый горький.
Конфуций.
10 сентября – 18 ноября.
Должна сказать, что столица со своим мощным потоком отнюдь не положительной энергетики ввела меня в еще большее уныние, забрав последние силы. Вот уже, который день я не могла подняться с постели, а чувство разбитости не покидало ни на секунду. Казалось, жизнь ушла из этого тела навсегда…
После того как Ксюха отвезла меня к тетке, мой телефон не замолкал, выводя меня из себя. Звонили все Никольский, Виктор, но я не отвечала, пустым взглядом смотря на дисплей телефона. С Андреем просто боялась разговаривать, Вика же просто не хотела слышать. Мне опротивели их игры, настала пора начинать свою жизнь, я это прекрасно понимала. Но вот проблема – для меня она уже остановилась. Назад повернуть нельзя, а вперед не хочется.
Тетя Надя, когда увидела меня в таком состоянии, даже не нашлась что сказать, тяжело повздыхала, приняв как ценный груз с рук на руки. Потом долго отпаивала меня валерьянкой и чаем с ромашкой. Расспрашивала про маму, племянников, чем я хочу заняться здесь. На последнее я пожимала плечами, поскольку кроме художественного образования никакое другое не имела. Пока же разговаривать про какую-либо работу не имело смысла.
Здесь я медленно, но уверенно уходила в себя, на вопросы отвечала односложно, шторы в отведенной мне комнате не открывались ни днем, а ночью тем более. Тетка пыталась вывести меня из состояния анабиоза, приводила домой своих подруг – женщин интересных и более чем достойных внимания, но их разговоры не доходили до сознания, их смех мерещился мне злой насмешкой. Я просто вставала из-за стола, извинялась и уходила к себе.
Скорлупа, которую я создала вокруг себя, твердела с каждым днем, и человеку находящемуся рядом со мной приходилось тяжело. Тетя Надя все чаще обиженно поджимала губы, получая очередной отказ выйти на улицу, или сходить с ней в маркет за продуктами. Я честно не хотела так поступать с радушной хозяйкой, но не могла по-другому, боясь неосторожным поступком изменить течение времени. Я не думала о том, что оставила позади себя, спасаясь от тех мыслей пустотой в голове. Иногда я брала книги из обширной библиотеки тети, но в них не было спасения.
Все чаще приходящая с работы тетка, заставала меня то за уборкой квартиры, то за готовкой, то я перебирала вещи из гардероба, устраняя мелкие дефекты вроде оторванной пуговицы. Такая монотонная работа по дому забирала много времени, и приводила в равновесие чувства, которые все чаще стали посещать мое сердце. После такого набега на трехкомнатную квартиру с тряпкой на перевес, не хотелось абсолютно ничего, а тем более думать.
Тетя Надя первое время казалась довольной таким положением дел, но когда поняла, что уборка более всего напоминает одержимость, в очередной раз попыталась вразумить меня. Впрочем не надеясь хоть на какой-то эффект от своей пылко-бестолковой речи.
Итак, я тихо дурела, покрываясь внутри и снаружи черной плесенью собственных мыслей.
19 ноября.
Сегодня я проснулась с каким-то особенным свежим настроением, мне даже захотелось распахнуть окно, чтобы вдохнуть прохладный осенний воздух, но мне достаточно было сунуть нос за темное полотно шторы, и сразу передумать. Озорной луч солнца будто ждал моего заспанного бледного лица, берег его, лишь для яркой вспышки ослепившей на мгновение. Скажу честно попытка спровоцировать меня, провалилась, открывать шторы и дышать скучным столичным воздухом мне расхотелось. И все же ему удалось поселиться где-то в глубине моего сознанья.
Сон получилось прогнать ледяной водой и чашкой крепкого сваренного в турке кофе. Тети Нади дома уже не было, она в отличие от меня имела постоянную работу ведущего библиотекаря. Что ж ничего, вот только…
Я оглядела идеально чистую кухню, блестящие доски паркетного пола.
Нет, если я еще раз начну уборку, боюсь терпению тети, придет конец, и она наконец-то выгонит меня на улицу. Чем неоднократно грозила мне последние три недели моего существования.
В коридоре послышался звон ключей, щелчок открываемой двери, а за ним цокот тонких каблучков. На кухню впорхнула младшая сестра моей матери, еще молодая, в сущности, женщина тетя Надя. Выглядела она, как выразилась однажды одна из ее многочисленных подруг, просто божественно. Невысокая, еще сохранившая стройность женщина, с открытым лицом, на котором сияли холодной зеленью глаза, и улыбчивыми губами. Увидев меня в обнимку с чашкой кофе, она медленно опустилась на стул напротив меня, внимательно вгляделась в мое лицо и сказала:
– Вот что, душа моя, – проникновенно начала она, – я два месяца наблюдала за тем, как ты покрываешься мохом и пылью, за тем, как выгорает твое сердце. Да-да, может не возражать, не думай обо мне, как о дремучей женщине. Я еще вполне нечего! И сразу поняла, сюда ты приехала зализывать раны.
Поскольку выздоравливать и излечиваться ты совсем не желаешь, я говорю тебе: "Убирайся из моего дома!" – я округлила от удивления глаза, а она продолжила, – у меня не осталось ни сил, ни желания вправлять оглохшей и ослепшей племяннице мозги! Меня угнетает твой вид! – она сделала неопределенный жест рукой в мою стороны, видимо так выразив свое отношение ко мне. Пренебрежительно надо сказать.
– Хорошо, – тихо ответила я, и не было в моем голосе ни обиды, ни злости, лишь спокойствие, даже некоторая доля равнодушия. Поднявшись со стула, я хотела уже идти собирать свои вещи, но меня остановили.
– Подожди, я еще не все сказала, – я обернулась, на лице отразилась тень удивления, но не удержалась, погаснув в безликом равнодушии, – сядь!
Я послушно вернулась на оставленный ранее стул, и изобразила внимание, на что тетка раздраженно фыркнула.
– Так вот, то, что я тебе сказала это первый вариант развития событий, теперь о более интересном, – она выдержала эффектную паузу, – я предлагаю тебе пойти работать. И сразу предупреждая поток твоего возмущения и отказов, скажу вот что.
Неужели ты так и будешь всю оставшуюся жизнь винить себя в случившемся?! Если да, не буду задерживать, можешь идти собирать вещи, но я тебе предлагаю реальный шанс изменить свою жизнь и измениться самой, – эти ее слова зацепили меня за живое.
– Хорошо, – так же спокойно, как и в прошлый раз произнесла я, – будем считать, что я заинтересовалась.
– Превосходно! Теперь о работе. Моя институтская подруга Ванесса Ильинична владеет вполне преуспевающие дизайнерской конторой, так вот им не хватает свежей крови, людей способных как-то иначе взглянуть на избитые темы! Я порекомендовала тебя, и Ванесса заинтересовалась, – я скептически приподняла бровь, – и нечего мне гримасничать, одевайся мы едем к ней!
